Текст книги "В третью стражу (СИ)"

Автор книги: И. Намор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

«Он мне нравится?» – Пожалуй, это все еще была Татьяна.

«Мне он нравится!» – А это, судя по интонации и «гормональному» всплеску, комсомолка наша проснулась.

– Баст! – Восклицает Кисси, и тра-та-та-та, и бу-бу-бу-бу – мелет что-то неразборчивое и заливается своим виолончельным смехом.

«Шлюха австрийская!»

– Мадемуазель? – А это кто? Виктор или Степан?

«Степан или Виктор?» – Но лицо плывет, заштрихованное косым дождем…

«Да, какая разница! – Русалкой выныривает из темных жарких вод подсознания Жаннет. – И тот хорош, и этот! Все трое, как на подбор! Выбирай и пользуй! Ils ont fait une partie de jambes en l'air[204]204
  Магнум – бутылка для шампанского ёмкостью полтора литра; брют – Максимально сухое шампанское; Блан де нуар (фр.) – дословно: белое из черного, то есть, белое вино из красного винограда.


[Закрыть]… «

«Фи, мадемуазель! Где вы вообще воспитывались?» – Ужасается Татьяна, воспитывавшаяся еще в те еще времена, когда и слово-то секс произносили только шепотом и не при мальчиках.

«Да, ладно тебе, старушка! – фыркает внутри нее «суть и смысл французской женственности». – Можно подумать, сама в комсомоле не состояла!»

И смех. Вполне себе блядский смех, и не понять уже, кто же это так «задорно» смеется? Кисси где-то слева, за плывущим через комнату облаком? Или Жаннет в подсознании? Или, может быть, сама она?

– А угостите даму спичкой! – Это она к кому? Перед глазами только туман и… да… белые и черные гробики… хи-хи…

– Прошу вас, my beautiful lady![205]205
  Случаться, заниматься сексом (Французский сленг).


[Закрыть]

Чей это голос?

«Красивый голос…»

Но из тумана, откуда-то справа появляется рука с зажженной спичкой…

– Благодарю тебя, рыцарь… – Табак смешно щекочет нос и вызывает сухость в горле.

«А мы его смочим!» – Затяжка, медленная, как затяжной прыжок, выдох, глоток из стакана, все еще зажатого в левой руке, и холодный горький огонь, бегущий куда-то в глубину тела, навстречу природному огню, разгорающемуся в сердце и где-то еще.

Бесаме… бесаме мучо … та-та та-та-та та-та-та…

«Вот оно как!»

Еще один глоток, и стакан отправляется на черное лакированное озеро рояльной крышки.

«Рояль?! Ах, да… эти гробики… Это же…»

Но бесаме, бесаме мучо… Что-то такое, что, даже не зная слов – а она их не помнила и перевода не знала – чувствуешь жар страсти и негу любви… и кровь ударяется в бег!

Таня попробовала сосредоточиться и подобрать одним пальцем – как сделала уже однажды на пароходе – мелодию песни, но пальцы не слушались, и еще это нежное дыхание южной ночи, и звезды, плывущие над головой…

Кто-то подошел сзади, нагнулся, и Татьяна узнала запах – великолепную смесь кельнской воды, крепкого табака и хорошего коньяка. Так пах только один человек… мужчина… Баст фон Шаунбург… Олег Ицкович… ОН ее странных снов… А руки с длинными пальцами пианиста уже легли на клавиши, и…

– Bésame, Bésame mucho, – Вывел низкий – драматический – баритон над самым ее ухом. Вот только непонятно, над каким, над левым, или правым?

Но дело не в этом, а в том, что…

 
Bésame, Bésame mucho,
Como si fuera esta noche la ultima vez.
Bésame, Bésame mucho,
Que tengo miedo tenerte, y perderte despues.
 

«Ох! Царица небесная, да что же он со мной делает!»

 
Quiero tenerte muy cerca,
Mirarme en tus ojos, verte junto a mi
Piensa que tal vez manana,
Yo ya estare lejos,
Muy lejos de aqui.
 

Это от него так пышет жаром и страстью, или это у нее… началось?

 
Bésame, Bésame mucho,
Como si fuera esta noche la ultima vez.
Bésame, Bésame mucho,
Que tengo miedo perderte, perderte despues.
 

– А по-русски? – Доносится из тумана хриплый, на октаву севший вдруг голос Кисси.

«Низкое меццо-сопрано…» – Почти автоматически отмечает Татьяна, вспомнив уроки «бельканто» в первом управлении Разведупра.

– Могу попробовать, – откликается Олег, и от его голоса у Тани мороз вдоль позвоночника и жар в щеках. – Но не знаю, что из этого выйдет… Bésame, Bésame mucho… Ну, э…Целуй меня, целуй меня много, Как будто это была, есть… тьфу! Эта ночь последняя. Целуй меня, целуй меня много…

– Ты целуй меня везде, – прыскает где-то в тумане подлая тварь Кисси. – Восемнадцать мне уже…

– Отставить отсебятину! – Командует чей-то решительный голос. – Цыц, веди, плиз, мелодию… Сейчас мы вам с Олежкой, дамы и господа, такую русскую Мексику устроим, мало не покажется! Готов?

