Текст книги "Неподчинение (СИ)"
Автор книги: Гузель Магдеева
Соавторы: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Глава 28. Руслан
Разговоры по душам всегда – самые трудные.
Я вообще не люблю болтать, а уж когда приходится человеку глаза на творящееся вокруг дерьмо открывать, – тем более. Так себе удовольствие, видеть лицо Таира с налитыми кровью глазами. Мы сидим с ним на кухне в моей квартире, дым столбом стоит от скуренных на двоих нескольких пачек сигарет. И бутылка какого-то дорогого пойла между нами, не берет только ни хрена.
Трезвые, как стёклышко.
Злые, как черти.
А Таир все заводится и заводится, и я уж думал несколько раз, не дать ли ему в морду? Не со зла, а для профилактики. Он после звонка моего примчался в город за пару часов, бросил все свои дела. Для него Зай всегда – святое.
У нас за сегодня друг к другу претензий изрядно накопилось, надо сказать.
– Какого хера, я не пойму, она пришла с этим к тебе, а не ко мне? – первая фраза, брошенная им с утра.
А я и сам объяснить не могу. Не говорить же ему, что мы трахались, что пока я работал на него пять лет назад, Зай для меня была единственной женщиной, которая занозой в сердце сидела? Все остальные так, было или не было, потрахаться, забыться. А она особенная. Эксклюзивная, мать вашу.
Я по нему видел, как он отказывается до последнего верить в то, что я про Динара рассказываю.
В то, что муженёк у сестры тот ещё гондон и наркоша. Что я Зайнаб чуть не с петли снял, что в ее крови наркоты больше, чем нормальный человек выдержать может. И если б не нашли мы ее вовремя, тогда и вешаться бы не пришлось.
Об этом думать отказываюсь. И страшно, и зло такое берет, что срочно хочется кому-нибудь втащить, а здесь только я да Таир.
Динара отец из города вывез, как сопляк чухнул, что натворил. И папашка прислал свой мэрский вертолет, на государственные деньги купленный.
А потом ещё звонить осмелился Таиру. Сразу, как только он из больницы от Зай вышел.
– Дети поругались, – в своей манере, точно дядька родной наш, начал вещать, – надо урегулировать все.
Таира так проняло, что я думал – сейчас пошлет мэра, и будет прав. Но нам это не нужно.
– Динар наркоман. Он Зай пытался довести до суицида, – сквозь зубы выговорил Таир, едва гнев сдерживая.
Мэр вздохнул, точно и Таир – неразумное дитя.
– Ни к чему выносить сор из избы. Я поговорю с Динаром. Ты знаешь, что Зай не стабильна… Где девочка?
– Нахуй иди, – не выдержал Шакиров и звонок сбросил, а после айфон свой об пол шандарахнул. – Дети поругались ему, блядь. Я этого выродка из-под земли достану и на ремни порежу!
А я вздохнул тогда: он ещё не всё знает, далеко не все. Только о таких вещах говорить сложно, да и день сегодня откровенно ебаный.
Закурил очередную, со счета сбился, а из комнаты вышла Ясмин. И прямо ко мне на колени, как мартышка. Я руками дым размахиваю, ни вытяжка не справляется, ни окно открытое.
– Ты чего не спишь? Время уже позднее.
Она меня за шею обхватила, пальцы по затылку бегают, как по бусинкам на шкуре ее зайца. Молчит.
Таир смотрит на нас внимательно, точно видит свою племяшку впервые. Хотя сколько у них там встреч с Зай было? От силы десяток.
– Пойдешь ко мне? – спросил Таир, но Ясмин головой мотнула, только сильней ко мне прижалась.
– Я к маме хочу.
– Скоро мамку твою привезём домой. А потом поедете с дядей Таиром, с дочками его играть будешь.
– А ты?
Она на меня глянула так, словно без ножа вскрыть собралась. А я и сам не знаю, что я? Что с Зай делать, как мы вообще из этой всей ситуации выберемся. Она ведь тоже ещё не всё знает.
А я, сука, ненавижу разговоры такие.
