Текст книги "Неподчинение (СИ)"
Автор книги: Гузель Магдеева
Соавторы: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Глава 30. Руслан
Это было так дико, странно так – понимать, что Зай беременная.
Чужая, в общем-то женщина, чужая жена. Я знаю о ней одновременно много и ничего.
Совсем мало о том, что она думает сейчас, когда ладонь ее касается живота с нежностью, возведенной в абсолют.
Лицо блаженное, взгляд куда-то внутрь себя. Такая красивая Зай в этот момент, и совершенно недосягаемая. Не здесь, не со мной она, всеми мыслями со своим ребенком.
И мне хочется, чтобы он был нашим общим. Был здоровым, родился, невзирая на творившийся ужас.
Но я реалист, а не трепетная лань, и моя вера в чудеса сдохла задолго до сегодняшнего дня. Шанс, что с ним все в порядке, ничтожно мал. И сейчас для меня главное – сама Зай.
Я не мог сделать выбор за нее, не мог подтолкнуть на аборт, хотя другого варианта решения ситуации не видел.
Она с трудом выбралась из депрессии после первых родов, она нестабильна, и одному Аллаху известно, что может произойти во время этой беременности с ее психикой. Я все ещё помню петлю у нее над головой, что осталась в том доме, так почему у меня ощущение, что сейчас она стягивается у нас на шее все туже и туже?
Я сжал кулак, боясь смотреть на Зай. Так коснуться ее хотелось, прижать к себе, но она казалось чужой, какой и была всегда.
– Нам с тобой надо в больницу другую съездить, на осмотр. Здесь гинеколога нет, аппарат УЗИ только, но спецы не по этой части.
Зай на меня посмотрела удивлённо, а я продолжил, – одевайся, за дверью подожду.
И только тут заметил, что в комнате букет роз, пошлая краснота на фоне бледных стен. Неужто Таир?
Тронул в задумчивости бутоны, нахмурился:
– Это брат?
А Зай, наклонившаяся, чтобы джинсы натянуть, замерла. Одну штанину натянула, вторую не успела. Выпрямилась, глядя на меня, но ей даже говорит не пришлось – и так все понятно. Блядство.
– И когда ты мне сказать собиралась?
– До того, как ты ошарашил меня новостью о беременности моей.
Злюсь, на нее, на ситуацию, на выродка этого – руки коротки пока достать его. А хочется сразу за шею взять и как куренку, свернуть, только подставить Зайца и дочку ее ни я, ни Таир права не имеем.
– Он все равно с папенькой своим, сюда пробраться не посмеет. Но, Зай, – сказал, глядя внимательно в глаза ей, – ты должна пообещать, что любой свой шаг, любое подозрительное движение вокруг – обо всем докладываешь мне. Понятно?
Она кивнула, а потом села на край койки и начала джинсы натягивать на вторую ногу. Я вышел, добрался до Василича.
– Какой шанс у ребенка родиться здоровым?
Виталич глянул косо:
– Руслан, друг мой, хоть ты не страдай этой романтической хернёй. Я не гинеколог, но я каждый день сталкиваюсь с алкоголиками и наркоманами, и я видел не одного ребенка, у которых это наследственно. Организм все силы бросил на то, чтобы она сама не померла, какие ресурсы остались на беременность, сам подумай? Я до сих пор удивлен, как плод не выкинуло ещё.
Я глазами потолок сверлю: где он там, кто наблюдает за нами с неба? Я давно не жду для себя справедливости, но почему страдают невинные?
– В общем, верить в чудо вы можете сколько угодно, но с исходными данными ничего не поделать.
– Я тебя понял.
Руку пожал ему, вышел в коридор. Зай ждала меня в палате, мы вместе спустились вниз, сели в автомобиль. Она окошко со своей стороны открыла, и словно надышаться не могла.
– Тошнит? – покосился на нее, не выпуская руля.
– Наоборот. Мне хорошо
Курить хотелось жуть, сегодня день и так говно.
