Текст книги "Трюк (ЛП)"

Автор книги: Иден Финли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Боже, лучше бы ему ни с кем не спать. Хотелось бы мне сказать, что я переживаю из-за нашей публичной легенды – предполагается, что Ноа все еще со мной, – но правда в том, что это чушь собачья. Меня больше не волнует, что о нас пишет пресса. Я не хочу, чтобы он трахался с кем-то еще, потому что он мой.

Блин! Он не мой. Уже нет. Никогда и не был.

Миллер наклоняется ближе:

– Все нормально? Ты завис на секунду.

Я поднимаю кружку с пивом.

– Мне нужно что-нибудь покрепче.

– Ладно, сейчас вернусь.

В клубе становится оживленнее, приглушенный свет окончательно гаснет, и вспыхивают резкие неоновые огни, погружая помещение в атмосферу третьесортного заведения, которая для меня гораздо более привычна.

Миллер стоит в длинной очереди в баре, поэтому я в ожидании своего напитка решаю отлучиться в туалет. Наверно, я параноик, но клянусь, когда встаю с места, половина парней смотрят мне вслед.

Вроде бы все идет лучше, чем я ожидал, но что-то все-таки напрягает. Иногда паранойя бывает обоснована.

И это становится очевидно, когда я, закончив дела, отворачиваюсь от писсуара и вижу Дженкинса, стоящего у двери.

Я мою руки и стараюсь сохранять спокойствие, не показывая, что сердце грохочет в груди.

– Знаешь, когда кто-то следует за геем в туалет, это никак не помогает его репутации.

Глубокий вдох. Если дойдет до дела, пусть он замахнется первым. Защищайся, но не дерись.

Я разочарованно рычу. Мне не приходилось вспоминать эту мантру с тех пор, как я начал ходить по гей-барам в поисках перепиха. Я должен был быть готов, если кто-то вдруг меня узнает, или если попаду в одну из тех ужасных историй, когда прячущийся в шкафу чувак сначала тебя трахает, а затем пытается надрать тебе зад из-за своих собственных тараканов. К счастью, такого со мной никогда не случалось, но все равно я был готов.

Дженкинс переминается с ноги на ногу.

– Я просто хотел сказать… в смысле… предупредить тебя по-дружески…

Предупредить по-дружески. Пф-ф-ф. Точно.

– Ох, черт, это прозвучало совсем не по-дружески. – Дженкинс вскидывает руки, сдаваясь. – Все в порядке. Мой двоюродный брат – гей. Мы вместе учились в старшей школе. У меня не было с этим проблем, но пришлось немало насмотреться на всякое мерзкое дерьмо, и я не хочу, чтобы с тобой такое произошло. Я бы не пожелал этого своему злейшему врагу.

– Если это попытка меня успокоить, то она довольно хреновая.

– Прости.

– Значит, в команде есть парни, у которых с этим проблема. Я понял. Вполне ожидаемо.

Отстой на самом деле, но я не удивлен.

– Дай угадаю, это те, кто наблюдали за тем, как я иду в туалет.

– Они ничего не сделают. Нам всем позвонили, когда пытались тебя заполучить. Сказали, что если ты подпишешь контракт, а кто-то из команды что-нибудь выкинет, то на кону окажутся наши задницы, не твоя. Но я подумал, ты захочешь знать, кого избегать.

– Блядь, это худшее, что можно было придумать. Теперь все выглядит так, что ко мне особое отношение из-за ориентации. Это еще больше разозлит гомофобов.

– Ну, не знаю. Всем довольно прозрачно намекнули, что в клубе действует политика нулевой толерантности к тем, кто на тебя криво посмотрит. Думаю, это лучше, чем просто сидеть и надеяться на лучшее.

– Наверно мне следовало уйти из спорта, – бормочу я и направляюсь к выходу.

Дженкинс идет за мной.

– Да ни за что, чувак. Ты, Тэлон, Миллер и Картер поведете нас к Суперкубку.

– Картер… это один из тех, кто сидел за столом?

– Ага, один из тех, за кем стоит присматривать. Мы позаботимся, чтобы он играл на другой стороне поля.

Картер – ресивер, так что он будет со мной бороться за мяч. У футболистов соперничество в крови. Все мы хотим пересечь очковую зону, но некоторые стремятся к славе больше, чем другие. Добавьте проблемы Картера с тем, что я гей, и в результате, возможно, вырисовывается моя первая стычка.

