Текст книги "Русская фантастика 2010"

Автор книги: Иар Эльтеррус

Соавторы: Святослав Логинов,Олег Дивов,Александр Громов,Наталья Резанова,Юрий Нестеренко,Алексей Корепанов,Александр Шакилов,Сергей Чекмаев,Майк Гелприн,Ярослав Веров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 39 страниц)

Документ 9. Перехват телефонного звонка
(источник: архив московской полиции)

– Андрей, здравствуй. Ну, я узнал. Физики свою микроволновку опять спалили, на этот раз окончательно. Чинить будут месяц, не меньше. Теперь это… Ты сидишь? Тогда сядь. Оба раза они запускались с нами одновременно. У нас, оказывается, полное совпадение графиков работ.

– Мама дорогая… Ты не выяснил, их допрашивали?

– Ха! Допрашивали… Из них всю душу вымотали – и Охрана, и полиция. Мы, знаешь, по сравнению с физиками очень легко отделались.

– Ну… Не уверен, не уверен… Хорошо, давай сделаем на всякий случай вот что. Садись-ка, брат, и переписывай график на следующую неделю. Полевой выход сдвигаем на утро. Часиков на девять.

– Думаешь, опять будет?..

– Не думаю. Боюсь!

– Ладно, ладно, я все сделаю. Слушай, может, тогда вообще на выходные передвинем?

– Неудобно. Ребятам тоже отдыхать надо. Да ерунда, нам главное, чтобы по времени не совпало, эта дрянь обычно начинается около семи вечера… И позвони Бобби! Скажи, если увижу его хитрую черную морду в радиусе километра от лаборатории – пусть пеняет на себя!

– Забудь. Бобби уже звонил, сказал, за ним какие-то странные типы по пятам ходят. Говорит, скорее всего, из полиции. А может, и из контрразведки.

– Контрразведка, как же… Ну вот и ладушки, пускай от них бегает. Обойдемся без Бобби, сами в бубен постучим, да и эти его благовония вонючие надоели уже, вся лаборатория пропахла… Стоп! А бубен-то он в прошлый раз с собой унес!

– Это не беда, Олег чукотский достал, шаманский. Я его пробовал, там такие низы богатые, чуть-чуть тюкнешь колотушкой – люстра качаться начинает. Пять минут – и полный транс.

– Хм… Ну раз ты пробовал – верю. А откуда бубен?

– У наших чукчей с биофака выменяли. На ведро огненной воды. Надо будет потом это ведро списать как-то. В смысле, и емкость, и содержимое. Контакты придумаем чем протирать, а вот пол мыть без ведра неудобно, и раковина пачкается…

– Спишем. Кстати, об огненной воде!

– Все – как стеклышко, шеф. Все – как стеклышко.

Документ 10. Записка
(источник: архив контрразведки, фотокопия, перевод с зулу, часть терминов – приблизительный перевод с зулу)

О, могучий воин, победитель львов и носорогов, великий колдун, повелитель живых и мертвых, возлюбленный мой отец Чрезвычайный и Полномочный Посол Джозеф Б.Х.Патапамба!

Русские друзья очень умные, но, как говорится, что черному хорошо, то белому смерть. Они искали [Дверь Во Все Двери?], а открыли [калитку?] неведомо куда. Нам это неинтересно – тот мир занят, там живут какие-то другие русские, страшно злобные.

Наблюдая их повадки, я понял: они там у себя всех уже победили и теперь не знают, чем заняться. Хорошо, что наши русские никогда не были нацией воинов, – а то бы просто беда.

«Группу KTG» вот-вот распустят, значит, мне пора переводиться в другой европейский университет. Желательно успеть, пока не настала зима, а то я так и не научился согреваться по-русски, каждый раз потом падаю в сугроб и замерзаю окончательно.

Буду скучать по друзьям, но долг перед нашим народом превыше всего. Почему бы мне не поехать в Сорбонну? Говорят, французы тоже неплохо продвинулись в поисках [Двери?]. Да и теплее там у них.

У меня еще остался [волшебный порошок?]. Я не смогу принять участие в следующем бдении русских, за мной по пятам ходят соглядатаи, но попробую поддержать друзей на расстоянии. Они упорно и отважно ищут [Дверь?], а психология слишком молодая наука, чтобы деятельно помочь им в этом.

