Текст книги "Никогда не лги"

Автор книги: Холли Эфрон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Я заберу трубы и пустые банки из-под краски: им всегда можно найти применение, – сообщил ей тем же утром Дэвид, тыкая носком башмака в одну из коробок, которые теперь громоздились на их собственной лужайке. – Но скажи мне, ради всего святого, для чего нам понадобилась сгоревшая сковорода?

– Она не только сгорела, она еще вся во вмятинах, – уточнила Айви. – Мне захотелось взглянуть, что там, внутри сундука. А миссис Биндель заставила меня забрать все.

– Заставила тебя? Должно быть, эта женщина обладает недюжинным даром убеждения. – Дэвид наклонился к сундуку и многозначительно потянул носом воздух.

– Я знаю. От него воняет. Он много лет хранился в гараже миссис Биндель. Одному богу известно, какие паразиты в нем водятся. Он принадлежал Власковичу.

Дэвид уставился на сундук с нехорошим любопытством.

– Ага, значит, он принадлежал Владу. Одна из его коробок с землей?

– Он принадлежал его отцу. Кроме того, он совсем не такой тяжелый, – возразила Айви. Бесконечные шуточки о вампирах уже начали ей надоедать. – Как, по-твоему, ты сможешь открыть его?

Дэвид принес гвоздодер из набора инструментов, которые он возил с собой в грузовичке-пикапе. Для того чтобы сорвать легли с крышки сундука, понадобились пустяковое усилие и несколько секунд времени.

– Сезам, откройся! – шутливо вскричал он и сделал широкий жест, поднимая крышку.

Ивовые прутья затрещали. Из открытого чрева сундука хлынул одуряющий запах плесени. Айви зажала нос рукой и заглянула внутрь. Помимо воли она ощутила восторженное предвкушение чего-то необычного. Сундук был полон до краев.

– Ого, – пробормотала Айви, приподнимая некогда белую детскую курточку с отстроченными зубчатыми краями, вышивкой по обшлагам и узкой атласной лентой у ворота. Здесь же лежало и детское платьице с крошечными розовыми оборками на груди, кружевными вставками на рукавах и по подолу, а также шляпка в тон. – Ну, смотри, какая прелесть!

Она вынула платье из сундука. Ткань на ощупь казалась легкой, сухой и хрупкой. Из рукава выпала прядка темных волос, перевязанная бледно-голубой ленточкой. Детские кудри. Тот, кто укладывал этот сундук и столь бережно спрятал в детской одежде прядь волос, наверняка не предполагая, что его содержимое много лет спустя будут рассматривать совершенно посторонние любопытные люди.

Под слоем детской одежды оказалось дамское платье, сшитое из какого-то полупрозрачного материала. У него обнаружился высокий стоячий ворот, тщательно изукрашенный пеной примявшихся кружев, которые сбегали по плечам на грудь. Свадебное платье? Если так, то оставалось лишь сожалеть о том, что его сплошь покрывали небольшие пятна чайного цвета.

Айви осторожно пересмотрела остальное содержимое. В сундуке лежали еще несколько женских платьев, у одного из них, темно-синей шерсти, с фестончатым воротником, имелись маленькие перламутровые пуговки. Айви приподняла его на вытянутых руках. Талии у платья не было, лишь завязки на спине. В ткани зияли многочисленные дыры, прогрызенные молью.

– Как, по-твоему, что это такое? – полюбопытствовал Дэвид, вынимая из сундука какой-то пакет, завернутый в грубую холщовую материю, скорее всего парусину.

Развернув его, он обнаружил, что держит в руках рубашку, сужавшиеся к кистям рукава которой были сшиты вместе на запястьях. К одному из рукавов крепился толстый кожаный ремень, а на конце другого красовалась прочная металлическая застежка. Вместо пуговиц на груди – или то была спина? – висели ремешки поменьше с пряжками напротив. «Смирительная рубашка», – подумала потрясенная Айви.

– Помнишь байки о том, что здесь, на чердаке, они держали сына? – обратился к ней Дэвид. – Как знать, может быть, это правда.

Весь перед рубашки был покрыт пятнами, темно-коричневыми и желтыми. Айви поспешно отвела глаза, словно увидела нечто непристойное. Нечто слишком личное, чтобы демонстрировать его на публике.

– Положи ее на место, – попросила она.

