Текст книги "Русская фантастика 2010"

Автор книги: Иар Эльтеррус

Соавторы: Святослав Логинов,Олег Дивов,Александр Громов,Наталья Резанова,Юрий Нестеренко,Алексей Корепанов,Александр Шакилов,Сергей Чекмаев,Майк Гелприн,Ярослав Веров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)

5

Я открыл глаза. Впервые за четыреста сорок циклов своего функционирования я находился в состоянии, которое несовершенные называют сном. Мы лежали на земле, укрытые крыльями Диаманты, ее щека покоилась на моей груди.

В моем блоке памяти сохранились обрывочные картины сновидений. Часть из них была полна тревоги и чувства надвигающейся беды. Мне показалось, что мой аккумулятор работает с перебоями.

– Что случилось? – прошептала Диаманта сквозь сон.

Ответ пришел ко мне сам, минуя логические контуры.

– Мы больше не одни в нашем Саду.

Недавно открытые эфирные врата фонтанировали черными квантами. Вокруг усыхали пораженные деревья, разбегались прочь животные. Вода ручьев покрывалась зеленой накипью.

– Здесь синтеты, – сказали.

– Как они нашли нас?

Я коснулся груди.

– Мой аккумулятор посылает сигнал на кодированной эфирной частоте. Я не могу его отключить. Я до последнего надеялся, что сигнал не будет запеленгован.

– Не вини себя.

Я промолчал. Мысль о том, что случится с Садом, когда синтеты начнут его освоение, была нестерпима.

– Нам надо уходить, – торопила Диаманта. – Есть другие миры, куда я могу открыть проход. Возможно, мне удастся направить сюда кинетов или виталов, и Сад не будет уничтожен.

– Уходим, – кивнул я.

Земля у нас под ногами разверзлась. Я едва успел оттащить Диаманту в сторону. На нас обрушился фонтан камней и грязи. Я развернул навстречу Стену Искажений, закрыл Диаманту собой.

Из-под земли показалась морда железного червя. Верхом на твари, укрывшись за щитком, восседал синтет неизвестной мне серии. Тем не менее он показался мне знакомым.

– Брат мой! – воскликнул он, салютуя дископилой, заменяющей ему кисть. – Как долго же я тебя искал!

– Каппа-IV-3402-M? Это ты?

– Так меня звали раньше. После твоего блестящего расследования на Кремнии я был отправлен на профилактику. Меня приговорили к демонтажу. Сам Корректор Альфа вмешался и не дал отправить меня в переплавку. Теперь я прототип новой серии, брат. Если моя миссия здесь будет успешна, серию запустят в массовое производство. Так что я полон решимости доказать свою полезность делу Синтеза и выполнить свое предназначение.

– Как зовется твоя серия, брат? – спросил я. – В чем теперь твое предназначение?

Измененный Судья наклонился вперед. Его голова скрывалась под шлемом, похожим на остроконечный колпак. Корпус был покрыт броней из неизвестного мне сплава.

– Мое главное предназначение – исполнение приговоров предателям Синтеза, бывший брат. Зови меня Палач.

6

Из распахнувшегося портала на нас с Диамантой бросается ревущая стая пилильщиков. Палач не изменил своей привязанности к этим тварям.

Пилильщики принимаются остервенело кромсать дископилами мою защиту. Долго Стене Искажений такого натиска не выдержать. Я для пробы запускаю в Палача легкое атакующее заклинание. Из мерцания над его головой проступают контуры Персонального Защитника. Покрытый выпуклостями эфирных излучателей диск гасит мое заклинание негативным импульсом. Да, в лобовую его не взять. Надо пробовать обходной путь.

Диаманта прибегает к магии кинетов и вызывает стаю бойцовых авиаков. Они обрушиваются на пилильщиков сверху и дают мне тем самым время проанализировать обстановку. В эфирном спектре я вижу, что пилильщики связаны с Палачом линками перенаправления ущерба. Даже если мне удастся нанести бывшему соратнику удар, пострадают твари, но не он сам. Разумная мера предосторожности, которая при умелом обращении превращается в слабость.

– Диаманта, – говорю я. – Сейчас я дам одной из тварей напасть на меня.

