Текст книги "Еврейские литературные сказки"

Автор книги: Ицик Мангер

МОЙШЕ БРОДЕРЗОН
Баба Яхна

Перевод А. Глебовской

 
В небе полная луна,
И слышна лишь тишина,
Ночь все небо засинила,
Это час нечистой силы.

Из горбатой из избушки
Вылезает мышь-норушка,
Воздух втягивает мышь,
Тишь вокруг, ночная тишь.

Тишь вокруг все тише, тише,
А луна все выше, выше,
Мышка шмыг обратно в дом
И хозяйке бьет челом.

Бьет поклоны раз за разом
И сверкает острым глазом:
«Для нечистых сил, для нас
Настает урочный час».

Черный ворон, цвета ночи,
В комнате кружа, клекочет:
«Наступает время тьмы,
Ночь черна, черны и мы».

Кот усатый, черноухий
Боком ластится к старухе,
Поднимает хвост трубой,
Выгибается дугой.

Вдруг с кровати одеяла
Точно ветром посдувало,
Покряхтев, поохав, вот
Бабка наконец встает.

Лезет в ступу, по дороге
Чуть не покалечив ноги,
Ступа из избушки прочь
Сразу вылетает в ночь.

Прилетают птицы стаей,
Бабу Яхну окружают,
И под птичий крик шальной
Ступа мчит сквозь мрак ночной,

Сквозь пронзительные крики,
Сквозь мельканье крыльев диких,
Сквозь огонь, сквозь шум и гам,
Сквозь волшебный тарарам.

Прилетают птицы стаей,
Бабу Яхну окружают,
И сквозь громкий птичий грай
Мчит она в далекий край.

Громок гомон бесноватый,
Глаз блестит подслеповатый,
Длинный нос висит крючком,
Ливень льет, грохочет гром.

Гром грохочет, эхо вторит,
Баба в небе ступу шпорит,
И прядает ступа ввысь,
Где все тучи собрались.

Вверх несется ступа рысью,
В глубину небесной выси,
Видно, что не гладок лёт:
И толкает, и трясет.

В этой тряске да болтанке
Ступа – точно в лихоманке,
Ту, что в ней, трясет стократ
С головы до самых пят.

Бабу молния пронзает,
Баба в облаках витает,
Пышет серою она,
Раскалившись докрасна.

К молнии старуха скоро
С бессловесным разговором
Приступает; а потом
Речь их прерывает гром.

Гром все громче громыхает,
Баба небо подметает —
Грязь метет с небесных круч,
Поднимая вихрь из туч,

Поднимая вихрь и бучу,
Наметая тучи в кучу
И сбивая в серый ком,
Всё на небе кувырком!

Баба небо подметает,
Осень в гости зазывает,
Желтый нацепив покров,
Доит тучи, как коров.

Доит дождик над полями,
Над полями, надломами,
На жнивьё и на покос,
Бормоча себе под нос,

Заклиная дождь осенний,
Насылая стужу в сени,
Хмарь и холод за окном
И болезни в каждый дом.

Отмеряя холод мерой,
Вяжет небу саван серый,
И бормочет всё она
От зари и дотемна,

От зари до темной ночи;
Дни становятся короче,
И от стужи обмерев,
Листья падают с дерев.

Тучи небо голубое
Застилают толстым слоем,
Дождь холодный льет из них,
Пробирает бабу чих.

Наконец, покончив с делом,
Потрудясь душой и телом,
Баба с холода долой
Отправляется домой,

В домик свой на курьих ножках.
Пляшет мышка у окошка,
Писком оглашает дом,
То-то радость нынче в нем!

Рад и ворон, рад и котик,
Что настал конец работе,
Вот так новость, вот дела,
Наша бабушка пришла!

Собирают угощенье:
Жирный гусь, пирог, варенье,
Бабушку ведут в кровать,
К ней садятся пировать.

Порешив с делами всеми,
Коротают дальше время:
Карт колоду достают,
И тасуют, и сдают.

И за кружкой молочка
Всё играют в дурачка
С Бабой Яхною в избушке
Ворон, кот и мышь-норушка.
 

