Текст книги "Еврейские литературные сказки"

Автор книги: Ицик Мангер

Соавторы: Довид Игнатов,Дер Нистер,Ицик Кипнис,Мани Лейб,Мойше Бродерзон,Семен Ан-ский,Ицхок-Лейбуш Перец,Йойсеф Опатошу
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

ЕВРЕЙСКИЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ СКАЗКИ

ПРОЙДЕТ НАД НИМ ВЕТЕР…

Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.

(Пс., 102:16)

Царь Соломон, говоря о тщете человеческих усилий, назвал их «ловлей ветра». А если ветер согрешил и его обязательно нужно поймать, чтобы привести на самый справедливый в мире суд, суд самого царя Соломона? Об этом сказка-притча великого еврейского писателя Ицхока-Лейбуша Переца. Она полна оптимизма потому, что написана сто лет назад. Но как быть, если судиться нужно не с ветром, а с бурей, не то что вырвавшей хлеб у вдовицы из рук, но разметавшей целый мир, так что, кажется, и следов не найти? Эта буря унесла миллионы человеческих жизней, а вслед за бурей пришел жестокий ветер забвенья, и ветер этот все дует и дует, и уносит сотни и тысячи книг, написанных на идише, потому что теперь их почти некому читать. Некому читать романы и рассказы, стихи и пьесы. И у сказок, написанных на идише, тоже осталось совсем мало читателей. Хуже того, на сегодня мало кто помнит и об этих сказках, и о тех, кто их написал.

В конце 1980-х – первой половине 1990-х годов одна за другой стали выходит в переводах на русский антологии европейской литературной сказки: немецкой, английской, французской, скандинавской, западно– и южнославянской. Антологии еврейской литературной сказки среди этих сборников тогда не было. Да и мысль о такой антологии никому в голову не приходила. Старая школа переводов с идиша на русский исчезла, новая – еще не появилась.

В советский период, когда переводы с идиша на русский публиковали достаточно регулярно, переводили только классиков (и то в ограниченном наборе имен и произведений) и советских еврейских писателей (опять-таки далеко не всех). Обширный пласт зарубежной еврейской литературы оставался недоступен русскому читателю. Идиш, который в довоенное время советская власть поддерживала, а в послевоенное – терпела, попал в список языков «народов СССР». Из этого следовало, что на этом языке могли писать только в СССР. Между тем на идише писали не только в СССР, но и в Польше (до Второй мировой войны), и в США, и во многих других странах. Запрет на зарубежных еврейских писателей в значительной степени закрывал современную литературу на идише от русского читателя.

После перестройки идеологические запреты исчезли, но новые переводы с идиша долго не появлялись. Переиздавались только книги Шолом-Алейхема. Поздней к ним добавились сочинения И. Башевиса-Зингера, переведенные в основном с английского. Только в последние годы ситуация стала меняться к лучшему.

Одной из первых ласточек «новой волны» переводов с идиша стала антология еврейской литературной сказки «Тяжба с ветром» (2007)[1]1
  Тяжба с ветром. Еврейская литературная сказка. Под ред. В. Дымшица. М.-Иерусалим: Гешарим, 2007.


[Закрыть]. К сожалению, эта книга, изданная очень небольшим тиражом, осталась практически незамеченной. Составленная для семейного чтения, она включала сказки, написанные специально для малышей. Между тем литературная сказка – в целом «недетский» жанр. Собранные в этой новой антологии сказки обращены, прежде всего, к взрослым читателям.

Европейская литературная сказка пережила на рубеже XIX–XX веков, в эпоху символизма и неоромантизма, новый подъем. Возрождение сказки повлияло и на еврейскую литературу. Еврейские писатели, создавая свои сказки, конечно, учитывали европейские образцы этого жанра. Их привлекали и старые сказки романтиков, и новые сказки писателей-модернистов, кроме того, у еврейских писателей были свои внутренние источники.

