Текст книги "Неподчинение (СИ)"
Автор книги: Гузель Магдеева
Соавторы: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Глава 36. Руслан
Привычка подниматься спозаранку, даже если спать поздно лег, и тут дала о себе знать. Утром, до того ещё, как ожил и наполнился голосами и детским смехом дом, я ушел от Зай к себе: не стоило так открыто заявлять о нас неподготовленной родне.
По крайней мере не так, когда мы и сами не до конца знаем, что между нами.
Да и кто я для Шакировых? Связавшийся с замужней, сумасшедшей Зай, чужой мужик, бывший халдей из домика охраны. Отец Ясмин…
Эта роль – самая непривычная и сложная. Я дочь как вчера увидел, точно слова все растерял. Если тогда, когда мы жили с ней, было просто: корми, пои, спать укладывай, то сейчас все стало во стократ сложней.
Теперь я искал в ней свои черты. Примерял то, что знаю об Ясмин, на новые реалии. И язык становился непослушным, все подготовленные фразы – нелепыми. Так и молчал, пока не понял, Ясмин-то ждёт от меня первого шага. И если Таировские девчушки на меня с любопытством озирались, то моя молчала, прятала руки за спину, и поглядывала своими тёмными глазами.
А когда я ее на руки взял, все хорошо стало, правильно. Ещё не думал, как придется ей сказать, что я отец ей, а не Динар, и когда мы это сделаем. Пока другое было важно.
Их с Зайцем безопасность.
Вниз я спустился одним из первых: на кухне уже хлопотала Асия апа, рядом сидела пузатая Аська, державшаяся за стакан с соком.
– Привет ранним пташкам, – рукой махнула, – от тех, кто ещё не спит. Завтракать будешь?
– Буду, – кивнул, бабушка Таира тут же выставила передо мной тарелку с блинами. Сколько ей лет, около восьмидесяти? Уже не такая расторопная, как раньше, но все ещё бодрая. Я уважал ее, и она всегда отвечала мне тем же. Когда-то я даже завидовал Таиру, их крепкой, дружной семье. Хоть они и профукали Зай, причем, конкретно, но все же, держались друг за друга и старались помочь.
Из моих живых был только отец. А ведь он свою внучку уже видел, подумал я. Хоть, как и я тогда, не знал, чья кровь течет в этом стриженном под мальчика ребенке.
Пока я ел, а Аська цедила холодный сок, эби смотрела на меня, будто что-то знала, а если не знала, то догадывалась. И не задавала лишних вопросов, в их семье все учёные, что надо, сами расскажут.
Хотя, может это и минус.
Было б иначе, Зайка, может, первой про Динара и рассказала мне или Таиру.
Минут через десять на кухне появились сонные близняшки, босоногие, в одинаковых сарафанах. Я за спину им глянул – моя шла следом, похожая и одновременно совсем другая.
Я улыбнулся Ясмин, а она забралась ко мне на руки, обвила шею и затихла. Эби молчала, хотя казалось, именно она должна что-то сказать. Но Асия апа лишь подвинула ещё одну тарелку с чашкой для Ясмин, поставив рядом с моей, и это могло означать лишь одно: меня здесь приняли.
Ещё до того, как я сделал это сам для себя. Мне-то это только предстояло.
Так нас и застала Зай. Замерла на пороге кухонном, к косяку прислонилась и смотрела на нас. А Ясмин на коленях моих сидит, макает старательно блины в пиалушку с вишневым вареньем и капает мне на джинсы, даже не замечая того.
А я на Зай гляжу.
Даже после всего случившегося, она казалась мне красивой. С мешками под глазами, с все ещё красными точками от укусов комаров по телу, которое я любил этой ночью. Теперь она, оказавшись дома, выглядит удивительно спокойной.
А я вспоминаю, как лет шесть назад, когда ещё работал начбезом у Таира, даже помыслить не мог, что Зайнаб когда-нибудь посмотрит на меня, как на мужчину.
И себе думать о ней запрещал, но не помогало. Когда она приходила постоять на пороге сторожки, молча, в глаза глядела, а пробирало до глубины души. Я не понимал, что ей нужно, Шакировской принцессе? У нее все есть, деньгами, машины, квартиры, упакованный жених с родословной. Иногда думал, что я для нее диковинный зверь, отличный от их мира богатых и знаменитых. И совсем неуместной она была там, в сторожке, окутанная прокуренным воздухом моего убежища. Неуместной, недосягаемой, но охренительно желанной.
