Текст книги "Трюк (ЛП)"
Автор книги: Иден Финли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Ноа обхватывает мое лицо ладонями. Боже, это уже слишком. Это не просто трах. Это… Не знаю что. Но я так этого хочу. Изнываю от жажды. И все-таки чувствую, что это конец.
Искренне надеюсь, что предсказание Ноа – ошибка. Потому что когда-нибудь, возможно, встречу кого-то, кто сможет сравниться с мужчиной, заполнившим меня. И тогда мне совсем не хочется думать о Ноа. Черт, я сейчас даже думать не могу о ком-то другом. Не тогда, когда весь мой мир находится в этой комнате.
Я подстраиваюсь под томные движения Ноа, но если он вскоре не прибавит темп, то реально доведет меня до слез, а этого никак допустить нельзя.
– Ноа, – хриплю я.
– Да, детка? Чего бы ты хотел?
– Я бы хотел, чтобы ты перестал быть киской и трахнул меня как следует.
Ноа разражается смехом, и я смеюсь вслед за ним, хотя это звучит принужденно даже для моих ушей, в которых отдается бешенных стук сердца.
Либо Ноа чувствует, что мне просто необходимо прекратить эту пытку, либо я умею лгать лучше, чем думал, потому что он откидывается на колени, приподнимет мою задницу и толкается сильнее.
Теперь, когда он больше не лежит на мне, мой член стоит колом, умоляя о прикосновении. Но учитывая, что Ноа снова и снова проходится по простате, я понимаю, что как только прикоснусь к себе, все кончится.
Я стараюсь блокировать слова «тесный», «горячий», «потрясающий», которые выдыхает Ноа, так же как и все другие, обозначающие нужду и привязанность, потому что знаю, что не дождусь того, чего на самом деле отчаянно хочу. Мне нужно услышать «навсегда» и «останься». Почувствовать потребность, не имеющую ничего общего с примитивной физиологией.
Ноа обещал меня пометить, но я не осознавал, что эти отметины навсегда. Боль в заднице пройдет, засосы исчезнут, но метка Ноа все равно останется во мне.
Никогда не думал, что сердце может хранить в себе столько тепла, и в то же время быть разбитым.
– Я близко, – предупреждает Ноа, и я откладываю приступ самобичевания.
– Прикоснись ко мне, – шепчу я. – Возьми меня с собой.
Всегда меня бери. Я глотаю последнюю мысль и кончаю с хриплым криком, стоит пальцам Ноа обхватить мой член.
Когда думаю, что уже все, Ноа выходит из меня, срывает презерватив и забрызгивает спермой весь мой живот. Это вызывает новую волну конвульсий, пока, наконец, Ноа не падает на меня как подкошенный.
Потные и задыхающиеся, мы остаемся приклеенными друг к другу, пока сперма на коже не остывает, а воздух не становится удушливым.
– Мэтт, я…
– Нам надо в душ.
Что нам реально нужно, так это отлипнуть друг от друга. Я пытаюсь столкнуть с себя Ноа, но он вцепился намертво.
– Скажи, что между нами все в норме.
Я киваю.
– Скажи, что ничего не изменилось. Мы же все еще друзья?
Я с трудом сглатываю:
– Лучшие.
Он же не требовал, чтобы я говорил правду.
***
Когда Джей-Джей, который внезапно не только смирился, что я его так называю, но еще и настаивает на этом, открывает входную дверь, он нарочито громко кричит: «Уже безопасно входить?». Осторожно ступая, он выходит из-за угла, прикрывая глаза одной рукой, а вторую вытягивает вперед, чтобы ни во что не врезаться.
– Трахай меня, Мэтт! Сильнее! – выкрикивает Ноа, издавая пошлые звуки.
Джей-Джей издает девчачий визг и разворачивается, чтобы убежать, но наш хохот его останавливает. Он медленно оборачивается, подглядывая сквозь щель между пальцами. Увидев нас полностью одетыми, с открытым ноутбуком у меня на коленях, брат резко опускает руку.
– Не круто.
– Но ведь смешно же, – возражает Ноа.
– Чем вы тут заняты? – спрашивает Джей-Джей.
– Ищем квартиру в Чикаго, где вы с Мэттом будете жить. – Ноа сжимает мое бедро, и этот жест привязанности причиняет мне боль.
