Текст книги "Трюк (ЛП)"

Автор книги: Иден Финли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

По какому-то совпадению, а, может, срабатывает мой радар на гомофобов, я сразу же ловлю на себе хмурый взгляд Картера и невольно отвожу глаза. Неприятный момент нарушают Миллер и Дженкинс, которые зовут нас к себе.

– Миленький галстук, – замечает Дженкинс и игриво толкает Тэлона.

– Эй, поосторожнее с товаром. Разве ты не знаешь, что мы с Джексоном бесценный товар?

– Точно, бесценный, лучше и не скажешь, – бормочет Миллер.

Тэлон берет голову Миллера в захват.

– Чего-чего? Я не расслышал.

Тренер Колдуэлл встает перед всеми.

– Хватит трепаться, Тэлон. Ну-ка, сядьте все.

Никогда не перестану поражаться, до чего футболисты похожи на детсадовцев. Мы рассаживаемся на траве, а тренеры стоят над нами, будто мы им принадлежим. И это впечатление увеличивается в разы, когда главный тренер начинает повторять нам правила.

Я чувствую, как жар приливает к щекам, и знаю, что покраснел, потому что, очевидно, это все из-за меня. Возможно, я слишком себя накручиваю, но когда руководство говорит обращаться к ним, если возникнут проблемы с другими игроками, нетрудно догадаться, что они готовятся к худшему развитию событий.

Но как бы я ни старался сконцентрироваться на словах тренера, мысли постоянно уносятся к Ноа – куда он мог пойти, и возможно ли, что еще не слишком поздно все исправить. Если он вернулся в Нью-Йорк, я ничего не смогу сделать. Мы застряли здесь на месяц как минимум.

Собрание, наконец, заканчивается, и я очень надеюсь, что Дэймону удалось найти Ноа. В сообщении от него говорится, что он позаботится обо всем, и что мне следует вернуться в гостиницу и отдохнуть. Не уверен, писал ли это Дэймон как мой друг или как агент, но тон у сообщения серьезный, не оставляющий никаких сомнений: это приказ.

Глава 26

НОА

ДЭЙМОН: ГДЕ ТЫ? ЕСЛИ СКАЖЕШЬ, ЧТО В НЬЮ-ЙОРКЕ – Я НАДЕРУ ТЕБЕ ЗАД.

Кажется, настало время расхлебывать кашу. А именно – слушать, как Дэймон меня пилит за то, что оставил Мэтта в середине пресс-конференции. Но разве можно меня винить?

Пропустив несколько стаканчиков, я решаю ответить на звонки и сообщения, которыми Дэймон меня забрасывал последние пару часов. Выйдя из той аудитории, я чувствовал себя потерянным. И физически, и морально. Не знаю, сколько времени я бесцельно бродил по кампусу, а потом по городу. Сюрприз-сюрприз: в Милуоки абсолютно нечем заняться. Вот так я и пришвартовал задницу на барный стул в шесть вечера. Это было два часа назад. С тех пор я не двигался с места.

НОА: НЕ ВЫКРУЧИВАЙ СЕБЕ ЯЙЦА. Я В БАРЕ. ОН ПЕРВЫЙ В СПИСКЕ, ЕСЛИ ПОГУГЛИШЬ ГЕЙ-БАРЫ МИЛУОКИ. НЕ ПОМНЮ НАЗВАНИЯ. ЧТО-ТО ПРО ЗАДНИЦЫ.

Ответ приходит через несколько минут.

ДЭЙМОН: СЕРЬЕЗНО? «ШАРЫ И БУЛКИ»?

Я усмехаюсь.

НОА: АГА, ЧТО-ТО В ЭТОМ РОДЕ. ПОДУМАЛ, БУДЕТ ЗАБАВНО.

ДЭЙМОН: ОСТАВАЙСЯ ТАМ. СКОРО БУДУ.

НОА: УРА

ДЭЙМОН: ТЫ ДАЖЕ ПИШЕШЬ С САРКАЗМОМ.

НОА: Я? ДА НИКОГДА.

Я на той восхитительной стадии опьянения, когда двигательные функции еще работают, но становится уже на все плевать, и это означает, что я готов встретиться лицом к лицу с Дэймоном. Он должен мне ответить на несколько гребаных вопросов. Очевидно, что Дэймон в курсе про контракт с Нью-Йорком, и я хочу знать, что здесь нахрен происходит.