Громкий шум за окном привлек внимание. Я ребенка пересадил, а сам к окошку бросился.
За воротами суета, отсюда толком не разглядеть, слышно только голоса, в рупор орут. Чоповцы из охраны Таира, которых тут было немерено, шумели с кем-то по ту сторону, похоже – менты.
Оглянулся, через спину выглядывают Зай, Аська, за живот держась, бабушка – и та туда же.
– До чего ж любопытный вы, женский народ, – вздохнул, разгоняя их сомнений не было, пришли по нашу с Зай душу.
Она Ясмин к себе прижала, а та голову задрала на маму и спросила:
– Это папа за тобой прислал?
И в наступившей тишине чужие голоса стали ещё громче. Я не в курсе, что там Таир рассказал своей семье, но сейчас сидели все, нахмуренные. Близнецы обнимали маму, бабушка убирала со стола.
– Никуда не выходите, – предупредил, проходя мимо, хотелось поцеловать Зай, стереть вновь выступившую тревогу с ее лица.
Но я не стал.
Таир, злой и невыспавшийся, скатился по ступеням, из дома вышел, по привычке хлопая дверьми. Я вышел на крыльцо, чуть отошел за угол дома и достал сигарету, затягиваясь. Охраны полно, я не пошел следом, наблюдая со своего укрытия.
Вчерашняя передышка закончилась, семья Бикбаевых снова напоминает о себе, в этом я был уверен.
Таир ругался, ветер доносил до меня обрывки фраз, но общий смысл угадывался.
Искали Зай. Препирались минут десять, я за это время выкурил ещё одну. Все понимали, дальше ворот никто чужой не пройдет, хоть БТР пригонят пусть ко входу.
– Пошли, – вернувшись, рявкнул он, обращаясь ко мне.
В качестве переговорной выбрали сторожку, за эти годы она мало изменилась, разве что почти исчез запах сигарет да обои новые приклеили. Даже кресло мое, продавленном и потертое, никуда не делось. Я сел в него, поглаживая рукой деревянный подлокотник, с тоской думая – скучал. По месту этому, по людям.
– Ментов нагнали, пытаются искать здесь Зай, но хуй их кто не без ордеров в дом пустит.
Таир злился, ходил по комнате из угла в угол. Он ещё не отошёл от вчерашних вестей, когда я рассказал ему, что в нас стреляли. Я понимал, почему он кипятился, все волнения были связаны не только с сестрой, но и с беременной женой.
– Стращает, – пожал плечами и повторил раз в пятнадцатый, наверное, – надо решать вопрос.
Таир не ответил, его отвлек звонок телефона. По перекосившемуся лицу стало понятно: мэр, его сынок звонить напрямую побаивался, сучий потрох. Шакиров вызов принял и на громкую связь поставил, я подался вперед.
– Утро доброе, – раздался спокойный голос мэра, я хмыкнул, – как там наша Зай поживает? Нормально добралась, без приключений?
Не скрывал, что в курсе наших перемещений, даже, наоборот, подчеркнул.
– Если не считать, что вы ее чуть не подстрелили в больнице, – процедил Таир, – что это за представление возле наших дверей?
– Девочка нагулялась, пора возвращаться в семью. Мы ее примем, даже не смотря на то, что сбежала с твоим псом. Пусть возвращается, и Зай, и ее выблядок.
Я лицо свое видеть не мог, но знал: вот сейчас, в этот момент, глаза мои наливаются кровью, она клокочет по венам от гнева. Никто, никакой, сука, мэр, права не имеет мою дочь так называть. И пусть я роль отца ещё только сутки как на себя примерил, но за Ясмин я готов руками рвать каждого.
Но я молчал, тяжело глядя на мобильник, лежавший на темном дереве стола. Нельзя делать резких движений, они знают, что Ясмин не дочь Динара, я надеялся, на это у них уйдет больше времени.
– Он рядом там, да? Руслан Сафин. Между прочим, он шею свернул охраннику, а двух других ранил, одного смертельно. Уже этого хватит на несколько сроков. А если приплюсовать грузы, которые его фирма сопровождала из города в город, то присесть можно до самой старости. Если доживёт до суда.