– Вот увидишь, мы будем неудержимы, – заявляет Дженкинс.

– Хоть кто-то из нас в это верит.

Команда на самом деле с каждым годом становится сильнее. Если идиотское дерьмо вроде моей сексуальной ориентации не станет помехой, у нас есть все шансы пройти весь путь до финала, но прямо сейчас у меня серьезные сомнения, что нам вообще удастся тренироваться вместе.

Вернувшись к бару, мы натыкаемся на Тэлона и Миллера, которые отделились от остальной компании. Миллер умудряется удерживать в руках одновременно два бокала, да еще и решительно настроенную на флирт девицу. Вот что называется талантом. Руки Тэлона заняты округлой попкой высокой рыжеволосой женщины.

– Либо они супербыстрые, либо мы пробыли в туалете значительно дольше, чем мне казалось, – говорю я Дженкинсу.

– Да ладно, знаешь же, как это бывает с такими женщинами. – Я вскидываю бровь, и он хохочет. – Хотя, наверно, все-таки не знаешь. Но не будешь же ты отрицать, что никогда не был загнан в угол охотницей за футболками.

Все верно. Прямо перед тем, как я сделал свой эпический «выход из шкафа», или откуда там обычно выходят.

– Эй, Джексон! – кричит Миллер. – Выпьем.

Он протягивает мне оба бокала.

– Сразу два?

– Ты сказал, тебе нужно что-нибудь покрепче. – Теперь уже обе руки Миллера свободно блуждают по блондинке, приклеившейся к его боку.

Тем временем Тэлон явно вознамерился добраться до гланд рыженькой. Я залпом выпиваю напитки. Горло жжет намного сильнее, чем обычно, и мелькает мысль, что порции были двойными. Что ж, по крайней мере, так онемение наступит скорее.

Тэлон отрывается от губ рыжей настолько, чтобы заявить:

– Мы сваливаем. Миллер, ты и твоя… э-м… красотка с нами? Устроим у меня «афтер-пати».

– Мне тоже пора, – говорю я.

После разговора с Дженкинсом в туалете у меня нет никакого желания возвращаться к столу и пытаться угадать, кто из команды уже включил меня в свой черный список.

Дженкинс проделывает с нами эту штуку с мужскими обнимашками и похлопыванием.

– Увидимся на тренировке, парни.

На которой, уверен, все будет так же, как в старшей школе.

Я снова напоминаю себе, что футбол – моя мечта, потому что со всем происходящим дерьмом об этом не мудрено и забыть.

Мы впятером выходим из клуба и натыкаемся на группу папарацци.

Черт.

Тэлон практически скидывает на меня свою девушку, и та буквально падает в мои объятия в момент, когда вспышки камер освещают Тэлона.

Нам с Миллером и девушками удается избежать ажиотажа и смыться на улицу.

– Мне, наверно, надо бы чувствовать себя неловко, но вот слава яйцам, что Тэлон крупнее меня, – выдыхаю я.

– Ага, не хотел бы я быть в вашей шкуре, парни, – отзывается Миллер.

Рыженькая обхватывает меня руками за талию.

– Ты тоже едешь с нами к Маркусу Тэлону?

Не могу сдержать смех, и, судя по всему, Миллер тоже едва сдерживается.

– Ты не на то дерево лаешь, милая, – выдает он.

– Я думала… ну, знаешь, – тянет девушка с таким видом, будто ее намек вполне прозрачен. – Чем больше народу, тем веселее. Так ведь Маркус Тэлон говорит?

Мои брови лезут на лоб, и в один момент все это дерьмо становится жутко неловким. Не только потому, что она все время повторяет полное имя Тэлона, но и потому, что Миллер почему-то не может на меня смотреть.

Я пытаюсь скрыть удивление за смехом, но не знаю, звучит ли это достаточно убедительно.

– У тебя арифметика хромает, милая. Двое – это понятно. Трое – тоже. Четверо… ну, картинка ясна. Но если еще и я присоединюсь, это будет уже нарушением братского кодекса, и ни Тэлон, ни Миллер на такое не согласятся.

Не говоря уже о том, что даже если бы они это сделали, было бы верхом тупости мутить с товарищем по команде.

Плюс еще Ноа.

Черт. Неужели я не могу хотя бы пять минут о нем не думать?

– Братского кодекса? – переспрашивает блонди, плотно повиснув на Миллере.