– Подожди минутку, – сказал Дэвид. – По-моему, здесь есть кое-что интересное.

С этими словами он протянул ей сверток светло-бежевых кружев.

Он оказался на удивление тяжелым. Развернув пропахшие тленом слой материи, Айви обнаружила потемневшую от времени серебряную щетку для волос, а вместе с ней ручное зеркальце и коробочку из шлифованного стекла, несомненно составлявшие со щеткой комплект. Стеклянная коробочка легко поместилась у Айви на ладони, и в крышке она заметила отверстие.

Она открыла ее. Внутри лежало… что? Нитки, сберегаемые запасливой домохозяйкой? Айви коснулась ниток пальцем. Нет, это были не нитки. Волосы.

И еще в свертке оказалась записная книжка, точнее, тетрадь. Кусочки искрошившегося и высохшего кожаного переплета посыпались на ладонь Айви, когда она открыла ее. Она стала осторожно перелистывать шершавые линованные страницы, исписанные аккуратным почерком. Каждой записи соответствовала дата. Между страницами лежал лист сложенной пополам плотной бумаги. Айви развернула его и поняла, что держит в руках старинную фотографию коричневого цвета.

По одну сторону изгиба стояла молодая женщина с невыразительным вытянутым лицом и черными кругами под глазами. На нем было темное платье с белым воротничком – то самое, которое они нашли в сундуке. Ее длинные и тонкие пальцы, казалось, парили над широким и крепким плечом мужчины с суровым выражением лица и густыми усами, сидевшим перед ней. Одет он был в темный костюм и одной рукой неловко обнимал маленького мальчика с яркими и живыми глазами. На вид мальчугану никак нельзя было дать больше пяти лет от роду, но он уверенно восседал на коленях у отца, серьезный и напряженный, похожий на взрослого мужчину, но непонятной прихоти вырядившегося в короткие штанишки и курточку с галстуком.

Фотография разломилась пополам по линии сгиба, и в руках у Айви осталось изображение женщины. Глядя в ее пустые и ничего не выражающие глаза, она вдруг почувствовала, как ее охватывает глубокая печаль.

– Я уверена, что Власкович не собирался выбрасывать эти вещи, – заявила Айви, стоя тем же вечером у раковины в кухне в ожидании, пока льющаяся из крана вода не потеплеет настолько, что ею можно будет вымыть потемневшие серебряные безделушки. – Мне кажется, что мы не имеем права оставлять их у себя.

Дэвид недовольно фыркнул. Он сидел за столом со словарем под рукой, разгадывая кроссворд. Словарь стал последней навязчивой идеей Дэвида, призванной повысить уровень его самообразования. А причиной послужила язвительная реплика офис-менеджера компании «Роуз Гарденз» Лилиан Бейлисс, посоветовавшей ему справиться в словаре, что означает слово «филистимлянин».

Айви подавила зевок. Часы показывали половину десятого, так что ложиться спать было рановато даже для нее.

– Где-то у нас есть адрес мистера Власковича. Я позвоню ему и узнаю, не пожелает ли он забрать эти вещи.

На всякий случай Айви решила оставить себе тетрадь с записями, которую, пожалуй, следовало называть дневником, фотографию и прядь детских волос из сундука, хотя они вроде бы ничего для нее не значили. И вообще, решая, какие вещи сохранить на память, а какие – выбросить, люди руководствуются странной логикой. Без малейших угрызений совести Айви раздала одежду бабушки Фэй, ее книги и бижутерию. Зато она не смогла заставить себя расстаться – подумать только! – с ее очками для чтения и резиновым эластичным мячиком, которым старушка пользовалась, разминая кисти рук.

Из-под раковины Айви достала баночку с чистящей пастой для изделий из серебра. Перед тем как приступить к работе, она машинально выглянула в окно кухни. Поначалу она не увидела там ничего, кроме своего отражения в стекле. Причем из-за щек, раздувшихся, как у хомячка, – в чем виновата была беременность, прибавившая ей веса, – собственный нос показался ей восклицательным знаком, застрявшим на просторах некогда милого и худощавого лица.

Но вот глаза ее привыкли к темноте, и Айви разглядела сундук из сплетенных прутьев на лужайке. Они с Дэвидом, сложив все найденные вещи обратно, оставили его там в ожидании мусороуборочной машины, которая должна была приехать в среду. Сундук по-прежнему стоял на своем месте в рассеянном свете уличных фонарей и выглядел страшно одиноким и всеми забытым.