За себя я не боялся, пуганый. И все эти слова, брошенные в мой адрес, ни страшили не капли. Но на Таира у мэра было куда больше, а Зай не даст братом рисковать, никогда.
А, значит, ничего не изменится, нам так и придется плясать под дудку ебнутого правителя и его не менее ебнутого сынка.
Таир это понимал. Я это понимал.
Решение верное было только одно.
– И чего ты хочешь добиться?
– Пусть побудет денёк с родней. Завтра мы заберем Зайнаб и Ясмин. Пора воссоединить семью. А мы с тобой продолжим нормально работать и заниматься своим бизнесом, во благо наших близких.
Он сбросил, не попрощавшись. Внезапная тишина не вызывала облегчения, любая отсрочка лишь только удлиняла мучения.
– У нас есть сутки, – сказал, наконец, я, – я не отдам никому свою женщину и дочь.
Глава 37. Зай
Ася живот свой потерла, я сразу испугалась – вдруг со страху роды начались. Она мой взгляд встревоженный поймала, рукой махнула, успокаивая.
– Не волнуйся, я и близнецов-то до победного таскала, этого сам бог велел.
А глаза – тревожные. Я к зеркалу подошла, посмотрела на свое отражение – зрачок такой чёрный, крупный, словно я под наркотой снова. Руки-ноги тяжестью налились, с трудом дошла до дочки, прижалась к ней, уткнулась в обстриженную макушку. Отпустило. Я дома, и никто нас не отдаст. Мы в безопасности.
– Это папа? – спросила Ясмин, в глаза заглядывая.
Я чуть помедлила. Признавать Динара её отцом больше не хотелось. Но – сейчас не время. Поэтому я неуверенно кивнула и дочку свою к себе прижала ещё крепче.
– Нас не отдадут ему.
Девочка кивнула в ответ, уткнулась маленьким острым подбородком в мою руку и затихла в моих обьятиях. Всё мы чувствовали напряжение. Из города ещё охраны нагнали, наши люди оцепили весь посёлок. Я к Таиру подошла, за рукав поймала.
– Нам наверное уехать нужно… Мы вас опасности подвергаем.
Таир на меня посмотрел, хмыкнул:
– Не порол я тебя в детстве, а похоже, надо было. Хватит ерунду молоть, иди лучше баб успокой.
Даже шебутные племяшки притихли, сидели тихонько, переговариваясь, в палатке, растянутой посреди гостиной. Ясмин снова своего зайца достала, я думала, она уже пережила свою зависимость от него. Нет, сидит, считает тихонько, бусинки пальцами перебирает. Аська порой остановится, ладонь на живот положит, и смотрит, словно вглубь себя.
И я себе места не нахожу. Мужики ушли в сторожку. Там три комнаты всего, набились, наверное, накурено так, что хоть топор вешай. Меня туда тянет, как магнитом. Там сейчас решаются наши судьбы. Там принимаются решения. А я сижу сложа руки, ни к чему не способная…
– Вот расселись, – рассердилась эби. – Помидоры скоро почернеют, дома пять девок, а снять некому.
И погнала нас всех в огород. Аську с её пузом усадили на лавку, а мы за помидоры. Девочки разошлись, разыгрались, между рядами грядок бегают, больше помидоров подавили, чем собрали. Но эби, чей взгляд постоянно возвращается к сторожке, помидоры волнуют мало. Мыслями она тоже там, возле своего внука старшего, а помидоры так, нас, глупых, отвлечь.
На обед они не вышли, тогда эби, чей лозунг война войной, а обед по расписанию, пошла к ним прямо с кастрюлей. Выгнать бы её никто не посмел, поэтому, все смиренно отложили важные дела и поели.
День был бесконечным. Медленно текут минуты, вяло плывут барашки белых облаков по небу. Но, оказалось, что это ожидание было ничто. Потому что они рядом были, мужчины, которых я люблю. Если бы я набралась храбрости, я бы зашла в прокуренную сторожку, кивнула брату, положила руку на плечо Руслану.
А теперь они ушли. Стоило темноте, которая с каждым днем наступала все раньше, знаменуя скорую осень, мягко упасть на острые крыши деревенских домов, как я услышала шум заведенных двигателей. Спотыкаясь, на крыльцо выбежала, за мной Ася и эби.