Мишку похоронили, у него невеста осталась. Плакала, на меня с кулаками броситься хотела, насилу успокоил. И паршиво так с этого, и понимаю, что умер он ни за что. Да, спасая Зай, только если бы сидела она на жопе ровно, ничего бы этого не случилось.
Мишка был бы живой.
Мне не пришлось бы думать, как уговорить ее на аборт, пока не стало поздно. Есть ещё несколько недель, но чем дальше она будет думать о том, что внутри нее жизнь, я уверен, тем сложнее.
Она же дочку свою любит до безумия.
А тут – ещё один ребенок. И не важно для нее, чья в нем кровь, Сафина или Бикбаева. Если моя…
Думать, что я любимую женщину заставлю отказаться от ребенка, чьим отцом я могу быть, хуево. Я поступаю, как отец собственный, – делаю то, за что его ненавидел. За поступок этот с матерью моей, за брошенные, точно подачка, на аборт деньги.
Блядство, что ж как сложно-то все?
Ныла щека, по которой Таир сегодня съездил, – все по этой же теме, – я по ней ладонью туда-сюда провел, точно оттереть пытался, не помогло.
Нужная больница находилась в пятнадцати минутах езды от клиники Виталича. Я в кобуре под тонкой ветровкой на всякий "ТТ" прятал – оружие боевое, насквозь прошьет.
Нас уже ждали. Я помог Зайке надеть бахилы, на корточки опустился, взял ее ногу за щиколотку – тонкая, в обхвате помещается в кольце моих пальцев целиком. Она глазищами на меня своими смотрит, а я молча ей пакеты синие натягиваю на кеды ее.
А у самого от взгляда этого внутри крутит все. Ведьма Зай, что ли? Я подыхаю с ней рядом, так ее хочу, что дышать трудно.
– Пошли, – за ладонь крепко взял, сам пялюсь в затылок медсестры, которая провожает нас на второй этаж.
– Здесь подождите, пожалуйста, как пациент выйдет, вас пригласят, – прочирикала она и убежала по своим делам.
Коридор весь украшен был фотографиями, сплошь все – детские, с новорожденными разных сортов. Заебись они придумали, конечно.
– Таир завтра поедет домой. Ясмин с ним отправим.
Я ожидал, что Зай начнет возражать. Она встрепенулась, села с прямой спиной:
– Это безопасно?
– Да, с ними моя охрана поедет, Таир не доверяет своим. Они на команду мэра работают.
Казалось, что рядом со мной Ясмин в безопасности, но я не ее родитель, и нянчиться с чужим ребенком не мог. Не Юльку же, в самом деле, просить за ней приглядывать, а левым людям я не доверял.
А с дочками Таира, с их эби девчонке будет спокойно. Там за ней точно присмотрят, лучше, чем это сделает одинокий, мать его, волк.
– Когда меня выпустят?
– Виталич сказал, что по его части ещё пару дней.
Я не продолжил мысль, но она меня и так поняла. Снова этот жест – ладонь на животе, а я сглатываю шумно, оттого, что жарко. И в ветровке жарко тут сидеть, и от Зай меня в пот бросает.
– Заходите! – позвали нас, я дверь распахнул, пропуская Зайца вперёд. Огляделся: кабинет как кабинет, врачиха сидит в голубой форме, медсестричка ее по клавиатуре ногтями цокает. Окна закрыты, второй этаж, вроде безопасно все.
– Я в коридоре подожду, – предупредил Зай, но она вдруг в мою ладонь вцепилась двумя руками:
– Останься со мной. Я… боюсь.
В голосе столько мольбы, что я сдался, даже не сопротивляясь. Сел в уголок, ноги под стул подогнул: кабинет разом маленьким казаться начал, точно я как в теремке, все место свободное занял. Руки на груди сложил, стараясь не вслушиваться в чужой диалог: казалось, если я отгородился от их разговора, то меня это не заденет все.
Зай выписку от Виталича протянула, я знал, что он созванивался с врачом, поэтому для нее не стало неожиданностью то, чем лечили пациентку.
