Текст книги "Трюк (ЛП)"
Автор книги: Иден Финли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
– Частенько навещают ипподром. Типа, каждый день. Папа вышел на пенсию, как только ты попал в НФЛ, но…
– Он сказал, что потерял работу.
– Ты серьезно так наивен? – любопытствует Джет.
Мэтт стискивает зубы, его челюсть каменеет. Мне безумно хочется потянуться к нему, но тут открывается дверь офиса, и я отступаю.
– Ну что, закончили с воссоединением семьи? – спрашивает Дэймон. – Мы получили предложение для Мэтта.
Теперь мне ясно, что имел в виду Мэтт, говоря, что Дэймон не в восторге. В его словах ни тени энтузиазма или радости.
– Хочешь, пойду с тобой? – спрашиваю я.
Мэтт качает головой.
– Можешь остаться здесь с Джетро?
– Джет, – поправляет его брат. – Сколько раз просил называть меня Джетом.
– Прости, Джей-Джей, – отзывается Мэтт.
– Так еще хуже, – ворчит Джет.
Мэтт целует меня в щеку, прежде чем зайти в офис, и от меня не ускользает шок на лице Дэймона, но с этим я разберусь позже. Скажу, что Мэтт поддерживает видимость. Ради брата. Насколько мне известно, так оно и есть.
Джет сидит на диване рядом со своей гитарой и бросает на меня взгляды.
– Значит, Джей-Джей?
– Даже не начинай.
– Джетро Джэксон. Звучит как кантри-певец.
– Мы живем где-то в часе езды от Нэшвилла. Чего ты ожидал?
– И… тебе нужно где-нибудь остановиться?
– Ага. Надеялся перекантоваться у Мэтта, но, если таблоиды не лгут, придется остаться у тебя.
– Собираешься следовать за ним, куда бы ни привел контракт?
Меня совсем не касается, что будет делать этот паренек, но фраза Дэймона о том, что для Мэтта есть предложение, заставила спроецировать на Джета то, что беспокоило меня самого.
Я больше никогда не увижу Мэтта, если только по новому контракту он не останется в Нью-Йорке или где-то еще на Восточном побережье. От мысли, что, возможно, Мэтт переедет на другой конец страны, мне становится дурно, и я понимаю, что не хочу, чтобы он уезжал.
– Пока не определился с планами, – отвечает Джет. – Найду работу или попытаюсь нанять себе агента. Может, если придется, последую за Мэттом, но не хочу сидеть у него на шее, как наши долбаные родаки.
– Мы с Мэттом поможем тебе всем, чем сможем.
Джет прищуривается, и через секунду до меня доходит смысл собственных слов. У меня сегодня что-то не то с головой. В ней рождаются фантазии о всяком нереальном дерьме. А понятие «мы с Мэттом» – нереально.
Результат сегодняшней встречи может поставить окончательную точку. Мне нужно отвлечься.
Я поворачиваюсь к Джету.
– Расскажи мне свою историю.
Глава 15
МЭТТ
– Чикаго, – говорит Дэймон серьезным и совсем безрадостным тоном.
Что ж, решение простое.
– Отлично. Может, «Вориорз» и не держали в руках Суперкубок больше десяти лет, но они всегда довольно высоко забирались.
Географически, конечно, Чикаго – отстой, но туда лететь всего-то два часа. А у Ноа есть доступ к частному самолету…
Так. Нельзя принимать решения, основываясь на какой-то интрижке. Моя цель – футбол.
Дэймон бросает взгляд на коллегу, затем на меня.
– Ты еще деталей не знаешь. Контракт. Он… невыгодный.
– Они занижают сумму, потому что знают, что я никому не нужен?
– Ты им нужен, – возражает Дэймон. – Они все время звонят, давно гоняются за тобой. Но у клуба руки связаны ограниченным бюджетом. Это годовой контракт, но они обещают его продлить на более долгий срок с повышением гонорара, при условии, что ты покажешь хороший результат в течение сезона… если вообще пройдешь отборочный этап в тренировочном лагере.
Я подаюсь вперед.
– О какой сумме речь?
Дэймон протягивает листок бумаги.
– Ты, блядь, шутишь? Смахивает на сделку с незадрафтованным новичком.