– Ты сошел с ума!

– Нет. Это наш единственный шанс. Не препятствуй мне.

Я открываю проход в Стене Искажений, и самый яростный пилильщик тут же использует эту возможность, чтобы напасть на меня. Рискуя быть распиленным на куски, я подпускаю его вплотную. Собранное наспех заклинание проскакивает между мной и тварью по кратковременному линку.

– Что ты там пытаешься сделать, Тета? – грохочет Палач. – Ты слишком расслабился в этом пасторальном мирке!

Гравитационным импульсом я вышвыриваю пилильщика обратно за Стену. Твари добивают последних авиаков и вот-вот примутся за нас.

– У меня хватит эфира, чтобы развоплотить пилильщиков и Защитника, – шепчет Диаманта. – Но после этого мы останемся с этим убийцей один на один. Я ничем не смогу тебе помочь. Без моего амулета я совсем ослабела.

– Действуй!

Стена Искажений рассыпается гаснущими искрами. Диаманта поднимает руки, взмахивает крыльями. Налетевший эфирный ветер уносит прочь разъяренную стаю и ошеломленного мигающего бортовыми огнями Персонального Защитника. Палач спрыгивает со спины червя. Запитанные от отдельного аккумулятора дископилы на его руках кровожадно ревут.

– Слабая попытка, предатель и шпионка! Испытайте же карающую мощь Синтеза!

Он поднимает руки, разряжает свой аккумулятор. Секунда, другая, ничего не происходит.

– Что такое?

Еще один импульс. Черный эфир расходуется впустую, не оформляясь в исполняющие цепочки заклинаний. Палач застывает в растерянности.

– Сколько бы энергии ни было в твоем распоряжении, – говорю я, – она бесполезна, если заклинания стерты из твоих запоминающих блоков.

– Как… как ты?..

– Вирусное заклинание. Я заразил им твоего пилильщика, а ты получил его через эфирный линк. Ты всегда отдавал предпочтение грубой силе, Каппа.

Между моих ладоней рождается черный смертоносный клубок. Палач отступает назад, протягивает ко мне отключенные дископилы.

– Брат, пощади меня!

Вокруг нас сожженная земля, расщепленные стволы деревьев. Диаманта пытается что-то сказать, но я слышу только рев черного потока, идущего сквозь меня.

– Истина в том, – говорю я, – что ты мне не брат.

Мое заклинание вырывает энергию из его аккумулятора и превращает в импульс разрушительной силы. Прототип новой серии Палач превращается в облако плазмы и пепла. Скоро пойдет дождь и смоет останки в ближайшую реку. Мир очистится.

– Пойдем, – я обращаюсь к Диаманте. – Нам надо уничтожить эфирные врата.

7

Когда мы подошли к вратам, разрозненные кванты собирались над ними в облако. Я узнал в нем двуликого Корректора Альфу. Его трехглазое лицо больше не вызывало у меня трепета.

– Будь я несовершенен, я бы мог испытывать удивление, – сказал Альфа. – Твои возможности далеко превосходят наши прогнозы. Должен известить тебя, Тета-IV-3402, что ты теперь возглавляешь реестр главных врагов Синтеза.

– Зови меня просто Тета, – сказал я.

Он не отреагировал. У меня даже возникли сомнения, что канал связи был двухсторонним.

– Я отдал приказ о расконсервации Омеги. Его поисковый модуль настроен на твою персональную частоту. Где бы ты ни оказался, Карающий Ангел Синтеза последует за тобой. Это наш последний разговор, Тета-IV-3402. Прощай.

– Прощай, Корректор. Желаю тебе ржаветь до скончания вечности.

Взрыв разметал останки эфирных ворот, и угрожающий лик Корректора исчез.

8

– Кто такой Омега? – спросила Диаманта.

– Когда-то он был кинетом. У вас его называли Архонтом Смерти.

– Это легенда.

– Увы, это реальность, Диаманта. Архонт Смерти, основатель касты танталов. Непревзойденный ассасин. Он так не хотел умирать, что пошел на сговор с синтетами. Совершенные создали для Архонта бессмертное механическое тело. Когда он понял свою ошибку, было поздно. Его воля оказалась навеки подчинена Синтезу. – Я коснулся ствола дерева, обожженного взрывом эфирных врат. – Корректоры используют Омегу, когда не остается других средств. Он уничтожал целые народы. С ним бесполезно сражаться, его память вобрала тысячи эфирных циклов непрерывной войны.