И руки Олега, Баста, – или кто он теперь такой, – снова ложатся на клавиши, и сразу же вступает давешний голос:

– Целуй меня, целуй меня крепко, – а вот у Виктора голос выше, и, возможно, от этого еще слаще его призыв.

 
Целуй меня, целуй меня крепко,
как если бы эта ночь была последней.
Целуй меня, целуй меня крепко,
ибо боюсь я тебя навсегда потерять.
 
 
Я хочу, чтобы ты была близко,
(хочу) видеть себя в твоих глазах,
видеть тебя рядом со мной.
Подумай, что может завтра
я буду уже далеко,
очень далеко от тебя.
 

– Bésame, Bésame mucho, – подхватывает Олег, играющий, все так же склонившись к инструменту через голову Татьяны, и она вдруг откидывается назад, чтобы почувствовать его спиной, потому что… Но нет слов лучше этих:

– Bésame, Bésame mucho…

   – Como si fuera esta noche la ultima vez. – Ах, какой у Олега голос, какой тембр, и как откликаются на него ее натянутые нервы.

Bésame, Bésame mucho, – и кровь бежит по жилам в этом ритме, и жаркая нега мексиканской ночи – здесь и сейчас, и словно бы не Олег, а она сама кричит кому-то – Басту, Олегу, ЕМУ! – сквозь плывущую над головой ночь:

 
Bésame, Bésame mucho,
Que tengo miedo tenerte, y perderte despues…
 

Но и Виктор не молчит, ведет свою отдельную – русскую – партию, легко ложащуюся в ритм великолепной мелодии:

 
– Жги меня, жги меня страстью….
– Bésame, Bésame mucho…
 

 
Два голоса, два языка, одна любовь…
Жги меня, жги меня страстью
Так, словно нам эту ночь пережить не дано.
Губ огнём жги меня страстно.
 
 
Ах, неужель, мне утратить тебя суждено?
Быть бы всегда с тобой рядом,
Ласкать тебя взглядом,
Тобою дышать.
Что если завтра с тобою
Судьба мне готовит
Разлуку опять?[206]206
  Моя прекрасная леди.


[Закрыть]
 

* * *

– Олег, помоги, пожалуйста…

– Не в службу, а в дружбу…

– Степа, тебя не затруднит?…

Вокруг нее разворачивалась какая-то несуетливая, но активная деятельность: кто-то куда-то шел и что-то там двигал, или приносил оттуда, или еще что-то такое делал, но это мужчины, разумеется, а они с Олей приземлились на диванчик и только и делали, что «чирикали» между собой, улыбались, потягивая абсент – «Любительница абсента… или там был любитель?[207]207
  Драматический баритон – голос более тёмного звучания, большой силы, мощного звучания на центральном и верхнем участках диапазона. Партии драматического баритона более низки по тесситуре, но в моменты кульминации поднимаются и до предельных верхних нот.
  Меццо-сопрано (итал. mezzo-soprano от mezzo – половина, середина и soprano – верхний) – женский оперный певческий голос с рабочим диапазоном от «ля» малой октавы до «ля» второй октавы, то есть на терцию ниже, чем у сопрано, и выше, чем у контральто. Различают высокое (лирическое) меццо-сопрано и низкое меццо-сопрано.
  Бельканто (итал. bel canto – «красивое пение») – итальянский стиль пения.


[Закрыть]» – дымили… Таня захотела вдруг попробовать «олькиных сигареток», но Олег решительно забрал их и у той, и у другой.

– Хватит! Хватит с вас… абсента… Крыша поедет.

А потом в гостиной возник Степан – «Ведь его зовут Степан, не так ли?» – и громогласно объявил, что «Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста!», и всех как ветром сдуло. Есть, оказывается, хотели все, а стол, сервированный мужчинами в столовой, был выше всяких похвал, – в русском понимании этого слова – хотя из горячих блюд имелась на нем лишь большая чугунная кастрюля – «или это уже казаном называется?» – с чем-то мясным, остро пахнущим, дозревавшим, как выяснилось, в заранее протопленной печи на кухне.

– Сегодня обойдемся без прислуги, – Сказал Виктор, отвечая на немое удивление Ольги. – А завтра… Но завтра придется и за языком следить, и… базар фильтровать, – усмехнулся он. – А то неровен час…

– А что там так вкусно пахнет? – Спросила Таня, которая, кажется, еще секунду назад не испытывавшая и тени чувства голода, а сейчас буквально захлебывалась слюной.

– О! – Сказал Олег. – Это нечто! – И он зажмурился в шуточном предвкушении. – Айнтопф[208]208
  У Тани или у Жаннет, или, возможно, у обеих, в голове крутятся неясные аллюзии на тему абсента. В данном случае, речь явно идет о двух знаменитых картинах: «Любительница абсента» Пикассо и «Любитель абсента» Эдуарда Мане.


