Текст книги "Трюк (ЛП)"
Автор книги: Иден Финли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Я продолжаю его целовать. Отчасти чтобы заставить забыть проблемы, но главным образом, потому что не знаю, что еще можно сделать. Я не особо хорош в утешении, не уверен даже, что знаю, как это делать. Но мне очень хочется. Поэтому использую то, что у меня получается лучше всего – физический контакт.
Рука Мэтта блуждает по моей рубашке, скользя по прессу, и в штанах становится тесно.
Я разрываю поцелуй:
– Ты настроен подвести меня под арест за непристойное поведение?
– Мы же полностью одеты.
– Ненадолго, если продолжишь так целоваться. Сколько еще риелторша пробудет в доме?
– Должна бы уже уйти, но Дэймон…
Телефон в кармане вибрирует. Помяни черта.
– Как думаешь, у этого парня суперслух, как у собаки? Назови его имя, и он услышит, даже если находится за двести миль.
Мэтт вздыхает.
– Значит, пора за работу?
– Я бы предпочел постель.
– Естественно.
***
Папарацци выслеживают нас, когда мы обедаем в ресторане, за стратегически выбранным столиком во внутреннем дворике. Установив камеры на противоположной стороне улицы, они получают идеальный обзор. Мы притворяемся раздраженными, хотя не забываем держаться за руки и улыбаться друг другу, придумывая для каждого из этих стервятников имена и истории жизни. И чем дольше мы сидим, тем ужаснее становятся эти истории.
– Вон тот Лысик стопудово живет у мамочки в подвале, – рассуждает Мэтт.
– И у него целый шкаф костюмчиков из человеческой кожи.
– Думаешь, есть шанс от них оторваться, если уйдем сейчас?
– Возможно, но ведь у нас другая задача?
Мы покидаем ресторан, и журналисты следуют за нами по пятам. Когда к вечеру мы добираемся до квартиры Мэтта, я выжат, как лимон.
Весь день мы занимались обыденными вещами – ходили по магазинам, пили кофе, потом снова по магазинам. Отчаянно делали вид, что интересуемся всем, на что смотрим. Но тревожит нечто другое: хотя я терпеть не могу шопинг, а папарацци не давали нам проходу, мне было весело. Потому что я был с Мэттом.
С громким стоном я валюсь на диван.
– Мне еще в Нью-Йорк ехать.
– Можешь остаться, если хочешь. – Хриплый голос Мэтта творит нечто с моим членом. – Я даже выделю тебе комнату.
Я колеблюсь, потому что хотел бы остаться, но, вероятно, это плохая идея. Мы собирались сделать паузу. Была идеальная возможность отступить. Но потом я сел в машину и проехал сотню миль, просто чтобы увидеть Мэтта.
Надо с этим кончать.
– Спасибо за предложение, но мне надо вернуться вечером.
Мэтт пожимает плечами, явно не замечая моего внутреннего смятения. Не хочу уезжать. Хочу остаться. Но это будет неправильно.
– Может, хоть на ужин останешься? – спрашивает Мэтт.
Черт, кажется, я собираюсь сдаться.
– Если это будет пицца.
Мэтт хмурится.
– С дополнительным сыром и всеми теми вкусными штуками, что тебе не доводилось пробовать с тех пор, как ты вернулся домой.
– Ладно, твоя взяла.
– И пиво.
– Но ты должен остаться на ночь, чтобы я смог сжечь все эти калории. – Мэтт играет бровями, и теперь я точно знаю, что сдамся.
– Мне надо вернуться как можно раньше. У отца крышу снесет, когда фотографии попадут в новостные каналы. Я сказал в офисе, что заболел.
Мэтт ухмыляется.
– Не верится, что ты прогулял работу ради меня.
Дерьмо.
– Хм-м, ну, знаешь, это был не я, а мой член-экстрасенс.
Никогда не видел Мэтта улыбающимся так много, как сегодня, и теперь я осознаю, что готов сделать все, чтобы сохранить эту улыбку.
Даже остаться на ночь, хотя и делать этого не следует.
Глава 13
МЭТТ
Я опаздываю. Очень-очень опаздываю. Когда добираюсь до дома Ноа, он уже при полном параде и готов к выходу в свет.
– Сучьи пробки, – жалуюсь я, заходя внутрь. – Нарисовались новые покупатели, хотели посмотреть квартиру, но опоздали и сбили мне весь график
Я бросаю спортивную сумку на пол, спеша поцеловать Ноа.