– Да, контракт неидеальный, но он не так уж и плох, – убеждает меня Дэймон. – Эти люди предлагают тебе практически все, что могут. У «Вориорз» несколько ветеранов, они играют последний год. После них освободится довольно крупная сумма, если клуб решит продлить с тобой контракт на следующий сезон. Езжай домой, подумай. Но не сомневайся, они тебя хотят. И ограниченный бюджет – не выдумка. Мы проверяли. Было подозрение, что «Вориорз» пытаются заполучить тебя по дешевке, на случай, если команда не захочет играть с геем, но оно не подтвердилось. Главный менеджер уверял, что твоя ориентация не станет проблемой. Он об этом позаботится.
– Чушь собачья. Всегда можно достать деньги. Если они уже к концу прошлого сезона знали, что я не получил контракт…
– Продление контракта с «Бульдогами» подразумевалось само собой, а «Вориорз» тогда только заполучили нового квотербека.
Дерьмо. Я об этом читал.
– Маркус Тэлон. Чемпион Суперкубка два года назад. Он стоит каждого пенни, который ему платят.
– Тебе не обязательно соглашаться, – замечает Дэймон. – Но это может быть твой единственный шанс.
Разумеется, у агента постарше имеется собственное мнение на этот счет – бери, что дают, ты и так везунчик, раз тебе вообще предложили контракт.
И он, возможно, прав.
– Не могу отделаться от мысли, что если бы такие условия предложили оскандалившемуся натуралу, он бы счел их оскорблением. Но я должен проглотить и смириться.
– Может, еще что-нибудь появится, – говорит Дэймон. – «Вориорз» ждут ответа только к началу тренировок. Их генеральный менеджер понимает, что рискует, но он тебя реально хочет. И тренеры тоже. Со мной связывались почти все представители руководства.
– Я подумаю.
Ноги сами несут меня прочь из офиса. Я убеждаю себя двигаться быстрее, прежде чем натворю что-то, о чем потом пожалею. Например, скажу своим агентам валить на хрен, или, и того хуже, подпишу контракт.
– Детка? – окликает меня Ноа, когда я обхожу его и брата и направляюсь к выходу.
– Мы уходим, – рявкаю я.
Давлю на кнопку вызова лифта гораздо сильнее, чем необходимо, но это меня не успокаивает.
– Что случилось? – спрашивает Джетро, перекидывая ремень гитары через плечо.
– Я думал, Дэймону предложили контракт, – говорит Ноа.
– Предложили. За пятую часть суммы, что получают другие игроки моего уровня.
– Ауч, – выдает Ноа.
Я поворачиваюсь к брату:
– Ты с нами?
– Мне больше некуда идти, – признается Джетро, отводя взгляд.
– Поищем тебе гостиницу…
Ноа сжимает мою руку:
– Он может остаться у нас. Я не против.
– Спасибо, – выдыхаю я.
Двери лифта со звоном открываются, и мы вваливаемся в кабинку.
– Что будешь делать? – спрашивает Джетро.
– Без понятия. – Мой голос звучит сломлено.
Я сломлен. Возможно, выход на пенсию – единственно правильный выбор. Стану одним из тех парней, и все будут продолжать считать, что геям не место в спорте.
Либо могу проглотить гордость, наплевать на все летящее в меня дерьмо и принять предложение. Хотя и сто́ю гораздо больше. И чем это будет лучше ухода на пенсию? Признать, что из-за ориентации моя цена ниже?
Да ну нахрен.
«Но это же футбол», – напоминаю я себе. И сумма, которую мне предлагают, все же больше, чем другие зарабатывают за год. Если откажусь, мой доход будет равен нулю, пока не определюсь, что делать без футбола.
– И что, значит, либо этот контракт, либо ничего? – спрашивает Ноа.
– Пока не знаю, но возможно.
Мы выходим в гараж и втискиваемся в «БМВ» Ноа. Запихнув сумку и гитару на заднее сиденье, Джетро складывается в три погибели, чтобы поместиться.
– Тебе еще повезло, что мы не на «Ламбо», – комментирует Ноа. – А куда тебя приглашают? Ты так и не сказал.
– В Чикаго.
Ноа застывает, но прячет напряжение за наигранной улыбкой.
Джетро просовывается между передними сиденьями. Каким-то образом. Мне сейчас совсем не до размышлений о гибкости брата, но, блядь, какого хрена?
– «Вориорз»? Соглашайся, – изрекает он. – Теперь, когда у них есть Тэлон, шансы взять Кубок в следующем сезоне вполне реальны. Последние несколько лет они укрепляли свою линию нападения, готовились надрать задницы.