Тем не менее белые на верном пути. Надеюсь, однажды откроется [Дверь?], и я буду рядом, чтобы запомнить путь. Тогда мы уйдем отсюда, и никто нас больше не потревожит.

Много воды, много еды желает тебе сын твой Роберт.

P.S. Скажи, пожалуйста, маме, не надо опять дарить мне шапку-ушанку, я все равно ее не надену, потому что выгляжу в ней полным придурком. И так весь Универ знает, что я идиот, куда уж дальше.

Документ 11. Докладная
Москва, 27 сентября 1982 г.

Его Превосходительству г-ну ректору.

От и.о. начальника Охраны Подопригора В.Н.

О расследовании событий 26 сентября на территории

Исторического Здания Университета.

Ваше Превосходительство, уважаемый господин ректор.

26 сентября в 09.15 на территории перед входом в Историческое Здание Университета на ул. Моховая произошло аномальное явление, аналогичное известным событиям 12 и 19 сентября. На этот раз дрожание воздуха возникло перед входом в здание, у памятника М.В. Ломоносову. Рядом гуляли и курили студенты, числом около 50 человек, в ожидании начала занятий. Все они ощутили беспричинный страх и отбежали к дверям здания. В давке никто серьезно не пострадал.

Вокруг памятника возникло марево неясной природы, оно медленно распространялось во все стороны. Примерно в 09:20 из-за границы марева к памятнику вышел неустановленный мужчина. По описаниям свидетелей, человек «огромного роста», «богатырского сложения», «с бородой». В одной руке мужчина нес стеклянную банку с жидкостью, цветом и консистенцией напоминающей темный мед. В другой руке у мужчины была фуражка с серой тульей и красным околышем.

Мужчина подошел к памятнику и взобрался на постамент. Затем он ухватил фуражку в зубы и с неожиданной для своей комплекции ловкостью залез М.В. Ломоносову на плечи. Там он опростал содержимое банки в фуражку, после чего налепил фуражку на голову М.В. Ломоносову. После чего слез с памятника и покинул территорию Исторического Здания, скрывшись за границей марева вместе с пустой банкой.

Весь инцидент занял не больше двух минут.

Еще через несколько минут марево исчезло, и территория приняла прежний вид, если не считать фуражки на голове М.В. Ломоносова.

Охраной немедленно были приняты меры по эвакуации студентов внутрь здания и огораживанию памятника для экспертизы.

Проведенным расследованием установлено следующее.

Жидкость, вылитая на голову М.В. Ломоносову, это эпоксидная смола с пластификатором (заключение лаборатории химического факультета прилагается), аналогичная современным образцам. Голова М.В. Ломоносова на данный момент приведена в полный порядок.

Фуражка серого цвета с красным околышем сильно пострадала при отделении от головы М.В. Ломоносова, однако можно заключить, что она соответствует 59-му размеру. На фуражке есть кокарда неустановленного образца, основным элементом которой является пятиконечная красная звезда со вписанным в нее символом перекрещенных серпа и молота. По заключению теологического факультета (прилагается), эмблема может принадлежать ранее неизвестной секте сатанистов с уклоном в народничество.

По результатам событий предлагаю:

– установить стационарное ограждение вокруг памятника М.В. Ломоносову;

– устранить допуск посторонних к Историческому Зданию Университета, для чего организовать три контрольно-пропускных пункта сообразно числу проходов на территорию (смета и должностное расписание прилагается);

– запретить курение на площадке перед ИЗ МГУ;

– установить решетки на окнах первого этажа.

Также прошу Вашего разрешения приступить к негласному расследованию возможной сатанистской деятельности в Университете.

Продолжаются розыски садового трактора, бесследно исчезнувшего во время инцидента 12 сентября.

С уважением,

Подопригора В.Н.

РЕЗОЛЮЦИЯ РЕКТОРА:

[Ну вот, наконец-то вменяемый доклад! А я уж и не надеялся.] Предложения отклонить, как несообразные ситуации. Подготовить приказы:

– о назначении Подопригора В.Н. начальником Охраны;

– о нездоровой обстановке на теологическом факультете;

– о запрете курения на всей территории, прилегающей к ИЗ МГУ на Моховой;

– об удовлетворении прошения доцента психфака к.п.н. Волконского А. С. об отпуске за свой счет;

– о приостановке в одностороннем порядке контракта с Time Research Fnd.;

– о расформировании «временной исследовательской группы KTG».

