Текст книги "Русская фантастика 2010"
Автор книги: Иар Эльтеррус
Соавторы: Святослав Логинов,Олег Дивов,Александр Громов,Наталья Резанова,Юрий Нестеренко,Алексей Корепанов,Александр Шакилов,Сергей Чекмаев,Майк Гелприн,Ярослав Веров
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 39 страниц)
– Заткнись.
Отошли недалеко – в ближайшее каффи, где было жарче, но уютней и не так людно.
– Деньги вперед, иначе разговора не будет, – сразу приступил к делу долговязый. – Для легавого ты чересчур бойкий. Откуда?
– Пресса.
– У Лассы был парень. – Долговязый убрал купюры в нагрудный карман. – Арто. Честный малый. Ни разу в грязь не наступил. Но стал следить за кораблями, за грузами… и пропал без вести. А Ласси попала в Борден. Какой вариант выбираешь для себя?
– Успех.
– Не будет. Читал про дайверов, которые под винт попали?
– Есть другая версия – без винта?
– А кто тебе скажет?.. Нырни, узнаешь. Глетская заводь – паршивый омут. Я… – начал было долговязый и осекся. – Не оглядывайся, – быстро шепнул он, склонившись к столу.
Энгеран слышал – вошли двое, иностранцы. Они громко говорили между собой, потом один с сильным акцентом спросил бутылку лимонада.
– За тобой шли? – недовольно спросил долговязый, когда чужие покинули каффи. – Хвост заметил?.. Старайся не отсвечивать. И не шныряй у дебаркадеров. Лучше встретимся в городе.
Жители Висельного берега считали себя островитянами, а все, что за каналами, – Большой землей, материком, хотя их отделял от Маэна только широкий мост.
– Арто следил за «Голакалой»? – напрямик спросил Энгеран, не торопясь разрывать полезный контакт.
– Зачем? – лживо улыбнулся долговязый. – «Голакала» – это пряности, органик-продукты, модные вещички. А Ласси… да, умная была деваха. С учеными водилась. Наши смеялись – что за наука, рыбок линейкой обмерять, их жарить надо. Она записывала…
– На камеру? На телефон? – Энгеран нажимал.
– Не в курсе. Но блокнот вела. Сейчас пишут на клавишах, а она по старинке…
– Он у тебя, – наугад сказал репортер и тотчас понял, что попал в десятку. Слишком равнодушно долговязый воспринял эту фразу.
– На меня не ссылаться, – начал ставить условия информатор, в точности как раньше медсестра. – Ни имени, ни фото, вообще никак. А если продашь… Здесь народ резкий, мы болтунов не любим.
– Сколько за блокнот?
– Ничего. Я обожаю денежки, но Ласси… Знаешь, я ее хотел. И не мог. Слишком она хороша для такого, как я. Ни за что девку засадили, она в своем уме. Мне за нее обидно. Если вытащишь из Бордена, я твой должник.
– Что произошло тогда, в июне?
– По-честному? Не знаю и знать не желаю. Мне нравится вести свои дела, пить пиво, тусоваться с висельниками. Пожить бы так еще лет тридцать. Но чтобы завтра нырнуть и не всплыть?..
– Ты ведь читал блокнот.
– Ну и что? Вот я суну тебе книжку по электронике – ты много там поймешь? Надо быть спецом или говорить на их языке, чтоб разобраться.
Они условились о встрече и расстались.
Возвращаясь к станции метро, Энгеран невольно выполнял инструкции из пособия «Если за вами следят». Возбужденно-вздернутое настроение сменилось тревожным, люди на улице стали казаться другими, их взгляды – косыми и враждебными. Чтобы заметить слежку, он прикинулся усталым – жара выматывает даже при простой ходьбе – и облокотился о перила моста, поводя головой то вправо, то влево.
Вроде никого… Или «хвост» прошел мимо, потом отзвонился следующему: «Клиент сделал передышку, подхвати его».
Начинало смеркаться. Солнце, палач всей Европы, нехотя опускалось за портовые строения, а на востоке поднималась синяя вечерняя тень. «Прохлада – NO! Духота – YES!»
Энгеран достал камеру, открыл экран, поймал береговой пейзаж и сделал несколько кадров. Урбанистический закат человечества…
Убаюкивающе плескалась у опор вода.
«Рыба», – подумал Энгеран, проследив движение под водой – в прозрачной тени скользил силуэт, похожий на ската. На поверхности за ним едва заметно расходились углом волны.
