Текст книги "Неподчинение (СИ)"
Автор книги: Гузель Магдеева
Соавторы: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Глава 40. Зай
На похороны Динара я все же пошла, хотя Руслан был против. Вздохнул, но повез меня, ни слова не говоря. Только по рулю пальцами стучал всю дорогу.
Ему с самого начала не понравилась моя идея наказать Динара теми же методами, что и он меня совсем недавно.
А у меня болело, свербило внутри то место, где так и не смог зацепиться за жизнь наш с Русланом ребенок. Я – помнила.
Каждая мать, теряя детей, помнит о них, даже если это случилось так рано.
И мне хотелось этого. Мести. Хотелось вернуть всю ту боль, что я испытала за эти годы, пока я жила и верила в собственное безумие, а Динар лишь разыгрывал со мной спектакль, надиктованный его отцом.
Жалела ли я о том, что муж умер?
Не знаю. На это было сложно ответить, даже самой себе. Быть может, именно за ответом на этот вопрос я и поехала на похороны.
– Не заходи, тут побудь, – попросила Руслана. Вся улица была забита плотным рядом машин, преимущественно – дорогих. Он кивнул недовольно, хотя я знала, чего ему это стоит.
Прощание с Динаром его мать устроила в своем доме. По размеру он если и уступал размером дворцу Камиля Бикбаева, то лишь немного: двухэтажный особняк в восемьсот квадратов нельзя было назвать скромным.
Динара хоронили по мусульманским обычаям, за исключением того, что принято в светском обществе: на стене висел его портрет, большой, чёрно-белый, на котором он улыбался прямо в кадр. Смуглый, молодой, – фото сделано за год или два до свадьбы. Словно совсем не этот человек был моим мужем и мучителем, выполнявшим распоряжения своего отца.
Венки смотрелись дико, но я помнила ещё по отцу: их присылают вне зависимости от того, по каким традициям проходит прощание.
Сам он выглядел совсем иначе, чем в нашу последнюю встречу. Лицо, безмятежное, казалось чужим. Я не подходила близко, стараясь затеряться в толпе прощающихся, выглядывала из-за чужого плеча.
Людей набралось достаточно. Смешение двух культур: многие мужчины в тюбетейках, женщины в платках, чаще в светлых. У нас не принято было надевать темное, поэтому и я накинула светлый платок.
Она нашла меня сама, возникла внезапно, не давая уйти, схватила за локоть. Мы никогда не было близки с мамой Динара, она присутствовала в его жизни фоном, с самого детства.
– Ты пришла, – голос резкий, звучал чуть громче положенного, – где Ясмин?
– Ей здесь не место, – я ответила спокойно, думая лишь, что женщина не в курсе, – это не ее внучка. Впрочем, после развода с отцом Динара она легко отказалась и от роли бабушки.
– Он умер, – произнесла и выдохнула, сдулась разом, становясь меньше ростом. Плечи поникли, опустились уголки губ, и теперь я видела, насколько полна горем эта немолодая женщина. Я уверена, она не оплакивала смерть бывшего мужа, но дети – это другое. Даже если они непутёвые наркоманы.
Но на ее месте могла быть моя мать, напомнила себе я, если бы Бикбаевым удался их план.
– Я знаю.
– Ты любила его?
Я не отвернулась, когда она заглянула мне в глаза с какой-то безысходной надеждой, ответила предельно честно:
– Да. Но того Динара, каким он был много лет назад. Вам лучше меня знать, каково это – жить с чудовищем.
Ее хватка на моем запястье ослабла, она отступила даже. Платок чуть съехал на бок, открывая темную полоску волос на лбу.
– Про мертвых нельзя плохо, – и было непонятно, кого она имеет виду, Динара или бывшего мужа, – иди.
Меня здесь больше ничего не держало. Я вышла на улицу, на крыльцо, полное чужих людей. Сегодня было прохладно, я затянула пояс на плаще, разыскивая взглядом машину Руслана сквозь чужие автомобили. Он стоял, облокотившись о капот джипа, на котором когда-то ездила я. Его машина, вещи, работа – все осталось в том ненавистном мне городе, куда я не хотела возвращаться.
