Текст книги "Еврейские литературные сказки"
Автор книги: Ицик Мангер
Соавторы: Довид Игнатов,Дер Нистер,Ицик Кипнис,Мани Лейб,Мойше Бродерзон,Семен Ан-ский,Ицхок-Лейбуш Перец,Йойсеф Опатошу
Жанры:
Классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Быки
Перевод И. Булатовского и В. Дымшица
Было у одного еврея два быка. Они всё росли.
Росли, росли и выросли выше стойла, больше дома. Каждый бык был во-о-от таким в вышину и во-о-от таким в ширину.
Рога у быков были как деревья, очи – как мячи, копыта – как лопаты.
Идет мальчик маленький, окликает быков:
– Бык – длинный язык, в шойфер дуть не может бык! Рассердились быки и подняли мальчика на рога. Увидела это какая-то тетя и побежала прямо к резнику.
Говорит резник:
– Быки? Зарезать их, быков этаких.
Говорят ему быки:
– Лучше мы тебя зарежем.
Говорит резник:
– А где вы нож возьмете?
Говорят быки:
– Мы можем и без ножа! – И ну бодать резника рогами.
Испугался резник и убежал чуть живой. Видит та тетя – толку нет, пошла она к милиционеру.
Говорит милиционер:
– Быки? В тюрьму их запереть, быков этаких.
Говорят быки:
– Лучше мы тебя в тюрьму запрем.
Один бык толкнул милиционера к стене, а другой рогами прижал, милиционер там и до сих пор стоит.
А быки еще больше выросли.
Говорит им хозяин:
– Хватит вам расти, телята вы такие-разэтакие, пора вам делом заняться.
– Что нам делать? – спрашивают быки.
– Что значит что? Нате вам мешки на рога, ступайте в деревню картошки просить.
Повесили быки на рога мешки и пошли. Идут, идут быки, идут, идут. Пришли в первую деревню. Сидит в воротах человек. Спрашивают быки:
– Человек, как тебя зовут?
– Меня? Андрей.
Рассмеялись быки, замахали мешками над землей и заревели:
– Андрей, снеси яйцо скорей!
Очень Андрей испугался и пустился бежать. Видят женщины: Андрей бежит, и они за ним. Видят свиньи: люди бегут, и тоже побежали. Собаки бегут, кошки бегут, петухи кукарекают, овцы блеют, собаки лают, свиньи визжат.
Выходит Мойше-богатырь и говорит:
– Скотинка, что визжишь? Что бежишь?
Говорят они:
– Андрей бежит.
Говорит Андрей:
– Что это за быки стоят у ворот?!
Подошел Мойше-богатырь к быкам, встал перед воротами и окликает быков:
– Быки, зачем вы сюда пришли?
– Мы? Мы пришли кирпичи лепить.
– Зачем еще вы пришли? – сердито закричал Мойше.
– Мы? – испугались быки. – Мы пришли хлеба просить.
– Хорошо, – говорит Мойше, – коли так. Подождите немного, я вам привяжу к хвостам тележку и отсыплю хлеба.
Пошел Мойше-богатырь к кузнецу, выбрал там самый большой плуг, привязал его к быкам и говорит:
– Ступайте, быки, хлеб насыплю вам в мешки.
Пошли быки по полю и вспахали его, пошли по другому – и тоже вспахали, а Мойше идет за плугом.
Вспашет полосу, отряхнет плуг, повернет и дальше идет. Так и вспахал все поля вокруг деревни.
– Теперь, – говорит Мойше, – вы, добрые быки, идите паситесь, а я посею зерно. Когда хлеб вырастет, получите свою долю.
С тех пор быки остались в деревне навсегда. Летом они пашут поля и едят траву, зимой возят мешки на мельницу и едят зерно с отрубями.
Мешок туда, мешок обратно, вот и сказка вся, понятно.
Зубок
Перевод И. Булатовского и В. Дымшица
В некотором царстве, в некотором государстве, ни близко, ни далеко, жили муж с женой. Перебивались они кое-как: она торговала бубликами, он разводил табак. И была у них дюжина сыновей: один другого краше.
