Текст книги "Трюк (ЛП)"
Автор книги: Иден Финли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Хотя Арон в самом начале говорил то же самое.
Но зацикливаться на этой мысли нет времени, потому что Мэтт уже достает свою сумку из багажника.
– Для этого есть водитель, – говорю я.
Мэтт фыркает, дает тому чаевые, а затем хватает мой чемодан и катит за собой.
– Боишься, что если сам будешь таскать свои вещи, мозоли появятся?
– Это его работа.
– Пошли уже, мешок с деньгами, показывай свой особняк. В прошлый раз я его плохо рассмотрел.
Так и было. В ночь, когда мы встретились, Мэтт был здесь, но в то же время, не был. Он тогда находился в режиме враждебной самозащиты.
– Это не особняк, всего лишь небольшой таунхаус с четырьмя спальнями. – Угу, стоимостью около шести миллионов долларов. Но не будем об этом. – А одна из комнат такая маленькая, что двуспальная кровать еле помещается.
– Ох уж эти тяготы жизни, – с сарказмом выдает Мэтт.
Стискиваю зубы. Разве я виноват, что родился в богатой семье, что дед оставил мне особняк на Манхэттене после смерти, и что отношения в нашей семье – сплошной бардак? Мой дед-расист практически отрекся от моего отца, когда мама забеременела, но по какой-то причине никогда не вымещал гнев на мне, своем внуке-полукровке. Наоборот, даже баловал. Я часто задаюсь вопросом, завещал бы он мне отцовскую долю наследства, если бы знал, что я гей. Этот дом я унаследовал еще до того, как стал достаточно взрослым, чтобы иметь право голосовать.
Понимаю, почему Мэтт осуждает, что шофер носит мои чемоданы, но это и правда часть его работы. И это моя жизнь, с самого рождения. На уровне рефлекса. Конечно, не стоит говорить такие вещи парню, едва избежавшему жизни в трейлерном парке.
Когда мы подходим к крыльцу, я смотрю на всё глазами Мэтта и съеживаюсь. Я стараюсь не быть козлом с теми, кто работает на нашу семью, но, возможно, недостаточно показываю, насколько ценю их труд.
– Ты наверно прикалываешься, – бормочет Мэтт, уставившись на дом.
– Окей, окей, я богатый сноб. Отлично. Скажи это.
Мэтт трясет головой.
– Даже не думал говорить такое. Это место прекрасно. Мечта архитектора. – Он дотрагивается до лепного карниза, опоясывающего входную дверь.
– Увлекаешься архитектурой? – подкалываю я.
– Не. Хотя всегда интересовался. Отец сказал, что я должен получить какую-нибудь несложную степень, вроде управления бизнесом, чтобы сосредоточиться на футболе. Если бы я сумел противостоять этому человеку, возможно, стал бы архитектором.
Да, нелегко.
– Но я думал, ты рожден для футбола.
– Нет, я рожден геем. Футбол стал моим спасением в детстве. Довольно иронично, если подумать. Если бы не футбол, я мог бы открыться еще в колледже и перетрахать всех квиров Олмстеда. Вместо этого моя жизнь состояла только из протеиновых коктейлей, тренировок и случайных отсосов. Причем с Мэддоксом всю работу делал я, потому что был ссыклом, чтобы попросить его вернуть услугу.
– Он даже не предлагал? – Ушам своим не верю. – Вот мудак.
Мэтт смеется.
– Мы оба притворялись супернатуралами. Блядь, после моего ухода он все еще считал себя таковым.
– Пока не встретил Дэймона.
– Точно.
– Ладно, вопрос, – говорю я. – Если бы тебе дали возможность вернуться назад и начать с нуля – бросить футбольную карьеру и изучать архитектуру, трахая всех подряд в колледже, ты бы согласился?
Поджав губы, Мэтт обдумывает вопрос.
– Нет. Я люблю футбол, хоть меня и заставили им заниматься. Это моя жизнь, и я не готов от нее отказаться.
– Вот тебе и ответ. Не нужно зацикливаться на том, что могло бы быть, если у тебя есть мечта.
– Есть ли? Прямо сейчас я безработный, которого выгнали против воли, и который висит на волоске…
Я хватаю его за плечо.
– Мы получим этот контракт. Ты будешь играть.
