Текст книги "Редаманс (ЛП)"

Автор книги: Х. К. Долорес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Я улыбаюсь, слишком натянуто, чтобы это выглядело вежливо.

– Все в порядке. Вообще-то, мне стоит вернуться, я думаю, э-э, Адриан ищет меня.

Я намереваюсь ретироваться, но Эдвард Эллис протягивает мне стакан виски.

– Только один глоток, – говорит он, и я понимаю, что у него такие же мертвые глаза, как у его сына. – Я быстро.

Глава двадцать девятая

– Поппи Дэвис, – Эдвард смотрит на меня пустыми глазами через деревянный стол в кабинете. – Из Мобила, Алабама. Студентка-стипендиат Лайонсвуда – полагаю, там ты познакомилась с моим сыном. Двадцать восемь лет. Ты начинающая художница, которая только что получила работу в «Ars Astrum». А теперь… – Выражение его лица мрачнеет. – Моя невестка. Очевидно.

Развалившись в зеленом кресле, я крепко сжимаю стакан на коленях.

– Да. Это я.

А теперь я действительно хочу уйти.

– Должно быть, это серьезная перемена, – говорит он. – Для человека, привыкшего жить за чертой бедности еще ... два дня назад.

Я пожимаю плечами, пытаясь не показать, насколько неловко он меня заставляет.

– Думаю, я справляюсь с этим нормально.

Наступает пауза молчания, во время которой я пытаюсь не ерзать под его проницательным взглядом.

– Поначалу я и сам не понимал, что его привлекло.

Я сглатываю.

– Он никогда ни к кому не проявлял особого интереса, – говорит он. – К людям в целом. – Он делает паузу. – Но потом я изучил твоё прошлое немного глубже, и все начало складываться воедино. – Его рот скривился. – Для девушки из Алабамы, выросшей в трейлерном парке, ты совершила несколько ... неприятных поступков, чтобы добиться успеха в своей жизни, Поппи. Я предполагаю, что темнота – это то, что интересовало моего сына.

Я ничего не говорю.

– Понятно, конечно, – продолжает он. – Нестабильная семейная жизнь, финансовая незащищенность…Я уверен, ты думаешь, что сорвала джекпот с Эллисом.

– Адриан для меня не просто путь к чему-то другому, – тихо говорю я. – Я люблю его.

Эдвард Эллис хихикает, как будто я только что рассказала анекдот, и откидывается на спинку стула.

– Да неужели?

– Ко…

– Он монстр, – резко обрывает меня Эдвард, и я чувствую это как удар под ребра. – Давай не будем смягчать слова или притворяться, что это не так. Я точно знаю, кто такой мой сын, и ты тоже.

– У него тьма, и у меня тьма, – говорю я. – Вы, кажется, сыграли особенно большую роль в развитии его мышления.

Эдвард напрягается, его глаза сужаются.

– Это правда?

Я вздергиваю подбородок.

– Да.

На мгновение он замолкает.

– С Адрианом не сделали ничего такого, чего не сделали бы со мной. Или с моим отцом. Или с его матерью. Или кто-нибудь еще из рода Эллисов, – объясняет он. – Я не виноват, что он не смог с этим справиться.

Меня охватывает защитный гнев, и я наклоняюсь вперед, все еще сжимая виски в руке.

– Он был ребенком, – шиплю я. – Ему не следовало ни с чем справляться, и меньше всего с тем, что его посадили на цепь, как животное, в подвале.

В его глазах нет раскаяния.

– Ну, он выжил, не так ли? Он вырос, чтобы жить очаровательной, привилегированной жизнью с почти безграничным доступом ко всему, о чем он когда-либо мечтал. За достижение совершенства приходится платить. Кроме того… – Он ставит стакан с виски. – Тебе следует беспокоиться о себе, а не о моем сыне. Может быть, я и создал монстра, но в настоящее время он – твоя проблема.

Он открывает верхний левый ящик стола и достает папку.

О Боже.

Еще одна гребаная папка из манильской бумаги.

Если мне больше никогда в жизни не придется увидеть ни одну из них ...

Он, не теряя времени, открывает ее.

– Менее недели назад ты провела часы под стражей в 114^-м участке полиции Нью-Йорка в Квинсе, – зачитывает он. – Даже находясь под кратковременным арестом за убийство человека, которого ты – поправь меня, если я ошибаюсь – знала всего несколько недель и которого не было мотива убивать.