– Не волнуйтесь, – махнул Таир. – Просто по делам. Скоро вернёмся, но если припозднимся, не ждите, спать ложитесь. Охраны много, не бойтесь.
Руслан молчал и точно избегал моего взгляда.
Аська всхлипнула, руку ко рту прижала. Всё мы знали, какие дела у них могут сейчас быть… Поэтому все мы сейчас ждали, а внутри словно пружина натянутая.
Я у одного окна в зале встала, Аська у другого. На улице тихо, только заливисто лает соседский пёс. Я не к месту вспомнила Шанель номер два. Как он там, пёсик, который так и не успел моим стать? Девочки, все трое, в рядок уселись на диване, у каждой на коленях по кошке. Ждём. Полчаса растягиваются в вечность. Спасает нас, как всегда эби.
Старая, мудрая, похоронившая сына, она знает, что мужчин иногда нужно отпускать на их важные мужские дела. Не лезть, пусть сердце и вопит о обратном. И да, она ждать умеет, как никто другой.
– Мужики вернутся, чем их кормить будете? – спросила, входя. – Слез им своих вместо супа нальете?
– Да там полный холодильник, – попыталась было дать отпор Аська.
Это она зря, с эби лучше не спорить. Она руки в бока уперла, моя маленькая храбрая бабушка.
– Гретым? – возмутилась, словно гретым кормить преступление. – Асия, иди лапшу режь, Зайнаб, мясо варить поставь.
Так мы и переместились на кухню – хлопотать. Эби руководила нами, а сама стул к окну подтащила, и села, в темноту вглядываясь, к тишине прислушиваясь. Она не меньше нашего волновалась.
Мы не только суп сварили, но ещё и плов приготовили, салат нарезали – результат нашего стресса ещё неделю есть можно.
Только пока некому было. Мужчины так и не вернулись.
С кухни по комнатам расходились в тишине.
Ночью Ясмин ко мне пришла, сейчас мы очень друг в друге нуждались. Ворочалась, не могла уснуть, перебирала пряди моих волос и считала шёпотом.
– Всё будет хорошо, – обещала я, прижимая ее к себе крепче.
Эх, если бы я сама это знала твёрдо. Осталось одно – верить. Когда Ясмин уснула, я устроила к ней поближе зайца и вышла на улицу. Ждать в комнате совсем невмоготу было, а здесь звезды над головой, сверчки поют свои немудреные песенки, иногда доносятся тихие переговоры охранников.
Они вернулись ближе к рассвету, когда я совсем озябла. Дважды ко мне Ася выходила, которой тоже не спалось, звала в дом, потом сдалась, и просто вынесла одеяло, чтобы я не замёрзла. Так и сидела на лавке, нахохолившись, словно воробей, в одеяло завернутая.
Зато я первая услышала, что они едут. Отмела мысль, что это люди Бикбаевых могут быть, устала бояться уже, одеяло свое сбросила, побежала навстречу по мокрой от утренней росы траве.
Чуть не поседела, пока машины останавливались да двери открывались. Таир первым вышел – выдохнула, живой. А сама стою, вглядываясь в полумрак, дышать боюсь. Жду. Таир головой только покачал.
– Ну, чего ты? – выругался мой личный серый волк, мой великан, выходя из машины. Идёт так тяжело, ранен, может, устал просто? – Замёрзла вся, ноги мокрые…
– Это роса, – ответила я.
А потом разревелась и к нему побежала. Пусть все видят, мне не стыдно. Плевать. Главное рядом, главное живой.
Дом сразу забурлил. Эби, украдкой слезы вытирая накрывала на стол, пусть и говорили все, что есть не хотят. Говорили, а поели все, дружно, даже дети сидели и в пять утра смирно ели суп, радуясь, что взрослые все рядом и улыбаются, пусть и устало. Звенят ложки, тихо бубнит телевизор, радуя ежедневной утренней программой, полной самой разной ерунды.
– Мы прерываемся на экстренный выпуск новостей, – сообщила вдруг диктор. Картинка сменилась, показывая то здание мэри, то фотографии Бикбаева-старшего, то дачу, которая так мне знакома была. – Около полутора часов назад Камиль Бикбаев, мэр нашего города, был найден мёртвым в кабинете своего загородного дома. По предварительной версии причина его смерти – самоубийство…
– Вот ещё херню с утра смотреть, – перебил дикторшу Таир и пультом щёлкнул, – аппетит только портить.