– Хочешь, чтобы он с нами поехал? – спросил Таир, я на него косо глянул. Сейчас скажет, что хочет, и что дальше?
– Пойдем, я тебя спать уложу.
Поднял ее на руки, как пушинку, до кровати своей донес. Она на ней махонькая совсем, под одеяло нырнула, заяц этот рядом лежит.
– Только давай без сказки. Глаза закрывай и спи, как солдат в армии. А мне с дядькой твоим поговорить надо. Только уши не грей возле двери, поняла? А то вырастут большие, как у Чебурашки.
Смотрю, испугалась, за уши себя схватила, а я чертыхнулся. Нянька из меня так себе.
– Шучу, не бойся. Но все равно, спи, нечего в ночи гулять.
Вышел, дверь за собой притворил тихонько. Таир смотрит на меня, а я усмехнулся зло:
– Что, блядь, представил, что я мог бы твоим родственником стать?
– Как ты вообще осмелился на сестру мою залезть?
А вот за это втащить хочется от души прямо:
– Я, конечно, второй сорт не брак, но не надо тут выеживаться. Я в отличии от вашего зятя с родословной ее и пальцем никогда не трогал, уяснил? И если ты мне, блядь, ещё раз в это ткнешь, я тебя ебну.
Я снова злюсь, и Таир злится, но сдерживает себя и по стопкам разливает алкашку. Мы берём, выпиваем до дна, каждый думая об одном и том же. Что Зай, попавшая в больницу, беременна.
Только ни один ребенок не может зачаться здоровым в тех условиях, в какие она попала.
И что с ним будет, одному богу известно. После того, что она прошла, после всей этой наркоты.
Мне Виталич справками сегодня в морду тыкал, а там – цифры какие-то непонятные, результаты УЗИ.
– Я не понимаю в твоих хэгэчэ-шмэгэчэ, ты мне по-русски сказать можешь, что это значит?
– Беременная она, – разозлился он, – вы совсем охренели. У меня не гинекология, я вам не акушерка! Но анализы у нее хре-но-вы-е!
А мы с Таиром друг на друга тупо смотрели, он только от Зай вышел, ещё отойти не успел. А я справку держу, там даже срок в днях указан, и плюс-минус, – тот день, когда мы с Зай спали.
Я не помню, предохранялись или нет, и по шкуре мурашки с вот такого слона бегут. Таир все понял тогда, глядя на меня, в стену ударил, содрав костяшки. Значит, либо мой ребенок, либо Динара, и от этой мысли корежит. И я не знаю, как ей сказать о таком. Ни сейчас точно, когда она такое пережила. У меня язык не повернется просто сделать это.
И теперь я думаю, что будет, если этот малыш родится на свет? И если это наш с Зай ребенок? Каким он будет, таким же, как Ясмин? И есть ли хоть единый шанс на его здоровье, при том плохом ХГЧ, о котором говорил Виталич?
Представлять наше с ней совместное счастье больно, потому что оно нереально и не бывать ему никогда. Не в нашей ситуации.
– Почему ты мне сразу не сказал, как все узнал? – по новой заводит он ту же пластинку.
– А ты, ты как умудрился сестру проворонить? Я ее пять лет не видел, но ты же брат ее. Ты где был все это время? Соловью своему в зад дул, совсем семейная жизнь расслабила?
Я же говорю – претензий у нас друг к другу много.
– Это моя сестра! – по столу кулаком тюкнул, а я на него глянул исподлобья:
– Ясмин разбудишь.