Во-первых, таким источником для еврейской литературы, как и для других европейских литератур, послужила народная сказка. В XX веке еврейские народные сказки еще продолжали звучать в живой традиции, и многие еврейские писатели знали их с детства. Например, фольклорист Е. С. Райзе (1904–1970) записывал народные сказки не только в местечках от стариков, но и в больших городах, в том числе от еврейских поэтов Довида Гофштейна, Хаима Ленского, Герша Ошеровича, Шмуэла Галкина[2]2
  Еврейские народные сказки, предания, былички, рассказы, анекдоты, собранные Е. С. Райзе. Санкт-Петербург: Симпозиум, 2012.


[Закрыть].

Кроме того, важным источником «новой» еврейской литературной сказки служила позднесредневековая еврейская народная книга на идише (XVI–XVIII вв.), которая в начале XX века стала предметом серьезного интереса филологов и историков. В этой лубочной литературе рыцарские романы, фантастические истории о чертях и злых духах, легенды о праведниках, притчи, басни и, наконец, просто сказки занимают самое почтенное место.

Наконец, очень значительную роль в формировании литературной сказки сыграла популярная религиозная литература. К сказке как к общедоступной и любимой народом литературной форме прибегали в своих сочинениях многие религиозные писатели: например, Янкев Кранц (1741–1804), известный как Дубенский Магид (то есть «Проповедник из Дубно»), и хасидский цадик ребе Нахман из Брацлава (1772–1810). Вообще, популярная хасидская литература на идише, широко тиражировавшаяся в XIX веке, была полна легенд о чудесах. Впоследствии, по примеру Переца, многие еврейские писатели черпали вдохновение в этих легендах.

Характерно, что в еврейской литературе на иврите и на русском интерес к литературной сказке как к жанру, в котором старый сюжет можно соединить с новым стилем, также был очень велик. Фольклорные сюжеты широко использовал в своем творчестве крупнейший израильский писатель, писавший на иврите, Шмуэль-Йосеф Агнон (1888–1970). Молодой Исаак Бабель (1894–1940) в поисках своего собственного стиля создал в 1918 году новеллу «Шабос-Нахаму» – пересказ истории о шутнике Гершеле Острополере, герое бесчисленных юмористических сказок. Именно в этой новелле-сказке с заемным фольклорным сюжетом впервые появляется орнаментальный стиль Бабеля.

Обращение к сказке происходит в литературе на идише с самых первых ее шагов. Элементы литературной сказки присутствуют уже в творчестве «дедушки еврейской литературы» Менделе Мойхер-Сфорима (Ш.-Я. Абрамовича, 1836–1917). Герой его романа «Путешествие Вениамина Третьего» отправляется в странствия, начитавшись талмудических, по существу сказочных, историй об Александре Македонском. Пространство сказки для героя этой книги гораздо реальней окружающей его низкой реальности. Повесть Шолом-Алейхема (1859–1916) «Заколдованный портной» представляет собой в сюжетном отношении не что иное, как переработку известной народной сказки. Именно эта веселая сказка, переделанная на трагический лад, стала для писателя пространством поиска того стиля, который затем лег в основу его главной книги – «Тевье-молочника».

И все-таки подлинным создателем жанра литературной сказки в еврейской литературе стал Ицхок-Лейбуш Перец (1853–1915) – третий, наряду с Менделе и Шолом-Алейхемом, классик «золотого века» литературы на идише. Количество притч и сказок в творческом наследии Переца очень велико.

Для еврейских писателей первой четверти XX века влияние Переца было решающим. Его авторитет утвердил жанр сказки в еврейской литературе, благодаря Перецу сказка стала излюбленным жанром еврейских символистов и неоромантиков. Но и позднее этот жанр не был вытеснен на периферию литературного процесса и остался полем литературных экспериментов.

Вместе с Перецем еврейская литература «догнала» крупнейшие европейские литературы и «зашагала» рядом с ними, развивая свои оригинальные версии литературных стилей и направлений. В XX веке к жанру литературной сказки обращались многие выдающиеся писатели. Для некоторых из них, например, для Дер Нистера и Ицика Кипниса он стал одним из основных. Самый знаменитый из еврейских писателей XX века Ицхок Башевис (русскому читателю он известен как Исаак Башевис-Зингер, 1903–1991) широко использовал в своих новеллах фольклорные и сказочные сюжеты и мотивы, написал немало сказок.