У Мэтта была возможность остаться в Нью-Йорке, но он все равно выбрал Чикаго. Какой смысл? Без разницы, какая команда лучше. Правда в том, что Мэтт мог быть со мной и продолжать играть в футбол, но вместо этого предпочел карьеру, причем с гораздо меньшим гонораром. Это также означает, что дурацкое признание, что он якобы ждал, когда я попрошу его остаться – просто пустой звук. Мэтт знал, что я этого не сделаю, и собирался уехать в любом случае.

Все это чушь собачья.

Натаниэль выбрал деньги.

Мэтт выбрал футбол.

Когда же кто-нибудь выберет меня?

Я замечаю высокого блондина, который направляется ко мне. Он скользит горящим синим взглядом по моим рукам и груди, затем возвращается к лицу и расплывается в улыбке.

О да, вот он выбрал бы меня. По крайней мере, на одну ночь.

Парень опирается на барную стойку рядом со мной.

– Я Леннон.

Ух ты. А он не особо заморачивается с псевдонимом.

Я коротко киваю.

– Маккартни.

Улыбка моего нового знакомого становится натянутой.

– Ого, никогда раньше не слышал этого имени.

– А?

Парень вынимает бумажник и показывает водительские права.

– Меня правда зовут Леннон.

Я пялюсь на документ и задаюсь вопросом, не фальшивый ли он. Это, конечно, возводит анонимные перепихоны на уровень экстрима.

– Родители тебя ненавидели?

Смех Леннона глубокий и раскатистый.

– Я до сих пор им это припоминаю. Когда они жалуются, что подолгу меня не видят, я всегда отвечаю: «Это вы назвали меня Леннон».

– Извини. Я думал… ну, знаешь… Этот бар…

Нужно признать, улыбка Леннона сексуальна как грех.

– Ты подумал, это фальшивое имя, чтобы кадрить парней? Да ладно, кому взбредет в голову добровольно выбрать имя Леннон? Ну, кроме родителей, которым абсолютно наплевать, сколько шуток про «Битлов» обрушится на мою голову.

– Я Ноа, – протягиваю руку.

Леннон пожимает ее и задерживает в своей чуть дольше положенного.

– Подожди, ты тоже назвался фальшивым именем. Это значит, ты хочешь свалить отсюда?

Если бы такой парень, как он, задал мне подобный вопрос пару месяцев назад, я бы уже засунул язык ему в горло. И хотя искушение трахнуться в качестве мести велико, да и член мой вполне заинтересован, я не могу этого сделать. Без вариантов. Не потому, что по контракту все еще должен быть бойфрендом Мэтта, а потому, что знаю – Леннон с ним не сравниться.

Может, парень, в которого я влюблен, и не отвечает мне взаимностью, но лечить разбитое сердце, ложась под первого встречного, я не буду. Это сработало бы, если бы я расстался с кем-то другим, но не с Мэттом. Никогда и никем я не был так увлечен. Даже Натаниэлем. С тех пор, как Мэтт ушел, все стало скучным и неинтересным. Я понятия не имел, что тоска по кому-либо может превратить жизнь в ад. Я забросил свой проект «Радужные койки», потому что мне просто уже все равно. Мне все еще хочется, чтобы он состоялся, но без человека, с которым я мог бы провести свою жизнь, все становится бессмысленным. Неважно, сколько бездомных подростков моя программа удержит от улицы. Она никогда не сделает меня цельным. Цельным меня делает Мэтт. С ним я перестаю быть избалованным богатеньким мальчишкой, невоспитанным и самонадеянным сынком политика. С Мэттом я становлюсь собой. Настоящим собой.

Леннон все еще ждет моего ответа, и я, наконец, нахожу правильные слова:

– Спасибо, но, э-м, не стоит. У меня есть парень.

Леннон опускается на соседний стул.

– Так он и есть причина того, что ты тут сидишь во вторник в восемь вечера?

Да. Это он. Потому что, оказывается, когда любовь твоей жизни не отвечает тебе взаимностью, это так же больно, как запрещенный пинок по яйцам. Может, поэтому я выбрал бар под названием «Шары и булки».

– Какова твоя причина? – спрашиваю я.

– Хочу потрахаться. Разве может быть более веская причина?

Я хихикаю.

– Думаю, нет.

– Здесь сейчас сонное царство, так что, если хочешь поговорить, время у меня есть.

– Уверен, у тебя найдутся дела поважнее, чем слушать мои стенания о том, как бойфренд предпочел мне карьеру.

У Леннона отвисает челюсть.

– Так. Нам нужно выпить. – Он подает знак бармену, чтобы тот налил нам еще, и вот так просто я оказываюсь напивающимся вдрызг в компании Битла.

