Текст книги "Европа и Россия в огне Первой мировой войны (К 100-летию начала войны)"
Автор книги: И. Новиков
Соавторы: И. Новиков,А. Литвин,А. Матвеева,Д. Суржик,Ю. Кудрина,В. Симиндей,А. Зотова,Д. Селиверстов,С. Артамошин,С. Назария
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 54 страниц)
Вильгельм II эмигрировал в Нидерланды (335).
Кампания 1918 г. завершилась военным поражением Германии и ее союзников.
С выходом России из войны Германия не сумела использовать благоприятные для нее обстоятельства, не стала концентрировать все свои силы для ведения боевых действий на Западном фронте. Германская стратегия на Западном фронте в 1918 г., нацеленная в основном на разгром английских войск, в марте потерпела поражение. Стратегический замысел германского командования – разгромить английские и французские войска до оказания им поддержки Соединенными Штатами Америки, не был осуществлен.
Стратегия Антанты отличалась противоречивостью и непоследовательностью. Противоречия, складывавшиеся между странами Антанты, продолжали негативно сказываться на общей стратегии. Большие разногласия во взглядах на ведение боевых действий были у главного союзного командования и руководства армии США.
Американская армия, принявшая участие в войне на заключительном этапе, не справилась с поставленными задачами. Не имевшие боевого опыта американские военнослужащие оказались малоэффективными проводниками общих планов Антанты.
Боевые действия 1918 г. отличались огромным напряжением и внесли в теорию и практику военного дела много нового.
По существу все военные события, развернувшиеся в 1918 г. на Западном фронте, представляли собой битву, длившуюся с 21 марта по 11 ноября, то есть 235 дней. В ходе нее на фронте в 400 км столкнулось 6 млн человек. С 21 марта по 18 июля 1918 г. наступали германские войска, а в оставшийся период – войска Антанты.
Политическая ситуация в Советской России заставила участников Первой мировой войны быстро перестраивать свою стратегию, действуя на грани с импровизацией. Германия, США, Великобритания, Франция, Канада, Япония, втянутые в орбиту борьбы за разделение российских территорий под разными предлогами, продолжали военно-политическую конкуренцию, завершившуюся сохранением за Россией единства территорий.
Боевые события 1918 г. обогатили военное искусство новыми подходами к ведению наступательных и оборонительных операций.
Проводившиеся в том году операции показали, что колоссальную роль в достижении победы играет фактор внезапности. При этом фактор внезапности блестяще проявил себя как на тактическом, так и на оперативном уровнях.
Внезапность как цепь последовательно осуществлявшихся мероприятий стала значительно сложнее по структуре своей подготовки. Время подготовки предстоявших боевых действий, процесс переброски боевой техники, оружия и личного состава к месту намеченного прорыва, противодействия разведывательным усилиям противника, отказ от продолжительной артподготовки – все это стало опытом, способствовавшим формированию фактора внезапности начала масштабных боевых действий.
В 1918 г. впервые в истории войн в небывалом масштабе были применены во взаимодействии химические войска, военно-воздушные силы, силы подводного флота, танковые соединения и артиллерия. Результат их масштабного применения и взаимодействия показал не только возможности современной по тем временам боевой техники, но и раскрыл перспективу развития как военной техники, так и путей осуществления наступательных и оборонительных действий.
В связи с этим показателен пример использования артиллерии в подавлении, в том числе и психологическом, как военнослужащих, так и мирного населения.
23 марта 1918 г. германские артиллеристы, находясь в 125 км от Парижа, осуществили 21 залп по столице Франции, в результате чего погибли 15 и были ранены 36 парижан. Подобные обстрелы проводились в три серии: с 23 марта по 1 мая, с 27 мая по 11 июня и с 15 июля по 9 августа 1918 г. Инженер А. Г. Дукельский отмечал, что весь артиллерийско-технический мир был ошеломлен теми обстрелами. Пушки были весьма громоздкими. Их длина составляла 30 м. Живучесть ствола не превышала 50 выстрелов. Дальнейшая эксплуатация могла осуществляться только после дополнительной доработки в заводских условиях (336). Однако психологически их применение играло заметную роль, влияя на военных и гражданское население.
История войн также не знала применения танков, а уж тем более в крупных масштабах. Только с августа 1918 г. англичане использовали в бою около 2 тыс. танков (337).