В архив.

Документ 12. Информационное сообщение
(«Московский обозреватель», 3 октября 1982 г.)

Госпитализирован с инфарктом М.А. Суслов, видный теоретик монархизма, ведущий идеолог «Союза русского народа». Несмотря на преклонный возраст (он родился в 1902 году), популярный политик находился в отменной форме. Внезапное ухудшение здоровья Михаила Андреевича его приближенные связывают с шоком, испытанным при чтении вечерних газет.

Напоминаем, что сегодня утром по каналам информационных агентств прошло сообщение об очередном удивительном происшествии в Московском Университете. Студенты, пришедшие в так называемое Историческое Здание МГУ на Моховой, обнаружили на стене у двери здания мраморную памятную доску. Доска белого мрамора с золотыми буквами сейчас отделена от стены и направлена на экспертизу, но свидетели успели переписать текст с нее. Он гласит: «Здесь преподавал видный деятель Советского государства и Коммунистической партии член Политбюро ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов (1902–1982)».

Политологи теряются в догадках, что может означать загадочная надпись. Коммунисты еще утром заявили в этой связи официальный протест. Общество восприняло случившееся скорее как дурную шутку, и новость уже обрастает анекдотами. Днем наша редакция получила телеграмму из белорусской деревни Савецкая с заверениями в том, что деревня и не думала объявлять себя суверенным государством.

Тем не менее мы со все возрастающей озабоченностью следим за развитием событий в Московском Университете.

Майк Гелприн
Исход

Саня уцелел лишь потому, что поверил. Сразу, без оглядки.

– Уходите! – орал на бегу Володька Подлепич из второго оцепления. – Уносите ноги, кто жить хочет!

Володька пронесся в двух шагах от Сани, с маху сиганул через окоп, упал грудью на бруствер, подтянулся на руках и через секунду исчез в ночи.

Саня вскочил на ноги. Несмотря на удушливый зной, его мгновенно прошиб озноб. «Неужели началось? – метнулась заполошная мысль. – Неужели-таки подставили, суки?! Подставили сотни тысяч человек!»

Кто-то грузный на бегу толкнул Саню плечом, выматерился, помчался дальше. За ним через окоп перепрыгнул другой. Третий. Следующего Саня схватил за грудки.

– Пусти, гад! – парень рванулся, с треском разошелся ворот гимнастерки, но высвободиться не удалось – Саня держал крепко.

– Куда? – стиснув зубы, процедил тот. – Куда драпаешь, сволочь?!

– Сам ты сволочь! Да пусти же, ну! Через час это дерьмо взлетит. Нас подставили, понял?! Первое оцепление открыло по нам огонь, гады!

И Саня поверил. Ему не надо было объяснять, что будет после того, как корабль взлетит. Выжженная проплешина от центра Москвы радиусом в шестьдесят километров, а то и во все семьдесят.

Саня на мгновение замер, ошалело глядя на юг, туда, где исполинским монстром, гигантской свечой дыбилась к небу громада корабля. Затем отпустил парня и секунду спустя бросился вслед за ним. Минут десять, надрывая жилы, мчал по нейтральной полосе. У обочины бывшего шоссе МКАД, где нейтралка заканчивалась, Саня догнал Володьку Подлепича, и в этот момент земля под ногами дрогнула. Темноту прорезало сполохами света, а вслед за светом пришел грохот, страшный, чудовищный – то исполин запустил стартовые двигатели и изготовился к взлету.

– Бежим! – заорал Володька. – В бога душу мать!

Под нарастающий грохот они пересекли развороченный, заросший пробившимся через бетон чертополохом МКАД и понеслись по земле изгоев. Откуда-то слева из темноты по ним дали очередь, а может, и не по ним, может, просто с отчаяния. Трассирующие пули прошли над головами и сгинули. Больше не стреляли – изгоям стало не до военных действий: им, так же как и ополчению, предстояло уносить ноги.