Леннон прилагает массу усилий, чтобы меня взбодрить, и, его истории здорово отвлекают. Мой новый знакомый рассказывает обо всех случаях, когда его имя доставляло проблемы. Знаю, страдания Леннона не должны меня смешить, но то, в какой самоуничижительной манере он о них рассказывает, не оставляет никаких шансов, и я хохочу.

Внезапно на мое плечо опускается сильная рука.

– Что ты делаешь? – рявкает Дэймон.

– Болтаю с Ринго Старром. Серьезно, я угораю от имени этого парня.

– Ага, и это заставляет меня любить его еще больше, – отзывается Леннон.

– А ты не забыл, что твое имя – Эта-задница-кое-кому-принадлежит? – спрашивает Дэймон.

– Хм, это звучит не совсем правильно, – говорю я.

– Это и есть тот самый бойфренд? – в тоне Леннона сквозит то ли подозрение, то ли удивление, не могу разобраться.

– О, замечательно! – говорит Дэймон. – Значит, ты все-таки не совсем забыл о парне, который предложил тебе весь мир, а ты его отверг. И ты же сейчас из-за этого злишься?

Я вскакиваю с места так быстро, что барный стул отскакивает в сторону.

– Ага, вот же хренушки ты тут несешь.

Хренушки? Я уже говорю как Мэтт? Надо брать себя в руки.

– Я отверг его? Это он получил предложение на контракт в Нью-Йорке и ничего не сказал. Это он переехал в Чикаго, хотя мог остаться. Это он предпочел футбол мне.

– Если реально в это веришь, значит, ты не такой уж и умный, каким кажешься. Как думаешь, почему Мэтт отказался от контракта стоимостью в десять раз больше, чем чикагский? Забудь на секунду, что речь идет о Нью-Йорке. Допустим, те же условия ему предложили в Сиэтле. Что, по-твоему, могло бы его заставить оказаться от хреновой тучи денег?

– Он сказал, что хочет кольцо чемпиона. Что это для него важнее всего. Включая меня.

– «Вориорз» сто лет не выигрывали Суперкубок. Да, в этом году у них появился шанс, но у Нью-Йорка есть такая же возможность. И Мэтт был готов от всего этого отказаться. Ради тебя. Ты сказал «нет», и он согласился на Чикаго.

– Мэтт хотел, чтобы я попросил его остаться. Разве это значит, что он готов отказаться от всего ради меня? Нет. Это означает, что я заставляю его все бросить. Мэтт хотел, чтобы решение было принято за него, чтобы, когда он пожалеет, что оставил футбол, ему было кого обвинить в своих бедах.

Дэймон делает несколько шагов назад, его пристальный взгляд прожигает меня насквозь.

– Ты на самом деле в это веришь, да?

– Ну а во что мне верить? Просвети, пожалуйста, потому что я явно что-то упускаю.

– Мэтт идиот, что сразу не открыл тебе правду, но и я не тот, кто должен об этом рассказывать. Он просил меня молчать. Если бы я не был его агентом, не стал бы слушать, но я должен сдержать слово. Мэтт отказался от миллионов долларов. Ради тебя.

– Почему?

Губы Дэймона сжимаются в тонкую линию.

– Имя Рика Дугласа тебе что-нибудь говорит?

– Понятия не имею, кто это, – отвечаю я.

– Это владелец «Нью-Йорк Кугуарз», – подает сзади голос Леннон.

Мы с Дэймоном оборачиваемся к нему.

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я.

Дэймон прищуривается:

– Вы были на пресс-конференции.

Дерьмо. Гребаное дерьмо. Нехило я облажался.

– Так ты писака?

Леннон кивает. У него хотя бы хватает приличия выглядеть виноватым.

Я бросаюсь на него, но Дэймон тянет меня назад, а Леннон вскидывает руки в знак капитуляции. Я лихорадочно пытаюсь вспомнить, не сказал ли чего такого, что могло быть неправильно истолковано или вырвано из контекста, но на ум приходит только его дурацкое имя. Блядь, а еще то, что мой бойфренд меня не любит.

– Ты следил за мной ради статьи?

– Нет, я за тобой не следил. Мое появление здесь – случайное совпадение. Когда я тебя увидел, не был уверен на все сто, что это именно ты. Но, возможно, потом подумал, что мог бы заполучить неплохой материал, если бы достаточно тебя напоил.

Я снова бросаюсь к нему, но Дэймон все еще крепко меня держит.

Леннона, похоже, мои потуги совершенно не беспокоят.

