Текст книги "Черные ножи 5 (СИ)"

Автор книги: Игорь Шенгальц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Третий корпус, – увидев мои погоны, козырнул охранник. – Прямо, потом налево, не ошибетесь!

Я благосклонно кивнул, и он дернул шлагбаум вверх, давая проезд.

С эсэсовцами предпочитали не связываться, они обладали мрачной репутацией. Но сейчас это лишь играло мне на руку.

Мой стиль – стремительная вылазка без предварительной разведки и столь же скорое отступление, пока противник не очухался и не подогнал дополнительные ресурсы. Натиск и наглость! Только так я мог достичь успеха в сложившихся обстоятельствах. Но столь же легко мог и погореть на любой мелочи – это я тоже прекрасно осознавал.

Нужный корпус нашелся быстро, я остановил машину чуть сбоку, где она не особо бросалась в глаза. Оставалось решить, что делать с девушкой – оставить ли ее одну или под присмотром Григория, который мог мне понадобиться в самой клинике.

Ее обморок мог продлиться пару минут или несколько часов – не угадать. Эх! Ладно! Будь что будет!

– Девушку положи на бок и прикрой шинелью, – скомандовал я, – авось, не очнется. А мы с тобой идем искать ее бабушку!

– Прямо Красная Шапочка, – хмыкнул Гриша, кивнув на бордовый берет Марты.

– Угу, лишь бы бабку не сожрали волки…

Мне было не до шуток. Миссия, порученная мне Зотовым, шла крахом. Все было не так, как я предполагал, и чем дальше, тем хуже – все буквально катилось под откос.

Но я мог сделать лишь то, что я мог сделать.

– На выход, Гриша, и не открывай рот!

Мы выбрались из автомобиля и пошли к входу в корпус. Я – впереди, важно и чуть презрительно поглядывая по сторонам, Гриша – на пару шагов позади, с автоматом в руках.

Впечатление мы производили гнетущее. От нас шарахались в стороны буквально все – кто из страха, другие – из уважения. Некоторые чуть не плевали вслед, но я делал вид, что ничего не замечаю. Все же к 44-му году отношение к эсэсовцам изменилось в худшую сторону. Слухи с фронта о том, что творили батальоны СС, доходили даже до самых упертых. Зверства нельзя было оправдать, их можно было лишь попытаться скрыть, но и это уже не удавалось. С другой стороны, почти никто не пытался роптать. А те, кто все же пробовал – тут же исчезали, как по мановению волшебной палочки. Гестапо работало хорошо, отслеживая инакомыслящих.

Какая-то медсестра увязалась за нами, что-то пытаясь спросить, но я ее игнорировал, а Гришка – тот вообще немой.

Таким составом мы подошли к регистратуре.

Я встал впереди очереди, отодвинув в сторону лысоватого мужичка. Впрочем, он не протестовал.

– Пациентка Марта Мюллер, – сообщил я, – поступила с жалобами на сердце. Номер палаты! Живо!

Женщина неопределенных лет, сидящая за конторкой, стремительно побледнела и часто-часто закивала головой.

– Момент, господин офицер, сейчас я все найду… палата номер двести пять, второй этаж направо!

Благодарить я не стал, тут же направившись дальше. Теперь медсестра бежала впереди, показывая дорогу. Гришка с любопытством поглядывал по сторонам. Его все вокруг удивляло, но поделиться своими впечатлениями он не мог.

Коридор, лестница, еще коридор, поворот и вот, наконец, нужный блок.

Медсестра услужливо распахнула дверь, и мы вошли внутрь.

Палата – некогда на четверых, сейчас была забита под завязку. Я насчитал больше десяти коек и раскладушек, на которых лежали женщины.

– Госпожа Мюллер! – громко позвал я. – Вы где?

И в этом была моя ошибка. Я слишком привык к страху и повиновению немецких граждан, за очень редкими исключениями.

Седенькая старушка с той самой знаменитой прической-одуванчик встала с дальней кровати, стоявшей у самого окна, сделала насколько шагов в мою сторону, а потом выхватила откуда-то из-за спины револьвер и, наставив ствол мне в грудь, яростно крикнула:

– Гори в аду, тварь!