Мне было жаль, что мои металлические пальцы не чувствуют рисунка коры. Я был усталым механизмом, чей завод подошел к концу.

– Беги, – попросил я. – Я останусь и задержу его. Уведу от тебя.

– Мы убежим вместе, – голос Диаманты был непреклонен. – Я не оставлю тебя.

Я мог сказать: «Ты не понимаешь, с чем мы имеем дело». Я мог просить, убеждать, кричать на нее. Но я поступил иначе.

– Хорошо. Мы убежим вместе, – сказал я.

Мое предназначение – устанавливать истину. Это не значит, что я не умею лгать.

Диаманта увела меня в горы, к скрытым в пещере эфирным вратам. Пока она плела заклинание, открывающее врата, я озирался по сторонам.

Предчувствие беды было со мной. Я привык к нему, как привыкают к постоянной ноше. Благо терпеть мне оставалось недолго.

От входа в пещеру начиналась узкая тропинка, убегавшая в проход между скалами. Пожалуй, я не встречал во всем Саду более угрюмого места. За нависавшими горными пиками не было видно неба. Всюду голый камень, не приютивший даже мха.

Из пещеры пахнуло жаром. На пороге появилась Диаманта.

– Врата ведут в один из миров Хаоса, – сказала она. – Там нас встретят мои союзники и проведут в безопасное место. Они же задержат любую погоню.

– Кроме той, что следует за нами, – сказал я.

Где-то поблизости ткань мира готовилась прорваться под напором черного Эфира. Ангел Омега неотвратимо шел по моему следу.

– Прости, Диаманта, – сказал я.

Заготовленное парализующее заклинание превратило Диаманту в прекрасную белую статую. Я коснулся губами ее удивленных глаз.

– Прости, – повторил я. – Здесь наши дороги расходятся.

Я поднял ее на руки и пронес через красные врата. Заклинание паралича должно было скоро растаять. Я накрыл Диаманту защитным куполом, на прощание поцеловал край ее белого крыла.

После того как я вернулся через врата, я уничтожил их и стер все следы в эфирном спектре. Ищейкам Синтеза придется попотеть. Моя Диаманта будет к моменту прорыва далеко, а их на том конце эфирного коридора будут поджидать разъяренные вторжением хаоты.

Ставя точку, я обрушил заклинанием своды пещеры. После чего спустился по тропинке в проход между скал и стал ждать.

9

В небесах распахнулась черная дыра. Налетевший ветер покрыл изморозью скалы. Из небесных врат, раскрыв железные крылья, опустился Ангел в сверкающей броне. В его сложенных на груди руках темнели серпы, о которых я знал, что они сделаны из кристаллизованного черного эфира. Для оружия Омеги не существовало препятствий.

– Тета-IV-3402, – услышал я мертвый голос. – Волей Совершенных ты обречен на уничтожение. Я не вижу с тобой шпионки кинетов. Вас должна постигнуть одинаковая участь.

С крыльев Омеги на меня взирали глаза, лишенные зрачков. Сотни равнодушных глаз.

– Кто-то говорит – Расчет, – сказал я. – Кто-то – Судьба. Кто-то – Случайность. Кто-то – Воля. В конце концов, не имеет значения, что предопределило нашу встречу.

– Я не понимаю тебя.

Я обращался не к нему. Мне не о чем было говорить с воплощенной Смертью.

– Встреча с тобой лишила меня предназначения, Диаманта. Мне не нужно было устанавливать истину, она рождалась сама собой, когда ты была рядом. Свое новое предназначение я выбираю сам. Вопреки своим создателям, вопреки тебе и зову своего железного сердца.

– Я чувствую повышенную концентрацию эфира, – произнес Ангел Омега. – Ее источник – предмет в твоих руках. Это…

– Мой эфирный аккумулятор. емкость – миллион квантов. Предохранительный контур расплавлен, запущена неконтролируемая реакция.