Дэвид экспроприировал у миссис Биндель табличку с объявлением: «Можно забирать без спросу и бесплатно». Очевидно, надпись пришлась по вкусу многим, потому как весь вечер рядом с импровизированной свалкой то и дело останавливались грузовички и фургоны любителей поживиться на дармовщину. Молоденькая блондинка, чем-то напомнившая Айви Бритни Спирс в ее лучшие дни, остановила, выбор на белом платье. Женщина, которая давеча приходила к ним на распродажу и которую Айви видела сегодня утром с коляской, оккупированной двумя близнецами, забрала детскую одежду. В сумерках Айви заметила фигуру высокого худощавого мужчины, внимательно перебиравшего остатки. Чуть позже она обнаружила, что коробка с сантехнической арматурой благополучно исчезла. Даже миссис Биндель не смогла удержаться и тоже пришла заглянуть в сундучок. Неужели и ее снедало запоздалое сожаление о собственной поспешной щедрости? Жаль, что днище сундука почти совсем сгнило, иначе кто-нибудь непременно забрал бы его себе и восстановил.

Айви подставила наружную сторону щетки для волос под струю теплой воды из крана.

– Repousse, [13]13
  Барельеф на металле (фр.).


[Закрыть]– медленно проговорила она.

Чудесное, емкое слово. Как раз такое, которое нужно, чтобы описать выпуклый изящный узор из переплетенных цветов и колибри.

– Оттеснять противника, – сказал Дэвид. – Восемь букв, половина из них гласные. – Он задумчиво куснул указательный палец, после чего нарисовал им в воздухе нечто замысловатое. – Ладно, тише, я думаю. Пытаюсь сосредоточиться.

Айви осторожно вынула из зубьев расчески последние, застрявшие в ней волосинки.

– Помнишь ту стеклянную коробочку с серебряной крышкой? – обратилась к нему Айви. Она сунула прядь светло-каштановых волос в отверстие на крышке коробочки. – Это ведь шкатулка для волос. Дамы Викторианской эпохи собирали свои волосы, которыми позже набивали подушечки для булавок. С их помощью даже делали ювелирные украшения. Если я не ошибаюсь, то совсем недавно такую вот штучку, очень похожую на нашу, продали на электронном сетевом аукционе «еВау» за целых сто долларов.

– Похоже, нам не помешает выигрыш в лотерее. Как насчет того, чтобы сорвать джекпот?

Влажной салфеткой Айви зачерпнула из баночки немного чистящей мази для изделий из серебра и начала оттирать ею обратную сторону расчески. На чистой ткани появились черные пятна, а с выпуклой поверхности, наоборот, исчез темный налет.

– Полный набор туалетных принадлежностей будет стоить намного больше, – продолжала она. – Правда, и состоять он должен из полудюжины предметов, не меньше. Представляешь, щетка для волос, крючок для перчаток…

Дэвид подхватил со стола свой кроссворд со словарем и торопливо вышел из комнаты.

Айви между тем вооружилась старой зубной щеткой и принялась удалять последние следы окислившегося темного налета. Покончив с расческой, она взялась за ручное зеркальце. Из глубины помутневшего стекла на нее взглянуло собственное отражение. Если не считать защечных мешков, делавших ее похожей на бурундука, она все еще напоминала Мортицию Аддамс, [14]14
  Мортиция Аддамс – супруга Гомеса Аддамса. О приключениях семейства Аддамс были сняты телесериал и многосерийный мультфильм, а в 1990 гг. – несколько художественных фильмов.


[Закрыть]с длинными прямыми волосами и челкой, особенно в конце утомительного рабочего дня.

Она принялась полировать заднюю стенку зеркальца. Затем пришла очередь крышки от шкатулки для волос. Айви тщательно промыла ее и насухо вытерла посудным полотенцем. Наконец, она выложила их в ряд на кухонном столе и полюбовалась на дело рук своих.

И тут Айви вспомнила о бронзовой статуэтке, стоящей у подножия лестницы. Вообще-то, можно почистить и ее, раз уж она занялась этим грязным делом. Айви вышла в прихожую и сняла Бесси с постамента. Фигурку удерживал на месте шестидюймовый болт, выступающий из ее основания и утопленный в стойку перил.