– Эй! – Ноа отшатывается до того, как я коснусь его губ. – Твоя борода… которой нет…
Я пожимаю плечами.
– Подумал, надо выглядеть респектабельно, или чего-то там. – Мои щеки как будто голые, но при виде Ноа в смокинге, их заливает жаром.
Так бы и трахнул этого парня.
Я толкаю его к стене у лестницы и засовываю ему в рот язык.
– У нас нет времени, – выдыхает Ноа, не переставая целоваться.
– Придурки, – ворчу я, – даже не купили квартиру. Дай мне хоть что-то, чтобы не слететь с катушек. Целую вечность тебя не видел.
Три дня – это же вечность, верно?
– Уверен, тебе удастся продержаться несколько часов, не прикасаясь ко мне.
– А я вот не уверен. – Блядь, я был бы рад просто отсосать ему прямо здесь, в коридоре.
– Что ж, придется постараться, потому что с минуты на минуту…
За спиной раздается стук, и я делаю шаг назад. И как раз вовремя, потому что в дверь входят Дэймон и Мэддокс, оба в смокингах. Неудивительно, что Дэймон тоже приглашен. Хотя затрудняюсь сказать наверняка, что именно является причиной его присутствия – тот факт, что он мой агент и должен быть на виду почти столько же, сколько и я, или его уверенность в необходимости присматривать за мной и Ноа. Скорее, последнее. Если мы с Ноа облажаемся, пострадает не только моя карьера, но и карьера Дэймона. А еще в этом случае под угрозу будет поставлена кампания отца Ноа.
Никакого давления.
– Вы еще не готовы? – спрашивает Дэймон.
– Как ты догадался, капитан Очевидность? – язвит Ноа.
– Дайте десять минут, – выдаю я и бегу вверх по лестнице. – Где мой костюм? – кричу я на ходу.
– В моей комнате, – отвечает Ноа.
Интересно, отреагирует ли на это Дэймон?
Через пятнадцать минут мы выходим. Всю дорогу до «Плазы» желудок скручивает от нервов и страха. Мне нужно быть сегодня «на коне», и это заставляет меня психовать. Я должен притворяться, что моя репутация не спущена в унитаз; что я абсолютно счастлив, и мне не светит пугающий до усрачки конец футбольной карьеры.
Я провожу по бедру взмокшей ладонью, но Ноа ее перехватывает и молча проводит по ней большим пальцем. Этого простого жеста достаточно, чтобы я знал, что Ноа здесь, со мной. В его обязанности не входит утешать и успокаивать, тем не менее, именно это он и делает.
Едва ступив на красную дорожку, Ноа общается с прессой так, будто для него обычное дело. Он ведет себя непринужденно, очаровательная улыбка не сходит с лица. В то время как я, уверен, похож на оленя в свете фар. На этот раз мы имеем дело не с папарацци. Это – профессиональные журналисты.
Мои ладони все еще влажные, но Ноа не обращает на это внимания. Он крепче сжимает мою руку, и я успокаиваюсь.
Мы заходим внутрь, и Дэймон подводит меня к пиарщику из команды. Тот знакомит меня с какими-то людьми, которых я, видимо, должен знать, но понятия не имею, кто они. Они смотрят на меня так, будто я самый неправильный гей в мире. Один из них, Нил, является главой Национальной Сети ЛГБТК – организатора мероприятия, – так что, по идее, я должен бы его знать.
– Мы так рады, что вы смогли приехать сегодня, – говорит он. – То, что вы здесь, поддерживаете нас…
– Спасибо, что пригласили. – Знаю, это большая честь, что меня ценят и признают в подобном месте, но вокруг постепенно собирается толпа, и мне становится не по себе.
– Каково это – быть первым открытым геем в НФЛ? – задает вопрос какая-то женщина.
– Хм, не знаю. Технически я сейчас не состою в Лиге.
Все в унисон поджимают губы. На лицах отчетливо читается одна и та же мысль о вопиющей несправедливости происходящего.
– Как по-вашему, тот факт, что вы гей, повлияет на шансы снова играть в футбол? – спрашивает Нил, но его вопрос звучит не так навязчиво, как у журналистки.