– Но потом я понял, что твоя история ничем не отличается от истории любой другой женушки футболиста. Поверь, тебе нечем заинтересовать читателя. Никому нет дела до тоскующего по семье парня, который загребает миллионы долларов. Проблемы «первого мира» и все такое.

– Ты только что назвал меня женушкой футболиста? – спрашиваю я.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Вы не первая гей-пара…

– Открытая однополая пара, – поправляет Дэймон, будто есть какая-то разница. – Пойдем отсюда, Ноа, пока ты не сказал что-нибудь, что этот парень использует, чтобы еще больше усложнить тебе жизнь.

– Значит, если я репортер, то автоматически становлюсь врагом? – спрашивает Леннон. – Достаточно жестко. Вы же тот самый Дэймон Кинг, который несколько лет назад чуть не стал игроком Главной Бейсбольной Лиги, но вылетел из-за травмы плеча.

Дэймон бледнеет.

Леннон встает со стула.

– Послушайте, предлагаю сделку. Я притворюсь, что не слышал имени Рика Дугласа, не буду копаться в причинах отказа Мэтта Джексона от фантастического контракта с «Кугуарз». Я работаю на журнал «Sporting Health Magazine». Мы не желтая газетенка. Нам нужны реальные истории. Если я получу эксклюзивное интервью бывшего бейсболиста-гея, ставшего спортивным агентом, то в сегодняшнем материале не буду упоминать ничего, кроме услышанного на пресс-конференции. Вы просто взяли и исчезли из спортивного мира, и вдруг откуда ни возьмись, появляетесь в качестве крутого агента, представляющего интересы самого скандального клиента. Да еще и подписали контракт с восходящей звездой хоккея. Мне нужна ваша история.

Дэймон вздыхает:

– Договорились.

– Ты не обязан этого делать, – тихо говорю я, надеясь, что Леннон не слышит.

У Дэймона были свои причины не давать интервью после травмы. Целый год он был полной развалиной, и до сих пор для него это щекотливая тема.

Дэймон поворачивается ко мне.

– Езжай в гостиницу, где поселилась команда. Комната Мэтта двадцать пять ноль семь. – Он достает ключ-карту и протягивает мне. – Поговори с ним. А я придержу этого парня на расстоянии.

Я колеблюсь. Вдруг Мэтт скажет что-то такое, чего я не хочу слышать? Ну конечно, нечто подобное он и скажет. Иначе он поговорил бы со мной еще до отъезда в Чикаго.

– Поверь мне, – говорит Дэймон.

– Знаешь, когда кто-то говорит так, мне хочется верить еще меньше.

Дэймон практически толкает меня к дверям.

– Иди.

Пройдя один квартал в направлении гостиницы Мэтта, я притормаживаю. В подсознании всплывает имя Рика Дугласа. Медленно передвигая ноги, я вбиваю его в «Гугл». Приходится прокрутить целую кучу всякой футбольной хрени, пока не появляется то, что я ищу. Помимо «Кугуарз», Дуглас владеет многочисленными корпорациями в различных отраслях промышленности. Очень напоминает…

– Ох, блядь, нет.

Нет нужды изучать компании Рика Дугласа, чтобы понять, что он каким-то образом связан с моим отцом.

Я ускоряю шаг, в душе закипает гнев. Если раньше я боялся услышать то, что скажет Мэтт, то теперь мне это просто необходимо.

Глава 27

НОА

Я бегу по холмистым улицам Милуоки, чтобы быстрее добраться до Мэтта. И чуть не загибаюсь. Твою мать. Мне нужен воздух. Срочно.

Я еле дотягиваю до гостиницы, где меня на ходу тормозит охрана. От интенсивной нагрузки грудь тяжело вздымается. Нафиг этот бег. Пытаясь отдышаться, я упираюсь ладонями в колени.

– Ваш гость… в отеле… – запыхаясь, выдавливаю я и показываю ключ-карту, которую дал Дэймон. – Я… спешу…

Охранник отступает, и я снова бегу. С другого конца вестибюля вижу, как закрываются двери лифта, и припускаю быстрее. Чувак в лифте видит, что я бегу, но ничего не делает, чтобы удержать двери открытыми. Урод.

Следующий лифт приходит, по ощущениям, где-то через два года. К тому времени, как я добираюсь до номера Мэтта, адреналин в крови зашкаливает. Я не утруждаю себя стуком и открываю дверь картой.

Вот он, со всеми своими шестью футами и тремя дюймами четко очерченных мускулов и сексуальной как грех задницей. При виде меня Мэтт застывает на полдороге между двумя кроватями.

