Текст книги "В третью стражу (СИ)"
Автор книги: И. Намор
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)
Впрочем, на четвертый день утром они все-таки расстались, условившись встретиться здесь же, в Париже, через неделю. Итак, Кейт благополучно уехала в Гаагу на встречу со своей подругой, не подозревая, впрочем, что Олег предполагает увидеться с Татьяной несколько позже и уже в Антверпене. А пока Ицкович снова оказался совершенно свободен и предоставлен, наконец, самому себе. И тут выяснилось, что делать ему совершенно нечего. То есть, на самом деле работы было хоть отбавляй: хоть официальной – фашистской, хоть неофициальной – попаданческой, но ничего «такого» делать как раз и не хотелось. К тому же в голове назойливо крутилось запоздалое опасение, что, несмотря на все благие намерения, – а намерения эти были высказаны Ольгой по ее личной инициативе – случайно или намеренно, но Кейт проболтается об их «парижских каникулах». Разумеется, это было бы неприятно, но …
«Сам дурак!» – Твердо решил Баст и отправился в синема. В конце концов, сделанного не воротишь. А мучаться сожалениями как девица, – то ли давшая раньше времени, то ли не давшая вовремя (вот ведь горе!) или и вовсе давшая, но не тому, – Олег полагал излишним. Ведь все равно ничего уже не исправишь, только изведешься весь.
Просмотрев четыре фильма подряд и «высосав» под это дело – по глоточку – бутылку коньяка, Олег пришел к выводу, что жизнь – все-таки хороша, и жить хорошо. Теперь можно было бы и в отель отправиться, чтобы выспаться за все прошедшие дни, но сначала Олег снова наведался в логово пана Федорчука. Однако Виктор все еще не вернулся, и это начинало не на шутку тревожить. Ведь сам же дал объявление. Дал, дал, нечего увиливать! И по телефону определенно сказал: приезжай, жду. Ведь так и сказал, скотина! И где теперь его черти носят?
Обдумав сложившуюся ситуацию, Олег написал Виктору короткую ничего не значащую записку по-французски, в которой, скрепя сердце, указал номер телефона отеля. Сделано это было вопреки науке конспирации, но что же делать, если три, с позволения сказать, шпиёна хреновых не додумались даже код какой-нибудь убогий изобразить. Одно успокаивало. В отеле кроме Шаунбурга живет еще, как минимум, три десятка мужиков и не малое количество баб, так что иди, узнай, кто оставил Гастону записку без подписи? Да и с чего бы вообще узнавать?
Вот после этого Олег действительно поехал в отель, пообедал плотно в ресторане, усугубив, разумеется – не без этого – и отправился на боковую. И надо сказать, спал как убитый. Без снов и сновидений спал. И проснулся только в девятом часу утра на следующий день, да и то только потому, что до портье дозвонился месье Гастон Руа и просил передать месье Шаунбургу привет и лучшие пожелания …
* * *
– Где тебя черти носят? – Олег ни радости от встречи, ни раздражения, накопившегося за время ожидания, скрывать не собирался. – Я как дурак, несусь через всю Европу, прибегаю в Париж, а его, понимаешь, нет, и все.
Самое смешное, что «немец» осыпался с него, как сухая шелуха с лука, стоило только тронуть, то есть, в данном случае, – остаться наедине с Федорчуком, обнять его и убедиться (разумеется, чисто автоматически), что двери закрыты, свидетелей нет, и никто не удивится, что Себастиан фон Шаунбург заговорил вдруг по-русски, да не абы как, а с так называемым «южнорусским» певучим акцентом, который на самом деле был просто акцентом другого языка, на котором Ицкович говорил уже более тридцати лет.
– Да, ладно тебе! – Отмахнулся Федорчук, тоже переходя на русский. – Так получилось. Я сначала думал, ну день, ну два, а получилась почти неделя …
Что-то было в его голосе, что-то такое, что заставило Олега тут же насторожиться.
– И где же ты был? – Спросил он, сам не зная, чего, собственно, ждет.
– В Гааге … – Нарочито беззаботным тоном ответил Федорчук. – Выпить хочешь?
– Хочу … Стоп! В Гааге. Ты, случаем, не? …
– Не что? – По-детски наивно переспросил Федорчук, выставляя на стол литровую бутылку кальвадоса. – Ключница делала…
– Кривицкий?
– Да. – Кивнул Виктор едва ли не с облегчением. Он уже взял себя в руки и теперь смотрел на Олега спокойно, даже с вызовом.