Нил выглядит очень обеспокоенным, но, вместе с тем, каким-то угрожающим. Такое впечатление, что получи он мое согласие, в тот же миг натравит на Лигу гей-мафию. От одной этой мысли хочется рассмеяться, но серьезность вопроса отрезвляет.
– Существуют законы против дискриминации, так что не должен влиять, – дипломатично отзываюсь я.
– Но ведь это не значит, что и не будет, – вклинивается еще один мужчина.
Я тянусь к галстуку-бабочке, который внезапно начинает слишком стягивать горло.
– Мой каминг-аут был не совсем… эм… изящным. Меня уволили по пункту об этическом поведении.
Раздается несколько неловких смешков. Я убеждаю себя, что уж лучше пусть эти люди смеются надо мной, чем думают так же, как «Бульдоги» – что я заслужил быть вышвырнутым за произошедшее в клубе.
– А чего еще может ожидать общество, если человек вынужден скрывать, кто он есть, – возмущенно замечает Нил, и я решаю, что, несмотря на неловкость всей ситуации, он мне нравится.
– Если бы все просто открылись, никто бы не стал раздувать из этого проблему, – разглагольствует женщина, и я стискиваю зубы.
Полагаю, она подразумевает спортсменов, но уточнять совсем не хочется.
Я вижу Ноа, но не могу до него дотянуться. Пытаюсь телепатически передать ему, что нуждаюсь в спасении, но, очевидно, за последнюю пару часов подобных сверхспособностей у меня не развилось.
Да блин!
По мере того, как рвущихся со мной пообщаться становится все больше, и меня знакомят с новыми и новыми людьми, присутствие Ноа так близко и в то же время так далеко, становится мучительным. У нас совсем не остается времени побыть вместе. Мы проходим мимо многочисленных представителей высшей элиты. Все хотят пообщаться с Ноа, поговорить о его отце, а меня засыпают очередными вопросами о том, каково быть открывшимся геем в футболе.
В конце концов, понимаю, что произошло именно то, чего я так боялся, когда опубликовали те фотографии. Меня не воспринимают, как Джэксона-футболиста. Я для них футболист-гей Джэксон. Никого из моих товарищей по команде никогда не представляли общественности как «женатого футболиста» или «футболиста-натурала».
Я продолжаю следить взглядом за Ноа, как он передвигается по залу от одной большой и важной шишки к другой, побольше и поважнее. Обнаженный Ноа – это нечто. Но Ноа в смокинге? Он мне почти больше нравится.
Почти.
После того, как меня в десятый раз останавливает совершенно незнакомый человек и заставляет рассказать о том, как я публично открылся, у меня появляется непреодолимое искушение надраться до потери пульса. Однако в глазах прессы это будет выглядеть не очень хорошо, поэтому я остаюсь трезвым как стеклышко, ненавидя каждую минуту этого фарса.
Единственным утешением является осознание того, что ночью я окажусь в постели Ноа и буду творить с ним всякие непотребства. Или он со мной. На самом деле, без разницы. Мне все равно. Я думал, после нашей секс-сессии по Скайпу, Ноа будет рваться оказаться внутри меня. Но, даже проехав два часа до Фили, чтобы меня трахнуть, он струсил. Не то чтобы я сильно протестовал. Боялся, что если нажму слишком сильно, то оба останемся ни с чем.
Я наконец-то отрываюсь от толпы под предлогом, что мне нужно в туалет, и прячусь в углу, где меня и находит Мэддокс.
– Как ты? Держишься? – спрашивает он.
– Все пытаюсь отыскать твоего бойфренда, чтобы отпроситься и убраться, наконец, домой.
– С какой бы радостью я с тобой уехал. Дэймон там, активно общается.
Я бросаю взгляд на шипящий темный напиток, не спрашивая, вырываю его из рук Мэддокса и залпом выпиваю. Кривясь, я смотрю на пустой бокал:
– Просто кола?
– Не хотел напиваться, пока Дэймон тут налаживает связи.
– Как думаешь, если пригрожу, что наклюкаюсь, он отпустит меня домой?
Мэддокс смеется.
– Можешь попытаться.
Наконец мне удается добраться до Дэймона. Всего пара угроз, – совершенно пустых, о чем Дэймон прекрасно осведомлен, – и мне наконец-то дают вольную. Так бы и расцеловал. Но не буду. Вместо этого отправлюсь домой к Ноа и зацелую нахрен его.
От одной этой мысли в штанах становится тесно.