И нажала на спусковой крючок.

Глава 3

В этот момент перед моими глазами не пронеслась вся прежняя жизнь – это романтическая чушь, которую распространяют те, кто никогда сам не стоял под стволом. Мыслей не было вовсе – одни рефлексы. Я ушел с линии огня влево, потом сместился вправо, готовый нырнуть вниз, если нужно.

Не понадобилось.

Барабан револьвера щелкнул вхолостую. Повезло.

Но боевая бабулька не собиралась сдаваться так просто. Я буквально кожей чувствовал, что сейчас она нажмет на спусковой крючок во второй раз, потом в третий… и будет стрелять, пока мое мертвое окровавленное тело не упадет-таки ей под ноги.

Я не дал ей шанса осуществить задуманное. Мгновение – и я уже был рядом, чуть выкрутив ей кисть руки, осторожно вынув из цепких пальцев оружие и сунув себе в карман. А потом приблизил голову к ее голове и еле слышно прошептал по-русски:

– Не стреляйте, свои!

В этот раз я уже не боялся ошибиться и тут же понял, что нашел, наконец, мою связную. Фрау Мюллер обмякла и чуть не упала, я едва успел ее поддержать.

В то же время женщины вокруг, сообразив, что происходит что-то страшное, громко завизжали. Сейчас здесь окажутся охрана и врачи, но это меня не пугало.

– Молчать! – бешено заорал я на всю палату. – Работает Тайная государственная полиция! Кто будет шуметь, отправится вместе с ней! – И тут же повернулся к медсестре, что столбом замерла у дверей: – Быстро собрать вещи госпожи Мюллер, она немедленно выписывается! Выполнять!

Медсестра метнулась прочь, а я пока посадил фрау Мюллер на кровать, давая ей немного прийти в себя. Старушка, надо признать, очухалась весьма быстро – старая гвардия! И когда через несколько минут медсестра вернулась с вещами, уже полностью оклемалась и оделась быстро, как жена военного, привыкшая все делать четко и по расписанию.

В палату ворвалась грозная женщина в халате – судя по всему, доктор, а за ней следом два плечистых санитара.

– Позвольте узнать, что здесь происходит? Я – лечащий врач, доктор Рихтер, и мне хотелось бы знать, на каком основании…

– Читать умеете? Читайте! – я сунул ей под нос то самое предписание, что подобрал с земли после расстрела гестаповцев. Честно сказать, я сам не успел его прочесть, но примерно догадывался, о чем в нем говорилось.

Гришка же поступил еще проще – повел стволом автомата в сторону санитаров, и те словно мгновенно уменьшились в размерах, съежились и явно пожалели, что находятся в данный момент в палате. Остальные пациентки тихо лежали в своих кроватях, боясь повернуть головы в нашу сторону. Меня это полностью устраивало.

– Все возможные полномочия? Полное содействие любых государственных органов? – быстро пробежала глазами фрау Рихтер мою бумагу. – Но позвольте, эта женщина несколько дней назад перенесла инфаркт! Ей противопоказано перемещаться! Она должна соблюдать постельный режим, иначе ее сердце может не выдержать!

– Это дело государственной важности, – отрезал я, – посторонитесь и дайте пройти! Или вы не видели, как только что она пыталась нас застрелить? С дороги!

На самом деле доктор Рихтер была чертовски отважной женщиной, говорить в подобном тоне с эсэсовцами не каждый бы решился. Она искренне отстаивала жизнь своей пациентки, и я ее даже зауважал, но времени было в обрез – в любой момент здесь могли появиться настоящие эсэсовцы.

И все же она сдалась. Препятствовать расследованию могло выйти себе дороже.

Внезапно я поймал ее взгляд. Она будто прозрела: увидела наши грязные одежды – кое-где имелись даже дырки от пуль, небритые лица, худые тела. Я чувствовал, еще мгновение и она заорет во весь голос, призывая прочую охрану корпуса, и тогда нам не поздоровится. А точнее, не поздоровится им – потому что я буду пробиваться с боем. Да и Гришка не станет жалеть немцев.