– И?
– Покойник просил более о нем не беспокоиться. – Федорчук разлил водку по стаканчикам, живо напомнившим Ицковичу что-то из давно ушедшего в историю быта 50-60-х годов, захваченного им буквально краешком – в раннем малолетстве – но вот ведь, не забытого и даже, напротив, оказавшегося сейчас близким, едва ли не родным.
«Какую, к черту, историю?!» – Спохватился Олег, сообразив, что до шестидесятых еще двадцать лет, и каких лет.
– Рассказывай! – Попросил он и замолчал на следующие полчаса, пока Виктор неторопливо повествовал о своем житье-бытье после памятного «заседания» в Амстердаме. Ицкович другу не мешал, слушал внимательно, обдумывал услышанное и «на ус мотал», а потому пил умеренно, растянув, убогий – дай бог, если восьмидесятиграммовый – стаканчик на тридцать пять минут.
– Значит, думаешь, это была связник? – Спросил после того, как Виктор замолчал.
– Ну стопроцентной уверенности у меня, как понимаешь, нет, но дамочка на такую роль вполне подходящая…
– В газетах ничего не было …
– Так и фигура не та, – пожал плечами Виктор. – Подумаешь, какой-то лавочник из Гааги. Они же не знают, кто он такой. Полиция, наверняка версию самоубийства отрабатывает.
– Даже так? И как ты это инсценировал?
– Если бы… Да, тут промашка вышла, – тяжело вздохнул Федорчук и тряхнул головой. – Проворонил я его. Не просчитал до конца… Это, знаешь ли, …
– Теперь знаю. – Криво усмехнулся Олег.
– У тебя что, тоже «клиент» на тот свет сам ускользнул?!
– Нет, не сам. Думаешь, я хуже тебя? – Вскинулся Ицкович. – Да и не лучше… – Махнул он рукой, успокаиваясь. – Все мы теперь немножко душегубы. Гейнлейна я грохнул. В Праге.
– Господи, Цыц! Ну, ты даешь! Его-то за что?
– За что как раз есть, даже если и авансом, но вот в смысле ценности этого кадра для истории … тут я с тобой полностью согласен, Витя. Но, – поднял указательный палец Олег. – Нет худа без добра!
– Так … – Прищурился Виктор.
– Я встретил еще одного попаданца.
– Да ты шо! – А вот это было даже смешно. Дело в том, что в течение всего этого разговора Олегу приходилось делать над собой изрядное усилие, чтобы видеть в этом породистом «белогвардейчике» Витьку Федорчука. Получалось плохо. Закроешь глаза, и, вроде бы, Витька. Ну, голос другой, разумеется, но, как будто интонация знакомая, словечки… А потом посмотришь, и все. Как и не было узнавания, да и кого узнавать-то? Чужое лицо, незнакомые глаза, фигура, фактура, стиль. Все чужое. А вот сейчас – на нерве, на сильной эмоции – через условно знакомую внешность прорвался-таки, пусть и на одно только мгновение, настоящий Витька Федорчук. Аутентичный, узнаваемый не глазами даже, а потрохами.
– То, что слышал! – Улыбнулся довольный произведенным эффектом Олег. – Мы не одиноки во вселенной.
– Кто?
– Давай, пока без подробностей.
– Почему? – Насторожился, было, Федорчук, но тут же нахмурился, что-то обдумывая, и неожиданно кивнул, как бы соглашаясь с Ицковичем. – Ему ты тоже про нас не сказал.
Не вопрос, утверждение.
– Совершенно верно.
– Согласен, – Виктор налил по второй, усмехнулся такой их скромности, но и сам водку лишь пригубил, а пить до дна не стал. – Но хоть в общих чертах можешь?
– Могу. – Кивнул Олег. – Мой знакомый по прошлой жизни. Из Москвы. – Добавил он, увидев интерес в глазах Федорчука.
– Думаешь, я бы расстроился, если бы он оказался из Тель-Авива?
– Кто тебя знает? – усмехнулся Олег.
– Пошел на фиг! И?
– Человек работает на Разведуправление Красной Армии.
– Да, ты что?! – Оживился Федорчук. – Да за это следует выпить! Вот только закусить, прости, у меня нечем.
– Ничего! – Отмахнулся Олег. – Мануфактурой занюхаем!
– Вот, знаешь, чему не устаю удивляться? – Неожиданно засмеялся Виктор.
– Ну? – Подозрительно посмотрел на друга Олег.