С самого полудня он стал более внимательным, чутким, использует любую возможность меня коснуться. Такое ощущение, что он нуждается в подтверждении близости, но вот что нужно мне – так это начать дистанцироваться. И так слишком тяжело будет уйти, а Ноа делает только хуже.
Он, что, смерти моей хочет?
– Ох, – отзывается Джей-Джей. – Ох…
На его лице ясно как день отражается разочарование.
– Что не так? – спрашиваю я.
Брат проводит рукой по своим лохмам.
– Я… эм-м, ну, в общем, я здесь работу нашел, но аренду сам никак не потяну.
– Что за работа? – спрашивает Ноа.
– Буду играть в группе. У них не так уж много концертов, но они очень неплохи. Даже в «Клубе Сохо» играли.
– «Клуб Сохо»? – Ноа вскакивает с дивана. – Ты серьезно? Там начинала херова туча известных бэндов.
– Знаю. Именно поэтому эта группа искала солиста. Последний их, видимо, кинул ради контракта на запись.
– Это просто потрясающе! – Ноа обходит диван и обнимает моего брата, и это меня бесит.
Когда я рассказал ему о Чикаго, в ответ получил лишь ворчливое «Поздравляю и все такое». Блядь, даже не так.
Я стряхиваю ревность и сосредотачиваюсь на Джей-Джее, потому что от постоянного анализа всего произошедшего за день меня уже голова трещит.
– Если ты именно этого хочешь в жизни, нужно сделать все правильно. Знаю, ты говорил, что не хочешь никаких подачек, но все-таки позволь помочь…
– Я у тебя денег не возьму, – отрезает Джей-Джей.
– Даже если найдешь подработку помимо концертов, на арендную плату все равно не хватит. Разреши мне…
– Можешь остаться здесь, – прерывает меня Ноа. – Без всякой платы. Столько, сколько понадобится.
Мой взгляд устремляется на Ноа.
– Ты бы… сделал это?
От появившейся перспективы лицо брата озаряется.
– А я для тебя буду готовить, или убирать, или…
– От твоей стряпни я отказываться не собираюсь, – говорит Ноа. – Но на самом деле, все это ерунда. Нью-Йорк охеренно дорогой город, а у меня есть место.
Джей-Джей поворачивается ко мне.
– Ты не против, если я останусь?
Если быть честным, то против. Но причины, по которым мне хочется, чтобы Джет переехал со мной, ужасно эгоистичны. Мне осточертело жить одному. Но это не значит, что я могу попросить Джей-Джея отказаться от своей мечты только для того, чтобы не возвращаться в пустой дом.
– Это твоя жизнь.
– Давай так. Подачек я, конечно, не приму, но если вдруг буду нужен в Чикаго, позволю тебе оплатить билет первого класса, – ухмыляется Джей-Джей.
– Туда лететь всего два часа, – смеется Ноа. – Можешь и автобусом доехать.
– Говорит парень, у которого свой собственный «Гольфстрим», – бормочу я.
Ноа игриво отвешивает мне подзатыльник.
– Когда тебе надо отметиться в тренировочном лагере? – спрашивает Джет.
– Через три недели я должен быть в университете Милуоки.
– Милуоки? – спрашивает Ноа. – Разве лагерь не в Чикаго?
– Далеко не все команды проводят тренировочные сборы на своем собственном стадионе, – поясняет Джей-Джей.
– Во-первых, так сохраняется дерн, во-вторых, совместное проживание в гостинице якобы создает дружескую связь между членами команды, ну и все такое прочее, – добавляю я.
– Если уж занесло в Милуоки, только и остается, что общаться и сближаться. Но почему именно Милуоки?
– Уж, по крайней мере, не Хобокен, Нью-Джерси. – Я пытаюсь сдержать улыбку.
– А вот если бы это был Хобокен, ты был бы ближе к дому, – говорит Ноа.
Улыбка сползает с моего лица. Дом. Если Ноа хочет, чтобы я считал это место домом, какого хрена он не просит меня остаться?
Ноа пялится на меня, словно понимает, что облажался, и пауза слегка затягивается.
– Ну… – подает голос Джей-Джей. – Хм-м… да, неловко получилось.
Похоже, нам с Ноа не особо удается скрывать странную подвешенность наших отношений. Вроде как расстались, но в то же время вместе.
