Текст книги "Еврейские литературные сказки"

Автор книги: Ицик Мангер

Соавторы: Довид Игнатов,Дер Нистер,Ицик Кипнис,Мани Лейб,Мойше Бродерзон,Семен Ан-ский,Ицхок-Лейбуш Перец,Йойсеф Опатошу
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Из-за клочка усов взять и убить отца малых детей! Чтобы усы у него росли, и росли, и не переставали расти, Отец Ты мой Небесный!

Есть проклятья, которые уносит ветер. Есть проклятья, которые тонут в воде. Но есть проклятья, которые сбываются.

И проклятье Фейгеле сбылось.

В это время помещик сидел во главе стола. Белокурая лесная колдунья рядом с ним. Хозяева окрестных поместий вокруг. Канделябры сверкали. Вино в бокалах искрилось. Пахло розами и одеколоном. От запаха ладана и восковых свечей не осталось и следа.

Помещик отстриг половину уса, чтобы подровнять его с тем, который искалечил цирюльник Мотл. Правда, это было уже не то, но что поделаешь? Приготовленный пир нельзя было отложить.

Хозяева окрестных имений дивились на помещичьи усы, которые были на этот раз что-то уж странно короткими (польские помещики знатоки по части усов, весь их гонор заключен в усах!). Однако они молчали, будто ничего не случилось. Не спрашивали, как, мол, и что. В душе каждый из них думал: «Странно!», но, между тем, продолжал вкушать от того изобилия, которое слуги все время подносили к столу.

Но помещик чувствовал, что любопытство разбирает гостей, и, когда все уже были изрядно навеселе, он поднялся и рассказал о несчастье, которое приключилось с усами, о том, что повинен в нем Мотл Парнес, жидовская морда, и о том, как он, помещик, этого жида наказал.

– Чему быть, того не миновать, панове, но к свадьбе усы подрастут. Пан Езус милостив! Ты уж прости меня, моя невеста!

Помещик склонился к белокурой колдунье и поцеловал ее.

А когда он поднял лицо, другие помещики разинули рты и застыли.

Белокурая колдунья вскрикнула и лишилась чувств.

Помещик совсем растерялся.

– В чем дело, панове?

Но никто не мог вымолвить ни слова. Все только показывали пальцами на помещика.

Помещик подбежал к зеркалу, и у него потемнело в глазах.

Усы, которые только что были постыдно короткими, выросли и с каждой секундой становились все длиннее и длиннее.

Помещик выскочил из комнаты. Гости мало-помалу опомнились и стали приводить в чувство невесту.

Когда невеста пришла в себя, помещик уже стоял возле нее. Усы у него были снова такие же, как в начале пира. Камердинер сперва испугался, но потом сумел придать им приличный вид.

– Наваждение! – сказал толстый Эдвард Потоцкий и захохотал во всю глотку.

И все другие помещики тоже захохотали.

Белокурая колдунья, помещичья невеста, открыла глаза. Большие, испуганные голубые глаза.

– Что случилось, любимый? – прошептала она.

– Ничего, графиня! Наваждение! – повторил толстяк Потоцкий и опять захохотал.

– Наваждение, любимая! – пробормотал помещик загробным голосом, склонился к своей нареченной и опять поцеловал ее.

А когда он поднял голову, все вокруг опять так и застыли. Белокурая колдунья вскрикнула «Езус-Мария» и снова лишилась чувств.

Усы у помещика снова ужасно отросли и с каждой секундой становились все длиннее и длиннее.

– Перст дьявольский, – пролепетал толстый граф Потоцкий и кубарем выкатился прочь.

Помещик снова выбежал из зала. Через минуту он вернулся. С помощью камердинера усы опять были приведены в порядок. Своих гостей, однако, помещик уже не застал. Они разбежались, точно за ними гнались черти.

На полу в обмороке лежала белокурая графиня, его невеста.

Помещик склонился над ней, нежно и печально погладил ее волосы и прошептал:

– Очнись, любимая, очнись, моя белокурая лесная невеста! Злые духи играют с моими усами в свои мрачные игры. Помолимся Пану Езусу, Господу нашему, и да сжалится он над моими усами, и да избавит их от забав, кои учиняют над ними злые демоны.