Понятия не имею насколько это выполнимо, но мои слова срабатывают. Мэтт расслабляется, а потом наклоняется и целует меня. Я застигнут врасплох, потому что этот поцелуй не похож на «быстрячок». Он мягкий и нежный, как и рука, обхватившая мое лицо. Он полон признательности, будто Мэтт всерьез верит всему, что я тут наплел. Надеюсь, так оно и будет, но на самом деле я ничего не знаю о футболе.
Я делаю шаг вперед и прижимаюсь к Мэтту. Он стонет, когда мой язык начинает хозяйничать у него во рту.
– В дом, – командует Мэтт.
Почему всегда, когда собираешься потрахаться, отпирание двери превращается в квест? О, ну да, потому что Мэтт сжимает мне зад, а мой член, пытаясь порвать штаны, стремится сам открыть замок.
Нам удается завалиться внутрь, бросить сумки в прихожей и скинуть обувь, прежде чем я, теряя самообладание, прижимаю Мэтта к стене.
Рык, срывающийся с его губ, когда я впечатываюсь своим членом в его и толкаюсь бедрами, почти заставляет меня кончить.
– Возможно, ты был прав с самого начала, – тяжело дыша, шепчу я. – Может это и не очень хорошая идея.
Мэтт так быстро отстраняется, что ударяется головой о стену.
– Почему?
Я обхватываю его лицо ладонями.
– Потому что одного раза с тобой недостаточно. И не знаю, каким будет твое «число».
– Число?
– Сколько еще раз понадобится, чтобы выкинуть тебя из моей системы. И это пугает меня до чертиков. Кроме Арона и мудака-бойфренда из школы тире колледжа, всегда было определенное «число», и я точно мог его предсказать. Месяц, неделя, поездка в такси…
В Мэтте есть что-то невинное и чистое. Звучит забавно, учитывая двести тридцать фунтов натренированного футболом мускулистого тела. Мне хочется показать Мэтту что-то новое. Показать, как хорошо может все ощущаться с правильным человеком. Не таким, что «навсегда», потому что я не смогу им стать для него, но таким, с кем он может быть самим собой. Я последний, кто будет его осуждать.
Мэтт крепко меня целует и притягивает к себе, удерживая за задницу. Я хочу его трахнуть. Хочу, чтобы он трахнул меня. Боже, да без разницы как, где и кто сверху – я просто хочу, чтобы мы трахнулись.
Однако шанс осуществить что-либо стремительно падает вместе с эрекцией, когда сзади слышится чье-то покашливание.
– Когда закончите… – говорит отец, стоя в арочном проходе между прихожей и гостиной.
– Черт, – бормочу я, уткнувшись лицом в шею Мэтта. Я, конечно, рассчитывал на громкий скандал, но сейчас, когда он вот-вот произойдет, это последнее, что мне нужно.
– Эм-м, Ноа? – подает голос Мэтт. – У тебя гости.
Сделав глубокий вдох, я отстраняюсь от него и смотрю на «гостя».
– Здравствуй, отец.
– Сын. – Папа переводит доведенный до совершенства ледяной взгляд на Мэтта.
– Мистер Джексон.
Мэтт протягивает руку:
– Сенатор Хантингтон.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, когда отец игнорирует жест Мэтта.
– Кто-то запрашивает самолет, и я, естественно, предполагаю, что это ты. А учитывая, что твой телефон уже несколько дней выключен, это был единственный способ тебя застать и убедить положить конец этим отношениям.
– Ну, этого не произойдет, – отвечаю я.
– Тебе двадцать шесть лет, Ноа. Когда ты, наконец, перестанешь играть в игры?
– Мы не играем. У нас все серьезно.
Лгать отцу всегда было легко. Кто-то напился на пляже? Нет, не я. Завалил политологию на втором курсе? Так это профессор виноват. Приеду ли я домой на День Благодарения? Естественно. Я говорю отцу то, что он ожидает услышать, потому что знаю – правда его не интересует. Никогда. Если бы я заявил, что помогаю другу, используя репутацию нашей семьи как прикрытие, отец бы, вероятно, от меня отрекся. Не то чтобы это много значило. Благодаря деду сейчас я стóю больше, чем отец.
– И как я, по-вашему, должен это представить общественности? – спрашивает папа.
– При всем уважении, сэр, – говорит Мэтт, делая шаг вперед. – Мой агент и команда менеджеров работают над восстановлением моей репутации и карьеры. Мы с Ноа не делали и не сделаем ничего, что может негативно отразиться на вашей кампании.