Молчим. Таир устало глаза потер, откинулся назад, а потом заговорил:
– Когда отца убили, Зай совсем маленькая была. Я поклялся, что всегда буду ее защищать. И Динар… он всегда казался мне нормальным. Шлюхи, любовь к быстрой езде, выебоны – все списывал на возраст. Когда после свадьбы он по пьяной лавке снес остановку с людьми, я, – тут он паузу сделал, выдохнул, – я подумал, что ни хрена не знаю, как у них там дела. А Зай всегда молчит, ты же знаешь. В детстве коленки сдерет бывало, подорожником заклеит и в жизни не сдаст, что ей больно. Я к ним когда прилетел, она уже беременная была, на ранних сроках. Мы и поговорить толком не смогли, токсикоз сильный. На все вопросы улыбается лежит, по руке меня гладит и говорит – все в порядке, Таир, все хорошо будет, скоро узнаем, кто у нас, мальчик или девочка. А Динар ей соки таскает, в живот целует. Я ему тогда пообещал, что ещё один косяк, и рожу его, не взирая на бабки и бизнес, я разобью. А потом после родов Зай в депрессию впала. Я снова приехала, а на ней лица нет, Ясмин орет целыми днями. И снова Динар хороший, а она… Короче, она реально была как не в себе. И в больницу мы ее вместе определили.
Я ему молча подлил, стопку подвинул. Тяжело осознавать, что своими собственными руками так наговнял сестре родной. Хотя это с него ответственности не снимает, Зай всего лишь баба, а мы мужики. Это нам надо ей помогать, а она все рвется на амбразуру, то брата прикрыть, то дочку спасти, ценой своего здоровья.
И здоровья второго ребенка. Возможно, нашего. Я из горла делаю несколько глотков, только горечи во рту не перебить вкусом алкоголя, вообще ничем не перебить.
Я до Ясмин никогда себя не представлял отцом, какое там, с моей жизнью? Когда тебе платят деньги за то, что ты под пули подставляешься, что ты должен своим телом перекрыть того, кто тебе бабки платит. Что у твоей жизни есть цена, определенная, указанная в договоре. Пока я занимаюсь тем, что умею, я всего лишь расходный материал.
А когда у тебя есть ребенок – за неимением другого, я представлял его как Ясмин, – жизнь вдруг приобретает другую ценность. Вообще все по-другому становится.
– Ты же понимаешь, что мы не можем вернуть им Зай и дочку?
– Понимаю. Надо решить, что делать с этим уродом. Слить его напрямую сейчас – значит, развязать войну с мэром. У меня деньги, у него власть и менты все купленные.
– Мэра надо сливать первым.
– Ты в своем уме?
Мы подступили к тому разговору, который мог поменять все. Спасибо отцу моему, подогнал скелетов из чужого шкафа, да таких, что охренеть можно.
– Я тебе сейчас должен сказать две вещи.
Во-первых, смотри вот это.
Я выложил перед ним первую папку, – о доказательствах связи Рогозина и Бикбаева-младшего. Вышел, позволяя ему самому разобраться, заглянул к Ясмин. Спит, волосы по подушке разметались, а сопение даже тут слышно. Поправил одеяло, и ухаживать за ней нисколько не раздражало. Ну ещё и льстило немного, что она не к дядьке родному на руки залезает, а ко мне. Хрень какая, Сафин, ты как баба, ей-богу.
Когда я обратно на кухню вернулся, Шакиров сидел с каменным лицом. Не надо было ему ничего объяснять: пять лет назад он из-за Рогозина чуть жену свою не потерял, а крысой оказался муж его сестры. Санта-Барбара татарская.
– Я тебе обещал найти крысу.
– Как давно ты это знаешь?
– Недели две, может три. Не смотри зверем, я бы тебе все равно его сдал. Но для нас это был единственный вариант вывести Зай и Ясмин от Динара без ущерба. Только это ещё не всё.
Я достал из сейфа вторую папку, бухнул ее на стол перед ним.
– Я уже читать боюсь, – расхохотался он зло, – какое ещё дерьмо там всплыть может?
Я не ответил. Просто помнил, что гонцов с плохими вестями убивали раньше, и было за что, наверное.
– С допроса начни, – посоветовал ему.
Допрос короткий. Дядьку повязали пару лет назад, за смешное: пырнули ножом в потасовке, а потом пальчики по базе пробили, а он оказался не потерпевшим, а очень даже виноватым, только в других делах. Дяденька этот работал неуважаемым человеком, киллером. И людей валил метко, в том числе и отца Таира.