Жанна брела на север вот уже третьи сутки. Она сама не знала зачем – умереть можно было и здесь, среди выжженных зноем и пожарами лесов Подмосковья. Бывшего Подмосковья, криво усмехнулась Жанна, теперь уже бывшего. Три дня назад, сразу после старта «Исхода-12», город, именуемый на географических картах Москвой, перестал существовать. Так же, как до него перестал существовать Киев. А до Киева – Ростов. А еще раньше – Новороссийск. И восемь других городов России и Украины, превращенных в гигантские космодромы и отправивших в никуда тех землян, которым выпало уцелеть. Потомков элиты, отобранной шестьдесят лет назад, когда факт, что катастрофа неминуема и человечество обречено, стал непреложным.

К полудню силы закончились. Жар стал нестерпимым, ветхие тряпки, которые когда-то считались рубахой и юбкой, липли к телу, сковывая движения. Сапоги весили, казалось, по пуду каждый. На дне фляги еще плескалась вода, и Жанна, тяжело опустившись на обгоревший ствол, решила не экономить. До вечера ей, возможно, удастся дотянуть, но если ночью она не выйдет к реке, ей конец. А если выйдет, то тоже конец, только ненадолго отсроченный. Зимние месяцы она сможет просуществовать у воды, если, конечно, не загнется от голода. Но весну пережить вряд ли удастся, а лето – тем более.

Прошлым летом изгои умирали тысячами, еще тысячи ушли на север к Санкт-Петербургу и дальше, к Петрозаводску и Кандалакше, туда, где вокруг «Исхода-13», «-14» и «-15» еще теплились остатки цивилизации. Сколько из них дошли, неизвестно, а те, которые дошли, вряд ли живы. Прорваться через тройное оцепление элиты и раствориться среди нее удавалось лишь единицам. Да и те, вполне возможно, погибли – «Исход-12» стартовал на два года раньше срока, и улетело на нем, видимо, лишь первое оцепление, внутреннее. Ну, может быть, часть второго – как спасалось бегством третье, Жанна видела собственными глазами. Впрочем, спаслась, наверное, лишь малая толика. Те, кто не успел удрать, не захотел удрать или не стал удирать, не в силах поверить, что их бросили, все легли там, и ветер вот уже третий день разносит оставшийся от них пепел.

Когда начало темнеть, Жанна была еще жива, но сил искать водоем уже не было. Да и остались ли водоемы – Дубна, у берегов которой она провела последние годы, превратилась в ручей, готовый вот-вот иссякнуть.

Надо было умирать, и Жанна, расстегнув кобуру, вытащила из нее «Макаров». Пистолет был единственной реальной ценностью, которая у нее оставалась, и семь патронов к нему увеличивали эту ценность вшестеро. Не всемеро потому, что один ей предстояло сейчас истратить.

Жанна опустилась на землю и дала себе десять минут на воспоминания. Мать. Ее Жанна помнила плохо, мать ушла с поисковой партией на восток, когда дочери было всего двенадцать. Партия не вернулась, и с тех пор в землянке они остались втроем. Отец, которого не стало пять лет назад, когда третье оцепление подавило очередной прорыв на севере пулеметным огнем. Брат Ромка, тощий, глазастый и лопоухий, младшенький. Жанна закрыла глаза. Прошлой зимой Ромка со сверстниками ушел на север, а она, дура, осталась. Ромка долго не хотел уходить, все стоял, привалившись плечом к земляной стене, и смотрел на Жанну, молча, умоляюще.

Она осталась из-за Андрея, ей казалось тогда, что с ним… Она даже подумывала завести от него ребенка, несмотря на строжайший запрет рожать детей на погибель. Потом, когда не стало и Андрея, были еще двое. Походные романы, отчаянные попытки урвать частицу чужого тепла перед смертью.

Все, нечего вспоминать. Жанна с трудом поднялась, умереть почему-то хотелось стоя. Зажмурившись, обхватила рукоятку «ПМ» обеими руками и рванула ствол ко рту. Указательный палец лег на спусковой крючок.

В эту секунду она увидела людей. Их было двое, мужчины, всего в ста метрах, фигуры слегка расплывались в сумеречном мареве. Первой мыслью было позвать на помощь, и Жанна уже собиралась закричать, но вовремя осеклась, разглядев на обоих форму элитного ополчения. Это были чужие, враги, и поступать с ними следовало соответственно.