– То, что мой сын попал в центр медиакошмара, уже достаточно плохо.
В груди вспыхивает неожиданное желание защитить, и, клянусь, из горла вырывается рычание. Ну вот, теперь я еще и рычу. Супер. Беру себя в руки.
– Знаешь, на что это похоже? – спрашивает отец.
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. Может, на то, что твой сын верит, что любовь – это любовь? И не важно, с кем? Даже если с опальной футбольной звездой с подмоченной репутацией.
– Найди кого-нибудь другого. Всю свою карьеру мне удавалось избегать скандалов.
Я смеюсь. Не потому, что отец говорит о Мэтте так, будто его здесь нет. А потому, что я не раз слышал эту речь раньше.
– Кого? Кого найти? Ты никогда не одобрял мой выбор, и мы оба знаем, что так будет всегда. Тебе нужен образцово-показательный сын-гей для кампании. Но совсем не хочется, чтобы я на самом деле был геем. Людям легче быть толерантными к гомосексуальности, если не приходится иметь с ней дело лично, так ведь? Никакого публичного проявления чувств. Никто не хочет на это смотреть. Ты твердил мне это тысячу раз. Я для тебя символ. Средство для получения голосов черных и ЛГБТ. Но было бы гораздо лучше, если бы я не принадлежал ни к тем, ни к другим.
Руки Мэтта сжимаются в кулаки.
Черт, я наговорил при нем лишнего.
– Тебе пора идти, – бросаю я отцу.
– Ты не можешь выгнать меня из моего собственного дома.
– Это мой дом, забыл?
Папе всегда было ненавистно, что дед оставил мне больше, чем ему. Доля отца в наследстве деда и так была меньше, чем у его брата, так еще и поделена со мной. Кузены в обиде на меня, потому что я единственный внук, включенный в завещание. Думаю, дед подозревал, что моя высокомерная семейка попытается вычеркнуть меня в будущем, вот и решил подстраховать. Логика толстосумов: они никогда не довольны тем, что имеют, даже если их денег хватит, чтобы купить небольшую страну.
Папа смягчается.
– Жду тебя завтра в офисе. Надо обсудить ситуацию.
– Не могу. Занят. Прости. – Ладно, даже я знаю, что звучит саркастично.
– Ты нам нужен во время кампании. Я никогда не настаиваю на твоем присутствии, но есть стратегии, в разработке которых необходимо твое участие. Ты ведь все еще в моей команде?
– Только лишь потому, что уволив меня, ты будешь выглядеть дерьмовым отцом в глазах таблоидов.
Папа в бешенстве, но в присутствии Мэтта пытается сдержаться. Насилие отец не признает. Он вообще не проявляет эмоций, если не считать вечно стоического выражения лица. Самое большое, что когда-либо делал мой отец – угрожал вычеркнуть меня из завещания. Но вот он сейчас стоит здесь, весь покрасневший от ярости. Впервые в жизни задумываюсь, что будет, если я надавлю сильнее.
– Когда ты уже, наконец, забудешь то, что я сделал для тебя в колледже? —
Папа разговаривает со мной как с капризным ребенком.
Возможно, в некотором смысле, он и прав, если учесть, что вся эта история с Мэттом – трюк, цель которого вывести отца из себя. И все же, это не я пытался держать его под колпаком. Как раз наоборот. И так было всегда. Но на этот раз, будь я проклят, если позволю себя контролировать.
– Хочешь сказать: то, что ты сделал со мной. Не для меня.
– Если бы тот парень действительно был любовью твоей жизни, то не согласился бы уйти за жалкие пятьдесят тысяч и оплату обучения. Учитывая, что знал, сколько у тебя денег. Поверь мне, он, – отец указывает на Мэтта, – ничем не отличается.
Из горла Мэтта вырывается рык, я замираю. Не могу пошевелиться. Не могу подобрать слова, чтобы достойно ответить. Единственное, что приходит на ум – большое и жирное «иди в жопу», но не уверен, стоит ли оно того.
Так что мы продолжаем молча стоять в прихожей, сверля друг друга взглядами.
– Увидимся завтра, – наконец изрекает отец и выходит за дверь.