Кампании 1918 г. было характерно массовое использование авиации. В 1918 г. англичане сбросили 5500 т авиабомб, французы сбили огнем с земли 220 германских аэропланов, а истребителями – более 600. В 1918 г. немцы сбили огнем с земли 748 аэропланов и еще больше уничтожили в воздушных боях. Германская бомбардировочная авиация бомбила Париж и Лондон.
Активно действовала ПВО: из 485 летевших на Париж германских бомбовозов до цели добрались лишь 37.
Огромную роль стал играть автомобильный транспорт. Только в июле 1918 г. Антанта перебросила на автомобилях в другие места дислокации 950 тыс. человек (338).
Главным содержанием боевых событий 1918 г. (третьего периода войны) стали: крушение германской стратегии достижения двух побед – над Антантой (кампания 1918 г.) и Советской республикой; преодоление позиционной обороны; общее наступление Антанты и военное поражение Германии.
Заключительный период войны по характеру боевых действий был наиболее напряженным. Наступательные операции продолжались почти восемь месяцев. 3 млн военнослужащих с обеих сторон вели битву на фронте 200 км.
Тяжесть войны на Западном фронте вынесли англо-французские войска. Войска США играли второстепенную роль.
События 1918 г. показали не только огромную роль органов управления, но и важность их вывода из строя. Уже в самом конце войны французский маршал Фош обосновал необходимость уничтожения в первую очередь штабов и различных пунктов управления войсками на предполагавшемся участке прорыва еще до начала наступления. Решение этой задачи обеспечивалось применением конно-механизированных подразделений, взаимодействовавших с авиацией (339).
Российский исследователь К.В. Самохин отмечал, что в ходе Первой мировой войны существенно изменился менталитет крестьянства. И хотя в его монографии речь шла о тамбовских крестьянах, выводы, сделанные автором, справедливы применительно к населению всех стран, воевавших между собой. В то время произошла милитаризация сознания у населения. Появление и использование оружия массового уничтожения привело к обесцениванию человеческой жизни. Длительный период ведения войны привел к снижению стандарта жизни.
Первая мировая война во многом предопределила участие населения в последующих социальных потрясениях (340).
20 сентября 1918 г. был аннулирован русско-турецкий договор, заключенный в Бресте. Новое правительство Германии уже после свержения кайзеровской монархии 11 ноября 1918 г. отказалось от Брестского мирного договора и, следовательно, от претензий к Советскому государству. Советское правительство аннулировало Брестский договор 13 ноября 1918 г. (341).
Под ударами Антанты Четверной союз распался: 29 сентября капитулировала Болгария, 30 октября – Турция, 3 ноября – Австро-Венгрия. Германия капитулировала 11 ноября.
11 ноября 1918 г. недалеко от французской станции Ретонд было подписано перемирие между странами-победительницами – Великобританией, Францией, США – и другими государствами антигерманской коалиции с потерпевшей поражение в войне Германией. Договор вошел в историю как Компьенское перемирие, поскольку станция Ретонд располагается в Компьенском лесу.
В соответствии с перемирием, по существу обозначавшим завершение Первой мировой войны, все военные действия прекращались. Германские войска были обязаны немедленно покинуть все оккупированные ими на Западе территории, сдав часть сухопутного и морского вооружения.
Немецкие войска были обязаны покинуть левый берег Рейна. На правом берегу реки создавалась демилитаризованная зона.
По существу установившееся перемирие означало капитуляцию. По его условиям Германия была обязана вывести свои войска из занятых территорий, выдать Антанте 5 тыс. артиллерийских орудий, 25 тыс. пулеметов, 3 тыс. минометов, 1700 аэропланов, 5 тыс. паровозов, 150 тыс. вагонов и 5 тыс. автомобилей. Военно-морской флот подлежал интернированию. Рейнская область Германии оккупировалась союзными войсками.
Подписание перемирия в Компьенском лесу.