– Ибо сказано: «Не тронь друга своего в тройничке дьявольском», – изрекает с ухмылкой Миллер.

– Хоть я и гей, но этот закон хорошо знаю.

Блондинка надувает губы и выглядит смущенной.

– Но нас же четверо. А дьявольская четверка считается?

– И на этой ноте, – заключаю я, – поймаю-ка я такси и поеду домой.

Я поворачиваюсь к Миллеру и вручаю ему рыженькую. Теперь у него по девушке с каждого боку.

– Хорошенько повеселитесь.

Я почти дохожу до переулка, когда Миллер окликает:

– Джексон, подожди.

Он оставляет девчонок и направляется ко мне. Подойдя ближе, Миллер опускает взгляд.

– Слушай, эти все… дела… Ну, я и Тэлон. Просто мы с колледжа такое мутим. Не то, чтобы мы трогаем друг друга. Мы…

– Не волнуйся, я не подумаю, что ты педик, только потому, что участвуешь в групповушках. Это не мое дело. Это вообще никого кроме вас не касается… ну и кроме этих охотниц за футболками. Только не дайте журналюгам пронюхать о ваших потрахушках. Думаешь, моя жизнь была праздником в последние месяцы? Погоди, пока в прессу не просочится информация о ваших оргиях.

Миллер проводит ладонью по волосам.

– Блядь, ты прав. Мы больше не в колледже. Нам не следует…

– Ну что, готовы идти? – кричит Тэлон, уже догнавший девушек.

Что-то происходит с лицом Миллера, когда он видит Тэлона. Все сомнения исчезают, когда он со мной прощается и идет к ним. Я велю себе делать вид, что ничего не видел и не слышал, потому что это не мое дело, и я бы предпочел оставаться в неведении.

Пока есть возможность, я ретируюсь, ловлю такси в конце квартала и радуюсь, что смог избежать очередного скандала. К черту этот город.

Ночь меня изматывает, алкоголь наконец-то начинает действовать, и вокруг больше нет отвлекающих факторов.

Друзья не позволяют выпившим друзьям писать сообщения. Вот бы и таксисты так поступали. Надо бы вписать это в список их услуг. Потому что сейчас, оставшись один, я делаю именно то, что обещал себе никогда не делать. Нахожу в контактах имя Ноа и набираю три слова, которые он точно читать не хочет:

«СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ».

Глава 24

НОА

– Подъем! – гремит чей-то голос в попытке меня растормошить.

Я лежу на животе, пуская слюни на подушку, и не имея никакого представления о времени.

Кое-как разлепляю один глаз:

– Какого хрена, Джет?

– Уже семь вечера. Поднимай. Свою. Задницу.

– Не думаю, что тебе позволено так разговаривать с арендодателем.

– Ты мне не арендодатель, потому что я тебе не плачу. Ты, скорее, мой приемный старший брат. А это значит, что я буду действовать тебе на нервы.

Я переворачиваюсь на спину.

– Зачем я должен вставать? Больше суток не спал, работал над «Радужными Койками». Спать хочу-у-у-у!

– У меня сегодня концерт, и ты придешь.

– Зачем?

– За тем, что с тех пор, как Мэтт уехал, ты только и делаешь, что работаешь и дуешься.

– Ноа Хантингтон не дуется. Ни на кого.

Джет стаскивает с меня одеяло.

– А душ Ноа Хантингтон принимает? Совсем не помешало бы. Давай.

– Не хочу. – От меня не ускользает, что девятнадцатилетний парень ведет себя гораздо более зрело, чем я, но мне все равно.

Настоящая причина, по которой я не спал всю ночь, в том, что я пялился на свой дурацкий телефон.

«Скучаю по тебе». Ну и какого хрена? Что прикажете с этим делать? Ответить словами, которые отчаянно хотел сказать ему с того самого дня, как он уехал?

Вернись.

Не оставляй меня больше.

Я люблю тебя.

Чертов Мэтт. Он хозяйничает в моей голове, хотя между нами восемьсот миль.

– Тебе решать, идешь ты в душ или нет, но на концерте ты все равно будешь. Так что выбирай, либо будешь выглядеть как бродяга, либо искупаешься и станешь секси старичком и выбросишь из головы моего придурка брата.

– Серьезно, заканчивай прикалываться про возраст. Двадцать шесть – это не старость.

– Как скажешь, дедуля.