Руслан хмыкнул одобрительно, покачал головой в ответ на мой взгляд и в чашку с чаем свою уткнулся, словно никогда ничего интереснее не видел.
Мы с Асей переглянулись, я за край стола держалась, – неужели?.. Думать было страшно, но мужчины продолжали делать вид, что это их никак не касается.
– А мне он никогда не нравился, – заключила эби, как ни в чем не бывало, – кому чай ещё налить? Губадию ешьте, накладывай, Таир.
Глава 38. Руслан
Эти дни оказались напряжённее, чем последние несколько лет жизни.
Время уже к обеду ближе, птички поют, ветер раздувает занавески, а я в кровати лежу, закинув руки за голову.
Рядом Зай, прислонилась, и не отлипает от меня никак, а вдвоем жарко. Никого не стесняется уже, впрочем, все и так уже поняли. Эби ничего не скажет, а мать с Тимуром пока ещё не в городе, завтра только появятся. Это к лучшему.
Я делаю вид, что сплю, но только притворяюсь, а вот Зай действительно сморило. Всю ночь не спала, ждала нас. Вопросы не задавала, хотя видел, – еле сдерживается. Особенно после новостей.
Но при всех не стала спрашивать. Удивительно, но вся Шакировская семья восприняла факт смерти мэра ровно. Да, были звонки, соболезнования, вопросы, Таиру названивали все, кому не лень – Зайка-то без телефона, а он как-никак родственник.
Но он тоже был спокоен. Теперь. Никаких больше доказательств того, что он убил Рогозина пять лет назад, не осталось, мы уничтожили все, где светилось его имя или фамилия семьи. Таир был чист.
Осталось всего лишь найти говнюка Динара, хотя, как выяснилось, основное зло был именно отец, а не сын.
Я чуть повернулся, высвобождаясь из объятий Зай, к счастью, кровать не издала ни звука. Она вздохнула глубоко, прямо сквозь сон, я накрыл ее одеялом, компенсируя свое тепло и стараясь не касаться, чтобы не разбудить.
Удивительно сильная при всей своей слабости Зайка хмурила брови, поджимала губы. Даже сон не смог снять с нее напряжение.
Я устроился в кресле напротив, вытянул ноги. Мне требовалось немного времени для себя, в одиночестве, пусть даже призрачном, когда под боком сопит золотая девочка.
Казалось, руки все ещё пахли порохом и смазкой пистолета, хотя я долго оттирал их с мылом, буквально, скреб по коже.
Никаких следов того, чем мы занимались прошлой ночью, зато – с десяток свидетелей, готовых матерью своей поклясться, что видели нас с Шакировым в баре. Алиби железное, я не поленился и для красоты съездил одному из посетителей по роже, чтобы запомниться надолго.
Ручка двери дернулась и опустилась тихонько вниз. Я напрягся, разом растеряв сонный морок, сжал подлокотник кресла, но расслабился, когда понял, – это Ясмин.
– Заходи. Только тихо, – позвал ее, но она так и осталась стоять на пороге, переминаясь с ноги на ногу. Чтобы не разбудить Зайца, я вышел, подхватывая девочку на руки, а она точно того и ждала.
Молчала, только разглядывала внимательно большими темными глазами, а я думал: это моя дочь. Это так странно и необычно, что из одной ночи, одного секса, пусть и доставившего удовольствие, может получиться целый человек.
– А хочешь, я тебя на качелях покатаю? – предложил, и она кивнула. Мы так и спустились на улицу, Ясмин на плече моем сидела, я по примеру Зай босиком по траве шел. Здесь у Шакировых для детей раздолье было, – огромная площадка деревянная, с горками и качелями. Стоит их родне набиться на очередной праздник, так казалось, что здесь детсад на выезде, но сегодня было тихо. Близнецов не видно, может, вьются возле мамы, только я да Ясмин.
Усадил девочку на качели, начал тихонько ее раскачивать, а она ладошками цепочку сжимает до белизны в пальцах. Качеля с перекладиной, вроде и не страшно быть должно, но я не пятилетняя девочка, могу и не понять.
– Ты боишься, что ли? – удивился, – тогда не буду сильно.