Однако условия перемирия не предусматривали вывода германских войск из оккупированных ими территорий бывшей Российской империи, что давало возможность продолжать бороться немецким войскам против войск Красной армии. Германские войска, например, стремились во что бы то ни стало удержать в своих руках территорию Украины. Местное население по-разному относилось к германской оккупации. Но если местная буржуазия и землевладельцы видели в немецких войсках своих союзников, то значительная часть простых жителей Украины стремилась освободиться от чужеземного гнета. На территории Украины создавались многочисленные партизанские формирования, непрерывно досаждавшие оккупантам. Их силами многие крупные населенные пункты освобождались от захватчиков. Так, например, в декабре 1918 г. германские оккупационные войска были вытеснены партизанами из г. Овруча на Житомирщине (342). Подобные боевые события в 1918 г. происходили на всей территории Украины.
В 1918 г., уже после подписания Брестского мирного договора, боевые действия на территории бывшей Российской империи во многих районах не прекращались. Правда, их характер заметно изменился. «Революционная бацилла», как писали тогда в советской печати, проникала в сознание иностранных солдат. Усталость от войны подчас порождала веру в то, что революция позволит прекратить ведение боевых действий. В многочисленных разведсводках, приходивших в красноармейские штабы, неоднократно отмечалась революционная настроенность германских, австрийских, финских частей. На сторону Красной армии постоянно переходили военнослужащие противника и, как подчеркивалось в документах, часто с оружием в руках (343).
Влияние революционных идей побуждало 16-летних немецких юношей покидать свои дома в Германии, чтобы, тайком перейдя границу, вступать в Красную Армию (344). Под их воздействием французские матросы покидали свои корабли, чтобы стать бойцами советского интернационального французского батальона (345).
Перемирие позволяло всем военным и торговым судам стран Антанты беспрепятственно пребывать в акватории Балтийского моря, что также пагубно сказывалось на политическом и экономическом положении Советской страны.
28 июня 1919 г. в Версальском дворце был подписан мирный договор, вошедший в историю как Версальский мирный договор. Он юридически означал окончание Первой мировой войны.
По условиям Версальского договора Германия возвращала Франции Эльзас и Лотарингию в границах 1870 г.
В собственность Франции переходили угольные шахты Саарского бассейна. Сама Саарская область передавалась на 15 лет под управление Лиги Наций.
К Бельгии отошли округа Эйпен и Мальмеди, к Дании – Шлезвиг-Гольштейн. Германия признавала независимость Польши и Чехословакии. Данциг переходил под управление Лиги Наций. В результате германская территория была разделена польским коридором.
Германия была вынуждена отказаться в пользу победителей от своих бывших колоний. Великобритания и Франция поделили между собой Того и Камерун. Колонии в Юго-Западной Африке были переданы Южно-Африканскому союзу. Австралия получила от Германии часть Новой Гвинеи, Новая Зеландия – архипелаг Самоа, а все немецкие острова на Тихом океане, лежащие к северу от экватора, были переданы Японии.
В результате Первой мировой войны Германия потеряла восьмую часть территорий и двенадцатую часть своего населения.
Германия была вынуждена признать договоры, которые были вскоре заключены союзниками с Турцией и Болгарией, и обязывалась отказаться от Брестского и Бухарестского договоров. За Россией признавалось право потребовать у Германии соответствующие репарации.
Всеобщая воинская повинность в Германии запрещалась. Армия должна была состоять исключительно из добровольцев и не могла превышать 100 тыс. человек, в том числе 4 тыс. офицеров.
Договор предопределял выплату Германским государством репараций на протяжении 30 лет.
Руководители стран Антанты уже после войны свели счеты со своим недавним союзником Россией. Итальянский историк Ф. Рандаццо отмечал: «Делегаты, собравшиеся в Версале для того, чтобы пересмотреть карту Европы после Первой мировой войны, не только считали Россию „недостойной“ сидеть за столом победителей, но и полагали ее изменницей из-за сепаратного мира, заключенного с Германией в марте 1918 г. Мирный договор, подписанный в Брест-Литовске, действительно был выгоден немцам, которые благодаря этому смогли сконцентрировать свои силы на Западном фронте к большому ущербу для Франции и государств-союзников» (346).
Экономика России за годы Первой мировой войны существенно изменилась. Многие акценты ее развития изменились в сторону милитаризации производства. Среднемесячное производство стали в 1918 г. по отношению к 1913 г. составило 81 %. Потребности войны удовлетворялись за счет сокращения всех других потребностей населения. Происходило падение сельскохозяйственного производства, что вызывало большие продовольственные затруднения (347). Сложилась парадоксальная ситуация: война, обострив многочисленные проблемы, привела к революции; революция самим фактом своего существования формировала новый виток войны, выразившейся в одновременном вторжении в Россию войск кайзеровской Германии и Антанты.