Упершись спиной в ствол умирающей вековой сосны, Жанна навела пистолет на идущего первым и открыла огонь.

Экстренное совещание руководителей проекта «Исход-13» Смирнов назначил на полночь. Без одной минуты двенадцать он уселся во главе стола и окинул быстрым взглядом собравшихся.

– Докладывайте, – коротко бросил Смирнов главному снабженцу. – Постарайтесь уложиться в пять минут.

– Мне хватит и одной, – главснаб поднялся, заглянул в бумаги. – На снабжении проекта можно фактически ставить крест. Дороги разрушены и контролируются отрядами изгоев, мы больше не можем позволить себе терять строительные бригады. Нева не судоходна, баржам не одолеть мели, впрочем, это все и так знают. Снабжение по воздуху прекращено, самолеты взлетают лишь в экстренных случаях, авиационный бензин на исходе. С внутренними ресурсами, однако, дело обстоит не так плохо. Провизии должно хватить еще на полтора года, а с учетом уменьшения количества населения и на два. Оборудование оставляет желать лучшего, но пока работает. Склады забиты до отказа. Арсеналы…

– Понятно, спасибо, – прервал Смирнов. – Прошу вас, генерал.

– Потери значительные. – Лицо командарма сохранило бесстрастное выражение. – На передовой люди мрут как мухи. За последний год третье оцепление потеряло половину личного состава. Второе – около двенадцати процентов. Первое оцепление потерь практически не имеет.

– Спасибо. Теперь вы, профессор. Сколько времени у нас в запасе?

– Весьма приблизительно, коллега, – главный научник откашлялся. – По самым грубым подсчетам…

– Прошу вас, без предисловий.

– Извольте. Неважнецкие прогнозы, коллеги. Средняя температура воздуха на конец апреля превысит пятьдесят градусов по Цельсию. Это почти на шесть градусов больше, чем в прошлом году. Увы, еще через год пригодными для проживания останутся лишь отдельные области Арктики и Антарктиды. Через два – таких областей не останется. Мы, однако, далековато от Северного полюса. Итого… – профессор замялся.

– Говорите, – подбодрил Смирнов. – И без экивоков, пожалуйста. Здесь все свои.

– Что ж, скажу. Этого лета нам не пережить. Вероятно, не пережить и весны. Поэтому, – ученый сделал паузу, – если «Исход» не взлетит в марте, самое позднее в апреле, он не взлетит никогда.

Смирнов оглядел собравшихся.

– Ваша очередь, доктор, – сказал он.

Главврач Проекта начал рассказывать о мерах против массовых эпидемий, но Смирнов уже не слушал. Ему надлежит принять решение. Нелегкое. Два месяца назад аналогичное решение принял коллега из Москвы, Смирнов тогда был не согласен. Однако сейчас стало понятно, что у москвича не было выбора.

«Не успели, – подумал Смирнов. – На каких-то два года всего ошиблись. Тогда, шестьдесят лет назад, когда планировали и утверждали Проекты».

Шестьдесят лет назад гипотеза о том, что глобальное потепление на Земле вызвано началом необратимой реакции на Солнце, подтвердилась и стала непреложной. Несколько лет информацию держали в тайне, ученые лихорадочно просчитывали варианты. Потом произошла утечка, и началась паника. Ее удалось остановить лишь волевым решением правительств ведущих держав. Был разработан и принят к исполнению проект «Исход» – отчаянная попытка спасти часть землян от взрыва сверхновой, в которую Солнце превратится через сто шестьдесят лет. Всякое производство было остановлено, предприятия и ресурсы национализированы, управленческие и силовые структуры упразднены. Крупнейшие города и производственные центры за год были превращены в космодромы, в них стартовали гигантские стройки, на которые были брошены все ресурсы человечества. Космические корабли «Исход» – исполины, рассчитанные на полумиллионные экипажи, должны были унести к звездам потомков тех землян, которых специально созданные комиссии тщательно отобрали, посчитав достаточно ценными. Человечество раскололось на две части. Элиту, заселившую космодромы и контролирующую ресурсы и технику. И изгоев – всех остальных, предоставленных самим себе и обреченных на гибель. Первые годы, впрочем, прошли мирно. Существовали квоты, и части изгоев удалось пополнить собой элиту. Однако вскоре ситуация изменилась. Климат резко ухудшился, земля взбунтовалась и перестала родить, начался голод, вслед за ним пришли эпидемии. Экваториальные районы вымерли и опустели, за ними настала очередь тропических. Цивилизация стремительно деградировала, тысячи и тысячи изгоев бежали с юга на север. Смятые многомиллионными толпами, несколько «Исходов» погибли. А оставшиеся перешли на военное положение.