– Фанат футбола? – спрашивает Ноа.
– Как и вся наша семья, – отзываюсь я. – Мы на нем выросли. За завтраком у нас обычно обсуждалось, у кого самые высокие показатели в Лиге, у каких команд есть шансы выиграть Суперкубок. Папа – настоящий фрик, когда речь заходит о футболе.
Ноа открывает рот, чтобы что-то сказать, но не решается.
– Что? – спрашиваю я.
– Тебе точно все это нравится? В смысле, звучит так, будто насильно навязано. Футбол – это все, что ты знаешь. Может, если попробуешь что-нибудь другое, тебе понравится так же сильно? Или даже сильнее.
– Ты явно плохо знаешь Мэтта, да? – спрашивает Джетро.
– Хм-м…
Я не даю Ноа ответить.
– Я и не жду, что ты поймешь. Тебе ненавистно все то, что тебе диктует твоя семья. Общественный имидж. Политика. Деньги. Мне же повезло – я полюбил то, что навязывал отец. Если бы не любил, не стал бы этим заниматься. Был бы таким же тощим, как Джетро, но делал бы что-то более стоящее, чем бренчание на гитаре. Вроде проектирования зданий, например.
– Эй, – жалобно возражает Джет.
Я пытаюсь сдержать улыбку. Давненько я не задирал брата. Он на четыре года младше, так что всегда был самой легкой мишенью. Шарлин тоже неслабо умеет доставать, но задирать младших было как-то по-свински. Мысль о братьях и сестрах напоминает о неприятных новостях, принесенных Джетом. Оказывается, никто из них не получил ни цента из того, что я посылал.
– Так, когда ты сказал, что в глаза не видел те деньги… – Я поворачиваюсь к брату.
– Я подразумевал именно то, что в глаза не видел те деньги. По-моему, яснее не скажешь, не? Нет, ну, мать с отцом меня кормили, давали кров. Четверо отпрысков, все еще живущих с родителями, не обходятся дешево. Но моя гитара, машина, которую я кстати оставил Шар, когда сел в автобус до Нью-Йорка, – все, что у меня есть, куплено на мои кровные, заработанные в кинотеатре.
– Все еще там работаешь в кинотеатре? – спрашиваю я. – Ты туда устроился, еще когда я уезжал в колледж.
– Ага. Ну… я там работал. Надо позвонить сказать, что меня не будет на этой неделе. Или вообще никогда, если повезет. Как мне надоел этот городишко. Отлично понимаю, почему ты ни разу туда не возвращался.
– Можешь оставаться со мной, сколько хочешь, – предлагаю я. – А домой я не приезжал не по своей воле. Мать с отцом открыто заявили, чтобы я не утруждался. Но я не в обиде. Обратно я не рвался практически так же сильно, как они не хотели меня видеть. Боялись, что собью тебя с пути истинного. И, кажется, были правы.
Джетро фыркает.
– Ага. Ты полностью обратил меня в гейство, бро. Надо присматривать за Уэйдом. Могу поспорить, он от нас обоих нахватался голубых вшей.
Мне не следовало бы смеяться. Такие придурки, как мои родители, скорее всего, свято в это верят.
– Если им и стоит беспокоиться, то за Ферн. Она та еще мужланка для четырнадцатилетки. Да еще к тому же играет в софтбол.
– Мыслишь стереотипно, Джей-Джей.
Он упирается коленями в спинку моего сиденья.
– Не называй меня так, клочок туалетной бумаги.
– Извини, Джетро.
Джет отвешивает мне подзатыльник, и я смеюсь.
– Слава богу, я единственный ребенок, – бормочет Ноа.
– Как бы мне хотелось, чтобы ты свозил Ноа домой к родителям, – говорит Джетро. – Все бы отдал, чтобы увидеть, как их расистско-гомофобные головы взрываются при виде него. Это был бы подарок на все мои дни рождения и рождества вместе взятые.
Ноа тянется к моей ноге.
– Кажется, мне нравится твой брат.
– Погоди немного. К концу недели тебе захочется его убить, – отзываюсь я.
Джет снова меня пинает.
– Я бы и хотел поспорить, но, возможно, Мэтт прав.