Прижимая статуэтку к груди, Айви направилась обратно в кухню и вдруг вспомнила, как они с Дэвидом впервые переступили порог своего нового дома. Тогда ей показалось, что Бесси, подняв руку, тепло приветствует новую хозяйку. В то мгновение Айви захлестнуло ощущение дежа вю – настолько старинный особняк напоминал ей несколько более скромный дом Викторианской эпохи, в котором жила ее семья до того, как умер отец. До того, как мать начала беспробудно пить.

Она опустила статуэтку на кухонный стол. Айви просмотрела достаточно много телепередач об антиквариате, чтобы понимать: старую бронзу можно запросто погубить бестолковой чисткой. Бедная женщина, которая приняла Бесси за подставку для лампы работы Тиффани, залилась слезами отчаяния, когда узнала, что стерла со статуэтки патины на десять тысяч долларов.

Айви осторожно протирала фигурку влажной тряпкой, убирая пыль изо всех ее впадин и канавок, когда внимание ее привлек какой-то звук, донесшийся снаружи. Точнее, сухой треск. Спустя мгновение он повторился. Такое впечатление, будто очередной покупатель остановился посмотреть, какими еще диковинками можно обзавестись задарма.

Айви бросила взгляд на часы: начало одиннадцатого. Она выключила свет в кухне, чтобы иметь возможность видеть то, что делается на улице. На тротуаре за пределами лужайки, на которой все еще торчал плакат избирательной кампании Тео, кто-то поднял крышку сундука. Но вот она слегка опустилась, и Айви сумела рассмотреть голову и плечи того, кто стоял рядом с сундуком. Мимо проехал автомобиль, и луни его фар осветили темную, неясную фигуру. Это оказалась женщина.

Крышка сундука опустилась еще ниже. Айви вздрогнула. Фигура выглядела до боли знакомой. Длинные темные волосы. Челка. Солнцезащитные очки. Ей показалось, что она смотрит на собственное отражение. Вдруг раздался громкий лязг – это статуэтка упала в раковину, и Айви потянулась к горлу. Рука ее судорожно нащупывала бабушкино ожерелье и амулет в форме ладони, который должен был висеть на шее… но его не оказалось на месте.

ГЛАВА ПЯТАЯ

«Прекрати гоняться за собственной тенью. Сядь и подумай хорошенько – так всегда говорила бабушка Фэй в тех случаях, когда Айви начинала бестолково носиться по дому в поисках неизвестно куда засунутой тетрадки с домашним заданием или ключей от входной двери. – Будь уверена, они лежат именно там, где ты их положила».

Ну и где же оно может быть? Вчера вечером ожерелье зацепилась за банное полотенце. Пытаясь расстегнуть и отцепить застежку, Дэвид сломал ее, а потом положил на раковину в ванной комнате на третьем этаже.

Но сейчас ожерелья там не было. Его не было ни на полочке под зеркальцем, ни на раковине, ни на полу, ни в мусорной корзине. Не завалилось оно случайно и за радиатор парового отопления. В общем, его не было нигде. Оно просто исчезло.

Может, она сама нечаянно захватила его пылесосом, когда убиралась здесь? Айви нашла пылесос, который все так же стоял в спальне на верхнем этаже, в мансарде. Она вынула мешок для мусора, разрезала его пополам и вывалила содержимое на подстеленную газету. Но, перебрав спрессованный мусор, цепочки с амулетом она так и не нашла.

Она принялась методично обыскивать весь дом, сверху донизу, все сильнее и сильнее злясь на себя. Часом позже она наткнулась на Дэвида, который преспокойно сидел в дальней комнате и смотрел телевизор. Он поднял голову и взглянул на нее.

– Тянучка?

Внезапно все происходящее показалось Айви верхом нелепости. Только из-за того, что она не может отыскать амулет своей бабушки… Она поднесла руку ко рту и тихонько заплакала.

В ту же секунду Дэвид вскочил на ноги и оказался рядом с ней.

– Что случилось? – Большим пальцем он вытер слезинку у нее со щеки. – Эй, из-за чего ты так расстроилась?

Айви рассказала ему обо всем.

– И только-то? Все дело в потерявшемся ожерелье?

– Нет, не только. Но мне неприятно, когда я кладу вещи на место, а потом не могу их найти. Или вижу то, чего нет.