– Нет, – мотнула она головой, и несколько прядок выпало из хвостика, – волосы отросли быстро, и их уже можно было собрать. – Я хочу сильней. Только страшно.
– Хм, – Ясмин озадачила, я отошёл так, чтобы она видела мое лицо, и предложил, – смотри на меня и ничего не бойся. Договорились? Глаза в глаза.
Она кивнула, и мы продолжили, качели взлетали все сильней и сильней, поначалу девочка ещё сидела напряжённой, а потом постепенно расслабила плечи. Подтянулись близняшки, и теперь я катал уже всех троих, думая, что быть отцом одной дочки мне нравится, а вот трое детей – это уже утомительно. Но плюсы в этом были несомненные – я смог не думать о сегодняшней ночи.
Эби позвала детей в дом, на обед, я заходить не стал, решив переместиться в сторожку. Пепельница, полная окурков, воняла, я распахнул окно, смел в ведро мусор со стола, включил телевизор, избегая новостные каналы.
Здесь меня и застала Зай. Зашла, и как делала сотни раз прежде, закачалась на пятках, глядя на меня.
Словно ей снова девятнадцать, она все ещё Шакирова, а не Бикбаева и нет за плечом того жуткого груза, с которым ей пришлось жить последние годы.
– Расскажи мне, – попросила требовательно, и по виду было понятно: не отступит, пока не узнает всей правды.
– Все, что с тобой происходило… за всем этим стоял отец твоего мужа.
До вчерашнего дня мне казалось – все предельно ясно. Есть Динар, которому не хватает денег на жизнь, есть Зай, чья смерть сделает Бикбаева – младшего наследником ее доли в бизнесе Таира.
И Рогозин вязался, а роль мэра, в моем представлении, сводилась к тому, что поначалу он о делах сына и Зай не знал, но потом придурка своего решил прикрыть.
Поэтому и вытащил его из моего города быстро, и запрятал далеко.
Зай прошла в комнату, пальцы ее легко скользили по стене, словно она раздумывала, нужна ли ей опора или нет? Остановилась напротив меня, к столу прислонилась.
– Значит, отец… А ведь он когда-то клялся, что заменит мне папу, не бросит мою семью, – голос был полон горечи, а ещё – отвращения, но в целом она держалась нормально, – а все из-за денег, да? Все дело в них. Когда они есть, люди думают, что обретают свободу, но это только до поры до времени. Большие бабки это всегда золотая клетка. С собой их на тот свет не утащишь. Ну достались бы Динару мои деньги, а дальше-то что?
Я молчал, деньги никогда не были для меня самоцелью, но и без них приходилось тяжко. Я хорошо помнил свое голодное детство, штопаные колготки матери, пустую картошку на ужин, сворованную мной ночью. Пошел бы я тогда на то, что натворил Камиль Бикбаев и его выродок? Нет, никогда и ни за что, это вопрос чести и совести.
– Ему не твое наследство нужно было, Заяц. Ему «ТатОйл» нужен.
– Это ты его убил?
Перед глазами – прошедшая ночь. Мы тайком из бара с Таиром валим, времени в обрез, и раз уж нам назначил встречу Бикбаев, нам есть о чем с ним поговорить. У меня папка с допросом киллера, но я уже не особо верю в то, что его это напугает.
До дома мэра по ночному городу минут пятнадцать, едем на чужой тачке, даже если на камеры попадет, нас с ней не свяжут. В дом зашли в открытую, я запомнил, где камеры, которых по периметру добрый десяток.
Роскошь и тщеславие. Вот первые две ассоциации с дворцом одного из отцов нашего города, все блестит мрамором, хрусталем и позолотой. Не дом, а музей. Я бывал и в местах подороже, но этот дом не кажется дворцом, скорее – дорого обставленным моргом.
Он не сдастся легко, думаю я, и в кобуре лежащий пистолет именно на этот случай. Охраны нет, нас же вызвали на мирный разговор, и то ли Бикбаев верит в свою безнаказанность, то ли плохо знает людскую сущность.
Мы не собирались от него избавляться вот так, с нахрапу, хотя мысль о том, что пока он жив, ничего не изменится, накрепко засела в мозгах.
Мэр в рубашке и джинсах, рожа противная, я уже понял, – он уверен в своей победе.