Осматривали ее за ширмой, отсюда я видел мало, только как Зай раздевалась, а потом взбиралась на высокое кресло. Ощущение, будто подглядываю в дырку в бабской бане, ей-богу.
– Не бойтесь, я только возьму мазок. Живот не болит?
А потом на УЗИ в соседнюю дверь попросили пройти, и снова Зай потащила меня с собой. В комнате было темно, на стене монитор весит, на котором ни черта не разобрать.
– Сделаем трансвагинально, чтобы определить, где плодное яйцо, – предупредила врачиха, а я насторожился: какое транс, что за яйцо?
Я смотрел на экран, – черные дыры, белые полосы, видимо, внутренности человечьи, но как тут хоть что-нибудь разобрать, черт возьми?
– Тело матки увеличено, в полости определяется один эмбрион, плодное яйцо не деформировано.
На экране, среди прочей белиберды, маленькая черная точка.
Ни рук, ни ног, ни головы, вообще ничего. Только одна эта точка, крохотные клетки, из которых потом разовьётся человек. Или не разовьётся.
В горле словно ком застрял, и ощущение такое дурацкое, точно слезы в глазах собираются. Я взрослым плакал однажды только, когда матери не стало, а сейчас, как баба, почти разрыдаться готов.
Может, не мой это ребенок?
Но что-то подсказывало, что в этих клетках столько же моего, сколько и Зай. А она рукой своей ладонь мою нашла и сжала, вырывая мне к черту душу.
Выть хотелось, со словами – ну почему это все у нас так?
Под какой несчастливой звездой родились оба, что нам приходится сквозь такие испытания проходить?
– Тонус есть, а так, в принципе, результаты УЗИ неплохие. Но нам нужно сделать забор крови на скрининг, в вашей ситуации лучше это сделать, не дожидаясь положенных сроков. Завтра с утра натощак кровь нужно будет сдать, если вы у Игоря Виталича лежите, тогда забор сделаете в его клинике, а пробирку привезете нам. И лекарства все придется отменить, токсичное действие на плод сейчас ни к чему.
Зай кивала в такт чужим словам, пока вытирала полотенцем бумажным гель, а я топтался, дожидаясь, когда отсюда выйдем. Руки дрожали, и думалось, что сегодня точно напьюсь, до беспамятства, чтобы хотя бы одна ночь прошла без снов и мыслей обо всем, что было сейчас в моей жизни.
Я врача за руку поймал, отводя в сторону:
– А теперь по чесноку, сколько шансов у ребенка родиться здоровым?
– Мало, – отрезала она, разом став деловой и даже сердитой. Руки в халат засунула, смотрела прямо и открыто. Не боюсь, мол, тебя, только я и не пугал, – но результатов скрининга надо дождаться, дальше будем думать.
Обратная дорога казалась вечностью, Зай сосредоточено смотрела вперёд.
– Я слышала ваш разговор с врачом, – сказала, наконец, когда мы остановились возле больницы в поисках парковочного места. Я заглушил двигатель, оборачиваясь к ней:
– Я не мог это не спросить. Кому-то из нас нужно быть… разумным.
Она усмехнулась горько, а я заговорил:
– Если бы только от меня что-то зависело, Заяц… Если бы я мог как-то повлиять…
Холодные пальцы коснулись моих губ, заставляя замолчать.
– Просто проводи меня и хватит на сегодня об этом. Я устала.
Дома меня встретил рыжий кот. Тёрся возле моих ног, но в квартиру не заходил – там теперь вместе с Ясмин и Таиром жила громкая Шанель. Кусаться теперь не лезла, зато обожала смотреть телик, лежа на моей подушке. Подумалось, что Шакировых в последнее время стало как-то много в моей жизни.
Таир собирался, я должен был доехать с ними до границы области, убедиться, что отсюда они смогут выехать спокойно. Решено было своим ходом, без поездов – самолётов. Мы были уверены, что мэр напрямую не станет атаковать Таира, чтобы забрать внучку, и это позволит выгадать немного времени, чтобы не с нахрапу лезть в говно.
Ясмин была грустной, перебирала бусины на своем зайце и со мной не говорила.