– Баранки гну! – Ожидаемо выпалил Федорчук. – А удивляюсь я тому, Цыц, какие слова и выражения сидят у тебя в башке. Ты же 30 лет, как свалил. Жена по-русски ни гу-гу … Черт! Прости, Олежек!
– Не бери в голову … – На самом деле спазм в горле неожиданно образовался, и источник слез открылся где-то в опасной близости от глаз. – У самого-то, можно подумать, не болит… Прозит!
Олег опрокинул стаканчик, вливая в себя всю порцию сразу, хекнул, выдыхая, сунул в рот сигарету, закурил.
– Проехали.
– Проехали. – Согласился Виктор, глаза которого стали вдруг как у больной собаки.
– Скажи, – меняя тему, спросил Ицкович. – Ты уверен, что хочешь остаться?
– Дурак, – беззлобно откликнулся Федорчук, – я бы к Вальтеру и на пушечный выстрел не подошёл, если бы и, в самом деле, собрался в Аргентину. Чем он хуже меня в таком случае?
– Тоже верно.
– Между прочим, я кое-что придумал, – хитро подмигнул Виктор. – И не один я. Степа тоже клювом не щёлкает. Ты это видел? – И он достал откуда-то с буфета газету на английском языке и бросил на стол перед Ицковичем.
– Ну и на что я должен смотреть? – Олег был заинтригован, но пока не понял, в чем здесь цимес.
– На карикатуру.
– Карикатура? – Переспросил Олег, глянул и замер пораженный узнаванием. – Ё моё!
– А! – Торжествующе возопил Виктор, хватая со стола бутылку и разливая яблочную водку по опустевшим емкостям. – Каково!
– Подожди, подожди! – Остановил его Олег. – А он что уже в НКВД?
– Нет, – качнул головой Виктор. – Он все еще в ЦК. Но, наверняка, сейчас вопрос уже решается или решился. По времени, вроде бы, пора. А тут картинка эта. Ты представляешь, как это там аукнется?
– Не уверен, – Покачал головой Олег. – Впрочем, лиха беда начало. Ты знаешь, что он из Литвы и наполовину литовец по матери?
– Нет. – Удивленно поднял брови Виктор. – Зато я знаю, что он в 34-м и 35-м был в Австрии, Италии, тут вот, в Париже тоже был.
– Могли завербовать… – Как бы размышляя вслух, предположил Олег.
– Англичане.
– Зачем, англичане? – Удивился Олег. – Гестапо. На педерастии попутали.
– А англичане узнали и топят. – Включился в игру Федорчук, и в его глазах загорелись азартные огоньки.
– Точно! А Вальтер узнал …
– Откуда?
– А мы что обязаны знать, от кого он получал информацию? – Удивился Олег. – Просто узнал.
– И его убили, – согласился Виктор.
– Гестапо. – Олег уже примерно представлял, на кого это можно повесить.
– Руками РОВС. – А вот предложение Виктора сулило красивое продолжение партии.
– Хороший ход, но тогда мне нужен персонаж, которого видели – могли видеть – в Гааге в день убийства.
– Персонаж… – На мгновение задумался Виктор. – Узнаваемый?
– Разумеется, – кивнул Олег. – Такой, чтобы по описанию в Москве смогли вычислить.
– Есть такой… даже двое.
– Ну вот и славно. Я эту информацию через нашего нового товарища в Москву-то и протолкну. Слушай, Витя, а ты со своим куратором не расплевался еще?
– Так об этом же и речь!
– Так, значит, по твоему каналу уйдет … без имен, неконкретно … и намек, что решение принималось из-за возможности утечки какой-то сверхважной информации.
– Заговор Ежова, – поддержал Федорчук и вдруг с завистью посмотрел на дымящуюся в руке Ицковича сигарету. – Дай что ли и мне дымом демократии затянуться! А то этот французский табак уже поперёк горла встал.
– Держи! Кого к Ежову пристегнем?
– Не знаю пока. – Покачал головой Федорчук. – Тут надо подумать. Может быть, у Степы кто-то на примете есть…
– Ну это в принципе не к спеху … Слушай, – вдруг оживился Олег, вспомнив кое-что из прошлой жизни. – У тебя же абсолютный слух!
– А это тут причем? – Недоуменно взглянул на него Виктор.
– Ты песни Паулса помнишь? Листья желтые, вернисаж, ну что там еще?
– Олежек, а ты в себе? – Поинтересовался Федорчук, прищуриваясь.