Единственное, что ее смущало – предписание. Оно было оформлено по всем правилам – присутствовали необходимые подписи, печати. Такую бумагу подделать очень сложно, практически невозможно, и доктор Рихтер это понимала. Но наши лица… они мало соответствовали.

Неизвестно, чем бы все кончилось, но внезапно в игру вступила фрау Мюллер.

Вытянув вперед руки, сложенные в замок, она громко произнесла:

– Я признаю, что злоумышляла против безопасности Великого Рейха и лично Адольфа Гитлера, и готова понести наказание по всей строгости закона!

Против таких слов нечего было возразить. Доктор Рихтер лишь захлопала густыми ресницами, невероятно идущими к ее вполне симпатичному лицу, и промолчала.

Гриша уже прикатил медицинскую каталку, и мы живенько усадили в нее нашу старушку.

– Благодарю за сотрудничество! – торжественно произнес я, и мы покинули врачебную палату, оставив всех в глубоком замешательстве.

Я шел, точнее, практически, бежал первым по коридору, стремясь поскорее убраться прочь из корпуса. Григорий, пыхтя, старался не отставать. Марта Мюллер, теперь точно настоящая, сидела в каталке молча, лишь время от времени сверкая глазами. Живости характера ей было не занимать, жаль, что ее внучка не пошла в нее в этом плане.

Наконец, мы выбрались из корпуса и покатили к припаркованной машине. Еще издали я увидел, что там слоняется один из охранников, пытаясь заглянуть в окна.

Я подошел к нему со спины и рявкнул:

– Брысь, сволочь!

Оглянувшись, он чуть не обделался, и тут же припустил прочь.

Марта одобрительно захлопала в ладоши и негромко засмеялась. Смотрите-ка, сделала из меня клоуна – развлек ее, получается. Вот же, старая!

Ее внучка все еще пребывала в состоянии беспамятства, и это к лучшему. Иначе пришлось бы ее утихомиривать способом, не совсем подходящим для женщин. А так – пусть себе спит, целее будет.

Бабку мы разместили рядом с внучкой, туда же, на заднее сидение, втиснулся Гриша, и мы, наконец, тронулись с места. В этот же момент густо повалил мокрый снег, как по заказу.

Мы выехали за территорию Шарите, я наугад проехал один квартал, потом другой. Снег все шел, быстро наметая сугробы. Ехать становилось все труднее, и я остановился у обочины, решив переждать пару минут и собраться с мыслями.

– Я так понимаю, господа, что вы понятия не имеете, куда ехать дальше? – на чистейшем русском языке, но с каким-то неуловимым прононсом, спросила Марта.

– Догадались, кто мы? – я не стал играть в игры.

– Разумеется. Стоило лишь взглянуть на ваши лица – эти незабываемые славянские черты, горящие огнем глаза и наглость, с которой вы действовали, не оставили у меня сомнений.

– У меня для вас посылка, – я вытащил из кармана микропленку. – Понимаете, от кого это?

– Вероятно, от моего старого друга генерала Маркова? Только он один и остался из всех прежних… И я должна была бы передать ее по назначению… вот только, сами видите, я вышла из игры.

Ситуация была – хуже некуда. Вроде все и вышло, по-моему, Марту мы спасли, прихватив заодно и ее внучку, но что дальше?

– Извозчик, трогай! – с непередаваемым апломбом махнула рукой старуха. Впрочем, в этот момент старухой она не выглядела. Я никак не мог подобрать слово… потом понял – дама, вот кем она являлась – дамой из высшего света, природной аристократкой.

– Ну, бабка! Ну, дает! – Гришка тоже восхитился по-своему, как умел.

Марта посмотрела на него, чуть прищурившись, и вроде не кричала, и не ругалась, но взгляд был таким, что парень весь как-то съежился и умолк.

– Молодой человек, меня зовут Матильда Юрьевна, запомните это! Так ко мне и обращайтесь, если Вы, конечно, не быдло.

Григорий закивал, понимая, что схлестнулся с личностью, превосходящей его на голову.

Я тем временем плавно двинул машину вперед. Матильда Юрьевна, или как там ее звали на самом деле, руководила процессом.