[Закрыть]!

– Айнтопф? – На самом деле Таня не спрашивала. Жаннет про этот супчик могла целую лекцию прочесть, но вышел-то как раз вопрос. Вышел и паровозиком потянул за собой оживленный обмен мнениями.

– Айнтопф? – Переспросила Таня, принюхиваясь к ароматам, поднимавшимся над чугунком, и одновременно кося «голодным» взглядом на блюдо с хамоном.

– Знаешь, что такое суп гуляш? – Спросила Оля.

– Ну, – скептически прищурилась Таня. Выражение это в приблизительном переводе должно было означать нечто вроде, «давай-давай – учи ученого!» Но вот беда, вменяемость Ольги нынче явно была весьма относительной, и никаких подтекстов и скрытых смыслов она напрочь не читала. Просто не могла.

– Так это то же самое, только по-немецки, – благожелательно сообщила юной француженке болгарская баронесса.

– Ну, я бы не стал столь опрометчиво отождествлять наш айнтопф с вашим гуляшом, – возразил Баст фон Шаунбург своей австрийской кузине.

– И не сопоставляй! – Встрял в разговор Виктор, который в этот как раз момент вооружился половником и снял с кастрюли крышку, выпустив на волю волну ароматного пара. – Это вообще-то наварен.

– О це велике хохлятское відкриття! – Не без ехидства усмехнулся Ицкович. – А что такое наварен, по-твоему, как не французский айнтопф?

– Спочатку навчись нашей мовоі размовляти, пацан!! – Не остался в долгу Федорчук.

– А що я не так сказав? – Откровенно осклабился довольный своим лингвистическим подвигом Ицкович.

– Брейк! – Движением рефери на ринге поднял над головой руки Матвеев. – Все в сад! Можно подумать, сами еду готовили!

– А хоть бы и так! – Улыбнулся Виктор, а Татьяна вдруг вспомнила, где и когда в последний раз ела айнтопф… бельгийский айнтопф. И с кем. Но Олег на нее сейчас не смотрел.

* * *

От еды Жаннет несколько осоловела, но и то сказать: человек чуть ли не полдня маковой росинки во рту не держал.

«Нет, тут я, пожалуй, переборщила чуток, про маковую росинку… Табак вполне сопоставим, а табака было…»

Но зато на сытый желудок так хорошо пилось шампанское, что они и глазом моргнуть не успели, как ополовинили немаленькую бутылку.

«Магнум это же полтора литра? Или… два?»

– И знаешь, вот читал неоднократно и слышал не раз, – Майкл стоял рядом с ней и рассказывал что-то, тоже, по-видимому, ей, но сама Жаннет – хоть убей – не помнила, когда и как оказалась в этом кресле, и о чем говорит Гринвуд совершенно не представляла. – Но сам… Нет, не то, чтобы не верил! Верил, разумеется. Как не поверить, если человек говорит, что так было! Я думаю, ты меня понимаешь… Да… Вон, Олежек рассказывал, когда его танк подожгли…

«Какой танк?! – Встрепенулась внутри Жаннет Татьяна. – Что за бред! Олег – психолог, а не офицер-танкист, как мой бывший…»

Но Гринвуд, который Матвеев, продолжал свой рассказ как ни в чем, не бывало. Стоял почти напротив ее кресла, слегка облокотившись о боковой выступ камина, держал в руке очередной – который по счету? – бокал шампанского и рассказывал:

– Олег не стал бы врать! Страх уходит на каком-то этапе… Но, понимаешь, сам-то я не воевал… Это Олег с Витей у нас фронтовики, а я – нет.

«Господи! Он же на полном серьезе! И… да!» – Только сейчас она поняла вдруг несколько случайных оговорок Ицковича, которые тот быстро и умело превращал в шутки.

А ты как со своей женой познакомился? – Спросила она. Ей было любопытно отчего-то узнать, что там было и как.

– О! – Улыбнулся Олег. – Это было весьма романтично. Госпиталь, раненый боец, и молодая женщина-врач. Представляешь?

– Да, иди ты! – рассмеялась тогда Таня, подумав, что он шутит.

«А он, оказывается, не шутил…»

 – И вдруг этот энкaвэдэшник поворачивается ко мне и вскидывает руку, а в руке у него пистолет, и я… – Степан остановился, поставил пустой бокал – «Когда он успел выпить?» – на каминную полку, и достал сигареты.

– Дай и мне, – попросила Таня и обнаружила, что и у нее в бокале пусто, а она даже не заметила, когда успела все выпить. Вообще, такое впечатление, что этим вечером она раз за разом отключается, а с чего вдруг, совершенно непонятно.

– Пожалуйста, – протянул ей пачку Степан.

– Американские…

– Ну, я где-то англичанин, – как бы извиняясь за это, развел руками Гринвуд.