Трогательная была картина: помещик на коленях перед образом своего Спасителя, а рядом лесная колдунья, набожно сложившая руки. На ее устах молитва о панских усах.

Когда они встали с колен, невеста посмотрела на помещика, своего возлюбленного, и отпрянула:

– Дьявол!.. Ты… ты сам… дьявол!

Она убежала. Помещик остался один. Он снова стоял перед зеркалом и глядел на свои страшно длинные усы, которые с каждой секундой делались все длиннее и длиннее.

С той ночи помещик больше не показывался на люди.

Он забросил охоту, не ездил к своим приятелям, хозяевам соседних имений.

Часто, очень часто думал он о своей невесте, белокурой лесной красавице, и вздыхал со слезами на глазах:

– Не судьба, золотая моя!

Камердинер ходил с ножницами за паном и все время подстригал ему усы.

По ночам, когда всё вокруг спало, помещик с фонарем в руке тенью крался к могиле своей жены, набожной помещицы, и просил у нее прощения.

Помещик думал, что мучается из-за нее, что она причина того великого наказания, которое его постигло.

Позднее, когда помещик узнал, что еврей-цирюльник Мотл Парнес умер после порки, он почувствовал, что между смертью цирюльника и ростом его усов есть какая-то связь.

Этой же ночью он стоял над могилой Мотла, бил себя кулаками в грудь и вымаливал прощение у бедного еврея-цирюльника.

Помещик даже съездил к ребе, щедро одарил его и попросил благословения.

Но благословение ребе не помогло. Проклятье Фейгеле-рыжей оказалось сильнее.

В одно прекрасное утро, когда камердинер явился к помещику с ножницами, чтобы, как уже повелось, подстричь ему усы, которые за ночь страшно отросли, помещик прогнал его:

– Не надо… ступай!

Впервые после смерти своей жены, набожной помещицы, помещик своими руками затеплил лампадки перед иконами.

И долго-долго молился перед каждой иконой, каялся в грехах.

И так весь день один на один со святыми образами.

А вечером, когда комната погрузилась во мрак, и только большое зеркало мерцало в золотой раме, помещик встал перед зеркалом и стал разглядывать свое померкшее лицо и длинные усы, которые уже отросли до колен.

Вдруг он горько и ехидно рассмеялся:

– Теперь достаточно!

В полночь помещик повесился на своих усах.

За окном бушевала буря.

В последний миг перед его мутнеющим взором пронеслось: широкая исполосованная спина. Вокруг спины – кучка плачущих детей: «Папа… папочка!»

И маленькая рыжая женщина, которая показывает на него, висящего на своих усах, пальцем:

– Так тебе и надо!

Мораль из этой истории можно вывести вот какую: поосторожнее с проклятьями. Правда, на этот раз помещик вполне заслужил свое проклятье. Упаси нас, Господи, от таких помещиков ныне, присно и во веки веков.

Аминь сэла!

Комментарии

ИЦХОК-ЛЕЙБУШ ПЕРЕЦ

Ицхок-Лейбуш Перец (1852, Замостье, Люблинской губернии, в настоящее время Замосць, Польша – 1915, Варшава) – прозаик, поэт, драматург, критик, публицист, общественный деятель. Писал на идише и иврите. Перец, наряду с Менделе Мойхер-Сфоримом и Шолом-Алейхемом, входит в число трех классиков – основоположников современной литературы на идише.

Перец родился в семье торговца, убежденного миснагеда (противника хасидизма), в старинном, романтическом городе-крепости Замостье. Замостье было одним из главных в Польше оплотов антихасидизма и Гаскалы (еврейского Просвещения). Перец получил обширное традиционное религиозное образование. Кроме того, отец приглашал к нему учителей ивритской грамматики, русского и немецкого языков. Польским и французским Перец овладел самостоятельно.