– Вполне. – Усмехнулся Олег. – Ну так как? Помнишь?
– Помню. – Пожал плечами Виктор. – А тебе зачем?
– Подожди! – Остановил его Ицкович. – И ноты записать сможешь?
– С нотами, боюсь … Но, если тебе надо, найдем кого-то, кто умеет: я напою, а он запишет.
– Это хорошо. – Улыбнулся Олег. – А что делать со словами?
– Подожди, тебе что песни нужны? Репертуар?
– В точку. – Кивнул Ицкович. – У меня есть классная певица, Витя. Мирей Матье, Эдит Пиаф … и наш человек, между прочим.
– Так. – Усмехнулся Федорчук. – Говорили же мне опытные люди, где Ицкович, там и бабы. Наш человек оттуда – женщина?
– Да.
– Ё маё!
– Это моя реплика! – Запротестовал, разулыбавшийся, Олег.
– Неправильные мы попаднцы… Все правильные попаданцы – хитрые лисы, заранее выучивают наизусть слова всех песен, а мы какие-то ненормальные: мелодию насвистеть еще туда-сюда, а слова даже из припева – через пень колоду, хорошо если общий смысл текста не переврем. Впрочем, тексты-то – как я понял – нам нужны на французском, а про любовь все примерно одинаковы: он-она-несложилось-расстались-луна-березы-две звезды-море роз… Ладно, – хмыкнул Виктор. – Придумаем что-нибудь. Ты лучше послушай мою идею!
* * *
– Правда, возникает проблема морального порядка, – Виктор покосился на пустой стаканчик, но решил не наливать. Разговор принял серьезный оборот, а это обязывало.
– Не вижу никаких этических проблем! – Не согласился с ним Олег. – Во-первых, сам бы он в такой ситуации недрогнувшей рукой, знаешь ли.
– Это да, – согласился Федорчук. – Но мы – не он.
– Тоже верно, – кивнул Олег. – Но мы знаем кое-что про то, что случится на будущий год. Говорят, на его допросных листах следы крови …
– А так войдет в историю героем …
– И других паровозиком не потянет … жен, например, детей …. – Олегу и самому было противно, но то, что они делали, делалось во благо …
«Как и многие другие преступления …»
– Ладно, – Пожал плечами Федорчук. – 15-го он будет в гостинице Командор на бульваре Османн …
– Стрелять?
– Не знаю пока.
– Слушай, а вы со Степой можете сделать радиовзрыватель? – Поинтересовался Олег, в голове которого начал оформляться наконец долго зревший на периферии сознания план.
– Радиовзрыватель? Кустарно … на нынешней их элементной базе… Нереально. Если ты не хочешь заполучить нечто в размере большой сигарной коробки с волочащимся шлейфом антенны. Метров в пять.
– То есть, если не взрывать, так значит стрелять?
– Ну вот, чуть что сразу – стрелять. А чем тебе часовой механизм не угодил? – Удивился Виктор.
– Ну, хорошо! – Согласился Ицкович. – Будильник. Взрыватели я достану. А вот взрывчатка?
– С селитрой и ее производными, по идее, проблем быть не должно. А вот детонаторов, Олег, нужно два: ударный или химический, и еще электро. Первый можно, в конце концов, от гранаты взять. Только не терочный, а то будем как дураки с хлопушками…
– Я же сказал, – махнул рукой Олег. – Взрыватели будут! Есть у меня канал.
– Тогда не вижу проблем, подгоняем авто с полутонной взрывчатки, и …
– Витя, ты бульвар имени крепкого хозяйственника барона Османна хорошо себе представляешь? – Спросил Олег.
– Черт!
– Вот именно! – Усмехнулся Олег, который над этим самым уже думал, хотя и не отдавал себе в этом отчета. Но вот Федорчук заговорил, и все встало, что называется, на свои места. – Но не беда! Я, Витя, знаю одно «другое» место – пальчики оближешь!
– Какое место?
– Мне тут кое-кто рассказал, что 13-го Тухачевский встретился со своим товарищем по немецкому плену, лейтенантом Реми Руром. Рур – журналист. Сейчас печатается под псевдонимом Пьер Фервак. В 1927-ом он даже книгу о Маршале выпустил. Типа воспоминания о замке Ингольштадт и германском плене. Следить за этим типом несложно. Он приведет нас в кафе. Там, разумеется, будет охрана, но подозреваю, что встреча будет неформальной и менее помпезной, чем обед с бывшими офицерами Семеновского полка.