Мои глаза прикованы к месту, где он только что стоял. Отец прекрасно знал, что именно сможет заставить меня отступить, и сказал это. Ну конечно, он должен был упомянуть Натаниеля и сыграть на моей неуверенности в себе. Это же отец. И совершенно неважно, что он прав, потому что у нас с Мэттом все понарошку.
Тем не менее почему-то мысль о Мэтте, берущем плату за то, чтобы исчезнуть, скручивает все внутренности от ужаса. Мне, наоборот, следовало бы убедить его принять деньги. Легкая прибыль. Прощальный бонус.
Я проглатываю гнев и встречаюсь глазами с Мэттом.
– Кажется, полный облом, да? – говорю я, возвращая на лицо маску безразличия, хотя сердце готово выскочить из груди.
– Он подкупил твоего бойфренда?
Естественно, Мэтт ничего не упускает.
– Не хочу говорить об этом. – Я направляюсь на кухню, смочить пересохшее горло, но в последний момент оборачиваюсь. – И если расскажешь о случившемся Дэймону или Мэддоксу – сделке конец.
– Они не знают? Кто-нибудь вообще знает?
– С чего мне кому-то рассказывать, что мой парень, с которым я планировал «долго и счастливо», решил, что моя красная цена – пятьдесят кусков?
– Хм, чтобы найти его и надрать задницу?
Черт, его ответ заставляет меня улыбнуться.
– Он того не стоит.
– Это из-за него ты не заводишь постоянные отношения?
– А ты все еще девственник из-за страха быть геем? – огрызаюсь я.
У Мэтта отвисает челюсть. Не следует удивляться. Я надменный засранец, и веду себя соответственно. Спросите любого. Воспользовавшись заминкой, я выхожу из комнаты и, наконец, наливаю себе воды.
Слышу за спиной шаги.
– Не делай этого.
Боже, он говорит, как Дэймон.
– Не делать чего?
– Не соскакивай с темы. Ты пытаешься унизить меня, чтобы не говорить о собственном дерьме. Не выйдет.
Я залпом осушаю стакан.
– Не собираюсь с тобой это обсуждать. Нет, не так: здесь нечего обсуждать. Я должен был думать головой, прежде чем влюбляться в студента, живущего на стипендию, и именно я был настолько глуп, что последовал за ним в колледж, в уверенности, что отцу до нас не добраться. Мой бывший был мудаком. Мой отец оказался еще бо́льшим мудаком. Конец истории.
Внезапно сильные руки обнимают меня, и от этого простого прикосновения бешено колотящееся сердце начинает успокаиваться.
– Кто бы мог подумать, что мы с тобой найдем что-то общее, и это окажется проблема с отцами, – пытаюсь я отшутиться.
– Прости, я был предвзят. Думал, раз у тебя куча денег, тебе легко живется.
Я провожу пальцами по его мощному предплечью.
– По-разному бывает.
– И мне жаль, что в твоей жизни столько мудаков, – добавляет Мэтт. – Обещаю, что постараюсь не стать одним из них.
Улыбаясь, я прислоняюсь к нему спиной.
– Ты не так уж плох.
– Когда не угрюм, ага.
– Говорят, секс делает угрюмых счастливыми.
Мэтт стонет мне в затылок, толкается бедрами и упирается членом в мою задницу.
– Я готов, если ты не против.
Да, точно готов. Чувствую, как он становится тверже.
– Вот сейчас и узнаем, сверху ты у нас или снизу, – изрекаю я.
Мэтт смеется, его дыхание щекочет мою кожу, и меня пробирает сладкая дрожь. Закрываю глаза, чтобы насладиться этим ощущением.
– Уверен, мне будет хорошо в любом случае.
Мои веки распахиваются, я оборачиваюсь, не размыкая объятий.
– Откуда ты знаешь?
Мэтт криво улыбается.
– У меня дома столько игрушек, хоть секс-шоп открывай.
– Блядь, как же заводит.
Мэтт наклоняется, целует меня за ухом и спускается к шее. Он обхватывает руками мои бедра и притягивает к себе.
– И я опробовал их все. Все. До. Единой.
Мой член наливается и пульсирует, требуя свободы. Картинки, что рисует воображение… черт.
– Не подумай, что я извращенец, но хотелось бы как-нибудь увидеть своими глазами.
Мэтт смеется.
– И вовсе ты не извращенец.
– Как бы я ни жаждал лишить твою задницу девственности, сейчас я хочу, чтобы ты меня трахнул.
