Текст книги "Черные ножи 5 (СИ)"

Автор книги: Игорь Шенгальц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 23

Кому-то мой план показался бы совершенно невыполнимым. Зачем журавль в небе, когда синица в руках? Казалось бы вот он – Гитлер. Убей его и уходи, прорывайся к своим через линию фронта. Но я всегда хотел большего. К тому же на столе я увидел еще кое-что, привлекшее мой взор.

Клаус взглянул на меня с сомнением, словно прикидывая, не тронулся ли я разумом от волнения. Но я был настроен решительно.

– Помните ту винтовую лестницу, граф? Вы еще сказали, что она ведет в гараж. Вот вам первый пункт плана. Мы уводим фюрера через ход, спускаем его в гараж и сажаем в машину, предварительно надев мешок на голову.

– А дальше? – несмотря на остроту ситуации, Штауффенберг был настроен иронически. – Будете прорываться сквозь двойную решетку и пулеметы?

– Зачем? – улыбнулся я, широким жестом показывая на стол. – Они сами нас выпустят, да еще рукой помашут на прощание.

Полковник явно не понимал моей задумки. Тогда я сузил круг его зрения, ткнув пальцем в бланки именных приказов Гитлера, да в соответствующие печати, в полном комплекте присутствующие на столе.

– Вы хотите сказать… – начал догадываться Клаус.

– Что фюрер сам подпишет наш пропуск. Ну-ка, будите его, хватит спать!

Штауффенберг подошел к Адольфу, который все еще пребывал в бессознательном состоянии, и слегка толкнул его в плечо. Ноль реакции.

– Господин полковник, ну что же вы так церемонитесь, в самом деле? Только что готовы были глотку ему перерезать, а тут оплеуху дать не можете?

Граф неопределенно пожал плечами. Субординация была у него в крови и ничего с этим поделать он не мог.

Тогда я решил взять дело в свои руки, подошел поближе и с размаху залепил Гитлеру оглушительную пощечину. Звук вышел настолько звонким, что аж в ушах зазвенело.

Фюрер открыл глаза, непонимающим мутным взглядом обводя кабинет.

– Что?.. Кто?..

– Граф, вы забыли заткнуть ему рот! Впрочем, теперь уже не надо. Поговорим, господин Гитлер?

Адольф явно не привык к подобному тону. Он яростно дернулся на стуле, но веревки держали крепко. Для наглядности я приставил пистолет к его виску.

– Попытаетесь кричать – пристрелю как собаку!

Он проникся и притих, но пока еще не боялся. Страх я бы почуял. Страх струится через поры кожи, отравляя все вокруг липкими эманациями. Страх туманит сознание, заставляя совершать невозможное и наоборот, не позволяя делать то, что должен. Сейчас же я видел скорее полнейшее непонимание, осложненное легкой контузией после моего удара.

– Говорите! – потребовал Адольф.

До него все еще не дошло. Что же, я объясню.

– Сейчас вам развяжут руки, вы возьмете со стола вот этот бланк и напишете приказ, который я продиктую, затем подпишете его и поставите все необходимые печати. Это первое.

– Будет и второе?

– Несомненно, – я холодно улыбнулся. Его, наконец, слегка проняло. Улыбка у меня была недобрая. – Будет второе и третье. Возможно, и четвертое. И если все выполните правильно, останетесь живы. И дама ваша уцелеет.

Убивать Еву я в любом случае не собирался, но козырь в рукаве никогда не будет лишним.

Штауффенберг лихо разрезал веревку, стягивающую запястья фюрера, и тот потер ладони, разминая. Я придвинул ему бланки и ручку.

«Три мушкетера» Дюма я читал в детстве много раз, поэтому знал, что следует говорить:

– Итак, пишите: «ПРИКАЗ».

Гитлер хмуро подчинился и начертал первое слово. Почерк у него был ровный и аккуратный.