Пока я принимаю душ, Джет зависает в моей комнате, как будто мне нужна нянька. И даже когда выхожу в одном полотенце, он отказывается выйти.

– Собираешься торчать тут и смотреть, как я одеваюсь?

– Я должен быть уверен, что ты снова не заберешься в постель.

– Взбалмошный мальчишка.

– Зато я хоть в чем-то хорош.

Я вскидываю голову. Теперь, по-настоящему взглянув на Джета, я понимаю, что он здесь вовсе не ради меня. Он теребит подол рубашки и переминается с ноги на ногу, будто ему не терпится вытащить меня из дома, но вряд ли это реальная причина.

– Ты нервничаешь. Из-за концерта.

Джет скрещивает руки на груди и пытается выглядеть дерзко.

– Нахрен иди. Я таких концертов столько переиграл.

– Не в Нью-Йорке. Не в таком важном месте, как «Клуб Сохо».

Джет хмурится и опускает руки.

– Ладно, Окей. Мне нужно, чтобы ты держал меня за руку, как первоклашку в первый день школы. Группа ангажировала этот концерт, а я до сих пор не знаю и половины песен. Раз Мэтта здесь нет, ты теперь мой суррогатный старший брат. Смирись.

Не могу сдержать смех, хотя и должен бы. Джет боится выходить на сцену и нуждается в моей поддержке, а не в подколках.

– Знаешь, если бы ты сразу это сказал, я бы шевелился гораздо быстрее. Я думал… – провожу ладонью по своей бритой голове. – Думал, ты такой приставучий из-за Мэтта.

– Ну, в этом тебе точно не помешает пинок под зад, но сейчас я здесь по другой причине.

– Ладно, давай договоримся, – предлагаю я. – Я иду на твой концерт, а ты обещаешь месяц не упоминать своего брата.

Джет прищуривается:

– Неделю.

– Две.

– Договорились.

Мы пожимаем друг другу руки, затем я одеваюсь и мы, наконец, вытаскиваем свои задницы из дома, чтобы Джет успел в клуб вовремя.

«Клуб Сохо» претерпел бесчисленное количество трансформаций со дня своего основания в девяностых, от гранжа до хипстерского музона, и всем диапазоном стилей, что между ними. На данный момент, он, к сожалению, все еще в своем хипстерском становлении, но, полагаю, через пару лет все снова изменится.

Черные стены, деревянные столы, бармены с бородами такими длинными, что можно плести косички. Не знаю, почему, но это место заставляет меня дергаться. Может быть, это и есть новый я. С тех пор, как уехал Мэтт, любое общение дается мне с трудом.

Джет тащит меня к бару.

– Эй, Скотт! Это мой брат Ноа. Налей ему все, что он захочет.

Скотт переводит взгляд с Джета на меня.

– Брат?

– Ага. Мой брат. А в чем проблема? – Джет пытается сдержать улыбку.

Я вскидываю подбородок.

– Он придуривается. Я с его братом. Типа, одомашнен, приручен и тому подобное.

Эта ложь – как маленькая смерть, что довольно странно. Для сына политика вранье становится второй натурой. Я учился у лучших. Но притворяться счастливым с кем-то, кто уехал и с тех пор со мной не разговаривал… это больно.

Я заказываю виски и отыскиваю столик у задней стены, спрятанный за несущей балкой. Думаю, именно здесь я весь вечер посижу и подремлю.

После саундчека клуб начинает заполняться, и Джет исчезает за кулисами. Телефон прожигает дыру в кармане, но я знаю, что если достану его, просто еще раз прочитаю это проклятое сообщение. Поэтому сдерживаюсь и оставляю все как есть.

Спустя четыре порции виски группа выходит на сцену под оглушительные аплодисменты, но Джета среди музыкантов нет. Могу поспорить, он там обливается потом в ожидании, когда будет представлен публике как новичок. Я нервно дрыгаю ногой.

Басист берет микрофон. У него больше татуировок, чем у Джета – два сплошных рукава. Ирокез, ушные датчики… Типичный стереотипный рокер, в отличие от Джета, который выглядит артистично и одухотворенно.

– Привет, «Клуб Сохо»!

Толпа снова ревет и начинает скандировать:

– Бенджи, Бенджи, Бенджи!

– Я знаю, знаю, – говорит парень.

Его австралийский акцент сильнее, чем Джетов южный говор. Интересное будет сочетание.