Сказки начинаются со слов «жили-были» и при этом повествуют о небывалом. Все сказки, собранные в этом сборнике, написаны за первые сорок лет XX века, когда литература на идише переживала небывалый, сказочный расцвет. Подивимся этому чуду.

Валерий Дымшиц

ИЦХОК-ЛЕЙБУШ ПЕРЕЦ
Тяжба с ветром

Перевод И. Булатовского и В. Дымшица

1

Жила-была во времена царя Соломона старая бедная вдова по имени Шунамит.

И жила эта вдова Шунамит в рыбацкой деревне на берегу моря, в старой ветхой хижине, крытой ветвями и пальмовыми листьями.

И пропитание снискивала эта вдова тем, что чинила и вязала сети для рыбаков из рыбацкой деревни. Но вот однажды налетел ветер, поднялась буря и долго не утихала. Никто не выходил в море, не забрасывал сетей. Осталась бедная вдова без куска хлеба.

Она не могла пойти просить хлеба в рыбацких домах, потому что в рыбацких домах царила бедность, и хлеба не хватало.

Если уж Господь не помогает, может быть, помогут люди, простые смертные. Придется ей уйти из деревни в другое место, где хлеба вдоволь.

И правда, в нескольких милях от деревни жил в большом доме с большим двором очень богатый человек, которого Господь благословил тучными нивами, фруктовыми садами и целой рощей олив. А еще – стадами овец и коров, мулов и верблюдов.

Поднимается однажды вдова Шунамит рано утром и видит: небо хмурое, на дворе ветер, как вчера, как позавчера и во все голодное время. Понимает она, что придется ей побираться у людей, а не то она помрет с голоду. Накидывает она на худые плечи старый платок, который она и днем носила, которым и ночью укрывалась, и отправляется из рыбацкой деревни просить помощи у богатого человека, которого Господь благословил всем.

В полдень входит она в усадьбу, видит богатого человека у дверей его дома: тот стоит и отдает слугам распоряжения по хозяйству. Подходит она ближе, скромно ждет, когда он ее заметит, три раза простирается перед ним и три раза касается лбом песка перед его стопами.

Поднимает он ее:

– Зачем ты простираешься предо мной, женщина? Лучше встань и скажи, кто ты и чего хочешь.

Отвечает ему Шунамит, что она вдова из рыбацкой деревни неподалеку, у берега моря. И рассказывает ему о своих нужде и голоде – что уже давно куска хлеба во рту у нее не было, что кормится она травой да кореньями, которые не могут ее насытить, и что просит она кусок хлеба, чтобы дух не испустить.

Спрашивает он:

– Даром?

Говорит она ему: даром, потому что ей нечем заплатить.

Показывает он ей, что делается в усадьбе.

– Посмотри, – говорит, – добрая женщина, вот распрягают моих верблюдов и мулов, я только что с дороги. Вернулся я из святого города Иерусалима, где правит умнейший из людей – царь Соломон. И есть у царя Соломона большой дворец, ослепительный.

И открыт этот дворец для всего народа. Всякий, кто пожелает, может войти и увидеть царя Соломона и весь его двор. Я тоже вошел и увидел царя Соломона. Он сидел на золотом троне в золотой короне. Князья, и старцы, и даже простые люди окружали его, и он говорил им слова Торы. И что, по-твоему, Шунамит, произнесли его губы, когда я вошел? «Кто хочет жить да не примет ни у кого даров».

Не понимает Шунамит, при чем тут кусок хлеба, который она просит. Объясняет он ей, что, прося хлеб задаром, она укорачивает дни своей жизни, которые отсчитал ей Господь, и поэтому он, богач, не должен ей помогать. Ибо Господь, Судия и Заступник вдов, который наказывает всякого, кто причинит им зло, не простит ему, что он помог ей укоротить дни ее жизни. И поэтому задаром хлеба он ей не даст!