Мне это нужно. Нужно отключиться от всего этого дерьма с отцом. И лучшим проявлением бунта будет член в заднице. Да так, чтобы потом ходить в раскорячку. Я видел агрегат Мэтта. После него точно прямо не походишь.
– Не собираюсь отказываться, – шепчет Мэтт.
Мы переплетаем пальцы, и я тащу его вверх по лестнице на третий этаж. Мэтт присвистывает, когда мы заходим в спальню.
– Ты всегда так будешь реагировать? При каждом упоминании о моем богатстве?
– Да.
– Тебе скоро надоест.
Мэтт снова присвистывает, но когда я смотрю в упор, вскидывает руки, сдаваясь.
– Все, все. Наверное.
– Хорошо. Теперь мы можем приступить к траху.
Он с хищным взглядом толкает меня на огромную кровать, и мне ужасно нравится этот внезапный всплеск доминирования. Мэтт скидывает рубашку и садится на меня верхом. Его рот накрывает мой, и Мэтт рычит, когда я толкаюсь бедрами. Он тянет меня вверх, чтобы я тоже мог стянуть рубашку, затем расстегивает мой ремень и просовывает пальцы в штаны, обхватывая член.
Я откидываю голову, пытаясь сдержать стон и дрожь, охватившую тело. К плотной хватке Мэтта можно пристраститься.
Руки блуждают сами по себе, ощущая твердость могучих бицепсов и груди Мэтта. Вспомнив, как он отреагировал в самолете, нежно сжимаю его сосок. Мэтт тут же отталкивает мою руку. Я отстраняюсь, сбитый с толку.
– Я сейчас кончу.
– От того, что я поиграл с твоим соском? Значит, надо продолжить. Потом буду всем хвастаться, до чего я хорош.
Мэтт откидывается на пятки и смеется, когда я снова пытаюсь ущипнуть его.
– Черт, если ты можешь получить оргазм только от этого, из тебя выйдет отличный «нижний».
– Это талант и проклятие.
– Тебе нужно их проколоть.
– Не могу. Профессиональный риск.
– Мы еще к этому вернемся. Прямо сейчас ты мне нужен.
Мэтт поднимается с кровати. Не сводя с меня голодного дикого взгляда, он снимает джинсы, затем боксеры. Это заводит не по-детски, и я замираю. Глаза неотрывно следят, как сильная рука Мэтта опускается к члену и начинает медленно его поглаживать. Внезапно все становится слишком реальным. Воздух сгущается, и меня охватывает чувство вины.
Мэтт замечает мою нерешительность и наклоняет голову.
– Что не так?
– Не знаю. Разве это не должно быть… чем-то бо́льшим?
– А?
– В смысле, для тебя. Это же твой первый раз. Он должен быть… больше. – Не знаю, как еще объяснить. – Больше, чем просто быстрый трах, с кем-то получше.
Мэтт мученически вздыхает.
– Я тебе уже говорил, что не считаю себя девственником. Просто хочу попробовать что-то новое. Никакой романтики и любви до гроба. Я же не девица в ночь выпускного.
– Не надо себя недооценивать. Ты бы выглядел горячо в вечернем платье.
Мэтт показывает мне «фак», и напряжение между нами слегка ослабевает, но сомнения меня уже обломали. Точнее, мой стояк. Я не настолько хорош, чтобы быть первым для кого-либо. Всем, кто пытается стать мне ближе, я причиняю боль до того, как сделают больно мне. Не хочу, чтобы Мэтт пополнил этот список. Прежде я не заботился о чувствах других. После того, как обидел Арона, всячески избегал подобных ситуаций. Но, мать вашу, я так сильно хочу Мэтта.
Мэтт снова садится на меня верхом и толкает на кровать. Голый футболист на мне – достаточная причина, чтобы член вернулся к жизни. Вполне научно-объяснимое явление. Долбаная химическая реакция.
– Ноа, я знаю, о чем ты. Не парься, приставать потом не буду.
– Я и не парюсь. И совсем бы, кстати, не возражал, если бы приставал.
Мне нравится эта часть отношений – когда все ново, легко и весело. Пугает настоящая привязанность, которая приходит после. Мэтт сказал, что не ищет отношений. Как только он уедет в футбольный лагерь на предсезонные тренировки, между нами все закончится. Возможно, придется первое время соблюдать приличия, но долго это не продлится.