До 1888 г. Перец вел жизнь типичную для провинциального поборника Гаскалы. Рано женился, но первый брак, как это часто бывало в его поколении, оказался неудачным и быстро распался. Жил в Замостье, Сандомире и Варшаве, с переменным успехом пытался заниматься предпринимательством. Писал и печатал стихи на иврите, не оставившие значительного следа в литературе. В 1878-м вернулся в Замостье, снова женился (на этот раз удачно) и сдал экзамен на право заниматься адвокатской практикой. Юридическая контора Переца процветала: он даже вел дела владельца города графа Замойского. Впоследствии Перец-писатель, признанный лидер новой еврейской литературы, никогда не зарабатывал столько, сколько зарабатывал как провинциальный адвокат. Хотя в эти годы Перец продолжает писать стихи на иврите и пробует свои силы в сочинении стихов на идише в фольклорной манере, но живет вне контактов с литературной средой, не особенно интересуясь зарождающейся еврейской литературой. Достаточно сказать, что романы Менделе Мойхер-Сфорима он впервые прочел в польских переводах.

Жизнь Переца резко переменилась в 1888–1889 гг. Он публикует свое первое крупное произведение на идише, поэму «Мониш», в основанном Шолом-Алейхемом журнале «Идише фолкс-библиотек» («Еврейская народная библиотека»); основывает вечернюю школу для молодых рабочих; забрасывает адвокатуру, всерьез посвящая себя литературному творчеству. Результат был сокрушительным. Перец восстановил против себя ортодоксальные круги Замостья и потерял доверие клиентов. В 1889 г. его по доносу лишают адвокатской лицензии, и он вынужден переехать в Варшаву. В Варшаве он ради заработка поступает на место делопроизводителя в гмине (управе) еврейской общины и остается на этой службе до самой смерти.

Именно в Варшаве почти сорокалетний провинциальный адвокат и ивритский поэт стремительно превращается в классика новой литературы на идише, основателя модернизма «на еврейской улице», кумира молодого поколения еврейских литераторов.

В 1890-х Перец выступает в литературе с позиций натурализма, пишет ряд жестких, острокритических и сатирических новелл, обличающих материальную и духовную нищету еврейской жизни. Их, как и другие, более поздние страницы его творчества, отличает глубокий психологизм, стремление нарисовать не типы, а характеры, ориентация на наиболее современные тенденции в европейской литературе, отказ от попыток приспособиться к невысоким культурным запросам массовой еврейской аудитории.

В 1900-х в творчестве Переца происходит резкий поворот от натурализма к символизму и неоромантизму. В поисках положительного идеала он открывает для себя мир еврейского фольклора и хасидских преданий. Его интерес к хасидизму совпал с актуальными для начала XX века поисками героической личности и новой религиозности. Перец сумел превратить хасидизм, бывший до этого основной мишенью просветительской сатиры, в предмет эстетического любования. Естественно, сам Перец был очень далек от реального хасидского мира, но, опоэтизировав его, он открыл «неохасидское» направление в еврейской литературе, проложив дорогу С. А. Ан-скому, Мартину Буберу, Эли Визелю и многим другим. Именно Перец «разрешил» еврейским писателям черпать сюжеты и темы из сокровищницы фольклора, в том числе религиозного. В эти годы он создает свой символистский театр – большие мистические драмы, которые стали классикой еврейской сцены.

В последние годы своей жизни Перец совершает еще одно открытие: он становится первым еврейским поэтом, пишущим на идише стихи для детей. Его детские стихи во многом предвосхитили творчество самого популярного из еврейских детских поэтов – Лейба Квитко.

В начале XX века Перец уже не просто известный писатель, он становится общественно значимой фигурой, проявляет себя как литературный критик и публицист. В 1908 г. он принимает участие в работе Черновицкой конференции, провозгласившей идиш еврейским национальным языком. Хотя Перец не вступал ни в какие партии, но в целом он придерживался социалистической ориентации, сочувствовал рабочему движению, критически относился к существующему строю.

Многие молодые литераторы и фольклористы стремятся встретиться с Перецем, получить у него одобрение и поддержку. Посещение Переца молодыми людьми, пробующими свои силы в литературе, превратилось почти в ритуал. Среди тех, кто приходил в начале своего творческого пути к Перецу за литературным «благословением», было и два автора, чьи произведения включены в этот сборник: Опатошу и Дер Нистер. В последние годы жизни писателя его дом – важнейший центр литературной жизни еврейской Варшавы. После смерти Переца повсеместно возникают литературные общества и кружки, носящие его имя.