Пивоваренка

Перевод В. Шубинского

 
Стоял домишко старенький,
Была в нем пивоваренка —
Домок в одно окно,
Не чиненный давно.

Старик-смотритель много зим
Здесь обитал – и дочка с ним.
Он домик сторожил —
Да сам же в нем и жил.

А дочь была певуньей,
Плясуньей да игруньей,
И оживляла дом
Задорным голоском.

Но для кого ей петь, кому?
Живет паук у них в дому —
Но, в думу погружен,
Молчит все время он.

Кровати две, да две хромых
Скамейки в комнатке у них.
Молчат они сам-друг —
И никого вокруг.

Четыре стенки с крышею,
Над ними понависшею —
Такой вот жалкий дом,
И жизнь такая в нем.

Под крышей той соломенной
По-над стрехой надломленной,
Был тесный чердачок,
Закрытый на крючок —

А там, врасплох захваченный,
Той дочкой одураченный,
Чертенок тосковал
И недоумевал:

Зачем он здесь да почему?
Все было невдомек ему.
Ведь он уж год почти
Сидел здесь взаперти.

Он звался Забывалкою,
И жизнью жил он жалкою:
Зевал он, чуть живой,
Качал он головой.

В пустом бочонке он сидел,
Без развлечений и без дел.
Дверь заперта на крюк,
И – никого вокруг.

Чертенок тот, шутенок тот,
Пузатый постреленок тот
Сидел так много дней
И стал еще жирней.

– Иди сюда, мой сладенький,
Кис-кис, кис-кис, мой гладенький!
Девчонка подойдет,
Чертенка позовет.

И на руки его берет,
И сразу смех ее берет,
И с ним одним она
Играет допоздна…

Отец везет по вечерам
Пивные бочки по дворам,
И думает о ней,
О доченьке своей.

И вдруг берет его испуг,
Тоска накатывает вдруг,
Измотан, утомлен,
Себя пытает он:

Что с дочкой его станется,
Когда одна останется,
Как в рост она пойдет,
А век его пройдет?

Как на дрожжах, растет она,
Красивей что ни год она —
В пивном котле она
Из пены рождена!

Пустые бочки тарахтят,
И, свету Божьему не рад,
В тоске невесть куда
Он едет, вот беда!

В кривом каком-то тупичке
Остановился он в тоске.
И там стоит, застыв,
От горя еле жив.

Но – пиво уж распродано,
Пора домой, пора давно.
И, мрачного мрачней,
Спешит он к дочке, к ней,

Домой, в домишко старенький,
В родную пивоваренку —
Домок в одно окно,
Не чиненный давно.

Усталый, измочаленный,
Хрипя уже отчаянно:
«Что будет с ней потом?»
Вошел к себе он в дом.

И – ни словечка сверх того,
И – ни прибавить ничего.
Мокры его глаза,
И в бороде слеза.

И голову повесил он,
Раздавлен и опустошен…
Лишь дочка старика
Развеселит слегка.

Она с улыбкой нежною
Затянет речь неспешную,
И за руку возьмет,
И скажет – «Ну-ка, вот…»

И – вверх, к стрехе надолмленной
Под крышею соломенной,
На тесный чердачок,
И, отперев крючок —

К тому бочонку, где сидел
Без развлечений и без дел
Чертенок-карапуз,
Рогат и толстопуз.

«Спускайся, толстопузенький,
По лесенке по узенькой.
Посмотрим-ка сейчас,
Чем ты потешишь нас!»

И в комнатушку с чердака
Слетел испуганный слегка
Чертенок-сосунок —
Да чуть не сбил их с ног!

И на полу пустился в пляс,
Как маленький волчок, вертясь,
Запрыгал он, шальной,
На ножке на одной!

Как будто мальчик-баловник,
Он кажет розовый язык,
И жару поддает,
И на руки встает,

И так вертится озорно,
Что уж в глазах у них темно,
И пятками блестит,
И склянкой тарахтит,

И в грудь стучит он кулачком,
И то поет он тенорком,
То кашлянет, чихнет,
То глазиком моргнет.

И так смешно резвился он,
Топтался он, кружился он,
Что тут пошел весь дом
От смеха ходуном.