– Мне нужно сделать пару звонков по поводу «Радужных Коек». – Ноа взбегает по лестнице быстрее, чем Джон Росс в спринте на сорок ярдов.
– Что это было? – спрашивает Джей-Джей.
– Мы, хм… расстались.
– Что? Когда?
– Сегодня. – Я массирую висок.
Что, мать вашу, все это значит? Потому что на самом деле я себя не узнаю.
– Все немного странно. По сути, мы вместе до тех пор, пока я не уеду в тренировочный лагерь. Так что, мы как бы заранее уведомили друг друга о намерении расстаться. Кажется, так говорят?
– Реально, очень странно. – Брат плюхается на диван рядом со мной. – Но тогда ты уверен, что не против, чтобы я тут остался? Разве не будет еще более странно, что твой брат живет с твоим бывшим?
– Не. Мы с Ноа все еще друзья. И он согласился поддерживать видимость, если понадобится. Оказывается, легенда «У меня есть бойфренд» более правдоподобна для гомофобов, опасающихся приставаний в раздевалке, чем «Ты не в моем вкусе».
Джей-Джей фыркает.
– Значит, еще три недели, да?
– Думаю, может, выдвинусь в Чикаго раньше. Надо собраться, перевезти все вещи.
– Ты можешь себе позволить заплатить кому-нибудь за все это. – В тоне и взгляде брата сквозит подозрение.
– Теперь, когда знаю, что все кончено, не уверен, сколько еще смогу оставаться.
Чем дольше я здесь, тем меньше хочется уезжать.
– Так не уезжай. – Джей-Джей говорит так, будто это легче легкого.
– Ноа не хочет отношений. Он не из тех, кому нужно «долго и счастливо». Я должен это принять. Мы были честны друг с другом с самого начала.
– Но… – Джей-Джей прикусывает губу.
– Но что?
– Ничего. Просто я думал, вы будете сильнее бороться друг за друга. Вы же до отвращения влюблены. Отстойно, что такая чепуха, как расстояние, вас разлучит.
– Джет…
– О, черт. В ход пошла тяжелая артиллерия. Ты назвал меня «Джет». Может, ты умираешь? Вот что происходит?
Не могу смотреть на брата, когда выдавливаю из себя:
– Есть кое-что, чего ты не знаешь о нас с Ноа. Это было одолжение. Мой агент сказал, что будет лучше, если все подумают, что у меня стабильные отношения. Так мой имидж «тусовщика» был бы очищен. Пресса выставила меня этаким гей-плейбоем, у которого проблемы с алкоголем и прочей херней. Все это время Ноа только притворялся моим бойфрендом. Это пиар-трюк.
– Чушь собачья.
– Это правда. Он всего лишь мой билет обратно в НФЛ.
– Я не имею в виду то, как вы встретились. Чушь собачья, что Ноа никогда не был твоим настоящим парнем. Вы практически вместе живете, все время вьетесь вокруг друг друга. И не думай, что я не слышал, как вы трахаетесь, мне не просто так пришлось раскошелиться на наушники со звукоизоляцией. Я завидую тому, что между вами, парни, и если ни один из вас этого не видит, значит, вы оба нахрен слепые. – Внезапно Джей-Джей вскакивает с места, и я вздрагиваю. – Боже, это же идея для песни!
Я не успеваю глазом моргнуть, как он взлетает по лестнице в свою спальню. Дверь захлопывается и через пять секунд раздаются звуки гитары.
Мой взгляд возвращается к ноутбуку, и сердце разрывается на части при виде списка квартир в Чикаго.
Какого хрена я творю?
Глава 22
НОА
«Он всего лишь мой билет обратно в НФЛ».
Я делаю вид, что не слышал разговор братьев и приказываю себе игнорировать слова Мэтта. Он просто притворяется перед Джетом.
И все же, раз за разом прокручивая в голове эти слова, я чувствую, как сводит живот, словно от резкого удара под дых. Давайте посмотрим правде в глаза: я никогда не был хорош в следовании инструкциям, так что, ясен хрен, сам себя я тем более слушать не стану.
Слова продолжают звучать, когда я сажусь на диван рядом с Мэттом, а он заявляет, что хочет пить и исчезает на кухне. Я их слышу, когда присоединяюсь к нему в душе после тренировки, а он говорит, что уже закончил и оставляет меня одного. И продолжаю слышать, когда Мэтт заявляет, что устал и слишком напряжен из-за переезда, чтобы трахаться.