Влияние Переца ощущается в еврейской литературе на протяжении всего XX века, оно во многом определило ее дальнейшие пути.

Рассказы Переца неоднократно выходили в свет в русских переводах, в том числе и в последние десятилетия, поэтому какая-то часть его творческого наследия доступна русскому читателю. Однако большая часть его произведений, в первую очередь драматургия, еще ждет перевода.

Сказка как жанр занимает очень значительное место в творчестве Переца: он писал сказки на протяжении всей своей творческой жизни, создал десятки сказок и притч. Первое крупное произведение Переца на идише, фантастическая поэма «Мониш», стала и началом новой еврейской поэзии, и первой литературной сказкой в еврейской литературе. Среди сказок, написанных Перецом, есть и обработки народных сказок, и стилизации под хасидские легенды, и философские сказки, и притчи. Перец вообще широко использует жанр сказки-притчи, действие которой происходит «нигде или где-то». Для него это возможность «испытать на прочность» идиш: так ли уж крепко этот язык привязан к еврейскому местечку, или на нем, как на любом европейском языке, можно писать на отвлеченные темы. Например, действие сказки «Принцесса Кунигунда» развивается в условно-европейских декорациях, в этой сказке нет ничего «еврейского». Наконец, пространство философской сказки «Вечный мир в далекой стране» вообще лишено каких-либо конкретных примет. Этот опыт писания на еврейском языке «не о евреях» оказался очень важен для дальнейшего развития еврейской литературы.

Перец предложил основные модели еврейской литературной сказки, которые затем снова и снова появлялись в творчестве других писателей. Например, завязка сказки Переца «За понюшку табаку» явственно повторена в «Тишевицкой сказке» Ицхока Башевиса[3]3
  Тишевицкая сказка. Пер. с идиша Л. Беринского // Исаак Башевис Зингер. Шоша. М.: Текст, 1991, с. 255–263.


[Закрыть].

ТЯЖБА С ВЕТРОМ

(Дер дин-тойре митн винт)

Творчество Переца было тесно связано с современной ему польской литературой, в которой наиболее влиятельным направлением в конце XIX века был близкий к натурализму позитивизм. Польские писатели-позитивисты Генрик Сенкевич, Болеслав Прус, Элиза Ожешко, Адольф Дыгасинский с их оптимистической верой в прогресс широко использовали жанр философской и сатирической сказки. По существу, они, отрицая опыт романтиков, обратились через их голову к традициям просветительской философской сказки XVIII в. Жанр философской сказки давал им возможность открыто заявить о своих идеалах, создать в художественной форме публицистический текст. В своих философских сказках Перец тоже рассуждает о волнующих его социальных и этических проблемах.

Польские писатели Сенкевич и Прус, подобно Вольтеру, написавшему «Принцессу Вавилонскую», делали местом действия своих философских сказок Древний Египет. Хотя сказка Переца «Тяжба с ветром» близка к таким «древневосточным» сказкам польских писателей, но все-таки библейское прошлое для Переца – это не только условный Восток, это часть его собственного еврейского опыта. Более того, «Тяжба с ветром» во многом напоминает традиционный раввинистический комментарий к библейским стихам.

Вся сказка в целом построена как толкование отдельных стихов из библейской Книги Притч Соломоновых. Эпиграфом к сказке может быть такой, например, стих: «Богатый и бедный встречаются: создатель обоих – Господь» (Притчи, 22:2). Мораль сказки выражена таким стихом: «Кто полагается на богатство свое, тот падет, но праведники, как лист, расцветут» (Притчи, 11:28). Характерно, что в следующем стихе упомянут один из героев сказки – ветер: «Кто разрушает дом свой, получит в удел ветер, и глупый – раб мудрого сердцем» (Притчи, 11:29). Северный бурный ветер, с которым решила судиться вдова, тоже упомянут в Книге Притч Соломоновых: «Северный ветер несет дождь» (Притчи, 25:23). А финал сказки созвучен словам «Дом надменных опрокидывает Господь, но восстанавливает межу вдовы» (Притчи, 15:25).