– Прошло довольно много времени, но мы вернулись, и каждый, кто следит за нами в Твиттере, знает, что нас покинул тот, кто известен всем как Волдеморт. С тех пор мы были в поиске его замены. Итак, вот он, парень, который спас наши задницы. Группа «Фолаут» приветствует Джета Джексона!

Когда Джет с заносчивой улыбкой выходит на середину сцены, мою грудь распирает от гордости.

– Обещайте не судить строго, – обращается он к зрителям в микрофон.

Не давая кому-либо шанса подколоть новичка, группа начинает играть кавер-версию песни «Drive By» группы «Трейн», и толпа сходит с ума.

Джет просто… великолепен. В смысле, я слышал, как он поет и играет на гитаре в своей комнате, когда пишет музыку, но здесь, в атмосферной обстановке, носясь по сцене с присущей ему реактивной энергией, Джет просто оживает.

Отстойно, что Мэтт пропускает такое.

Забыв о собственном запрете на разговоры, я вынимаю телефон и звоню по «Фейс-тайм» парню, которого так отчаянно пытаюсь выбросить из головы.

Мэтт отвечает, сонно зевая. Его каштановые волосы торчат во все стороны и выглядят офигенно сексуально. На языке так и вертится «Я тебя ненавижу», но из-за шума вокруг он все равно ничего не расслышит.

Губы Мэтта шевелятся, но я понятия не имею, что он говорит, поэтому поднимаю палец и поворачиваю камеру телефона так, чтобы ему была видна сцена.

Его брат просто жжет на сцене, хотя, возможно, я пристрастен. Опять же, если судить по реакции девчонок за соседним столиком, Джет полностью их покорил.

Ага, удачи, дамочки.

Во время исполнения второй песни – одной из оригинальных композиций группы – мой телефон вибрирует. Не знаю, когда Мэтт отключился, но сообщение от него:

МЭТТ: ВЫЙДИ НА УЛИЦУ И ПОЗВОНИ. ПОЖАЛУЙСТА.

Хочется ответить «нет», но даже на расстоянии восемьсот миль я в полной власти Мэтта, без шанса на освобождение. Я снова перевожу взгляд на сцену. Джет в своей стихии. Уверен, если отлучусь на секунду, он даже не заметит, но я все равно использую это как предлог.

НОА: У ДЖЕТА СЕГОДНЯ ВАЖНЫЙ ДЕНЬ. ОН НЕ ХОЧЕТ, ЧТОБЫ Я УХОДИЛ.

Ответ приходит невероятно быстро.

МЭТТ: ОН ТАМ КРУТО ЗАЖИГАЕТ, И ТЫ ЭТО ЗНАЕШЬ. ВСЕГО ДВЕ МИНУТЫ. НАДО ОБСУДИТЬ НАШ ПРЕДСТОЯЩИЙ ВЫХОД НА ПУБЛИКУ.

Это срабатывает, хотя я не очень-то ему верю. Не дождавшись окончания песни, я встаю и направляюсь к выходу.

Найдя тихое местечко возле бара, отдаленное от движения, но не на столько, чтобы стать жертвой грабителей, я таращусь на телефон. Палец зависает над кнопкой вызова.

Сделав глубокий вдох и напомнив себе, что это просто деловое соглашение и ничего личного, я нажимаю на экран.

– Думал, высосешь из пальца какую-нибудь причину, чтоб меня продинамить. – Заспанный голос Мэтта звучит так сексуально, и, конечно же, мой мозг зависает на сочетании слов «меня» и «высосешь».

– Что там за «выход на публику»?

– Сразу к делу, я понял.

– Ты дал слово.

Мэтт вздыхает.

– Как там Джет? Помимо того, что рвет сцену, конечно.

– Нашел работу официанта, но терпеть ее не может. А мне нравится, потому что после смены он приносит мне ужин.

– Мило.

Разговор затухает тихой неловкой смертью, и я мысленно переношусь в первые дни на корабле, когда мы еще не знали друг друга, и общение было напряженным и сложным. Мне почти хочется вернуться в то время, когда я понятия не имел, что значит быть с кем-то по-настоящему.

Может, наши отношения и фейковые, но я никогда не чувствовал ничего более реального.

И во всем виноват Мэтт.

Засранец.

– Я урезал содержание родителей, – тихо говорит он.

– Что ты сделал?

– Я последовал твоему совету. Учредил трастовый фонд для мелких. Деньги напрямую будут переводиться на счет Шарлин. А предки пусть довольствуются тем, что я даю, или вообще ничего не получат.