Я продолжил диктовать:

– «Всем военнослужащим, вне зависимости от ранга, а так же всем гражданским чинам и частным лицам приказываю оказывать всяческое содействие предъявителю сего документа лейтенанту Фишеру в его секретной миссии, – начал я диктовать, дожидаясь, чтобы Адольф успевал записать сказанное. – Запрещено расспрашивать его о деталях миссии или пытаться каким-либо образом помешать ему. Во благо Великого Рейха и по моему личному приказу. Фюрер Германии, Адольф Гитлер».

Дата, подпись, а после – несколько печатей, включая личную сургучную печать Гитлера.

Готово!

Я взял документ в руки, сдул с него невидимые пылинки, бережно сложил и убрал в карман. Эту бумагу сложно было бы игнорировать даже генералам, не говоря уж о низших чинах. Теперь у меня появился реальный шанс выбраться из замка.

– А почему обо мне в бумаге ни слова? – поинтересовался Клаус.

– У вас будет иная задача, – туманно ответил я.

Я видел, что полковник не слишком доволен происходящим. Он хотел убить фюрера здесь и сейчас. И не понимал, зачем плодить лишние сущности. Но мне казалось, что я поступаю абсолютно верно, и пока был шанс реализовать план, я буду пытаться это сделать. В случае же, если я увижу, что ничего не получается – застрелить Гитлера – секундное дело, и никакие высшие силы, в которые он так верит, его не спасут. Пуля действует куда быстрее и надежнее любых потусторонних вершителей судеб.

И все же нужно следить за Клаусом в оба глаза, чтобы не попытался наделать глупостей. Еще вздумает напасть на меня – этого нельзя допустить. Поэтому я отвел его в сторону и негромко объяснил:

– Я дам вам шанс стать истинным героем – спасителем Германии!

– И что мне предстоит сделать? – заинтересовался граф.

– Вы все же подорвете эту чертову бомбу, но именно в тот момент, когда это будет нужно. Вы сделаете это прямо на совещании, где соберутся все ваши недруги. Нельзя дать им шанс выжить и в дальнейшем ставить палки в колеса новому режиму. Они опасны и без фюрера, так что ваша миссия невероятно важна!

Между тем Адольф уже несколько освоился в новой роли, я видел, как живо забегал его взгляд по сторонам в попытках найти выход из сложившейся ситуации. Нельзя дать ему времени на раздумья, нужно давить, давить, давить!

Я подошел к нему и склонился сверху, нависая всей массой тела. Фюрер переключил свое внимание на меня. Ему было очень неуютно, но он держал себя в руках: не молил о пощаде, не сулил всевозможные блага и богатства. Опасный враг, хладнокровный и умеющий выжидать.

– Теперь второй приказ, – мрачно заговорил я, – нужно связаться по телефону со спецпоездом. Вы же имеете такую возможность?

Гитлер молчал, обдумывая вопрос и последствия своего ответа.

– На станции в туннеле есть аппарат для связи, – подтвердил заинтересовавшийся полковник, – можно протелефонировать туда напрямую прямо отсюда.

Фюрер с неприязнью зыркнул на него, но промолчал.

– Тогда сейчас вы свяжетесь с начальником поезда и передадите ему следующее: поезд должен убыть из туннеля под Гревенвисбахом и отправиться… – я задумался, изучая карту на стене. – Скажите, граф, где лучше всего спрятать поезд до поры до времени так, чтобы ни одна живая душа не смогла его отыскать?

Фон Штауффенберг тоже мельком взглянул на карту и быстро выдал ответ:

– Недалеко от Бреслау в Нижней Силезии есть город Вальдебург. В тамошних горах у нас оборудован секретный туннель, о существовании которого почти никому не известно. К примеру, я услышал о нем совершенно случайно и эта информация вовсе не предназначалась для моих ушей. Так вот, если увести поезд туда и завалить вход в туннель, то не зная точных координат, никто и никогда его не найдет.

– То что надо! – обрадовался я. – Идеальный вариант! А координаты вы сейчас запишете мне на листок бумаги. Слышите, господин Шикльгрубер, свяжитесь-ка поскорее с начальником поезда и передайте ему устный приказ. Он знает ваш голос, да и прямой канал связи не вызовет подозрений, так что без вопросов выполнит поручение. И вот еще что – прикажите уменьшить охрану поезда до разумного минимума.