– Англичанка гадит[209]209
  Айнтопф (нем. Eintopf «всё в одном горшке») – блюдо немецкой кухни, представляющее собой густой суп с мясом, копчёностями, сосисками или другими мясными продуктами, который заменяет собой обед из двух блюд; Хамон (сыровяленый испанский окорок) – это лакомство и деликатес. Хамон – основа иберийской кухни, в переводе с испанского – ветчина; Гуляш (венг. gulyás) – национальное блюдо венгров: кусочки говядины или телятины, тушённые со шпиком, луком и перцем (обычно с паприкой) и картофелем; Наварен (фр. navarin) – айнтопф из барашка с белой репой готовят практически во всех областях Франции.


[Закрыть]! – Капризно надула губки Жаннет.

– Возможно, что и гадит… Вам налить?

– По-моему, мы перешли на «ты».

– Точно! – засмеялся Степан. – Так налить?

– Налей… – Только сейчас она обнаружила, что кроме них двоих и поющего на разные голоса граммофона никого больше в гостиной нет.

«Ну, как минимум, не хватает троих, а не двоих… Нет, вряд ли…»

«И в само деле, не в амур же де труа они там…»

– Вот, прошу! – То ли она так долго обдумывала ситуацию, то ли Матвеев так быстро все делал, но, кажется, он вернулся с полными бокалами, едва успев спросить, хочет ли она выпить. А она хотела, и потому что шампанское было просто чудо, как хорошо, и потому что настроение такое сложилось…

«Стих нашел… Бесаме… тьфу!»

– Спасибо. Но ты мне начал рассказывать…

«Вспомнить бы еще, о чем?!»

– Да… – Матвеев-Гринвуд держался молодцом, это Таня видела даже сквозь розовый уютный туман, который по-новой стал обволакивать ее несколько минут назад. И все-таки Степа был пьян ничуть не меньше, чем она. Впрочем, он и пил много больше, и отнюдь не одно только шампанское. – Да… Так вот… – Что-то в нем изменилось сейчас. Наверное, взгляд… Он был уже там, на той – как ее? – улице, на которой располагалось несуществующее ныне кафе. – Он вскинул руку… И знаешь, Таня, там было метров шесть или семь… я увидел отверстие ствола… действительно, словно черный зрачок… выстрелил… То есть, это я только хотел выстрелить, а патронов-то и нет. Кончились. И вот… стою я там, и, знаешь, тишина вдруг упала… Да, нет. Не то. Не тишина, а как будто уши заложило. Словно вата в ушах. Крики, выстрелы… все словно сквозь вату или моток шерсти… Не знаю. И еще время. Длинное. Он вскидывает руку, и я вижу, как движется его палец на спусковом крючке, и вдруг … ты когда-нибудь видела, как пуля попадает в человека?

– В кино… – Глупость, конечно, но кроме как в кино, где еще она могла такое видеть?

– И я тоже… – Кивнул Степан. – Только в кино. Но там… Оля влепила ему пулю прямо в лоб… над переносицей, вот так. – И он почесал свой лоб свободной рукой, то ли показывая, куда попала Ольга, то ли просто пребывая в задумчивости. – Он уже не выстрелил, разумеется, – сейчас Матвеев говорил тихо, почти шептал.

«Завод кончился», – решила Татьяна и разом выпила все, что еще оставалось у нее в бокале.

– Понимаешь теперь? Она мне жизнь спасла… и вообще… такая женщина…

 «Ну, да! – Усмехнулась Татьяна, уловив матвеевскую интонацию. – Ах, какая женщина!… Мне б таааакуую…»

– Да, нет, – нахмурился вдруг Степан. – Ты меня не так… Я не в том смысле…

– А в каком? – Кокетливо улыбнулась ожившая по ходу пьесы и вновь «потянувшая одеяло на себя» Жаннет. – Да, не смущайся так, Степа! Я же тебе не жена и не любовница… – рассеянная улыбка. – Пока…

Ну, вот – как делать нечего! Бери и употребляй…

«А что? Видный мужчина… гольф… ведь наверняка играет в гольф! Или в крикет…и на лошади… крепкие ноги, широкие плечи… b.c.b.g.[210]210
  «Англичанка гадит» – расхожее выражение, обозначающее факт неявных действий (дипломатических, экономических, шпионских, пропагандистских) Великобритании против России. Появилось и получило распространение в XIX веке (под «Англичанкой» понималась не просто Англия, как страна, но и королева Виктория лично) – приписывают Николаю I.


[Закрыть] короче. А если и так?»

– Ты каким спортом занимаешься? – Спросила она.

– Я? – Удивился Степан.

– Ну не я же! – Усмехнулась Таня.

– Да, я… какой спорт! Времени нет, и вообще… Ох, черт! – Он хлопнул себя по лбу и расхохотался. – Это дело надо обмыть! Мне вдруг показалось, что я в Москве, и мне пятьдесят, и… Гребля! Академическая гребля, бокс и рыбалка! Ну и футбол, разумеется. Все-таки я где-то англичанин. Шампанского?