– Что ты имеешь в виду?

Айви поведала ему о женщине, стоявшей на тротуаре возле сундука.

– Но мы же сами надеялись, что люди будут останавливаться и брать то, что им нужно, не так ли? – воскликнул Дэвид.

– Но она выглядела в точности как я.

Дэвид растерянно заморгал.

– Очевидно, ты всего лишь увидела в стекле собственное отражение…

– Я специально выключила свет. И на мне не было солнцезащитных очков.

– Она носила солнцезащитные очки?

– Именно это я и пытаюсь тебе втолковать.

Дэвид недоуменно приподнял брови.

– Ну, пойдем покажешь.

Она привела его в полутемную кухню, и они встали у окна, глядя на улицу. Снаружи, на тротуаре, стоял сундук. Крышка его была закрыта.

– У нее были большие солнечные очки-консервы на пол-лица.

– Но ведь там чертовски темно.

– Мимо проезжала машина с включенными фарами. Так что я видела то, что видела, и эта женщина мне не померещилась.

Дэвид повернулся к Айви.

– Ладно. Значит, женщина в солнцезащитных очках идет мимо и останавливается, чтобы заглянуть в сундук, стоящий на тротуаре. Может, она даже взяла оттуда кое-что. – Он обнял ее за плечи. – Подумаешь, большое дело.

Айви вздохнула.

– Ты прав, конечно. Просто это так… – Она зажала рот рукой, чтобы опять не расплакаться. – А тут еще и ожерелье бабушки Фэй пропало… – Последние слова застряли у Айви в горле. – Прости меня. Я не знаю, что на меня нашло.

Разумеется, она прекрасно понимала, в чем дело. В том, что ей давно пора лежать в постели, да еще в том, что она была на девятом месяце беременности.

– А ты смотрела в… – начал было Дэвид.

– Я искала везде! – Слова вырвались у Айви с громким всхлипом. Под натиском беременности рушились последние бастионы самообладания.

Дэвид тут же пошел на попятный.

– Эй, послушай, ожерелье сейчас наверняка пирует с моими осиротевшими непарными носками и твоей зубной щеткой.

Айви выхватила из пачки салфетку и яростно высморкалась в нее.

– Хочешь, поищем вместе? – предложил Дэвид. – Ты же знаешь поговорку насчет двух голов.

– Которые лучше, чем никакая.

Тем не менее она позволила Дэвиду вновь обыскать все места и укромные уголки, в которых она уже смотрела и в которые еще не заглядывала.

– Я же говорила, что оно как в воду кануло, – сказала она, когда ожерелье так и не нашлось.

Дэвид ласково обнял ее за талию.

– Серебро не поддается биохимическому разложению. Оно наверняка сейчас лежит себе преспокойно где-нибудь и ждет, когда мы его найдем. А пока тебе нужно лечь в постель, и я даже знаю одного человека, который подоткнет тебе одеяло. Ты ведь не присела с самого утра.

И он нежно, но твердо повел ее вверх по лестнице в спальню.

Но Айви чувствовала себя слишком усталой и возбужденной, чтобы заснуть сразу. Она села на постели и раскрыла небольшую тетрадку в кожаном переплете, которую нашла в плетеном сундучке, а потом осторожно провела пальцами по высохшей, хрупкой странице, по словам, написанным выцветшими чернилами и перьевой ручкой.

Эмилия В. 23 мая 1922 года.

Эмилия. Какое старомодное имя! А буква «В», должно быть, означает «Власкович». 1922 год. Краткий перерыв между войнами. Примерно в то же самое время бабушка и прабабушка Айви покинули Европу.

Новый дневник – новое начало. Сегодня мы переехали в этот очаровательный, очень красивый дом на Лорел-стрит. Уже давно пробило полночь, но я слишком взволнована, чтобы заснуть.

Сегодня после полудня я впервые стояла на крыльце, своем крыльце. На лугу напротив нашего дома уже распустились лютики.

Вот как? Значит, раньше на другой стороне улицы был луг? Удивления достойно. Айви стала читать дальше.

Пока я наблюдала за тем, как мужчина, нанятый Джозефом, заносит внутрь стол, подаренный нам родителями, я вдруг ощутила, как во мне зашевелился ребенок. Мне захотелось поделиться этой новостью с мамой и Матильдой, но письмо мое дойдет до Торонто только через неделю.