Берет отца и дочку смех,
Паук танцует возле стрех,
И паутинки сеть
Вдруг начала блестеть,

И так домишко старенький,
Домишко-пивоваренка,
Домок в одно окно
Не хохотал давно,

Не хохотал так много зим
Старик-отец (и дочка с ним),
Что домик сторожил
И сам же в нем и жил.

С поры, рассказывают, той,
Как бы волшебною чертой
От грусти отделен
Их дом со всех сторон.

Ведь Забывалка в доме том
В бочонке все живет пустом,
И будет жить, пока…
До первого снежка!
 

ИЦИК КИПНИС
Хирон-бродяга и кузнец Эрик

Перевод И. Булатовского

Все ребята на улице знали Хирона-бродягу. А был этот Хирон-бродяга такой: дашь ему есть – слопает, дашь ему пить – вылакает, дашь ему что-нибудь – выбросит. Была у него сума, но только для вида, а так обычно пустая болталась.

Много чего рассказывали ребята о Хироне. Один говорил, что Хирон – самый здоровый. Даже кузнеца Эрика, и того мизинцем повалит. Другой говорил, что в молодости Хирон подрался на улице с медведем и так ударил его по лопатке, что медведь заревел и на трех лапах убежал в лес. С тех пор он бродит по лесу и подговаривает всех зверей против Хирона. Так что Хирон боится в лес ходить.

Почему этот Хирон такой здоровенный, никто не знает. Одни говорят, во рту у него такой коренной зуб есть, из которого вся сила берется. Другие говорят, в суме у него что-то зашито, потому он ее никогда и не развязывает.

Кузнеца Эрика очень сердило, почему это он не может побить Хирона-бродягу.

– Как сломаешь ему коренной зуб, – сказал кто-то Эрику, – так и побьешь.

Как же сломать Хирону коренной зуб?

Думал Эрик, думал и наконец придумал: выковал в кузнице железный хлебец, велел жене, чтобы завернула хлебец в теплую ржаную лепешку и стал поджидать Хирона-бродягу.

Вот и он. Эрик дает ему лепешку.

– На, Хирон, ешь, вкусно.

Тот как увидел теплую ржаную лепешку, так ее в рот и запихал – хряск! – сломан зуб.

– Теперь, – говорит кузнец, – давай драться.

Как толкнул его Хирон мизинцем, так Эрик через десять домов и перелетел.

Приходит Эрик домой сердитый и начинает с женой браниться.

Говорит жена:

– Видишь, вся сила у него в суме.

Как же отобрать у Хирона суму? Думал Эрик, думал и наконец придумал.

Взял у жены денег, купил бочку крепкого вина и стал поджидать Хирона-бродягу.

Тут идет Хирон.

Наливает Эрик кружку вина.

– На!

Видит бродяга: пить дают – взял и вылакал кружку.

– На еще!

Еще вылакал.

На – вылакал, на – вылакал, и так до тех пор, пока всю бочку не осушил. Глаза у Хирона начали слипаться, вылакал он последнюю кружку, да так, стоя, и заснул.

Эрик мигом забрал у Хирона суму и в печь бросил. А в суме раньше соль была, затрещала она в огне.

– Вот видишь, – говорит жена, – его сила и сгорела.

Будит Эрик Хирона.

– Давай драться!

Тот был сонный. Кашлянул – Эрик три раза перекувырнулся.

Стало Эрику стыдно по улице ходить. Как бы так сделать, чтобы Хирон сюда больше не возвращался?

Думал Эрик, думал, ночь не спал, другую не спал.

Наконец придумал.

В один мешок положил хлеб, в другой – вино. Один мешок – на одно плечо, другой – на другое и стал поджидать бродягу.

Тут идет Хирон.

– На, – говорит Эрик, – хлебца.

Хирон и слопал.

– На, выпей.

Тот и вылакал.

Эрик идет потихоньку, а Хирон за ним. Слопает хлебец, кружку вина вылакает. Так и привел Эрик Хирона в лес. Тут как раз медведь на трех ногах мимо хромал. Увидел Хирона, заревел, сбежались все звери и стали с Хироном драться. Дрались они, дрались. Так никто никого и не победил. До сих пор дерутся.