Думает вдова Шунамит: если так сказал царь Соломон – это истина; она сама не хочет укорачивать дни своей жизни и покидать мир Божий раньше своего срока. Но умирать от голода не лучше, поэтому она просит одолжить ей кусок хлеба или немного муки. Она вернется домой и испечет хлеб, чтобы поддержать свои силы. А когда Господь сжалится над рыбацкой деревней и успокоит море, она снова начнет вязать и чинить сети, что-нибудь заработает и первым делом отложит деньги, чтобы вернуть долг.

Улыбается богач и отвечает ей рассудительно, что это тоже не выход, ибо царь Соломон сказал еще кое-что: «Кто берет в долг, тот становится рабом».

– А тебя, бедная вдова, я не хочу делать своей рабой, этого мне Господь тоже не простит!

Видит уже ясно вдова Шунамит, что имеет дело с обманщиком, у которого на языке имя Божие, а вместо сердца – камень и всегда наготове слово царя Соломона. Пробует она в последний раз:

– Значит, пусть лучше я умру у твоих ног! Тогда уж ты точно заслужишь милость в глазах Господа.

Опять спокойно улыбается бессердечный обманщик.

– Вдова Шунамит, – отвечает он ей, и кажется, губы его источают мед, – ты, упаси Боже, не умрешь от голода у моих ног. Помогу я тебе, ибо я люблю Господа, но грешить не хочу. Послушай моего совета: пойди и возьми себе то, что никому не принадлежит, что-нибудь ничье!

– Ничья только пустыня, бесплодная земля, – с горечью отвечает Шунамит. – До пустыни три дня пути. Где мне взять на это силы? Я стара, слаба, измучена голодом! И что я найду в пустыне? Сухую траву… Ты смеешься над бедной вдовой и даже не думаешь бояться Господа, Который глаз не сводит с вдов и сирот…

– Нет, вдова Шунамит, – отвечает он ей без гнева, – богобоязнен я со дня моего рождения, и не за травой в степь я тебя посылаю. Послушай, что я имею в виду: в моих закромах лежали сто мешков пшеничной муки, мягкой как снег. Я отвез их царю Соломону в Иерусалим… Теперь закрома пусты, но пол в них покрыт мучной пылью. Эта пыль, вдова Шунамит, уже не моя, она никому не принадлежит, она ничья. Пойди в мои закрома, собери немного пыли и возвращайся к себе в деревню. А по дороге, мой тебе совет, смотри по сторонам, щепку найдешь – подбери, сухую ветку увидишь – подбери… Господь да поможет тебе… А когда придешь домой, замеси мучную пыль водой, поставь на огонь и испеки несколько лепешек, чтобы поддержать свои силы: ешь, радуйся и хвали Господа…

2

Вдова Шунамит сделала так, как посоветовал ей богач. Она наскребла немного мучной пыли в закромах, которые он ей показал, на обратном пути набрала веток, сорванных ветром. Пришла она домой уже ночью, разожгла огонь, добавила к муке воды, замесила тесто. Вышло три маленьких хлебца.

И только она, испекши хлебцы и хваля Господа за Его милость, хочет поднести первый хлебец ко рту, как вдруг дверь с силой распахивается… В хижину вбегает человек и кричит:

– Спаси меня! Умираю! Три дня и три ночи крошки хлеба во рту не было…

И он рассказывает, дрожа от страха и запинаясь, что его деревня сгорела. Среди ночи, когда все спали, начался пожар… С неба пал огонь, и буря разнесла его по всей деревне… Всё сгорело, одни он выбрался живым из пламени и дыма. Всё стало добычей огня: стар и млад, хлеб и хлев, скарб и кров. Три дня и три ночи скитался он, огнем палимый, страхом гонимый, голодом томимый…

Протягивает ему вдова хлебец и говорит:

– Возьми и ступай с миром своей дорогой.

Выходит он из хижины с куском хлеба и исчезает во тьме ночной.

Благодарит вдова Господа за то, что послал Он ей хлеб и доброе дело – спасти человека от смерти – в придачу. И хочет она поднести ко рту второй хлебец.