За три дня, прошедшие с тех пор, как я подслушал тот разговор, Мэтт только и делает, что отстраняется от меня.
Мы все еще спим в одной постели, но он будто уже съехал. На самом деле, его как бы здесь нет.
Мэтт использует любой предлог, чтобы выйти из комнаты, если я в нее вхожу. Из его любимых отговорок – «я голоден» и «мне нужно отлить». Чтобы так часто отлучаться в туалет по-маленькому, надо выпить шесть галлонов воды.
Мэтт также увеличил время тренировок в подвале. Джет тоже это замечает и всякий раз качает головой.
В глубине души я все понимаю. Честно. Но, блин, как же больно.
Мэтт поступает именно так, как я его просил, когда мы все это только заварили. Он «не усложняет».
И все же, когда я просыпаюсь в холодной постели, мне отчаянно не хватает его тепла и дурацких мощных рук, которым нравится меня обнимать во сне.
Я перекатываюсь и смотрю на часы. Яркие цифры, показывающие четыре часа утра, слепят глаза.
На сокрушительную долю секунды мне кажется, что Мэтт ушел. Улизнул посреди ночи и больше не вернется. Но стоит привыкнуть к темноте, становится ясно, что это не так. Его одежда как обычно разбросана по комнате, телефон лежит на тумбочке, подключенный к зарядке.
Я выбираюсь из постели и нахожу пару спортивных штанов. Есть только одно место, где Мэтт мог бы быть, хотя сейчас слишком рано для тренировок.
Как и ожидалось, я нахожу его в подвале. Он сидит на скамье посреди комнаты весь потный и, тяжело дыша, пьет воду из бутылки. Он меня все еще не замечает, и я, скрестив руки на груди, прислоняюсь к дверному проему. Опустошив бутылку, Мэтт опускает голову на руки.
– Не слишком ли странное время для самосовершенствования? – спрашиваю я.
От моего голоса Мэтт вздрагивает и поднимает голову.
– Не спалось.
– Знакомо.
Мы смотрим друг на друга в упор, и ни один из нас не желает говорить или делиться мыслями. Не уверен, хочу ли знать, о чем Мэтт думает. И уж точно не хочу спрашивать, почему он на самом деле здесь в такую хренову рань.
Протянув руку, Мэтт подзывает меня к себе.
– Иди сюда.
Серьезность в его голосе заставляет повиноваться без колебаний. Я подхожу ближе, Мэтт тянется ко мне и опускает на себя, так что я седлаю его на узкой скамейке.
Мои пальцы путаются в его влажных волосах, грудь становится мокрой от его пота. Кто-то счел бы это отвратительным, но разгоряченный, взмокший Мэтт – это то, что мне нужно больше всего в жизни, с тех пор, как мы познакомились.
Несмотря на шаткость нашей позы, Мэтт грубо впивается в мой рот, будто пытаясь наказать. Он дразнит меня языком, покусывает нижнюю губу.
Блин, стоит этому парню меня поцеловать, и я тверд, как гранит. Я пытаюсь потереться об него, но здесь, в до смешного маленьком пространстве, это невозможно, чтобы не опрокинуться.
– Нахуй, – рычит Мэтт и толкает меня на пол.
С глухим стуком я падаю на спину, и Мэтт тут же накрывает меня собой.
– Ты мне нужен. – Его губы скользят по моей щеке, подбородку, вниз по шее.
– Вот он я, – хриплю я.
Мэтт на долю секунды отстраняется и пристально смотрит на меня.
– Нет времени на трах. Мне нужно быстро. Прямо сейчас.
Может быть, я телепат, потому что, клянусь, слышу «пока я не передумал» в конце предложения.
Нет никакого изящества в том, как мы срываем с себя одежду, как Мэтт разворачивается, оказавшись на боку, и обхватывает губами мой член, предоставляя полный доступ к своему.
В отличии от Мэтта, я не в настроении для «быстро и грязно», хотя мои бедра живут своей жизнью – дрожат и извиваются. Мэтт глубоко меня заглатывает и сжимает пальцами ягодицу, чтобы я не отстранился. Не то чтобы я сейчас был в состоянии.