– Сорок один. Сорок два. Сорок три.
– Ясмин, – позвал, оседлав стул рядом с ней. Она голову подняла, но смотрела по – прежнему куда-то в себя. В такие моменты девочка меня пугала, хотя я уже привык к ее присутствию в собственной жизни. Хорошо, когда у тебя дома готовый ребенок, умеющий есть чисто, вытереть себе зад и отвечать на вопросы.
– Не хочешь со мной говорить?
– Ты не поедешь со мной и мамой?
Признаться, этого разговора я боялся. До того момента, как они исчезнут из моей жизни, все меньше времени оставалось, и разбитые чужие надежды осколками ранили и меня.
– Я приеду потом навестить вас, – пообещал, дёрнув легонько за прядь волос, но Ясмин отвела руку мою в сторону.
– Я думала, ты будешь с нами всегда. Чтобы защищать нас и не давать маму в обиду.
– Ее больше никто не обидит, – уж об этом я точно позабочусь, но для Ясмин этого оказалось мало.
Говорить со мной она больше не захотела, я не стал настаивать, ощущая досаду. Мне хотелось проститься с ней по-теплому, но маленький человек затаил обиду. В машину Таир устраивал ее сам, мы курили перед дорогой.
– Приедете, когда ей станет лучше, потом приступим ко второму этапу, – раз в сотый, наверное, повторил он мне. – Береги Зайнаб. За себя и за меня.
– Ты знаешь, я за нее жизнь отдам, – казалась, в словах много патетики, но это было правдой.
До конца области добрались за два часа, Таир, ещё две машины сопровождения и я на своей.
Проехался немного следом, наблюдая, как в потоке быстро исчезают габариты внедорожников. Включил аварийки, чуть спустившись с трассы, смотрел в темную полосу леса, над которой раскинулось звёздное небо. Одиноко было и хуево на душе, даже от сигарет уже тошнило.
Телефон в кармане мягко завибрировал, я включил его, ожидая сообщений от сопровождения, но это была Зай. Звонок в такое позднее время насторожил.
– Алло, – ответил, но она перебила, почти крикнув:
– Руслан, у меня кровь! Кровотечение открылось…
Глава 31. Зай
Меня затапливал жгучий стыд. Он душил, я то и дело касалась пальцами своей шеи, словно пытаясь снять петлю, ту самую, которая стискивала горло, не давая дышать.
Потому что я не дала и шанса. Крошечного шанса для крошечного ребёнка, маленькой горошинки в моем чреве. Я все решила за него.
Я не думала даже. Вспомнила о препаратах. Которыми меня Динар кормил до этого, наркотики… Усатый врач из этой клиники неуклюже шутил, что мою кровь можно было точкам продавать по весу, такая она была насыщенная наркотиком.
Если бы ребёнок родился больным? Инвалидом или умственно неполноценным? О, я бы любила его любым, всем сердцем. Но я знаю, что такое быть особенной. Отличаться. Когда за твоей спиной шепчутся, зная, что ты "такая". Со справкой даже, черт её дери. Как будто моё сумасшествие заразно. Как будто я наброшусь на них и съем, загрызу.
А еще Ясмин. Моя чудесная, неповторимая, в самом лучшем смысле этого слова особенная девочка. Даже это идеальное дитя ловили сочувствующие и брезгливые взгляды.
Я не хотела такой доли ещё одному малышу.
А ещё, в самой глубине себя я боялась. Стыдилась себе в этом признаться. Боялась, что все повторится. Вспоминала жаркую чужую страну, которую не мог сделать родной даже цветущий жасмин. Свои отекшие ноги, постоянную изжогу, голод, который я не могла утолить, потому что есть не могла – токсикоз. И ранний, и поздний. Все время. А потом малышка родилась. И я растворилась… И в любви к ней, и в миллиарде своих страхов. Я была так беспомощна. Наверное, прав был мой муж, настояв на госпитализации с послеродовой депрессией. Я не справилась.
И сейчас не справлюсь. Не смогу.