Но сегодня явно не мой день. Пробки снова просто сучьи. Так что, когда мы наконец, спустя сто лет, добираемся до дома, возбуждение сменяет безумная усталость. Я плюхаюсь на кровать лицом вниз, даже не потрудившись снять пингвиний костюм.
– Слава богу, все закончилось.
– Да ладно, все было не так уж и плохо.
– Ну, не ужасно, но мне пришлось общаться с кучей народу. Как же это сложно.
Ноа смеется:
– В этом и есть весь смысл благотворительных вечеров.
– Ты привык к этому трепу. А я обычно хмуро смотрю на людей, и они оставляют меня в покое.
– Ты отлично общаешься с поклонниками.
– Потому что должен. Если бы мне платили доллар за каждый раз, когда пришлось выслушивать, как важно, чтобы все геи-спортсмены совершили каминг-аут, я бы уже был богаче тебя.
Я зарываюсь головой в подушку Ноа и чувствую, как на меня опускается тяжесть.
– Знаю, эта часть твоей работы – отстой, и паршиво, что тебя сделали эдаким гей-идолом, но в чем-то эти люди сегодня были правы. Ты же не будешь утверждать, что в НФЛ кроме тебя геев нет. Так же как и Дэймон не был единственным геем-бейсболистом. Чем больше спортсменов откроются, тем легче будет всем.
– Но почему именно я должен быть тем самым парнем? – Как же жалко звучит мой голос.
Меня беспокоит не только то, что я стал первым открытым геем в футболе. Что, если ничего не выйдет? Что, если я получу новый контракт, а потом вылечу? Какой урок из этого извлекут пацаны, которые хотят играть в футбол? Что мы недостаточно хороши? Что не можем быть лучшими?
Есть причина, по которой никто не хочет «выходить из шкафа». Моя карьера рухнула из-за вынужденного раскрытия, и теперь я должен бороться за возвращение. Тем, кто не побывал в моей шкуре, легко говорить о повальном каминг-ауте. Они понятия не имеют, каково это – заходить в общую раздевалку.
– Ну да, тот факт, что тебя застали в ночном клубе со спущенными штанами, к этому никакого отношения не имеет, – бросает Ноа. – В идеальном мире ты бы сделал это тогда, когда бы счел нужным. Но жизнь далека от идеала.
– Не напоминай.
– Может быть, когда-нибудь. – Легкие поцелуи покрывают мою шею, плечо. – Я тебе рассказывал, как отец раскрыл меня перед всем миром?
Я напрягаюсь.
– Что?
– Когда меня застукали с Натаниэлем, отец вместо того, чтобы поговорить со мной, созвал своих советников. Они ему порекомендовали принять действительность и не пытаться ее скрыть, потому что она может быть полезна для кампании. Через несколько дней отец созвал пресс-конференцию и сообщил во всеуслышание, как он горд, что его сын – гей.
Я перекатываюсь на спину и оказываюсь с Ноа лицом к лицу.
– Какого хрена? Это отстой.
Ноа пожимает плечами.
– Обо мне все знали, кроме родителей. Для моих друзей это не было секретом. Если бы я запротестовал, думаю, отец бы не стал так поступать. – Сомнение во взгляде выдает, что Ноа не так уж и уверен в своих словах. – Но я на себе испытал то, через что ты прошел, и знаю, как это тяжело. Если бы мог, я бы сделал так, чтобы у тебя все было иначе.
Голос Ноа становится тише, он прижимается лбом к моему.
– Я бы разделил с тобой этот груз, снял бы его с твоих плеч, чтобы дать передохнуть.
– Почему? – хриплю я.
– Знаешь, сколько раз я пялился на твои клубные фотки?
Перемена темы заставляет думать, что Ноа не хочет отвечать на вопрос, так что я не давлю.
– Тебе хотелось оказаться на месте того парня на коленях?
– Я всегда считал тебя красавчиком.
– Даже сейчас, без бороды? – Я трусь лицом о его челюсть и шею. Уже скучаю по своей растительности.
– Она мне очень нравилась. Так здорово было ощущать ее на яйцах, пока ты мне отсасывал.
Я смеюсь, и, не задумываясь, выпаливаю:
– Блядь, я по тебе скучал.
Ноа застывает надо мной, и я понимаю, что облажался. Прошла всего пара дней, как мы виделись в Фили.
– Ну, типа до смерти хотел тебя трахнуть.