Осенью 1918 г. правительством Великобритании в Лондоне был дан обед для участников «Конференции союзников по нефти», на котором лорд Д. Керзон заявил: «Дело союзников приплыло к победе на гребне нефтяной волны» (348). Продолжая его мысль, французский сенатор Беранже, говоря о нефти, добавил: «Кровь земли была кровью победы… Германия слишком полагалась на свое преимущество в железе и угле и недостаточно учла наше преимущество в нефти… нефть была кровью войны, теперь ей предстоит стать кровью мира» (348). Пожалуй, французский политик и предприниматель оказался недальновидным: нефть не стала «кровью мира». Борьба за нее до сих пор мощный стимул военного противостояния многих государств.
Исторический опыт Первой мировой войны бесценен. Это понимали ее участники и очевидцы. Уже 18 августа 1918 г. в Советской России в соответствии с приказом народного комиссара по военным делам была создана комиссия по описанию войны 1914–1918 гг., председателем которой стал генерал В.Н. Клембовский.
Вскоре, 25 сентября 1918 г., в соответствии с приказом заместителя наркома по морским делам, была сформирована морская историческая комиссия по описанию войны 1914–1918 гг., председателем которой стал профессор Н.Л. Кладо (349).
Названия комиссий менялись, менялся и их состав, но в исследование истории войны уже в 1918 г. внесли огромный вклад такие военные историки, как А.А. Свечин, А.Н. Парский, Я.К. Цихович, М.О. Бендер. Именно они стали авторами первых монографий, очерков, статей об истории Первой мировой войны.
Перед комиссией была поставлена задача написания «Краткого стратегического очерка войны», фрагменты которого уже с сентября 1918 г. печатались в советском журнале «Военное дело».
Труды первых исследователей истории той войны издавались и в «Военно-историческом сборнике» (350).
После поражения Четверного союза распалась Австро-Венгерская империя. В результате возникли новые государства: Австрия, Венгрия и Чехословакия. Бывшие крупные регионы империи Босния, Герцеговина, Хорватия и Словения вошли в состав созданного на их основе Королевства сербов, хорватов и словенцев – государства, преобразованного со временем в Югославию.
В результате Первой мировой войны погибли 10 млн человек, 20 млн были ранены. Война заметно изменила карту Европы, невольно создав предпосылки для последующей, еще более масштабной и кровопролитной мировой войны.
ЧАСТЬ IV
ОБЩЕСТВО И ВОЙНА
Глава 1
Лояльная Германия и рефлексия войны германским обществом
Августовские дни 1914 г. превратили Германию в бушующее море. Страна пришла в движение, когда 1 августа Германская империя объявила войну Российской империи, вступив в Первую мировую войну. Создавалось впечатление, что немцы воспринимали войну как долгожданное событие, которое ожидалось, к которому готовились, и вот оно наступило. Люди выходили на улицы, неся в руках знамена, портреты кайзера и транспаранты. Война воспринималась населением как национальное явление, как деяние, направленное на защиту государства и нации. Многие немцы записывались добровольцами и спешили попасть на фронт.