Я молчу.

– Затем, не прошло и дня, – продолжает он. – Ты выходишь замуж за моего сына, и обвинения снимаются. Дело замяли, закрыли и назвали самоубийством. Более того, детективов, ведущих это дело, лишают значков и бесцеремонно увольняют за их причастность.

Я открываю рот, но он взмахом руки заставляет меня замолчать.

– Я не хочу слышать никаких опровержений, которые вот-вот прозвучат из твоих уст – мы оба знаем, что Адриан убил Томаса Палмера, а затем, как кажется, подставил тебя, чтобы принудить выйти за него замуж. – Его взгляд становится жестким. – Не то чтобы ты была похожа на невесту поневоле.

Ужас скручивается у меня в животе.

– И ты можешь считать меня ужасным, неподходящим родителем, но я также тот, кто годы заметал следы, – продолжает он. – Я заставлял молчать любопытных репортеров. Я скрывал истории от прессы. Я закрывал расследования. Я контролировал репутацию этой семьи, включая репутацию Адриана, пока он жив – каким бы неблагодарным он ни был. – Его пальцы барабанят по столу. – Но я больше не буду его защищать.

У меня перехватывает дыхание.

– Не будете?

– Если бы я мог сообщить прессе о его самых вопиющих проступках, не впутывая в это остальных членов семьи, – говорит он. – Я бы так и сделал. Но не могу. Так что мне нужна новая история – что-нибудь, что сразит его одного. – Его глаза блестят. – И тут на сцену выходишь ты. Ты собираешься обратиться к прессе и рассказать им, какое чудовище твой новый муж.

Я застываю.

– Честно говоря, лучшей кандидатуры для этого и быть не могло. Вы только что поженились. Ты выросла вне сферы богатства и влияния – если и есть кто-то, к кому мир прислушается, так это тот, кто выглядит просто еще одной честной жертвой его махинаций.

Мое сердце бешено колотится.

– ... и почему вы думаете, что я это сделаю?

– Потому что это твой лучший вариант, – объясняет он. – И, насколько я понимаю, ты из тех, кто исключительно хорошо справляется со своими интересами и безопасностью.

– Прямо сейчас у меня достаточно охраны, – парирую я.

– Прямо сейчас, – парирует он. – Но кто знает? Все может измениться через год. Или два. Или пять. Десятилетие тоски и пара дней брака ничего не значат. Если бы привязанности моего сына изменились, у тебя бы ничего не было. Меньше, чем ничего – после того, как семейные юристы разобрались с тобой. – Он допивает остатки виски. – Все твои текущие ресурсы зависят от него и от того, какую добрую волю он тебе предложит.

– Но я мог бы предложить тебе реальную безопасность, – продолжает он. – Ты обратишься к прессе, и я помогу тебе исчезнуть. Мой сын никогда тебя не найдет. Ты можешь спокойно прожить остаток своей жизни. И… – Он делает паузу. – Тебе будут переводить по пять миллионов долларов каждый месяц до конца твоей жизни. На надежный оффшорный счет. Это гарантирует тебе любую защиту, которую я не в состоянии дать.

– Конечно, ты можешь сказать ”нет", – добавляет Эдвард. – Это не обязательно должна быть ты. Мне просто нужен кто-то посторонний, чтобы сделать это. Ты вызываешь доверие у этой истории, потому что вы женаты, но подойдет любой, кто имеет достаточно разумную связь с моим сыном. Коллега по работе. Старый одноклассник. За пять миллионов долларов в месяц кто-нибудь выставит его монстром, которым он является. Или нет. Просто зависит от того, насколько много вранья задействовано. – Он делает еще глоток. – Но ты должна знать, что срок действия этого предложения истекает через двадцать четыре часа.

– Понятно. – Мое горло сжимается, а пальцы сжимают стакан, все еще полный. – А если я скажу тебе отвалить? И посвящу Адриана в твои планы?

Наверное, в высшей степени глупо говорить, но его мертвые глаза рассматривают только меня.

– Я не уверен, что ты успеешь это сделать. Мой сын ... временно выведен из строя.

Весь мир заходит в тупик.

– Что?