– Хватит думать, переходи к делу, – прерывает мои мысли Мэтт.
– Технически, делать будешь ты.
– Хорошо. Согласен. Теперь поторопись и сними, в конце концов, эти гребаные штаны.
Я приподнимаюсь на локтях, и он слегка отстраняется.
– Ты начинаешь говорить, как я. Дэймон меня убьет, если ты превратишься во второго Ноа Хантингтона.
– Уверен, есть вещи и похуже, чем сравнение с тобой. – Мэтт не дожидается, пока я последую его указаниям.
Он слезает и стаскивает с меня штаны, бросая их на пол. Мой вставший член шлепается о живот, и Мэтт прикусывает губу, сдерживая стон.
– Возьми его в рот, пока будешь меня готовить.
– Дважды просить не придется. – Мэтт опускает голову и обхватывает член губами, заглатывая до самого основания.
– Блядь! Кажется, я чуть-чуть влюбился в твой рот.
Мэтт отстраняется, поглаживая мой изнывающий ствол.
– Минет – единственное, в чем у меня было много практики.
Я хватаю его за волосы.
– Не хочу слышать об этом, пока ты доводишь меня до оргазма.
– Не-а. Не кончать, пока я не буду внутри тебя.
– Н-н-н-р-р-н-г-г-х…
– Это по-английски? – повторяет Мэтт мои слова, брошенные в самолете.
Ублюдок.
Не могу больше ждать. Тянусь к тумбочке у кровати и достаю смазку и презервативы.
– Поторопись уже.
– Твое нетерпение мне на руку. Обычно я не скорострел, но… – Я улыбаюсь. – Первый раз и все такое.
Мэтт берет флакон и щедро выдавливает смазку на пальцы. Мои нервные окончания гудят от малейшего прикосновения. Рот Мэтта вновь опускается на мой член, в то время как пальцы трудятся над задницей, растягивая и подготавливая. Блядь, чувствую себя в раю. Или в аду. Зависит от того, как я захочу на это смотреть. Мэтт не торопится, разрабатывая меня, но не из-за нерешительности. Каким-то образом он точно знает, что делать. Он наслаждается тем, как я извиваюсь под ним, безмолвно умоляя о большем. Мои бедра непроизвольно дергаются, пытаясь заполучить пальцы Мэтта глубже. Жар растекается в паху, я резко втягиваю воздух.
Я хватаю Мэтта за волосы, наслаждаясь ощущением удивительно мягких каштановых локонов между пальцами. Еще три секунды и я взорвусь.
– Если продолжишь, я кончу.
– Готов?
Я киваю и начинаю переворачиваться на живот, но Мэтт сильными руками хватает меня за поясницу.
– Хочу тебя видеть, – хрипит он.
В голове звучит сигнал тревоги. Это слишком. Слишком близко. Слишком… не нужно. И все же я не протестую. Не могу себя заставить.
Мэтт зубами разрывает пакетик с презервативом. Зрелище, как парень раскатывает латекс по своему толстому члену, заставляет меня всхлипнуть. Мэтт добавляет смазки, и я приподнимаю колени, обхватывая ногами его спину. Когда Мэтт медленно входит, я радуюсь, что он не позволил мне перевернуться. Выражение блаженства на его лице трудно будет стереть из памяти. Мэтт закрывает глаза, мышцы рук бугрятся, когда он опирается на них, стараясь не наваливаться на меня всем весом. Мне охренеть нравится, но вместе с этим в груди вспыхивает беспокойство. Нервозность.
Мэтт содрогается, медленно входя и выходя из меня.
– Как хорошо…
Не могу ответить, меня слишком заклинило. Я залипаю на его лице, высоких скулах, бороде. Не могу оторваться от глаз, в которых светятся благоговение и изумление.
Я не справляюсь.
– А будет еще лучше. – Я отталкиваю Мэтта, и прежде чем он успевает меня остановить, перекатываюсь на живот и приподнимаю задницу. – Трахни меня жестко.
Несколько долгих секунд ничего не происходит, воздух холодит мой голый зад, сердце начинает биться быстрее. Упираюсь лбом в сгиб локтя, надеясь, что Мэтт не собирается насмехаться надо мной за то, что не смог продержаться лицом к лицу.
Вместо этого рука Мэтта, будто наказывая, сильно сжимает мое бедро, наверняка оставляя синяк.