– Давай!

– Мигом! – Но на этот раз его заметно качнуло, вернее, едва не занесло на резком повороте.

– А где остальные? – Спросила Таня через минуту, с благодарной улыбкой принимая полный бокал.

– Так, они же в бильярд…

– А мы? – удивилась Таня.

– Но ты же сама сказала…

– А ты?…

– Я не хотел тебя одну…

– Так ты же рыцарь, Степа!

– Вообще-то, я баронет.

– Вот я и говорю – рыцарь.

– А почему ты спросила о спорте?

– У тебя плечи широкие. Плечи широкие, – повторила Таня, рассматривая свой бокал. – Плечи… А почему же ты мне шампанского не принес?

– Как не принес? – Вскинулся Степан.

– Смотри! – Протянула она ему свой бокал.

– Действительно… Я даже не знаю, как это… Сей минут!

– Аллюр три креста! – Смеется Жаннет ему в догон.

– Четыре! – Кричит он, исчезая в розовом тумане. – Пять! Я иду тебя искать…

* * *

«Абриколь… Господи! Триплет[211]211
  Шутливо расшифруется как beau cul, belle gueule: красивая жопа, красивая рожа (изначально сокр. от bon chic bon genre: бонтонный, комильфотный, элегантный).


[Закрыть] и …Выход? Однако! Что теперь? Серия? – Олег сместился чуть влево, чтобы видеть не только поле, но и руки Кейт. – Винт… бегущий винт, надо же! Есть. И… Снукер! И как же ты будешь выкручиваться, золотко?»

Кисси остановилась, положив кий на левое плечо, и, прищурившись, посмотрела на сложившуюся комбинацию. Пиджак она сняла, оставшись в брюках с широкими подтяжками и просторной – батистовой, но как бы мужской – сорочке. Узел галстука ослабила, и… Ну, учитывая, что бюстгальтер сегодня остался невостребованным, получилось именно то, чего Кисси, наверняка, и добивалась.

«Гламурная девушка…»

Но и на этот счет обольщаться не следовало, и обманываться видимостью не стоило тоже. Реинкарнация «Тихони Оли», как называла ее иногда Таня, была something special[212]212
  Бильярдный термин: Абриколь – удар битком (шаром, по которому производится удар) сначала о борт, а потом в прицельный шар; Триплет – отражение шара от двух бортов; Выход – удар, в результате которого, после забитого прицельного шара биток выходит на другой прицельный шар так, что его можно легко сыграть; Cерия (с кия) – последовательность результативных ударов одного участника; Винт – децентрированный удар по битку, вызывающий его вращение; игра в Снукер: снукер или маска – позиция, когда прицельные шары маскируют биток, не позволяя произвести прямой удар по очередному шару.


[Закрыть]. Ум, цинизм и хорошо развитое эстетическое чувство – одним словом, гремучая смесь, вполне подходящая как для того, чтобы крутить мужикам мозги, так и для того, чтобы жечь их – мужиков – танки. Всякие там Виккерсы, Рено или «Рейнметаллы»[213]213
  Нечто особенное


[Закрыть].

– Кузен, будь любезен… – Не оборачиваясь, попросила она и чуть повела подбородком в сторону бара, где были выставлены три початых бутылки – «три сестры» сегодняшнего состязания.

– Только меня подожди! – Баст шагнул к стойке, но по дороге бросил взгляд на месье Лежёна. – Тебе, Витя, тоже плеснуть?

– Спасибо, я сам.

 «Ну сам, так сам. Не один я значит с усам…»

Сначала он налил Ольге – фрамбуаз, ну кто бы сомневался – затем плеснул себе киршвассера, мимолетно удивившись тому, как мало осталось жидкости и в первой, и во второй бутылках. Впрочем, пастис[214]214
  Виккерсы, Рено, Рейнметалл – марки английских, французских, немецких танков межвоенного периода.


[Закрыть], который пил Виктор, убывал ничуть не медленнее.

«Фантасмагория».

– Вот твой компот, Кисси! – Подавая рюмку, он, разумеется, улыбнулся, и чуть опустил глаза долу.

– Хороши Möpse[215]215
  Фрамбуаз – малиновая водка, Франция; Киршвассер – вишневая водка, Германия; Пастис – анисовая водка, Франция.


[Закрыть], не правда ли? – спросила Кейт, принимая рюмку, и легко – буквально играючи – перехватила его метнувшийся в сторону взгляд.

«Кто бы спорил!»

– А разве у тебя есть что-нибудь не хорошее? – В притворном изумлении всплеснул руками Олег. Даже водку немного расплескал.

– Есть. – Кейт откровенно наслаждалась ситуацией. – Характер.

– Я вам не мешаю? – Спросил от бара месье Лежён.