Шунамит — библейское прозвище, в русском переводе Библии – Сунамитянка. Так по месту своего происхождения, города Шунама (Сунама), была прозвана красавица Ависага, ухаживавшая за царем Давидом, когда он состарился. «Когда царь Давид состарился, вошел в преклонные лета, то покрывали его одеждами, но не мог он согреться. И сказали ему слуги его: пусть поищут для господина нашего царя молодую девицу, чтоб она предстояла царю и ходила за ним и лежала с ним, – и будет тепло господину нашему, царю. И искали красивой девицы во всех пределах Израильских, и нашли Ависагу Сунамитянку, и привели ее к царю. Девица была очень красива, и ходила она за царем и прислуживала ему; но царь не познал ее» (3 Цар., 1:1–4). Таким образом, нищета Шунамит усугубляется тем, что в юности она жила при дворе.

Кто хочет жить да не примет ни у кого даров. – Вольный перевод второй половины стиха из Книги Притчей Соломоновых. Ирония писателя состоит в том, что корыстолюбивый богач приводит, действуя в своих интересах, только вторую половину стиха, который целиком звучит так: «Губит дом свой корыстолюбивый, а ненавидящий подарки жив будет» (Притчи, 15:27). Как станет ясно из дальнейшего повествования, именно начало этого стиха предсказывает судьбу богача.

Кто берет в долг, тот становится рабом. – Вольный перевод второй половины стиха из Книги Притчей Соломоновых: «Богатый господствует над бедными, и должник – раб заимодавца» (Притчи, 22:7).

СВАДЕБНЫЙ ПОДАРОК

(ИСТОРИЯ О БАЛ-ШЕМ-ТОВЕ)

(Дроше-гешанк. А майсе фун Бал-Шем-Тов)

Обращаясь к хасидским легендам, Перец часто прибегает к сказовой манере, тем самым снимая напряжение между наивной верой и предполагаемым скепсисом просвещенного автора. В этом случае сказка появляется перед читателем как бы в момент рождения, погруженная в стихию народной речи. Именно так, в виде монологов, организованы многие рассказы из книги «Хасидиш» («Хасидские истории») Переца. В этой же манере написана сказка «Свадебный подарок».

В основе сказки лежит популярное в хасидской среде представление о том, что цадик (духовный лидер группы своих приверженцев-хасидов) может, воздействуя на волю Небес, менять ход судьбы. В частности, это представление лежит в основе многих легенд о том, как цадик, чтобы отменить неблагоприятный для евреев царский указ, разыгрывает сцену, в которой сам изображает царя. Во время этого магического спектакля цадик отменяет злой указ. Вскоре после этого царь отменяет свой указ на самом деле. Бал-Шем-Тов аналогичным образом оказывает воздействие на графа – владельца Меджибожа.

В этой сказке Бал-Шем-Тов восстанавливает справедливость и выступает защитником обездоленных в духе популярного в начале XX века представления о том, что ранний хасидизм представлял собой низовое, демократическое движение, отвечавшее чаяньям наиболее бедных слоев еврейского населения.

Бал-Шем-Тов — традиционное прозвание ребе Исроэла б. Элиэзера (1698–1760), основателя хасидизма. Это прозвание, Бал-Шем-Тов, или, сокращенно, Бешт, означает «Добрый знахарь», «Добрый чудодей». «Балшемами» называли народных целителей. (Балшем – букв. «хозяин имени», то есть тайного имени Божьего, силой которого можно изгонять злых духов и исцелять недужных.) Изложение биографии (истинной и легендарной, причем первую невозможно отделить от второй) и учения Бешта заняло бы слишком много места; на этот счет существует достаточно обширная литература, в том числе на русском языке.

Бешт был популярным персонажем устных преданий и народных книг. Многие легенды о Беште приближаются по своей структуре к волшебным сказкам. Бешт выступает в них в качестве чудесного помощника и доброго волшебника.