Главврач закончил доклад, и Смирнов поднялся на ноги.

– Все свободны, – сказал он. – Генерал! И вы, профессор! Прошу остаться.

Саня снял палившего по ним с первого выстрела. Стрелял он неплохо, так же, как неплохо видел в темноте – научился и тому, и другому за долгие ночи в окопах на передовой. Перебежками от ствола к стволу они с Володькой приблизились к месту, откуда стреляли.

– Вот те номер, – присвистнул Володька, оказавшись в двух шагах от подбитого. – Да это ж баба!

Изгойка лежала на земле навзничь, бессильно раскинув руки. Ветхая латаная рубаха на ее левом боку подплыла красным.

– Смазливая, – Володька шмыгнул носом и сплюнул в сторону. Навел автомат. – Жалко даже ее кончать. Но надо.

– Подожди, – Саня шагнул вперед и встал между Володькой и девушкой. – Зачем стреляла? – глухо спросил он.

– «Зачем стреляла», – передразнил за спиной Володька. – А ты ожидал, что эта шлюха тебе букет цветов нарвет? Отойди в сторону.

– Да постой ты, – Саня опустился перед девушкой на колени. – Она говорит что-то, не слышно ни хрена.

– Пить, – разобрал он едва слышный шепот.

Саня снял с пояса флягу, на вес прикинул, сколько осталось, помедлил секунду, а потом решительно поднес горлышко к губам изгойки.

– Ты что делаешь?! – Володька рванул Саню за плечо. – Ты на кого воду тратишь? Ее кончать надо!

Не отнимая фляги от губ девушки, Саня обернулся. Шальное жиганское Володькино лицо перекосилось от ненависти. Он шагнул в сторону, и Саня услышал щелчок затвора.

Он сам не понимал, зачем это сделал. Оттолкнувшись от земли, метнулся к Володьке и в последний момент подбил ствол. Короткая очередь ушла в небо, а в следующую секунду Саня ударил Подлепича головой в живот, и они, сцепившись, покатились по земле. Опомнился Саня, лишь когда осознал, что еще немного, и он задушит подмятого под себя надсадно хрипящего человека.

– Сука ты, – сказал Володька, отдышавшись. – Своего. За бабу. Вот же паскудство, а. Гадство какое…

Еще через пару минут Подлепич ушел. Он больше не сказал ни слова. Плюнул презрительно на прощание, закинул за спину автомат и размашисто зашагал на север. Саня растерянно смотрел ему вслед. Они не были друзьями, хотя и знали друг друга с детства. Бывало, делили сигарету в окопе на передовой. До тех пор, пока Володьку не перевели во второе оцепление, считай, в тыл. Правда, тыл относительный, прорывы изгоев частенько докатывались и до второй линии обороны.

Володькина фигура растворилась в ночи, и Саня, спохватившись, обернулся к изгойке. Та по-прежнему лежала на спине, закрыв глаза и раскинув руки. Красное пятно на левом боку расплылось, подтекло на землю. Саня вновь опустился на колени и развязал тесемку рюкзака. Достал индивидуальный пакет. Помедлил секунду – пакет был единственным. И решительно разорвал обертку.

– Ты, свинья, – неожиданно сказала изгойка. – Пошел отсюда. Ничего у тебя не выйдет, понял? Я лучше подохну, чем… Чем…

– Что? – Саня опешил. – Ты что же, думаешь, я собираюсь…

– А что ты собираешься? – Голос девушки дрогнул, прервался. Через секунду она разрыдалась. – Гады, – доносилось сквозь слезы. – Подонки. Ну, убей меня, ты, сволочуга элитная. Привилегированная дрянь, дрянь, дрянь, дря…

Саня, стоя на коленях, растерянно смотрел на нее, мучительно пытаясь сообразить, что делать. Внезапно накатила злость.