Судьбоносным оказался день 4 августа 1914 г., когда эмоциональное ощущение единства превратилось в политическое единство, ареной которого стал германский парламент. Кайзер Вильгельм II, выступая перед рейхстагом, сказал знаменитые слова, которые отражали патриотические чувства немцев в тот момент и которые были призывом к преодолению политической, конфессиональной и партийной разобщенности. Обращаясь к парламентариям, кайзер сказал: «С началом войны партии прекращают существование! На меня нападала та или иная партия. Так было в мирное время. Сегодня великодушно прощаю все. Теперь я не знаю ни партий, ни конфессий. Все мы сегодня братья-немцы, и только братья-немцы. <…> Я не знаю больше партий. Я знаю только немцев» (1). Депутаты рейхстага впитали эти слова с воодушевлением. Среди них существовала партия, которая до событий 1914 г. последовательно выступала против войны и призывала к противодействию пролетариата надвигающейся угрозе. В августе 1914 г. война стала реальностью, и Социал-демократической партии Германии пришлось определиться. Это был сложный выбор, который приводил к конфликту между доктриной и политикой II Интернационала, с одной стороны, и национальными чувствами немцев, национальным патриотизмом, с другой стороны. Фактически в рядах германской социал-демократии произошло столкновение национализма и интернационализма. 4 августа 1914 г. СДПГ сделала выбор, проголосовав за военные кредиты вместе со всеми партиями германского рейхстага. Депутаты от СДПГ, которые были против войны, в частности К. Либкнехт, тем не менее подняли свои руки за кредиты. Конечно, это не означает, что партия отбросила марксистскую идеологию и перешла на националистическую платформу. Скорее, это был осознанный выбор, который был усилен еще тем, кому была объявлена война. Как отмечал ведущий германский исследователь Г. А. Винклер, «когда война стала свершившимся фактом, социал-демократы не видели альтернативы политике „классового мира“ внутри страны и поддержке военных мероприятий империи. Тот факт, что к противникам Германии относилась Россия, облегчил социал-демократии принятие этого решения, ведь еще со времен революции 1848–1849 гг. царская Россия, по мнению Маркса, Энгельса и левых сил в целом, была главной силой европейской реакции. Ненависть к России сочеталась с надеждой на внутренние реформы в Германии. Национальная солидарность, как ожидало партийное руководство, по крайне мере, должна была устранить имевшиеся препятствия на пути к социальному и политическому равноправию рабочих» (2).
События 4 августа показали, как изменилось мировосприятие и положение немецких рабочих. Растущие зарплаты, улучшение социальных условий жизни, право на участие в политической деятельности превратили их в других рабочих, чем те, о ком писал Маркс. Немецкие рабочие были интегрированы в германское общество, поэтому в начале XX в. они уже не были нищими оборванцами, которым нечего терять, кроме своих цепей. Им уже было что терять. И когда наступило время выбора, то оказалось, что доктринерский интернационализм и идея международной солидарности пролетариата – это одно дело, а чувство общности с собственным народом в момент смертельной опасности – совсем другое. СДПГ сделала свой выбор, поддержав свой народ в начавшейся войне, сделав выбор между доктриной и нацией. «Тем не менее оценка голосования 4 августа 1914 г. как „предательства“ была ошибкой. Патриотические настроения захватили большую часть депутатов от СДПГ и их сторонников. Еще раньше, чем это сделала фракция в рейхстаге, о сотрудничестве с правительством заявила Генеральная комиссия Свободных профсоюзов. Если бы СДПГ отклонила военные кредиты, ей пришлось бы столкнуться не только с расколом внутри партии, массированными репрессиями со стороны государства и бойкотом со стороны общественного мнения. Проголосовав против, социал-демократы объективно бы встали на сторону военных противников Германии и таким образом спровоцировали бы опасность гражданской войны. От шага в эту пропасть партию спас инстинкт самосохранения» (3).
В июле-августе 1914 г. германское общество было милитаризовано и пропитано духом войны. Подтверждением тому могли служить 185 тыс. добровольцев, пошедших на войну в 1914 г. Среди них было много интеллектуалов, поэтов и деятелей культуры, владевших словом и способных передать переживания увиденного. В сентябре 1914 г. было опубликовано обращение «К культурному миру», подписанное 93 интеллектуалами, среди которых было 58 профессоров германских университетов. В нем отрицалась вина Германии за развязывание войны, подчеркивалось единство германской нации и воюющей армии, защищающей немецкий народ и немецкую культуру от того, чтобы «быть стертой с лица земли». М. Залевски отмечал сочетание модернизма и архаизма в событиях первых дней войны. «С самого первого дня войны 1914 г. в высокотехнологичный, научно организованный мир модернизма просочились тяжелые древние антропологические прототипы, даже невиданные до тех пор атавизмы: опубликованные суждения о начале войны изобиловали такими метафорами, в которых речь шла лишь о жизни или смерти, о смелости или трусости, о надежде или отчаянии; это можно выразить одной фразой – все или ничего» (4).