Всего лишь месяц назад я был один в целом мире. Сейчас же, сидя в машине вместе с братом и парнем, который становится мне небезразличен, я понимаю, что отныне есть те, кто на моей стороне. От этой мысли сердце ухает вниз. Теперь груз ответственности усиливается. У меня есть брат, которому нужна поддержка, а еще есть вполне реальная перспектива уйти от Ноа с разбитым сердцем. А, может, и разбить его.
Я изучаю лицо Ноа, вглядываясь в его легкую улыбку, расслабленную позу за рулем, и осознаю, что нельзя ранить чувства того, кто закрылся от внешнего мира и никого к себе не подпускает.
А, значит, единственным, кому будет больно, стану я.
***
Я меряю шагами гостиную Ноа, в очередной раз прослушивая механическое сообщение с номера Шар. С тех пор, как меня выгнали, оно включается каждый раз, как я пытаюсь до нее дозвониться.
«Абонент временно недоступен».
– Быстро они, – ворчу я. – Уже успели отключить ее телефон. Который, скорее всего, куплен на мои деньги.
Сначала я думал, что заблокировали именно мой номер, но потом попробовал с телефона Джетро, и даже Ноа. Тот же результат.
– Не-а, они бы просто купили новую сим-кару и сменили номер, – возражает Ноа.
– Да нет, не думаю.
– Кажется, Джет сказал, у него есть номер телефона отца ее ребенка.
– Ага, и я просто позвоню какому-то левому парню и весь такой: «Эй, привет, слышал, ты обрюхатил мою сестру. Дашь с ней поговорить?»
Ноа смеется:
– Может и сработает.
Тяжело вздохнув, беру бумажку, которую оставил Джетро прежде чем отправиться спать, и набираю номер Бо. Понятия не имею, что скажу, если он ответит. Будем импровизировать.
– Перестань метаться, а? – просит Ноа, сев на диван. – У меня голова кружится просто от того, что я на тебя смотрю.
– Нет.
– Что «нет»? – доносится из трубки мужской голос.
Я наконец-то останавливаюсь. Даже ценой собственной жизни не смог бы поздороваться по-человечески.
– Можно поговорить с Шар?
– Кто, блядь, звонит моей девушке?
Я прокашливаюсь, стараясь не судить выбор Шарлин.
– Ее брат.
До меня доносятся звуки какой-то возни, затем Шар берет трубку, и я вздыхаю с облегчением.
– Джет?
– Вообще-то, это Мэтт.
Воцаряется долгая пауза, и я снова начинаю расхаживать по комнате.
– Ах. Мистер Большая знаменитость наконец-то вытащил голову из задницы.
– Это нечестно. Мне никак не удавалось с тобой связаться. И сейчас получилось только благодаря Джетро.
– С ним все нормально?
– Он в порядке. Остается у меня. Но он рассказал мне кое-что, о чем я понятия не имел. Во-первых, ты действительно беременна?
Шарлин ругается под нос.
– Просила же не говорить ничего, если он тебя найдет.
– Почему? Я стану дядей. Это же круто.
– Нет, не станешь. – Голос сестры звучит глухо, и у меня все внутри сжимается.
– О. – Видимо, когда дошло до принятия чьей-то стороны, Шарлин твердо выбрала лагерь гомофобов.
– Стой, нет! Не потому, что ты гей. На это мне плевать. Просто, не похоже, что ты собираешься возвращаться домой, так? Мать с отцом никогда тебе не позволят. Или Джету.
– Насчет этого… Шар, я… – Черт, почему так сложно-то? – Прости, что не был рядом. Финансово или как-то иначе.
– Ты и не обязан.
– Знаю, но я хотел помочь. И я помогал. По крайней мере, мне так казалось.
– Не понимаю.
– Уже четыре года я высылаю деньги родителям, чтобы они делили их между вами поровну. Но Джетро сказал, что они все оставляют себе.
– Уроды, – шипит сестра. – Я попросила их помочь с ребенком, а они сказали, что разорены.
– Я все исправлю, – отвечаю я. – Обещаю.
– Серьезно? – В ее срывающемся голосе слышны слезы.
– Пока не знаю как, но исправлю. – Ох, вот теперь она плачет.
– Что случилось, куколка? – спрашиваю я.
Шарлин шмыгает носом.
– Я… я жутко психую от мыслей о ребенке. Мы живем в трейлере, без денег, и…
– Я помогу. У меня, хм… пока нет контракта, но я собираюсь продать квартиру. И у меня есть кое-какие деньги, вложенные в акции и прочее дерьмо. Выход найдется.
