Текст книги "Европа и Россия в огне Первой мировой войны (К 100-летию начала войны)"

Автор книги: И. Новиков

Соавторы: И. Новиков,А. Литвин,А. Матвеева,Д. Суржик,Ю. Кудрина,В. Симиндей,А. Зотова,Д. Селиверстов,С. Артамошин,С. Назария
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 54 страниц)

Глава 7
Французское общество в годы Первой мировой войны

Партийно-политическая система

Накануне войны Франция управлялась правительством, образованным в результате парламентских выборов 26 апреля – 10 мая 1914 г. В выборах участвовали девять левых, центристских и правых партий. На первое место – как и на предыдущих парламентских выборах 1910 г. – вышли радикалы (Республиканская партия радикалов и радикал-социалистов), которые возглавляли французское правительство с 1906 г.

Радикалы считались левой партией, защитниками «простых людей» и «средних французов», противниками крупного капитала, сторонниками отделения церкви от государства и от школы. На выборах 1914 г. они получили более 1,5 млн голосов избирателей и 136 парламентских мандатов из 592. Этого не хватало для парламентского большинства, необходимого при формировании правительства, и радикалам, как и в прошлые годы, пришлось искать союза, с одной стороны, с республиканцами и демократами из центристских группировок, самой крупной из которых был «Демократический Альянс» (официально – «Республиканско-демократический Альянс»), а с другой стороны, с так называемыми независимыми социалистами.

«Демократический альянс» возглавляли политические деятели, которых во Франции называли «умеренными республиканцами». Они были сторонниками республики и демократических свобод, одобряли закон об отделении церкви от государства и от школы, но осуждали социализм.

«Независимые социалисты» представляли собой группу политиков социалистического толка, готовых – в отличие от официального руководства Французской социалистической партии – участвовать в буржуазных правительствах.

В результате было сформировано коалиционное левоцентристское правительство. Видный деятель «независимых социалистов» Рене Вивиани стал председателем Совета министров (премьер-министром), а президентом республики остался один из самых известных французских политиков, видный деятель «Демократического Альянса» Раймон Пуанкаре, избранный на этот пост еще в 1913 г.

Правую оппозицию правительству Пуанкаре – Вивиани составляли монархисты, главной силой которых являлась организация «Action francaise» («Французское действие») и близкие к ним правые националисты, объединившиеся в «Лигу патриотов». Левую оппозицию представляла Французская социалистическая партия. Она являлась секцией Второго Интернационала, и поэтому ее часто именовали СФИО (по первым буквам французского названия «Французская секция рабочего (то есть Второго) интернационала»).

На выборах 1914 г. СФИО собрала голоса 1,4 млн избирателей (почти на 300 тыс. больше, чем на предыдущих выборах) и завоевала 102 парламентских мандата. Вожди СФИО – Жюль Гед и Жан Жорес – считали себя марксистами и выразителями интересов рабочего класса. Они были уверены, что правительство Пуанкаре – Вивиани служит интересам крупной буржуазии, проводит милитаристскую политику и может вовлечь Францию в войну с Германией. Подобно всем партиям Второго Интернационала, они обещали руководствоваться принятой в 1907 г. на конгрессе Второго Интернационала в Штутгарте резолюцией, которая призывала социалистов бороться против милитаризма, национализма и войны, против капитализма и власти буржуазии.

«В случае возникновения войны социалисты обязаны приложить все усилия к тому, чтобы ее как можно скорее прекратить, и всеми силами стремиться использовать порождаемый войной экономический и политический кризис для того, чтобы пробудить политическое сознание народных масс и ускорить крушение господства класса капиталистов», – говорилось в этой резолюции.

Одним из главных методов борьбы против войны французские социалисты считали всеобщую стачку. На чрезвычайном съезде Французской социалистической партии 14–15 июля 1914 г. (за две недели до войны) большинство делегатов проголосовало за предложенную Жоресом резолюцию, которая рекомендовала ответить на угрозу войны всеобщей стачкой рабочих всех воюющих стран. Правда, в устном выступлении Жорес сделал многозначительную оговорку: если мир не удастся сохранить, «социалисты выполнят свой долг».

Гед не согласился с резолюцией Жореса, утверждая, что войну нельзя предотвратить без свержения капитализма, порождающего войну. Он доказывал, что одновременная всеобщая стачка рабочих всех воюющих стран маловероятна, а попытка ее организовать может помешать мобилизации в той стране, где рабочее движение более развито и, следовательно, всеобщая стачка будет более успешной.