Таира одного я не пустил, это дело касалось не только его семьи, хотел Шакиров того или
нет, но мы теперь стали родственниками. И, как я ожидал, ни операции по счетам его сына и Рогозина, ни допрос киллера не смогли сбить с него спесь.
– Да, я отца твоего заказал, – кивнул он, подбородком указывая на папку. Глаза холодные, рыбьи, смотрели на Таира равнодушно, – Ильдар не был сговорчивым. А у нас с тобой есть шанс договориться без кровавых потерь.
– Я убью тебя, гнида, – зубы сжимая, произнес Шакиров, – ты за отца ответишь мне.
Мэр пальцы свои переплел и положил руки на стол, отделявший нас друг от друга.
– Все твои доказательства полная хуйня, как и угрозы, щенок. Твоя сестра душевнобольная, и распоряжаться ее имуществом будет Динар. Если хочешь получить развод и право воспитывать этого выблядка, отдай мне "ТатОйл" и разойдемся.
Я сжал подлокотники, думая, что оторву их сейчас к херам. Если грохнуть сначала мэра, а потом уже сына, и никто не посмеет ее пальцем тронуть. Ее и мою дочку.
– Если с головы Зай хоть один волос упадет, – начал я, но Бикбаев меня осадил:
– Не думай, что если ты переспал с ней, это может на что-то повлиять. Такие как ты, начинают жизнь в грязи и нищете и умирают так же, точно паскудные псы.
Злость ослепляет, я уже плохо слышу, что он говорит. Про фирму, про то, что Динар никогда бы в жизни не догадался довести свою жену до психушки, если бы не идея отца – все это прячется за вспышками неконтролируемой агрессии. Я теперь понимаю, почему Таир тогда подстрелил Рогозина, ради Аськи. Вынимаю пистолет, громко щелкает затвор, поднимаюсь, сокращая дистанцию между мной и Бикбаевым.
– Придурок, спрячь пушку, здесь везде камер…
Выстрел, короткий и громкий, обрывает фразу. Аккуратная красная точка на лбу, и вот уже нет больше никакого мэра, только тело, точно восковая фигура. Одним уродом меньше.
– Блядство, – выругался Таир, – надо здесь прибраться.
Помещение с камерами я нашел быстро, действовал на автомате, уже ни о чем не думая и не жалея. Я не мог поступить иначе, и если успею, то и Динара утащу за собой на самое дно. Никто из них не уйдет безнаказанным.
Мы прибрались, стирая отпечатки, вложили пистолет в руку Бикбаева. Конечно, на самоубийство это ни черта не походило, да мы и не старались. Я был готов, если за мной придут.
Мы вышли на крыльцо, вот-вот должен был забрезжить припозднившийся августовский рассвет. Хотелось курить, но не здесь.
– Обещай, что приглядишь за девочками, когда все выяснят, – попросил Таира, он чертыхнулся, но кивнул, а что ему ещё оставалось? Я не собирался впутывать его в это преступление.
Мы спустились с крыльца, камеры уже не работали и можно было смело пользоваться парадным выходом. Но до ворот так и не дошли, на лавке возле выключенного фонтана обнаружилась незнакомая темная фигура. Мужчина встал, Таир яростно выдохнул:
– Так, а это ещё блядь кто?
Но я его сразу узнал. Отец.
– Ну вы как дети, – укоризненно головой покачал – наследили везде.
– Спокойно, – предупредил я Шакирова, а сам к отцу подошёл. Сказал, что помогать не будет, так какого хрена он тут, на охраняемой территории сидит, пряча руки в карманы дурацкого серого плаща?
– Посадить пришел?
– За воротами черный седан, ключи в замке. Поезжайте и постарайтесь нигде не засветиться хотя бы на обратном пути.
Таир молчал, все ещё не понимая, что происходит, но меня волновало совсем другое.
– Зачем?
– Внучке привет передай, – по-своему ответил он на мой вопрос и двинулся в сторону мэровского дома – дворца.
И сейчас, спустя почти двенадцать часов после смерти Бикбаева, единственным человеком, которому я готов признаться в своем преступлении, была Зай. Я просто кивнул, когда она повторила в очередной раз:
– Ты или нет?
Получив ответ, она помолчала, глядя поверх моего плеча, а потом заявила:
– Динара я вам убить не дам.