Я обхватываю ствол Мэтта, вожу по нему рукой и одновременно дразню языком яйца. Обычно я не люблю эту позу, и на это есть причина: мне нравится фокусироваться на удовольствии партнера, отдавать ему все. Но сейчас я этого сделать не могу, потому что Мэтт полон решимости заставить меня кончить как можно скорее. Невозможно сосредоточиться, когда ощущается знакомое напряжение в яйцах, а сквозь тело проходит волна тепла, все нарастающая и нарастающая, до той степени, что исчезают все мысли, не говоря уже о том, чтобы помнить, как сосать член.
Мэтт стонет вокруг моего члена, и это звучит так, будто он пытается произнести мое имя. Это меня немного отрезвляет и отвлекает от эгоистичной сконцентрированности на себе. Прежде чем приступить к делу, я покрываю слюной палец и тянусь к заду Мэтта.
Он практически скулит в голос, когда я беру его в рот и одновременно толкаюсь внутрь.
С обеих сторон все становится влажным и неряшливым. Невозможно сосредоточиться, но и остановиться тоже не получается. Мы бездумно трахаем друг друга в рот и полностью теряемся, пока кто-то из нас – даже не знаю, кто именно, – не кончает первым.
Оргазм Мэтта накатывает мощно и длится так долго, что мне уже трудно глотать. Остатки спермы брызгают мне на шею и грудь, но Мэтт выдаивает меня всего, пока я буквально насильно не вынимаю член из его рта.
На то, чтобы отдышаться, уходит значительно больше времени, чем обычно и, вернувшись в реальность, я обнаруживаю себя замерзшим, покрытым спермой, потом и слюной Мэтта. Это определенно стоило того, чтобы проснуться в четыре утра. Но что-то не так. Мэтт больше не прикасается ко мне, а когда я сажусь, закрывает глаза рукой, отказываясь на меня смотреть.
– Мэтт… – Я тянусь за полотенцем и вытираюсь, прежде чем забраться на него.
Мэтт не отрывает руки от лица.
– Не могу.
– Не можешь что?
– Я… я не могу так больше, – шепчет он. Он обхватывает меня за поясницу и ссаживает с себя, а сам устраивается рядом. – Извини. Ты предупреждал, чтобы я в тебя не влюблялся, и я дал обещание. Но если продолжим в том же духе, я не смогу от тебя уйти. Без вариантов.
У меня сжимается горло.
– Не хочу ставить тебя в то же положение, что и Арон, поэтому мне нужно уйти. Я и так уже слишком глубоко увяз, прости, что не смог сдержать слово. Футбол – моя жизнь, но когда я с тобой, он становится неважен. Просто дурацкая игра, за которую я получаю кучу денег. Если бы ты позволил, я бы все бросил. Но я знаю, что ты этого не хочешь. – Мэтт замолкает и ждет реакции, но я не могу заставить себя пошевелиться. – Пожалуйста, отпусти меня. Отпусти, пока не стало еще хуже.
Отпустить его, пока не сделал еще больнее.
– Прости, – это все, что я могу выдавить.
– Не надо просить прощения. Не ты совершил ошибку. А я.
Мы оба. Все это гораздо больше, чем у меня когда-либо было, чем я когда-либо хотел.
– Я сегодня вернусь в Пенсильванию. Подчищу кое-какие хвосты, а потом двину в Чикаго. Так я смогу устроиться пораньше, до того, как надо будет явиться в Милуоки. Вчера я присмотрел квартирку, она сейчас свободна.
– Вчера, – шепчу я. – Ты решил уехать вчера.
Я стискиваю зубы, челюсть каменеет.
– Так вот что это было? Прощание?
– Я не… мне не стоило… Извини. Мы не должны были этого делать. – Мэтт встает с пола и протягивает мне руку, помогая подняться.
Я двигаюсь будто в прострации, не в состоянии что-либо делать. Мэтт бросает мне штаны, сам натягивает спортивные шорты. Но я стою, как замороженный, уставившись на комнату, в которой почти не бываю. Теперь она всегда будет напоминанием о времени, когда парень, которого я люблю, умолял меня не причинять ему боли. И вот опять я на грани того, чтобы просить его остаться. Выбрать меня. Всего лишь нужно произнести нужные слова, и Мэтт это сделает.
Но я не могу с ним так поступить. В конце концов он обидится на меня или уйдет. Скорее всего, и то и другое.
Я не поступлю так с Мэттом.