Только и всего. Пытаюсь убедить себя, что не вру. Ноа упомянул о своих яйцах и рассмешил меня. Вот по чему я соскучился. Это ничего не значит. Просто, после стольких лет отсутствия юмора в жизни, я рад, что есть с кем пошутить.
Тонкий голосок совести нашептывает, что это чушь, что надо отступить, пока я не стал тем, кого так не избегает Ноа – ожидающим большего. Но шепот такой тихий, что мне удается его игнорировать.
Ноа расслабляется, накрывая меня своим телом.
– В таком случае тебе стоит приступать.
– Вот не поверишь, усталости как не бывало.
Глава 14
НОА
Спящий Мэтт меня смущает. Не потому, что я никогда не видел его более умиротворенным, чем сейчас. А потому что, хотя он давно заснул, я все еще лежу и пялюсь. У себя в постели. Потому что сказал ему остаться.
Ага. Так и было.
Мэтт попросил дать ему всего минутку, чтобы прийти в себя, а я ответил: «Останься».
Я захотел, чтобы он остался со мной.
И если раньше я этого не осознавал, то теперь знаю точно: это полная лажа!
– Что я творю? – шепчу сам себе.
– А? – бормочет Мэтт.
Черт. Он явно из тех, у кого чуткий сон.
– Ничего, детка. Спи.
– Хммлергх… – Он притягивает меня к себе мускулистой рукой, и я не сопротивляюсь.
Я не лгал, когда говорил Мэтту, что не могу спать, если в постели не один. Дело не в интимности, хотя, в некотором смысле и в ней тоже, но в основном проблема в том, что мне некомфортно. В круизе мы особо не осознавали, что сближаемся, и я вечно просыпался с приклеенным к себе Мэттом. Тогда и появилось это чувство неловкости. Ну, не именно тогда, когда он меня обнимал. Не хочу на этом зацикливаться. Потому что это может вскрыть банку с наклейкой «Почему я не подпускаю людей близко». А на этот вопрос я в ближайшее время отвечать не хочу. И на те, что закрыты в банках, помеченных как «Проблемы с папочкой» и «Шокирующе низкая самооценка».
Черт, надо поспать. Вполне можно попсиховать утром, когда Мэтт поднимется ни свет ни заря на свою дурацкую тренировку.
Но когда через несколько часов я просыпаюсь, солнечные лучи заливают комнату, а Мэтт все еще крепко меня обнимает. Я его отпихиваю.
– Разве ты не должен быть сейчас внизу, обливаясь седьмым потом?
Мэтт крутит бедрами, и его член толкается мне в спину.
– Для этого мне не обязательно спускаться вниз.
– И впрямь соскучился, а? Я создал чудовище. Как будешь справляться весь сезон?
– Ты слишком большой, чтобы уместиться в моем чемодане.
– Хм-м, зато твои игрушки запросто туда влезут. – От воспоминаний о видеозвонке мой член твердеет, тело само подвигается к Мэтту.
– Не думаю, что их одобрит сосед по комнате. Это если я получу контракт. Вчера вечером я попытался поговорить с Дэймоном о предстоящей встрече, но он велел подождать.
Я поворачиваюсь к Мэтту.
– Это еще ничего не значит.
– Значит, если это произносят с таким видом, будто готовятся сообщить, что у тебя терминальная стадия рака. Потом вмешался Мэддокс и весь вечер держал меня подальше от своего парня. Хотя, возможно, это было связанно с тем, что при каждой возможности я клянчил у Дэймона разрешение уехать домой.
– Все равно, это ничего не значит. Скорее всего, он не хотел говорить о работе там, где каждый мог подслушать.
– Может быть…
– Завтра ты все узнаешь, так что бессмысленно беспокоиться об этом сейчас.
– Тебе легко говорить.
Мэтт прав. Мне легко советовать не беспокоиться, потому что я понятия не имею, каково это – хотеть чего-то так сильно, как Мэтт хочет играть в футбол.
– Знаешь, что у меня на самом деле получается легко? – Я толкаю Мэтта на спину и сползаю вниз по его телу, покрывая поцелуями твердые мускулы. – Отвлечение.
– Такое отвлечение мне нравится. – Руки Мэтта тянутся к моей голове, пытаясь схватить за несуществующие волосы. – Тебе обязательно брить голову? Хотелось бы за что-то держаться.
