Текст книги "Трюк (ЛП)"
Автор книги: Иден Финли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Единственное, что отравляет удовольствие от тренировок – помимо истощения, конечно, – это напряженность между мной и некоторыми парнями. Удивительно, но большая часть враждебности выплескивается на поле. В раздевалке меня оставляют в покое. Что довольно многообещающе, но я особо не обольщаюсь.
Дни тянутся медленно, и я скучаю по Ноа как сумасшедший. Но сейчас, когда лежу на поле, а боль от последней подсечки ослабевает, я знаю, что нахожусь в правильном месте. Даже измученный и побитый, я не могу долго злиться на игру.
Мы весь день отрабатываем линию подачи, но когда Тэлон заявляет, что мы снова ведем провальную игру, только что закончившуюся моим очередным падением без мяча в руках, Картер не ограничивается своим обычным хмурым взглядом, к которому я уже привык. На этот раз его протест выражается в бормотании, но настолько тихом, что я не разбираю слов.
Я полностью настроен пропустить это мимо ушей, как обычно поступаю со всеми мелкими подначками остальных, но Тэлон снимает шлем и налетает на Картера, сталкиваясь щитками и вцепляясь тому в лицо.
– Может, скажешь погромче, чтобы весь класс услышал? – рычит он.
– Брось, Тэлон. – Я пытаюсь его оттащить.
– Не-а. Если у него проблемы, мы должны их решить. Говори громко или заткнись нахрен.
Тренер нападения подбегает от боковой линии, Колдуэлл следует за ним по пятам. Да блин.
– Проблемы? – Тренер сверлит нас взглядом.
Картер переводит взгляд с меня на Тэлона, затем смотрит на тренера.
– Никаких.
– Тогда давайте закончим, наконец, эту чертову игру, – говорит Тэлон.
Вне поля Тэлон веселый, смешливый парень и отличный друг. Но Тэлон-квотербек – настоящий командир, властный и высокомерный. Довольно сексуальное сочетание.
Мы встаем на линию розыгрыша, и я лицом к лицу встречаюсь с Хендерсоном, одним из капитанов команды.
– Голубки ссорятся? – насмехается он, но затем запинается. – Черт. Наверно не стоит использовать с тобой такие выражения, потом проблем не оберешься.
Ну вот. Это именно то, что в конечном итоге сведет с ума и меня, и всех остальных. Они будто ходят по яичной скорлупе, стараясь не шутить на темы, которые с другими парнями не являются проблемой. Раньше, чтобы подначить, тренеры называли всю команду «дамочками», но теперь, со всей этой сраной политкорректностью, они боятся вообще что-то говорить. Нет, любое оскорбление в принципе неприемлемо, но и особого отношения к себе я не хочу.
– Болтай, что хочешь, Хендерсон. А пока ты треплешься, я буду нарезать вокруг тебя круги.
Он смеется, и моя тактика срабатывает, потому что когда мяч вводят в игру, я разворачиваюсь и обегаю его. В отличие от предыдущей игры, где меня подрезали еще до того, как добраться до мяча, на этот раз я добегаю до своей отметки, но тут меня валит Картер, перехватывая мой чертов пас.
Ну уж нет.
В следующую секунду мои руки оказываются на его джерси, и мы бодаемся шлемами.
– Какого. Хрена.
Картер меня отталкивает.
– Не думал, что успеешь вовремя. Некоторым из нас не нужны всякие трюки, чтобы получить пас.
На поле воцаряется зловещая тишина. А затем я начинаю хохотать. Я смеюсь так сильно, что едва могу дышать.
– Ты сейчас серьезно? Думаешь, меня взяли в команду, потому что я гей? Типа, я использую ориентацию как преимущество?
Я продолжаю смеяться, в то время как тренеры и остальная команда нас окружают.
Мы реально как школьники.
– Джексон, ты как? – спрашивает Колдуэлл.
– Замечательно. Мои товарищи по команде считают, что я размахиваю радужным флагом, чтобы получить особое отношение. Они не верят, что я здесь заслуженно. Но, конечно, все просто зашибись. Дайте-ка подумать, меня выгоняют против воли, швыряют на растерзание прессе, которая обожает копаться в моей сексуальной жизни, потом приходится согласиться с урезанным гонораром из-за идиотского лимита на зарплаты, а еще из-за того, что меня больше никто не хочет. Ага, Картер, я сделал это все специально. Может, мне обвинить тебя в том, что ты получил место ресивера только потому, что черный? Как тебе такой расклад?