Выдающийся еврейский историк С. М. Дубнов писал: «Были, по-видимому, и специальные рассказчики Бештовых чудес, игравшие в хасидских кружках роль малороссийских кобзарей». Образцы такого рода фольклорных рассказов о Беште можно найти в сборнике «Еврейские народные сказки»[4]4
  Еврейские народные сказки, предания, былички, рассказы, анекдоты, собранные Е. С. Райзе. Санкт-Петербург: Симпозиум, 1913.


[Закрыть] (с. 78–86), там им посвящен целый раздел. Как раз в духе таких народных рассказов написана эта сказка Переца.

«Восхваление Бал-Шем-Това» – Впервые житийные легенды о Беште были собраны и изданы на древнееврейском языке в книге «Шивхей Бешт» («Восхваление Бешта») в 1815 г. в городе Копысе, Белоруссия[5]5
  Существует русское издание этой книги: Шивхей Бешт. Пер. с иврита М. Кравцова. М.: Книжники, 2010.


[Закрыть]. Уже через год появилось издание на идише. В основе этой книги лежит устная традиция.

Меджибож – местечко Подольской губернии, ныне Хмельницкая область, Украина. Бал-Шем-Тов жил в Меджибоже с 1736 г. и до конца жизни.

Старики помнили, что при графе корчмарей было двое. – Корчмы принадлежали помещикам-землевладельцам, которые сдавали их в аренду евреям. В данном случае речь идет о владельцах Меджибожа графах Чарторыйских.

Утаил детей от помещика и перехватил корчму. – По традиции, право на аренду у помещика той или иной его собственности, например корчмы, передавалось у евреев по наследству и регулировалось законом о хазоке (праве давности). Слуга, перехвативший аренду и обидевший сирот, поступил безбожно и беззаконно.

Гавдола — обряд, совершаемый на исходе субботы для отделения субботы от наступающих будней.

Годл, как повелось, держит свечку. – По обычаю, специальную витую свечу, необходимый элемент ритуала гавдолы, держит зажженной младшая дочь в семье.

Годл — дочь Бал-Шем-Това, персонаж исторический.

Ребеицн – раввинша. Здесь: жена ребе, хасидского цадика.

Миньян — кворум для публичного богослужения, не менее десяти совершеннолетних (старше 13 лет) мужчин.

Рабойсай – господа (почтительное обращение к группе мужчин).

«И пусть дарует тебе» – религиозный гимн, исполняемый после завершения субботы во многих хасидских общинах. Слова этого гимна явно связаны с темой сказки.

«Элийогу» («Илья-<пророк>») – гимн, посвященный Илье-пророку, также исполняется после завершения субботы. В упоминании этого гимна также можно усмотреть намек на сюжет сказки: Бал-Шем-Тов выступает в повествовании в роли чудесного спасителя, которую в еврейских народных сказках обычно играет Илья-пророк.

Мелавемалка (букв. проводы царицы <Субботы>, др.-евр.) – специальная трапеза, устраиваемая по завершении субботы. Особенно популярен этот обычай в хасидской среде.

Василь — кучер Бал-Шем-Това, персонаж многих легенд. Фольклорная традиция описывает Василя как простака, который безропотно следовал приказаниям своего хозяина. Он садился на облучок спиной к лошади, а сани или возок чудесным образом сами ехали туда, куда нужно.

Лекех и водка — традиционное ритуальное угощение вне дома, например в синагоге, во время различных публичных событий. Лекех – пряник, коврижка.

Сойфер – писец, владеющий искусством изготовления ритуальных предметов: свитков Торы, мезуз, тфилн.

Ксува — брачный контракт, необходимый для ритуала бракосочетания.

«Скачок дороги» – магическая способность мгновенно покрывать большие расстояния, которая, согласно легендам, была присуща многим хасидским цадикам.

Мы жених и невеста, ребе! – Здесь «ребе» – уважительное обращение к раввину или другому духовному лицу.