Дверь снова с силой распахивается, и другой человек вбегает в хижину вдовы с тем же криком:

– Спаси меня! Умираю!

Когда-то он был богат, пас в степи стада овец и коров, жил с женой и детьми в богатых шатрах; сильные юноши стерегли его скот… Вдруг, словно на крыльях ветра, примчались на своих конях бедуины с луками в руках. Стан окружили, тучи стрел пустили, юношей, жену и детей убили, скот угнали и в степь умчали… Когда в степи смолкло эхо набега, поднялся он один живой среди убитых. И вот он уже три дня и три ночи скитается без куска хлеба, едва дополз до ее хижины…

– Смилуйся, – молит, – дай немного хлеба, а то я умру у твоих ног…

От всего сердца протягивает ему вдова Шунамит второй хлебец. Он уходит. Она благодарит и хвалит Господа за то, что судил Он ей второе доброе дело и берется за третий хлебец.

Хочет она откусить от него, как просыпается вдруг северный ветер, валит ее хижину, срывает и уносит крышу из веток и листьев. Разлетаются стены на все четыре стороны. И с новой силой налетает порыв ветра, вырывает из дрожащих рук вдовы третий и последний хлебец и уносит его в ночь, к морю…

И только тогда утихомиривается ветер.

Недвижно, задумчиво стоит вдова Шунамит, точно окаменела.

Вокруг тихо. Улегся ветер, море успокоилось. На водах его, как в зеркале, сверкают первые лучи восходящего солнца. Скоро проснется деревня, счастливые рыбаки отвяжут лодки, забросят сети… Стар и млад выбегут встречать рыбаков и будут кричать от радости: «Голоду конец! Господу хвала! Теперь у нас будет хлеб!»

Но не об этом думает вдова.

Другая дума не выходит у нее из головы.

Чего хочет от нее Бог? Зачем он ей, вдове, такое учинил?

«Зачем учинил мне это Господь?» – не выходит у нее из головы.

Один хлебец Он взял у нее для спасшегося от огня – так! Да святится Имя Его!

Другой – для спасшегося от разбойников! Хвала Господу! Он дал – Он и взял для того, кто важней, чем она…

Но третий хлебец? Вырвать из рук вдовы и швырнуть в море?!.

Этого она не может понять…

И пришло ей в голову, что Бог ничего об этом не знает… Что это ветер сам, по своей воле, не спросясь Господа и против воли Его, назло Ему, сделал!

Иначе и быть не может.

И этого она ветру, этому разбойнику, не простит: она пожалуется на ветер…

Кому?

Царю Соломону.

К нему она пойдет, в Иерусалим, и там станет судиться с ветром!

Недолго думая вдова покрывает голову драным платком и пускается в путь.

Она голодна и измучена, но праведный гнев поддерживает ее в долгом пути. И вот она приходит в Иерусалим.

Приходит, расспрашивает: не покажут ли ей, где дворец царя Соломона. Впускают ее стражники во дворец. Двери у царя Соломона открыты для всех, особенно для вдов. Входит она в зал и падает ниц перед царем Соломоном, который сидит на троне.

– Царь-государь, – говорит вдова, – прошу твоего суда.

– С кем? Я вижу, ты пришла одна.

– С ветром, – отвечает вдова.

Поднимает она лице свое и предъявляет свой иск.

– Справедливо, – говорит царь Соломон. – Ты сказала чистую правду, твое лицо тому свидетель… Оно осунувшееся и усталое, а в тусклых глазах тлеют угли голода. Будь спокойна, Шунамит, твоя правота выйдет наружу, как масло всплывает на воде. Но прежде ты должна отдохнуть с дороги и подкрепиться. Отойди в сторонку, присядь. Мои слуги принесут тебе хлеба и немного вина, чтобы поддержать твои силы, а потом ты выслушаешь мой приговор.

Так она и делает. Отходит в сторонку. Ей показывают место, где сесть, приносят хлеба и вина подкрепиться… В это время в зал входят три человека, судя по одеждам – чужеземцы из далеких стран…

Входят они, мешки на плечах несут. Простерлись чужеземцы перед царем Соломоном трижды – пришли они к нему с просьбой.