– А ну, заткнись! – рявкнул он. Замахнулся и лишь в последний момент сдержал руку. Саню передернуло от того, что он чуть было не сделал. Злость ушла, уступив место отвращению. К самому себе. Он едва не ударил женщину.

«Врага», – попытался успокоить внутренний голос.

«Да какого, к черту, врага, – подумал Саня. – Врагов и друзей уже не осталось. Остались смертники. Я – смертник, получивший отсрочку. И она тоже. Отсрочка непродолжительная и, может быть, истечет уже в этом году. В крайнем случае – в следующем».

Изгойка замолчала. Теперь она беззвучно плакала, затравленно глядя Сане в лицо.

– Больно? – тихо спросил он.

Девушка кивнула.

– Давай перевяжу. Да не бойся ты, в самом-то деле! Не собираюсь я тебя насиловать. Меня Сашей зовут. А тебя?

Девушку звали Жанной. Рана оказалась пустяковой, пуля прошла по касательной, лишь опалив бок и содрав кожу. Саня, натуго перетянув Жанну бинтом, вытер ладони об гимнастерку и поднялся.

– Идти сможешь? – спросил он.

– Не знаю. Наверное, смогу. Ты… ты не убьешь меня?

Последняя фраза прозвучала настолько трогательно, что у Сани внезапно заныло сердце. Он протянул руку, помог девушке подняться и сразу подхватил – у Жанны, едва она встала на ноги, подкосились колени.

На секунду ее лицо с закушенной от боли губой и влажными черными глазами оказалось прямо напротив. Саню окатило волной нежности – в ее взгляде было что-то беззащитное, детское. Саня присел.

– Залезай на закорки, – сказал он. – Не бойся, я здоровый, сдюжу. Нет, постой. Ты есть хочешь?

Собрались на палубе баржи, некогда полузатопленной, а сейчас, с обмелением Невы, просевшей и по основания лееров вросшей в грунт.

– С Москвой покончено, – сказал Борода, едва остальные расселись. – Ребята ходили на юг, сегодня вернулись. Давай, скажи нам, Рома.

– «Исход-12» взлетел, – Ромка сглотнул слюну. – Это точно. Группа вышла за зону глушилок. Поймали Петрозаводск и Кандалакшу, там все по-прежнему. Волны, на которых переговаривались в Москве, пусты. Полное радиомолчание. Я думаю, первые беженцы придут к нам в течение недели, от силы двух.

– Ты же оттуда, – глухо сказал Борода. – У тебя там остался кто?

– Сестра.

– Понятно. Жаль. Впрочем, скоро все там будем. Значит, так, ребята, штаб предлагает больше не ждать. Локальные прорывы неэффективны, мы лишь теряем людей.

– На жратву размениваем, – подал угрюмую реплику Кирпич.

– Жрать тоже надо, – резонно заметил Борода. – Но это теперь уже неважно. В общем, так: прорывы и набеги на склады отменяются. Так и передайте своим. Никаких больше набегов. Штаб готовит тотальную операцию. О ней нас оповестят за сутки. Пойдут все. Без единого исключения. Больных и раненых понесем на руках. Вопросы?

– Ляжем все, – Кирпич расправил плечи. Его дубленое, обгоревшее докрасна лицо застыло. – Третье оцепление мы прорвем. Может быть, и второе. А дальше нам не пройти, там все и останемся.

– Не все, – возразил Борода. – Кто-то, возможно, прорвется дальше.

– Шансов почти нет. Нас подавят огнем. Там у них собраны лучшие войска. Сытые, млять, откормленные.

– У тебя есть другие предложения?

– Нету. Были бы, давно бы уже предложил.

– Ну вот и закройся. Еще вопросы?

Ромка поднялся.

– Когда примерно операция? – спросил он.

– Не знаю. Думаю, ждать осталось не больше двух месяцев. От силы три. У тебя в отряде сколько народу?

– Триста восемнадцать человек, включая раненых. С боеприпасами плохо.

– А у кого сейчас хорошо? – Борода яростно прихлопнул присосавшегося к щеке комара. – Вот дрянь-то, – сказал он. – Кто бы мог подумать. Комары в декабре, ети их мать. Ладно, все, расходимся. Патроны беречь. И это, духом не падайте. Вы за людей в ответе. Не может быть так, чтобы всех перебили. Кто-нибудь непременно останется.