– Возможно, если будешь хорошим мальчиком, я и отращу волосы.
Мэтт стонет, и мне это нравится. Я сколько угодно могу лгать себе, что делаю это для Мэтта, чтобы он отключил голову, но правда в том, что мне это нужно не меньше. Секс – это то, что я могу. Вот со всем остальным у меня проблема. Мэтт это понимает. Из всех, с кем я был, он – единственный, кто понимает. И не настаивает на большем. Я обхватываю губами член Мэтта, и его спина выгибается дугой.
Мэтт сгребает меня и тянет вверх, стремясь участвовать в процессе, но я качаю головой. Не собираюсь быть эгоистом. Я удерживаю руки Мэтта, и тогда он впивается пальцами в одеяло и отдает мне контроль. Отстраняюсь лишь на секунду, чтобы смочить палец слюной.
– Да, черт, – шипит Мэтт, когда я толкаюсь в его вход.
Я говорил себе, что не буду с ним этого делать. Мэтт заслуживает, чтобы его первый раз был с кем-то лучше меня. Я был полон решимости не заниматься с ним сексом. Но сопротивляться бесполезно. Сегодня я его не трахну, но рано или поздно это произойдет.
Это неизбежно, потому что я недостаточно силен. По крайней мере, когда дело касается одного конкретного футболиста.
Чем больше я провожу времени с Мэттом, тем больше меня беспокоит, что у этого парня нет того самого «числа». Вполне вероятно, что мне никогда не удастся выкинуть его из своей системы.
– Ноа… – Никогда еще мое имя не звучало так хорошо.
Мэтт смотрит на меня так, словно видит во мне не только мешок с деньгами. Никто никогда на меня так не смотрел. Даже друзья. Конечно, отчасти я сам виноват, взяв на себя роль титулованного мудака. Но таков мой способ выживания. Единственный человек, которому я открыл свое сердце, разорвал его на мелкие клочки ради диплома бакалавра и бонуса в пятьдесят тысяч долларов.
Звуки, вырывающиеся из горла Мэтта, когда я сосу его член, отдаются у меня в паху. Хочу, чтобы он кончил, хочу проглотить все до капли, чего обычно не делаю. Мэтт об этом знает и всегда предупреждает, когда уже близок. Дело не во вкусе спермы, а в ее количестве. Оно вызывает у меня рвотный рефлекс. Многим парням это не нравилось, но Мэтту все равно.
Мой палец массирует его простату, а рот трудится над членом, в то время как собственный стояк умоляет о прикосновении, но я держусь.
– Кончаю, – хрипит Мэтт.
Я не отпускаю.
– Ноа…
Я глотаю, наслаждаясь каждой каплей. Горло сжимает спазм, но не настолько сильный, чтобы отстраниться. Я принимаю все и жду, когда Мэтт перестанет содрогаться. И когда он тянет меня к себе, на этот раз я его не останавливаю. Мэтт крепко и долго меня целует, несомненно, ощущая собственный вкус. И стонет мне в рот.
– Ты не обязан был…
– Я хотел…
– Ноа…
О, нет. Не-а. Мне знаком этот тон. Мы не будем об этом говорить.
– Хочу кофе. – Я пытаюсь выбраться из постели, но Мэтт слишком силен. Он тянет меня назад и перекатывается, оказываясь сверху.
– Не так быстро. Впереди весь день, кофе подождет, а мне нужны сутки, чтобы отвлечься. Твоя очередь. – Мэтт соскальзывает вниз, намереваясь вернуть услугу, и я готов принять все, что он предложит.
И мне не придется говорить о том, что на самом деле творится у меня в голове. Полагаю, мы оба отлично умеем находить отвлечение.
***
Ночью воскресенья я вновь не выгоняю Мэтта из постели, и мы снова просыпаемся в обнимку. Мои мышцы ноют, кожа покрыта синяками, оставленными его «карающими» руками и губами, но мне абсолютно все равно.
– Который час? – бормочу я, услышав вибрацию на тумбочке рядом с кроватью.
– Хрен его знает.
– Мы не опаздываем на твою встречу?
– Нет, она назначена на два. – Мэтт наконец дотягивается до телефона. – Это из OTS.
– Ответь.
Мэтт сжимает телефон.
– Что, если они хотят сказать, чтобы я не приходил?
– Если ты не ответишь, это не изменит их намерений.