А кто хочет увидеть Хирона своими глазами, пусть съест капусты вилок да про сказочку молчок.

Слепой

Перевод И. Булатовского

Жила-была в деревне баба, и не было у нее детей. Муж ее был слепой, всю неделю он ходил по деревням и побирался, а по воскресеньям или на праздники возвращался домой. Вернется домой, жена на него кричит и злится весь день, и по воскресеньям, и по праздникам. Все праздники были у него испорчены, у этого слепого. Да только добрый он был, молчал себе и молчал. Нахлобучит шапку и ждет, пока праздник закончится, тогда возьмет суму, посох и снова идет побираться.

Однажды слепой возвращался домой на праздник, нес мешок пшеничной муки и мешок ячменной. На боку у него висела лира. Он нащупывал посохом дорогу и был очень весел. Чуть жена вышла за порог, сразу начала кричать и клясть его. Стало слепому стыдно перед соседями, не мог он уже смолчать и ответил:

– Сколько я деревень обошел, такой злой бабы нигде не встречал. Зачем, скажи, ты клянешь меня? Принес я муку, и пшеничную, и ячменную, и деньги в платке.

– Не нужны мне, – говорит жена, – твои деньги, не нужна мне твоя мука – мне ребенок нужен! У всех соседей есть дети, а у меня нет!

– Где же я тебе его возьму, – смутился слепой.

– А ты укради – не моя это забота!

Пошел снова слепой по деревням и думает, может, она права. Может, украсть где-нибудь ребенка? У кого-то ведь много, ну, будет одним меньше.

Идет он, идет. Мальчик на поле пасет овец. Садится слепой на камень и начинает играть на лире. Сбегаются к нему овечки, а мальчик еще маленький совсем. Спрашивает слепой:

– Мальчик, а мальчик, кто это там на поле?

– Никого нет, – отвечает мальчик, – только я и мои овечки.

– Мальчик, а мальчик, – говорит слепой, – полезай ко мне в мешок, я тебя моей жене отнесу.

– Не хочу, – отвечает мальчик.

– Почему?

– Так. Я еще маленький, один у маменьки. Если я не вернусь домой, она с ума сойдет.

– Верно, – говорит слепой, – ну, гони своих овец, куда гнал.

И пошел дальше.

Сидит девочка и гусей пасет. А он не видит, слепой, и говорит:

– Ты кто? Мальчик или девочка?

– Девочка.

– А как тебя звать?

– Евочка.

– Полезешь, Евочка, ко мне в мешок? Я тебя моей жене отнесу.

– Не хочу.

– Почему не хочешь?

– Потому. Я еще маленькая, одна у маменьки. Если я не вернусь домой, она с ума сойдет.

Не получается. Вернулся слепой ни с чем.

Увидела жена, что в мешке у него пусто, выбежала к нему с поленом и кричит:

– Убирайся подобру-поздорову, а не то я тебе голову проломлю.

Пошел слепой прочь.

Ходил, ходил, все деревни обошел, а ребенка ему так никто и не отдал.

Одни говорят: «Нам самим нужен».

Другие говорят: «У нас лишних нет».

Третьи говорят: «Иди-ка ты прочь, слепой, а не то мы тебя в тюрьму посадим».

Пошел слепой в лес, сел на кочку и стал над собой плакать. Плакал он так, плакал горючими слезами, а когда наплакался, прозрел.

Видит – лес кругом.

Видит – медведь идет, а на медведе сидит умрун с длинной бородой, заплетенной в косицы, и дразнится:

– У слепца нет мальца! У слепца нет мальца!

Разозлился слепой, а уж он и слепым не был. Схватил палку да как врежет умруну. Тот спрыгнул с медведя и прочь заковылял. Вскочил слепой на медведя, мешки побросал и пустил медведя бежать. Бежал, бежал медведь и прибежал к пещере. Входит слепой в пещеру и видит: дети там сидят и плачут. Спрашивает он их:

– Что вы, дети, тут делаете?

Рассказывают ему дети:

– Нет у нас папы, нет у нас мамы. Умрун с длинной бородой в косицах запер нас тут и не отпускает.