Уже по окончанию Первой мировой войны многие интеллектуалы подчеркивали то уникальное воздействие, которое она произвела на немецкий народ, выразившееся в форме национального единения в момент государственной угрозы. Критический подход исследователей к «августовскому воодушевлению» демонстрирует тенденцию изменения мнения социальных групп о начавшейся войне, но эта трансформация наметилась уже в рамках идущей войны и совершенно не присутствует в августовских событиях. Американский историк Ф. Рингер в своей классической монографии, посвященной немецкому академическому сообществу, цитирует публичное заявление немецких профессоров от 23 октября 1914 г., в котором те подчеркивали: «У германской армии нет иного духа, нежели дух германского народа, потому что армия и народ суть одно целое, и мы тоже принадлежим к этому целому» (5). Это чувство единства духовного мира человека и народа было характерно для академической публицистики. Алоиз Риль, анализируя преемственность рассуждений И. Фихте между 1813 и 1914 г., подчеркивал значение августовского воодушевления как пример единства целей человека и народа. Он отмечал, что «вера в реальность интеллектуального и духовного мира, в жизнь целого народа, превосходящую существование отдельного индивидуума, – эта вера, пробудившаяся во всех нас в первые дни августа, никогда больше не должна угаснуть» (6).
Рефлексия о войне была не только результатом исторического опыта поколения, но и стремлением понять, насколько изменился мир и насколько изменились люди. Оценка консервативного мыслителя Меллера ван ден Брука Первой мировой войны была отражением позиций интеллектуальной элиты. Его взгляды в большей степени опирались на чувство духовного возрождения, чем переживание самой войны. Во многом это обуславливалось тем, что с 1916 г. он работал в «Военном ведомстве зарубежной работы» (7) и смотрел на войну глазами интеллектуала, не прошедшего через пламя войны. В его восприятии «мировая война стала важнейшим событием и поворотным пунктом, и переломом духа». Меллер ван ден Брук отмечал революционный характер этих событий: «Война смогла извлечь из народа его лучшее, его сильное, его истинную природу. Верность, готовность, самоотверженность, с которыми нация вступила в нее, отвага, сила сопротивления, упорство, которые она демонстрировала на полях сражений, еще раз показали агрессивному миру, на что способен обороняющийся народ. Но крушение показало нам, что мы были нацией без политического содержания» (8). Основное влияние Первая мировая война оказала на молодежь, которая на полях сражений мировой войны осознала свое «национально-политическое призвание» (9).
Германская символическая карта мира. 1914 г.
Культурфилософский взгляд на войну был характерен для немецкого философа и консервативного мыслителя Веймарской республики Освальда Шпенглера, автора знаменитого «Заката Европы», над которым он работал в период войны и в котором рефлексия войны выступала размышлением философа, непричастного к огню великой битвы. Война выводилась им из довоенного кризиса культуры и цивилизации. Оценивая историю человечества, О. Шпенглер указывал на существующую взаимосвязь культуры и цивилизации. Культура, переходя в цивилизацию, завершала стоявшую перед ней задачу. «Цивилизация – неизбежная судьба культуры». В отличие от последней, цивилизация представляет собой процесс отрыва культуры от ландшафта, переход от села к городу (10). Урбанизация привела к концентрации населения в городах, превращая их в мегаполисы, мировые города, как писал О. Шпенглер. Мировой город притягивал к себе людей, потерявших связь с землей. Трансформация мировосприятия цивилизованного человека состояла в ослаблении духовной жизни перед возрастанием внешних потребностей. Утилитаризм, космополитизм, научная антирелигиозность характеризовали человека эпохи цивилизации, для которого основным вопросом жизни становился вопрос денег. Мировой город позволял совершить ассимиляцию различных этнических и религиозных групп, ослаблял и способствовал стиранию социально-сословных отличий. Человек превращался в людскую массу, чья энергия была направлена исключительно на внешнее выражение. Оторванность человека от корней делала его бесплодным, превращая в «интеллектуального кочевника» (11). Эта социально-духовная трансформация представлялась О. Шпенглеру некоей предопределенностью, роком, избежать которого человечество не может. Для Европы этот процесс начался в XIX в.