Из воды приподнялся гладкий горб с шишками выступов – он ровно плыл вперед, волна от него стала сильней.
«Черепаха? Тюлень?» – заработала мысль.
Здесь не водятся тюлени, а черепахи тем более.
«Дельфин? Немцы их замечали в Балтике – море потеплело, стали заплывать дельфины…»
Энгеран машинально захватил цель видоискателем и повел, включив запись. Пригодится!
Словно ощутив слежку, горб беспокойно приподнялся; мелькнули какие-то полосы, похожие на изогнутые щитки жалюзи, на миг вскинулся гибкий плоский хвост, вроде сплющенного позвоночника, сужающегося к концу, – и все без всплеска ушло в глубину.
Обмерев, Энгеран стоял у перил с камерой в руках, с каждой секундой все яснее понимая: «Тазы… Год назад их снимала на «Сентине» Ласса. Они здесь. Они в Глетской заводи».
«Слушай… это живое или техногенное? Не-ет, таких животных не бывает! Водоплавающий робот… Военные разработки? Типа беспилотника, только подводный. Удобно для разведки. Ставить мины, охотиться за диверсантами… А тяжелая вода? платина?.. Уложусь я с материалом в десять дней? То есть – уложусь ли вообще?..»
Взгляд 3Ступени познания
В наших жилах – кровь, а не водица.
Владимир Маяковский
Проходили ночи без отдыха – давящие, потные, изнуряющие, словно подневольная работа. Серо-красное зарево колеблющимся куполом стояло над ночным Маэном, затуманивая звезды, а луна в этой призрачной пелене обретала ядовитый химически-желтый оттенок.
Город лежал как коралловый риф, обсохший в отлив, – пористая плоская громада с лужицами озер и ручейками каналов. Фосфоресцирующими червями скользили по трещинам улиц цепочки машин. Уходили по эстакадам в депо поезда надземки – белые змеи с огненными глазами. Люди маялись и извивались в порах квартир – тягостная безысходная истома, влажная нагота, полусон-полуявь в объятиях удушливых кошмаров.
Нагретые за день мостовые и стены отдавали воздуху скопившееся в них тепло. Некуда бежать, негде укрыться от всепроникающего жара. Даже вода, остывая, усиливала гнетущее действие ночи.
«Теплоемкость воды в 10 раз больше, чем железа». – Нагнув пониже колпак лампы, Энгеран читал блокнот Лассы, постепенно теряя понятие о том, где он и зачем сидит над этими записками. Рядом светился наладонник.
Муха спала голышом, блестящая от испарины, бессильная и трогательная; постанывая во сне, она переворачивалась то на живот, то на спину.
«Океан покрывает 71 % поверхности Земли. Это пустыня, там никого нет. Судов много только в портах, а в океане они как пылинки и ходят по изученным маршрутам. Давно никто не блуждает в поисках. Есть районы шириной в тысячи миль, где судно проплывает едва ли раз в десять лет. Считается, что спутники все видят с орбиты, поэтому искать нечего».
Который час? Оглядевшись, Энгеран осознал, что утратил чувство времени. Половина второго? Или третьего?.. Серое свечение в окнах не менялось, время без солнца замерло. Оно оживет утром, когда машины зашумят по набережной, а красный столбик термометра поползет вверх.
Открыл окно. Сейчас можно. Колеса перестали вздымать пыль, а выхлопную гарь унес ленивый бриз. В темные комнаты проник мягкий шелест волн. Вода шлепала по береговому граниту как живая, будто хотела по нему взобраться, растечься амебой, затопить город.
«Шельф, или материковая отмель, занимает 25 % дна океана. Это больше половины всей суши. Глубина до 200 метров, дальше идет континентальный склон».
Безумие двинулось в путь. Оно путешествует ночью, как тени могильника. Когда пациенты в Бордене спят, бред покидает их и просачивается наружу. Галлюцинации собираются на станции электрички – смутная толпа неясных образов, патлатых и горбатых, с шепотом и хихиканьем, – и белый поезд открывает перед ними двери. Они едут вербовать новеньких в свою компанию. Станция за станцией – и вот прозрачная Ласса неслышно идет к дому Мухи, чтобы слиться с воспаленным разумом репортера, одержимого бессонницей.