– Тут налево. Не спешите, пропустите людей. Теперь направо, а потом прямо. Пока едем, расскажите-ка мне вкратце, как вы меня нашли, и почему моя внучка лежит здесь в бессознательном состоянии?

Скрывать было нечего, и я буквально в паре предложений описал ситуацию. Приехали по адресу, наблюдали арест, подошли, отбили, положили шестерых… судя по всему, гестаповцев. Разговорили внучку, узнали о больнице, явились туда и забрали боевую старушку с собой. Вот и весь сказ.

– И плана отхода у вас, как я понимаю, не имеется?

– Откуда? Мы только сегодня попали в город.

– А до этого где были? – я спиной чувствовал ее требовательный взгляд и врать не стал.

– КЦ Заксенхаузен, заключенные мы… устроили восстание, убили охрану, бежали. Что с Марковым сейчас – не знаю, но поручение его я выполнить обязан. Сняли форму с мертвых эсэсовцев, языком я владею, вот и решил рискнуть. Хотел отдать пленку, а потом прорываться к своим.

Матильда глубоко вдохнула. Я подумал было, что ей стало плохо, но она тут же заговорила ласковым голосом, в котором звучали явственные нотки иронии:

– Храбрецы, настоящие богатыри земли русской! Слегка глуповаты, но в сказках это даже приветствуется. Без подготовки, без какого-либо плана, вот так нахрапом явиться в Берлин, где на каждой дороге блокпосты и патрули. Да… не оскудела еще земля наша героями, Иванами дураками! Ну-ка, тут налево, и во двор!

Она указала на полуразрушенный дом без передней стены, голыми коробками квартир выходящий на улицу. Снег плотным слоем завалил остатки вещей, впрочем, я особо не вглядывался, мне хватило того, что понятно, что там нет живых – все уцелевшие давно сменили место жительства.

Арка въезда во двор уцелела, а вот ворот не было, что меня лишь порадовало.

– Заезжайте сразу под дальний навес, – командовала Матильда Юрьевна, и я беспрекословно выполнил приказание. – Этот район сильно разбомбили, все, кто выжил – переселились в другие дома или бежали из города.

– А что, многие бегут? – поинтересовался я.

– Думаю, примерно половина. Опасно. Бомбят почти каждую ночь, а иногда и днем. А в последнее время – еще чаще.

– Но вы не уехали?

– У меня здесь дела были, – пожала плечами старушка, – а вот внучку хотела отправить, но она уперлась, ни в какую, мол, не брошу родной город. Не силой же ее гнать?..

Марта-младшая все не приходила в себя, слишком сильное потрясение, и могла оставаться в таком состоянии еще несколько часов.

С улицы наше пристанище не было видно, но, если город начнут прочесывать, машину найдут, а следом и нас.

– Первый этаж в доме уцелел, – сказала Матильда, – бери-ка, добрый молодец, мою внучку на руки и неси ее внутрь, пока не околела.

Гришка придержал дверь, я вытащил Марту и пошел следом за старухой. Она бодрым шагом указывала путь.

– Я давно это место приметила, как и еще с десяток по городу в разных районах… так, на всякий случай. Вот, видишь, пригодилось.

– Как на вас вышло гестапо?

– Где-то, видно, ошиблась, или взяли кого-то, кто на меня мог указать… а может, просто соседи донесли. Я же не знаю, по какому поводу они явились, а ты, дорогой товарищ, у них не уточнил…

– Не до того было, знаете ли…

Первая же квартира подошла для наших целей. Окна ее выходили во двор, и бомба не причинила особых повреждений, тем не менее, ее покинули, бросив в беспорядке вещи.

Внутри пахло плесенью и затхлостью. Жилье без хозяина быстро мертвеет.

Дверцы шкафа единственной комнатушки были распахнуты, словно кто-то в спешке собирал вещи, а на столе крохотной кухоньки осталась кружка – ее так и не помыли после утреннего кофе.

На полу валялся альбом с фотографиями. Видно, хотели прихватить с собой, а потом в суматохе позабыли…

Узкая кроватка была застелена тонким покрывалом.