Процесс разрушения традиционного общества характеризовался господством бездуховных масс и как следствие этого – общим процессом падения нравов и изменением социально-ролевых функций. «Дурные манеры всех парламентов, всеобщее стремление участвовать в темных делах, сулящих денег без всякого труда, джаз и негритянские танцы как духовное выражение всех кругов, стремление женщин краситься подобно проституткам, тяга литераторов под возгласы всеобщего одобрения высмеивать в своих романах и пьесах строгие взгляды приличного общества, а также дурная склонность, распространившаяся даже среди представителей аристократии и древних княжеских родов, – избавиться от любого общественного принуждения и любого древнего обычая – все это доказывает, что теперь тон задает чернь. <…> Такова тенденция нигилизма: никто не думает о том, чтобы поднять массы до высоты настоящей культуры; это хлопотно и неудобно, возможно, отсутствуют и определенные предпосылки. Напротив – строение общества должно быть выровнено до уровня сброда. Должно царить всеобщее равенство: все должно быть одинаково пошлым. <…> Превосходство, манеры, вкус, любой внутренний ранг являются преступлениями. Этические, религиозные и национальные идеи, брак ради детей, семья и государственный суверенитет кажутся старомодными и реакционными» (12).
Надеждой на очищение от последствий модернизма была война. Война выступала, по мнению О. Шпенглера, характерной чертой истории государств. «Мировая история – это история государств. История государств – это история войн» (13). О. Шпенглер считал, что силовое решение проблемы международных отношений являлось наиболее основательным способом достижения мировой цели. «Хороший удар кулака имеет больше ценности, чем добрый исход дела; в этом заложен смысл того презрения, с которым солдат и государственный деятель смотрели во все времена на книжных червей, полагающих, что всемирная история есть будто бы дело духа, науки или даже искусства» (14). История образования германской империи лишний раз усиливала его убежденность в естественности войны, ее традиционности в противовес модернистскому пацифизму.
Первая мировая война изменила судьбы целого поколения. Мир раскололся на «до» и «после». О. Шпенглер назвал этот день «величайшим днем мировой истории». Исследователь творчества философа Антон Мирка Коктанек писал: «Первая мировая война была для Шпенглера страхом. Она также была для него надеждой, и надежда была больше чем страх» (15). В 30-е гг., оглядываясь на прошедшую войну, О. Шпенглер отмечал, что «мировая война была для нас только первым раскатом грома из грозового облака, которое нависло над этим веком как его судьба». Все дело в том, заключал он, что «мы вступили в эпоху мировых войн» (16).
Мотивировка и оправдание войны определялись воюющими сторонами по-своему. Великобритания и Франция подчеркивали, что борются против варварства за достижения цивилизации. Германская сторона указывала, что ведет борьбу против цивилизации за культуру. Эта антитеза «культура – цивилизация» была характерна для германской мысли того времени и восходила своими корнями к Фихте[53]53
Подробнее о дискуссии «культура – цивилизация» см.: Beßlich В. Wege in den «Kulturkrieg»: Zivilisationskritik in Deutschland. 1890–1914. Darmstadt, 2000.
[Закрыть] (17).
Однако представления о Великой войне Меллера ван ден Брука и О. Шпенглера были далеки от ощущений человека, лично пережившего войну на полях сражений. В этой связи размышления о войне и ее значении Эрнста Юнгера, участника и героя войны, существенным образом отличаются от философско-политической рефлексии вышеназванных представителей интеллектуальной элиты. Это мироощущение пропитано кровью войны и несет в себе тот заряд энергии, который придавал динамику всему националистическому движению Германии периода Веймарской республики. Дух и мир Великой войны передан в его произведениях выразительно и прочувственно, что позволяет лучше понять то, чем была война для тех, кто прошел ее.
Несколько слов об авторе. Э. Юнгер окончил гимназию в Ганновере в первые недели войны 1914 г. Война изменила все. Воодушевление, охватившее германское общество в связи с началом войны, передалось и Э. Юнгеру. Жажда приключений и чувство долга перед Отечеством теперь объединились. Он записался добровольцем и был зачислен в 73-й ганноверский пехотный полк принца Альбрехта Прусского, попав на Западный фронт в декабре 1914 г. Пользуясь военной льготой, он одновременно поступил в Гейдельбергский университет с отсрочкой учебы до победы (18). В начале 1915 г. при Лезэпарже в Шампани в своем первом бою он получил свое первое ранение. За всю войну в общей сложности Э. Юнгер насчитал 14 ранений в своем теле.