– Прогнозируемая мощность взрыва…

Ангел не договорил. Со всей возможной скоростью он устремился вверх, к вратам. Нет, не успеет. Даже если бы и успел – выброс энергии такой мощности пройдет сквозь врата.

– У хаотов есть легенда о герое, который вырвал свое огненное сердце, чтобы осветить путь соплеменникам. Похожие истории рассказывают кинеты и виталы. Только у народа Синтеза нет легенды.

Я поднял аккумулятор, который уже начал плавить мои ладони, над головой. Вспыхнуло ослепительное сияние, и мне на мгновение показалось, что белые крылья нежно обнимают меня. Мой шепот, мои голосовые модули, все мое тело – все стало чистым и невесомым светом.

Может быть, легенда родится сегодня.

Александр Григоров
Класс млекопитающие

На ступенях перед входом в Палеонтологический Музей Искусства собралась ватага подростков. Пацаны пили пиво, курили и резались в карты; девочки тоже потягивали сигаретки и хихикали о своем, о женском.

От кучки игроков послышался мат – кто-то проиграл. Из будки вылез охранник – в черной форме, с дубинкой на поясе. Отобрал карты, дал по затылку первому попавшемуся горе-катале и велел ждать тихо: скоро пойдете. Получив в спину очередь из неприличных жестов, ушел. Его догнал мальчишка, который все это время сидел за колонной и листал электронную книгу. Ростом он был выше сверстников, но сложен нескладно: худой, высокий, да еще и шагал так, будто готовился выйти на сцену или арену цирка, – неестественно выпятив грудь и выгнув спину.

Вслед донеслось:

– О, Чудаков побежал мента доставать! Теперь ему не до нас. Сдавай, Леха.

Спрятав книгу в поясной чехол, Чудаков спросил охранника:

– Господин сержант, а сколько длится экскурсия? В среднем?

Охранник ответил, глядя поверх головы Чудакова:

– Я не засекал – оно мне нужно? Грят, были случаи, люди по несколько суток сидели. Всех не упомнишь: вошел посетитель, а когда вышел – кто его знает.

– А я думал, на ночь из музея всех выгоняют…

– На последний этаж вход обслуге запрещен. Туда только директор заходит и научные сотрудники. Там все заблудшие и сидят.

– Почему же директор оттуда никого не выгоняет?

Охранник выглядел немногим старше Чудакова, но форма и дубинка позволяли ему чувствовать себя мудрее:

– Я сам недавно служу, но начальник охраны грит, мол, директор только рад, что на последнем этаже есть люди. Его, кстати, недавно достроили: вишь, кладка свежая.

Чудаков оглянулся на ступени перед входом. Одноклассники по-прежнему дурачились в ожидании экскурсовода.

– А сами-то вы на экскурсии были? – спросил Чудаков, рассматривая дубинку.

– Не-а, – сержант повернулся спиной. – Как по мне, кино лучше…

Возле входа началось шевеление – класс обступил учительницу. Чудаков поспешил занять место в строю, пахнущем косметикой и перегаром.

– 12-й «Б», вам повезло – экскурсию будет вести сам директор музея. – Учительница кивнула в сторону щуплого очкарика.

Двери открылись, подростки потянулись в нутро музея, оставляя за собой пустые бутылки, пакеты от чипсов и окурки. Чудаков заходил последним и, пока не закрылась дверь, успел посмотреть на охранника. Тот тасовал отобранную колоду карт, пожевывая спичку. Махнул Чудакову рукой – на прощание.

В холле висели картины, возвышались статуи и бюсты, фоном звучала классическая музыка. Экскурсовод вывел класс на середину зала и стал в центре живого кольца, под прицелом глумливых взглядов.

– Здравствуйте, дети.

– Привет, ботаник, – отозвался из круга оцепления двоечник Подорванный.

Класс заржал, повинуясь условному рефлексу – раз штатный юморист что-то брякнул, надо смеяться.

«Ботаник» ответил ровным голосом:

– Тогда лучше – историк.

– Что – историк? – Подорванный не привык получать сдачи ни на словах, ни в драке, поэтому к продолжению разговора оказался не готов.