«Первый метровый слой воды поглощает 60 % солнечных лучей. На глубине 100 м темно, как у арапа в желудке, здесь виден лишь 1 % света. На 1000 м свет улавливает только специальный фотоэлемент. Дальше лежит полная тьма. Там ад. Холод, мрак и голоса. Давление растет, на 5 км оно составляет 500 атмосфер и плющит доску до толщины фанеры».
Скованная тишина дома дала едва заметную трещину. Сквозь дыхание реки за окном и спертую влажность комнат еле-еле послышался скрип. Словно когти скребутся в дверь. Оторвавшись от блокнота, Энгеран оцепенел, вслушиваясь – что там?
«Наверное, так и случается. Никто потом не рассказывает, как оно начиналось. Психи поступают в клинику готовенькими, с развернутым богатым бредом, потеряв причины и концы. Вся жизнь, вся память кажутся им только подготовкой к приступу шизофрении – будто они родились, чтобы сойти с ума. Однажды к тебе сквозь стену входит поющая девушка, парень в татуировках, хромой старик, берет за руку и уводит твою душу в клинику. Тело бесится, ловит пауков, звонит в ООН и в ДНБ, слушает приказы марсиан из розетки, а потом круг замыкается – приезжают сильные молчаливые мужчины и воссоединяют душу с телом в камере Бордена. Там, на игле, ты находишь себя и успокаиваешься».
Строки в блокноте звучали как колдовские заклинания. Чем дольше их читаешь, тем сильнее разгорается потусторонний ночной свет, а собственная статья о могильнике уже не кажется смешной. Тот, кто дочитает блокнот до последней страницы, попадет в дурку. А тот, кто его написал, попал туда первым.
«Водоросли живут до 200 м, в среднем до 100 м. Это самый насыщенный жизнью слой. Глубина недоступна. Любой дурак может взлететь на 2 км в корзине с шаром и газовой горелкой. А чтобы опуститься на 2 км, нужна тяжелая сложная техника. Мы знаем дно океана хуже, чем Луну».
Царапающий звук повторился. Энгеран вскочил и быстро подошел к двери. Экран видеофона пуст. Снаружи – никого. В смысле, нет человека, стоящего перед «глазком». А если гость ползает? Движется горизонтально?..
Он не решился даже прикоснуться к ручке. Стоял и ждал, стараясь не думать о том, что может быть за дверью. Зачем-то взял длинную ложку для обуви, взял тихо-тихо, медленным плавным движением. Все-таки старая, железная, на меч похожа.
А может, это не за дверью? Где-то в стене? Или за окном?
Вернулся на цыпочках к столу и погасил лампу.
«Можно подумать, оно идет на свет!.. Ты идиот, Энге. Темнота – как водка, она дурманит, поднимает изнутри все потаенное».
Выждав и успокоившись, он вновь зажег лампу и сел к блокноту. Но краткие сводки о жизни в океане путали, морочили его, не наводя ни на какие мысли. Энгеран напрягал мозг, отцеживая из текста полезные крохи.
«Давление, – занес он в наладонник. – 5 км = 500 атм. В промышленной химии создается искусственно, увеличивает затраты. На дне оно бесплатное, само по себе. Реакции с катализаторами при высоком давлении? Платина».
Потом еще:
«По теории тяжелая вода накапливается в глубоких донных впадинах. Концентрация? Выгодна ли добыча? Стоимость разведки?»
Сверху послышались скрип и шорох. Он вспомнил – выше только крыша. Положил руку на ложку для обуви и зашептал:
Кунла, дорогой, не приближайся ко мне
Кунла, дорогой, не приближайся ко мне
Добрый маленький Кунла
«Я – колдую? Заклинаю?.. Если утро не настанет – что со мной будет? Смогу ли я выйти ночью из дома? Даже выглянуть в окно?.. Ночь. Жара. Июнь. «Голакала» приходит в июне. В это время пропал Арто. В июне устроила стрельбу Ласса. Она год прятала карту телефона! И передала ее в газету именно сейчас… А я стал нарезать круги у Глетской заводи, увидел таз с хвостом. Куда идти – к техногенщикам или ботаникам? Это похоже на какой-то механизм – обтекаемый корпус, двигатель… хвост! Рулевой плавник, антенна? Шишки на спине… Видеокамеры? Оно заметило меня и погрузилось. Сенсация. Кому продать? Кто это возьмет? Или в блог задвинуть?.. Но почему долговязый так боится? При встрече все время вертел головой. Два дайвера…»
«Кормовая база есть, – продолжала мудрить о рыболовстве Ласса, готовившаяся к бою на дебаркадере. – Большие площади шельфа в высоких широтах. Антарктические воды мало освоены, срок путины ограничен. Морская вода при 0° C – 7,97 мл кислорода на литр. Пресная при +30 °C – 5,57 мл, то есть его достаточно, если перейти барьер солености».