Первый не мог «а» от «б» отличить,
Второй мог родного отца пришибить,
Пятый ребенка не смог бы поднять,
Десятый не смог бы лучину сломать.
А двенадцатый, самый маленький, был совсем чудной: худой, длинный, в три месяца уже не хотел лежать в колыбели, а в год мог теленку кости переломать. Родителям за него стыдно, а что поделаешь? Думали они, думали, ничего особенного не надумали и решили отдать Зубка в школу учиться. Дети увидели такого длинного и перепугались. Кто чернила разлил, кто книжки уронил: никто в школе не остался, все Разбежались.
Увидела учительница, что творится, и заплакала:
– Миленький, хорошенький, не обижайтесь, но из-за вас я всех учеников растеряю.
Взяла его тихонько за руку (а он был в одной рубашке) и отвела домой. Видят родители: плохо дело, дали ему еще год подрасти, сшили ему штаны и отвели к сапожнику.
– А ну, – говорит сапожник, – посмотрим, что ты умеешь, вбей-ка гвоздь в сапог.
Взял Зубок молоток, не спеша размахнулся и ударил по печной трубе: разлетелась труба на кусочки.
– Э-э-э, братец, ты мне не пара, – говорит сапожник и дверь перед ним открывает, – ступай себе с миром на все четыре стороны.
Мать плачет, отец тревожится. Отправляют его в поле гусей пасти – стар и млад его боятся, все бегом бегут. Коровы бегут, овцы скачут, пастухи плачут. Говорят родителям, чтобы они своего красавца дома держали, а нет – подпустят им красного петуха, и дело с концом.
Стали держать его дома, на белый свет не выпускают. Ест Зубок не за троих, а за десятерых. Две буханки хлеба на завтрак мало, а на обед – мешок картошки, только подавай. Остальных своих детей родители Зубка отправили в люди, сами работают от темна до темна, а прокормить Зубка не могут.
Приходит сосед-кузнец. Не может он видеть родительского горя. Говорит кузнец:
– Отдайте мне парня, я его поставлю на работу, выйдет из него добрый кузнец.
А Зубку в то время было уже девять лет да десять месяцев: совсем большой стал. В кузнице головой до потолка достает. Бьет он молотом и бьет, так что наковальня раскалывается, земля под ней дрожит, звон слышен по всему городу. Отовсюду несут кузнецу работу, а кузнец радуется. Если прорвется мех, встает парень на колени, дунет изо всех сил, будто десять мехов. Предлагает кузнец отцу Зубка: один дает пять хлебов и другой – пять, еще кузнечиха даст что-нибудь к хлебу. А еще растет у кузнеца дочь, потом можно будет ее за Зубка просватать.
Однажды привел сосед доброго коня – подковать.
Конь боится, храпит, бьет копытом. Никак с ним не справиться. Вышел Зубок, налег на коня, кажется, слегка, и сломал ему спину.
– Э-э-э, братец, – говорит кузнец, – если ты мне будешь такое вытворять, ни дома моего, ни кузницы не хватит, чтобы расплатиться. Ступай лучше домой к отцу. Он вырастил такого сына – пусть сам с ним и возится.
Ну, Зубок уже умный стал. Не хочет идти домой: мать будет охать, отец ворчать. А кости у него крепкие, им что снег, что холод, что ветер, что град – все нипочем. Постучал он только в окошко кузнецовой дочери, наказал ей расти сильной да его дожидаться, и пошел один через леса.
Деревья растут высокие, а Зубок – выше, деревья растут сильные, а Зубок – сильнее, ломает он ветки, высекает из камня огонь и жарит грибы, сколько захочет, яблоки ест кучами, на зиму не запасает.
Вечером лазает Зубок по деревьям, с одного на другое, ищет мед, загребает целыми пригоршнями и ест, ест, ест, пока не надоест. Принимается кричать, орать, что есть силы: го-го-го! Слышат деревья – отвечают, слышат звери – ревут, слышат птицы в гнездах – перекликаются. Гудит лес: телеги, какая куда, разъезжаются, лошади пугаются, а чужие в этот лес вообще ни ногой. Так оно зимой, так оно и летом.