Чтобы поощрить желание сотрудничать со службами, которые лучше всуе не вспоминать, ему пообещали свободу и новую личность, такую, что клиенты прежние не достанут. А он взамен сдал всех своих заказчиков.
И того, кто Ильдара Шакирова заказал.
Таир прочитал, раз, второй.
– Откуда у тебя это?
– От отца, – нехотя сказал, а потом понял, что нужно пояснить, – мать с ним не общалась, но меня он нашел. Помочь решил. Больше нечего об этом говорить, я теперь и так его должник.
– Мэра надо сливать, – повторил он мои слова, – я ему сам лично пулю в лоб пущу. За отца. А потом ушлепку его. За Зай.
– Не твоя работа – руки марать, – улыбнулся я, затягиваясь, – я пиздюка завалю сам. Кровь за кровь.
А Таир кивнул, соглашаясь:
– Кровь за кровь.
Глава 29. Зай
Спать хотелось неимоверно. Настолько, что в редкие моменты забытья мне снилось, что я сплю. Спать было бы проще всего, просто забыться и дождаться момента, когда в глазах перестанет двоиться, в ушах шуметь. Мне нужно было только попросить лекарство, его принесли бы сразу. Я была рада даже тем ненавистным таблеткам. Но…
– Ясмин нужна мама, – повторяла я, – нормальная мама, не овощ в психушке.
Я искренне, всем сердцем ненавидела это место. Таир говорил, что здесь надёжные знакомые. Отсюда ничего не просочится, никто не будет держать меня здесь насильно. Нужно только снять интоксикацию организма, что я несколько дней не ела, зато получала убойные дозы наркоты и была на грани передоза.
От этого не легче.
То же самое мне говорил Динар. Что нужно немного подлечиться. Что кругом связи и свои люди. Что вот ещё курс лечения и мне можно будет гулять с Ясмин. Мне было все сложнее верить кому-либо и от этого тоже горько.
Была ещё одна таблетка. Таблетище. Двух метров роста, косая сажень в плечах, руки, такие сильные и нежные… Мне казалось, что в его объятиях я могла бы забыться. Но Руслан не приходил.
– Прости меня, – шептала я в полузабытьи, кутаясь в одеяло, которое не грело. – Прости… Моя девочка важнее целого мира, я не могла не уйти, я умерла бы за неё сотни раз…
Но единственным моим слушателем была герань, которая, не взирая на мои истерики, цвела буйным цветом. Хотя, может она просто энергетический вампир?
Утром очередного дня мне стало легче. Настолько, что я без труда смогла подняться с постели, подойти к окну. Рассеченая об осколки нога едва ощутимо пульсировала болью. Мыслила я на удивление твёрдо, и глядя на то, как по саду прогуливается старушка, которая запуталась в хитросплетениях своей болезни, и тихонько подвывала песню с одной ей понятными словами, решила вдруг – я такой не буду. Не позволю себе. И не позволю другим сделать меня настолько беспомощной.
– Зай?
Таир все ещё жрал себя поедом за все, что со мной случилось. Удивительно, но я его не винила. Я знала, какой мой муж, знала, в какие тиски Бикбаевы загнали мою семью. Я простила всех, кроме Динара. И себя. Прошла, чуть покачнувшись, к брату, коснулась его щеки – тоже небрит.
– Всё хорошо, – солгала я и улыбнулась.
Наверное, жалкое было зрелище – Таир не поверил, тоже улыбнулся, но горько.
– Я одежду тебе принёс. Нет, выписываться тебе рано, – поспешил он пояснить, увидев блеск в моих глазах. – пусть подлечат, пусть выведут всю эту ебаную хрень из твоей крови. Мы Ясмин привезли, она ждёт тебя в сквере.
Вот так внезапно у человека появляются крылья. Я бросилась к ванной, вгляделась в свое лицо. Вряд ли Ясмин есть какая-то разница до того, как я выгляжу, но мне хотелось быть красивой для неё. Сильной. Хотелось, чтобы она гордилась мной.
Косметики не было, я умылась холодной водой, в надежде, что она освежит, заплела волосы в косу. Разгладила складки на лёгком платье, словно оно не было идеально отутюжено.