– Кладите ее на кровать, – быстро осмотревшись, велела Матильда.

Я аккуратно опустил девушку на ложе. Она была легкая и податливая, как кукла.

– А теперь ступайте, поищите-ка в сарайке разных тряпок, да закидайте машину сверху, – продолжала командовать Матильда, – она нам больше не понадобится, слишком приметная.

Мы с Гришей вышли во двор, обшарили ветхий, каким-то чудом уцелевший сарай, и отыскали там тент, оставшийся от прежних жильцов. Им прикрыли машину, а сверху накидали строительный мусор и всяческий хлам, попавшийся под руку. Снег уже успел завалить следы от шин, и двор выглядел девственно чистым.

– Что дальше, командир? – спросил мой боец, вытерев пот со лба.

Хотел бы я честно ответить, что понятия не имею, но… никогда не показывай перед подчиненными страх и неуверенность. Иначе будет только хуже. Солдат должен видеть, что его командир четко знает, что делает.

– Не дрейфь, Гришаня! – залихватски ухмыльнулся я. – Будем бить фрицев, что же еще? Вот где найдем, там и будем бить!

Я видел, что он тут же успокоился – это мне и надо было. Несмотря на то, что Гриша увязался за мной по собственной инициативе, я, как старший по званию, нес за него ответственность, хотел того или нет.

Мы вернулись в комнатушку, где Матильда Юрьевна уже начала наводить порядок женской рукой. На газовой горелке кипятилась вода в чайнике, а на столе стояла вазочка с сухарями.

– Так-с, молодые люди, – она осмотрела нас с ног до головы, – а теперь нужно заняться вами. Пробегитесь по квартирам, да найдите подходящие по фигуре вещи – наверняка что-то должно остаться от прежних жильцов. В этом вам появляться на улице больше нельзя. Вся полиция и тайные службы Берлина наверняка уже осведомлены о розыске высокого офицера СС и солдата при нем, так что проверять будут всех и каждого, невзирая на чины и пропуска.

Я был с ней согласен, скинул с себя шинель и приказал Гришке прошерстить квартиры в поисках неброских вещей. Тот умчался выполнять задание, а я сел на стул, налил кипятка из чайника и задумался. Нужно было выработать план дальнейших действий. Нужно прорываться к своим… но ведь задание Зотова не выполнено. Да, Марту Мюллер – она же Матильда Юрьевна – я нашел, но пленка до сих пор в моем кармане, и отдавать ее старушке смысла нет.

– Вы правильно размышляете, юноша. Вижу по вашему лицу, – Матильда присела на стул напротив меня. – Я могу умереть в любой момент, так что рассчитывать на мое деятельное участие не стоит. И все же… полагаю, что сумею оказаться кое в чем полезной…

Я хлебал кипяток и слушал, давно сообразив, что старушка очень непростая. Нет, понятно было и так, что агент в центре Берлина – это человек опытный и надежный, но Матильда обладала главным качеством – абсолютным самоконтролем. Вот только здоровье ее подвело.

Но договорить она не успела.

В этот момент глаза девушки, до этого мирно лежащей на кровати, широко распахнулись. Она резко села, спустив ноги на пол, и замерла в изумлении. Еще бы – только что она находилась в машине с двумя страшными русскими, что едят детей… мгновение – и она уже в постели, а рядом все тот же людоед, сидит, причмокивает губами, да глазами жадно зыркает.

– А-а-а! – крик только начал зарождаться в ее груди, но тут вмешалась старушка.

Она встала со стула, вперила указательный перст в сторону внучки и раскатисто, как генерал на плацу, пророкотала на немецком:

– Halt die Klappe, Marta!

*( нем. грубое) Заткнись, Марта!

И Марта замолкла, а кто бы не замолк. Даже я подавился кипятком, а Гришка в коридоре, судя по всему, споткнулся и чуть не покатился по ступеням.

Девушка испуганно открывала и закрывала рот и смогла пролепетать лишь:

– Oma*?

*( нем.) Бабуля?