В недели, предшествующие войне, Жорес постоянно выступал с призывами к сотрудничеству с немецкими социалистами, за мирное улаживание разногласий с Германией. Националистические газеты называли его агентом Германии. Начитавшись этих газет, молодой роялист Рауль Виллен решил убить Жореса. 31 июля 1914 г., за день до объявления Германией войны России, он через открытое окно кафе «Круассан» застрелил Жореса, сидевшего там за столиком. Все политические партии выразили возмущение убийством Жореса. Убийца был схвачен и отправлен в тюрьму[92]92
  В 1919 г. суд оправдал Виллена, утверждая, что он действовал из патриотических побуждений.


[Закрыть].

Горячими приверженцами всеобщей стачки были французские профсоюзы, объединившиеся в 1895 г. во Всеобщую Конфедерацию труда (ВКТ). Генеральный секретарь ВКТ Леон Жуо и другие лидеры ВКТ руководствовались доктриной анархо-синдикализма, согласно которой профсоюзы являются высшей формой организации рабочего класса, а всеобщая стачка – самым действенным средством борьбы за освобождение рабочих от капиталистической эксплуатации. В программных документах ВКТ, особенно в так называемой Амьенской хартии 1907 г., указывалось, что ВКТ ведет классовую борьбу за «полное освобождение» трудящихся, за ликвидацию системы «наемного труда и предпринимательства», путем «экспроприации капитала». Анархо-синдикалисты отказывались участвовать в политической борьбе и в выборах, считая их только фарсом для обмана трудящихся. Они отдавали предпочтение «прямому действию»: бойкоту, саботажу, забастовкам и, как крайнему средству, – всеобщей стачке. Многие рядовые члены профсоюзов считали себя революционерами, борющимися с властью буржуазии. В ходе различных акций «прямого действия» они нередко вступали в столкновения с полицией и попадали в тюрьму.

Опасаясь, что в случае мобилизации или войны члены профсоюзов и социалисты могут организовать всеобщую стачку и парализовать действия правительства, власти заранее составили список около 3 тыс. активистов профсоюзного и антивоенного движения («Список Б»), подлежащих превентивному аресту в случае войны.

«Священное единение»

28 июля 1914 г., когда Австро-Венгрия объявила войну Сербии, военный министр потребовал немедленно приступить к арестам по «списку Б». Министр внутренних дел радикал Луи Мальви решительно возражал. Зная о настроениях руководства СФИО и ВКТ, он доказывал, что с лидерами профсоюзов и социалистов можно договориться, тогда как их арест чреват очень серьезными последствиями. Правительство согласилось с Мальви, и он тут же послал на места телеграмму с приказом никого не арестовывать по «списку Б».

1 августа 1914 г. Германия объявила войну России, и стало окончательно ясно, что Франция, связанная с Россией договором о взаимной помощи, будет неизбежно втянута в войну. Президент Пуанкаре отдал приказ о всеобщей мобилизации.

Был разгар полевых работ, крестьяне, составлявшие большинство населения Франции, часто не умели читать и не сразу узнали о мобилизации, но вопреки опасениям военных, никаких протестов она не вызвала. На сборные пункты не явились всего лишь 1,5–2 % подлежащих мобилизации. Подавляющему большинству французов казалось совершенно естественным, что в случае войны надо защищать свою страну. Проблемы возникли только у социалистов и профсоюзных деятелей, потому что им приходилось выбирать между прежней антивоенной политикой и национальными чувствами. 1 августа 1914 г. в день объявления мобилизации Мальви встретился с Генеральным секретарем ВКТ Жуо и обещал ему освободить профсоюзных активистов, арестованных в довоенное время. Со своей стороны, Жуо сказал, что профсоюзы не будут создавать трудностей для правительства. 2 августа руководители СФИО собрали в Париже совещание для обсуждения вопроса о позиции социалистов в надвигающейся войне. Жореса уже не было в живых, Гед отсутствовал по болезни, а остальные руководители партии, несмотря на прежние обещания ответить на угрозу войны всеобщей стачкой, говорили, что продолжение антивоенной политики невозможно. «Печальная судьба насильно приводит нас к оборонительной войне», – сказал секретарь СФИО Гиацинт Дюбрейль. Его поддержали все остальные руководители партии, в том числе зять Маркса Жан Лонге, участник Парижской коммуны Эдуард Вайян, лидер парламентской фракции СФИО Марсель Самба. К ним вскоре присоединился и Жюль Гед.