– Нет. – Качнула головой Кисси и, поднеся рюмку к губам, втянула водку таким движением, что у Баста даже пот на висках выступил. – Я на бильярдном столе не отдаюсь, я на нем играю. И, передав – не глядя – пустую рюмку Басту, она потянула кий с плеча.

Начиналось самое интересное. Играющая Кисси буквально завораживала. Зрелище, и в самом деле, нерядовое. Красивая женщина, играющая в бильярд, игру требующую особого рода движений и поз, – это и само по себе нечто, но, следовало признать, Кайзерина не только разыгрывала перед двумя зрителями мужского пола едва ли не порнографический спектакль, она и играла – в спортивном смысле слова – замечательно.

Изначально, идея сыграть в бильярд принадлежала Виктору. Именно он нашел этот чудный «домик в деревне», а посему знал – успел узнать – много любопытного и о доме, и об удобствах, предлагавшихся господам «отдыхающим» и их дамам. Вот среди этих, с позволения сказать, «удобств» – где-то между богатым винным погребом и великолепно оборудованной кухней – и находилась бильярдная с баром и столом почти максимальных размеров.

– А не сыграть ли нам в бильярд? – Спросил Виктор.

– Давай. – Сразу же согласился Олег и выжидательно посмотрел на Татьяну, которая весь этот день вела себя более чем странно. Она и раньше-то не давала никаких векселей, хотя и не «гнала прочь». Но все-таки существовало некое неявное ощущение, что их – именно их двоих, ее и его – связывает нечто большее, чем давнее знакомство и принадлежность к коллективу «попаданцев». Однако, как и раньше, солнышко в их отношениях то выглядывало, то пряталось за тучами. Это если фигурально выражаться, а если не фигурально…

«То только матом!»

Сегодня мадемуазель Буссе кокетничала напропалую, умудряясь временами побивать даже такого признанного мастера «женского троеборья», каковой, несомненно, являлась баронесса «Как-ее-там». Одна беда – она строила глазки Витьке и Степе, а его едва ли не игнорировала. Был, правда один момент, когда в гостиной они устроили спевку… Он играл на рояле и пел, специально – то есть, с ясной целью! – перегнувшись через сидящую у инструмента Татьяну. Очень, надо сказать, интимная поза, намекающая к тому же на еще более «интересные» обстоятельства. И она не возмутилась, не отстранилась… Напротив, откинулась вдруг назад, так что возникло уже нечто недвусмысленное, и, однако же, не случилось ровным счетом ничего. Ничего… И сейчас она тоже сделала вид, что не видит – не чувствует – направленного на нее вопросительного взгляда.

– А во что будем играть? – спросила Кайзерина.

– В пирамиду. – Предложил Виктор.

– Я в русский не умею. – Надула губки женщина. – Давайте в пул.

– Согласен, – кивнул Олег. – Можно в «Девятку», но, учитывая, какой год на дворе, скорее в «Восьмерку».

– Пул есть чисто американский национальный блуд. – Заявил Степан. – Поэтому, если не в русский, тогда – в снукер[216]216
  Сиськи, буквально «мопсы» (порода собак) (немецкий сленг).


[Закрыть].

Как тут же выяснилось, Степан подал золотую идею. В Снукер, по тем или иным причинам, умели играть все. Однако неожиданно планы едва не расстроились, и случилось это из-за Татьяны, заявившей, что играть не будет, потому что не хочет, потому что это дурацкая игра, потому что от треска шаров у нее болит голова, и месячные раньше времени начинаются…

– Лучше раньше, чем никогда. – Холодно заявила Кайзерина и встала из-за стола. – Кузен?!

Олег бросил взгляд на Татьяну, но она снова его проигнорировала, оживленно обсуждая что-то со Степаном.

«Вот же шармута[217]217
  Русский бильярд (пирамида) – собирательное название, разновидности лузного бильярда, с особыми требованиями к оборудованию для игры; Пул (американский) (Девятка) (Восьмерка) – разновидности лузного бильярда; Снукер – разновидность лузной игры. Наиболее распространена в Великобритании.


[Закрыть]!» – Зло подумал он и тоже встал из-за стола.

– Иду! – В висках шумело, и перед глазами только что не кровавый туман, как в давешнем сне про драку в Берлине с красными. Его – что случалось с Ицковичем крайне редко, а с фон Шаунбургом, кажется, не случалось никогда – била злая нервная дрожь.

Вот так и вышло, что они тут играют втроем, а эти остались в гостиной – в гостиной ли? – вдвоем.

– Я вам не мешаю? – Спросил Виктор, не без ревности наблюдавший, как баронесса клеит собственного кузена.

– Нет. – Качнула головой Кисси и, поднеся рюмку к губам, выцедила водку таким движением, что у Баста даже пот на висках выступил. – Я на бильярдном столе не отдаюсь, я на нем играю.