Это было последнее, что запомнил Энгеран перед тем, как свалиться в обморочный сон. Но прежде он закрыл окна, проверил дверные запоры, а в постель с собой взял ложку для обуви и шипастый молоток для отбивки мяса. Утром изможденная Муха очень удивилась, обнаружив рядом с собой железки. Кроме того, нашелся тайный арсенал под подушкой – баллончик со слезоточивым газом.
– Если под голову сунуть наручники, приснится садо-мазо? Котенок, кто из нас перегрелся? Хочешь пикантно поиграть – так и скажи, я это обдумаю.
При свете солнца полусонный Энгеран тупо взирал на собранное им оружие. Зачем оно? Надо автомат Калашникова… Он помотал головой, энергично потер лицо ладонями.
– Прости, я заработался. Казалось, кто-то лезет…
– Ты перепутал дома. Мертвецы из холма – это у тебя, на Планте, – нежно напомнила Муха, – а у меня красные монахи и офицеры с военного кладбища. Они мирные. От них помогает веточка рябины. Ты же писал про веточку. Помнишь, тебе иск вчинили – за подстрекательство к поломке насаждений?
– Да, да. И нашли в парке гектар конопли. Тьфу. Я будто обкурился… Никакой травы не надо. Высунул голову в пекло, прокалил макушку – полный бред и отек мозговых оболочек… Не придут к тебе монахи! Повесь на дверь бога с гухьяками как табличку: «Занято».
Доктор Криер вернулся и восседал в своем апартаменте, в южной башне университета Флорион. Окна распахнуты, под стенами река – пускай гуляет свежий ветер!
Ветер – ноль. Ну, пусть хоть что-то дует.
Как у порядочного чернокнижника, кабинет полон черепов и чучел, в банках плавают циклопы и безмозглые уродцы. Однажды доктор для развлечения принял Мариоля, поязвил над ним по поводу лох-несского чудовища и йети, а теперь не мог вытолкать репортера из своей жизни.
– Я уже читал ваш опус, – приветствовал он Энгерана. – Тени могильника, великолепно. Если бы я занимался мистикой, разнес бы в прах.
К счастью, доктор Криер занимался эволюционной физиологией. Само название этой науки заставляло Энгерана млеть и сладко трепетать, испытывая к доктору почти женскую любовь. Вот это гуманитарий высшей пробы, не занюханный физик-ядерщик!
– Садитесь. Наливайте. Охлажденное. С чем пришли?
– Я отснял в заливе чудовище, но без вашей консультации обнародовать запись не могу.
– Вы? Лично? Потрясающе. Наконец сбылась пословица: «На ловца и зверь бежит». То все чужими впечатлениями кормились, а тут самого накрыло. Может, жара?
– Камера была исправна, я – трезв. – Энгерана насмешки не брали.
– Я почему вас не гоню? Отвечу: люблю людей, уважающих мнение специалистов. Вы профан – ну, в большинстве отраслей профан, – но знаете, к кому пойти за советом.
Фильм про таз с хвостом, плывущий под мостом, доктор просмотрел молча, затем безжалостно резюмировал:
– «Прогулки с динозаврами», новая серия. Экскурсия в палеозой. Шедевр видеожабы. Знаете, есть фотожаба, а есть…
– Положим, я повредился в уме, – мягко, как Муха, начал Энгеран, – но факт зафиксирован на носителе. Есть отметка времени… Хорошо, вы отвергаете очевидное. Но скажите хотя бы – если это живое существо, то какого вида? Рыба, земноводное? Если я выложу материал в номер, надо назвать объект близко к истине. Лично я считаю, что видел испытания дистанционного робота. Военная технология. До сей поры делались машины, похожие на крабов с манипуляторами, или ныряющие блюдца. Поиски кладов, мин, работа на затонувших судах…
– Знакомо, – прервал его доктор нетерпеливым жестом. В глазах Криера появился живой интерес. – Вы волнуетесь, словно очевидец. Что, в самом деле наблюдали?.. Мне становится любопытно, Мариоль. Святые небеса! Если вы говорите правду, это будет первый удар со времен находки кистеперых рыб. Значит, техно или био?