Фюрер слегка поморщился, услышав старую фамилию своего отца, но спорить не стал – собственную жизнь он ценил куда выше любых сокровищ. Тем более, что он их и не отдавал пока в чужие руки, а лишь перепрятывал из одного места в другое, еще более защищенное.

При помощи Клауса разговор с начальником поезда произошел без заминок. Приказ был отдан, вопросов с той стороны не возникло, координаты секретного туннеля были записаны на лист бумаги, который я спрятал на груди.

Что же, все дела сделаны, пора в дорогу. Нужно торопиться и убраться из замка до начала совещания. А там… если полковник сработает четко, то немного времени он нам выиграет, и это даст мне приличную фору.

– Вяжите его, граф!

Адольф пытался что-то сказать, но не успел. Штауффенберг заткнул ему рот тряпкой и вновь стянул руки веревками, после чего сбегал в спальню и притащил наволочку от подушки, которую надел на голову Гитлера. Нельзя было, чтобы его лицо увидели солдаты, а так… секретный арестант, конвоируемый по личному распоряжению фюрера, – обычное дело.

Ева все так же безмятежно спала и должна была проспать еще несколько часов, поэтому мы протащили Гитлера сквозь дыру, кое-как замаскировала вход, чтобы он не сразу бросался в глаза, и двинулись в обратном направлении.

Клаус все порывался что-то сказать, но я не слушал – не до того!

Вот и лестница, ведущая предположительно в гараж.

Я пошел первым, потом Адольф, которого приходилось тащить за собой, замыкал шествие полковник. К счастью, выход в гараж из тайного хода все же имелся. Раньше здесь располагались конюшни, и часть дальней стены легко отошла в сторону, как и наверху. Прежние владельцы предусмотрели все до мелочей. Наверняка где-то был тайный ход, ведущий и за пределы замковых стен, но найти его без точного знания было нереально. Будем довольствоваться имеющимся.

В просторном гараже стояли с десяток машин, в том числе и та, на которой мы приехали. Людей в помещении не было – слишком ранний час, а необходимости в ночной смене не имелось – все машины были на ходу, полностью проверены и заправлены.

Мы подтащили нашего заложника к автомобилю, а потом я выверенным движением ударил его рукоятью пистолета по голове. Фюрер отключился мгновенно, мы затащили его на заднее сиденье и там аккуратно уложили.

– Если у нас все получится, наши имена войдут в историю, – граф стоял и смотрел, как я устраивался на водительском месте.

– Все получится! – обнадежил его я. – Главное, сделайте свою часть работы.

– Бомба будет взорвана, – поклялся он, – даже если мне суждено погибнуть при взрыве.

– Постарайтесь уцелеть, – попросил я, – вы еще пригодитесь своей стране…

– Прощайте, Фишер!

– Прощайте, граф!..

Все слова были сказаны, Клаус раздвинул створки ворот гаража, и я выехал во двор. Где-то на востоке небо потихоньку начинало багроветь – скоро восход. День обещал быть теплым и безветренным.

Приятная погода для последнего дня жизни. А вероятность моей смерти сегодня была крайне высока.

Никаких сомнений и переживаний. Я переключил рычаг на вторую скорость и неторопливо покатил к посту у внутренней решетки.

К счастью, среди караульных не было ни Миша, ни Хегля. Дежурный офицер был мне незнаком, и бумага, подписанная лично фюрером, его вполне удовлетворила. Личность пленника на заднем сиденье узнать он и не пытался. Я лишь намекнул, что это один из высокопоставленных генералов, уличенный в связях с врагами империи, и этого вполне хватило. Офицер вскинул правую руку, я лениво кивнул в ответ, и ворота распахнулись.

Вторые ворота открылись еще до того, как я к ним подъехал. Вообще, выбраться из замка оказалось куда проще, чем в него попасть. Либо же мне в очередной раз повезло, что не встретился с подозрительным Рохусом Мишем, которого приказ Адольфа мог и не удовлетворить. Ведь он наводил обо мне справки и знал, что я – птица не слишком-то высокого полета, чтобы исполнять столь важные личные поручения фюрера. И даже ужин в узком кругу, на котором я присутствовал, не делал меня исключением из плеяды нижних и средних чинов, находившихся сейчас в замке.