Я смеюсь. Даже пытаясь быть злым, Мэтт все равно проявляет заботу.

– Сколько денег ты им переводишь?

– Достаточно, чтобы выжить. Половину прежней суммы. Остальное – детям, как изначально и хотел.

– Ну, как бы то ни было, я тобой горжусь.

Снова зависает дурацкая тяжелая пауза.

– Я сегодня говорил с Дэймоном, – наконец говорит Мэтт. – Он считает, что было бы неплохо, если бы ты присутствовал на пресс-конференции, где я объявлю о контракте с «Вориорз».

– Без проблем. Я же сказал, что сделаю все, что тебе нужно. Такова была сделка с самого начала.

– Ноа…

– Мэтт, я не могу. Не могу болтать по телефону и делать вид, что все в порядке, и что я не скучаю по тебе, как сумасшедший. Я появлюсь с тобой на публике, и мне не придется имитировать чувства к тебе, но я не могу… не могу мучить самого себя и притворяться, что мы просто друзья. Потому что это не так. И мы оба это прекрасно знаем.

После нескольких секунд молчания, Мэтт тихо говорит:

– Все, что тебе нужно было сделать, это попросить меня остаться.

– Все, что тебе нужно было сделать, это не уезжать.

И это правда. Если бы Мэтт решил бросить футбол сознательно и по собственному желанию, это одно. Но ждать, что я заставлю его отказаться от игры? Разница между первым и вторым колоссальная, но Мэтт ее не видит.

Как человек, однажды изменивший ради кого-то весь свой жизненный план, я ни за что не позволю Мэтту поступить так же ради меня. И я не хочу снова проходить через эту сердечную боль.

«И все же, вот он ты, и твои любимые грабли», нашептывает назойливый голосок.

– Мне нужно вернуться обратно. Джет жутко нервничал, и если заметит, что меня нет, наверняка психанет.

Мы оба знаем, что это ложь, но Мэтт на меня не давит.

– Пресс-конференция через две недели. Сразу перед началом отборочных тренировок.

– Напиши мне, где и когда, и я там буду.

– Спасибо. И спасибо, что присматриваешь за Джей-Джеем.

Во рту пересыхает, и я не могу себя заставить признаться, что сделал бы для Мэтта все, что угодно. И для его брата.

У меня есть две недели, чтобы свыкнуться с мыслью, что снова увижусь с Мэттом. Две недели, чтобы научиться тому, чего никогда не умел: сдержанности.

Глава 25

МЭТТ

Галстук сжимает горло, словно удавка. Я не могу стоять спокойно, ёрзаю как ненормальный, и чувствую, как потеют ладони.

Тэлон толкает меня локтем.

– Чувак, да что с тобой? Это всего лишь пресс-конференция. Ты ее и спящий можешь провести.

– Чувак. Первый открытый гей-футболист. Попробовал бы ты побыть в моей шкуре.

Сегодняшняя пресс-конференция созвана только для нас двоих. Для Тэлона, потому что он мегазвезда, а для меня… ну, потому что я это я. И мы оба новички.

Несмотря на то, что это мое первое интервью с тех пор, как «открылся», нервничаю я совсем по другой причине. Мне до смерти хочется увидеть Ноа, и в то же время это дико пугает.

Я готов высидеть целый день перед журналистами, отвечая на неуместные вопросы, но встретиться лицом к лицу с Ноа? Не знаю, захочу ли наброситься на него или держаться на расстоянии.

Раздевалка университета Милуоки пахнет потными ногами и задницей, но я бы предпочел остаться здесь, чем выйти к прессе. Мы с Ноа встретимся впервые за несколько недель, и это произойдет в комнате, полной камер.

Тэлон хватает меня за руку.

– Есть что-то еще? Дело не только в истории с гейством, да?

Я трясу головой.

– У нас с Ноа сейчас не все гладко. Я… – Не уверен, как много могу рассказать, но чувствую себя на грани.

Как тогда, на пирсе у круизного лайнера, когда папарацци загнали нас с Ноа в угол. Ноа назвал это панической атакой, но, по-моему, я был практически на волоске. Это абсолютное сумасшествие, а не просто атака.

– Мы не разговаривали с тех пор, как я переехал в Чикаго, – признаюсь я.

– Это же несколько недель?

– Да ты что, Шерлок!

– Вы расстались?