– Ваше мнение?
– Момент, – доктор резво выскочил из кресла и метко схватил с полки толстую книгу. Казалось, его пальцы заранее знают, в каком месте открыть том. – Вот, извольте. Похоже?
– Ч-черт… Да, напоминает. Только без хвоста. И… у того меньше насечек на теле. Трилобит, – прочитал Энгеран под рисунком.
– Так точно. Вымершее морское членистоногое. Были и плавающие, и ползающие, и роющие виды. А как вам понравится этот красавчик? – Доктор перевернул лист.
– Жуть! Где это водится? – Рисунок был чем-то схож с гухьяком из свиты бога богатства. «Хранитель сокровищ», – вспомнил Энгеран.
– Водилось в реках и морях двести пятьдесят миллионов лет назад. Ракоскорпион! Длиной до двух с половиной метров. Обратите внимание на клешни. Хищник!
– Тварь что надо. Но это меньше похоже на мой образец.
– Верно. Теперь – главный подозреваемый. Прошу любить и жаловать: американский мечехвост, ныне живущий. Пережил всех в своем подтипе и классе.
– Согласен, этот подходит. Колпак, сзади хвост… но у моего хвост гибкий, как бы из плоских позвонков, а насечек сзади больше.
– Глаза, – словно про себя проговорил доктор, закрыв книгу и сев. – Пара на спинной стороне головогруди, пара где-нибудь на боках. Развитое расчлененное брюшко, переходящее в подвижный хвост. Плавает. А размеры?
– В ширину примерно так. – Энгеран развел руки. – Очень крупный.
– Настоящий гигант. Мариоль, я должен обдумать ваше сообщение. Оно слишком серьезное, чтобы второпях забрасывать его в прессу. Права на запись принадлежат вам… я не могу ею распоряжаться, но убедительно прошу вас: повремените.
– То есть вы уверены – оно живое? Не робот?
– Мариоль, я разозлюсь! Слабое место инженерии – гибкие манипуляторы. Любое щупальце самой последней каракатицы в тысячу раз совершеннее их корявых конструкций.
– Может, лучше не откладывать публикацию?
– Нет, факт следует проверить, подтвердить…
– Вы читали про дайверов, погибших в Глетской заводи?
– Разве кто-нибудь погиб? – Доктор забеспокоился.
– Двоих парней разорвало под водой. Официальная версия – травма винтом буксира, но криминалисты не уверены. Трупы исполосованы чем-то острым… Хищники, вы сказали?
– Нонсенс. Ими руководит инстинкт – пищевое поведение, размножение, охрана территории. Убивать ради убийства может только разумное существо.
Собеседники уставились друг на друга.
– Вы не верите, что… – осторожно начал Энгеран.
– Конечно, нет. Хелицеровые, то есть паукообразные, мечехвосты, ракоскорпионы и морские пауки – примитивные существа с низко развитой нервной системой. Никакого подобия мозга.
– Но ведь выжили за триста миллионов лет!
– Не доказательство. Тараканы тоже выжили. У них блестящая приспособляемость.
– На какой глубине живут те… кого я заснял? – Столкнувшись с упрямством ученого, Энгеран мгновенно сменил тактику.
– В пределах шельфа, полагаю. Глубже им сложнее прокормиться, там меньше биомассы. Этого достаточно, чтобы их не заметили. Сетевой лов не заденет, а донные ловушки не удержат. Одним хвостом разломают. Но в принципе членистоногим глубина безразлична – у них нет плавательного пузыря. Была бы пища, могут опуститься хоть на семь тысяч метров.
– А кислород? Барьер солености? Ведь заводь – устье реки, вода пресная. – Энгеран смело пустил в ход находки из блокнота, теперь четко уяснив, к чему они относятся.
Криер почуял неладное: откуда вдруг у репортера этакая эрудиция?
– Вычитали или сами додумались?
– Вычитал.
– Отлично. Вы растете в моих глазах, Мариоль. Отвечу: есть органы для борьбы с потерей соли. Сколько-то времени морское животное в реке выдержит, хоть и не каждое. Затем: пресная вода лучше растворяет кислород, чем соленая при той же температуре. Довольны?