Зимой трещат деревья от сильного мороза, а Зубок не боится. Бродит по лесу, ищет, в снегу копается: найдет, где медведь залег, где он лапу сосет, и вынимает ему лапу из пасти.
– Хватит, – говорит, – тебе сосать. Лапа не конфета.
А медведь помалкивает – Зубок ему нравится.
Тем временем забыл Зубок, как его зовут, только рос и рос. Ему пятнадцать – он все растет. Ему шестнадцать – он все растет. Ему семнадцать…
Слышит он: деревья переговариваются, слышит: звери никак не угомонятся, смотрит: небо красное, что-то предвещает. Померился ростом Зубок с самым высоким деревом в лесу и сам себе говорит: «Хватит! Надоело!». С лесом он даже не прощается, из леса – прочь, и бежать туда, где люди живут.
Приходит в большой город. Гудят люди на улицах, как пчелы в улье. Видят люди, какой парень в город идет, с какой силушкой, обступили его, и стал он им показывать, что умеет. Перегнется назад – может пройти по нему рота солдат, как по Красной площади. Перегнется вперед – можно на него три кузницы поставить, с кузнецами и наковальнями, и ковать, ковать, а ему – хоть бы хны.
Говорят люди:
– В старые времена такого парня давно бы уже нарядили в синие штаны, шелковую рубаху с красной подпояской и объявили бы великим силачом. А теперь нет времени им заниматься. Надо идти друг с другом воевать.
Затрубили трубы, застрочили пулеметы, все похватали пики в руки – и в строй.
– Раз все воюют, – сказал Зубок самому себе, – мне ли быть последним? Дорогу!
И побежал по дороге.
Бежит он, бежит, одну дорогу пробежал, другую. Едет поезд. Впереди паровоз свистит, за ним – вагоны.
– Что поезд везет? – спрашивает Зубок.
– Войско! – отвечают ему.
– Куда едет войско?
– На войну!
– Возьмите меня тоже, – просит Зубок.
– Залезай! А кого ты хочешь бить?
Подумал Зубок, подумал и отвечает:
– Был я кузнецом, а теперь я богатырь. Хочу бить толстопузов и белоручек.
– Что? Кого? Нет! – говорит старший. – Такой, как ты, мне не нужен! Такого, как ты, мы должны четыре года расстреливать и три года вешать.
– Стой! Вот мы тебя расстреляем! Ура!!!
Вылезли из вагонов толстопузы в отутюженных манишках, стали показывать на Зубка пальцами, кашлять, смехом заливаться. Зубок тоже рассмеялся.
– Ты еще смеешься? – кричат они ему. – Вот мы тебя расстреляем!
И ну давай сморкаться толстыми носами в отутюженные платочки.
Говорит Зубок:
– Жаль мне на вас время тратить.
Взял и перевернул поезд. Вагоны попадали. Паровоз свистит, вагоны с рельсов падают, толстопузы валяются и ножками дрыгают.
А Зубок пошел своей дорогой, даже не оглянулся – нет времени.
Идет он, идет, одну дорогу прошел, другую. Снова едет поезд. Впереди паровоз свистит, за ним – вагоны.
– Что поезд везет? – спрашивает Зубок.
– Войско! – отвечают ему.
– Куда едет войско?
– На войну!
Видит Зубок: руки у всех сажей перемазаны, рубашки промаслены, брови суровые, мускулы здоровые. Очень они ему понравились. Говорит он:
– Товарищи, возьмите меня с собой!
– Кого будешь бить? – спрашивают они его.
Говорит Зубок:
– Был я кузнецом, а теперь я богатырь. Хочу бить толстопузов и белоручек!
Открывают ему один вагон, ноги у Зубка слишком длинные, не влезть ему. Открывают другой вагон, голова у Зубка слишком высоко торчит.