Но дохупы и кидушин… – До свадьбы. С точки зрения религиозных правил, до брачной церемонии парень и девушка не должны находиться вдвоем без сопровождающих. Хупа — свадебный балдахин, полотнище на четырех столбиках, под которым происходит свадебный обряд. Кидушин (букв, освящение, др.-евр.) – освящение брака, произнесение женихом ритуальной формулы «Ты освящаешься мне этим кольцом по закону Моисея и Израиля» при надевании им обручального кольца на палец невесте.

…ехать в Меджибож к ребе… – Поездка к цадику в поисках решения какой-либо проблемы – распространенный обычай. Здесь «ребе» – синоним титула «цадик».

…Бал-Шем произносит по порядку кидушин. – Формулу освящения брака произносит человек, ведущий свадебный обряд, а жених повторяет за ним слово в слово.

Мазл-тов (букв. доброй судьбы, др.-евр.) – благопожелание и поздравление, например, на свадьбе.

Справлять изгнание — аскетическая практика, используемая также при покаянии. Так же как еврейский народ находится за свои грехи в изгнании, кающийся принимает на себя обязательство за свои грехи в течение определенного срока странствовать, никогда (за исключением суббот и праздников) не проводя в одном городе или местечке больше одной ночи.

Сострадание к животному – заповедь, неоднократно высказанная в Талмуде и раввинистических сочинениях.

Дроше-гешанк — свадебный подарок. Буквально: подарок за дроше, то есть обсуждение какой-либо проблемы в Талмуде или за проповедь, которую жених должен произнести на свадьбе, демонстрируя свою ученость.

ВОДИЧКА

(Дос васерл)

В европейской литературе широко распространен тип рассказа, в котором обработанный в той или иной степени фольклорный текст заключен в рамку, описывающую обстоятельства встречи писателя с носителем фольклорной традиции.

К этой традиции формально принадлежит рассказ Переца «Водичка». В 1890 г. Перец принял участие в статистико-экономической экспедиции, которая обследовала мелкие местечки на бедных восточных окраинах Царства Польского. Целью экспедиции было выяснение «продуктивности еврейского населения». Под впечатлением от поездки Перец написал цикл очерков «Биядер фун а провинцрайзе» («Картины из поездки по провинции», 1891). «Водичка», написанная гораздо поздней, в 1904 г., не входит в этот цикл, но примыкает к нему.

В то же время этот рассказ занимает особое место в творчестве Переца. В нем писатель ставит очень важный для себя вопрос о встрече городского интеллигента с носителем народной культуры, о возможностях, трудностях и целях этой встречи.

Пшя крев! – от польск. Psia krew! – букв. песья кровь, то есть «сучьи дети». Грубое ругательство.

Так — да (польск.).

Помещик договорился с комиссией. – Высочайшим указом в Царстве Польском в 1864 г. была учреждена временная Ликвидационная комиссия, для определения вознаграждения помещиков за земли, поступившие в собственность крестьян. Размежевание с помещиками и выкупные платежи за землю разоряли крестьян.

На нашей земле им нельзя. – Евреям было запрещено приобретать землю в сельской местности.

Есть, которые не слушают ксендза… – В имениях у помещиков часто жили евреи-арендаторы, управлявшие помещичьей собственностью. Польское католическое духовенство, особенно приходское, не одобряло этой практики и часто выступало с антиеврейскими проповедями.

Раньше-mo они корчмы держали. – С 1864 г. в Царстве Польском доход от продажи спиртного перешел казне, которая из этих средств расплачивалась с помещиками за переданную крестьянам землю. Таким образом, были ликвидированы помещичьи корчмы, в которых водку продавали евреи-арендаторы.

А еврей все записывал на мелок? – То есть корчмарь продавал водку крестьянам в долг, записывая долги мелом на стене.

На двойной мелок? – Евреев часто обвиняли в том, что они, пользуясь неграмотностью крестьян, произвольно увеличивают сумму долга.

Муси!.. – Должно быть (польск.).

Уж лучше, чем с «немцем»! – Немцами традиционные евреи называли приверженцев модернизации или просто ассимилированных евреев, которые носили современное платье, подстригали или брили бороду и т. п. Это было связано с тем, что, во-первых, идеи Гаскалы (Просвещения) пришли из Германии, и, во-вторых, европейское платье в Восточной Европе традиционно называли «немецким».