Слепой открыл дверь пещеры и позвал:

– Кто хочет, пошли со мной.

Пошли мальчики со слепым, а медведь их до деревни проводил.

Кто-то сказал бабе, она вышла им навстречу счастливая, обняла слепого с детьми, провела их прямо в дом и устроила пир на всю деревню. Да только никто не хотел верить, что слепой прозрел. Посадили детей вокруг стола, медведя отпустили, а слепого стали спрашивать:

– Какой этот мальчик?

– Русый.

– А этот какой?

– Рыжий.

– А где медведь?

– А вот он ведь.

Увидели, что и вправду слепой прозрел, обрадовались и стали пировать.

 
На свете очень долго жил мой дед,
Он прожил сто, а может, двести лет.
Он подарил тому медведю санки,
И званым гостем был на той гулянке.
 

Мельники
(Сказка в двух частях)

Перевод И. Булатовского

Часть первая

Давным-давно в одной деревне жил немец-мельник. Звали его Брейт. Был он выше высоких, крепче крепких. Была у него жена и одна-единственная дочка, любимица. Еще у него были дома и стойла, кони и коровы, гуси и утки, какую домашнюю живность ни назови – все у него было.

Его мельница с длинными широкими крыльями стояла за деревней, в поле. Чуть подует ветерок, крылья завертятся, и со всей округи идут люди к мельнице с мешками и мешочками.

У кого есть волы, на волах везет, а у кого нет, тот – мешок на плечи и так несет.

Мельница молола, а немец день ото дня становился богаче и толще. Ведь он злой был, этот немец. Бывало, принесет бедняк маленький мешочек зерна – немец не хочет молоть и прочь с мельницы гонит. Просит его жена не выгонять бедняков – он злится на нее. Приходит к нему дочка просить, он ей отказать не может, потому что очень любит ее. Скоро бедняки поняли: не ходи на мельницу, иди прежде в деревню, к дочке мельника.

Год на год не приходится. Случается голодный год. Хлеб на полях не родится. Колосья пустые стоят, да и тех мало: богатый собрал соломы на один воз, а бедный – на одну копну.

Все деревни в округе плачут. Орехи да желуди собирают. Все впрок, только бы от голода спастись. А Брейт-мельник лежит в поле рядом с мельницей, злой, сердитый и никого на мельницу не пускает: слишком маленькими мешочками зерно несете. Приходит жена просить, он ее прочь гонит. Даже дочку слушать не хочет – до того дошел.

Лежал как-то раз мельник в поле, а вокруг него бегали его злые собаки. Заснул он, и приснился ему такой сон:

Прилетела к нему птица с четырьмя большими крыльями, принесла маленький мешочек зерна и пристает к нему: мели да мели!

Никак ему эту птицу не прогнать. Схватил он палку, ударил птицу и перебил ей крыло. Птица все подползает к нему. Второй раз ударил, и еще два крыла перебил, а птица все не отстает. Он совсем разозлился, ударил птицу палкой прямо по голове и убил ее. Вдруг птица вскочила ему на грудь и начала душить, за горло клювом таскать – вот-вот задушит. От страха злой мельник проснулся, огляделся и побежал домой сон рассказывать. Рассказывает сон, хочет ему жена что-то сказать, а он уже знает, что она ему скажет, и велит ей молчать. Заводит его любимица речь, знает он, что она хочет сказать, и – бегом из дома.

Бежит он, бежит, прямо в поле, к мельнице. Бежит он, а копны туч как черные мешки потянулись, заволокли небо и устремились к мельнице. Вмиг стало темно, как ночью, пастухи погнали домой свои стада. Путники стали искать место, где переждать бурю. Поле стало маленьким, а мельница – низенькой. Брейт не смотрит по сторонам – бежит к мельнице. Вдруг, откуда ни возьмись, вылетает вихрь, отрывает у мельницы крыло и бросает мельнику под ноги. Отрывает второе крыло и швыряет его на соседнее поле. Мельник вбегает в мельницу, хочет спрятаться, мечется из угла в угол – места себе не находит. Залезет в короб – тесно. Натянет мешок на голову – мешок дырявый. Снаружи удар грома громыхнул, мельница так и затрещала. Второй громыхнул, горшки лопнули, и все из них на голову мельнику потекло. Упорные капли дождя сердито клюют крышу, да никак не проклюнут, рвутся – никак не прорвутся. Наконец, ударил последний удар, и молния подожгла мельницу, разорвала ее, разнесла на кусочки. Ливень прошел, а от мельника даже мокрого места не осталось.