– Спасибо, – шепчет Шарлин.
– Я могу снова связаться с тобой по этому номеру?
– Я занесу его обратно в свои контакты и напишу тебе. Прикинь, они отключили мне телефон, даже не предупредив, и грозились оставить без связи, если не удалю ваши с Джетом номера прямо на их глазах.
– Может, сохранишь под другим именем, на случай, если они решат проверить?
– Само собой. Моя новая лучшая подруга, Мириам, – хихикает Шарлин.
– Мне нравится.
– Мне надо идти, но, Мэтт…
– Да?
– Я по тебе скучаю. И скажи Джету, что я его люблю.
– Я бы попросил передать привет остальным, но вдруг они проговорятся, что ты со мной разговаривала.
– Я сделаю так, чтобы они знали, что их старшие братья их любят.
– А я сделаю так, чтобы о вас всех позаботились. – Как-нибудь.
Как-то так. Это серьезное обещание. И если я чему-то и научился у своих финансистов, так это тому, что не могу позволить себе разбрасываться деньгами. Особенно, если футбольная карьера закончится. И контракт с «Ворриорс» ситуацию не спасет.
Когда я завершаю разговор, Ноа меня окликает:
– Похоже, все прошло неплохо.
Я киваю.
– Лучше, чем я ожидал.
– Ну, я нечасто встречал людей, обижающихся на благостыню. – Ноа тянет меня на диван, и укладывает головой к себе на колени.
Он зарывается пальцами мне в волосы, и я закрываю глаза, наслаждаясь ощущением его рук. События сегодняшнего дня стремительно отлетают в дальний конец поля. Блядь, даже не уверен, что они сейчас вообще на одном со мной стадионе.
– Ладно. Теперь, когда все позади, скажи, что ты на самом деле думаешь о предложении Чикаго, – допытывается Ноа.
Мои веки распахиваются, и я ловлю на себе пронзительный сине-зеленый взгляд.
– Не хочу об этом. Разберусь, когда буду думать яснее. Прямо сейчас я все еще зол.
– Объясни, в чем плюсы и минусы.
– Ох. Надеюсь, ты не заставишь меня записывать их в колонки? Не очень-то ты похож на любителя списков.
– Придется спрятать от тебя мой блокнот. Но серьезно, если выскажешься вслух, это может помочь. – Пальцы Ноа замирают в моих волосах, и я по-кошачьи трусь головой о его колени, намекая, на продолжение. – Массаж головы в обмен на список.
Такое предложение отклонять нельзя. У Ноа волшебные руки.
– С плюсами все просто. Команда многообещающая, я снова буду играть в футбол, и это Чикаго. Там будет гораздо легче, чем в каком-нибудь боголюбивом месте вроде «Библейского пояса».
– Теперь минусы, – подталкивает Ноа.
– Согласиться на условия этого контракта – все равно, что признать, что я стою меньше, чем все остальные, только потому, что гей. Если я подпишу…
– Это не будет означать, что ты со всем согласен. Всего лишь, что тебе раздали дерьмовые карты, не оставив особого выбора. Вынужденный уход на пенсию ничем не лучше заявления, что ты заслуживаешь меньшего. Он означает, что ты вообще не должен играть в футбол.
– Считаешь, нужно согласиться?
Ноа отвечает не сразу, будто раздумывает, сказать правду или солгать.
– Есть еще какие-нибудь плюсы? Деньги?
– Если не подпишу контракт, моим единственным доходом станут проценты от инвестиций. И нужно будет решать, что делать со своей жизнью. Так что проблема не в деньгах. Блядь, мне может даже придется пойти в колледж вместе с братом. Звучит не очень, как по мне.
Ноа смеется:
– Прости, но как бы ты ни старался, этот парень в колледж не пойдет. Он этого не хочет, даже если ты предложишь оплатить учебу. Не стоит на него давить.
Ноа прекрасно отнесся к Джету, приняв в своем доме, как будто в этом нет ничего особенного. Эти двое сошлись по щелчку пальцев, в отличие от нас Ноа в начале знакомства.
– У него должен быть запасной вариант, – возражаю я.
– Спорное утверждение, – покашливая, замечает Ноа.
– Я знаю одно: у меня запасного варианта нет, и никогда не было. Вот о чем я говорю. Мне не светил диплом колледжа до того, как быть задрафтованным. У меня была семья, которой требовалась поддержка.