Руслан не уезжал, понимая, что я нуждаюсь в нем, но ещё больше – Ясмин.
Только пока сложно было представить, что ждёт нас дальше теперь, когда врагов уже не осталось.
– Ты теперь богатая наследница, – заметил Руслан, когда мы отъехали от дома Бикбаевых, – все имущество мэра и мужа теперь твое.
– Вот уж повезло, – заметила невесело, Сафин на меня покосился, но промолчал.
Я не думала об их деньгах совсем, не до того было, а сейчас, после слов Руслана, задумалась.
Они грязные, на крови, наркотиках и смерти. Сколько человек загубила эта семья? Как удалось отцу из того Динара, которого я знала и любила в детстве, вырастить такого монстра – и все ради этих купюр.
Первая мысль, не нужны они мне. Мы не бедные, у нас фирма отцовская. А потом, следом, родилась другая идея. И я поняла: от наследства не откажусь, я найду ему применение.
Дома было шумно и многолюдно, на днях приехал Тимур, в обществе которого совсем дурели дети, и мама. С ней мне оказалось сложнее всего, трудно было признаться, что я пережила, но мама не спрашивала. Все в этом доме берегли мои психику, даже старенькая эби. Единственное, в чем я призналась ей, – что Ясмин дочь Руслана. Мама, если и удивилась, виду не подала, спросила только:
– Он знает? А она?
– Руслан – да, а Ясмин пока ещё нет.
Больше к этому вопросу мы с ней не возвращались.
Я не знала, как начать разговор с дочкой, Руслан не настаивал. Боялась, что не найду слов, когда начну все объяснять. Она у меня умная и Руслана любит, я вижу, как все свободное время они стараются проводить вместе. Но признаться, что пять лет дочка отцом называла совсем чужого человека?..
Поэтому пока я занималась другими проблемами, среди которых было прохождение психиатрической экспертизы. Я снова хотела иметь право на свою собственную жизнь, хотела, чтобы меня признали дееспособной.
На следующий день после похорон мы поехали в психиатрическую клинику вместе с Русланом. Мы все ещё ночевали в одной комнате, и каждая ночь была лучше прошлой, особенно когда я прижималась после секса к нему, устраивая голову на груди.
Но днём, днём мне казалось, что все иначе. Между нами оставалось ещё много недосказанностей, и ни один не спешил задать вопрос другому, – а что будет завтра, послезавтра, через месяц? Когда Руслану нужно будет вернуться к своим делам, а я не захочу уезжать в его город, полный мучительных воспоминаний?
– Не бойся, Заяц, – Руслан сжал мою ладонь своею, крепко переплетая пальцы. Когда мы были с ним так тесно, все сомнения отодвигались на второй план.
Экспертизу проводили несколько человек, и к ней я была готова. Таир психовал, узнав, что я хочу идти длинным путем, и предложил купить результаты сразу, но я отказалась. Я хотела по-настоящему.
Кабинет, куда мы прошли, большой и светлый, выходил окнами на проспект. Я видела парк напротив, золотую россыпь берёз, небольшой пруд, в котором отражалось голубое, чистое небо.
– Присаживайтесь, Зайнаб Ильдаровна, мы постараемся быстро, – улыбнулась молодая девушка, Алина, и оказалась права. Наша беседа заняла всего полчаса, а дальше владелец клиники лично пообещал мне выдать результаты уже сейчас. Не за просто так, естественно.
Когда на руках у меня оказалось решение комиссии, я не смогла сдержать слёз. Вытерла тыльной стороной ладони, стараясь не намочить бумаги. Я и не думала, что для меня это было так важно, и слезы эти казались удивительными, но по лицу текли горохом.
– Дуреха, – Руслан прижал к себе, поглаживая по спине, а потом поцеловал в солёную от слез щеку, – пока не залила все бумажки, поехали, закинем заявление в суд.
– Угу, – только и смогла я ответить, губы все ещё смешно подрагивали. В суд, тот самый, где благодаря мэру, мне заочно вынесли решение о недееспособности, мы чуть не опоздали: пятница, город был полон машин. Но все же успели. А вот домой, к эби, добирались долго, на выезде из города встали в пробку.