Мысль о его переезде в Чикаго с самого начала меня снедала, но в последний раз, когда я ради парня пожертвовал всем, тот все равно меня бросил. Мэтт поступит так же. Это лишь вопрос времени.
И я не поступлю так с собой. Снова.
Футбол у Мэтта в крови. Просить его бросить игру – все равно, что просить не дышать. С самого начала мне казалось, что Мэтт не знает, чего хочет на самом деле, потому что футбол ему навязали. В глубине души я понимаю, что именно тогда начал влюбляться в этого парня. Я выдавал желаемое за действительное, надеясь, что Мэтт бросит спорт и выберет меня. Но сейчас, когда он сам озвучил эту возможность, я не могу просить его об этом, так же как и не жду, что он попросит меня отказаться от жизни в Нью-Йорке.
Ненавижу, что не могу себя заставить это сделать, что позволяю прошлым отношениям, когда я был всего лишь глупым ребенком, влиять на настоящее. Влиять настолько, чтобы ни с кем не видеть никакого будущего. Не говоря уже о единственном парне, которого всерьез хочу, впервые за много лет.
Вот бы вернуться в то время, когда мы с Мэттом еще не встретились. Тогда у меня ничего не было, и все устраивало. Я делал, что хотел, когда хотел, и мне на все было наплевать. Хочу обратно, когда не знал, что такое любовь, и был в блаженном неведении о том, как несчастен.
Теперь, теряя парня, который заставил меня снова чувствовать, знакомое оцепенение и старая маска титулованного мудака возвращаются на свое место.
Это конец. И поэтому я делаю то, что лучше всего получается у Ноа Хантингтона. Отпускаю Мэтта и притворяюсь, что не умираю внутри.
Глава 23
МЭТТ
ТЭЛОН: ПЕРВАЯ НОЧЬ В ГОРОДЕ. ВЫПЬЕМ?
Я не могу сдержать стон. Последнее, чего мне сейчас хочется – это пить. Может, из огромных панорамных окон моей квартиры и открывается потрясающий вид на Чикаго, но сама она завалена нераспакованными коробками. Я буквально только что приехал и должен психологически подготовиться к встрече с новой командой, к предстоящим многочисленным пресс-конференциям, а затем и к тренировочным сборам. Не говоря уже о том, что мое сердце вдребезги разбито. Не хочу показаться мелодраматичным, но последние несколько дней были сущим адом.
Джет поехал со мной в Пенсильванию, чтобы помочь упаковать барахло, и теперь мой пустой лофт находится на депонировании. Меня убивает, что в то время как я отправился колесить через всю страну, мой брат вернулся в Нью-Йорк, туда, где осталось мое сердце.
МЭТТ: НЕ СЕГОДНЯ.
В ту же секунду раздается стук в дверь, и это сбивает меня с толку. Я пялюсь на телефон, потом на дверь. Лучше бы это был не…
– Я знаю, что ты там, – раздается голос Тэлона. – И мы не уйдем, пока ты нас не впустишь.
Нас?
Я открываю дверь, и Тэлон с широкой улыбкой на лице протискивается внутрь. За ним следует Шейн Миллер, полузащитник «Вориорз». Его гигантская фигура занимает всю прихожую. Многие думают, что у меня устрашающая внешность, но Миллер огромен, как мифическое существо. Как минимум, шесть футов пять дюймов. Его мускулы размером со штат Теннесси.
Миллер хлопает меня по плечу, и это ощутимо больно.
– Добро пожаловать в лоно семьи, Джексон.
– Как вы узнали, где я живу?
– Позвонили твоему агенту, – отвечает Тэлон.
– И он сказал? Не похоже на Дэймона.
– Не-а. Отказался. Конфиденциальность клиента, «докажи, что ты это ты» и все такое. А потом его бойфренд отобрал трубку и продиктовал адрес. Заставил меня ответить на кучу дурацких вопросов по установлению личности. Любой футбольный фанат наизусть знал бы мою статистику. Но да ладно, жаловаться не буду.
Долбанный Мэддокс.
– Что ж, вы оба можете помочь распаковать вещи, но выходить я сегодня никуда не собираюсь.
Миллер смеется.
– Ох, так новый паренек еще не знает правила игры, а?
– Игры? – спрашиваю я.