– А кто же еще, малышка! Ну-ка, успокойся, – контраст грубого окрика с заботливым и нежным голосом любящего человека, которым теперь заговорила с внучкой Матильда, был разительным. Но это подействовало. Я видел, что Марта, готовая сорваться в истерику, мгновенно успокоилась и уже осматривалась по сторонам с любопытством.

– Бабушка, меня похитили! – они говорили по-немецки, и я не вмешивался, прихлебывая кипяток.

– Тебя спасли, дорогая! – торжественным тоном возразила Матильда Юрьевна. – Если бы не эти юные господа, сейчас тебя бы пытали в подвалах Гестапо… и меня тоже.

– Что такое ты говоришь? Это невозможно! – от возмущения Марта вскочила на ноги, и я насторожился – если она попытается выскользнуть за дверь, я успею ее перехватить. Но этого не понадобилось.

– ТЫ МНЕ НЕ ВЕРИШЬ? – в этот раз старушка не повысила голос, наоборот, говорила едва слышно, но от нее во все стороны потекла такая сильная энергия, что я все же подавился, а Марта рухнула обратно на постель.

В этот момент в комнату ввалился Гришка с охапкой вещей в руках и бросил все прямо на пол.

– Переодевайтесь, господа! – голос старушки вновь стал нормальным. – Вас ждут великие дела!

Глава 4

Время до утра следующего дня мы провели в квартире.

Многие жильцы покинули жилье, оставив собственные вещи в шкафах и сундуках. Неприятно было играть роль мародеров, но выбора не имелось – требовалось сменить гардероб на более подходящий.

Мы с Григорием переоделись в простые, но добротные вещи: грубые башмаки, плотные куртки, рубашки, штаны. На головы нашлись кепки. В таком виде нас сложно будет отличить от обычных берлинцев.

Я был уверен, что нас уже ищут по всему городу. К счастью, поглядывая временами в окно, я не замечал особой активности в этом районе, но это ничего не значило. Сегодня прошерстят одну часть города, завтра доберутся до этой. Впрочем, я надеялся, что завтра нас тут уже не будет. Сейчас же было необходимо отдохнуть и набраться сил и нам с Гришей, и боевой бабульке, и даже Марте.

Весь вечер Матильда Юрьевна разговаривала со своей внучкой. Мы с Гришей не мешали им, развалившись на кроватях в соседней квартире. Входя время от времени за очередной порцией кипятка, я слышал негромкий спокойный голос, который пояснял, убеждал, рассказывал… но сильно сомневался, что на девушку подействует одноразовая лекция, пусть и от родной бабушки.

Как я понял, старая фрау Мюллер, или как там ее звали на самом деле, перебравшись в Германию много лет назад, сменила фамилию. После 1917 года она эмигрировала из Советской России уже в солидном возрасте, и ее дочь должна была знать историю семьи, а вот внучка… ее тогда еще не было на свете, а когда она родилась, то стала урожденной Мартой Мюллер, гражданкой Германии, а после и Великого Рейха, и знать не знала о своем происхождении, о том, что она русская по крови… Почему ей об этом не рассказали – другой вопрос, но он меня совершенно не касался – это личное дело Матильды и ее дочери, которой уже не было на этом свете.

Потом Матильда заглянула к нам, и я отправил Гришку подышать воздухом. Предстоял разговор.

– Как ваша внучка, оклемалась?

– Марта разумная девочка, но ее сознание… слишком одурманено пропагандой.

– А вы не пытались этому противостоять?

Матильда вздохнула и внезапно достала из кармана платья папиросу, ловко прикурила и, вздохнув, сказала:

– Моя дочь не хотела, чтобы в Марте осталось хоть капля русского духа, и я не могла ее переубедить. Виолетта… ей сильно не повезло в семнадцатом, она стала жертвой насилия… мы тогда бежали, прихватив лишь самое необходимое, но воспоминания остались.

– Но ведь вы…

– Потом, много лет спустя, еще до войны, я повстречала кое-кого из своих старых знакомых в Берлине. Вот только в то время они уже работали на советскую разведку.

– И вас завербовали?