В тот же день, 2 августа, руководители ВКТ опубликовали призыв «К пролетариям Франции», где говорилось, что усилия по спасению мира оказались тщетными и надо считаться с фактом надвигающейся войны. Это означало, что о всеобщей антивоенной стачке не может быть и речи.

Вечером 3 августа Германия, лживо ссылаясь на то, что «французские отряды» будто бы перешли границу Германии, а французские летчики нарушили нейтралитет Бельгии, объявила войну Франции. Немецкие войска вторглись в Бельгию.

Известие об объявлении войны вызвало во Франции взрыв национальных чувств и готовность «защищать отечество». Во Франции, так же как в Германии и других воюющих странах, люди искренне верили, что именно их страна стала жертвой агрессии, именно она ведет справедливую оборонительную войну, борется за правое дело и, несомненно, вскоре победит.

«Эльзас и Лотарингия – французские земли». Французский плакат.

4 августа 1914 г., одновременно с заседанием немецкого рейхстага, в Париже открылась чрезвычайная сессия французского парламента. Депутаты, стоя в полном молчании, выслушали послание президента Пуанкаре, которое зачитал председатель Совета министров. Обвинив Германию и Австро-Венгрию в «грубой и преднамеренной агрессии», Пуанкаре призвал всех французов без различия партий к «священному единению» перед лицом врага. Так же, как депутаты немецкого рейхстага, депутаты французского парламента единогласно и без прений проголосовали за дополнительные военные кредиты и предоставили правительству чрезвычайные полномочия для ведения войны. По воспоминаниям современников, заседание проходило в обстановке небывалого энтузиазма. Все депутаты – от монархистов до социалистов, демонстрировали готовность к «священному единению». Бывший коммунар социалист Вайян обнимался с бывшим версальцем, монархистом де Мэном.

На улицах Парижа толпы людей провожали солдат, отправлявшихся на фронт. Женщины бросали им цветы, кричали: «В бой на Берлин!»

Жуо, выступая 4 августа на похоронах Жореса, заявил, что профсоюзы будут поддерживать правительство в войне, которая для Франции «является войной за право и республиканскую свободу».

Через несколько дней социалисты по предложению Пуанкаре и Вивиани вошли в состав правительства. Марсель Самба стал министром общественных работ, а Жюль Гед, всю жизнь боровшийся против участия социалистов в буржуазных правительствах, – министром без портфеля. В марте 1915 г. еще один видный социалист, бывший ученик Жореса, Альбер Тома, инженер по образованию, был назначен заместителем военного министра по снабжению, а затем министром вооружения. Жуо вошел в правительственную комиссию по экономике.

Отказ социалистической партии от борьбы против войны и ее участие в буржуазном правительстве вызвали такое недоумение и недовольство рядовых социалистов, что руководству СФИО пришлось оправдываться. 28 августа 1914 г. в центральном печатном органе СФИО – газете «Юманите», которую после убийства Жореса возглавил один из самых рьяных сторонников сотрудничества с правительством Пьер Ренодель, был опубликован Манифест руководства Социалистической партии. Там говорилось: «Если бы речь шла об обыкновенном участии в буржуазном правительстве, то ни наши друзья (вступившие в правительство. – Прим. В. С.), ни мы не дали бы своего согласия. Речь идет о будущем нации, о жизни Франции. Партия не знала здесь никаких колебаний».

Во Франции, как и в других воюющих странах, с началом войны произошла перегруппировка политических сил, объединившихся на основе политики «священного единения» и «защиты отечества». Руководство Социалистической партии отреклось от социалистических принципов, провозглашенных в резолюциях Второго Интернационала, а сам интернационал распался на враждующие друг с другом партии.

Большевики во главе с Лениным расценили этот факт как измену лидеров Второго Интернационала и их переход на позиции социал-шовинизма.