– Или должен быть выведен прямо сейчас, – он бросает взгляд на старинные напольные часы, стоящие на страже в углу. – При условии, что его мать правильно выполняла свою работу.

Краска отходит от моего лица.

– Что...

– Тебя должно волновать только время действия моего предложения, – говорит он. – Которое уже началось.

Мое сердце бешено колотится.

Черт.

Выведен из строя?

Что это значит...

Паника сжимает мне горло, и я едва сдерживаюсь, чтобы посмотреть Эдварду в глаза.

– Мне не нужны двадцать четыре часа.

Что, если он мертв?

Что, если...

Он приподнимает бровь.

– Нет?

– Нет, – говорю я, маскируя дрожь в голосе под откашливание. – Нет. Выбор очевиден. – Я делаю глубокий вдох. – Я должна заботиться о своих собственных интересах. Если корабль уже тонет, зачем быть привязанным к нему? Самосохранение, верно? – Мои пальцы впиваются в бокалы. – Я сделаю это. Я скажу все, что ты хочешь от меня услышать. Я разоблачу его.

Эдвард Эллис только кивает, его глаза пусты.

– Разумный выбор, учитывая твою ситуацию.

И он собирается встать со стула, но я выпаливаю:

– И я хочу миллион авансом.

Он делает паузу.

– Миллион?

– На случай, если все пойдет не так, как планировалось, – говорю я. – Мне нужна какая-то защита на начальном этапе.

– Хорошо, – соглашается он.

– Сейчас, – добавляю я, прерывисто дыша. – Мне нужны деньги сейчас. Прежде чем я покину эту комнату.

В его глазах мелькает легкое раздражение, но он подчиняется.

– Хорошо. Я выпишу тебе чек.

Он отрывает от меня взгляд достаточно надолго, чтобы присесть и открыть крышку стола.

И вот тогда я делаю свой ход.

Я бросаюсь вперед.

И с силой всаживаю основание стеклянного стакана, наполненного жидкостью, прямо ему в горло.

Глава тридцатая

Эдвард Эллис падает, кровь хлещет из его пробитой стеклом шеи, и я задерживаюсь рядом ровно настолько, чтобы убедиться, что это смертельная рана.

А потом я убегаю.

К моему небольшому удивлению, вечеринка закончилась, в коридорах никого нет – даже Адриана. Паника сдавливает мои легкие.

Временно выведен из строя, Слова Эдварда эхом отдаются в моей голове. Если его мать правильно выполняла свою работу.

Тогда эти слова не запомнились, но теперь...

В подвале.

Мне не требуется много времени, чтобы найти лестничную клетку, расположенную сразу за кухней, и я едва сдерживаюсь, чтобы не слететь вниз по ступенькам.

Что, если она все еще там, внизу, с ним?

Оружие, я думаю. Тебе нужно оружие.

Я беру то, что лежит ближе всего – покрытую мукой скалку, все еще лежащую на столе, – и спускаюсь по темной лестнице.

Здесь так темно, что мне приходится держаться за перила, так как я едва могу разглядеть ступеньку под собой.

Во мне бурлит адреналин.

Ей шестьдесят лет, а у меня есть скалка.

Даже если она меня услышит, у меня есть преимущество.

Тем не менее, я стараюсь вести себя тихо, осторожно, не ступать слишком тяжело и не позволять своему сбитому дыханию сотрясаться слишком громко.

Запах влажной земли становится сильнее по мере того, как я приближаюсь ко дну и – Вау.

Я не ожидала, что помещение будет таким большим, но сводчатый, тускло освещенный коридор выглядит как туннель, вырубленный прямо в скальной породе. По обе стороны стоят стеллажи с винными бутылками, все покрыто пылью.

Я вглядываюсь в конец коридора.

Где он?

Могли ли они отправиться куда-нибудь еще?

И тут я слышу звон цепи.

У меня сводит желудок, и я бегу, зажав скалку под мышкой, без плана, без идеи, но...

Адриан.

Он – первое, что я вижу, когда врываюсь в коридор. Он стоит ко мне спиной, поэтому я не могу сказать...

Но он стоит.

Мое тело наполняется облегчением.

– Адриан!

Он поворачивается, его грудь вздымается от напряжения, и с диким блеском в глазах он прижимает меня к своей груди.

Скалка со стуком падает на пол, и я чуть не задыхаюсь от облегчения.