Руслан курил в приспущенное окно. Одну, вторую, когда потянулся за третьей, я его за руку схватила:
– Говори давай.
– О чем? – он попытался сделать вид, что удивлен, но я не поверила, – ладно, ладно, считай, раскусила. Мне надо домой съездить.
А я испугалась вдруг. Что уедет, и не вернётся, и останется мы с дочкой вдвоем. Я ведь этого больше всего на свете когда-то хотела: только я да Ясмин, и никого больше. А теперь мне Руслан нужен был, позарез, без него точно не хватало чего-то внутри, точно я не целая была.
– Ну чего опять скуксилась? На выходные смотаюсь, дела свои разгребу, а потом назад. Пацаны там воют уже. И собака твоя – тоже.
– А она? – не удержалась, выпалила быстро. Я все ещё помнила чужие волосы на расчёске и одежду женскую, в которой из его дома уходила. И ее – ее саму тоже помнила, слишком хорошо даже. Руслан нахмурился, точно вопроса не понял, а потом вдруг взял и расхохотался. И смешно ему так было, в руль лбом упёрся и трясется весь, аж булькает.
– Ну и что я смешного сказала?
Мне даже обидно стало, ну правда, может и ни к месту сейчас эта ревность вовсе была. А он выпрямился, от смеха слезы на глазах выступили. Обернулся, сгреб к себе, лбом прижимая к своему лбу:
– Заяц, после всего, что между нами было, после того, это единственное, что тебя беспокоит?
Я фыркнула, отстраняясь, но Руслан не дал. Губ моих коснулся, и поцелуй нас так увлек, что мы на дорогу смотреть перестали.
И если б не сигналы недовольных водителей, то и дальше б продолжили, прямо там.
– Сейчас приедем и продолжим вот с этого момента.
… А утром он уехал. Темно ещё было, когда встал, натягивая джинсы, без будильника. Я поднялась на локтях, прикрывая по привычке грудь одеялом, слепо щурясь в утренних сумерках.
– Спи, – шепнул, легко касаясь сухими губами лба, – два дня быстро пролетят.
– Я буду тебя ждать.
– Жди, – кивнул серьезно и вышел тихо. Где-то скрипнула половицы, а потом захлопнулась глухо входная дверь.
Сон не шел, я смотрела в потолок, пока в комнате не стало совсем светло. Руслан ещё, наверное, даже до города своего не долетел, а я уже скучала. Его отсутствие остро ощущалось, даже несмотря на то, что он оставил все свои вещи, которыми обзавелся за эти дни.
Ручка дверная вниз опустилась, привлекая внимание, я уже знала – Ясмин. Она была в длинной ночной рубашке, с вышивкой на груди, босиком и с зайцем. Скользнула ко мне под одеяло, обжигая ледяными пятками. Я ее к себе прижала поближе, целуя в спутанные с ночи волосы. Они пахли детским фруктовым шампунем и чем-то таким родным и неподдающимся описанию.
– Он вернётся?
– Конечно, – выдохнула в ее макушку, – он теперь всегда будет рядом.
Ясмин молчала, а у меня сердце стучало громко от волнения и ладони вспотели. Если я буду ждать подходящего случая, он может так и не настать. Нужно сказать сейчас.
– Руслан… – я не знала, как лучше признаться, поэтому, не придумав ничего умнее, продолжила, – так вышло, что он – твой настоящий папа.
Она подняла голову, коснулась ладонью моего лица. Глаза, тёмные и непроницаемые. Папины. В своей бархатной глубине они прячут самое сокровенное. Я не знаю, о чем она думает сейчас, я боюсь знать.
– По-настоящему? – спросил мой удивительный ребёнок.
Я кивнула, слезами давлюсь, терплю, не разреветься бы, не напугать. Хватит слез. Я буду улыбаться ради своей дочери не смотря ни на что.
– Навсегда?
Я снова киваю, прижимаю к себе её маленькое тело. Ясмин молчит. Я боюсь, что она снова спрячется в свою скорлупку, из которой только начала робко выглядывать. Динар, каким бы ужасным он ни был в последние годы, был её отцом. Другого она не знала.