Говорит Зубок:
– Что вы будете мучаться? Я могу наверх залезть.
Залезает он на крышу. Поезд едет, а Зубок кричит, так что весь мир слышит:
– Долой толстопузов и белоручек!!!
Весь мир дрожит, а Зубок воюет, где поле отвоюет, где лес, где село, а где и город. Тем временем стукнуло ему восемнадцать, девятнадцать, двадцать и даже двадцать один.
И вот однажды приходит старший в войске и подзывает Зубка к себе:
– Хватит, Зубок! Кажись, мы их уже проучили. Теперь поехали в город, мы тебе праздник устроим.
Приезжают в город. Гудят там люди, как пчелы в улье. Шум, гам, праздничные флаги по всем улицам развешены. Пришли девочки в ярких платьицах, пришли мальчики с расчесанными кудрями. Вышел Зубок к своим родителям, узнал их и с ними помирился. Говорят ему его братья:
– Не сердись на нас, Зубок, мы не сидели дома сложа руки. Мы все были в полях, на войне. Тех, с кем ты сражался, мы из города прогнали и в их красивых домах бездомных поселили. Пусть сапожник сапоги тачает, пусть портной шьет, пусть на фабриках звучат веселые песни.
Услышал Зубок, что братья говорят, покатились у него от радости слезы из глаз, обнял он братьев и говорит:
– Братья! Вот мои объятья!
Замахали все девочки и мальчики флажками, закричали, загалдели:
– Да здравствует Зубок! Да здравствует наш богатырь!
Прокатился крик по всему городу. Прибежали из предместья кузнец с дочкой. Девушка выросла сильной, как ей Зубок наказывал.
Стали свадьбу справлять. Барабаны забили, заводские трубы затрубили, провода загудели, все стали танцевать и кричать:
– Труженикам всего мира – ура!
Ойзер и его войско
Перевод И. Булатовского и В. Дымшица
Жил в одном приличном городе один очень приличный парень по имени Ойзер. Был он парень как парень, даже очень неплохой, только неряха страшный.
По пятницам не мылся, по воскресеньям не причесывался. Волосы у него были длинные, а ему хоть бы что. И за все лето даже ни разу не искупался. Это ему даром не прошло, сами увидите, что дальше было:
Как-то летним днем пошел Ойзер погулять. Идет он, а ему навстречу жирная ничейная вошь.
Увидела вошь Ойзера, окликает:
– Глянь, тебя-то мне и не хватало!..
А Ойзер задумался и не услышал, что она говорит. Вошь и застала его врасплох.
– Глянь, – говорит вошь, – залезу-ка я к тебе… То-то будет жизнь…
Ойзер совсем задумался, не услышал и этого и присел рядом с вошью.
А вошь взяла и заползла Ойзеру на рукав. С рукава – на ворот. Там она немного передохнула и – прямиком на голову, в длинные патлы. Только там отдышалась.
Ойзер голову не чешет, не моет. Вошь ни о чем не беспокоится и живет припеваючи. Днем у нее одни заботы, ночью – другие. А как же! У хозяйственной вши забот полно.
– Теперь, – говорит как-то раз вошь сама себе, – не стыдно и парочку яиц отложить – пора детками обзавестись. Тут места для целой семьи хватит.
Сказано – сделано.
А Ойзеру хоть бы что, разве раз в год пощупает пальцем голову да почешется.
Такие дела.
Но время не стоит на месте, проходит месяц, другой. Семья у вши уже большая – беда! Что ни день – дети, внуки! В голове уже нет места, одни лезут на ворот, другие – за ворот, кто – в рубашку, кто – в штаны.
Повсюду тесно, весело. Ойзер уже не один, у него целое войско.
Одно только плохо, не может Ойзер с этим войском сладить. Что ни день – оно больше. Ссорятся вши – душно Ойзеру. Проголодаются вши – жарко Ойзеру. Целую ночь он с ними воюет. Но что тут сделаешь двумя руками? Тут и десяти рук мало.
– Возьму и сожгу завтра рубаху! – сердится Ойзер…
А кровать уже полна вшей.