– Какого хрена ты только что сказал? – Картер пытается до меня добраться, но Миллер тянет его назад.
– Я просто хочу показать, что твоя логика ошибочна.
– Ты не обязан ничего объяснять, – вмешивается тренер, – а ты, Картер, должен. Тебе ясно сказали…
– Нет, – перебиваю я. – Это не только его проблема. Это проблема всех. Мое начальство ведет мои войны вместо меня. – Я поворачиваюсь к Картеру. – Собираешься извиняться или выйдем на поле один на один? Суициды (прим. пер.: безостановочный спринт на разные дистанции). Полная экипировка. До первого падения. Я надираю тебе зад, ты перестаешь выёживаться и признаешь, что использование ориентации как средство для продвижения – самый нелепый план из всех возможных, потому что он не работает. Он работает против меня. Во всем. Даже в том, что мне приходится сейчас перед тобой оправдываться и что-то доказывать. Побьешь меня, получишь столько пасов, сколько захочешь.
– Чувак, это плохая идея, – вмешивается Миллер.
– Мэтт сделает Картера, – рычит Тэлон. – Пятьдесят баксов на Джексона.
Я перевожу взгляд на тренеров. Блеск в их глазах дает мне понять, что, несмотря на хмурые лица, они тоже в деле.
– Готов съесть свои слова? – бросаю я Картеру.
Он с вызовом вздергивает подбородок.
– По рукам.
Уже через несколько минут «суицидов» до меня доходит, во что я ввязался. Адреналин сменяется болью, конечности отваливаются, дыхания не хватает, хочется блевать, но я ни за что не собираюсь сдаваться. Я скорее умру, чем позволю Картеру меня побить.
За нами наблюдает вся команда, так же как и тренеры. Но это хорошо. Мне нужно сделать это лишь раз, чтобы окончательно заткнуть всех, кто считает, что я не заслуживаю места в «Вориорз».
Сам факт необходимости что-то доказывать подтверждает причину, почему никто в этом спорте не хочет «выходить из шкафа». Может, мне следовало подавить потребность самоутвердиться и не поддаваться на провокации, но если это остановит нападки всяких засранцев, я пойду до конца.
Я отбрасываю отвлекающие мысли и сосредотачиваюсь на конечной цели, которую уже не могу точно вспомнить, потому что мышцы горят от переизбытка молочной кислоты. И все же я не сдаюсь.
И не сдамся. Никогда.
Спустя хренову тучу времени и такое количество раундов, что я давно потерял счет, Картер, наконец, запутывается в собственных ногах и падает.
– Слава яйцам, – хриплю я и грохаюсь на колени.
Передо мной возникает бутылка воды. Не знаю, откуда она, но я, не колеблясь, срываю с себя шлем и жадно ее осушаю.
– Ну, закончили мериться письками? – спрашивает Колдуэлл.
– Закончили, – выдыхаю я, стараясь не смотреть на Картера.
– Вопрос закрыт? – Тренер сверлит нас взглядом.
Голос Картера звучит хрипло, но в нем слышится уверенность:
– Закрыт.
– Вы двое свободны до конца дня. Хорошенько разогрейте мышцы, иначе от вас завтра не будет никакого толку. Тренер поворачивается к остальным членам команды.
– Перерыв закончен! За работу!
Один вызов принят. Очень надеюсь, что других не предвидится.
Глава 29
НОА
В тот момент, когда Мэтт признался, что любит меня, я знал, что большей эйфории никогда не испытаю. Но сейчас я чувствую нечто очень похожее.
– Ты не переедешь в Чикаго, – говорит отец, сидя за своим массивным столом.
– Х-м, я вполне уверен в обратном. – Не могу престать улыбаться, и думаю, это его бесит еще больше.
А может, его злят мои ноги, которые я устроил на его драгоценном столе из красного дерева. В любом случае, мне все равно.
– Ты должен появляться на публике с матерью и со мной, а твой благотворительный проект – часть нашей кампании. Ты не можешь находиться на другом конце страны.
Я встаю.
– Ой, забыл тебе сказать. Я поговорил со своими парнями по финансам. Они готовы выделить значительную часть траста, так что проект будет полностью моим. Я больше не часть твоей кампании, и не твоя марионетка, а ты больше не мой отец.