Дальше – страшно. Таир дал мне руку, я пошла, опираясь на неё. Яркое солнце ослепило, я прищурившись огляделась. Скверик был небольшим, крошечный фонтан, несколько деревьев, лавочки, кусты акаций. По дорожке семенила уже знакомая мне старушка. Я не видела могучей фигуры Руслана.
– А где Руслан?
– Вас просто прёт по Сафину, – хохотнул Таир. – Ясмин без него отказывалась из дома выходить. Нет его, занят он.
Со старушкой поравнялся мальчик. Маленький, лет пяти. Короткие волосы под бейсболкой, худые коленки торчат из-под шорт, на одной из них красуется царапина, щедро замазанная зелёнкой.
– Ей Руслан сказал пока ходить так, вот она и ходит, переубедить не смог. Непонятно, чего вы в этом медведе находите…
И тогда я поняла. Оступилась, Таир поддержал. Ясмин, словно почувствовав моё волнение, остановилась. Я знала, что она не будет открыто выражать эмоции, моя девочка. Не побежит, не бросится в объятия. Но это не так и важно. Главное – она рядом. Мы все равно с ней команда, две узницы Динара Бикбаева, так нежданно вдруг обретшие свободу.
Я поравнялась с дочкой, сняла с неё бейсболку, чуть потрепала по коротким волосам. Затем присела на лавку и поманила её за собой.
– Я за тебя волновалась, – сказала Ясмин. – Я знала, что все это неправда… И что Руслан тебя спасёт.
И погладила меня по руке, едва касаясь. А у меня чуть сердце не разорвалось, не выдержала, подхватила её худенькое тельце, усадила на колени, стиснула в объятиях, что есть сил.
– Теперь все наладится, – обещала я. – Я…я больше не буду болеть. Не буду слабой. Мы справимся. Вместе.
И за руку её взяла. Ясмин чуть подумала, кивнула, соглашаясь, я запретила слезам литься – не хочу её напугать. Подумала вдруг, что ради неё, той, что зрела, набираясь сил внутри моего живота, я готова убивать. И с чёткой ясность осознала – буду убивать. Хочу. Хочу видеть, как он сдохнет, не осталось во мне гуманности. Во мне только ярость, ненависть и любовь к этой маленькой девчонке в пацанячьей одежде. А ещё, на самом донышке что-то непознанное, щемящее по отношению к её отцу.
– Маме нужно на капельницу, – вмешался Таир, – чтобы она скорее выздоровела и вернулась к тебе.
Ясмин снова кивнула. Помедлила немного, спрыгнула с лавочки. Уходя обернулась, пристально на меня посмотрев. Затем поравнялась со старушкой и пошла с ней в ногу. Я только сейчас заметила, что пожилая женщина идёт, стараясь не наступать на красные плитки дорожки, только на серые, и Ясмин так же.
– Три, – донеслось до меня. – Четыре. Пять.
Сердце снова сжалось. Но теперь хотелось скорее на капельницу, да я все что угодно готова была стерпеть, только бы схватить в охапку своего ребёнка и унести прочь отсюда. И весь остаток дня я улыбалась. Даже на капельнице, от которой меня мутило и сердце билось так, словно вырваться из груди хочет. Я все выдержу. Один раз я поймала себя на том, что напеваю вслух.
А потом… медсестра вошла. Хорошо мне знакомая, уколы она ставила легче всех. У неё в руках – веник. Иначе не назвать. Огромный букет багряно красных роз. Красные, словно кляксы моей крови. Сердце тревожно екнуло. Не вязался такой вызывающий подарок ни с Русланом, ни с Таиром. Тимур мог бы, да, но где его черти носят?
– Нет, – покачала головой я и попятилась назад.
Медсестра вздохнула, словно я дите неразумное.
– Это от ваших близких. Я на всякий случай проверила, ничего опасного в нем нет.