– Придется разрубить кровать! – злится Ойзер…
И на стенах уже полно вшей.
– Возьму и полью стены керосином! – грозится Ойзер…
– Ишь, раскомандовался, – говорят вши, – если не перестанет, мы сплетем веревку и стащим его в речку…
Видит Ойзер: плохо дело, пришлось ему помалкивать. Но уже так велико его войско, что не он вшей, а вши его несут.
Как-то вечером повстречал Ойзер своего приятеля, и пошли они оба в пивную пиво пить.
Пьют они, пьют до поздней ночи, уже у Ойзера в доме ворота заперли…
– Пошли ко мне ночевать, – говорит приятель.
Постелил приятель Ойзеру мягкую постель.
Погасил лампу. Время спать.
Спать так спать.
Ойзер из-за своего войска не может глаз сомкнуть. Лежит с закрытыми глазами и думает.
Поздно ночью слышит Ойзер такой разговор:
– Эй, братцы! – говорит большая вошь. – Плаваем мы на живом корабле месяцы и годы. Теперь, когда наш корабль остановился в таком чудном месте, пойдемте прогуляемся!
Кровать большая,
Простыня широкая.
Спустилось войско с корабля на берег немного прогуляться, с людьми повстречаться, на других посмотреть, себя показать. А Ойзер не спит, слышит: уходят вши, только пару часовых оставили. Чуть последняя вошь на простыню сползла, Ойзер вскочил, одежду накинул, сапоги на босу ногу натянул, тайком от вшей прокрался к дверям и давай улепетывать.
За час до рассвета встает приятель и видит: нет Ойзера.
Кровать пустая.
С чего в такую рань?
Смотрит: что это простыня такая грязная? Была белая, совсем новая!
Подходит ближе – беда! – простыня вшами кишит.
Вшей – тьма египетская!
Вши всякие:
Черненькие и серенькие, с хвостиками, без хвостиков, все отъевшиеся, а некоторые такие большие, с жука размером.
– Э-э-э, – говорит приятель, – хорошо еще, что они его в речку не стащили, лошади этакие!
Он быстренько развел огонь, набрал горсть и в огонь…
Печь горит, вошья братия трещит. Почти час так собирал.
– Ничего, – говорит приятель, – я вас не боюсь! Видите, сколько гребешков у меня на столе лежит, сколько мыла на полках? Я вас быстро спроважу, у меня не заживетесь. А пока нужно найти Ойзера и немого почистить, а то как бы они его, в добрый час, не заели. Они ведь могут человека уморить, лошади этакие…
Побежал приятель по одной улице, по другой и у всех спрашивает:
– Не проходил тут парень такой да эдакий?
– Видели, – отвечает ему лавочник, который раньше всех открыл свою лавку, – было еще темно, он пробежал по широкой улице к большой дороге.
Схватил приятель извозчика:
– Гони, – говорит он извозчику, – по широкой улице к большой дороге, только быстро!
Понеслась лошадь. Выехали из города на большую дорогу, видят: бежит вдалеке человек.
Кто бы это мог так бежать?
– Гони, – говорит приятель извозчику, – прямо за этим хлопцем.
Догнали и видят: это Ойзер.
– Ойзер, оглянись, куда ты бежишь?
– Я не бегу, я убегаю! – смутился Ойзер.
– От кого ты убегаешь?
– От кого? Я знаю от кого, только сказать стесняюсь.
– Говори-говори, не стесняйся!
– Ой, стесняюсь. Я украдкой ушел от своих вшей, теперь убегаю.
– Ну, если это все, – говорит приятель, – то хорошо. Твои притеснители уже давно на том свете, а теперь, браток, пошли в баню.
Пришли, зовет приятель банщика и говорит:
– Я заплачу вам, дорогой мой, сколько хотите, только отмойте мне вот этого парня, а то, если не доглядеть, заедят его эти лошади.