Ясмин так и не произнесла ни слова. Я думала, она уснула. Потом уже, когда я успела передумать в сонной тишине спящего дома все самые страшные мысли, она тихонько шевельнулась. Потянулась к своему зайцу, что смотрел с тумбочки круглыми глазами. Прижала его к себе.
Дом спит. Тишина такая плотная, такая спокойная, пирогами пахнет, которые эби вчера затеяла. Кажется, будто ничего страшного не случилось. Все это обман. Кошмарный сон. И в этой вязкой тишине мой ребёнок шепчет тихо, перебирая бусины на зайце.
– Один. Два. Три…
Глава 41. Руслан
Родной город встретил меня дождём. И серо, совсем уже по-осеннему, и зябко. Но – хорошо. Могло быть, если бы не куча условий. Я из машины вышел, с неба уже не льёт, отражения фонарей плавают в холодных лужах. Поежился, закурил.
Домой одновременно и хотелось, и нет. Хотелось вообще понятия дома. Хоть какого-нибудь. Чтобы было, куда возвращаться, я и так всю жизнь пробегал – большей частью от себя. В квартире сейчас тихо и холодно. Кота парни забрали, и то, гад, сбежал. Никто меня не ждёт. Игнорирую лифт и, оттягивая момент возвращения, медленно подымаюсь по ступеням, успев по дороге две сигареты скурить.
Они сидели на ступенях, девушка и кот. Оба мокрые, видимо, под дождь попали. На Юлю смотрю, и колет стыдом – я про неё и думать забыл.
И, как ни странно, сейчас больше рад тому, что кот нашёл дорогу домой.
– Ты… Чего тут?
Я не знал, как сказать женщине о том, что она мне больше не нужна. Я вообще предпочитал не привязываться, пока в моей жизни не появилась золотая девочка.
– Мне парни твои сказали, что приедешь. Вот, жду…кот пришёл.
– Вижу.
Мы помолчали. Я бы закурил, но не лезет уже, и нужные слова не найдутся никак.
– Всё, да? – спросила Юля. – Она меня лучше?
Я поморщился – терпеть не могу такие категоричные формулировки. Тем более, если так подумать, то Юля лучше. Она не стала бы врываться в мою жизнь, руша все на своём пути. Она не стала бы требовать невозможного, оленьими глазами глядя. С Юлей было удобно. Хорошо в постели. Со всех сторон хорошо. Но…
– Не лучше, – честно сказал я. А потом неожиданно для себя признался. – Я просто люблю её.
Юлька кивнула, словно понимая, принимая мой ответ. Кот решил, что мы достаточно наговорились и требовательно заорал – ему надоело бродяжничать, он хотел домой и жрать. Я кстати, хотел того же.
– Может, кота забрать…буду классической старой девой.
– Он же тебя не любит.
Сказал, не подумав, мысленно выругался, Юлька хмыкнула.
– Никто меня не любит, – встала, гораздо Зай выше, смотрит не задирая головы. – Ни ты, ни кот…кому-то все, кому-то ничего. Обидно.
Обняла меня, я позволил ей это. Но… Помедлила на мгновение. О щеку мою небритую потерлась, руку запустила под футболку, пробежалась холодными пальцами до ремня брюк.
Трахаться с ней всегда было здорово. И сейчас… кто бы меня осудил? Кто бы узнал? Я обещал Зай спасти её, и спас. Быть может этот лёгкий секс без обязательств именно то, что мне сейчас нужно. Может он вылечит мою зависимость от Зай.
– Нет, – сказал я. – Давай разбежимся по-хорошему.
Загремел ключами, отпирая дверь. Кот с урчанием терся о мои ноги, буквально выплясывая от нетерпения и щедро усеивая джинсы рыжей шерстью. Я не обернулся.
Сашка пришёл через час. Требовательно забарабанил в дверь, вошёл, на стол бахнул бутылку коньяка, затем футболку задрал, продемонстрировав уродливый розовый рубец.
– Шрамы украшают мужчину, – усмехнулся я и бокалы достал.