– Давайте сначала вы, профессор, – Смирнов поднес зажигалку генералу, закурил сам. – Что нас ждет, если «Исход» стартует через три месяца? В подробностях.

– Боюсь, коллега, что ничего хорошего. Прежде всего, мы не сможем вместить расчетное количество экипажа. Жилые помещения не готовы. Коммунальные сооружения тоже. Фермы тоже. Далее…

– Сколько человек мы можем взять на борт? – прервал Смирнов.

– М-м… Затрудняюсь сказать точно.

– Говорите приблизительно.

– Что ж. Не больше пятидесяти тысяч, иначе нас ждет голод. Понимаете…

– Я все понимаю. Каковы перспективы, если на борту окажется всего десять процентов от расчетного количества?

Профессор откинулся в кресле.

– Мрачные перспективы, – сказал он. – Будет очень тяжело. Очень. Особенно нескольким следующим поколениям. Придется трудиться, коллеги. Всем и каждому. Без выходных и по много часов в сутки. Улучшений стоит ожидать, видимо, лишь в поколении четвертом или пятом. Если, конечно, к этому времени на борту «Исхода» останутся люди. Вероятность гибели экипажа высока. Больше пятидесяти процентов.

– Понятно, спасибо. Теперь вы, генерал.

– Завтра я займусь составлением подробного плана. Погрузить на корабль пятьдесят тысяч человек не проблема, тем более что изрядная часть специалистов и так внутри. Проблема отобрать эти пятьдесят тысяч.

– Ваши рекомендации?

– Рекомендации… Насколько я понимаю, полетят специалисты и их семьи, те, кто внутри первого круга оцепления, так? А большая часть военных останется.

– Вы жалеете, что некем будет командовать? Боитесь остаться не у дел?

Лицо генерала затвердело, скулы сжались.

– Вам известно о такой вещи, как бунт? – сказал он, чеканя слова. – Это когда голодная толпа недовольных захватывает власть и начинаются резня и анархия. Вы знаете, как усмиряются бунты? Так вот, они подавляются. Штыками, господин начальник Проекта. А в замкнутом пространстве… Не слыхали никогда выражение «бунт на корабле»?

– Простите, – сказал Смирнов примирительно. – Я не хотел вас задеть. Нервы.

– Ладно, – голос генерала стал мягче. – Сколько у нас спецов?

– Точно не знаю, надо спросить главснаба. Но думаю, больше сорока тысяч.

– Значит, остается квота на десять тысяч военных, – задумчиво сказал генерал. – Даже меньше. Что ж, в создавшейся ситуации нам придется оставить низшие звания. Полетят только офицеры.

– Нет, не офицеры, – Смирнов посмотрел на генерала в упор. – Офицеры останутся. Полетят военнослужащие-женщины независимо от званий. Завтра вы начнете составлять список. Только возраста, способные к деторождению. И чем младше, тем лучше. На борту женщин должно быть больше, чем мужчин. Хотя бы в первом поколении.

– Сколько мы уже идем, Саня?

– Шестнадцать дней. Устала?

– Проголодалась.

– А нечего привередничать, – Саня улыбнулся и на секунду прижал девушку к себе. – Змей, видите ли, она не ест, крыс тоже… Ладно, лягу попозже, может быть, удастся пристрелить что-нибудь перелетное. Потерпи, Жанн, всего ничего осталось, день пути, может быть, два.

– Сань…

– Что, милая?

– Мне очень не хочется умирать. Раньше я относилась к мысли о скорой смерти спокойно. Но теперь, когда я с тобой…

Саня остановился.

– Мы не умрем… – сказал он и осекся. – Прости. Я хотел сказать, что у нас есть шансы.

– Нет ни одного, Саня. Ни единого. Мы, может быть, проживем еще год. Если повезет. И все.

– Давай присядем, – Саня опустился на ближайший пень, развязал рюкзак, достал со дна бумажник. – У меня есть документы, милая. На, посмотри. А вот сержантские корочки. Нам просто надо добраться до третьего оцепления. Живыми. Нас пропустят внутрь.