Заплатил приятель, сколько надо, банщик подстриг Ойзера, почистил, приготовил ему чистое белье:
– Вот, – говорит, – горячая вода, вот – холодная, мойся. Ты должен приходить сюда в этот день каждую неделю – и будешь человеком!
– Хоть мыло-то у тебя дома есть? – спрашивает банщик. – А гребешок?
– А зачем они – мыло и гребешок?
– Как зачем? Ты не знаешь зачем? Ну, ничего, узнаешь. И банщик отправил Ойзера в школу лекции слушать. Ойзер дал себя уговорить, и что бы вы думали? Он стал-таки человеком. Гребешок и мыло бережет пуще глаза, а банщик ему дороже отца родного.
Как-то встретил Ойзер своего приятеля то ли на свадьбе, то ли в клубе. Отозвал Ойзер приятеля в сторонку и говорит ему на ухо:
– Дай тебе Бог, приятель, ты оказал мне услугу на всю жизнь! Сколько буду жить, никогда этого не забуду.
А перед уходом говорит ему снова:
– Знаешь что, приятель?
– Что, Ойзер?
– Тогда, еще бы немного, и стащили бы они меня в реку, черти этакие.
– Ой, да неужто? – испугался приятель.
– С места не сойти! – поклялся Ойзер.
– Коли так, – сказал приятель, – теперь ты человек!..
И я знаю, что не один только приятель говорит это – весь город свидетель: Ойзер стал гораздо умнее и приличнее – просто никакого сравнения!
В песке
Перевод И. Булатовского и В. Дымшица
В одной земле была река, и бежала река в открытое море, и у самого моря намывала песок, и множился песок, и рос. Годы складывались в тысячелетия. Песок со временем разросся на мили вокруг и тоже превратился в море, песчаное море.
Однажды в затишье, когда обоим морям, водяному и песчаному, скучно стало лежать одному подле другого, стали они друг с другом играть и друг друга задирать. Но вода не могла залить песок, а песок не мог засыпать воду. И тогда закружился ветер, никак не может успокоиться: швыряет одно море на другое. То одному поможет, то другому – ничего не выходит. И тогда заговорили моря друг с другом:
– Что же нам делать, если нам будет скучно?
И так порешили: если забредут к ним хвастуны, не грех будет с ними немножко поиграть.
Стоит в устье реки деревня, стоит уже много лет. Женщины там плетут сети, пареньки воруют. А старики? Старики ловят рыбу, курят трубки и вечерами рассказывают друг другу о том, как они когда-то были молодыми.
Ну, ладно.
Подросли там однажды четырнадцать парней, все как на подбор. Один может пятнадцать пудов поднять, второй может быка прибить, третий, пятый и десятый могут самым злым собакам пасти заткнуть, самые прочные замки сломать, а если у кого кони стоят под замком, то лучше подавайте их сюда подобру-поздорову!
И много других фокусов знают эти ребята. Никого не боятся. Пока старики рассказывают свои сказки, молодые усмехаются в усы, перемигиваются и зевают.
– Пускай их. – Ведь для стариков нет ничего милей, чем рассказывать о том, что случилось когда-то.
Была однажды ярмарка в тех краях, и вот сговариваются приятели между собой:
– Там-то и там-то живет помещик, держит он при себе дочь-красавицу, он, поди, очень ее стережет, а собаки у него натасканные, так что надо еще подумать. Кони у него под замком стоят, могут пригодиться.
Сказано – сделано.
Рано утром поскакали четырнадцать хлопцев на четырнадцати конях в город на ярмарку покупать пшеницу и рожь. Но пшеницы и ржи ребята не достали, напились в шинке, допоздна засиделись, но гульба гульбой, а гостинцев домой для девушек накупили. Коней они давно сменяли на золото. Золото – в карманы, гостинцы – за пазуху, и отправились хлопцы навеселе да с песнями через пески в другую деревню, на другую ярмарку. Может, там тоже нескучно будет.
По дороге хлопцы разговорились. Один говорит:
– Положите мне на плечи мешок с песком, а на мешок – еще мешок: я его до другой деревни снесу.