И все же минуты убегали одна за другой, до часа Икс оставалось все меньше времени. Я не исключал и того, что Клаус мог произвести подрыв чуть раньше, когда большинство офицеров уже соберутся в зале для совещаний.

Поэтому вниз по горе я гнал со всей возможной скоростью, понимая, что погоня неминуема. Совсем скоро отсутствие фюрера будет обнаружено и за нами следом вышлют всех, кого только возможно.

Когда я вырулил на проселочную дорогу, позади раздался глухой взрыв – гораздо мощнее, чем я предполагал, вверху над деревьями взметнулось облако дыма, а машину ощутимо тряхнуло.

Кажется, фон Штауффенберг взорвал свою бомбу!

Но обычный портфель не смог бы произвести такой сокрушительный эффект. Неужели он придумал, как подорвать пороховой склад? Если так, то разрушений в замке сейчас куда больше, чем мы планировали.

История вновь пошла иным путем, но Гитлер все еще был жив, как и в моей исторической ветке. Что же, уверен, это ненадолго.

Дорогу к военному аэродрому я помнил очень хорошо – ведь сам вел машину, когда мы ехали в Цигенберг.

Мелькнула мысль – как там Хелена? Как только станет известно, что она была в компании тех, кто совершил сегодня преступление против империи, ей не поздоровится. Один шанс – что Клаус успеет вернуться в Берлин, власть перейдет в иные руки, а Рифеншталь до этого момента еще не запытают до смерти.

Мне было ее жаль, но дело было важнее ее или моей жизней.

Остановить войну – значило спасти миллионы людей. Что по сравнению с этим судьбы актрисы и человека из будущего, которого давно заждались на том свете?

Гитлер глухо застонал позади и зашевелился. Вырубать его повторно я не стал – ведь нужно еще затащить тело в самолет, а именно такова и была моя идея – конфисковать трехмоторник, на котором мы прилетели, а дальше… как сложится.

Приказ фюрера должен был помочь мне в реализации этого плана. Личный приказ фюрера – настоящая индульгенция, позволявшая совершать любые действия.

И все же, подъезжая к блок-посту у аэродрома, меня начало слегка потряхивать от очередной порции адреналина.

Но удача сегодня явно была на моей стороне. Офицер, командовавший охраной на воротах, меня вспомнил.

– Уже улетаете обратно, лейтенант? – спросил он, улыбнувшись, но потом заметил пассажира на заднем сиденье и нахмурился: – А это кто с вами?

– Читайте приказ, – я протянул ему через приспущенное боковое стекло бумагу, правой же рукой в это время сжимал пистолет. Если не выгорит, застрелю офицера и постараюсь развернуться, но сделать это под дулами пулеметов будет сложно. Тогда один выстрел в голову фюрера – этого достаточно, а потом в свой висок – сдаваться живым я не собирался.

По мере того, как офицер знакомился с документом, лицо его вытягивалось от удивления. Он явно прикидывал в мыслях, кого именно я сопровождаю, но додуматься до правды ему не хватило бы ни ума, ни воображения.

– Проезжайте, лейтенант Фишер, я свяжусь с третьим ангаром – борт готов к немедленному вылету. Позвольте поинтересоваться вашим курсом?

– Я сообщу его лично пилотам. Секретная информация! Во имя Рейха!

– Понимаю-понимаю…

Когда я подрулил к ангару, Юнкерс уже выруливал на взлетно-посадочную полосу. Заметив автомобиль, пилоты остановили машину, открыли дверь и спустили железную лестницу.

Я вытащил Адольфа из машины, следя за тем, чтобы наволочка не свалилась с его головы, и подтащил его к лестнице. Один из пилотов выглянул наружу и чуть присвистнул, увидев необычный груз.

– Помогите поднять арестованного наверх! – попросил я.

Вдвоем мы справились, и уже через пять минут борт начал стремительный разгон, а фюрер сидел, накрепко привязанный ремнями к одному из пассажирских кресел.