И, передав – не глядя – пустую рюмку Басту, она потянул кий с плеча. Несмотря на выпитое, получилось это у нее весьма элегантно. Кайзерина вообще оказалась классным игроком. Стойка, размер удара, хват и то, как она делала мост, – все у нее было не просто хорошо, а отлично, но и оценить это мог далеко не любой. Баст, впрочем, мог и, разумеется, оценил.

«Перескок[218]218
  Шлюха (арабский).


[Закрыть], и какой!»

– Свой!

– Это следует обмыть!– Радостно хохочет Виктор, которому «достался» вид сзади на взбирающуюся на стол – иначе было не дотянуться до битка – «госпожу болгарскую баронессу». Потрясающий, следует отметить, вид. Особенно в мужских брюках.

– Ты прелесть, Кисси! – Олег поклонился ей и спросил с притворным придыханием:

– Не желаете ли выпить, мадам?!

* * *

А в половине первого – или это было уже начало второго? – она увидела саламандру. Огненная ящерка выскочила из гудевшего от жара пекла между вовсю полыхающими поленьями и, устроившись на медленно прогорающей обугленной деревяшке, стала нежиться среди белых, желтых и оранжевых язычков пламени, пробегавших прямо по ней.

– Смотри, – сказала Таня, оборачиваясь к Степану. – Ящерка.

– Саламандра. – Кивнул он. – Совсем как в рассказе Бенвенуто Челлини.

– Челлини… – Напряглась Татьяна, но кроме какого-то исторического романа, даже не читанного, а всего лишь пролистанного в юности, ничего не вспомнила.

«Асканио[219]219
  хват – Положение руки на кие; мост – Положение кисти, на которую опирается при ударе кий; Перескок – удар, при котором биток сначала перескакивает через маскирующий прицельный шар, а потом ударяет по очередному прицельному шару.


[Закрыть]? Так что ли?»

– Он был скульптор, ювелир и уличный боец, – пришел ей на помощь Степан, заодно удержав Таню от падения.

Почему ее вдруг качнуло, она не знала, да, честно говоря, и не хотела знать. Ей было удивительно хорошо, и портить замечательное настроение из-за всяких глупостей было жаль, и более того…

– Челлини рассказывал, – Степан не то чтобы удерживал ее от падения, она практически лежала теперь на его руке, – что в детстве он увидел саламандру в огне очага, и отец дал ему затрещину, чтобы он никогда не забывал об этом замечательном событии.

– Гм. – Сказала Таня, обнаружив, что ящерка исчезла, растворившись в огне. – Пожалуй… мне будет трудно взобраться по лестнице.

– Не проблема! – Степан одним движением – резко и совершенно неожиданно для Татьяны – подхватил ее на руки и с силой выдохнул воздух: – Вес взят!

– Браво! – Рассмеялась она, чувствуя себя совершенно замечательно в его крепких руках. – Вперед, баронет. Докажите, что…

– Что именно? – Спросил он, поднимаясь по лестнице. Его пошатывало – это факт, но он шел, а Таня и думать не думала о возможности падения. Ее голова была занята другим. Там в теплой и сладкой розовой полумгле плавали тяжелые рыбы желания, такие горячие, что и без того теплые, как в тропиках, воды начинали кипеть и испаряться.

– Что? – Переспросила она, вынырнув на мгновение из своего «внутреннего мира».

– Ты сказала, я должен доказать… – Он дышал тяжело, но шел по-прежнему быстро. – Что я должен доказать?

– Не знаю… – Наверное, ей следовало смутиться, но жар, охвативший ее тело, заставлял кипеть кровь и не оставлял места ни для каких других эмоций.

– Ну вот вы и дома, моя госпожа.

А Таня и не заметила, когда и как оказалась снова в своей комнате. При том она уже не возлежала на руках Степана, а стояла – хоть и не очень уверенно – на своих собственных ногах и смотрела на своего vis-a-vis[220]220
  Герой одноименного романа Александра Дюма, в котором среди прочих действующих лиц появляется и Бенвенуто Челлини.


[Закрыть]. А в глазах Степана…

«Но ведь не воспользовался… джентльмен!» – Но в этой мысли неожиданным образом присутствовало не только восхищение галантным денди лондонским, но и раздражение: «Ну почему мы все должны делать сами?!»

Она отступила на шаг назад, поводя взглядом из стороны в сторону – то ли разыскивая сигареты, то ли недоумевая, куда это ее вдруг занесло – потом еще на шаг, и повернула вправо – два шага, шаг – и влево…

– Что? – Спросил Степан, глядевший в ее глаза, как загипнотизированный, и, как завороженный, следовавший за Татьяной без ясного понимания, зачем он это делает. – Ты в порядке?

– Тссс! – Ответила Татьяна, обнаружив, что ее «танец» удался.

– Я…

– Молчи! – Она толкнула его в грудь, и толчок этот был не таким уж сильным, но зато такого рода, что ни один мужчина не мог – просто не имел права – устоять на ногах. Не устоял и Матвеев, «бездумно» и «беспомощно» упав навзничь, тем более что за спиной его по точному расчету Татьяны – пьяной, но не потерявшей еще разумения – находилась ее собственная кровать.