Другой говорит:
– Окажись передо мной сейчас дерево, я бы его с корнями вырвал и нес бы в правой руке, как зонтик: днем бы солнце не пекло.
Третий говорит:
– Дайте мне трехлетнего коня, возьму я его за задние ноги и перекину через себя.
– Кого мы слушаемся, братцы?
– Никого!
– Мы и в воде не тонем и в огне не горим. Ура! Ура!
Вытащили приятели еще по бутылочке из карманов, выпили за свое здоровье, разукрасили себя лентами. Кругом никого, только ночь и небо, песок и вода.
Песок уже спит, и вода уже спит, только приятели идут себе, орут, шумят, не таясь. Рассердился песок:
– Это что за манеры?!
Тем временем ветерок объявился:
– Это что за гости тут такие подгулявшие?
Ночь качнулась, ветерок потянул.
Вода заволновалась, песок запел.
– Ага, – говорит один парень, – буря!
Говорит второй:
– Пятками чую.
Говорит третий:
– Через час на дорогу выйдем.
– Как бы не так, – говорит песок, – как бы не так.
Песок поет, ветер играет, вода волнуется. Песок вздымается белыми полотнищами, парни злятся.
– Полные глаза! – говорит один.
– Полные уши! – говорит другой.
– Тьфу! Полный рот намело! – проклинает третий.
– Может, ляжем?
– Как это ляжем?
– Надо идти!
И аукаются приятели и ругаются, а песок гудит, завивается, ветер срывает целые холмики песка и бросает под ноги.
– А, чтоб его! – кричит один хлопчик, спотыкается и падает.
– Ко всем чертям! – кричит второй и не может ноги из песка вытащить.
– Ау-ау! – кричат парни, чтобы не потеряться.
– Аукайте-аукайте! – отвечает песок. – Это вам не поможет.
– Где дорога?
– Нет дороги.
– Где бы взять глаза – свои засыпало!
– А-а-а-р-р-р! – ревут хлопцы от злости.
Вытащил один золото, швырнул на землю! Вытащил другой гостинцы, швырнул на землю! А песок все забрал себе, засыпал, спрятал:
– Давайте ещ-щ-щё, братцы, коли ес-с-с-с-ть!..
– Что же делать?
– Не знаю.
– Нет дороги.
– Песком замело.
– Крика не слышно.
– Ветер уносит.
Не знают хлопцы, что делать, куда бежать, натыкаются они друг на друга, падают друг на друга.
– Так-то, – говорит ветер и одной горой накрывает их, другой придавливает. Никто юнцов не видел, никто о них не слышал…
Назавтра пришлось людям новую дорогу по пескам прокладывать, назавтра люди узнали, что кто-то ночью нашел свою судьбу.
Несколько дней деревня ждала ребят, а о них ни слуху, ни духу.
Надо искать.
В такую-то ночь, конечно, что-то неладное могло случиться. И пустилась деревня по песчаному морю.
– Были здесь наши ребята?
Молчит песок.
– Четырнадцать ребят на конях поехали на ярмарку… Обратно они должны были везти золото в кошельках, вино в бутылках, а за пазухой – гостинцы для невест… Куда ж это все подевалось? Хоть бы след какой остался!
Молчит песок.
Прошли годы. Поцеловались водяное море с песчаным и сохранили тайну. Деревня юношей вскоре позабыла, только история про них и осталась.
Но земля и небо поклялись ничего не таить друг от друга. Пристали как-то к берегу лихие чужеземцы на корабле и пошли гулять по песку. Вскоре увидели они палку торчащую из песка. Разгребли песок и вдруг видят: рука держит палку, а рядом еще рука. Нашли там еще руку и целый клубок рук и ног.
И насчитали там четырнадцать голов, четырнадцать черепов, засыпанных песком и погребенных под ним.
Тут же послали в деревню сообщить,
Может, кто придет слезинку пролить…
Может, кто придет и скажет, как быть,
Как помянуть, где похоронить.
И…
Была ли печаль краткой, была ли она долгой, а только сказке все равно конец.