Папа тоже встает и наклоняется над столом.
– Ноа, ты не можешь так поступить.
– Следовало думать об этом прежде чем пытаться подкупить еще одного моего бойфренда. Но на этот раз вернулось бумерангом, так ведь? А больше всего меня поражает то, что ты все равно не видишь ничего плохого в своих действиях. Ты, который вопреки воле отца выбрал в супруги кого-то не своего круга и расы, как никто другой, должен понимать, что это не сработает. Я готов был убрать историю с Натаниэлем в папку с надписью «Этого никогда не должно было случиться», и запрятать подальше, но потом ты взял и сделал это снова.
– Я думал, Мэтт согласится на сделку. Точно так же, как знал, что согласится Натаниэль. Он тебя не любил, а я делал то, что было для тебя лучше.
Я смеюсь.
– И мне от этого должно стать легче? Дело всегда либо в кампании, либо в деньгах. Ко мне это не имеет никакого отношения.
– Это неправда.
– Мне хочется тебе верить, честно. Но когда Мэтт отказался, ты пригрозил отобрать мой проект, если он не будет держать рот на замке. Из-за тебя мы расстались. Я больше не позволю тебе диктовать, как жить, отец. Если хочешь, чтобы я продолжал появляться на публике и изображать любящего сына перед прессой, ты оставишь нас с Мэттом нахрен в покое.
Отец смотрит на меня так, словно я загоняю его в угол, но все еще не понимает, что сделал это сам.
– Я все сказал. – Поворачиваюсь, чтобы уйти, но папа меня останавливает.
– Не выводи проект из кампании. Я не хочу тебя терять из своей жизни, Ноа. Не из-за выборов. А потому что ты мой сын. Хоть ты и не веришь, но я делал все для тебя. Не для себя.
– Ты дашь нам с Мэттом жить так, как мы хотим? – возможно, я испытываю свою удачу, но чувствую себя на коне.
– Не попадайте в заголовки газет, и я даже приглашу вас на семейный ужин, когда будете свободны.
– Весь в предвкушении.
Это лучший исход, о котором я мог только мечтать, не смотря на то, что больше всего на свете хотел бы никогда больше не иметь дела с этим человеком. Но если уж Мэтт может после всего поддерживать родителей, своего отца я как-нибудь потерплю.
Посмотрите, каким я стал великодушным.
А все Мэтт виноват. Этот восхитительно милый ублюдок.
Мой телефон вибрирует в кармане.
– Мы закончили? – спрашиваю я отца. – Мой парень звонит.
– Надеюсь, переезд в Чикаго будет легким. – Его взгляд не соответствует вежливым словам.
Я намеренно громко отвечаю на звонок, прежде чем выйти из кабинета:
– Привет, детка.
– Я умираю. – Стон Мэтта полон боли.
Я смеюсь. Он говорил, что тренировки были изматывающими, и поскольку раньше он никогда не жаловался из-за нагрузок, я понимаю, что ему охрененно тяжело.
– Ты не можешь умереть. Я уже все упаковал и готов к переезду. Отцу сказал, все такое. – Я прохожу через приемную и выхожу на улицу.
Чувствую такую легкость, как никогда за последние годы. И все благодаря этому человеку.
– И как все прошло?
– Как я и ожидал. Так почему ты умираешь?
– Ну, я вроде как возомнил себя вчера мачо и бросил вызов одному из парней в команде. Хорошая новость в том, что я надрал ему задницу. А плохая – что суицидные спринты не просто так называют суицидными. У меня все болит, а тебя рядом нет, и массаж сделать некому.
– Я скоро приеду. К твоему возвращению в Чикаго я уже обустроюсь. А потом помассирую тебе все, что захочешь.
Мэтт ругается под нос.
– Что?
– Теперь я завелся, но даже руку не могу поднять, чтобы подрочить. Хорошо еще, что телефон могу держать.
– Они слишком на вас наседают, ребята. Это неправильно.
Даже смех Мэтта звучит измученно.
– Сам виноват. Плюс в том, что я доказал всем, что заслуживаю свое место. Так что если у кого и возникнут ко мне вопросы, то только по поводу того, что я изменить не могу.
– Никто еще не произносил слово на «п»?