– Чего вы хотите, чужеземцы? И что несете вы в мешках за плечами?

Рассказывают они такую историю:

Они богатые купцы из далекой земли. Торгуют драгоценными сосудами и редчайшими, самыми дорогими пряностями. Втроем они пустились в пусть. Втроем плыли по морю в ладье, груженной товарами. Поднялись ветры, взволновалось море, но они не испугались. Они люди бывалые и сильные. И спокойно направляли они ладью с волны на волну.

Но в ладье стало мокро, появилась вода. Где-то течь, а заделать нечем. Что угодно есть в ладье, а смолу забыли! Кричат они в сторону берега, вдруг кто-нибудь услышит и придет на помощь – но никто не слышит. Ветер вырывает крики изо рта, раздирает в клочья и швыряет в море, подхватывают их волны и уносят в ночную тьму…

А вода все прибывает и прибывает, и ладья начинает тонуть… Только бог может им помочь. Но они разноплеменники, и боги у них разные. И боги не слышат их… Взывают они к разным богам, к богам моавитян, филистимлян, к богам всех народов – ни один не отзывается.

Вспоминают они: есть еще один бог, еще одного народа – Бог Израиля. Взывают они к небу: «Бог Израиля, вызволи из беды!»

В то же мгновение порыв ветра со стороны берега зашвырнул что-то с силой в ладью, и заткнул этим дыру.

Сразу же улегся ветер, море успокоилось, и они невредимыми доплыли до берега. Дали они обет: три мешка золота и серебра, что были у них с собой, принести Богу Израиля, который помог им на море…

И пришли они в Землю Израиля.

Идут они и спрашивают повсюду у людей: «Где живет ваш Бог, Бог Израиля?»

Но люди только улыбались и показывали в сторону города Иерусалима. И вот пришли они с мешками на плечах в Иерусалим, и спрашивали всех, кого встречали на улицах: «Где мы можем увидеть вашего Бога? Мы хотим воздать ему почести и благодарность. Где он живет, ваш Бог?»

– Смеются все над нами и ничего не отвечают.

Только очень-очень старый человек остановился и сказал нам: «Нельзя увидеть Бога Израиля, нельзя достигнуть Его…»

– Мало мы поняли из его речей. Только одно хотелось бы нам узнать: как сдержать нам наше слово, данное Богу Израиля? Что делать с тремя мешками золота и серебра? Сказал нам старик, что с этим должны мы обратиться к тебе, к царю Соломону, потому что хоть достигнуть вашего Бога нельзя, но только ты, царь Соломон, посоветуешь нам, что делать с тремя мешками золота и серебра, и этот совет будет согласен с волей вашего Бога, Бога Израиля… Вот и пришли мы к тебе и ждем твоего решения.

Они закончили и пали ниц.

Подзывает царь Соломон вдову Шунамит и спрашивает ее, слышала ли она то, о чем поведали чужеземцы.

Она слышала.

Поворачивается он к чужеземцам и спрашивает:

– Не заметили ли вы, что зашвырнул ветер в ладью с берега, чем заткнул он дыру?

Конечно, заметили. Это был свежий, только что испеченный хлебец. Он у них с собой. И один из трех купцов вынимает из-за пазухи хлебец и показывает его всем.

– Не тот ли это хлебец, Шунамит, что ветер вырвал из твоих рук?

Да, она узнает его.

– Раз так, – говорит Соломон купцам, – если вы хотите сдержать свое слово и выполнить свой обет перед Богом Израиля, то отдайте этой бедной вдове три мешка золота и серебра!

Снова поворачивается царь к Шунамит:

– Возьми это золото и серебро. Они твои. Этим Господь воздает тебе за твои мучения, за твое доброе сердце, страдалица, и платит за третий хлебец.

Вот так-то…

Пошла вдова Шунамит домой, хваля Господа, и проходя мимо усадьбы богача, не нашла ни дома, ни двора – только кучу пепла.

Огонь, рассказали ей, пал с небес и спалил все дотла.