* * *

– Партия! – Кий полетел на стол. При этом Кайзерину отчетливо качнуло, но она устояла на ногах, улыбнулась победно, цапнула со стойки бара, куда привели ее начавшие вдруг заплетаться ноги, рюмку с киршвассером – даже не заметив, что это не ее рюмка – опрокинула ее над жадно раскрывшимся ртом и обернулась к Басту, едва снова не потеряв равновесия.

– Партия, милостивые государи! – Сказала она по-русски и загадочно улыбнулась. В тени ее длинных густых ресниц клубился колдовской зеленый туман.

– Партия, милостивые государи!

– Есть такая партия! – Шутливо поклонился героине вечера Виктор, и шутка его неожиданно показалась Олегу до того смешной, что он только что не заржал, как боевой конь. Но, тем не менее, он засмеялся и от того, быть может, пропустил момент, когда рыжая «Лорелея»[221]221
  Друг против друга (фр.) – напротив, друг против друга; тот, кто находится напротив.


[Закрыть] неожиданно для всех – то есть, для себя в первую очередь – начала падать лицом вниз.

Впрочем, упасть он ей, разумеется, не позволил, перехватив на траектории падения и тут же подхватив на руки, так как женщина не просто так упала – она была без сознания. И вот что интересно. Как ни был пьян Олег, он отметил – разумеется, совершенно мимолетно – что стоило ей закрыть глаза, как чудо пропало, уступив место прозе жизни: на руках у него оказалась отнюдь не богиня или волшебница, а просто чертовски красивая и – что правда, то правда – смертельно пьяная молодая женщина.

– Э… – Сказал Виктор, не успевший понять, так как что-то пропустил, что тут произошло и как. И почему, ради бога, Ольга очутилась вдруг на руках у Олега.

– Свалилась…

– А! И?

– Не знаю, – пожал плечами Олег. – Наверное, следует отнести ее в постель.

– Да, пожалуй. – Согласился Виктор и, отвернувшись, начал что-то разыскивать среди выставленных в баре бутылок.

Олег постоял секунду, пытаясь поймать ускользающую мысль. Ему казалось, что это что-то важное, и однако, сосредоточиться оказалось практически невозможно, и, пожав плечами, Олег пошел прочь, унося доверчиво прижавшуюся к его груди женщину. А Ольга, и в самом деле, расслабилась и ровно дышала, посапывая и выдыхая теплый, насыщенный алкоголем воздух куда-то ему под нижнюю челюсть.

Веса в ней было хороших полста килограмм, а то и больше, но Баст фон Шаунбург был той еще нордической машиной: он нес женщину и даже усталости не чувствовал. Впрочем, последнее, скорее всего, было связано с общим алкогольным отравлением организма. Спиртовой наркоз – как учит нас военно-полевая хирургия – ничуть не хуже любого другого. Даже лучше, потому что дешевле.

Дойдя до «апартаментов» Ольги, Олег локтем отжал вниз бронзовую дверную ручку и без осложнений внес свой драгоценный груз в комнату. Но если он воображал, что Ольга-Кайзерина кокетничает, то, разумеется, ошибался. Она спала по-настоящему. Заглянув ей в лицо, Олег вздохнул и положил Ольгу на кровать. Но она не проснулась и теперь. Лежала с закрытыми глазами и посапывала своим чудным носиком.

    «И что теперь?» – Олег пожал плечами и с минуту просто стоял над безмятежно спавшей женщиной, ни о чем, конкретно не думая, так как голова оказалась сейчас пуста.

Потом ему пришло в голову, что оставлять ее так не хорошо, и Олег принялся ее раздевать. Занятие оказалось не сложным, но крайне увлекательным. Однако когда женщина была полностью раздета, вместо известного сорта энтузиазма, овладевающего мужчинами при виде красивых, да еще и обнаженных женщин, находящихся в пределах физической досягаемости – просто руку протяни, и все – и чуть ли не в полной их власти, Олег снова впал в ступор, пытаясь понять, что он забыл сделать. А забыл он укрыть Ольгу одеялом, что тут же и сделал. Не спать же ей голой, еще простудится, не дай бог.

Олег подошел к столу, на котором стояла початая бутылка коньяка, налил себе в рюмку, из которой, по-видимому, успела выпить еще до ужина, ныне мирно спящая в своей постели Ольга, махнул – по-русски, залпом – закурил, еще раз взглянул на спящую женщину, и, пожав – в который уже раз плечами – вышел в коридор, не забыв аккуратно притворить за собой дверь.

«Зайти к Тане?» – Неожиданно подумал он, что могло свидетельствовать об исключительной степени опьянения. На трезвые глаза, ему бы такое в третьем часу ночи и в голову не пришло. То есть прийти, конечно же, могло бы, но проходило бы, в этом случае, по графе сексуальных фантазий немолодого мужчины.