– Нет. Если, конечно, ты не имеешь в виду «потрахаться». Это самое популярное слово, звучит почти каждые две секунды.
– Ожидаемо. Жду не дождусь, когда ты вернешься домой.
Мэтт вздыхает.
– Я тоже. Все еще не верится, что ты ко мне переезжаешь.
– Я все для тебя сделаю. Всегда.
– И я.
На линии воцаряется тишина, и на секунду мне кажется, что звонок прервался, но потом понимаю, что это моя обычная реакция на признание Мэтта. В любой его форме. Как будто часть меня все еще не верит, что это происходит наяву, или я неправильно расслышал. Трудно поверить, что такой парень, как Мэтт, может влюбиться в кого-то вроде меня. Того, кто долгое время беспокоился только о себе и своих нуждах. Мэтт делает меня лучше. Никогда не думал, что это возможно.
– Какие планы на последний вечер в Нью-Йорке?
Я прочищаю горло.
– Я… кх-м… вообще-то собираюсь встретиться с Ароном. Ну, Дэймон, Мэддокс и остальные тоже там будут, но мне нужно еще раз извиниться перед Ароном. Я неправильно справился с этой ситуацией.
– Ты уже миллион раз извинялся.
– Да, но это все была чушь собачья. Я сожалел, но не понимал, как Арону больно, пока ты от меня не ушел. Я вел себя с ним как засранец, а потом еще и отгородился, что было еще хуже.
– Делай, что должен.
– Ты тоже. Постарайся больше никого не вызывать на дуэль, как какой-нибудь ковбой из черно-белых фильмов.
М-м-м, Мэтт в ковбойской шляпе. Надо будет попробовать. Должно быть, я издаю какой-то горловой звук, потому что Мэтт смеется.
– Ты сейчас представляешь меня в ковбойской шляпе, да?
– Мысли мои читаешь? Мы уже одна из таких парочек?
– А ты против?
Я ухмыляюсь.
– Совершенно нет.
– Мне пора. Еще один день пыток. Но мы с тобой увидимся через несколько недель.
– Буду ждать тебя голым.
– В нашей новой квартире нет занавесок.
– Вот так и познакомлюсь с соседями.
– С тебя станется.
– Джэксон! – рявкает голос откуда-то сзади. – То, что ты, засранец, вчера надрал всем зад, еще не значит, что можешь сегодня дрыхнуть.
– Да проснулся я, проснулся. Спущусь через пять минут. Надо идти, детка. Люблю тебя.
Телефон отключается, а мое сердце снова запинается, зависая на словах «детка» и «люблю». Хотя Мэтт уже отключился, я не удерживаюсь, и шепчу: «Я тоже тебя люблю».
***
Мэтт все еще внутри меня, когда я прихожу в себя от оргазмического транса и осматриваюсь. Под коленями ворсистый ковер, вся рука и живот покрыты спермой, Мэтт тяжело дышит надо мной. Мое собственное дыхание тяжелое и прерывистое. Вывод: я набросился на Мэтта, едва тот переступил порог квартиры.
Изначальный план по встрече моего парня был несколько иным, но так тоже не плохо.
– Отличный способ приветствия, – выдыхает Мэтт и выскальзывает из меня.
А вот и его мнение.
Мы оба бок о бок валимся на пол. Колени жжет от трения с ковром, задница побаливает от недостаточной подготовки, но меня это все абсолютно не волнует. Нам слишком не терпелось.
– Не знаю, как выживу, когда ты будешь на выездных играх, – говорю я.
– Только половина игр будет на выезде. Совсем не так плохо, как тренировочные сборы. Тебе повезло, что я не в хоккей играю. У них график вообще чокнутый.
Мы так и лежим на полу прихожей, тяжело дыша в уютной тишине.
Первым в себя приходит Мэтт.
– Ух ты! – Он садится и оглядывается вокруг. – Ты, типа, обставил и декорировал тут все. У нас даже есть занавески.
Я смеюсь.
– Как мило, что ты думаешь, будто я могу провернуть что-то подобное.
– А кто тогда?
Я прикусываю губу.
– Арон.
– А?
– Ну, в общем, когда мы встретились, я отвел его в сторону, чтобы извиниться, но не успел и слова сказать, как Арон меня поблагодарил.
– Поблагодарил? Тебя? За то, что был засранцем?
– У меня есть волшебные способности сводничества задниц. Помнишь Уайета? Ну, тот невысокий сердитый блондинчик?