– Уверен, что хочешь именно так? – Дрожь прокатывается по телу от грубого голоса и усилившегося акцента.
– Еще как уверен.
Я чувствую, как на миг Мэтта пронзает нерешительность. Но прежде чем успеваю что-то сказать, он отбрасывает сомнения и входит в меня. Мне приходится закусить руку, чтобы не закричать.
Я хочу боли, хочу, чтобы было грубо. Хочу помнить, почему ненавижу отношения. Потому что тот взгляд навсегда выжжен в моей памяти. Потому что с Мэттом я рискую забыть, чем заканчивается желание чего-то большего. Сердечной болью, недоверием, бесконечными ссорами. Я не могу пройти через это. Я не буду через это проходить.
Мэтт не дает мне времени привыкнуть и делает именно то, о чем я просил. Он ускоряется, и каждое касание простаты ломает меня чуточку сильнее.
Меня пугает осознание, что Дэймон прав: Мэтт мне реально нравится. Но я не тот, кто ему нужен.
Мэтт накрывает меня своим мускулистым, взмокшим от пота телом, и я совсем расклеиваюсь. Он продолжает меня трахать, но нежные поцелуи, которыми Мэтт осыпает мой затылок, не вписываются в сценарий.
Я закрываю глаза и запечатлеваю в памяти каждое движение, каждый толчок, потому что все это ошибка эпических масштабов. Ошибка, которую я буду повторять снова и снова. Потому что, когда я лажаю, то лажаю по-королевски.
– Ноа… – хриплый голос Мэтта чуть не уносит меня через край. – Я сейчас… – рычит он, – скоро…
Мне нравится его невнятное бормотание. Нравится, что он, кажется, уверен, что высказал вполне связанную мысль. Я тянусь к своему члену. Понадобится всего пара движений, чтобы достичь оргазма. Мэтт так в меня вколачивается, что я бы, наверно, кончил и без рук.
Он изливается с громким криком, и я вдруг жалею, что повел себя как упрямый мудак, потому что до смерти хочу это видеть. Хочу видеть, как Мэтт теряет самообладание.
Вместо этого я довольствуюсь тем, что его рука проскальзывает к моему члену и начинает его гладить. В миг, когда пальцы Мэтта смыкаются, я срываюсь. Задница сжимается вокруг все еще твердого члена, и я кончаю. Кончаю так сильно, что, клянусь, не могу вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя настолько физически истощенным от оргазма.
Когда Мэтт выходит из меня и падает рядом, я распластываюсь на животе и практически утопаю в собственной сперме. Нужно здесь все убрать.
Веки опускаются, когда Мэтт сползает с кровати, но тут до меня доносится: «Срань господня!», и я понимаю, что он нашел ванную, которая больше, чем моя кухня. Не могу сдержаться и смеюсь.
Слышится хлопанье открывающихся и закрывающихся ящиков шкафа, и пока я собираюсь спросить, что Мэтт ищет, до меня доносится звук воды в раковине. Затем Мэтт возвращается с теплым влажным полотенцем в руках.
– Перевернись, – мягко говорит он.
По какой-то необъяснимой причине я слушаюсь и не протестую, когда он вытирает сперму с моего живота и с постели. Все происходит быстро, и Мэтт снова уходит в ванную, прежде чем я успеваю осознать, что он обо мне заботится. И мне это нравится.
Я вновь перекатываюсь на живот и зарываюсь головой в подушку.
– Что ты там стонешь? – Мэтт, полностью обнаженный, прислоняется к дверному проему ванной и скрещивает свои внушительные руки на широкой груди. Его тело просто феноменально, и мне выпала возможность насладиться им какое-то время. Но нужно установить границы, прежде чем все выйдет из-под контроля. Прямо сейчас все карты у меня на руках, и я не желаю ими делиться.
Я вылезаю из постели, достаю из шкафа штаны и бросаю их Мэтту, затем беру еще одни себе.
– Пойдем, покажу тебе твою комнату, – бросаю я и выхожу из спальни, стараясь не обращать внимания на его хмурое лицо. Лучше буду помнить другое выражение – как Мэтт смотрел на меня сверху, когда трахал в первый раз.
Мэтт, спотыкаясь, идет за мной по коридору.
– Ладно, что за хрень происходит?
Я громко выдыхаю. Непривычно давать объяснения о дерьме, что творится в моей голове.