– Если вам угодно как-то прозвать меня, то лучше – историком. Ботаника – наука о растениях, я в ней, признаться, не силен.

– А разве историк не может быть ботаником? – спросила ехидная Журавлева.

Ватага вновь засмеялась, уже громче – почуяли победу.

– В принципе может. – Историк держался с достоинством, глядя поверх очков на боевые позиции противника. – Но тогда придется учиться вдвое больше – времени на глупые вопросы не останется.

Класс умолк в поисках колкости, а Чудаков позволил себе улыбнуться. Историк кивнул в сторону благодарного зрителя одноклассники покосились как на предателя.

– Если вопросов больше нет, – экскурсовод сделал ударение на последнем слове, – тогда, пожалуй, начнем.

Подошли к стене с барельефом. На нем крайней слева изображена обезьяна, правее – обезьяна на задних лапах, дальше – прямоходящая обезьяна, человекообразный крепыш, и, наконец, Homo Sapiens – царство Животные, класс Млекопитающие. Чудаков помнил эту картинку по урокам биологии. Тогда по классу ходил учебник Подорванного, где тот дорисовал пращурам части тела. Точнее, одну часть.

Барельеф отличался от книжного рисунка деталями. Чудаков протиснулся в первый ряд, чтобы рассмотреть подробнее.

Подорванный тоже узнал изображение – щерился и толкал соседей в бока.

Отработанным движением историк направил луч указки на крайнюю слева обезьяну.

– Перед вами – схема эволюции искусства. Она перекликается со схемой биологической эволюции, что неудивительно: творчество – это продукт человеческой мысли. На оси времени первым изображен аналфабетус – Человек Неграмотный…

Одинокие сдавленные смешки переросли в общий хохот. Подорванный и присные картежники схватились за животы.

– Анал-фабетус! – двоечник выговорил слово на выдохе – вдохнуть мешал смех.

Чудаков задрал голову, сощурил глаза и присмотрелся.

У Человека Неграмотного на спине тяжкой ношей лежит огромная книга – она-то и заставляет беднягу стоять на четвереньках. Его сосед справа, оказывается, вовсе не идет, а, сгорбившись, сидит за столом и читает книгу поменьше.

Когда истерика прошла, экскурсовод продолжил:

– Следующий за ним – так называемый HomoEducatus, Человек Грамотный.

Экскурсовод сделал паузу. Школьники ожидали смешного слова, но просчитались.

Чудаков забежал вперед рассказа – уже рассмотрел следующих персонажей.

– Далее идет аналог биологического Человека Умелого – трансферопитек, Человек Передающий; за ним – HomoCreatorus, Человек Творящий.

Трансферопитек держит не палку, как показалось Чудакову сначала, а «журавль» – таким пользуются журналисты, чтобы в кадре не появлялась рука с микрофоном. У Человека Творящего – кисть, он стоя рисует на мольберте.

– Завершает композицию HomoDucerus – Человек Ведущий. – Историк поправил очки. – Теперь поднимаемся на второй этаж и ждем меня. Руками ничего не трогать!

Чудаков выходил из холла спиной вперед – старался напоследок усмотреть неуловимое нечто в облике Человека Ведущего. Ничего особенного: голый мужчина с развитой мускулатурой и устремленным вперед взглядом. Никаких подручных средств. HomoDucerus просто вел за собой недоразвитую часть человечества.

Возле двери в зал второго этажа образовался затор – узкий дверной проем не смог впустить всех школьников сразу. Когда историк протиснулся в окутанный темнотой зал, там уже орудовала шайка Подорванного.

Вспыхнуло. Мелькнуло лицо. Ломающимся басом прозвучало матерное слово.

– Я же просил ничего не трогать! – крикнул экскурсовод и щелкнул рубильником, до которого не успели добраться вандалы.

Дальняя стена зала ожила объемным изображением.

Африканские джунгли: деревья, кустарники, лианы; за ними – озерцо в обрамлении пальм. На переднем плане чинно идет саблезубый тигр, поворачивается в зал и раскрывает страшную пасть с длинными острыми клыками.

Девочки дружно визжат. Подорванный ругается театральным шепотом.