У меня-то и закуски никакой – давно меня не было, фисташки да сыровяленой колбасы кусок. Но жрать не хочется. Хочется нажраться.
– Что у вас там с принцессой? – спросил Сашка, первый бокал допив. – Лямур– тужур? Я, между прочим, за вашу любовь чуть не помер. Сына родите, крестным буду.
– Мы ж татары, – напомнил я.
– Нехристи, – отозвался Сашка, впрочем, беззлобно, и выдохнув, одним глотком свой бокал опустошил.
Я выпил тоже. Коньяк обжег желудок, пробежался теплом по венам. Лёгкое опьянение обманчиво – мне до хрена надо выпить, чтобы напиться. Сегодня это минус.
– Меня же ваша крыса цапнула, – пожаловался Саша, разливая по второй. – Которая притворяется собакой. Хотели мне уколы делать от бешенства, но год не пить… из больницы я сбежал. Тем более я– то знаю, что эта собака просто стерва.
Сашка говорит о какой-то ерунде, потому что понимает, мне это нужно сейчас. Просто слушать трёп и пить. А внутри зреет, назревает, того гляди наружу вырвется неосторожными словами…
– Ясмин моя дочь.
Никому ещё не говорил, отец, и то сам раскопал. Я до сих пор себе мысленно только шёпотом признаюсь. Сашка бокал в сторону поставил, головой покачал.
– Принцесса-то была с секретиком, – задумчиво пробормотал он. – Что делать будешь?
– Я…
И сказал. Про то, что детство моё нищее он сам видел, вместе по стройкам лазили, пиздили все, что плохо лежит. Что мне весь мозг точно отбили в боях без правил. А по правилам сражаться было невыгодно, платили меньше…что я в институт заочно поступил только в тридцать лет, до этого то денег не было, то времени. Поступил, чтобы себе доказать, что могу… Ещё – Зай богата. Так богата, как я никогда не буду, плевать на мой бизнес и спортивный центр, Зай родилась уже с серебряной ложкой во рту.
– Кабачный громила явно не пара принцессе, – заключил я. – Что я дам своей дочери? Что я могу ей дать?
Сашка мигом посерьёзнел, дурашливость как ветром сдуло. Перегнулся ко мне через массивный стол из натурального дуба, и по лбу мне трижды постучал. Другому бы руку сломал тут же, а сейчас…
– Детство нормальное дашь, – сказал он чётко. – Защиту. Любовь. Я успел в их "семье" пожить, поверь, именно это и нужной мелкой принцесске. Папа нормальный
С Сашкой просто было. Он все разложил по полочкам. Сашка плюс коньяк это идеальный антидепрессант. Но хмель выветрился, друг ушёл, а все мои страхи – остались.
У меня же даже дома по сути нет. Многие годы не было. Эта безликая квартира, которую я купил, только чтобы на город сверху смотреть? Нет, она не давала ощущения дома. Но уезжать из этого города не хотелось, я в нем вырос и родился. Зай не сможет тут жить, она здесь пережила самый страшный год свой жизни.
Чёртов узел, который не развязать никак, зубами тянешь, а он только крепче затягивается. И рубить никак нельзя. Это же…девочки. Мои девочки, ответственность за которых так пугала.
Я оттягивал возвращение. День шёл за днём, паузы в телефонных разговорах становились все длиннее. Мало того, мне стало казаться, что я сам Зай не нужен. Иной раз хотелось сказать, да позови ты меня, я все брошу и приеду. Нет, молчала, и за её молчанием мне виделись сотни оттенков презрения.
Таир набрал.
– Как дела?
– Решаю, что делать с центром, – отозвался я.
– Понятно.
И сбросил. Наверное и правда, все понятно. Что я трус. И центр, с которым я и правда не знал что делать, детище всей моей жизни, вовсе не оправдание.
Юлька вновь вернулась через несколько дней. Вошла, оглядываясь, словно пытаясь отыскать признаки присутствия в моей жизни другой женщины. Не было их, и женщина моя – далеко.
– Может… – начала она.
Я помедлил мгновение и ответил честно.