– Предпочитаю спать один. Мы можем трахаться, делать что угодно в моей постели, но чтобы хорошо выспаться, мне нужно пространство. А ты, как мы уже выяснили, любишь медвежьи объятия, когда спишь, хотя и не признаешь этого.
– Ты только что назвал меня медведем? Разве медведи не толстые?
– С этой бородой ты скорее похож на волка. – Я веду Мэтта вниз по лестнице, в самую большую гостевую комнату. – Можешь занять эту.
– Ну и дыра, – сухо шутит он.
– Увидимся утром. Располагайся, чувствуй себя как дома. Завтра закажу доставку продуктов, но, если что, в холодильнике есть пиво.
– Очень питательно.
– Спокойной ночи. – Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Мэтт притягивает меня к себе.
Когда его рот впивается в мой, а язык проскальзывает внутрь, я понимаю, что допустил ошибку. Определенно и без сомнения.
Мэтт отстраняется и отпускает меня.
– Спокойной ночи.
Глава 9
МЭТТ
Несмотря на то, что улицы Нью-Йорка буквально кишат людьми, впервые за несколько месяцев я не чувствую неловкости на публике. Успокаивает то, что журналисты думают, будто мы еще на Бермудах. Я тянусь к руке Ноа и переплетаю наши пальцы.
– Что ты делаешь? – спрашивает он.
– Хотел кое-что попробовать. Так странно. Я держу парня за руку на людях и не психую из-за этого. Это вроде как… классно.
От меня не ускользнуло, что вчера вечером Ноа закрылся. Почти сразу же, как я в него вошел. Когда он отвернулся, я понял, что делаю секс слишком личным. Ноа избегает серьезных отношений. А у нас они ненастоящие. Просто трах. И притворство на камеру.
Здесь, на улице, когда никому до нас нет дела, мне хочется знать, каково это – быть с кем-то. Как в мою жизнь впишутся отношения после того, как буря из дерьма в прессе уляжется.
– Маленькие радости, да? – Ноа кивает на наши руки.
– Не маленькие. Особенно для меня.
Ноа вздрагивает.
– Извини. Просто я открыто держусь с парнями за руки уже сколько… восемь лет?
Довольно легко привыкнуть к этому как к данности.
– Если тебя напрягает, я пойму. Просто хотел почувствовать, каково это. – Я пытаюсь высвободить руку, но Ноа сжимает ее крепче.
– Нет, все в порядке. Просто это было так… «по-бойфрендовски», а у меня, ввиду некоторых обстоятельств, давно такого не было.
Теперь, когда я знаю настоящую первопричину, то не могу винить Ноа за сдержанность.
– Все хорошо, – говорю я и продолжаю держать его за руку.
Тот факт, что такая мелочь является для меня огромным достижением, давит просто адски. Как получилось, что широченную улыбку на лице двадцатитрехлетнего мужика вызвало то, что обычно испытывают в подростковом возрасте?
– Куда идем? – любопытствует Ноа.
– Я тут где-то видел кофейню. Хочется сходить куда-нибудь, пока есть возможность. Через несколько дней все снова станет дерьмово.
– Ты вытащил меня из постели, чтобы пойти выпить кофе? Если бы ты дал мне поспать, необходимость в кофе отпала бы сама собой. К тому же, чем чаще мы будем выходить, тем больше шансов, что нас вычислят.
– Я согласен на все, что мир готов мне предложить. Не могу я днями безвылазно сидеть в твоем доме. Так и крыша может поехать. Еще нужно найти поблизости спортзал.
Ноа резко останавливается.
– Я собирался держать это в секрете, потому как знал, что потеряю тебя, стоит тебе узнать, что в подвале полно тренажеров. Можешь воспользоваться, пока живешь со мной.
– И долго ты собирался скрывать?
– Ждал, пока спросишь. И, смотри-ка, – Ноа бросает взгляд на свой «Ролекс», – ты смог продержаться один минет, один трах, а потом еще целых двенадцать часов.
– Ты прям прирожденный оратор.
Беззаботному отношению Ноа к миру можно только позавидовать. Его жизнь далека от того совершенства, которое я себе нарисовал, но Ноа ничему не позволяет себя сломить. По крайней мере, внешне.
Я притягиваю его к себе. Ноа кряхтит, впечатавшись в мое твердое тело.