– Нет.
Я пожимаю плечами.
– Короче, они переспали, вроде как утешительный секс и все такое. А потом поняли, что им хорошо вместе. Типа того. Не знаю. Они встречаются, и, кажется, это серьезно. Арон и Уайет помогли мне переехать и подготовить квартиру к твоему приезду.
– Только ты мог заморочить кому-то голову, и при этом быть настолько милым, чтобы этот самый человек решил тебе помочь.
– Вот такой я потрясающий, – ухмыляюсь я.
Мэтт наклоняется и целует мой взмокший лоб.
– Совершенно потрясающий.
– Я проигнорирую твой сарказм. Так как прошла остальная часть сборов?
– Хорошо. После того «батла» Картер оставил меня в покое, и даже теперь здоровается при встрече. Первые несколько игр были тяжелыми, но предсезонка в турнирных таблицах не отражается, и у нашей команды хорошие показатели. Мы даже почти все сдружились под конец.
– Тебя не забрасывали дерьмом?
– Немного, но все не так плохо, как я думал. Я не знал, чего ожидать, но готовился к худшему. В основном издевки и подколки. Думаю, для них это нечто вроде отдушины. Они не в состоянии ничего мне сделать, но вполне могут попробовать выбесить. Хорошо то, что я могу сделать то же самое в ответ. Например, сказать, что лучше бы они надеялись, что мне не понравится, если они на меня навалятся.
Я смеюсь.
– Блестяще.
– Ага, но это не особо им помешало играть жестко. Отличная бы получилась стратегия нападения: пасуй мяч игроку-гею, потому что никому не захочется до него дотрагиваться. Но оказывается, власть футбола гораздо сильнее гомофобии. Кто бы мог подумать?
– Так это же хорошо.
– Настоящее испытание начнется, когда на следующей неделе стартует новый сезон. Особенно учитывая, что первая игра будет против «Бульдогов».
Я вздрагиваю.
– Это выездная игра или домашняя? Хотя, я в любом случае там буду.
– Игра будет на нашем поле.
– Я буду ходить на все твои домашние матчи.
– Тебе вообще хоть нравится футбол?
– Хм-м, я мог бы научиться его любить. Даже если не буду понимать, что происходит на поле, смогу поглазеть на кучу мужчин в лосинах. Со мной все будет в порядке.
Мэтт начинает хохотать.
– Блядь, я тебя люблю.
– Конечно, любишь. Меня невозможно не любить. Просто тебе потребовалась целая вечность, чтобы это понять.
Мэтт долго и крепко меня целует и отстраняется, только когда мы оба начинаем задыхаться.
– И теперь, когда у нас все есть, каков дальнейший план? – спрашиваю я.
– Кольцо Суперкубка. Новый контракт. Запуск твоего проекта… – Мэтт берет мою левую руку и поглаживает безымянный палец. – И в итоге, может быть, еще одно колечко.
– В итоге? Ну, нет, мы сделаем это как можно скорее. – Окей, не так надо было делать предложение, но это не значит, что я этого не хочу.
Мэтт отстраняется.
– Серьезно?
– Я знаю, что ты для меня тот самый. Ты столкнулся лицом к лицу с моим отцом и после этого все еще хочешь быть со мной. Никогда тебя не отпущу.
– Я ничего так не хочу, как жениться на тебе. Но сейчас это был бы настоящий пиар-кошмар.
– Кто сказал, что мы должны кому-то рассказывать? Можно смотаться в Вегас.
Я практически вижу, как в глазах Мэтта вспыхивает лампочка.
– На девятой неделе нам дадут одну свободную.
Приняв решение, я встаю и поднимаю Мэтта с пола. Обхожу разбросанную одежду, опрокинутый на бок чемодан, прихожую, которая выглядит как место преступления, и веду Мэтта к огромному окну с видом на Чикаго.
– Надо сделать это правильно. – Я опускаюсь на одно колено и поднимаю глаза на свое будущее. – Мэтт Не-Мэтью Джэксон. Ты станешь моим мужем?
– Только если мы будем говорить людям, что были в одежде, когда ты делал предложение.
Я смеюсь.
– Согласен. – Я встаю и целую своего жениха в первый раз.
И он определенно не будет последним.