– Ноа…

Сердце бешено колотится, и меня будто затягивает в мощное течение, несущее к Мэтту. Громкий щелчок захлопнувшейся за мной двери нарушает наступившую тишину в комнате. Все подозрения, ненависть и гнев трансформируются в похоть, желание и нужду. Если бы не отчаянная необходимость узнать, что натворил отец, я бы набросился на Мэтта и оставил все вопросы на потом.

– Что он сделал? – спрашиваю я.

Мэтт хмурит брови.

– Кто? Дэймон?

– Мой отец, – шиплю я сквозь зубы.

Замешательство на лице Мэтта сменяется удивлением, брови взлетают до линии волос. Он отворачивается, избегая моего взгляда.

– Ох. Хм-м. Ты про это… Дэймон сказал, он…

Я никак не могу восстановить дыхание, грудь тяжело вздымается.

– Единственное имя, которое назвал Дэймон – Рик Дуглас. А я сложил два и два.

– Неважно, что сделал или не сделал твой отец. Просто знай, что оставаться в Нью-Йорке был не вариант. Если бы имелся хоть шанс, я не колебался бы ни секунды. Так же, как если бы ты попросил меня остаться. – Мэтт пытается подойти ко мне, но я отступаю, пока не упираюсь спиной в дверь.

– Мне нужно знать, – говорю я.

– Зачем? Это тебя лишь разозлит.

– Ты отказался от миллионов долларов ради меня.

Мэтт пожимает плечами.

– Ты идиот, если хотя бы допускаешь мысль, что я мог согласиться. То, что я чувствую к тебе, стоит гораздо больше.

– Почему ты мне не сказал? – шепчу я.

– Если в двух словах, мне дали понять, что твой благотворительный фонд может накрыться.

Я моргаю. Этот парень… это он и есть. Он тот самый.

Он будет за меня бороться. Защищать. Оберегать. Он предпочтет меня всему остальному – даже футболу, если я позволю. Чего я не сделаю. Но дело не в этом. А в том, что я думал, никогда не встречу такого человека, как Мэтт. Который любил бы меня и весь мой дерьмовый багаж. Который смог встретиться один на один с моим отцом и принять мою сторону.

– Я не хотел, чтобы ты потерял то единственное, что тебя так воодушевляет, – после затянувшейся паузы говорит Мэтт. – Когда ты рассказываешь о «Радужных Койках», то просто светишься. Оживляешься, становишься страстным. Как-то ты сказал мне, что у тебя никогда такого не было. Ты не собирался просить меня остаться, и я решил, что не стоит ничего рассказывать. Я нарушил сделку, влюбившись в тебя.

– Нет. Мы нарушили сделку. Кажется, я полюбил тебя в ту минуту, как мы приземлились в Нью-Йорке, и ты недвусмысленно указал на мою избалованность. Это было так романтично.

– Как? Никаких нежных чувств к парню с круиза? – спрашивает Мэтт.

– К тому злюке, не вылезавшему из спортзала? Не особо.

– Эй, ты же понимаешь, что я все еще тот самый парень.

Я трясу головой.

– Ты гораздо больше.

– Могу я уже тебя поцеловать? Пожалуйста?

– Блядь, да.

Мы сталкиваемся ртами на полпути, слишком жадно, чтобы вовремя притормозить. Зубы громко клацают, и мы начинаем хохотать.

– Ух, – Мэтт хватается за челюсть.

– Упс.

– Кровит? – Он убирает руку и показывает зубы.

– Нет, все в порядке. – Я подхожу ближе. – Просто идеально.

На этот раз я двигаюсь медленно. Скольжу пальцами по волосам и мягко прижимаюсь губами к его губам.

Мэтт стонет и обхватывает своими огромными ладонями мою задницу.

– Я переезжаю в Чикаго.

Мэтт застывает.

– Ч-что? – Он откидывает голову, но по-прежнему прижимает меня к себе.

– Я не хочу без тебя жить, а ты не можешь бросить футбол ради меня. Ты и есть футбол. Ты готов был отказаться от всего. Сейчас моя очередь переступить через себя и сделать это на самом деле.

Надо признать, единственный раз, когда я бросил все ради парня, это обернулось против меня. Я остался получать степень политолога в спортивном колледже Нью-Джерси. Не будь я таким упрямым, перевелся бы в Гарвард, Йель или любой другой университет Лиги плюща, и отец заплатил бы любые деньги. А я остался в Ньюпорте ему назло.