Во французских газетах развернулась пропагандистская кампания по созданию «образа врага». Германию обвиняли в развязывании войны, в нападении на Бельгию, в разрушении памятников культуры на захваченных территориях, в зверствах по отношению к мирному населению. Публиковались рисунки, на которых немецкий солдат со зверским выражением лица готовится проткнуть штыком маленькую беззащитную девочку. Немцев представляли в виде диких варваров, кровожадных зверей. Постоянно ссылались на то, что немцы сожгли и разграбили богатейшую библиотеку католического университета города Лувен в оккупированной ими Бельгии, подвергли бомбардировке чудо средневекового искусства Реймский собор во Франции.

Особенное возмущение вызвало потопление немецкой подводной лодкой английского пассажирского парохода «Лузитания», в результате чего погибли все его 1196 пассажиров, включая женщин и детей, в том числе 139 граждан тогда еще нейтральной страны – США.

Деятельное участие в разжигании ненависти к врагу приняли виднейшие представители французской интеллигенции: ученые, писатели, артисты. В ответ на манифест 93 выдающихся немецких ученых, заявивших, что если бы Германия не вступила в войну, немецкая культура «была бы стерта с лица земли», ученые всех 5 французских Академий и 13 университетов тоже опубликовали обращение, в котором утверждали, что именно агрессия со стороны Германии угрожает мировой культуре. Знаменитые французские историки Эрнест Лависс и Альфонс Олар уличали Германию в агрессии, утверждали, что Франция должна вернуть себе утраченные после Франко-прусской войны Эльзас и Лотарингию, а заодно и земли по левому берегу Рейна, население которых в прошлом было связано с Францией.

Все это обеспечивало морально-политическое сплочение французского общества вокруг лозунгов «священного единения», защиты отечества и реванша за проигранную в 1870 г. войну.

Осадное положение

С началом войны во Франции были введены в действие старые законы об осадном положении, принятые еще в 1849 и 1878 гг. Согласно этим законам, поддержание общественного порядка возлагалось на военные власти. Они получили право запрещать собрания, демонстрации, забастовки и публикации, способные, согласно официальной терминологии, «нарушить общественный порядок». Военные трибуналы, заседавшие без участия адвокатов, могли судить не только военных, но и гражданских лиц. Была введена цензура печатных изданий. Газеты выходили с белыми пятнами, указывающими, что на их месте должен был находиться запрещенный цензурой текст.

Все выборы откладывались до окончания войны.

Парламент после заседания 4 августа 1914 г. разошелся, и было неясно, когда он вновь соберется.

Власть осуществляло правительство и военное командование, причем главнокомандующий французской армией генерал Жоффр руководил военными действиями самостоятельно, не слишком считаясь с правительством и тем более с парламентом.

Цензура не пропускала никаких сведений об успешном наступлении немецких войск, приближавшихся к Марне, но 30 августа 1914 г. немецкие самолеты впервые бомбардировали Париж, а 2 сентября ошеломленным французам объявили, что правительство переезжает из Парижа в Бордо – крупный город и порт на крайнем юго-западе Франции. Решение об эвакуации правительства было принято по рекомендации Жоффра, который опасался, что его войска не смогут удержать столицу. В ночь с 2 на 3 сентября в крайней спешке, забрав из банка золотой запас, а из архивов – секретные документы, правительство, президент и парламент перебрались в Бордо. Там они оставались почти 4 месяца, вплоть до 22 декабря, когда битва на Марне закончилась победой французов и фронт стабилизировался.

Вернувшись в Париж, парламент возобновил свои заседания и депутаты постарались вернуть ему основные функции: принятие бюджета, формирование правительства, контроль за действиями исполнительной власти и военного командования.

Постепенно в парламенте и в печати стала появляться сначала очень осторожная, а затем и более резкая критика правительства и военного командования – обычно в связи с неудачами на фронте и в тылу. С мая 1915 г. Палата депутатов и Сенат начали устраивать секретные заседания, где депутаты и сенаторы могли свободно критиковать правительство.

Самым яростным критиком был сенатор Жорж Клемансо, один из основателей радикальной партии, прозванный «тигром» за свою энергию, решительность и беспощадность к противникам. Председатель Совета министров в 1906–1909 гг., неутомимый проповедник реванша за поражение Франции во Франко-прусской войне, Клемансо был убежденным республиканцем и антиклерикалом, но в то же время противником революционного рабочего движения. В основанной им газете «Омм либр» («Свободный человек») Клемансо, не стесняясь в выражениях, поносил правительство за непредусмотрительность и неумелое ведение войны, а когда его газета была закрыта цензурой, переименовал ее в «Омм аншене» («Скованный человек») и продолжал свою критику.