Телефон замолкает, и Мэтт громко вздыхает. Но через секунду снова раздается звонок. Мэтт пялится на гаджет так, словно тот взорвется, стоит нажать на зеленую кнопку.
Я протягиваю руку.
– Хочешь, я отвечу? Могу представиться твоим ассистентом.
Мэтт нерешительно передает мне трубку.
– Телефон Мэтта Джэксона, – произношу я.
– Ноа? Почему ты отвечаешь на звонки Мэтту? – спрашивает Дэймон.
– Зачем ты ему звонишь, если собираешься встретиться через… – Я смотрю на телефон и проверяю время, – …четыре часа?
– Тут у нас… ситуация. Мэтт должен приехать немедленно.
Мое сердце ухает вниз, затем подскакивает к горлу. Неужели мы облажались? Неужели кто-то узнал, что мы на самом деле не встречаемся? Я заставляю себя сделать глубокий вдох и не паниковать раньше времени. Не хочу пугать Мэтта, когда он смотрит на меня этим щенячим взглядом.
– Если это плохие новости, то они могут подождать, – возражаю я.
– Это никак не связано с предложением, которое лежит на моем столе. Ко мне пришел парень, который утверждает, что он брат Мэтта.
Мои брови взлетают вверх.
– Брат? Который?
– Говорит, его зовут Джет.
Я отнимаю телефон от уха.
– Джет здесь, в Нью-Йорке.
Глаза Мэтта округляются.
– Что?
– Он не знал, как еще связаться с Мэттом, – доносится из трубки голос Дэймона. – Парень не особенно разговорчив. Только хочет повидаться с братом. Выглядит немного взвинченным. Вы бы приехали поскорее.
– Выезжаем. – Я заканчиваю разговор и бросаю телефон на кровать.
Мэтт начинает натягивать одежду, но я его останавливаю:
– От нас разит сексом. Нам нужно в душ.
– Ладно, – соглашается Мэтт.
Мы принимаем самый быстрый душ в истории, затем я вызываюсь сесть за руль, потому что Мэтт двигается на автопилоте. Я так и слышу, как в его голове роятся вопросы «Почему мой брат здесь?», «Что случилось?», «Как я могу это исправить?».
– Джет – это тот брат, которому девятнадцать, или тот, которому двенадцать?
– Ты помнишь возраст моих братьев?
– Не смотри на меня взглядом инквизитора. Просто случайно запало в голову.
Мэтт смеется.
– Джетро – тот, которому девятнадцать.
– В каком он колледже?
– Ни в каком. Я предложил оплатить его обучение после школы, но он вознамерился стать музыкантом.
– Так он приехал из Теннесси без предупреждения? Почему не позвонил?
– Вряд ли у него есть мой номер. Родители ясно дали понять, что мне больше нет места рядом с братьями и сестрами. Они даже исчезли из Фейсбука. Предки меня заблокировали. Я создал поддельный аккаунт и отправил всем запрос, но они так его и не приняли. Справедливо, наверное. На самом деле мне бы не хотелось, чтобы они добавляли в друзья кого ни попадя. Да и родители, скорее всего, проверяют их странички.
– Это совсем уж крайность.
– Нет, это просто родители-гомофобы.
– Как думаешь, зачем Джет хочет с тобой встретиться?
– Без понятия. Он приложил столько усилий, не имея никаких гарантий, что сможет до меня добраться. Не хочу делать поспешных выводов, но, боюсь, случилось что-то плохое.
Я не произношу этого вслух, но кое-что хорошее в этом все-таки есть: Мэтт больше не психует из-за предстоящей встречи.
Когда мы входим в приемную OnTrack Sports, навстречу встает худенький, но подтянутый паренек в футболке и узких джинсах. Мой взгляд тут же выхватывает замысловатую татуировку, покрывающую всю его правую руку. У Джета длинные растрепанные волосы того же оттенка, что и у Мэтта. Рядом с ним на полу спортивная сумка и мягкий футляр для гитары. Если бы Мэтт не рассказывал, что его брат музыкант, я бы просто прошел мимо. Он симпатичный, но на Мэтта совсем не похож.
– Джетро. – Мэтт тянется, чтобы обнять парня, но в последний момент, передумав, отстраняется. – Что ты здесь делаешь?
Джет же, наоборот, без колебаний заключает брата в объятия.
– Привет, бро!