Рука, ласкающая мои волосы, снова застывает.
– Кстати, об этом. Пока ты был на встрече, Джет рассказал о вашем детстве с родителями.
Я стараюсь не напрягаться, но когда Ноа снова начинает массировать мне голову, понимаю, что не смогу.
– Многие дети растут в гораздо худших условиях, – отзываюсь я.
– Они оскорбляли тебя, ты был вынужден делить с двумя братьями комнатку размером с чулан. И, насколько я понимаю, каждое второе слово в словаре твоего отца – «пидор». А ты еще и платишь им за такое к себе отношение.
– Я не могу перестать посылать им деньги.
– Нет, можешь. Тебя задрафтовали, когда тебе было девятнадцать. Ты сказал, что посылаешь им восемь тысяч в месяц?
Я киваю:
– Они должны были половину оставлять себе, а половину делить между пятью детьми.
– Получается, с тех пор, как съехал, ты перевел им почти четыреста тысяч долларов.
– О-о, кто-то умеет считать?
Пальцы Ноа впиваются мне в ребра.
Я дергаюсь.
– Вот идиот.
– Двести тысяч поделить на пять, получается по сорок тысяч долларов каждому из твоих братьев и сестер. Неплохой фонд для учебы в колледже. Или первый взнос за квартиру для Шар…
Внутри закипает гнев.
– Я все понимаю, окей? Но мы не такие, как твоя семья. Мы не угрожаем лишением денег, чтобы добиться своего.
– Дело не в том, чтобы добиваться своего, – возражает Ноа. – Всю жизнь они обращались с тобой как с дерьмом, а теперь буквально вытирают о тебя ноги. Ты им ничего не должен.
– Я должен своим братьям и сестрам. Джет прав, я бросил их на произвол судьбы. Но как мне все исправить? Если перестану посылать деньги, дети вообще ничего не получат.
– Они и так ничего не получают. По словам Джета, ваши родители каждый день пропадают на ипподроме. Они отказались от тебя, но ты не хочешь поступать с ними так же, хотя они бросают твои деньги на ветер. Что если ты создашь трастовые фонды для мелких? А Шар, поскольку вы возобновили общение, можно посылать деньги напрямую. Ну а если ты все-таки хочешь продолжать содержать родителей, скажи им, что придется довольствоваться половиной обычной суммы, что, кстати, все еще довольно солидно для людей, живущих в глуши и без работы.
– Откуда ты знаешь, что значит солидная сумма для таких людей, как мы?
– Средний доход семьи в Теннесси составляет сорок семь тысяч в год. Ты даешь своей вдвое больше.
– Откуда ты…?
– Я специалист по стратегиям в штабе человека, который через два года будет баллотироваться в президенты. Мне известна статистика по большинству штатов. Вопреки тому, как я себя веду, я хорош в своем деле… когда им занимаюсь.
– Впечатляет.
– Это твои деньги, но мне ненавистна мысль, что семья тобой пользуется.
Я провожу ладонью по руке Ноа.
– Поинтересуюсь насчет трастовых фондов. Если воспользуюсь твоей идеей, больше не придется беспокоиться об увеличении дохода. Хотелось бы, конечно, взять и раздать детям по отдельной сумме денег, но, учитывая, насколько неопределенно мое будущее, я не могу этого сделать.
Ноа сверлит меня изучающим сине-зеленым взглядом, и я практически слышу его мысли. Он задается вопросом, последую ли я его совету.
– Обещаю. – Я снова трусь головой о колени Ноа, так как его массаж почти сошел на нет.
– Мы уже можем пойти в кровать? Пожалуйста? – спрашивает Ноа. – Уже целых десять минут твоя голова прижимается к моему члену. Я скоро взорвусь.
– Мне снова позволено остаться в твоей постели? – спрашиваю я.
– Только если ты в ней сначала меня трахнешь.
Последние две ночи я все ждал, когда Ноа выставит меня из своей спальни, и, к собственному удивлению, продолжал просыпаться с ним рядом. Даже не помню, когда в последний раз так хорошо спал. А еще я никогда не ненавидел тренировки так, как сейчас. Я пропускал их целых два дня, что означает, больше нет оправданий на завтра. Но оторваться от Ноа будет чертовски трудно.
Я слезаю с него и протягиваю руку.
– Знаешь, в чем еще плюс работы в Чикаго?
Ноа тащит меня к лестнице.
– Разводные мосты?