Будучи председателем двух важнейших сенатских комиссий – комиссии по военным делам и комиссии по иностранным делам, Клемансо не упускал случая обрушиться на правительство, требуя ведения войны до победного конца, подавления антивоенной пропаганды, возвращения Франции Эльзаса и Лотарингии и присоединения левого берега Рейна.

Хотя все партии проводили политику «священного единения», правительства были неустойчивыми. За три года – с 1914 по 1917 г. – во Франции сменилось шесть правительств. Дважды их возглавлял Вивиани и дважды его однопартиец, блестящий оратор и ловкий дипломат, «независимый социалист» Аристид Бриан – один из самых опытнейших французских политиков, который до этого уже успел четыре раза побывать премьер-министром[93]93
  В последующие годы Бриан еще пять раз был премьер-министром. В общей сложности он возглавлял правительство 11 раз и 25 раз был министром, в том числе 14 раз министром иностранных дел – недосягаемый рекорд даже для Франции.


[Закрыть].

Военно-государственный капитализм

Ход событий опроверг довоенные представления о том, что война будет короткой и ее можно вести за счет довоенных запасов боеприпасов, сырья и продовольствия. Как и другим воюющим странам, Франции пришлось перестраивать свою экономику на военный лад при помощи государства.

Положение осложнялось тем, что уже в августе-сентябре 1914 г. Германия оккупировала 10 наиболее развитых в промышленном отношении северных и восточных департаментов Франции и удерживала их до конца войны. В довоенное время на их долю приходилось более 80 % выплавки чугуна, свыше 60 % выплавки стали, около 50 % добычи каменного угля, 50 % сбора сахарной свеклы, примерно 20 % сбора пшеницы. В оккупированных департаментах находились крупные предприятия металлообрабатывающей, химической и текстильной промышленности.

Чтобы восполнить урон, причиненный немецкой оккупацией северо-восточных департаментов, правительство финансировало строительство новых промышленных предприятий и расширение посевов сельскохозяйственных культур в центральных и юго-западных районах Франции.

Потребности войны вынудили правительство ввести монополию на внешнюю торговлю и операции с иностранной валютой. Обмен бумажных денег на золото запретили. Железные дороги и торговый флот перешли под контроль государства. Оно в невиданных ранее размерах закупало у частных фирм сырье, продовольствие и другие товары по высоким «военным ценам», в массовом порядке импортировало их из США и Великобритании.

Правительство устанавливало цены и заработную плату, распоряжалось рабочей силой. Часть квалифицированных рабочих и техников была отозвана из армии и направлена в военную промышленность. Рабочий день увеличили до 10–12 часов. Ушедших на фронт мужчин заменили женщины, старики, подростки. Были созданы государственные комитеты и комиссии из правительственных чиновников, крупнейших банкиров и предпринимателей, которые распределяли военные заказы, сырье, правительственные кредиты и субсидии. Их руководителями обычно были финансисты и промышленники, имевшие связи в правительственных кругах. Так, собственник знаменитых предприятий по производству вооружения, «пушечный король» Евгений Шнейдер координировал производство вооружения, магнат электротехнической промышленности Эрнест Мерсье занимался заказами на электрооборудование, владелец автомобильных заводов Луи Ситроен ведал производством артиллерийских снарядов и распределением сырья для промышленности. Это в огромной степени усиливало роль и влияние крупнейших монополистических объединений и связанных с ними получателей крайне выгодных военных заказов.

Военная промышленность. Французский плакат.

Потребление продовольственных товаров, угля, бензина постепенно ограничивалось, хотя гораздо медленнее, чем в Германии, и другими методами. Только в январе 1917 г. были введены ограничения на покупку угля, сахара и картофеля. Кондитерские магазины были закрыты два дня в неделю, мясные лавки – два, потом три дня в неделю.

В январе 1918 г. ввели наконец карточки на хлеб – по 300 г в день на человека. Запретили продажу бензина для частных автомобилей.

Огромные государственные расходы покрывались повышением налогов, внутренними и внешними займами и выпуском ничем не обеспеченных бумажных денег. За годы войны количество бумажных денег увеличилось в 6 раз по сравнению с довоенным уровнем, задолженность государства по внутренним займам – в 2,5 раза, по внешним займам – еще больше.