Все прошло идеально, и когда мы набрали высоту в две тысячи метров, а один из двух пилотов вышел из кабины поинтересоваться нашим маршрутом, я приказал:

– Держите курс на Варшаву – там произведем дозаправку, дальнейшие инструкции получите позже.

Дальность полета Ju 52 – тысяча двести-тысяча триста километров. Этого как раз хватит, чтобы добраться до первой намеченной мной точки. Там дозаправка… и дальше только конечный пункт назначения, который я все еще окончательно не выбрал.

Заставить пилотов следовать в нужное мне место легко – достаточно пригрозить им оружием. Если что – застрелить одного для наглядности. А может, и этого делать не придется. Разве что потом, когда я раскрою свои карты, придется контролировать каждое их действие, но от Варшавы до линии фронта – рукой подать. Так что мне больше стоило волноваться о том, чтобы не быть сбитыми нашими же ПВО.

Подумав, я решил от Варшавы идти на максимально возможной для Юнкерса высоте – а потолок у него больше шести километров. Это давало надежду, что до места мы все же доберемся.

Оставалось лишь удачно приземлиться. Вот тут-то нам и грозила главная опасность.

Выбрать бы подходящее тихое место, но такого просто не существовало в природе. И если уж рисковать, то по максимуму.

И еще… лавры Матиаса Руста не давали мне покоя. Если однажды получилось у него, почему бы и не повторить эту шалость?..

Пока же было свободное время, раздобыл у пилотов блокнот и карандаш, и набросал еще несколько мыслей для власть предержащих с учетом новых обстоятельств. Авось, прочтут когда-нибудь!

Первым делом посоветовал как можно раньше задвинуть Хрущева куда подальше. Желательно вообще лишить доступа к административному и партийному ресурсам. Помимо Кукурузника прошелся и по другим личностям, коих лично винил в том, что вся Система свернула на иную дорожку. Потом накидал список иностранных политиков, с которыми можно иметь дело, и тех, которых лучше устранить, пока они еще не набрали полную силу.

Отдельно упомянул Михаила Сергеевича… ему на данный момент было всего тринадцать лет. Но ведь этот упырь когда-то вырастет? Лучше приглядеть за ним сразу, чтобы не жалеть после.

Если Сталин проживет дольше и ему на смену придет Берия – продолжатель партийного курса, вся история СССР обязательно пойдет иным путем. Послевоенный душевный подъем огромного народа, желание созидать, строить, растить детей, двигать науки, осваивать космос – все это не должно пропасть даром.

Не забыл вложить в блокнот и листок с координатами «золотого поезда», а также коротким описанием груза. Уверен, и до него дойдут руки, когда придет время…

Внезапно сердце прихватило так, что карандаш выпал из моих рук. Дыхание сперло. Я открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на песок, но ни капли кислорода не прорывалось в легкие. Лицо начало краснеть, в глазах потемнело. Неужели это конец?

Только не сейчас! Пожалуйста! Дайте еще несколько часов, а потом делайте со мной, что хотите!..

Отпустило так же неожиданно. Сердце забилось вновь. Сначала в рваном ритме, потом чуть успокоилось и застучало равномерно.

Пот все еще градом тек по моим лбу и лицу, но пульс постепенно пришел в норму.

Хрен вам, а не Димка Буров!

Из кабины выглянул второй пилот.

– Через полчаса Варшава.

Я кивнул.

Дотяну!

Остался последний, финальный рывок. Если получится, умирать не страшно.

Я сделал в этом времени все, что мог. Отдал все силы, все умения, все свое везение, стараясь хотя бы немного помочь тем, кто в этом так нуждался.

И если хоть одну жизнь я спас – все не зря. Если же спасу больше…

Мало кому дается такой шанс. А если и выпадает, почти никто не может его правильно реализовать.

Мне не в чем было себя упрекнуть.

Я сел у иллюминатора и посмотрел на проплывающие мимо кучерявые облака, на мелькавшие внизу кроны вечнозеленых деревьев.

Борт шел на посадку. Но это была еще не моя родная земля.