– Я, вообще-то, думал о том, что туда всего два часа лету из Нью-Йорка.
Ноа замирает на середине шага. Я уже хочу дать задний ход, понимая, что явно пересек черту. Даже если это больно.
Но вместо того чтобы устроить разнос за даже условное предположение о каком-либо совместном будущем, Ноа улыбается.
– Я это учту. Если когда-нибудь дойду до такой степени отчаяния.
Я хихикаю.
– Ух ты. Может, сегодня я не стану тебя трахать. Как погляжу, двух дней секса было достаточно, чтобы заставить тебя забыть, какими долгими и мучительными были последние две недели без меня.
– Ты и этих двух недель не выдержал.
– О, я все еще в игре. И мог бы продержаться без секса гораздо дольше, чем ты.
– Ты забываешь, что я прожил без него двадцать три года. Так что вернуться к воздержанию будет нетрудно.
– Уверен? – Ноа выжидающе смотрит, и мне становится очевидно, что, скорее всего, уступлю именно я. Не могу насытиться этим парнем.
Я поднимаюсь на ступеньку, и Ноа оказывается чуть выше меня. Я медленно тянусь к нему, будто собираюсь поцеловать. Веки Ноа тяжелеют, губы приоткрываются, но в последнюю секунду я отстраняюсь и прохожу мимо.
– Ага, вполне уверен.
Мне не удается сдержать смех, когда Ноа бормочет «мудак» и плетется за мной вверх по лестнице.
Глава 16
НОА
Я следую за запахом на кухню и обнаруживаю там суетящегося Джета. Паренек напоминает гиперактивного пуделя. В хорошем смысле.
– Где Мэтт? – спрашиваю я.
– Догадайся.
Ну да, конечно.
– Тренируется в подвале.
Обычно я так рано не просыпаюсь, но сегодня меня разбудили аппетитные ароматы.
– Угу. Если хочешь, сходи за ним. Завтрак будет готов через десять минут.
– Ты умеешь готовить?
– Нет. Просто для прикола устаиваю тут бардак.
Не следовало бы смеяться, но сдержаться не могу.
– После отъезда Мэтта для нас готовила только Шарлин. Потом ушла и она, но хотя бы не далеко, и я мог обращаться за советом.
Он рассказывает обо всем этом кошмаре так, будто вполне нормально, когда старшие дети заботятся о младших, и это меня бесит.
– Можно глупый вопрос? Почему ваши родители не готовят?
Джет пожимает плечами и возвращается к приготовлению чего-то, пахнущего беконом и сладким.
– Их никогда не бывает дома. А дети уже достаточно взрослые, чтобы заботиться о себе. И по моей стряпне скучать точно не будут.
– Пахнет вкусно.
– Особенно не обольщайся. Это всего лишь старые добрые блинчики с беконом и яйцами и кленовый сироп. Надеюсь, ты не вегетарианец.
– Через мой рот проходит достаточное количество мяса.
Джет хохочет.
– Не хотел, чтобы это прозвучало так грязно. На самом деле все, что ты приготовил, определенно превосходит завтрак чемпионов, который мы обычно едим.
Минет с чашечкой кофе.
– Судя по количеству брошюр c доставкой еды, вам лень готовить не только завтрак.
– Это Нью-Йорк. Ты можешь получить на дом практически все, что захочешь, но Мэтт всегда заказывает одно и то же.
Джет улыбается, и мы в один голос произносим:
– Коричневый рис на пару и курица.
– Боже, никогда не забуду, как он нас пичкал этим дерьмом, когда тренировался. – Джет содрогается.
Слова о том, что Мэтт все это время жил в тренировочном режиме, напоминают, что он абсолютно не готов отказываться от футбола.
Внезапное осознание, что Мэтт собирается меня покинуть, заставляет стены вокруг сердца сдвигаться. За последние несколько недель они порядком расшатались, но я не могу позволить им окончательно пасть. Не знаю, в состоянии ли буду это пережить.
– Он собирается принять предложение Чикаго, да? – Мой голос похож на тихий шелест.
– Мэтт – это футбол. Так всегда было. И если это его единственный шанс играть, он им воспользуется. – Джет смотрит на меня через плечо. – Ты тоже переедешь с ним в Чикаго?
Сердце бешено колотится в груди, и я не знаю, как много могу рассказать Джету о нашей договоренности.
– Не. Мы оба знаем, что это временно. Он… – Слишком хорош для меня.