Но Мэтт – не Натаниэль. Да и я уже не тот наивный восемнадцатилетка.

– Что меня там держит? – спрашиваю я. – Я люблю Нью-Йорк, но…

– А как же твой благотворительный проект?

– Уверен, в Чикаго тоже найдутся бездомные подростки-геи. Печально, что этот проект применим в любом городе, но в данном случае это нам на руку.

– У меня контракт всего на год. Если ты запустишь «Койки» здесь, а я не пройду отборочные тренировки…

– «Радужные Койки» еще очень далеки от запуска. Мы пока только на стадии планирования. А если проект останется в Нью-Йорке, мы что-нибудь придумаем. Я мог бы летать туда и обратно, когда ты в разъездах, да и сезон длится всего пять месяцев… даже меньше, если не попадете в плей-офф, хотя я в вас верю.

Мэтт отстраняется.

– Ты в курсе продолжительности футбольного сезона?

– Я прочитал.

Ага, я абсолютно без ума от этого парня. Я даже занимаюсь планированием всякого дерьма.

– Ладно, а как же твой отец? Он же вычеркнет тебя из завещания.

– Ой-ой, я так ужасно этого боюсь, – сухо бросаю я. – Пусть оставит свое состояние моим кузенам. Они все равно считают, что я не заслуживаю права на наследство Хантингтонов.

– Ты пожертвуешь ради меня миллионами долларов?

– Звучало бы более впечатляюще, если бы я не стоил больше, чем отец. Но, да, конечно, будем считать, что так.

Мэтт игриво меня пихает, но я хватаю его за руку и притягиваю к себе. Постоянно хочу до него дотрагиваться. Все время. Трудновато придется во время тренировок, но я серьезно настроен со всем справиться.

– Если тебе от этого станет легче, знай: будь я перед выбором между тобой и деньгами, я выбрал бы тебя. Всегда. Ты единственный человек, который понимает, почему я такой, какой есть, и я люблю тебя, тупица.

Улыбка, озарившая лицо Мэтта, окончательно рушит мои стены, и я понимаю, что поставил сердце на кон не зря.

Мэтт касается лбом моего.

– Я тебя тоже люблю, идиот.

– Сколько нежности в твоих словах.

– Ты первый начал, – шепчет Мэтт.

И я же это заканчиваю, хватая его за рубашку и пятясь к кровати. Я разворачиваюсь и толкаю его вниз, но Мэтт снова вскакивает.

– Это койка Тэлона. Вряд ли он оценит, если мы на ней трахнемся.

– Мы собираемся трахаться? Разве теперь, когда у нас серьезные отношения, секс не должен прекратиться?

– Если, по-твоему, в этом заключаются отношения, я тебя бросаю. Сейчас же.

Я притягиваю Мэтта к себе и вдыхаю его запах.

– Кажется, лишив тебя девственности, я сотворил монстра.

– Во-первых, ты меня девственности не лишал. А во-вторых, мои тренеры обвинят тебя в отсутствии у меня концентрации, потому что на поле я только и буду делать, что думать о твоей очковой зоне.

– М-м-м, продолжай говорить на футбольном сленге. Ох, да, и со своим южным акцентом.

Губы Мэтта обхватывают мочку моего уха, затем скользят вниз по шее.

– А может, я тебя так трахну, что забудешь, сколько у тебя бабла в банке? Только и сможешь, что выкрикивать мое имя, смекаешь?

Я стону.

– Знаю, сейчас речь не о том, но я и так понятия не имею, сколько у меня денег. Если только «куча» не считается числом.

– В постель, – рычит Мэтт.

Ему не нужно повторять дважды. Я оказываюсь на спине быстрее, чем девственник на проститутке. Мы сбрасываем рубашки, ботинки и носки, Мэтт стягивает штаны и боксеры, а я вожусь со своими дурацкими джинсами.

Никогда не носите дизайнерские джинсы. Идиотские пуговицы вместо молнии.

– У тебя есть все, что нужно? – спрашивает Мэтт.

Я резко замираю.

– Нет. А у тебя? Ты же у нас тот, кто переехал.

– Но не в Милуоки же. Кого мне было трахать на сборах?

– А кого здесь было трахать мне, учитывая, что мы вроде как расстались? – Я откидываюсь на спину. – У тебя даже для дрочки ничего нет? После Арона я проверялся, и ни с кем потом…

– Н-н-гррх. – Мэтт кусает костяшки. – Больше всего на свете хочу трахнуть тебя без резинки, но смазки нет. Сборы, опять же. Не думал, что будет время шкурку гонять.