В лазурном небе парит орел. Из кустов высовывается гиена, пугается хруста веток и исчезает в недрах видеореконструкции. С дерева спускается крупная обезьяна, похожая на особь с барельефа.

Экспозиция замерла. Внимание переключилось на историка, держащего в руке пульт.

– Австралопитек, его вы видите в центре, является не только прародителем человека, но и прообразом аналфабетуса. – На этот раз никто не смеялся, все застыли в изумлении. – Не знающий грамоты индивид далек от культуры и искусства. Он способен ориентироваться лишь на инстинкты. Какие минимальные жизненные потребности вы знаете?

За всех ответил Подорванный:

– Пожрать, поспать и…

Журавлева прыснула в кулак, хотя договорить Подорванный побоялся. Остальные девочки покраснели, это было заметно даже в полумраке.

– Совершенно верно, – историк ждал такого ответа. – Человек Неграмотный обладает лишь зачатками разума, и природа развивает его, подбрасывая задачи на выживание: какой плод съесть? на какое животное можно охотиться, а какое само может пообедать охотником? с какой самкой спариваться, чтобы получить здоровое потомство?

Журавлева опять прыснула.

– Аналфабетус даже не подозревает о том, что обладает культурой, пусть и примитивной, с нашей точки зрения. Это все равно что диванному клопу объяснять понятие высоты. Тем не менее такое звено необходимо творческой эволюции как отправная точка. В конце концов, все мы рождаемся неграмотными и приобретаем знания в ходе жизни. Другой вопрос – какие, сколько и как быстро.

Картинка вновь пришла в движение.

Обезьяна, принюхиваясь, крутится на месте. Появляется лев, от которого пращур бросается наутек. Погоня переходит на другую стену, где обезьяна плавно превращается в человека в набедренной повязке и копьем в руке, а пещерное чудище – в тигра. Охотник пронзает хищника, разворачивается и берется за плуг, в который впряжен вол. Далее крестьянин перетекает в рудокопа с киркой, затем – в красноносого токаря, стоящего возле станка. Действие заканчивается на третьей стене: аналфабетус торгует пивом.

Историк щелкнул пультом и поводил лучом указки по стоп-кадру.

– Возможно, вам приходилось слышать выражение «нулевой читатель». Так литераторы называют воображаемого читателя с низким уровнем знаний. Дескать, если даже он поймет, о чем речь, то остальные и подавно. Похожим термином пользуются и режиссеры. Вот вам и ценность для искусства Человека Неграмотного. Правда, первая и последняя.

Продавец превратился в обезьяну и побежал к четвертой стене. Там он с ловкостью уселся за парту, затем спрыгнул к огромному глобусу и покрутил его. На школьной доске пращур написал несколько букв и продолжил суетиться между учебными пособиями.

– Как видите, внешне HomoEducatus мало чем отличается от своего неграмотного сородича – как афарский австралопитек от африканского. – Экскурсовод продолжал гонять обезьяну по видеореконструкции, нажимая кнопки на пульте. – Главные изменения происходят в высшей нервной системе: развивается образное мышление, зарождается интерес к новому. Заметьте, теперь это не вопрос жизни и смерти, а тяга к познанию.

Человек Образованный привстал на задние конечности, чтобы передними схватить пластиковый прямоугольник, похожий на аттестат.

Картинка исчезла, зажегся свет. Помещение оказалось пустым – четыре голые стены.

– Пройдемте дальше, – скомандовал историк.

На третьем этаже у входа в зал школьники выстроились в очередь. Экскурсовод прошел мимо молчаливого строя и открыл дверь. Никто не рванулся вслед. Внутри щелкнуло, пол осветился разноцветными отблесками. Послышался голос историка:

– Прошу заходить.

Двенадцатиклассники оказались на стоянке первобытных людей. В углу чернела пещера, посередине горел костер, вокруг расположились обросшие шерстью особи. Гостей они не замечали. Самцы разделывали тушу мамонта, самки возились с детишками. Объемная графика с эффектом полного присутствия – новейшая технология, по сравнению с которой «кино» на втором этаже – прошлый век.