Вопреки убеждению отца, правда такова: Мэтт для меня слишком хорош. Мой отец видит в деньгах статус. Для меня же они – проклятье. Причина постоянно быть настороже, чтобы не наступить снова на те же грабли. Я не могу позволить себе слишком глубокую привязанность, ведь Мэтт уезжает. Не в Чикаго, так в какой-нибудь другой город.
– Он… что? – раздается голос Мэтта за моей спиной.
– Твой брат тот еще любопытный засранец. – Притворно улыбаясь, я оборачиваюсь к Мэтту.
Ответной улыбки не наблюдается. Мэтт потный, без футболки, и, черт, надеть эти треники было ужасной идеей. В них ничего не спрячешь.
– Закончи, что хотел сказать, – настаивает Мэтт.
Я заставляю себя выговорить неприглядную правду:
– Тебе нужно сосредоточиться на футболе. И мы с самого начала знали, что это никуда не приведет. – Я бросаю взгляд на Джета, который делает вид, что не слушает.
– Точно. Ладно. – Дыхание Мэтта все еще тяжелое после тренировки. – Я в душ.
Когда я отрываю глаза от удаляющейся задницы Мэтта, ловлю на себе хмурый взгляд его брата.
– Жестко ты, чувак, – говорит Джет.
– Нет. Мэтт с этим справится. Он знал условия сделки.
Джет фыркает.
– Подумать только, я дожил до того дня, когда оказался умнее брата.
– Держись подальше от дерьма, в котором ничего не смыслишь, малой. – Теперь он меня считает забавным.
Супер.
Мы заключили договор. И никто из нас не будет его нарушать.
– Зачем мне злить парня, который дает бесплатный ночлег? Поэтому я не скажу, что если ты разобьешь Мэтту сердце…
– То что? Набьешь мне морду? Ты вдвое меньше меня, сопляк.
– Я хотел сказать, что если разобьешь моему брату сердце, то будешь полным идиотом, потому что лучше Мэтта ты никогда никого не найдешь. Он меня практически вырастил. Сделаешь ему больно – будешь гребаным мудаком.
Я смеюсь.
– Как я рад, что ты сдержался.
– Тебе смешно?
– Ага. – Потому что, кажется, я теряю голову.
Мэтт пробирается под кожу, не уверен, что мне это нравится. Обычно, когда меня называют мудаком, ответную реакцию можно определить как «Пфф!». Но, когда дело касается Мэтта, последнее, чего я хочу, – это причинить ему боль. Он уже достаточно натерпелся.
Джет продолжает сверлить меня взглядом, ожидая, что я начну защищаться. Экстренное сообщение, малыш: не на того напал.
– Раз уж собираешься вести себя как задница, может, хотя бы, поможешь с завтраком? – ехидничает Джет.
– Конечно.
Когда Мэтт возвращается, то делает вид, что разговора, произошедшего десять минут назад, вообще не было. Целует меня в щеку и тянется к тарелке.
– Это мне?
– Не-а, вот твоя. – Джет протягивает Мэтту тарелку с горой омлета. Бесцветного белкового омлета. Фу.
Лицо Мэтта светлеет.
– Спасибо за завтрак, Джей-Джей.
Джет хмурится.
– Ладно, давай рассказывай, почему ты не зовешь брата Джетом, – требую я.
– Это дурацкое имя, – бормочет Мэтт.
– Сам ты дурацкий, – отзывается Джет.
– Как приятно вести с вами взрослый разговор, парни, – встреваю я.
Мэтт садится за обеденный стол.
– Знаешь мое полное имя?
– Мэттью? – говорю я.
Джет хохочет.
– Не-а. Его полное имя – Мэтт.
– Джетро получил привилегию иметь полное имя, но отказывается им пользоваться. Бесит.
– Ох, хочешь, буду звать тебя Мэттью? – спрашиваю я. – Я могу.
– И это опять-таки не объясняет, почему «Джей-Джей», – говорит Джет.
– О, так это потому, что я мудак, – отвечает Мэтт и поворачивается ко мне. – Когда Джету было шесть, он требовал, чтобы все называли его Джей-Джеем. В школе имя прижилось, но потом… – Мэтт замолкает и мрачнеет. – Я тогда совсем не думал. Помню, что ты любил это имя, а потом однажды возненавидел, но до меня только сейчас доходит, почему оно тебе разонравилось.