Реб – форма вежливого обращения к мужчине, аналогична русскому «господин».

Шолом-алейхем, реб ид! – Здравствуйте, господин еврей (идиш). Обращение к незнакомому мужчине. Шолом-алейхем — букв. «мир вам», др.-евр., традиционное приветствие.

Я уже было подпоясался платком, чтобы помолитьсямайрев… —Майрев (др.-евр. «запад») – вечерняя молитва, читаемая после заката. Женатый мужчина, становясь на молитву, должен подпоясаться кушаком.

Лехаим ве-лешолем — К жизни и к миру (др.-евр.) – традиционный тост.

Ешиботники стали сионистами, забросили Гемору, безобразничают… – Ешиботники — учащиеся ешив, высших талмудических школ. Гемора — большая по объему часть Талмуда, представляющая комментарий на Мишну, его меньшую и более древнюю часть. Талмуд – собрание устного учения, сформированного во II в. до н. э. – V в. н. э., основной памятник раввинистического иудаизма. Гемора представляла собой основной материал для изучения в ешивах. Традиционные и ортодоксальные круги в основном негативно относились к сионистскому движению.

«Немцы» стали сионистами… – То есть ассимилированные евреи стали проявлять интерес к сионизму и, шире, к национальным проблемам и национальной культуре.

…у него йорцайт, и он идет в еврейский ресторан, и велит принести ему за упокой души его матери кугл… – Йорцайт – годовщина смерти, прежде всего, годовщина смерти одного из родителей. Кугл — традиционное еврейское блюдо, род запеканки. В йорцайт сын умершего в обязательном порядке участвует в коллективном богослужении, произнося при этом кадиш, специальную молитву. Понятно, что упоминание о человеке, который вместо синагоги идет в еврейский ресторан, чтобы «прикоснуться» к своим корням, звучит иронически.

Майонтек – именье (польск.)

Трубили в ихние шойферы, не рядом будь помянуты. – Шойфер — бараний рог, в который трубят в синагоге в осенние праздники, Рошашоне (Новолетие) и Йом-Кипур (Судный День). Здесь имеются в виду охотничьи рога.

Не рядом будь помянут (ле-гавдил), выражение, употребляемое тогда, когда в одной фразе упоминаются одновременно сакральные и профанные предметы.

А ниже жили немцы… – Здесь имеются в виду немцы-колонисты.

Гонтари – мастера по изготовлению гонта, дранки.

Арендатор — еврей, управляющий помещичьим имением на правах аренды. Как правило, арендаторы были людьми состоятельными.

…привез себе двух зятьев… – Богатые евреи стремились залучить к себе в зятья способных юношей, которых они «покупали» в ешивах.

Меламед — учитель в хедере, начальной религиозной школе для мальчиков.

Помещичье зерно… еще несжатое, а уже на «кондициях»… – То есть еще до жатвы зерно приобретено у помещика на определенных условиях.

А раввин тамошний – кровный брат «Хемдас йомим»… — «Хемдас йомим» («Услада дней», др.-евр.) – название популярного анонимного каббалистического трактата, изданного в XVIII в. Посвящен различным праздникам. Это предложение означает, что раввин не расставался с этой книгой, был человеком очень набожным и знающим.

«Возлюбленный брат мой, сим…» — В оригинале эта фраза приведена на древнееврейском языке.

Ламед-вовник — тайный праведник. Ламед-вовники – любимые герои еврейского фольклора. С древности существует представление о том, что в каждом поколении есть тридцать шесть праведников, чьими заслугами держится мир. Еще в Талмуде (трактат Сангедрин, 976) библейский стих «блаженны все, уповающие на Него» (Ис. 30:18) был истолкован как намек на тридцать шесть тайных праведников, так как числовое значение слова «Него» (на древнееврейском языке «Него» – «ло», состоит из букв «ламед» и «вов», отсюда «ламед-вовник») равно тридцати шести. Тайная праведность, не получающая никакого воздаяния в этом мире, – самый высокий вид праведности. Мир, погрязший в грехе и обреченный на разрушение, все еще существует именно ради тайных праведников.