– Как будем работать пациента?
– Двое следят за Ферваком, – Предложил Олег. – Один потом остается в машине, а второй – звонит из ближайшего бистро третьему в кафе или еще куда. Третий отправляет смертника на заминированной машине по адресу, заведя перед этим часы, и сам тоже едет к месту действия, приглядывая за миной.
– Подожди! – Остановил Олега Виктор. – А кто смертник?
– Есть у меня один местный фашик на примете. Его в любом случае надо убирать, а тут и повод хороший.
– Ага! – Виктор все-таки разлил водку по стаканчикам. – Но, знаешь что, не надо его взрывать. Пусть бросит машину и уходит. Чекисты за ним, тут мы и постреляем и его, и этих, и дай Бог ноги!
– Тогда нам нужна пара МП-18! Или томпсоновских «трещоток»[128]128
Мулен Руж – (Moulin Rouge, буквально Красная Мельница, фр.) – классическое кабаре в Париже; Максим – ресторан на Рю Руайяль.
[Закрыть]. Впрочем, с «томи-ганами» будет перебор. Здесь не Чикаго, юноша… И сразу же встаёт во весь рост второй вопрос: где их взять?
– МП-18? Что за зверь такой? – Ну, да, Виктор-то не немец, откуда ему такие тонкости знать.
– Первый пистолет-пулемёт Шмайсера, с деревянным прикладом и барабанным магазином от «Люгера»…
– Знаю, – кивнул Виктор. – Видел пару раз. Ну «Шмайсер» я, пожалуй, могу достать … – задумчиво протянул Виктор и закурил. – На черном рынке, наверняка, есть. Но вообще-то стремное это мероприятие: сам понимаешь, криминал, стукачи, то да се. Ладно, дай подумать, может быть, что-нибудь и придумается. Пока суд да дело, давай, я быстренько по лавкам пробегусь. Багет куплю, сыр, ветчину, кофе… Сардин в масле. Настоящих, швейцарских. Поесть-то нам всяко надо, да и разговор живее пойдет. Фосфор, опять же, полезен для мозга.
– Вот интересный феномен, – отсмеявшись, сказал Олег. – Как немец, я вполне могу говорить всухую …
– А как русский – нет! – Заржал Федорчук. – Мы русские такие!
– Это ты мне говоришь? – Картинно ужаснулся Олег.
– Я, я! – Передразнил его Виктор. – Ну, бывай! Вместе нам светиться ни к чему. Подожди меня здесь, я скоренько!
– Не торопись! – Крикнул вдогон Олег. – И купи бриош с изюмом, к кофе вместо пирога!
Но Виктор вернулся с порога и, тщательно посмотревшись в зеркало, висевшее на стене, как-то скучно и трезво спросил: И вот ещё что, Олег. Ты, пока меня не будет, подумай, сколько мы постороннего народу в этот раз в графу «запланированные потери» внесём. Полтонны аммонала… Это знаешь ли не в тапки срать.
* * *
Это произошло с ним в поезде. Сидел, дремал. Потом проснулся, поглядел лениво в окно, но ничего примечательного не увидел: не понять даже, едет ли поезд все еще по Франции, или это уже Бельгия. Но это, разумеется, иносказательно. Де-факто это была Бельгия, и де-юре[129]129
MP-18 – немецкий пистолет-пулемёт, конца Первой мировой войны. Пистолет-пулемёт МР-18/1 (Maschinenpistole18/1) изначально был предназначен для вооружения специальных штурмовых отрядов и полиции.
Пистолет-пулемёт Томпсона (Томми-ган) – американский пистолет-пулемёт, разработанный капитаном Джоном Томпсоном в 1916 году, активно применявшийся во время Второй мировой войны.
[Закрыть] тоже, поскольку паспорта проверяли как раз перед тем, как Баст заснул. Однако не в этом дело. Неважно, что там делалось за окном вагона, чьи деревни и поля мелькали там за редкими деревьями. Важным было ощущение, что сон кончился, и он, Олег Ицкович, превратившийся волею обстоятельств в Баста фон Шаунбург, вернулся к жизни. К самой обычной жизни, даже если это была фантастическая жизнь в чужом, но ставшем уже своим теле, под чужим именем, не резавшем, впрочем, уже слух, и в чужом времени, каким-то образом превратившемся в его собственное время.