– Нет, не может. Ничего не изменилось.
Пусть Зай и нет в моей квартире, в моем сердце, в моей голове она, блядь, никуда не делась и не вырвать. И моё промедление – только искусственно затянутая агония.
Юлька собрала свои вещи. Их не так много было, а шмотки, так, повод вернуться и разведать обстановку. Но я рад, что их нет в моей квартире больше, Зай это мучило.
Зай…
Следующей ночью случилась гроза, такая редкая осенью. Сильно штормило, ветер провода рвал. Я с утра пораньше бросился в центр. Квартира моя не пострадала, что ей станется, разве только света нет. А тут ветер не скупился. Бросил на парковку огромный рекламный транспарант, содрал местами настил с крыши, запорошил все вокруг осенними листьями и мусором.
За половину дня мы успели бригаду вызвать на крышу, оттащить в сторону обесточенные провода, а теперь стояли на парковке, полной мусора, не зная, что делать дальше. Работы было на неделю минимум, бросить я не мог, и сердце сжималось – Зай подумает, что я трушу. Снова ищу поводы не возвращаться.
– Дядя, – позвала меня сзади девочка. – Я вам помогу.
Я обернулся. Она, мелкая, как Ясмин наверное, стояла и держала отца за руку. В руке – игрушечное ведёрко и совочек. Я напрягся и вспомнил – знаю эту девчонку. Ходит ко мне в центр с самого открытия. По льготе проходит, как сирота – у неё погибла мать.
– Подождите, – остановил меня отец.
Он знал, что я откажу. Что пятилетке здесь делать? Тут здоровым мужикам работы на неделю, а мелочь только мешаться будет.
– Она же не разговаривала у меня, – сказал отец, отозвав меня в сторонку. Мы говорим, девочка смотрит на нас круглыми любопытными глазами. – С тех пор, как мать умерла. И врачи руками разводят, не знают, что делать. А я…один. А потом ваш центр открылся, да ещё и возле нашего дома…Мы ходили каждый день. Сначала просто побегать. Дети болтали, а моя смотрит да бегает одна. Потом Марина Дмитриевна её взяла в группу. И знаете…дочка раскрылась. А сегодня утром проснулась, в окно посмотрела, наши окна на ваш центр выходят, и сразу сказала, что пойдёт помогать. Ну, как я ей скажу сейчас, что помощь не нужна?
Я на мелочь смотрю. От горшка два вершка. Косички. Ведёрко розовое. Совсем, как Ясмин. Моя Ясмин. Сердце сжалось тревожно.
– Только под присмотром, – велел я. – Только на парковке. К зданию близко не подходить, на крыше работы.
Мужчина кивнул. Я сам на крышу полез, смотрю на них сверху. Крошечное пятнышко в голубом платьице. Она так и не ушла, весь день ходила по парковке, собирала листья совочком, а потом деловито пересыпала их мешок для мусора.
И отец…он не делал ничего особенного. Он просто рядом был. Тащил один, без жены. Неужели я не смогу? Я бы…я бы любил её больше жизни. Никому не позволил обидеть. Я бы часами терпеливо ждал, пока она листья совком колупает.
Я бы смог.
Решил – ну его нахер. Че, пацаны без меня с крышей не справятся? Сейчас махну в аэропорт, ночью уже там буду. И сразу скажу Ясмин, что она моя дочка. Моя, а не чья-то там.
В подъезде все ещё темно, электричество не дали. Вечерний свет пробивается через окна на лестничной площадке, подсвечивает ступени, но в полной мере разогнать мрак не может. Лифт не работает, поднимаюсь пешком, по привычке уже. Курю.
Сначала я увидел туфельку. Туфельку на тонкой женской ножке. Поднимаюсь по ступеням, раздражённо смотрю на эту туфельку, что нетерпеливо постукивает о стойку перил пролетом выше. На моем этаже.
– Юль, – сказал я, поворачивая на последний пролёт. Лучше сразу все сказать, чтобы точно. – Я уезжаю сейчас, все…
– Далеко?