– Почти. Где самый широкий шельф в Антарктике?
– В море Уэдделла и… – Криер умолк, сердито сверля Энгерана взглядом. – Мариоль, вы давно готовились к визиту, верно? Ваш вопрос о помощнике океанолога на островах…
– И?.. – репортер ждал полного ответа.
– …на восток от Аргентины. Почти до Авроры.
– Есть еще одна запись. Не моя, – решившись, приоткрылся Энгеран. – Там эти твари сняты на суше. Они ходят. Ползают, довольно прытко.
– И вы это скрываете? – Казалось, доктор, обычно ироничный, легко подавлявший одним интеллектом, сейчас бросится на репортера и схватит его за грудки.
– Не моя, – повторил Энгеран. – Я должен получить согласие владельца.
– Антарктида… и Европа. – Доктор погрузился в раздумье. – Разные популяции?..
Пауза затянулась. Энгеран ждал. Криер уходил в экран, команда за командой: «Найти», «Файлы и папки», «Поиск в…», «Слово или фраза в файле». По мановению его пальцев открывались все новые окна, а он сличал и сравнивал. Увлекшись, стал машинально напевать, водя белой стрелкой:
Что же теперь – взять и повеситься?
Вроде не пил – так что же мне грезится
Добрый, маленький Кунла?
Струйки пота стекали по хребту и вниз. Энгеран чувствовал их щекотное движение и сидел не шевелясь. Наконец Криер вынырнул из бездн всемирной паутины:
– Да, у Антарктиды им раздолье – масса корма, мало помех. Если там начнут широко добывать нефть и газ…
– Может, они приплыли сюда, к нам?..
– Зачем? У членистоногих должен быть серьезный повод, чтобы мигрировать, по дну или вплавь. Скажем, нехватка нищи.
– Или торговля. – Куски мозаики сложились в уме Энгерана внезапно, как по наитию. Он увидел все вместе, и его охватил ужас.
«Только автомат Калашникова. Или глубинные бомбы. Или ядерные. Или яды, я не знаю. Океан, кругом вода. Потравимся все на хрен. Что нам делать, господи?»
– Ох, перестаньте, Мариоль! Идея подводной цивилизации нереальна. Без огня ее не построить. Мрак, холод, никаких посевов…
– Без огня? Катализ. Беспламенная химия. Представляете?
– Я не могу рассматривать такую тему, – сварливо отозвался доктор. – Когда вы договоритесь с владельцем второй записи?
– Ума не приложу. Через неделю, две… Но нам обязательно надо осветить вопрос о тварях в заливе. Люди должны это знать. «Кто предупрежден, тот вооружен» – помните? Давайте встретимся… дней через несколько и обсудим общую статью. Меня слушают, вас уважают – пробьемся. Сейчас я уйду, только ответьте: членистоногие могут эволюционировать?
– В теории для этого препятствий нет. Вы отсняли как раз результат эволюции, сильное, развитое существо. Оно явно обгоняет мечехвостов. Но разум!.. Для чего он подводным хищникам? Вдумайтесь!
– Как и нам – для того, чтоб выжить и стать царями природы. Кто кого? У них семь десятых планеты, они там под водой как под щитом – не видно, не слышно. И они – если факты не врут – уже нашли общий язык с кем-то из наших. Не с пауками. С людьми… А, кстати, вот еще вопрос: как справиться с фараоновыми муравьями? Одолели, такие противные…
Сбитый с толку мгновенной сменой темы, доктор моргнул, но быстро обрел обычную твердость:
– Вы можете уничтожить тараканов, а муравьев – нет.
– Почему?
– Потому что они действительно разумны. По-своему. Вы никогда не доберетесь до их мозгового центра, он слишком хорошо укрыт. Каждый раз вы отсекаете периферию. А тараканы хаотичны.
Энгеран покинул Криера, озадаченного до крайности, но и сам был подавлен.
«Могут ходить по земле. Наверное, недолго, но могут. Добывают тяжелую воду и меняют на платину. Как вызволить Лассу из Бордена?.. Уехать в горы… Да, от рек подальше. Реки – их дороги. Куда деваться? Кругом вода…»
Не успел он отойти на пару кварталов, как его поймала по телефону Муха:
– Котенок, когтистый, ты мне обещал! Мы идем на ярмарку Ракхи Пурнима?