Это было странное ощущение, необычное, яркое, ни с чем не сравнимое. Как будто само время – непостижимая субстанция, слившаяся в единый поток с историей – проникло в это свое-чужое тело, наполнило его собой, заставив ожить и прочувствовать реальность и материальность окружающего мира каждой своей клеточкой. Время кипело энергией в крови, с бешеной скоростью – так казалось – неслось по узостям кровеносных сосудов. История насыщала вдыхаемый легкими воздух ароматами и смрадом эпохи, отчего прояснялось в мозгах и глазах, и мир приобретал свои настоящие цвета, звуки и смыслы. И дико хотелось быть, жить на этой земле, под этим небом, с этими людьми, но на пороге стояла война. Война, которой суждено было уничтожить эту цивилизацию и породить новую. Послевоенная Европа только напоминает довоенную, но та несколько архаичная Европа умерла вместе с десятками миллионов убитых, еще большим числом искалеченных, с разрушенными городами и исчезнувшими в огне пожарищ картинами, библиотеками, архивами. Возврата к ней нет и не может быть. И ощущение тяжести этого знания, как и ответственности за обладание им, заставило Олега окончательно принять то, что с ним случилось, как факт.
Он встал с дивана. Попутчики дремали, но он спать уже не хотел. Он проснулся. Во всех смыслах проснулся. И неожиданно выяснилось, что, хотя в главном он оставался Олегом, его тело приняло и непосредственные реакции безраздельно принадлежали теперь человеку, которого звали Себастиан фон Шаунбург, но к прежнему Шаунбургу человек этот никакого отношения, разумеется, не имел. Слияние произошло, адаптация благополучно закончилась, и ему, Олегу-Басту не нужно было теперь опасаться, что он выдаст себя какой-нибудь неправильной реакцией, неподходящим жестом, словом на неизвестном прототипу языке.
Баст вынул из кармана фляжку, свинтил колпачок и сделал пару сильных глотков, враз ополовинив серебряный сосуд. Коньяк согрел изнутри, чуть-чуть приподняв заодно и настроение.
«Еще бы!» – Усмехнулся Баст, закуривая. – Чтобы коньяк и не поднял настроения? Так не бывает!»
* * *
– Что-то случилось? – Спросила она, с напряжением всматриваясь в его лицо.
– Ничего не случилось. Во всяком случае, ничего такого, что могло бы меня изменить. – Разумеется, он лгал, но полагал, что ложь во спасение, да еще и ради дела, не есть грех. В конце концов, Таня уезжала, и что же, он должен был – как честный человек – вывалить ей на дорожку всю правду?
«В каком-то смысле женщины правы. Все мы кобели! – Мысленно усмехнулся Олег. – Ну, пусть не все, но многие. Это-то уж точно».
– Ты изменился …
– Прошла неделя.
– Ну разве что. – В ее голосе все еще слышалось недоверие.
– Когда отходит твой пароход? – Спросил Олег.
– В 21.00 я должна быть на борту.
– Не густо. – Вздохнул Олег. – Но делать нечего. Поужинаем?
– Ты приглашаешь меня в ресторан? – Улыбнулась она.
– Есть возражения? Пожелания?
– Да, одно.
– Слушаю вас, моя госпожа, и заранее повинуюсь.
– Не в центре города.
– Разумеется, – кивнул он. – Это все? Тогда пошли!
Они вышли из здания вокзала, Олег остановил извозчика и приказал ехать в Хобокен. Район так себе, зато и не центр. И кабак, подходящий, Олег сейчас вспомнил памятью Баста, так что самое то.
В ландо ни о чем таком не говорили. Обменивались милыми репликами по-французски и по-немецки, но не о делах, естественно. Заговорили только в ресторане, когда остались одни в кабинете, который «щедрой рукой» бросил к ногам женщины безукоризненный джентльмен, пекущийся о ее репутации.
– Ты была у Кривицкого? – Спросил Олег.
– Ты же знаешь. – Таня удивилась и посмотрела в глаза Олегу. – Что случилось?
– Пока ничего. – Усмехнулся Олег. – Но обязательно случится … через несколько минут.
– Интригуешь? – Прищурилась она.
– Никак нет, мадемуазель. Скажи, ты никого там не заметила?
– Где? Когда?
– Там, где Вальтер живет, … Когда обратно шла.
– На улице … – Таня задумалась. – А знаешь, да! Там, в кафе … за окном … Он на меня так посмотрел, я даже испугалась: а вдруг он знает, кто я такая? Но потом … Все было нормально. Хвоста не было. У меня еще одна встреча была …
«Да знаю я!» – Отмахнулся мысленно Олег.