– Не столько игры, сколько стиля жизни, – поясняет Миллер. – «Всегда делай то, что говорит Тэлон».
– Не очень-то веселая игра получается. Или стиль жизни, – говорю я.
– Вот, подумываю зарегистрировать как франшизу, – заявляет Тэлон. – Да ладно. По бокальчику с новыми товарищами по команде. Я читал статью. Ну, ту, где пишут, что твоя бывшая команда не считала тебя командным игроком. Так что пришло время делать работу над ошибками или как там говорится.
– К-кто… кто еще там будет? – Ненавижу, когда голос не слушается.
Тэлон хмурится.
– Несколько парней из команды. Не думаю, что туда заявятся все девяносто игроков по списку.
На лице Миллера появляется понимающая улыбка.
– А! Кажется, кое-кто беспокоится, как команда отреагирует на то, что я привел с собой гея. Я прав? – В голосе Миллера нет злобы, только констатация факта, и чувак попал в самую точку.
– Хочешь знать, что случилось, когда меня раскрыли в старой команде? Один из капитанов появился на моем пороге. Я подумал, что он пришел меня поддержать. Даже не знаю, с чего так решил. Вместо этого он стал меня оскорблять и размахивать кулаками.
– Какого хрена? – возмущается Тэлон.
Я киваю, потому что сам примерно так отреагировал в тот момент.
– Что именно он сказал? – спрашивает Миллер.
– Все то же старое гомофобное дерьмо. Что я слюни пускаю на всех членов команды, что он просто обязан защитить их от такого, как я, и все в таком духе.
– Ты, надеюсь, заявил на него? – вскидывает бровь Миллер. – Потому что это совсем не круто.
– Заявить о чем? Мой контракт закончился, к тому же этот парень и пальцем ко мне не прикасался. Я сразу смекнул по выражению лица, когда до него дошло, что он творит. Перед ним мелькнул конец его карьеры, так что парень отступил, прежде чем завязалась драка, но было ясно как день, что ему этого хочется. И я не настолько глуп, чтобы думать, что такого больше не повторится.
Миллер и Тэлон обмениваются нечитаемыми взглядами.
– Ты знаешь команду лучше, чем кто-либо из нас, – говорит Тэлон Миллеру. – Кого мы должны остерегаться?
Тот пожимает плечами.
– Не то чтобы мы встречали парад геев каждый раз, когда ходим куда-то. И я не видел никого из команды с тех пор, как просочились новости о Джексоне. Вряд ли кто-то из них поднимет шум. По крайней мере, не на тренировках. Никто не хочет, чтобы его исключили за то, что он чесал языком.
– Значит, мне просто надо дождаться начала сезона. Потрясающе, – заключаю я.
– Может, идея сегодняшнего выхода в свет даже лучше, чем я изначально думал, – говорит Тэлон. – Мы сможем выяснить, стоит ли ожидать проблем до начала предсезонки, когда пресса будет дышать нам в затылок.
В его словах есть смысл. Можно считать это разминкой перед тем, что меня ожидает через несколько недель, причем без всякого надзора как со стороны прессы, так и руководства команды.
– Окей. Я в деле.
***
– Окей, я пас.
Тэлон и Миллер не обращают на меня внимания.
Название этого заведения соответствует высокомерной атмосфере, исходящей от самого бара. Этот ночной клуб не из тех, к которым я привык. В положительном смысле. Во-первых, здесь есть дресс-код. Обязательно надо быть в рубашке. Никогда раньше не слышал о таком правиле.
Нет ни стробоскопов, ни оглушающей электронной музыки. В помещении царит полумрак, а единственный бар подсвечивается снизу ярко-синими светодиодами. Этот высококлассный клуб разительно отличается от моих старых безвкусных тусовок.
Мы довольно быстро находим остальных членов команды. Футболисты вообще буйный народ во все времена. Дайте им выпивку, и вам останется только следовать на шум и мужской гомон.
Чем ближе мы подходим к ВИП-зоне, заполненной мускулистыми фигурами в окружении полуголых девиц, жаждущих быть ближе к спортсменам, тем сильнее колотится мое сердце.
Охранники пытаются прогнать дамочек, но очевидно, что это бесполезно. Они все равно вернутся. Я отступаю в сторону, чтобы дать девушкам пройти, и в этот момент по всему клубу раздается голос:
– Срань. Господня.