Солнце жарило, словно открытая судовая топка. Энгеран ощущал себя кочегаром допотопного парохода – выжатым как лимон, полуголым, скользким от пота и черным от угольной пыли. Только котельной сейчас был весь город, раскаленный обезумевшим светилом и сухой до першения в горле.
Как нарочно, Муха втянула бойфренда в самое скопище народа. На набережных толпились, кричали, торговали, дули в дудки сотни коричневых людей. Их смех казался издевательским, выкрики – оскорблениями, беседы – преступным сговором. Они переглядывались, подмигивали друг другу, ухмылялись и цокали языками – все вишневые глаза на ярмарке провожали репортера и запоминали, чтобы передать своим, куда шагает этот опасный белый сахиб.
Маэнцы увлеченно вились и роились у палаток, вязкой массой ползли вдоль лотков, тянулись к товарам, изъяснялись с продавцами на каком-то исковерканном языке. Часть народа стеклась к низкому лодочному причалу, где важный брахман читал в мегафон заклинания и бросал в реку кокосовые орехи. Рядом поджарые чернявые молодчики в одних дхоти потрясали чучелами гухьяков на шестах. У Энгерана похолодело в груди – да, сомнений нет, вылитые твари из моря. Выпуклый панцирь, хвост, крючья лап, безобразные подобия голов.
– Что он говорит? Ты понимаешь? – Он потряс Муху за плечо.
– Более или менее. – Девушка прикрыла веки, переводя в уме. – Ну, вроде: «Придите, скрытые, принесите нам богатства».
– Кто?
– Гухьяки значит «скрытые».
«Они молятся им прямо у нас на глазах, зовут их сюда. Скрытые. Ну да, под покровом воды… Как они нашли общий язык? Как? Ведь мы абсолютно чуждые – млекопитающие и членистоногие! Все равно что договориться с фараоновыми муравьями. А может… именно эти и поймут гухьяков. У них много общего. Мы тут, в Европе, позабыли слово «голод», а у индусов и хищников в черном аду мозг пульсирует: «Жрать, плодиться. Жрать, плодиться. Жрать, плодиться». Разодрать жвалами рыбину, запихать в желудок, отложить яйцо… Первичный инстинкт. Плюс разум! Опасный коктейль. Если не остановиться, станет тесно, и они хлынут вширь: из Антарктики, из Индии – сюда. И попробуй им объясни, что здесь другие правила. Мы с ними мыслим по-разному, вразрез, наоборот. У нас гламур и «от кутюр», а у них Чингисхан – захват новых территорий полчищами муравьев…»
Идти сквозь тучи одуряюще пряных запахов, нырять под цветочные гирлянды. Энгеран поразился, как бойко Муха выучилась тараторить на инородном языке.
«Какого черта?! Зачем подстраиваться под них, наряжаться? Мы что, мимикрируем, чтоб нас не сожрали?»
– Крипайа ахиста-ахтста болийе, май нахи самаджхта. Йах вали чиз муджхе дикха диджийе. Дусрерангме миле га, кья? Двести талер, ха?
– Главное, – поучала Муха, завладев очередной диковиной, – это повторять «Бхав кучх кам киджийе» – «Уступите в цене». Принято торговаться, запомни. Кожаная сумочка с орнаментом – просят полторы тысячи, дерх хазар, сразу сбавляй вполовину: «Адха!»
Усилием воли – при такой жаре это сложно! – Энгеран попытался вообразить себя членистоногим в глубине океана. Как они мыслят, о чем? Чего хотят?.. Тьма, непроглядная тьма у арапа в желудке… Вот зачем голубые огоньки – это подсветка. Голод. Рыхлый ил. Удар хвостом, взмах перистыми ластами – взлетаешь над илом, рывками поднимаешься к сине-зеленому свечению поверхности. Метнулась прочь рыба. Быстрый разворот, удар ластами, щелчок жвалами, сытость.
«Миграция ползком или вплавь? Не смешите, доктор. Разве они привозят сотни тонн дэ два о в канистрах, на волокуше? У них свои субмарины, наверное, типа дирижаблей. Когда мы изобрели колесо, они придумали гидростат – газовый шар, чтобы всплывать без усилий. Добыть газ, имея в лапках химию – не проблема. А вот с металлами у них загвоздка. Выплавить не могут…»
Он обвел глазами ярмарку. Бурлит. Добрые коричневые люди за талеры продают гостеприимным белым органик-продукты ручной выделки, которые в Индостане стоят плевок. Или два плевка. А гухьякам перепродают платину, добытую в ЮАР или России.