Глава 30
МЭТТ
Пять месяцев спустя
Проиграли. Мы нахрен проиграли. Не знаю, то ли упасть на колени и зарыдать, то ли просто рухнуть на землю и больше не вставать.
– Джексон! – рявкает Тэлон с поля. – Фокус на игре! Мы еще не закончили!
На таймере остается меньше минуты, а мы на двадцатиярдовой линии. В принципе вытянуть матч не невозможно, но у нас пропал весь запал.
Один тачдаун. Это все, что нам нужно. Так близко, но все еще так, блядь, далеко.
Остается чуть-чуть – вот совсем чуть-чуть – до победы во всем сраном шоу, но мы уже держимся на честном слове.
Яркие огни прожекторов больше не освещают нас как богов, а слепят глаза и высвечивают каждую ошибку. Каждую потерю мяча. Каждый пропущенный пас. Победа была у нас в кармане. Почти.
А потом удача отвернулась.
Они не только догнали наш отрыв в двадцать одно очко, но и уничтожили нас, и с того момента не давали ни секунды продыху. Затем мы сравняли счет, но не знаю, достаточно ли этого, чтобы вырвать победу.
Не хочется сдаваться, но именно сейчас, в шаге от всего, чего я когда-либо хотел в жизни, голова переключается в пессимистичный режим.
Трава пахнет уже не свежим дерном, а по́том и неудачей.
Мы боролись изо всех сил, но у Денвера сил оказалось больше.
Орущая толпа больше не подбадривает, а гудит насмешками, требуя, чтобы мы вытащили головы из задниц.
– Забираем мяч и пасуем Картеру, – рычит Тэлон. – Сделаем это, и чемпионские кольца наши.
Я хочу заорать, что именно это мы и пытаемся сделать в течение целых двух таймов, и это нахрен не работает, но молчу. Kиваю своему квотербеку в знак того, что услышал его, кричу вместе со всеми «Вперед!» и занимаю позицию на линии нападения. Мои колени протестуют, спина каменеет, но я стараюсь не думать о боли.
Предпоследняя подача. Всего одна минута до конца матча. Я кричу себе, что мы все еще можем сделать их, но тяжесть, сковывающая затылок, внушает, что нашу атаку снова зарубят. И как только появляется такой настрой, считай, игра окончена.
Тэлон рычит: «Готовьсь!», и я делаю то, что умею. На данный момент это все, что я могу. Я врезаюсь в полузащитника Денвера, игнорируя толчок в бок при столкновении.
Сегодня меня сбивали и толкали не чаще, чем обычно, но каждая вспышка боли, каждая ноющая мышца напоминают, что именно поставлено на карту, и это во сто крат увеличивает остроту ощущений.
Картера сбивают. Снова.
Вот и все. Последний бросок. Больше шансов не будет. Не выиграем эту подачу – проиграем матч.
План тот же. Игра та же.
И только один крик раздается со стороны команды:
– Синий восемнадцать!
Смена комбинации? Какого хрена? И теперь мяч должен получить я.
Твою мать.
Затем Тэлон снова выкрикивает ту же комбинацию, и я понимаю, что мы в очень глубоком дерьме, потому что сейчас все зависит от меня. Да блин! О чем он только думает?
Однако времени беситься у меня нет.
– Готовьсь! Вперед!
Годы тренировок. Мечта длиною в жизнь. Моя тюрьма. Мое спасение. Вся моя любовь к игре концентрируется в этом моменте.
Ноги несутся быстрее, чем когда-либо. На руках взбухают мышцы, о существовании которых я и не подозревал. Я мчусь, сбивая всех на своем пути, пересекаю очковую зону и вбиваю мяч в землю, как если бы от этого зависела моя жизнь.
А когда до меня доходит, что я это сделал? Весь мир вокруг меркнет, я буквально падаю на колени и плачу.
Не успеваю полностью погрузиться в это состояние, как сильные руки подхватывают меня и поднимают на ноги. Я смотрю в глаза самого придурочного квотербека из всех, кого встречал.
– Да что, блядь, с тобой такое? – ору я. В любом другом матче это была бы просто еще одна подача. Но на чертовом Суперкубке так не делают. – Зачем ты это сделал?
– Но ведь сработало? – Тэлон обхватывает меня руками. Вокруг нас собирается вся команда. Я слышу вопли, крики, оглушительный рев толпы…
Мы это сделали? Мы реально, нахрен, это сделали.