Не знаю, кому из моих новых товарищей по команде принадлежит этот голос, но внутри все обрывается. Мы втроем подходим к длинному столу, и все взгляды устремляются к нам.
– Так это правда? – спрашивает меня Скотт Белл, полузащитник, с которым мы не раз сталкивались на поле. – Ты подписал с нами контракт?
Мне удается кивнуть, но в то же время я избегаю смотреть ему в глаза.
Наступает слишком долгая для шумного ночного клуба тишина, но затем восторженный вопль заполняет пространство. Мой взгляд скользит по присутствующим и останавливается на Дешоне Дженкинсе, фланговом полузащитнике, который смотрит на меня с улыбкой.
– Парни, в этом году мы пойдем до конца. Джексон, за выпивку платит новичок.
– Значит, сегодня раскошелится Тэлон, – отзываюсь я.
Раздается взрыв смеха и протяжные охи.
– Кроме того, он зарабатывает больше всех нас. Может себе позволить, – добавляю я.
Лед тает, и парни освобождают место для нас с Миллером, пока Тэлон направляется к бару, по дороге показав мне средний палец.
Выпивка льется рекой, общение идет легко – в основном разговоры крутятся вокруг предстоящего сезона, все подтрунивают над одним из парней, который женится на следующей неделе.
Я откидываюсь на стуле, смеюсь в нужных местах, притворяюсь, что поглощен происходящим. Но на самом деле меня не покидает напряжение. Все жду, когда упадет пресловутый второй ботинок. Может, мой дебютный сезон в качестве открытого гей-игрока будет именно таким. Постоянное ожидание комментариев. Пассивная агрессия. Реплики. Дай бог, чтобы я ошибался, потому что здесь и сейчас просто невозможно полностью расслабиться. Мне нельзя быть таким напряженным на поле, иначе я буду терять мяч чаще, чем Бретт Фарв.
В какой-то момент Миллер наклоняется ко мне:
– Ты как?
Я натягиваю на лицо притворную улыбку:
– Пока все хорошо.
Конечно, могло быть и хуже, но спустя всего несколько минут мои страхи становятся реальностью:
– Окей, – говорит Белл и плюхается на свободный стул напротив нас. – Я просто спрошу. Потому что здесь все об этом думают.
Миллер напряженно застывает рядом, готовый вскочить с места – полагаю, чтобы схлестнуться с Беллом, – но я его удерживаю. Сначала мне нужно узнать, какую хрень собирается выдать этот парень. И я не позволю Миллеру попасть из-за меня в неприятности.
– Ты ведь встречаешься с тем парнем, Хантингтоном, верно? – начинает Белл.
Блядь, все даже хуже, чем я думал. Я был готов отвечать на вопросы о моей ориентации. Но о Ноа? Сама мысль о нем приносит боль, хотя мы все еще должны притворяться на публике, что вместе.
Я делаю большой глоток пива, чтобы смочить пересохшее горло.
– Ага.
Теперь пойдут настоящие вопросы. «Как это работает?» «Кто кого трахает?» «Кто у вас в паре девушка?»
Брр. Брр. Брр.
– А правда, что его папаша – полный говнюк? В смысле, он же, кажется, следующий президент или что-то вроде того?
Я слишком молод для сердечного приступа, но Белл решительно настроен меня довести. Я скольжу глазами по присутствующим, задаваясь вопросом, неужели это действительно происходит, и понимаю, что все взгляды устремлены на меня. Все ждут моего ответа.
Я прочищаю горло.
– Ноа Хантингтон Второй – очень чуткий и сострадающий человек, которого я уважаю и которым восхищаюсь. Он станет отличным президентом.
Никто не реагирует, и я уверен, что все они видят насквозь ту чушь, что я горожу.
– А они… х-м, – тянет Белл, – они неплохо тебя натаскали.
Я выдавливаю улыбку.
– О, а еще он самый большой говнюк, которого я когда-либо встречал.
– Я так и знал! – восклицает Белл и хлопает ладонью по столу под смех остальных.
Надеюсь, этот комментарий не обернется против меня, но больше всего хочется, чтобы он не напоминал мне о Ноа и нашем прощании.
Похоже, с тех пор как я уехал, Джет с ним почти не виделся. Ноа либо в своей комнате, либо не дома. Что бы это ни значило. Понятия не имею, куда он ходит и с кем.