Как же я соскучился.

Как же я хочу домой…

Глава 24

Чудесным солнечным мартовским утром 1944 года в прямой близости от Московского Кремля случилось происшествие о котором после еще много дней судачила не только столица, но и весь необъятный Советский Союз.

Началось все с того, что внезапно одна за другой забахали зенитки, отрабатывая невидимую цель. Это было удивительно, поскольку уже с месяц немцы не бомбили Москву и округу – им было не до того. Советские войска продвигались вперед по всем направлениям с невероятной скоростью, а фашисты драпали, временами огрызаясь. Но на вылазки у них не было ни сил, ни времени, ни возможностей.

Поэтому москвичи, быстро привыкшие к отсутствию бомбардировок, удивленно всматривались в небо, пытаясь отыскать там источник неприятностей.

– Глядите, вон же там, маленькая точка! Самолет! – один из прохожих разглядел, наконец, объект, и тут же до слуха зевак донесся глухой рев мотора снижавшегося самолета.

– Да это же Юнкерс! – воскликнул еще кто-то рядом. – «Ю-52»! Немецкий военный транспортник! Интересно, что он тут позабыл?

– Заблудился, поди! Сейчас наши собьют и точно узнаем, – хохотнул первый прохожий.

Но самолет был словно заговоренный. Московская система ПВО, идеально отлаженная за годы войны, надежная, как швейцарские часы, внезапно дала сбой.

Зенитки палили в воздух, не переставая, но транспортник все еще был цел.

– Сейчас! Вот сейчас попадут! – азартно орал пожилой одноногий мужчина с густыми кавалерийскими усами, размахивая костылем. – Ставлю пять рублей!

– Ставлю десять, что продержится еще три залпа! – принял предложение сосед – интеллигентного вида гражданин в пальто и шляпе.

Самолет продержался десять выстрелов. Это было невозможно, невероятно, нереально. Но люди видели все своими глазами, а потом пересказывали друзьям и знакомым, и с каждым пересказом число залпов все росло и росло.

И все же ничто не вечно.

Фюзеляж транспортника задымился – попадание! Но, несмотря на это, самолет уверенно шел вниз.

– Да он садиться вздумал! – удивленно заметил кавалерист. – Но куда?

– Большой Москворецкий мост, – прикинул интеллигент, – другого подходящего места нет.

– Он же там не поместится, у Ю-52 размах крыльев почти тридцать метров! – отмахнулся кавалерист. – Вот если бы это был легкий мелкий одномоторник, то шанс бы имелся…

– У моста ширина сорок метров. Если пилот – ас, то все возможно…

– Не вытянет, к тому же дымится! Того и гляди, рухнет!

И все же невольные свидетели даже сочувствовали в душе неизвестным пилотам. Совершить подобное – сравни чуду, а ведь зенитки не утихали.

К мосту уже бежали несколько патрульных групп, а со стороны Кремля мчались три черные машины.

Если транспортник все же сядет, ему гарантирована горячая встреча.

Пилоты не зря ели свой хлеб, они совершили практически невозможное. Шасси самолета коснулись поверхности моста, машина чуть подпрыгнула, резко снизила скорость, завибрировала – казалось, сейчас самолет свернет влево или вправо, собьет ограждение и рухнет в Москву-реку.

Но борт миновал мост и покатился дальше, остановившись почти у самого храма Василия Блаженного. Слева грозно высились кремлевские стены и Константино-Еленинская башня.

– У кого-то сегодня полетят с плеч погоны, – негромко заметил кавалерист, – а то и головы…

Он был прав. Проворонить подлет к столице огромного самолета, а после не суметь сбить его заранее – это полный провал московского ПВО.

Тем временем люк в задней части самолета отвалился наружу и вниз вывалилась железная лестница, по которой тут же спустились два человека в форме пилотов Люфтваффе.

– Фашисты, это же фашисты! – заголосила крупная тетка, до этого завороженно наблюдавшая за приземлением самолета.

– И правда, фашисты…

Народ был ошарашен. Происшествие было из ряда вон – такого просто не бывает. Однако вот самолет, вот немецкие пилоты. Все это наяву!