Часть вторая

Жена с дочкой поплакали месяц, поплакали год, а потом перестали. Жить им было не на что – Брейт свои сокровища где-то закопал, а где, никому не сказал. Когда никто не видел, собирали они щепки, оставшиеся от мельницы, и носили в город продавать.

В соседней деревне, недалеко от мельницы, жил юный кузнец. Был он большой силач. Правой рукой мог дерево повалить, а левой в другой лес его отнести.

Однажды, ни с того ни с сего, с ним не пойми что сделалось. Сидит он рядом с кузницей на лавке, не хочет браться за работу и молчит. Мать поняла, чего ему не хватает, и думает: помолчу, пусть сильней затоскует. Сидит кузнец день, сидит другой. Не ест, не пьет. Ворот у него нараспашку, и сам он с тоски чуть не разрывается. Видит мать, нет у него больше сил, и говорит:

– Иди, сын, туда, где стояла Брейтова мельница, и сядь на камень. Как взойдет луна, кое-что увидишь.

Пошел юноша туда, где стояла Брейтова мельница, сел на камень и стал ждать. Только луна взошла, идет Флара, Брейтова дочка, щепки собирать. Луна сияет – ее лицо сияет ярче луны. Встала, как стройное деревце, оглянулась. Видит юноша, какая она, эта Флара, и говорит:

– Флара! Я для тебя город разрушу, а десять построю. Будь моей женой!

Подумала Флара, подумала и отвечает:

– Не надо город рушить, не надо десять строить, а отстрой ты мельницу, нам и этого хватит.

Пошел юноша в лес и стал деревья вырывать вместе с корнями. Одной рукой вырывает, а другой носит. За ночь целую гору деревьев натаскал. Нужно звать строителей – мельницу строить. Идет он в деревню, строителей зовет:

– Приходите Брейтову мельницу отстраивать. Раньше она молола из одного короба, а теперь будет молоть из четырех.

– Мы подумаем, – говорят строители и уходят. Были они злы на Брейта и не хотели его мельницу отстраивать.

Задумался кузнец:

– Все равно придут мельницу строить.

А был он здоровый: на руках и на ногах было у него по шесть пальцев. Подождал он, пока строители ушли в поле, взял веревку, обвязал их хаты и утащил за тридевять земель.

Приходят строители.

Где же хаты?

Ни огонька, ни дымка не видно, только печи голые стоят там, где были хаты, а хат-то и нет.

Бегут они к кузнецу.

– Верни нам, кузнец, наши хаты, где нам наших жен с детьми держать?

– А кто пойдет мельницу строить?

– Мы пойдем.

– Хорошо.

Притащил он им хаты, надел их обратно на печи, как были, и вся деревня пошла мельницу строить. Одни пилили, другие рубили, третьи строили. Потом кузнец притащил огромный ящик, обложили люди этот ящик кирпичом, на колеса ремни натянули и поставили высокий вал. Никто не может жернова надеть. Взял кузнец один жернов одной рукой, другой – другой, так все восемь жерновов и надел, засыпали зерно, и как только запустили мельницу, кузнец свистнул и позвал всех соседей водку пить.

А Флара сказала соседям так:

– Простите нам, соседи, злобу нашего батюшки. Батюшкина мельница молола из одного короба, а наша будет молоть из четырех. Богатые будут нам зерном платить, а прочим будем даром молоть.

– Правильно! – согласились соседи. – Пусть все деревни приходят на свадьбу.

И пришли все деревни. Такой свадьбы уже давно не было.

Угощенье выставили – целыми пирогами и еще сто ведер вина. Кто-то неленивый подсчитал.

И негде было на этой свадьбе яблоку упасть. На том кончается сказки вторая часть.