Я облокотился о перила. Зай иначе выглядит. Повзрослела словно. В себе увереннее. Но такая Зай волнует меня ни сколько ни меньше. Как бы она не выглядела, там, за этим фасадом она вся моя. От этой мысли рычать утробно хочется, как первобытному. Хрен ли тянул, спрашивается? Идиот.
– К тебе, – честно ответил я.
– Долго же ты…
Смотрю на неё сверху вниз. Такая родная. Соскучился.
– Боялся.
Зай…улыбнулась. Она знала меня лучше меня самого. Сколько лет мы знакомы? Не счесть. Иногда кажется, что всегда.
– Такой большой серый волк, и такой глупый.
Со ступенек поднялась, уткнулась мне в грудь лицом. И настигает понимание – от себя не убежишь. Хватит уже бегать, все, финиш. И от этой мысли щекотно и радостно.
– Ясмин?
– На площадке, с охранником.
Спускаемся вниз. За руку её держу. Её маленькая ладошка в моей огромной – тоже правильно. Насрать на условности.
– Ты же ненавидишь этот город – напомнил я.
Она чуть погладила мою ладонь пальцем, улыбнулась, её улыбка едва угадывалась в полумраке подъезда.
– Это просто город. Место. Любимым или ненавистным его делают люди. Сейчас самые мои важные люди здесь. Значит, я люблю этот город.
Её логика мне определённо нравилась. На улицу вышли, вечерний свет с непривычки ослепляет. Вечер удивительно тёплый для сентября, бархатный, и не скажешь, что ночью ураган бушевал. Шагаем на площадку, ищу глазами Ясмин. Мою дочь.
Она играет под присмотром охраны. Кидает мячик, потом бежит за ним. С другими детьми она все ещё плохо ладит, но ей нравится находиться рядом с ними. Вот позанимается с Маришкой, совсем освоится, думаю я с удовлетворением.
– Руслан!
Меня увидела и бросилась ко мне со всех ног. Я поймал, подкинул наверх так, что заверещала. Зай пугалась, а я знал – Ясмин это нравится. Она знает, что я никогда не позволю ей упасть. Обняла меня, обвила маленькими ручками мою шею, затихла. И так накатило на меня, сжалось внутри от нежности.
– Я все знаю, – прошептала тихонько в моё ухо. – Я ещё не привыкла…но ты мне нравишься.
Я засмеялся. Пока этого вполне достаточно. Я точно знаю – мы подружимся. Ясмин заерзала, требуя её отпустить за мячиком, я подчинился.
– Я рад, что ты приехала, – сказал я Зай. Говорю с ней, краем глаза смотрю за дочерью. – Ты изменилась.
– Просто поняла, что ждать у моря погоды это не вариант. Нужно самой менять свою жизнь. И если мне нужен этот здоровый упрямый мужик, я поеду и возьму его.
Определённо, новая Зай мне нравится куда больше. Хмыкнул, поцеловал её в макушку, притянув к себе. Хочется большего, от одного её запаха крышу сносит, но напоминаю себе – у нас впереди все ночи. Все дни. Вся жизнь.
Мячик Ясмин вылетает за пределы площадки и плюхается в клумбу. Она идёт за ним сама, хотя мы все не сводим с неё глаз. Тянется к мячику, застрявшему в поникших уже цветах, но её опережают.
Зай дёргается вперёд. Она готова коршуном кружить, опекая свое дитя. Она слишком много пережила и теперь незнакомый мужчина возле дочери её пугает. А он достает мячик из клумбы и подаёт Ясмин.
Я придерживаю Зай, давая понять, что все хорошо. Отец, а это он, задумчиво смотрит на Ясмин, затем едва заметно мне кивает, словно с одобрением, и уходит. Я встречаю взгляд Зай – мне ещё многое ей сказать нужно. Но не сейчас.
– Пойдём домой, – зову я, потому что теперь знаю, что дом есть. Он просто там, где они, ничего сложного. Теперь, когда они рядом, вообще все просто кажется. Без глупых мыслей и надуманных страхов. – Зай…
– Не Зай, – говорит она, чуть поводит плечами, словно стряхивая с них прошлую жизнь. – Зайнаб. Меня зовут Зайнаб.