Экономическое положение Франции было лучше, чем положение Германии, блокированной англо-французским флотом, но оно все же стало очень тяжелым. За годы войны цены выросли в 4 раза, далеко обогнав увеличение заработной платы. Снабжение продовольствием было недостаточным. Товары первой необходимости исчезли из продажи. Появились большие очереди. Возник «черный рынок», обогащавший спекулянтов.

Рабочее и антивоенное движение

Война и политика «священного единения» привели к упадку рабочего и антивоенного движения. Из-за мобилизации распались многие организации Социалистической партии и профсоюзов. Забастовки стали крайне редкими и только экономическими. С августа по декабрь 1914 г. произошли лишь 17 небольших стачек, в которых в общей сложности участвовало менее 1 тыс. рабочих.

Антивоенное движение почти прекратилось. Многие его участники считали, что во время войны надо защищать отечество; остальные не решались открыто высказывать антивоенные взгляды, опасаясь прослыть пораженцами.

В первые месяцы войны только писатель Ромен Роллан, поселившийся в Швейцарии, выступал там в печати со статьями (вошедшими в 1915 г. в книгу «Над схваткой»), призывая интеллигенцию Европы объединиться против войны. Однако непредвиденно длительная и тяжелая война с ее огромными потерями и бедствиями, которых раньше никто не ожидал, привела к возрождению антивоенных настроений. В некоторых профсоюзах и отдельных федерациях Социалистической партии постепенно сложилось антивоенное меньшинство, наиболее видными фигурами которого были руководители профсоюзов металлистов и бочаров Альфонс Мергейм и Альбер Бурдерон, а в Социалистической партии – зять Маркса Жан Лонге.

В сентябре 1915 г. Мергейм и Бурдерон вопреки руководству ВКТ отправились в Швейцарию для участия в Циммервальдской конференции, где – впервые за время войны – встретились социалисты и пацифисты из обеих воюющих коалиций. Мергейм и Бурдерон отказались присоединиться к представленной Лениным резолюции «циммервальдского меньшинства», которая называла войну империалистической, призывала к превращению ее в гражданскую и к революционному свержению власти буржуазии. Резолюция «циммервальдского меньшинства» клеймила «измену» лидеров Второго интернационала, обвиняла их в социал-шовинизме, предлагала порвать с ними и основать новый, революционный Третий интернационал.

Вместе с большинством участников Циммервальдской конференции Мергейм и Бурдерон подписали манифест «К пролетариату Европы» с призывом бороться за мир без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения наций; не голосовать за военные кредиты и не участвовать в буржуазных правительствах.

Руководство Социалистической партии осудило «двух граждан», которые встретились с социалистами из вражеских государств. Руководимая Реноделем «Юматине» назвала их пораженцами, но Мергейм и Бурдерон продолжали антивоенную пропаганду. Мергейм по преимуществу действовал в профсоюзах, а Бурдерон, являвшийся членом Социалистической партии, еще и среди социалистов. Они написали брошюру «Почему мы поехали в Циммервальд» с изложением решений циммервальдского большинства. Мергейм напомнил их содержание в редактируемой им газете в форме «Письма к подписчикам». Бурдерон выступил на собрании федерации Социалистической партии в столичном департаменте Сены, требуя выхода социалистов из правительства и отказа от голосования за военные кредиты. Представленная им резолюция собрала всего 76 голосов, а резолюция в поддержку руководства СФИО – 2732 голоса, но это показывало, что в Социалистической партии, как и в ВКТ, складывается левое, пацифистское антивоенное меньшинство.

В январе 1916 г. Мергейм и Бурдерон основали «Комитет по восстановлению международных связей», который занялся установлением контактов с социалистами и пацифистами разных стран. Председателем комитета сначала был Мергейм, а потом революционно настроенный левый социалист Фернан Лорио – через несколько лет он стал одним из основателей французской компартии. В комитет входили разные люди, в том числе находившаяся в эмиграции во Франции большевичка Инесса Арманд, которая пропагандировала идеи Ленина.