– Нет. – Ответ слетает с губ на рефлексе. – Да?.. Но сегодня он приехал, чтобы меня поддержать, так что…

– Неудивительно, что ты в полном раздрае.

– Мне всего-то и надо, пройти через эту пресс-мясорубку, а потом я мог бы умолять Ноа переехать сюда, или хотя-бы ездить ко мне, или… не знаю.

– Ага, футбол в целом фигово влияет на отношения. Я встречался с девушкой, но она не смогла приспособиться, даже когда я был в университетской лиге.

– Ты не помогаешь, Тэлон.

– Извини, – отзывается он.

В дверях появляются Колдуэлл и генеральный менеджер.

– Готовы, мальчики? – Тренер сверлит нас взглядом.

Ни черта подобного.

– Давайте сделаем это.

– Хочешь, буду держать тебя за руку? – издевается Тэлон.

– Да ни хрена, – отвечаю я тихо, чтобы только он мог расслышать.

– Точно. Мы же не хотим, чтобы твой бойфренд заподозрил, что ты тут без него развлекаешься.

– Мы не хотим, чтобы у прессы возникли новые идеи.

– И это тоже, – соглашается Тэлон.

Тренер с менеджером ведут нас через университетские коридоры к аудитории, где устроен импровизированный пресс-центр. Мы садимся на свои места за длинным столом. Перед каждым из нас стоит микрофон и стакан с водой. Репортеры занимают первые несколько рядов перед сценой, направив на нее камеры и осветительные приборы.

При виде такого количества народа тошнота подкатывает к горлу, но тут я вижу его. В самом дальнем ряду, подальше от прессы. Его губы растягиваются в дерзкой улыбке, но глаза кажутся безжизненными по сравнению с теми сияющими сине-зелеными озерами, к которым я привык.

Весь этот цирк с журналистами исчезает, их слова превращаются в невнятный гул, потому что я не могу оторвать взгляда от Ноа. Черт, как я по нему скучал. Прошло всего несколько недель, но это были самые длинные недели в моей жизни. Мне ничего так не хочется, как подбежать и повалить его на пол.

Потом я вспоминаю наше прощание, и сердце снова разрывается. И все же, не могу заставить себя отвести взгляд.

Только когда кто-то спрашивает тренера, есть ли у меня шансы попасть в основной список игроков в этом сезоне, я заставляю себя посмотреть в центр зала.

– У меня нет ни малейших сомнений, что Мэтт Джексон будет лидировать на отборочных тренировках и выйдет на первые позиции. Если только не получит травму, – тренер дважды стучит по деревянной поверхности стола, – я могу гарантировать, что он выйдет на поле в составе «Вориорз» с первой же игры.

Ага, звучит хорошо, но он не может знать наверняка. С моим багажом будет охереть как трудно влиться в команду. И когда меня отсеют, это будет еще более разрушительно.

Я снова нахожу взглядом Ноа и вдруг понимаю, что даже если так случится, это не будет концом света. Вполне реально, что это станет началом новой жизни.

Репортер справа поднимается с места.

– Мэтт, ходят слухи, что тебе предложили контракт с «Нью-Йорк Кугуарз», который стоил почти в девять раз больше, чем контракт с Чикаго. Что заставило тебя выбрать «Вориорз»?

Мое сердце ухает куда-то под желудок, и я застываю. В голове пусто. Все, о чем я могу думать, это выражение лица Ноа сейчас. И как бы ни хотелось сдержаться, я бросаю взгляд в его сторону. Так и есть. Шок, гнев и боль отражаются на его гладко выбритом лице. Как я выкручусь из этой ситуации?

– Деньги… э-м… были не такими уж большими, – говорю я в микрофон, и мой голос срывается на карканье, как если бы я лгал.

Что я, в общем-то, и делаю. Контракт был на гораздо большую сумму, но абсолютно не стоил потери Ноа.

А потом я понимаю, что все равно его потерял. Отец Ноа выиграл. Спорю на левое яичко, именно он слил прессе эту пикантную новость. Подстраховался, полагаю. Неплохой способ вбить между нами клин.

Я смотрю на репортера и стараюсь не скрипеть зубами.

– В этом году «Вориорз» в отличном составе, и не сомневаюсь, что с таким тренером как Джимми Колдуэлл мы дойдем до Кубка. А кольцо чемпиона для меня важнее денег.