– Как он выглядел? Я имею в виду мужчину в окне?
– Молодой, красивый, – Улыбнулась Таня. – С усиками. Знаешь, такие узенькие … Ну прямо Кларк Гейбл – типичный мафиозо!
– А теперь слушай и запоминай. – Таня, видимо, оценила твердость его взгляда и вопросов задавать не стала. – Когда ты шла к резиденту, в начале улицы ты обратила внимание на автомобиль. Ничего особенного: потрепанный и заляпанный грязью Audi Front. Как выглядит, знаешь?
– Знаю, а …
– Подожди. – Остановил ее Олег. – Рядом с автомобилем курил невысокий, но широкий в плечах мужчина в черном пальто и черной шляпе с прямыми полями. Волос его ты не видела, значит …
– Значит, или лысый или стрижется коротко.
– Точно. Густые – моржовые – усы. Сивые с обильной сединой. На подбородке шрам. Ты еще обратила внимание, что на холоде шрам побледнел. Неряшливый шрам, уходит вниз, на шею. Запомнила?
– На себе не показывай! Да.
– Нос картошкой. Глазки маленькие …
Олег рассказывал долго. Минут пять. Он пытался описать словами двух человек – второй должен был заместить собою Виктора в том самом кафе, – которых обязательно узнают, должны узнать по этим словесным портретам. Не Таня, а те, кто ее сюда послал. Однако Олег-то этих двоих и сам никогда не видел, потому и старался самым точным образом – с синонимами и сравнениями – передать Тане слова Федорчука.
– А для чего это? – Спросила Таня, повторив без запинки все приметы и обстоятельства встречи.
– Для того чтобы изменить историю. – Усмехнулся Олег.
– И как же мы ее изменим? – Заинтересовалась Таня.
– А вот так, – откровенно усмехнулся Олег. – Все запомнила?
– Да.
– Тогда переходим ко второй части Марлезонского балета, – Таня непроизвольно прыснула. – Сегодня ты приехала в Антверпен. И вдруг к тебе подошел я. Не удивляйся. Расскажешь им, как выгляжу …
– И?…
– И передашь содержание нашего разговора и свои ощущения. Итак. Ты меня не знаешь. Я подошел на улице, вежливо поздоровался, приподняв шляпу. И спросил, не могли бы мы поговорить.
– Кто вы? – Спросила Таня. – Что вам надо?
Она еще не полностью включилась в игру, но все-таки поддержала предложенный Олегом «дурной» диалог.
– Я немец. А надо мне, чтобы вы передали своим начальникам, что к вам подошел в Антверпене немец, знающий, кто вы такая на самом деле, и попросил кое-что передать на словах.
– Вы в своем уме, господин немец? Какие, к черту, начальники?
– Ну не знаю. – Развел руками Олег. – Я не настолько осведомлен в ваших делах. Коминтерн, НКВД, военная разведка …
– О чем вы?! Какая разведка? Я француженка …
– Я знаю. – Кивнул Олег. – Вы действительно француженка. Вас узнал один ваш старый знакомый. Он сказал, что вас зовут Жаннет Буссе. Вы коммунистка, были связаны с газетой «Юманите», но сейчас у вас в сумочке наверняка лежит паспорт на совершенно другое имя.
– Да, что вы себе! … – Но Олег не дал ей закончить фразу. Эту партию вел он, и реплики глупой французской девчонки его не волновали. Интерес его простирался гораздо дальше, но Москва была достижима только через эту «певунью».
– И я даже не хочу знать, на какое имя. – Закончил он свою мысль. – Я вас не вербую, мадемуазель. Поверьте. Как агент вы мне совершенно не нужны. Мне нужно доверие, и ничего больше. Я вам вот, что еще скажу. Позавчера вы были в Гааге. Встречались там с резидентом. Адрес назвать?
– Я…
– Не врите. – Снова остановил ее Олег. – Я вас там видел. А резидента вашего убили.
– Кто? – Чисто рефлекторно спросила Таня и сама тут же спохватилась, что прокололась. Но Олег на это и внимания не обратил, он ведь с самого начала знал, что она именно та, кто ему нужен..
– Гестапо, – сказал он. – Но это не моя операция. И почему его убили, я не знаю, хотя кое-какие предположения у меня есть, и именно их-то я и хотел бы передать в Москву. Но, прежде всего, скажите им, это не самоубийство. Это убийство.
– Я не понимаю, о чем вы говорите. Москва… Это ведь в России, не так ли? А я еду в Париж!