Следом за пилотами в проеме люка показалась еще одна фигура со связанными руками и мешком на голове. Его спустили вниз, а следом выбрался последний пассажир – широкоплечий молодой парень в форме офицера Вермахта. Он счастливо улыбался в отличие от пилотов, лица которых были мрачны.

Все, кроме связанного, подняли руки вверх и сделали это весьма вовремя – солдаты уже подбежали, держа винтовки наготове. Вот только их командир – совсем юный лейтенант – слегка растерялся и не знал, что делать дальше.

Стрелять в немцев? Но они же явно сдаются.

К счастью для него, к месту посадки как раз подрулили три черных Газа М1, и из их салонов стремительно выбрались смершевцы с пистолетами в руках.

– Не стреляйте! – на чистом русском языке выкрикнул немецкий офицер. – Я – свой!

– Бросить оружие! – приказал старший группы захвата. – Руки в замок на затылок!

Странный офицер уже на немецком перевел приказ, и пилоты тут же его выполнили. А вот сам он…

Резко побледнел и схватился правой рукой за грудь в области сердца. Потом чуть качнулся и ничком рухнул на мостовую.

Смершевцы подскочили и уложили пилотов на землю. Один из них проверил и упавшего офицера, потом повернулся к старшему и удивленно сообщил:

– Кажись, сердечный приступ! Не дышит и пульса нет!

– Так… – старший быстро соображал. – Кириллов, Семиходько, берите его и тащите к врачам, пусть пытаются откачать! Головой отвечаете!

Офицера подхватили с земли, быстро сунув в одну из машин. Эмка резко сорвалась с места и умчалась в сторону Спасской башни. Если повезет и доктора помогут – выживет, если же нет… гарантий никто дать не мог.

Дошла очередь и до пленника. Старший группы подошел вплотную и сдернул с его головы мешок, бывший, судя по всему, обыкновенной наволочкой от подушки.

Все стоящие вокруг и в отдалении зеваки, солдаты, да и сами смершевцы уставились на знакомое по многочисленным кинохроникам, фотографиям и карикатурам лицо с недоумением, по мере осознания перераставшим в невероятное удивление.

– Братцы, – одноногий кавалерист первым принял очевидное, – да ведь это же Гитлер!

– Гитлер! – подхватила толпа. – Гитлер! Гитлер!..

– Живой!..

– Быть не может! Может, похож?

– Точно он, я сам видел! Рожа его мерзкая, усики – он!..

Впрочем, долго любоваться фюрером, если, конечно, это был именно он, а не двойник, как кто-то уже успел предположить, зевакам не дали. Пленника оперативно упаковали во вторую машину, пилотов – в третью, и автомобили стремительно уехали все в ту же сторону Спасской башни. Перед этим старший группы дал солдатам приказ разогнать толпу и охранять самолет, пока не прибудет другая группа.

Толпа уже и сама расходилась. Все понимали, что стали свидетелями совершенно нерядового события и лучше убраться подальше от места происшествия – целее будут.

К обеду столица гудела, переполненная слухами, в которых правды было столько же, сколько и выдумки. А к вечеру к Кремлевской площади начали приходить отдельные люди и целые группы.

Юнкерс уже эвакуировали с моста, и ничего вокруг не напоминала о событиях этого утра.

Никто не пытался разогнать собравшуюся массу народа, лишь только прислали дополнительные патрульные наряды для соблюдения порядка. Но никто не шумел, все вели себя спокойно.

Люди хотели знать правду.

Когда ожидание стало практически невыносимым, одновременно заработали многочисленные громкоговорители на Красной Площади и каждый репродуктор во всей большой стране, и знакомый голос Левитана произнес:

– Товарищи! Экстренное сообщение! Сегодня наши доблестные разведчики совершили подвиг, переоценить значение которого попросту невозможно. Главный фашист, идейный вдохновитель Третьего Рейха, фюрер Германии – Адольф Гитлер был взят в плен и доставлен в Москву в руки советского правосудия! Мы с вами будем судить его, товарищи!