«Им все равно, какому дьяволу молиться. Приплыли белые с пушками – поклонятся. Вылезли ракоскорпионы с хвостами – поклонятся. Многобожие – прекрасная религия. «Скрытые, принесите нам богатства!» «Белые, дайте нам ваши антибиотики, вакцины, технологии и урожайные сорта!» Надо человеческих жертв? Будут. Среди миллиарда всегда найдется сотня тысяч лишних…»
Муха препиралась с торговцем о браслетах из соломы. Энгеран напряженно размышлял об угрозе, нависшей над цивилизацией. В этот момент к нему негромко и вежливо обратился молодой человек, стоявший слева:
– Месьер Мариоль?
Печаль Энгерана мгновенно улетучилась, и вспыхнула гордыня: «Вот она, мирская слава! Меня стали узнавать на улице. Столько трудов, стараний – и наконец-то!»
– Да. Что вам угодно? – ответил он приветливо, но с некоторым оттенком высокомерия.
– На пару слов, – молодой человек кивком позвал его за собой, показав красивый жетон Департамента национальной безопасности в кожаной обложке. Ошибиться невозможно – эмалевый герб, корона Меровингов, скрещенные мечи, личный номер и медные линии кода.
– Спокойно, – сказал Энгеран. Репортеру можно испортить настроение, но смутить его – никогда. – Какие ко мне претензии? Это допрос? Только в присутствии адвоката.
– Нет, просто личная беседа. Очень недолго, – заверил агент ДНБ.
– Привет! – К ним протиснулась Муха, поигрывая купленным браслетом. – Твой знакомый?
– Однополчанин, – широко улыбнулся Энгеран. – Мушка, мы сейчас.
Протолкавшись с агентом в сторонку, он напал первым:
– Что вам надо? Вы мне уже насолили, господа. Сыт по горло. По вашей милости я пробавляюсь аномальными явлениями в пяти изданиях и едва свожу концы с концами. Вам этого мало?!
– Стоп-стоп-стоп! – Агент заслонился ладонями. – Лично я к вашим проблемам не причастен. Дела смежных отделов меня не касаются.
– Да, еще скажите, что в их базу данных не заглядывали! Тайные тюрьмы, Орден Медведей… Мне сорвали журналистское расследование.
– Но кто вас просил освещать работу армии в заморских владениях? Вы давали присягу, подписку, а потом такие публикации… Чего вы ждали, благодарности? Скажите спасибо, что дешево отделались.
– Спасибо, – с неприязнью бросил Энгеран. – А теперь что? Я секретов государства не касаюсь, занимаюсь марсианами и снежным человеком. Мельчаю. Вашими молитвами!
– Нет, идея с могильником мне понравилась. Изящно, актуально…
– Льстить будете своей подружке. К делу, пожалуйста.
– Зачем вы посещали Лассу Йонсен?
Все тяжкие думы, терзавшие Энгерана, восстали и завладели сознанием. Захотелось выкрикнуть в лицо агенту: «Пока вы отираетесь по ярмаркам, в заливе хозяйничают гухьяки!» Но крик застрял на уровне бронхов, не вырвавшись наружу.
«У меня мало доказательств. Два коротких фильма, оба что-то вроде «Чужих» или «Прогулок с динозаврами», тайком снятых на телефон в кинозале. Картинки из книги Криера – не довод. Пока есть одни домыслы, видео, канистра и обломок сетки. Два дайвера?.. Надо добраться до протоколов с описанием их травм. Прочесть выводы эксперта. В конце концов, с чего я должен отдавать ДНБ свою сенсацию? Они ее засекретят, а я не получу ни талера, не говоря уж о пиаре… Однако ДНБ все еще интересуется Лассой! Год прошел; они должны либо принять меры, либо поверить психиатрам и забыть о девушке…»
– Узнал о ней, решил проведать, спросить – не помочь ли чем? – как по писаному отбарабанил Энгеран.
– Вам знаком порядок оказания помощи. – Агент говорил жестко. – Если издание берет на себя заботу о пострадавшем, это визирует шеф-редактор. Вы задания не получали, никому в редакции о Лассе не сообщали. Действовали по своей инициативе, прикрываясь карточкой журналиста и акцией «Пресса помогает». Что вам известно о происшествии с этой девушкой?