От хаотичного движения игроков поле становится похоже на размытое пятно. Со всех сторон на меня набрасываются ребята из команды. Даже Картер стискивает меня в костедробильных объятиях.
– Хороший рывок, – усмехается он.
Всё время до того, как нас провожают в раздевалку, чтобы помыться и переодеться, улыбки не сходят с наших лиц. Настроение команды зашкаливает.
Мы почти готовы к выходу, когда в раздевалку, ковыляя, входит Миллер в куртке «Вориорз» поверх повседневной одежды. Тэлон замирает.
– Ты здесь, – хрипло говорит он.
На второй игре сезона Миллер неудачно упал и не смог подняться. Разрыв подколенного сухожилия. Шесть месяцев восстановления. Миллер выпал из игры на весь сезон, так что все это время он был в Нью-Йорке со своей семьей, вместо того, чтобы потеть с нами в Чикаго.
Губы Миллера кривятся.
– Ты думал, я это пропущу?
Тэлон все еще стоит с открытым ртом.
– Ты сейчас всех мух словишь, – смеюсь я, тянусь и закрываю ему рот.
Они проделывают эту свою штуку с братскими объятиями, которую я даже не пытаюсь расшифровать. В чем я точно уверен, так это в том, что без Миллера Тэлон все время ходил потерянным. Но в данный момент меня волнует совсем другое.
Я достаю бархатную коробочку из спортивной сумки и делаю глубокий вдох.
Все закончилось. Сезон официально закрыт, а мы с Ноа заключили договор. Сегодня вечером мы объявим всему миру, что вступили в брак. Вообще-то это произошло на девятой неделе сезона. Дэймон, Мэддокс и Джей-Джей были единственными свидетелями церемонии, так что они в курсе. Но больше никто не знает. Не знал до сегодняшнего дня.
– Ого, это то, о чем я думаю? – спрашивает Тэлон, рассматривая через мое плечо платиновое кольцо.
Я смеюсь.
– Нет, наверно. Это не помолвочное кольцо. – Я вынимаю кольцо из коробочки и надеваю на палец. – Возможно, тебе стоит поторопиться и нарядиться уже в свой костюм. Ты же не хочешь пропустить мое заявление для прессы.
Я поворачиваюсь спиной к их остолбеневшим физиономиям и направляюсь к двери, за которой толпятся журналисты, чтобы взять у нас интервью. Тэлон и Миллер спешат за мной, хотя последний заметно напрягается из-за травмы ноги.
Чуть позже состоится официальная пресс-конференция, посвященная игре, и мне надо будет на ней присутствовать, но там не место для моего объявления.
Как и ожидалось, весь холл заполнен камерами и репортерами, а чуть поодаль стоит мужчина. Тот самый, к которому я буду возвращаться домой каждый день до конца своей жизни.
Журналисты суют мне в лицо микрофоны, выкрикивают вопросы. Один из вопросов звучит громче всех:
– Какое чувство вы испытали, сделав победный тачдаун?
Я улыбаюсь и смотрю прямо на Ноа, когда отвечаю:
– Это был второй самый счастливый момент в моей жизни.
Знаю, что следующий вопрос будет о первом счастливом моменте, и поэтому отвечаю прежде, чем он прозвучит:
– Ничто не сравнится с тем днем, когда я вступил в брак со своим мужем. Но сегодня было довольно близко.
Больше говорить ничего не нужно. Я проталкиваюсь через толпу репортеров и приветствую мужа поцелуем, который, уверен, в считанные минуты распространится в интернете как вирус.
***
Я стою у барной стойки на благотворительном вечере, посвященном «Радужным Койкам» в Нью-Йорке. Поднимаю руку, чтобы сделать глоток скотча и замираю, когда взгляд останавливается на пальце. Я все еще привыкаю – и к чемпионскому перстню, и к обручальному кольцу, но определенно никак не налюбуюсь на оба.
Мэддокс шлепает меня по руке, прежде чем я успеваю сделать глоток.
– Да, ага, мы поняли. Ты выиграл Суперкубок. Убери уже это свое кольцо.
Я провожу ладонью по волосам, намеренно его демонстрируя.
– Не понимаю, почему ты жалуешься. Благодаря этому колечку ты получишь десять процентов от моего нового контракта.
Мэддокс ухмыляется.
– Кстати, спасибо, что купил нам дом.