– Как насчет халявного гостиничного лосьона? – Я уже откровенно скулю.

– Фу, и близко не подпущу эту дешевую дрянь к своему хозяйству.

– О, простите, Ваше Высочество. Я и не подозревал, что вы такой тонкий знаток лосьонов для рук.

Вместо того чтобы ответить мне колкостью, Мэтт тянется к моим джинсам и окончательно их снимает.

– Ну, есть же еще рот. И руки. А когда съедемся, я тебя трахну. – Мэтт забирается на край постели.

Его голова опускается, губы так близки к моему изнывающему, набухшему члену. Но я хватаю Мэтта за волосы и оттягиваю назад.

– Ты хочешь, чтобы я жил с тобой?

– Разве ты не это имел в виду, сказав, что переедешь в Чикаго?

– Ох… нет. Так далеко вперед я не заглядывал. Просто понял, что хочу быть вместе. Но я серьезно хочу с тобой жить. Да, я хочу к тебе переехать.

На этот раз, когда Мэтт приближается к моему члену, я его не останавливаю. Он заглатывает меня своим талантливым ртом, но, как бы я ни обожал это ощущение, мне нужно больше.

– Мэтт. – Я тяну его вверх, и его тело скользит по моему.

Слюна и предэякулят смешиваются, и наши члены легко трутся друг о друга. Мэтт двигает бедрами и мои глаза закатываются.

– Мать твою.

Он продолжает по мне скользить, трется всем телом, шепчет что-то о заявлении прав, а еще повторяет мои новые любимые три слова: я тебя люблю.

Когда мы оба начинаем сходить с ума, я хватаю Мэтта за задницу и погружаюсь в собственное удовольствие. Мэтт толкается сильнее, так что изголовье кровати ударяется о стену, но мне плевать, если даже его товарищи по команде находятся в соседнем номере. Я возбужден до безумия, мне срочно надо кончить.

Когда я думаю, что больше не выдержу, Мэтт содрогается в оргазме, провоцируя мое собственное освобождение.

Мэтт утыкается лбом мне в плечо, и в комнате слышны только стоны и тяжелое дыхание. Но затем раздается голос, который ни одному из нас не принадлежит:

– Хм-м.

– Тэлон. – Мэтт сползает с меня и накрывает простыней, обернув одеяло вокруг своей талии.

Его сосед по комнате тупо смотрит на нас, открыв рот.

– Хм-м…

Интересно, это единственное, что он умеет говорить?

Мэтт тоже не знает, что сказать.

Мой взгляд скользит по Тэлону, останавливаясь на довольно очевидной выпуклости в штанах, и я задаюсь вопросом, как долго он наблюдал за нами, и с чего это вдруг подобное зрелище так возбудило гетеросексуального парня. Прежде чем я успеваю переоценить ситуацию, Тэлон, наконец, приходит в себя.

– Я рад, что вы, ребята, разобрались в своем дерьме, но, хм, тут такое правило – никаких гостей в номерах.

Точно.

– Прям с языка снял, – реагирую я и порываюсь встать.

– Подожди, – останавливает Тэлон. – Я, э-э… спущусь в бар, выпью чего-нибудь пока вы… э-э… оденетесь. И, хм-м… ага… выпью. В баре.

Если кому-нибудь любопытно, как выглядят двести фунтов неловкости и неуклюжести, достаточно понаблюдать, как Тэлон пытается выйти из комнаты. Он открывает дверь, но ее заклинивает у его огромной ноги. Тэлона это не останавливает, и он пытается протиснуться в полуоткрытую дверь. При этом он больно стукается головой и чертыхается.

– Блин, с тобой все в порядке? – спрашивает Мэтт.

Тэлон отмахивается от него и выбегает.

– Я должен с ним поговорить, – вздыхает Мэтт.

– Окей. Может, я смогу снять здесь номер и…

– Сейчас для меня это как школьный лагерь. – Мэтт копается в ворохе одежды и начинает одеваться. – Даже если бы я хотел улизнуть из комнаты, весь отель забит футболистами. Не удастся выйти незамеченным.

Я выбираюсь из постели.

– Тогда, наверное, мне не стоит сдавать обратный билет домой.

Мэтт весь сдувается.

– Отстой. Я не хочу, чтобы ты уезжал, но…

– Понимаю. Это твоя работа, и я не должен здесь находиться. Я вернусь в Нью-Йорк, соберу вещи и…

– Черт. А как же Джей-Джей?