В 1916 г. тяжелейшие сражения под Верденом и на Сомме привели к усилению антивоенных и антиправительственных настроений. В апреле 1916 г. в Швейцарии в местечке Кинталь собралась вторая Циммервальдская (Кинтальская) международная конференция социалистов, обсуждавшая вопрос об отношении пролетариата к проблеме мира. Мергейм и Бурдерон не смогли туда попасть, потому что правительство отказалось выдать им необходимые для такой поездки заграничные паспорта. Зато на Кинтальскую конференцию в частном порядке, не считаясь с руководством СФИО, приехали три депутата-социалиста: Пьер Бризон, Александр Блан и Раффарен Дюжан. Так же, как раньше Мергейм и Бурдерон, они отказались присоединиться к руководимому Лениным «Циммервальдскому меньшинству», но подписали принятое большинством делегатов обращение «К разоряемым и умерщвляемым народам», призывая социалистов Европы не участвовать в буржуазных правительствах и не голосовать за военные кредиты. Вернувшись во Францию, все трое «кинтальцев» проголосовали против военных кредитов. Это первое за годы войны антивоенное голосование произошло в июне 1916 г. – через полтора года после аналогичного голосования Карла Либкнехта в немецком рейхстаге.

Лонге отмежевался от «кинтальцев», заявив, что он по-прежнему будет голосовать за военные кредиты. В результате наметился разрыв между центристами, которые следовали за Лонге, и более левыми противниками правительства, самым видным деятелем которых был тогда Бризон.

Состоявшийся в августе 1916 г. съезд Социалистической партии осудил «опасный уклон к Кинталю», но резолюция, представленная «кинтальцами» и сторонниками Лонге, собрала 1081 голос против 1850 голосов, поданных за резолюцию руководства СФИО. Это было уже очень значительное меньшинство. По подсчетам русского посла в Париже, более трети делегатов съезда являлось сторонниками созыва международного социалистического конгресса для обсуждения вопроса о мире.

Бризон стал издавать еженедельную газету «Ля Ваг» («Волна»), которая популяризовала идеи кинтальского большинства и получила широкое распространение. Выступая в сентябре 1916 г. в парламенте, Бризон вызвал скандал, когда воскликнул: «Долой войну! Можно и должно начать переговоры!» (о мире с Германией. – Прим. В. С.). Бризону не дали продолжать речь, согнали с трибуны, исключили из парламента на несколько заседаний, но мысль о необходимости кончать войну все глубже проникала в сознание французов.

Большое воздействие на общественное мнение оказал антивоенный роман писателя-фронтовика Анри Барбюса «Огонь» с подзаголовком «Дневник взвода». Барбюс без прикрас показал тяжелую участь солдат в окопах, их ненависть к войне, цели которой им чужды и непонятны. Для них реальность войны – это «целые равнины мертвецов и реки крови».

Бесконечно продолжавшаяся кровопролитная война заставляла задуматься о том, каковы ее цели. Правительство отвечало на этот вопрос неохотно и уклончиво, не желая связывать себе руки на будущее.

Вивиани в декабре 1914 г. говорил, что целью Франции в войне является «восстановление оскорбленного права», возвращение «провинций, которые были вырваны силой» (то есть Эльзаса и Лотарингии. – Прим. В. С.), обезвреживание «прусского милитаризма». Многие правые националисты высказывались более определенно. Глава «Лиги патриотов», известный писатель, академик Морис Баррес с начала 1915 г. развернул кампанию в печати, доказывая, что безопасность Франции требует ее возвращения к «естественной границе» по Рейну, то есть присоединения к Франции не только Эльзаса и Лотарингии, но и всего левого берега Рейна. Генеральный секретарь «Комите де Форж» (объединения французских предпринимателей) Р. Пино предложил дополнительно передать Франции и богатый углем Саар.

Президент Пуанкаре в мае 1916 г. заявил, что нельзя удовлетворяться тем, чтобы добиться от Германии «мира, который оставил бы ей возможность возобновить войну и представлял бы вечную угрозу для Европы». Речь, следовательно, шла не только об аннексии, но и о расправе с побежденной Германией. Это вызвало протесты сторонников мира, прежде всего в Социалистической партии, где быстро росло влияние антивоенного меньшинства. В августе 1916 г. руководство Социалистической партии потребовало от правительства публичных заверений в том, что Франция не стремится к территориальным захватам, и война с ее стороны носит освободительный характер. Парламентская фракция СФИО обратилась с таким требованием лично к премьер-министру Бриану, но тот отделался общими фразами о демократических и гуманистических идеалах Франции.