– Всегда пожалуйста. – Звучит саркастично, но я на самом деле имею это в виду.
Я пялюсь на свой стакан, пытаясь собраться с духом и сказать Мэддоксу то, что хотел уже давно:
– Я никогда не говорил тебе спасибо за то, что пришел ко мне и познакомил с Дэймоном. Тем вечером ты спас не только мою карьеру.
Я никому никогда не рассказывал, в каком мраке оказался после того, как меня выгнали. Не знаю, как далеко бы все зашло, не дай мне Мэддокс надежду.
Мой друг толкает меня локтем.
– А я никогда не говорил тебе спасибо за то, что заставил осознать свою «не-совсем-натуральность». Хотя мне потребовалось еще четыре года, чтобы ее признать.
– Значит, квиты?
Мэддокс обвивает меня руками и прижимает к себе.
– Руки прочь от моего мужа! – рычит Ноа, материализуясь рядом из ниоткуда. Интересно, много ли он слышал.
– Ну, сначала он был моим, – мурлычет Мэддокс, и я игриво отталкиваю его от себя. – Боже, да шучу я. У меня есть свой собственный мужчина. Где-то здесь.
К нам подходит моя свекровь – руки на изящной талии, идеально очерченная бровь вздернута.
– Ноа, разве ты не должен работать в зале, а не проводить время с мужем? Этим вы можете заняться и дома. – Она берет Ноа под руку и оттаскивает в сторону, но, проходя мимо, гладит меня по предплечью. – Даже если он выглядит настолько потрясающе в этом костюме.
Она наклоняется и целует меня в щеку, и я благодарю Бога, что хоть кому-то из моих новых родственников нравлюсь. Но что ей нравится больше, так это то, что Ноа хоть раз в жизни чем-то увлечен. Он говорит о «Радужных койках» как о своем ребенке.
Мать Ноа просто классная. Когда мы решили продолжить развивать проект в Нью-Йорке, она сразу же вызвалась помочь. Я волновался за судьбу «Коек», если мы переведем их в Чикаго, а меня отсеют из «Вориорз». А так, учитывая, что Джей-Джей остался в Нью-Йорке, мы знали, что все равно будем ездить туда и обратно.
Когда Ноа с матерью уходят, а мы с Мэддоксом снова остаемся вдвоем, я чувствую, как напряжение в плечах слегка спадает.
– Ты как? – волнуется Мэддокс.
– Так заметно, что я все еще полный отстой в этих делах? Все эти разговоры, хождения, социальное общение и прочая лабуда…
Мэддокс сочувственно кивает.
– Понятия не имею, как Дэймон с этим справляется. В смысле, одно дело – пойти куда-то повеселиться, но когда рядом его клиенты, приходится сбавлять обороты, чтобы ненароком не сделать или не сморозить что-нибудь. Что в моем случае очень даже возможно.
Да, вполне в его духе.
Я перевожу взгляд на Дэймона, разговаривающего с одной из восходящих звезд бейсбола.
– Список клиентов твоего ненаглядного определенно растет. Однажды ты, может, даже станешь маленькой домохозяюшкой, – посмеиваюсь я.
Мэддокс пропускает мою шпильку мимо ушей.
– Даже не знаю, что хуже – когда Дэймон учился в Колумбийском или эта круглосуточная работа. Его график всегда был сумасшедшим, но сейчас он просто безумный. С тех пор, как вышла статья того парня, я почти не вижу Дэймона. Ненавижу этого Леннона.
А мне, напротив, Леннон очень даже нравится. Сначала, конечно, нет, но тот факт, что он не раструбил о нас с Ноа в своем журнале, делает его в моих глазах хорошим парнем. Они с Ноа, кстати, сдружились.
– Мне показалось, я видел Леннона где-то здесь.
– А это не он там, у бара? – Мэддокс показывает на другой конец барной стойки. – А… это… это с ним не Олли Стромберг? Они что… – Он щурится, пытаясь рассмотреть их в полумраке. – Ой-ой.
– Что там? – Я оборачиваюсь и вижу двух смеющихся блондинов. Которые стоят излишне близко друг к другу. Почти как если бы… флиртовали. – В смысле, тот самый хоккеист Олли Стромберг? Клиент Дэймона?
Олли – гей?
– Полагаю, он не догадывается, что разговаривает со спортивным репортером?