– Разумеется. – Кивнул Олег. – Значит, вы потратите на меня десять минут своего драгоценного времени, а потом уедете в Париж. Договорились?
– Почему я не ухожу?
– Потому что он, то есть, я удерживаю тебя за руку. А поднимать скандал ты боишься. У тебя ведь с собой шифровка Вальтера. Я прав?
– Да.
– Тогда продолжим разговор.
– Ладно, господин псих, – Татьяна посмотрела на него с таким презрением, что захотелось ей поаплодировать («Актриса! Прирожденная актриса!»). – Говорите, что хотите, и я пойду.
– Вот и славно. – Кивнул Олег. – Итак. Немецкой разведке – не Абверу, а СД удалось завербовать одного высокопоставленного русского комиссара.
Татьяна напряглась. Или это Жаннет дурила?
– Он отдыхал в Италии. Два или три раза, но завербовали его в Австрии. Не уверен, но по моим данным, взяли его на любви к мальчикам. Понимаете, о чем я говорю?
– Я знаю, о чем вы говорите. – Тон холодный, глаза мечут молнии. Просто великолепно!
– Пытались завербовать его и англичане. Однако, если судить по их поведению, не успели.
Олег замолчал и с интересом смотрел на Таню, пытавшуюся – и не без успеха – изображать равнодушие к тексту и презрение к рассказчику. По-видимому, сейчас ей очень хотелось спросить, откуда он знает об англичанах, и о ком, собственно, идет речь, но держала себя в руках.
– Вот. – Олег вытащил из кармана пальто давешнюю «Дейли Мэйл» и положил перед Таней. – Полюбопытствуйте.
– Ну и что здесь не так? – Но по глазам Тани было видно, что она-то сразу поняла, «что там не так».
– Я предполагаю, что это провокация английской разведки. Газету оставьте мне, а своим скажите, что карикатура помещена в газете «Дейли Мэйл». Но, тем не менее, это намек на реально существующее обстоятельство. Полагаю, что ваш резидент откуда-то об этом знал. Тогда понятным становится и его убийство.
– Это все? – Голос холоден, губы кривятся в презрительной усмешке.
– Есть кое-что еще. Передайте, пожалуйста …
– Я еду в Париж. – Напомнила Таня, но это уже было лишнее. Случись, что серьезное, – этот финт не помог бы.
«Впрочем… «
– Но мы же договорились, кажется?
– Хорошо.
– Германия озабочена возможным сближением СССР и Франции. В качестве меры воздействия на ситуацию рассматривается провокация, возможно даже, террористический акт против кого-то из видных деятелей партии или правительства, приезжающих в Париж.
– Зачем вы все это говорите?
– Для создания атмосферы доверия. – Усмехнулся Олег.
– А зачем вам понадобилось доверие?
– Вот это и есть главное. – Кивнул Олег. – Несколько… ну, скажем, единомышленников… Вы меня понимаете? Хорошо, значит, единомышленников… – Он специально задержался на этом слове, а затем продолжил как бы с того места, где остановился: … достаточно влиятельных… Озабочены политикой Гитлера, и хотели бы получить независимый канал связи с руководством СССР. Для обсуждения – разумеется, на взаимовыгодной основе – актуальных вопросов мировой политики. Вы запомнили или мне повторить?
– Повторите. – Попросила Таня.
Олег повторил. Три раза. Медленно и четко. Потом еще два раза повторяла Таня.
– Запомнила.
– Хорошо. – Кивнул Олег. – Связь. Первый понедельник марта, и потом еще раз через две недели, но уже во вторник, площадь перед дворцом юстиции в Брюсселе. Около памятника героям Великой войны. В 6 часов вечера. Вы.
– Я? – Удивилась Таня.
– Вы. А тот, кто приедет говорить, пусть ждет в отеле. Вообще в качестве постоянного представителя Москвы я хочу видеть именно вас.
– Почему меня?
– Мой каприз. – Улыбнулся Олег. – Может быть, вы мне нравитесь, а может быть, мне понравилось, как вы поете.
– А откуда вы знаете, как я пою?
– Мне рассказал Питер Кольб. Помните такого?
– Питер? Господи!
– Я вижу, вы его вспомнили. – Олег достал наконец сигарету и закурил. – Он увидел вас в Праге. Удивился. Проследил и удивился еще больше: у вас, оказывается, образовалось другое имя. К счастью, он работает на меня. Я прибыл в Прагу, и вел вас все это время.