– Он может оставаться в доме, сколько захочет. Будет присматривать за ним, пока меня нет.

– Что, если ты замутишь здесь свой фонд, а «Ворриорз» меня отсеют? Может, нам стоит сесть и подумать…

Я делаю шаг к нему.

– Детка. Я поеду туда же, куда и ты. Мне все равно, как мы это устроим, и что надо будет сделать, чтобы все получилось. Все уже получается. Понял?

Мэтт кивает.

– Понял.

– Теперь иди и поговори со своим очумевшим другом. Увидимся через несколько недель. В нашей квартире.

– В нашей квартире…

Глава 28

МЭТТ

Как мне, нахрен, себя вести? Как обычно? Спокойно? Виновато?

Может, лучше чтобы Ноа извинился? Это он заставил меня потерять голову, и я набросился на него, совершенно забыв о соседе по комнате, который мог вернуться в любой момент.

Я долго смотрю на Тэлона, сидящего в баре, но он не выглядит взбешенным. Не бледен, не глушит выпивку, и его явно не тошнит от увиденного. Сосредоточенно нахмурившись, Тэлон потягивает то ли виски, то ли бурбон.

Сделав глубокий вдох, я подхожу и придвигаю стул.

– В общем, э-э… на счет того, что случилось…

Отличное начало, Мэтт.

Тэлон фыркает.

– Я просто хочу извиниться. Совсем не соображал. Ноа согласился переехать в Чикаго, и я вроде как на него набросился. Не следовало этого делать, прости, что поставил в такое неловкое положение, обещаю, такого больше не повторится и…

– Эй, эй, Джексон. Все нормально. Погоди, ты думаешь, я злюсь, что ты трахался в нашей комнате? Думаешь, я не видел такого на выездах?

Верно. За столько лет меня не раз выставляли за дверь любвеобильные соседи, но сейчас все иначе.

– Только не с парнями.

Мэтт качает головой.

– Да плевать мне, что ты с парнем. Мы же вроде с этим разобрались. Думаю, это я облажался. Это было неожиданно, но вместо того, чтобы поступить как обычно и по-тихому смыться на часок-другой, я застыл… и теперь чувствую себя гадом ползучим. Ну, что пялился и все такое.

Мои глаза лезут на лоб.

– Не то чтобы целую вечность. Я был застигнут врасплох, не мог пошевелиться, а потом все кончилось, и мне надо было что-то сказать, иначе вы решили бы, что я все время там торчал, хотя я не торчал, и… Боже, я себе сейчас яму рою.

Я смеюсь.

– Может, забудем вообще что произошло? Ты не гад. Я больше никогда не протащу Ноа в номер, но если ты потребуешь себе другого соседа, я пойму.

– Да не собираюсь я менять соседа, придурок.

– Классно поговорили. Все, я в постель… хм, спать. Ноа улетел домой.

– Спасибо, что предупредил. В смысле, наверное, часиком раньше предупреждение тоже не помешало бы.

– Мы об этом больше не говорим, забыл?

– Точно. Ты иди, я тоже скоро. Только виски допью.

– Не переборщи. Тренер тебя завтра убьет, а нам всем устроит ад на земле.

– Это тренировочные сборы. Они и есть ад, не смотря ни на что.

– Особенно для меня, – бормочу я.

Тэлон глотает остаток выпивки и встает.

– Ты ведь не боишься, что тебя отсеют? Мы неприкасаемые, приятель. Тренер так и заявил на пресс-конференции.

– А что, если мы сами себя обманываем? Что, если мы выйдем завтра на поле, а они нацелятся на мой провал?

– Потому что тебя к чувакам тянет? Ты совсем потерял веру в этот мир, да?

– Ну, когда собственная семья отказывается от тебя, чего ожидать от людей, с которыми никогда до этого не встречался?

Тэлон сжимает мое плечо.

– Иди и выложись по полной. Ты докажешь, что принадлежишь этой команде.

– Да. Я готов взять футбол за яйца.

***

Лежа на спине и глядя в ясное небо, я пытаюсь вспомнить, что именно люблю в футболе, потому что сейчас на ум не приходит ни одной причины.

Смех Тэлона доносится до меня раньше, чем его лицо появляется надо мной.

– Это так ты собирался хватать футбол за яйца?

Он помогает мне подняться, и я стону. Через две недели после непрерывных подсечек и блокировок у меня болит практически все. Но я справляюсь. Я это знаю. Может, я и чувствую себя дерьмово, но если похвалы тренеров что-то значат, я их дохрена впечатляю, а только это сейчас и важно.