Матильда Юрьевна усмехнулась:

– Да кому я сдалась, вербовать меня. Старая женщина, доживающая свой век. Нет, я сама предложила свои услуги. Понимаете ли, я, если можно так сказать, переосмыслила свой подход ко всему. Да, историческая линия была нарушена – монархический строй потерпел крах, на его место пришел молодой, жадный до крови советский человек, но этот человек оказался жадным и до свершений. Ему захотелось дотянуться рукой до звезд. Сломав все, он начал активно строить новое. А кто я такая, чтобы сопротивляться естественному ходу эволюции? Родину свою я люблю и никогда ее не предам.

Ее история была мне понятна, но теперь меня интересовали конкретные вопросы.

– Вы сможете передать посылку по назначению?

Матильда кивнула:

– Это просто. Я никогда не встречалась с резидентом, я лишь оставляла сообщения или посылки в определенном месте, а потом их забирали…

– И это место?

– Главпочтамт, арендованная ячейка номер сто два на имя господина Краузе. У меня есть ключ.

Сдавалось мне, на почту придется топать лично. Вряд ли Матильда Юрьевна сможет совершить сей променад. Она выглядела плохо: темные круги под глазами, слегка трясущиеся руки, хотя старушка и пыталась это скрыть, общая бледность – я все подмечал, вот только ничем не мог помочь.

– Город будет перекрыт, – вслух размышлял я, – у меня нет документов, кроме как на имя рапортфюрера, но ими пользоваться больше нельзя. Вы тоже не в состоянии выполнить миссию…

– Я нарисую вам схему, дойдете дворами. Нужно лишь положить посылку в ящик. Дальше уже не ваши заботы.

Коготок увяз – всей птичке пропасть. Отказаться, разумеется, я не мог.

– Сделаю. Прямо с утра и пойду.

– Почта работает с девяти часов.

Все нюансы были обговорены, но мы еще долго сидели, потягивая пустой кипяток. Матильда курила уже вторую папироску.

– Как вы думаете, – спросила она, – что будет дальше? Мир погибнет или есть шанс на спасение?

Я не мог ответить однозначно. То, что Германия падет, было очевидно, но вопрос показался мне более объемным, касающимся не только текущего состояния дел, но и будущего, проблем завтрашнего дня.

Я мог бы ответить лишь одно: мы, русские, давили, давим и будем давить гадов. Во все времена, под любыми масками и личинами.

Главное, не вообразить в какой-то момент, что лишь мы обладаем авторским правом на истину. Дебилами земля полна, и дураков с инициативами на всех хватит. Под лозунгами патриотизма они пытаются протолкнуть ересь и чушь, и я часто с этим сталкивался. Разумный подход должен победить, я в это верил.

– У России всегда будет враг, – сказал я, – слишком уж неудобна эта страна для всех. Не Европа и не Азия, сама по себе. Пытается дружить с соседями, но в итоге получает лишь очередной кукиш в кармане. Но пройдет сто лет, и мы, наконец, построим свой путь. Третий путь. И вокруг сплотятся те, кому надоели ложь и лицемерие. Врагов будет много – даже больше, чем сейчас. Вся Европа попытается противопоставить себя России, плюс развалившаяся на несколько частей Америка, которая, впрочем, будет искать лишь собственную выгоду. Мы устоим, и не просто устоим, но победим. Третий путь возможен – это единственно верное решение.

Старушка кивнула.

– Хороший выбор, жаль, не доживу.

– Давайте устраиваться на ночь, Матильда Юрьевна, – я отставил кружку в сторону. – Прошу, проследите за вашей внучкой. Не хочу, чтобы она доставила нам проблемы.

– Я все сделаю, молодой человек, можете спать спокойно…

День выдался тяжелым, так что уснул я практически мгновенно, но предварительно договорился с Гришей о посменных дежурствах – не хватало еще проснуться от ствола эсэсовца, упертого в мой лоб.

Григорий выбрал идеальную позицию для наблюдения в одной из полуразрушенных квартир. Ему было видно всю улицу, в то время как снаружи он был совершенно незаметен.

Матильда и Марта улеглись в той самой первой комнате, поделив на двоих узкую кровать. К сожалению, мы не могли затопить печурку, но Гриша из соседних квартир натащил для женщин целую груду одеял – так что я надеялся, что ночь они переживут и не заболеют.