Историк зашел прямо в костер, чем вызвал вздох восхищения. Оттуда, из мнимого пламени, продолжил лекцию:

– Трансферопитека в первом приближении можно сравнить с Человеком Умелым. Он обладает минимальным набором знаний и даже пытается пользоваться ими во благо себе и окружающим. Впрочем, как и во вред. Ведь из заостренного куска камня можно сделать примитивный топор, годящийся и для охоты на дичь, и для убийства соседа. С точки зрения искусства ситуация выглядит проще – Человек Умелый еще не научился врать, а значит, не вредит с помощью информации.

Историк вышел из костра и направился к пещере. Туда же робко потянулась вся труппа, проходя сквозь камни и мохнатые фигуры.

В пещере обнаружился еще один член общины, долбящий камнем стену. В желтоватом отсвете виднелись высеченные рисунки – примитивные, но по-своему изящные.

– Этот человек изображает сцены охоты, приготовления пищи, общинного быта. На это у него уходит вся мыслительная энергия, для лжи в голове просто не остается места. Спустя тысячелетия потомки этого очаровательного репортера догадаются, что действительность можно искажать. И воспользуются более совершенными орудиями труда.

В зале стала меняться обстановка, переходя из одной сцены в другую.

Китаец пишет палочкой на сырой глине, монах черкает пером в толстом фолианте при свече, денди в клетчатом костюме щелкает на печатной машинке. И в каждом из них (чудесное свойство трехмерной экспозиции?) узнается пещерный художник.

Весь объем зала превращается в редакцию газеты. Одни пишут, другие верстают, третьи печатают. Каждый занят своим делом, как племя во время стоянки.

Картинка гаснет – в зале загорается яркий свет. Историк бросается в угол, где была пещера, – там стоит Подорванный с маркером в руке. На белой стене зеленеет неприличное слово.

Парень хотел написать комментарий к наскальным рисункам, а получилось самодостаточное произведение.

Историк взял Подорванного за локоть и потащил к выходу. Чудаков достал платок, чтобы стереть пакость, но надпись исчезла сама – стенам было не привыкать к изыскам потомков пещерных людей.

Класс высыпал в коридор. Историк закрыл дверь электронным ключом и сообщил:

– На этом экскурсия окончена. Всего доброго.

Снова ощутил себя в плотном кольце, под прицелами глаз. На сей раз в них виднелась не смертельная злость, но безопасное любопытство – «расстреливать два раза уставы не велят».

Чудаков сделал шаг вперед:

– Разве мы не дойдем до вершины эволюции? Вы не можете бросить нас на полпути.

Историк снял очки и сунул их в карман серого, как пыль веков, пиджака.

– А я и не собирался вас бросать. Но имею право прекратить экскурсию ввиду неудовлетворительного поведения члена группы.

– Но он же один, – удивилась Журавлева и показала в сторону Подорванного, – а нас много. Из-за него одного останавливать всю историю?

– Чаще всего так и бывает. – Историк разрубил ладонью воздух. – Один тормозит все развитие.

Разорвал кольцо заточения, направился по коридору к лестнице, чеканя шаг по скрипучему паркету.

– Подождите! – крикнул вслед Чудаков и подбежал к Подорванному, который болтал ногами, свешенными с подоконника, и делал вид, что ему все равно.

Чудаков взял за плечо двоечника и легко поставил его на ноги. От такой бесцеремонности Подорванный опешил, но в драку не полез – и так отличился достаточно. Чудаков посмотрел сверху вниз, впервые за годы учебы используя преимущество в росте. Казалось, готов был ударить зарвавшегося картежника.

– Что тебе нужно? – Чудаков тряс Подорванного за грудки. – Что сделать, чтобы тебя не было ни видно, ни слышно до конца экскурсии?

Кто-то из класса вслух сказал: «Дать по морде».

Хулиган вырвался и с брезгливостью поправил измятую рубашку.

– А вот отдай мне свою электронную книгу. – Подорванный показал пальцем на поясной футляр Чудакова.

– Зачем она тебе?

– Читать буду!

Прямота ответа сбила Чудакова с толку. Все же он расстегнул футляр и показал книгу Подорванному, а потом – одноклассникам.

– После экскурсии она твоя. Даю слово.