Устроила букет в вазу и ушла. Дверь за ней закрылась, я осталась с цветами один на один. Шагнул к ним робко. Длинные стебли, упругие бутоны. Красиво, но красота эта…порочна. На одном из стеблей болтается открытка. Я протягиваю руку, задеваю один из шипов, он с готовностью впивается в мою кожу. Слизываю выступившую каплю крови – солёная.
– Просто букет, – говорю я вслух.
Потому что, наверное, именно так люди и сходят с ума. Мне – страшно. И словно себе назло резко, одним движением открываю открытку. На ней всего два слова.
"Папочка соскучился"
И все бы ничего, только папы у меня много лет нет. Отшатываюсь. Думаю о том, что он везде меня найдёт. Что прятаться бесполезно. Что в моем бунте нет смысла. Сползают на пол, тонко скулю, кусаю губы, во рту снова солоно. А потом понимаю.
Именно этого он и добивается. Я хочу вскочить на ноги, бросить букет на пол, топтать его ногами, не обращая внимания на шипы, кричать от ярости и страха. Но и это моему мужу будет счастьем. Ибо ещё несколько срывов и никто не поверит мне больше. И клеймо психически больной останется со мной навечно.
– Я сильнее, – шепчу я.
Закрываю глаза. Вспоминаю тепло солнечных лучей на своей коже. Шелковистость коротких волос Ясмин. Запах сигарет и кофе, запах Руслана. Глубоко вдыхаю. Открываю глаза.
Это просто цветы. Мне все ещё сложно смотреть на них без дрожи, но я справлюсь. Только маленькая открытка так сжата в кулаке, что пальцев не разжать.
Я справилась. И даже уснуть смогла, пытаясь не думать о том, что букет смотрит на меня из небьющейся, безопасной вазы, смотрит парой десятков пурпурных глаз. А проснулась от того, что кто-то легко, едва заметно касался моей руки. Первой реакцией было отпрянуть, но по телу пробежали волной мурашки, я выдохнула – Руслан. Моё тело знало лучше, только на него я так реагировала.
– Привет.
Он явно смущен тем, что я застукала его на этом невинном прикосновении. Я смотрю поверх его плеча – букет на месте. Но теперь, когда Руслан рядом, даже дышать легче.
И мне хочется броситься к нему на грудь. Там – безопасно. Там – сладко. Грешно до дрожи. Но я не смею. Думаю о том, что теперь, выполнив мою просьбу, он нас покинет. Оставит Таиру. А ещё о том, что мне стоило больше в него верить.
Я думаю о чем угодно, кроме того, что он скажет. Ибо предположить такое не могла даже в бредовых наркотических снах.
– Я решил, что должен сам тебе сказать, хотя и получил в табло от твоего брата… Ничего, на мне как на собаке, – я только сейчас заметила след от удара на его скуле. – Заяц…ты беременна.
Я смотрю на него не понимая вообще, о чем он говорит. Как я могу быть беременна? Что за идиотизм? Такого просто не бывает, не здесь, не сейчас. Я в шоке, но, тем не менее, верю ему сразу и безоговорочно. Руслан не стал бы обманывать.
Пытаюсь вспомнить, когда у меня были месячные в последний раз, но не могу. Касаюсь груди – мне кажется, или она потяжелела? Истерика накатывает волнами, мне хочется кричать, а я смеюсь.
Потому что пиздец ирония. Руслан пришёл и как бы между делом сообщил мне, что я беременна, хотя по канонам все наоборот должно быть. А я…я не могу набраться сил и сказать ему о том, что у него дочка есть. Ясмин.
А ещё во мне ребёнок. Крошечный сгусток клеток, слепок будущего человека.
– Заяц, – продолжает Руслан. – Анализы у тебя хреновые. ХГЧ этот… Ты под конскими дозами наркоты была, а ещё этот урод тебя нейролептиками кормил. Ты должна…должна принять решение, стоит ли тебе сохранять эту беременность.
Я инстинктивно накрыла ладонью плоский ещё живот – жест любой женщины, носящей дитя. Руслан протянул руку, словно собираясь коснуться меня, но так и не смог. Сжал пальцы в кулак, остановил движение на половине, и отвернулся, словно избегая моего взгляда.