А теперь…все решается за меня. Я даже сказать ни кому не успела, что решила от своей горошинки, плоти и крови своей, плода моей несчастной, неудачной любви избавиться. Ребёнок сам утекает из меня, капля за каплей, покидает меня алыми кровавым кляксами на ослепительно белом постельном белье. Я смотрю на них и дышать не могу.
Потому что я хочу все назад вернуть, хочу передумать, хочу дать этому ребёнку шанс на жизнь. Хочу, чтобы он остался во мне. Сжимаю, стисткиваю ноги, словно это поможет ему во мне удержаться. Не шевелюсь. Кладу ладонь на живот и не говорю ничего даже – мне стыдно.
– Ну, как же так, – качает головой усатый врач – Как же так? Давайте мы вас скоренько на служебной машине доставим в гинекологию.
Я упрямо качаю головой и сажусь на стул. Нет, я не враг сама себе. Просто чувствую, как тонка грань, которая меня держит. Тоньше волоса, и готова вот-вот оборваться.
– Руслан…он сейчас придет. Он обязательно придёт.
Твержу, повторяю словно мантру. Он придёт, мой любимый гигант, он поможет мне удержаться на краю пропасти, за которой то, что я уже видела. Я там бывала, не раз. Именно туда, в пучину сумасшествия, меня любезно в спину подталкивал мой супруг.
Руслан пришёл.
У меня не хватило сил даже на улыбку, даже на приветствие. Я только слабо выдохнула и потянулась к нему всем телом. Он понял. Слова не нужны были. Он нёс меня на руках, проигнорировав каталку. А я дышала, сосредоточившись только на этом – дышать, несмотря ни на что.
Я понимала, что меня буквально везут прощаться с ребёнком, которого я сама приговорила. Но мне надо быть сильной. Ясмин нужна мама. Нормальная мама.
Там, уже в гинекологии, в дорогой, элитной даже клинике, в которой меня недавно обследовали, я поняла, что так вцепилась в футболку Руслана, что она впилась ему в шею, оставив на коже красные борозды. Пальцы разжались с трудом.
– Я, – говорю Руслану, когда он заботливо усаживает меня на мягкую кушетку. – Я хотела от него избавиться, я должна тебе это сказать…
О, я многое должна ему сказать. Например о Ясмин. Может, этот случай был подходящим, но я думаю только о том, что чувствую, как сжимается в спазмах матка, чувствую, как мягкими толчками из меня выходит кровь, впитывается в толстую, выданную медсестрой прокладку.
– Заяц, я все равно… – мне думается, мечтается, что он скажет "люблю". Всё равно люблю. Но такого он не скажет, серый волк, не верящий в счастливое будущее с мелкой зайкой. Не сказал. – Я все равно тебя поддержу. Чтобы ты не сделала… Я сегодня рядом буду. Не уйду.
И уходит. Не совсем, нет. Уходит требовать моего врача, который лучший здесь, иного мне не положено. Он сейчас на операции, делает аборт. Обрывает чью-то маленькую жизнь. Если бы все пошло по плану, я бы сама к нему пошла… Руслан ушёл и я снова задыхаюсь.
Воздух словно сгущается. Он пахнет сладко и липко. Дыши, говорю себе. Вдыхаю тягучую смесь кокоса, в котором чувствую пряно-медовые ноты. Слишком сладко. Слишком знакомо. Паника накатывает сразу. Дверь соседнего кабинета закрыта, но я поднимаюсь и на ватных ногах иду. Приоткрываю дверь, приникаю, благо петли в этом месте смазаны отлично и не скрипят.
Потому что я знаю этот запах. Духи Алисы, спутать я не могла.
– Вы уверены? – голос звучит тихо, но я его узнаю. – Пересдача анализа не изменит ничего?
Врач что-то отвечает, но я уже не слышу слов. Меня стискивает очередным спазмом, капля коричнево-алой крови, прорвавшая преграду стекает по ноге, расчерчивает её надвое.
– Зайнаб! – Руслан говорит моё имя полностью, и я даже не сразу понимаю, что он обращается ко мне. – Какого, блядь, хрена ты встала?