– Что случилось? – спрашивает Мэтт.
– А ты как думаешь? То же, что и с тобой.
– А?
Если Мэтт не догадывается, что его брат – гей, я ставлю под серьезное сомнение его гей-радар.
– Я абсолютно и полностью гей, чувак.
Челюсть Мэтта падает. Он до того очарователен, что я начинаю смеяться.
– С каких это пор? – спрашивает Мэтт.
– Эм-м, не знаю, на сколько ты в курсе научных исследований на эту тему, но я вполне уверен, что был им всю жизнь. Но ты, наверно, имеешь в виду, когда я это понял или когда открылся. Мне было четырнадцать, я увидел тебя, целующимся с парнем, когда ты думал, что дома никого нет, и…
– Ты за мной шпионил? – Говор Мэтта становится таким же явным, как у Джета.
Ага, он мне все еще нравится.
– Я не какой-то там извращенец. Просто вошел, увидел и выбежал обратно. А потом понял, что целоваться с парнем – вполне себе вариант. До того дня я даже не задумывался об этом. Кроме того, мы бы оба оказались в дерьме, если бы я что-то сказал. Кстати, этот парень женился. На женщине. Но могу поклясться, что видел его страничку в Гриндре. У него же татуировка на ребрах, так?
Мэтт встречается со мной глазами, но сразу же отводит взгляд.
Джет, ничего не замечая, продолжает разглагольствовать:
– А насчет каминг-аута, это произошло два дня назад, во время семейного ужина. Родаки завели свою обычную шарманку, хотя с тех пор, как ты открылся, все стало в сто раз хуже. Шар все рвалась пообщаться с репортерами, которые вечно рыщут вокруг, потому что ей хочется денег, но мама с папой разозлились. Начали проповедь на тему «гореть геям в аду», что нам всем стоит делать вид, что ты никогда не рождался и не существовал. Что нельзя разговаривать с чертовыми писаками и позорить семью. Бла-бла-бла. Меня это все достало, я сорвался с места. Когда они спросили, куда я собрался, я ответил: «Пойду себя подожгу».
Мэтт фыркает.
– Ты этого не сделал…
– О, еще как сделал. Если честно, думал, они не настолько умны, чтобы понять, что я имел ввиду. Может, надо было выдать это за шутку, но я не мог больше врать. Отец дал мне пять минут, чтобы собрать манатки и свалить.
– Извини, – вмешиваюсь я, – ты не мог бы вернуться к части про репортеров?
Взгляд Джета встречается с моим, затем скользит по моему телу.
– А, ты же бойфренд, да? Сын сенатора. Явно важная шишка. – Джет протягивает руку, и я ее пожимаю.
Затем он поворачивается к Мэтту:
– Бунтовать, так с размахом, а? Мало того, что гей, так еще и с темнокожим бойфрендом, – смеется он. – Видел бы ты лица мамы и папы, когда они увидели это в новостях. Потрясающее зрелище.
– Так что насчет репортеров? – снова напираю я. Если они теперь охотятся за семьей Мэтта, это совсем нехорошо.
– Вам, парни, не о чем беспокоиться, – заверяет Джет. – Мама и папа ничего не скажут. Если кто и будет болтать, так только Шарлин. Она явно на грани, да и жизнь в трейлере ей осточертела. Шар нужны деньги, а эти ребята предлагают целую кучу. Один из них подошел ко мне в баре, где я играю, и предложил десять кусков за эксклюзив.
– И что ты ответил? – спрашиваю я.
– А ты где-нибудь видел статьи о моем брате, где ссылаются на меня как на источник? Я что, так похож на стукача?
Именно об этом и говорил Дэймон.
Мэтт обводит взглядом небольшой офис и тихо произносит:
– Можешь сбавить тон? Моя карьера в руках этих людей.
Джет вскидывает руки в притворной капитуляции.
– Зачем Шарлин нужны деньги? – спрашивает Мэтт. – Я же вам их высылаю.
Джет выглядит смущенным.
– Хм, нет, бро, не высылаешь.
– Что? – ревет Мэтт. – Я перевожу родителям восемь тысяч в месяц. С тех пор, как меня задрафтовали.
– Мы не видели ни цента из этих денег, – возражает Джет.
Я четко вижу момент, когда в мозгу Мэтта щелкает, и все становится на места.
– На что, черт возьми, они тратят столько денег? – спрашивает Мэтт.