Либо я схожу с ума, и мне мерещится голос Ноа, либо он реально произносит вслух: «Кольцо чемпиона для тебя важнее, чем я». Но когда я смотрю в его сторону, понимаю, что это была игра воображения, потому что Ноа там нет. И я даже не могу за ним пойти.

Тренер берет слово и рассказывает о стратегии нападения, о том, насколько важен для команды такой игрок, как я, но я все продолжаю пялиться вглубь аудитории, откуда выскользнул Ноа.

Рядом слышится покашливание, и я перевожу взгляд на Дэймона, который специально прилетел на пресс-конференцию. Он незаметно указывает на выход, молча спрашивая, не хочу ли я, чтобы он последовал за Ноа, и я киваю.

Судя по тону и содержанию вопросов, неизвестно как надолго я тут застрял. Когда журналисты спрашивают генерального менеджера, каково это быть первой командой с гей-игроком, мне хочется воткнуть себе в ухо нож для масла. Я знал, что это произойдет, но если еще раз услышу этот вопрос или любую его вариацию, вполне возможно, что возьму и спрошу всех этих репортеров, к кому они возвращаются домой по ночам, и как это отражается на их работе.

Дэймон проскальзывает обратно в зал в середине речи менеджера об инклюзивности команды и политике нулевой толерантности, которые в реальности раздевалки просто пустой звук. Легкое покачивание головы – и я узнаю все, что мне нужно. Скорее всего, Ноа уже сидит в своем «Гольфстриме» в ожидании возвращения в Нью-Йорк.

Тэлон все замечает, протягивает руку и сжимает плечо в знак поддержки. Журналистам может показаться, что это жест командной солидарности, но на самом деле Тэлон просто понял, что мое сердце только что вышло за дверь и больше не вернется.

***

После того, как меня наконец-то отпускают с самой длинной пресс-конференции в истории, и толпа журналистов рассасывается, я направляюсь прямо к Дэймону вместе со следующим за мной по пятам Тэлоном.

– Есть идеи, куда он мог пойти? – спрашиваю я.

Дэймон качает головой.

– К тому времени, как я вышел, он уже исчез. Ты так ничего ему и не рассказал?

– Конечно, не рассказал, – огрызаюсь я.

Деймон обшаривает взглядом вокруг, чтобы убедиться в отсутствии лишних ушей.

– Извини, – говорю я чуть спокойнее, – Но что бы это дало?

– Ну, во-первых, вы все еще были бы вместе, – отвечает Дэймон.

– О чем это он? – вскидывает бровь Тэллон.

Я перевожу взгляд с него на Дэймона, затем опускаю глаза.

– Отец Ноа пытался подкупить меня контрактом с Нью-Йорком. Если бы я его подписал, мне бы пришлось порвать с Ноа.

– Но ты с ним все равно расстался, – замечает Тэлон.

– Потому что он не попросил меня остаться.

Рот Тэлона округляется.

– О.

– Я должен найти его и объяснить, почему не согласился на контракт. – Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Тэлон тянет меня назад.

– У нас общий сбор команды.

– Блядь!

– Иди на свой сбор, – говорит Дэймон. – А я найду Ноа.

– А если он уже на полпути в Нью-Йорк?

– Значит, он идиот, – бормочет Дэймон. – Оставь это мне.

Я вынимаю ключ-карту от нашего с Тэлоном номера в гостинице.

– Комната двадцать пять ноль семь. Если найдешь Ноа, передай ему, пусть дождется моих объяснений, прежде чем подаваться в бега. – Я поворачиваюсь к Тэлону: – Давай покончим с этим дерьмовым шоу.

Это первая встреча полным командным составом из девяноста человек и тренерской группы перед отборочными тренировками. Сомневаюсь, что кто-то будет делать перекличку. Могу гарантировать, что некоторые из ветеранов вообще не появятся. Но если отсутствовать буду я, это определенно заметят. Все-таки, мне кажется, это может быть проверкой. Посмотрим, как команда воспримет гея в своих рядах в первый же день.

Встреча в баре несколько недель назад не имеет ничего общего с тем, что меня ждет сейчас.

Мы пересекаем кампус в направлении стадиона. Задержавшись из-за разговора с Дэймоном после пресс-конференции, мы с Тэлоном приходим последними, и все взгляды обращаются к нам – парочке придурков в костюмах. Все остальные в спортивной одежде, взмокшие от полуденной жары. Кажется, тренировка началась без нас.