– Ты в порядке, – выдыхаю я и отстраняюсь ровно настолько, чтобы посмотреть на него. – Ты в порядке.

Я не слышу, что он бормочет в ответ, уткнувшись носом мне в шею.

Я с тревогой запускаю пальцы в его кудри, но замираю, когда что-то влажное покрывает мои пальцы.

– У тебя идет кровь, – осознаю я и отстраняюсь, чтобы оценить источник раны. – У тебя на затылке.

Черт.

– Я в порядке, – говорит он и снова пытается притянуть меня к себе. – Поверхностно. Она пыталась разбить винную бутылку о мою голову, но она только поцарапала меня.

И только сейчас, когда Адриан говорит, я понимаю, что мы не одни.

– Ты не можешь оставить меня здесь, – кипит Мэри Эллис, с размазанным макияжем и дикими голубыми глазами, когда она присаживается на корточки на полу. – Только не в грязи. – Она пытается подняться, но короткая ржавая цепь, пристегнутая к лодыжке, не дает ей этого сделать.

– Что случилось? – Я выдыхаю, мой взгляд мечется между ними.

– Она пыталась накачать меня наркотиками так же, как и тогда, когда я был ребенком, – говорит он, делая паузу ровно настолько, чтобы свирепо посмотреть на нее. – Но, очевидно, она не учла тот факт, что мне уже не пять лет. Доза была недостаточно сильной. Ей удалось привести меня сюда, но эффект прошел довольно быстро.

– Адриан, – шипит Мэри. – Не надо...

Адриан игнорирует ее, прищурив глаза.

– Мне нужно разобраться со своим отцом. Он все еще...

Я качаю головой.

– Он мертв.

Его глаза загораются удивлением, Мэри ахает от ужаса, и только сейчас я понимаю, что натворила.

Я кого-то убила.

Не в целях самообороны, не случайно – с явным умыслом.

Примерно пять секунд обдумывания, но все же.

Осознание этого не приносит того потрясающего чувства вины, которого я ожидала. На самом деле, это...

Ничего.

Я ничего не чувствую по поводу убийства отца Адриана.

– Как? – Адриан выдыхает, как будто он тоже не может в это поверить.

– Ему перерезали горло стеклом, – говорю я ему. – Он загнал меня в угол в кабинете и пытался убедить обратиться к прессе и рассказать о тебе всему миру. Я предполагаю, что именно поэтому… – Я бросаю взгляд на Мэри. – Она пыталась убрать тебя с дороги на некоторое время. Чтобы он мог привести в действие любой план, который ему захочется.

Его челюсти сжимаются.

– Скорее всего.

Мэри Эллис ничего не подтверждает и не опровергает, но когда она видит, что мы направляемся к выходу из коридора, она кричит.

– Адриан! Ты не можешь...

– Не волнуйся, – губы Адриана кривятся, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на нее. – Я просто даю тебе немного времени подумать о том, что ты сделала.

Она кричит все время, пока мы поднимаемся по лестнице, но когда Адриан закрывает дверь, ее крики затихают в подвале.

Он наклоняется вперед, целует меня в лоб и шепчет:

– Я люблю тебя.

И впервые я не сомневаюсь, что он говорит серьезно.

Я не беспокоюсь о том, что его привязанность может смениться отвращением или что он увидел слишком много.

Я просто чувствую, что меня понимают.

– Пойдем домой, – вздыхает он.

Я, моргая, смотрю на него.

– Но разве мы не должны...

Он качает головой.

– Я попрошу кого-нибудь разобраться с этим незаметно, – говорит он. – Обставить это как несчастный случай. Пожар в доме, может быть. – Его взгляд скользит по историческому особняку. – Или автомобильная авария. – В его голосе нет печали, ничего, что указывало бы на то, что он опечален смертью отца и будущей смертью матери.

– Это звучит...просто, – говорю я.

– Сейчас все чрезвычайно просто. Во всех отношениях. – Он пожимает плечами, но его глаза полны триумфа. – Я не подчиняюсь прихотям моего отца. Мне не нужно общаться со своей матерью.

Приходит осознание.

– Значит, ты владеешь ... всем. Всем этим?

Он берет мое лицо в ладони.

– Нет, милая. Нам принадлежит все.

Конец