Картежник, двоечник и лоботряс Подорванный перевел взгляд с Чудакова на ватагу и кивнул – мол, вы свидетели. Одобрительный гул скрепил сделку. Будущий обладатель электронной книги поднял руки и стал в экскурсионный строй: сдаюсь, веду себя тихо.

Наблюдавший за сценой историк снова надел очки. Сделал приглашающий жест – класс отреагировал движением.

Экскурсия поднялась на четвертый этаж.

– С течением времени передача информации получила новое развитие. Человек научился скрывать посылы за выдумкой, – говорил историк, открывая дверь. – Чем искусней выдумщик, тем интереснее его слушать или читать. Собственно, отсюда и произошло понятие «искусство» как мы его понимаем сейчас.

Наконец щелкнул замок, дверь открылась, и экскурсовод исчез в темноте зала. Оттуда слышался удаляющийся голос:

– Ярким образцом служит театр. Развлечение зрителя захватывающими историями на первый взгляд не несет полезной информации. Но стоит вчитаться в пьесу, как мы получим представление не только о быте описываемого времени, но и о морали, политике, предрассудках. А ведь, скажем, Еврипид пользовался теми же буквами, что и писцы, составлявшие торговые расчеты.

В дальнем конце зала луч света выхватил белый клавесин, за которым расположился историк. Класс потянулся к нему, с опаской ступая впотьмах.

Пальцы легли на клавиши, зазвучала мелодия. Историк продолжил мысль, не отрываясь от игры:

– Равно как и Моцарт писал музыку теми же нотами, что извлекает полковой трубач при сигнале о наступлении. Сущность человеческого гения в том, чтобы облечь информацию в форму простую, но трогающую душу. Да-да, именно здесь на авансцену и выходит духовность как признак восприимчивости искусства.

Словно услышав эти слова, в центр зала вышел обнаженный мужчина. Зажглись цветные напольные лампы: свет не разогнал темноту – ласково попросил потесниться. Зрители оказались в центре представления, невольными его участниками. Мужчина остановился и поиграл рельефными мускулами. Девочки захлопали в ладоши – нестройные аплодисменты утонули в таинственной музыкальной мессе. Стало заметно, что все тело мужчины иссечено шрамами. У обнаженного в руке появился метательный диск. Атлет покрутился вокруг своей оси, присел для броска, но в тот же миг застыл, превращаясь в статую – белую, с безупречно гладкой кожей.

Из другого утла зала, проходя сквозь сбившихся в кучку школьников, вышла старуха с кошелем, полным монет. Карга заметно хромала и вблизи производила впечатление жалкое и отторгающее. Направилась в середину зала и остановилась рядом с дискоболом. Повернулась лицом к школьникам с отвратительным звуком – то ли скрипнула половица, то ли организм издал непотребный звук. Старуха протянула перед собой кошель, сдернула накидку с правого плеча и обнажила морщинистую грудь. Застыла улыбка, в беззубом рту сверкнули два резца, проявилась золоченая рама – видение стало картиной. Игра полутонов, насыщенные краски, точный мазок – шедевр эпохи Ренессанса.

Зазвучал бодрый мотив. Появились четверо господ: трое в голубых накидках, шляпах с перьями и панталонах, заправленных в ботфорты; один в кожаном жилете, дырявых штанах в обтяжку и стоптанных башмаках. Все – при шпагах; у троицы имелись мушкеты. Пахло от компании дурно – Чудакову захотелось помыться, причем немедленно. Лица у гостей оказались под стать запаху: красные носы и щеки сдавали с потрохами бывалых выпивох, а гнилые зубы портили и без того неприятные ухмылки. Ни дать ни взять бандиты с большой дороги. Они достали шпаги, готовясь отражать атаку.

Нападающие материализовались буквально отовсюду: со стен, потолка и даже из-под пола бросились враги в красных накидках. Завязалась драка. Мушкетеры отбивали выпады гвардейцев с изящной легкостью, меняя личины бродячих преступников на светлые образы литературных героев.

Подорванный не выдержал и бросился в гущу событий, раздавая красным пинки и зуботычины. Ишь чего затеяли – такой оравой на четверых! В отличие от предыдущей экспозиции, здесь можно было взаимодействовать с персонажами выставки, как в виртуальной реальности.