За грубыми словами неуклюжая забота. Испугался за меня. Бросился ко мне, вокруг сразу все засуетились и мне кажется, что он привёл всех. Но мне никто не нужен, только Руслан. Меня сразу же в кабинет несут, втыкают в палец иголку, беря анализы, словно мало из меня крови вытекло.
– Там Алиса, – говорю я Руслану. – Прямо в соседнем кабинете. Я чувствую её духи.
Руслан морщит лоб. Он не хочет меня покидать, не сейчас.
– Тебе просто показалось, – наконец, говорит он. – Не может быть. Мощные лекарства, стресс…
Берет меня за руку. Я закрываю глаза и вдруг, неожиданно для самой себя обещаю стать сильной. Для себя. Для Ясмин. И ни один человек, неважно, люблю я его или ненавижу, не посмеет сказать, что мне просто показалось.
Дверь в очередной раз открывается, впуская женщину с подносом, на котором тихонько звенят стерильные, прикрытые салфеткой инструменты. Я оглядываюсь, поворачиваю голову. И вижу её.
Она в медицинской маске, а волосы непривычно в косу заплетены. Но я сразу узнаю этот оценивающий взгляд. И смотрит Алиса на меня. Но меня скручивает очередным спазмом боли и весь мир перестаёт существовать. Только то, что происходит сейчас со мной, только моя ладонь, крепко сжатая огромной рукой моего личного серого волка.
– Отторжение, – говорит врач. – Плодное яйцо…
Я не слышу её слов. Я понимаю только то, что страшно терять ребёнка. Даже если он размером с горошинку. Даже если я сама хотела от него отказаться.
– Никаких шансов? – спрашивает Руслан неожиданно надтреснутым голосом.
Он поддержал бы меня, да. Но в его вопросе столько дикой, неоправданной надежды, что мне становится горько.
Я снова не справилась.
– Нет, – качают головой в ответ. – Мы сейчас дадим ей препараты, чтобы все прошло, как можно скорее. Срок очень маленький, вы быстро придёте в норму. Вы сможете ещё завести детей…
Становится ещё горше. Потому что Руслан не хочет нашего будущего, не даёт шанса. Потому что я золотая девочка. Потому что так правильно.
Но он ещё не знает, что Ясмин есть не только у меня. Она есть – у нас.
Я теряю своего нечаянного ребёнка долго. Всего семь дней, но поверьте мне, это синоним вечности. Капля за каплей. Медленно и неостановимо. Безнадёжно.
Всё эти дни я смотрю в потолок. Он идеально белый, я была бы рада найти хоть одно пятнышко, трещинку, что угодно, чтобы зацепиться за неё взглядом, но не нахожу.
Из моей руки торчит капельница. А вторую мою руку тихонько поглаживает Руслан. Он рядом. Не ушёл. Небритый, оброс совсем. Врачи выгоняют, но он возвращается. Один раз приехал, а у него кончики волос ещё влажные – так ко мне спешил. Я коснулась их и сердце сжалось.
Потому что я позволила себе думать. А если…если бы он был тогда со мной? Может никакой токсикоз, чужая страна, никакие опухшие ноги не помешали бы мне быть счастливой? И не было бы безликих клиник в моей жизни, дутых диагнозов, никакой дряни бы не было. И я была бы сильной. И не теряла бы сейчас своего малыша.
– Я почитаю, – сообщил Руслан, вынимая потрепанный томик. – Миссис Феррарc умерла в ночь с 16 на 17 сентября, в четверг. За мной прислали в восемь утра, в пятницу, семнадцатого…
– Что это? – Слабо улыбнулась я.
Даже на локтях приподнялась, заинтересовавшись. Сегодня уже седьмой день пошёл, кровь из меня больше не текла, боль прекратилсь, но легче не стало.
– Так Агата Кристи, – сообщил он. – Делать мне было уже нечего: она скончалась за несколько часов до моего прихода…
А я подумала – если и существует для меня лекарство, то это оно и есть. Руслан Сафин.