Толпа выдохнула, потом набрала воздух и рявкнула так, что стая ворон испуганно взлетела с кремлевских стен и унеслась прочь.

– А теперь главное – только что поступила информация, что в немецком генеральном штабе произошел переворот и новое командование Германии объявило о полной и безоговорочной капитуляции Советскому Союзу! – продолжал Левитан. Голос его просто звенел от напряжения и эмоций. – Это победа, товарищи! Мы победили! Ура!

– Ура!..

– Ура!..

– Ура!..

Люди вокруг обнимались, целовались. Кричали от восторга и радости, ликовали, плакали и смеялись от счастья.

А кто-то просто стоял и смотрел в вечернее небо, не веря, что все страшное уже позади, а впереди – чистое и светлое будущее.

Наше будущее!

* * *

– Иосиф Виссарионович, мы нашли танкиста! Точнее сказать, он сам нас нашел, – Берия чуть смущенно снял пенсне и протер стекла платком.

– Мне уже доложили, – голос Верховного был бесцветен. Это значило, что он в ярости. – Как такое возможно в принципе, сесть прямиком на Красной Площади? Хорошо хоть, не во дворе Кремля.

– Все виновные понесут наказание, но… – Берия замялся, – я бы ограничился строгим выговором, несмотря на столь явную недоработку.

– Выговором? – удивился Сталин. – Ты в своем уме? Да за такое расстрелять мало!

– Танкист этот, Буров – очень необычный человек. Я бы не удивился, если бы он незаметно прошел все посты и оказался не просто во дворе, а прямиком в этом кабинете. Я вам докладывал, что через командира партизанского отряда Медведева нам передали микропленку с фотографиями секретного оружия немцев. Так вот, пленка эта Медведеву попала из рук разведчика Кузнецова, а ему ее вручил наш Буров. Далее, несколько сотен человек, находившихся в концлагере Заксенхаузен, перешли линию фронта и на допросах сообщают, что человек с приметами Бурова лично убил Генриха Гиммлера, после чего поднял восстание, в результате которого лагерь был полностью уничтожен. Но и это не главное…

– Конечно, – гнев Верховного слегка утих, – по сравнению с пленением самого Адольфа, все прочее меркнет.

– Он совершил невозможное. Но я не об этом. Только что нам поступила секретная телефонограмма прямиком из Берлина. Полковник Штауффенберг совершил подрыв склада с порохом в замке Цигенберг в результате которого погибла практически вся верхушка немецкого командования, включая Герринга, Коха, Йодля и Кейтеля. После чего он умудрился улететь в Берлин, где активировал так называемый протокол «Валькирия». Вся власть теперь в руках заговорщиков. А помог в осуществлении подрыва никто иной, как Буров.

– Это не человек. Это сам дьявол!

– Иногда мне в голову приходят схожие мысли. Но мы ведь с вами читали его записки. Сегодня при нем был обнаружен еще один блокнот, с которым вы должны обязательно ознакомиться.

– Это не может подождать?

– Нет, – голос Лаврентия Павловича был на удивление уверен. – В связи с переходом власти в Германии, сменится и немецкая парадигма. Думаю, уже сегодня с нами начнут переговоры о капитуляции. Все кончено, Иосиф Виссарионович. Буров остановил войну.

Сталин долго молчал, крутя в руках пеньковую трубку. Но раскурить ее не пытался.

– Буров выжил?

– Его сумели откачать, – кивнул Берия, – но…

– Что с ним?

– У него частичная амнезия. Он не помнит ничего из того, что произошло с ним, начиная с декабря сорок второго года.

– Притворяется?

– Не думаю. Его проверила спецкомиссия и каждый из десяти профессоров подписал свое заключение. Он не симулянт, Буров на самом деле потерял память. И тот человек, коим он стал сейчас… – Лаврентий вновь замялся, – ментально обычный мальчишка. Он не способен на те деяния, которые совершил.

– Значит сущность, временно владевшая его телом, ушла?

– Полагаю, да. Сердечный приступ оказался катализатором. И теперь Буров вновь стал тем, кем был до своего внезапного возвышения.