Ребенок оказался мальчиком – Айви почему-то была уверена в этом. Как ничуть не сомневалась она и в том, что Эмилия В. и есть та самая женщина с вытянутым лицом на фотографии и что именно ее руки повязали голубую атласную ленту вокруг той прядки детских волос, которую Айви обнаружила в сундуке.

Айви читала страницы, исписанные четким каллиграфическим почерком, с датами, проставленными на полях. Понемногу призрачный образ с фотографии стал обретать плоть и кровь, и перед мысленным взором Айви предстала женщина, чьи дни проходили в обустройстве нового дома, своего гнездышка, в ожидании рождения первенца и в тоске по друзьям и родным, которых она оставила в Канаде. К несчастью, подобного дневника, который бы запечатлел историю ее собственной семьи, у Айви никогда не было.

К июлю почерк изменился, став косым и неразборчивым. Айви живо представила себе беременную Эмилию, сидящую в гостиной за конторкой с откидной крышкой. Губы у нее плотно сжаты, брови нахмурены, а пальцы крепко сжимают пера Запись, датированную 20 августа, Айви перечитала дважды.

Вернувшись после прогулки, я долго разглядывала себя в зеркальце. Я увидела то, что и ожидала. Лицо у меня слишком худое и вытянутое, нос слишком большой, а кожа стала какой-то одутловатой и нездоровой. Волосы мои слишком короткие, чтобы их можно было назвать роскошными прядями, а цвет их чересчур неопределенный, не золотистый и не каштановый. Пальцы у меня короткие и толстые, и они не сужаются к ногтям. Чему тут удивляться, что Джозеф не желает даже смотреть на меня.

Бедняжка. Она оказалась одна в чужой стране, в дыре под названием Браш-Хиллз, в обществе этого Джозефа, о котором Айви ничего не знала, но который почему-то не вызывал у нее симпатии. Никаких курсов для будущих родителей, где она могла бы познакомиться с другими молодыми парами. Никаких тарифов «Друзья и родственники» у операторов мобильной связи. Никакой электронной, почты. Никаких тебе социальных сетей «В контакте» или «Одноклассники».

«Не гневи судьбу и радуйся тому, что имеешь», – Айви словно наяву услышала голос бабушки, повторяющей эти слова. И пусть на девятом месяце беременности Айви обладала грациозностью слона в посудной лавке, Дэвид заставлял ее чувствовать себя тем, что бабушка Фэй называла горячим помидором. У нее были друзья, коллеги и работа, к которой она собиралась вернуться.

Айви накрыла ладонями свой огромный живот. Совсем скоро у нее родится ребенок. Даже она сама понемногу начинала в это верить.

Зевнув, она закрыла тетрадь. Затем выключила свет, повернулась на бок и закрыла глаза.

Часом позже она по-прежнему не спала, хотя рядом с ней на кровати сладко и негромко сопел Дэвид. Ей самой казалось, что она буквально насквозь пропиталась запахом плесени и увядания. Мысли ее перескакивали с одного предмета на другой. Перед ее внутренним взором возникали то аккуратно выписанные строчки, то утомленное лицо на старой коричневой фотографии, то незнакомая женщина на лужайке, которую она видела сквозь окно своей кухни, – темные длинные волосы и челка обрамляли бледное лицо, закрытое большими солнцезащитными очками. Мортиция II.

Айви накрыла голову подушкой, словно надеясь заглушить звуки, которые в свою очередь сотрут из ее памяти образы, безостановочно кружившиеся перед глазами. Она представила себе очаровательный рисунок пером и тушью на первой странице книжки под названием «Мадлен» – старый домик в Париже, по передней стене которого карабкаются вверх виноградные плети, а из двух труб, торчащих над черепичной крышей, вьется кудрявый дымок. Отец так часто читал ей эту книжку в детстве, что она знала ее наизусть. Всякий раз, будучи не в состоянии заснуть, она отправлялась в странствие по ее страницам, полных забавных иллюстраций и ритмических строф, и успокаивалась.

Старый прием сработал и на этот раз. Айви заснула. Ей снилось, что она стоит на чердаке парижской школы Мадлен, заставленном заплесневелыми плетеными сундуками, доверху забитыми изъеденными молью перинами и простынями. И из одного сундука в самом дальнем углу доносится детский плач.