Нужно было решать, что делать с ними дальше – разумеется, брать их с собой я не собирался, но и оставлять в таком плачевном положении – тоже. Но этот вопрос я отложил на завтра, первым делом нужно все же завершить затянувшееся поручение с микропленкой.

Остаток ночи дежурил я, и ничего опасного не произошло. Пару раз по улице прошел патруль, но в дома они не лезли. Я был уверен, что нас ищут все силы города, но, вероятно, основные поиски сосредоточились в других районах – все же Матильда увела нас достаточно далеко и от Шарите, и от Фридрихштрассе. Рано или поздно доберутся и сюда, но к тому моменту нас уже здесь не будет.

С утра, наказав Грише тщательно следить не только за местностью, но и за обеими женщинами – в первую очередь за молодой Мартой, я вышел из дома.

Ветер дул со страшной силой, но снег за ночь растаял, оставив за собой несколько темных сугробов и грязь. Инструкции от Матильды были получены четкие и понятные, и я надеялся, что не заблужусь.

Пробираться в центр города пешком было не так уж и рискованно, как казалось. Все же тысячи людей шли своими ежедневными маршрутами на работу, и проверить каждого не представлялось возможным.

Я высоко поднял воротник на куртке, сунул руки в карманы, надвинул кепку как можно глубже на голову и, негромко поругиваясь, пошел в нужном направлении, как и прочие горожане. Кто-то пытался ехать на велосипедах, но это было не лучшим решением, колеса проскальзывали на мерзлой земле и булыжниках, и пара человек при мне упали. Казалось, проще всего было добираться до места общественным транспортом, но за все время, что я шел, меня не обогнал ни один трамвай или автобус.

В любом случае, пистолет оттягивал карман, а нож фон Рейсса был пристегнут к поясу, так что, в крайнем случае, я смогу отбиться.

Время было раннее, главпочтамт еще был закрыт, и я не спешил. Подумав, остановился у булочной в короткой очереди и купил себе крепкий кофе и кусок хлеба с меттом, сел за столик и с удовольствием перекусил.

Метт – сырой фарш со специями, приправленный перцем и луком, который намазывают на половинку булочки с маслом – традиционный завтрак немцев. Типа нашего тартара, но тартар в основном говяжий, а метт делается из свинины. Вкусно, но нужно привыкнуть и психологически довериться. Я-то с удовольствием ел такие бутерброды еще в том далеком будущем, но далеко не все понимают это блюдо. Так что остался доволен и вполне насытился. Надо бы на обратном пути прикупить немного еды женщинам и Грише.

Удивительное дело – город страдал от кризиса нехватки продовольствия, еда выдавалась в основном по карточкам, но в этом кафе все было, словно в довоенное время. Все же точки общественного питания еще имелись, несмотря на явный общий кризис с продуктами.

Маршрут, составленный Матильдой, был идеален, он позволял избегать чрезмерно людные дороги и удачно огибал блокпосты. Боевая старушка все продумала заранее, исходив весь Берлин вдоль и поперек. Она нашла и пути отхода практически с любой точки города, и места во всех районах, где можно пересидеть пару ночей.

Я подошел к главпочтамту через пару минут после открытия, чтобы не мерзнуть на улице и не мозолить глаза местным полицейским.

Внутри было тепло, и уже собралась небольшая очередь. Но мне требовались почтовые ящики до востребования, которые располагались слева от входа. Их было штук тридцать, и я быстро отыскал нужный.

Ячейка под номером сто два – верхний ряд, вторая слева. Ключ подошел. Внутри было пусто.

Кинул пленку внутрь, запер ячейку, вышел на улицу.

Поручение выполнено!

Я глубоко выдохнул и вновь вдохнул, вбирая в легкие свежий воздух. Дальше – не моя забота, кто-то придет и заберет микропленку, передаст ее дальше и дальше, и в итоге она доберется до Москвы. Я очень на это надеялся.

Теперь обратно к своим, а дальше будет видно. Может, Матильда подскажет, как лучше выбраться из Берлина. Учитывая ее активность, я был уверен, что у нее найдется пара идей и на такой случай.