355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гузель Магдеева » Неподчинение (СИ) » Текст книги (страница 14)
Неподчинение (СИ)
  • Текст добавлен: 15 июня 2021, 22:32

Текст книги "Неподчинение (СИ)"


Автор книги: Гузель Магдеева


Соавторы: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава 32. Руслан

За эти дни волос седых прибавилось. Я на себя даже не глядел, а тут, пока по телефону разговаривал, заметил свое отражение в боковом зеркале автомобиля. Серебрится башка, оброс весь.

Я и чувствую себя в какой-то момент если не старым, то уже уставшим. Особенно, когда думаю о том ребенке, что потеряла Зай.

Вроде, его и не было толком, черная точка на фоне экрана УЗИ, несколько капель крови на полу, цифры напротив анализов – но он ощущался. Как что-то большое и очень-очень важное. Порой, интуиция меня обманывала, но сейчас я был уверен, что этот нерожденный ребенок – мой. И это было больно, терять часть себя, но куда больнее было Зай.

Я пытался сделать все, чтобы она не закрылась снова в свою ракушку. Иногда мне казалось, она ускользает. Прячется внутри себя, отгораживаясь от внешнего мира пустым взглядом темных глаз, и тогда мурашки пробирали оттого, насколько Зай хрупка.

Хреново было чувствовать себя беспомощным. Я никак не мог повлиять на нее, заставить чужой организм слушаться и делать, что нужно.

Я старался быть рядом, держал за руку, читал книги, смотрел, как она спит. Темные ресницы порой трепетали, словно ей снилось что-то страшное, и я чуть сильнее сжимал тонкое запястье, чуть выше которого постоянно торчал катетер.

Дел накопилось много, но я обещал ей быть рядом.

Больничным духом были наполнены лёгкие, запах хлорамина и чего-то тошнотворно-сладкого, и как не старайся, он не выветривается из вещей долго.

Бабки решают многое, и первым делом я договорился о том, чтобы меня пускали в эту палату в любое время. Приемные часы, неприемные, не ебет.

У меня должен быть доступ в эту дорогущую клинику, а возле дверей Зай сидел всегда кто-то из моих людей.

Но все равно свербило, где-то в районе позвонков. Казалось, не дожимаю в плане безопасности. И потому, когда Зай только про Алису завела разговор, я сразу, как смог, начал выяснять, что да как.

Первым делом – в кабинет к врачам. Спросил имя-фамилию того человека, что заходил к ним. Не Алиса, Олеся оказалась, подумал, вдруг Зайнаб ошиблась? В таком состоянии, как она была, это нетрудно.

Я ждал Зай. Когда можно будет отвезти ее к родственникам, обратно в дом эби. Там охраны целый табун, не меньше, чем Шакировских баранов. Бабушке и маме пока ни о чем не рассказывать, с Ясмин Таир слово взял не говорить с родными о папе. Та – кремень девчонка, своих не сдает. Играет с сестрами, Зай видео показала, а сама, на дочку глядя, расцветала буквально. Столько нежности во взгляде.

Зай выписать должны были завтра, и мы сразу, никуда не заезжая, собирались в ее родной город. На трёх машинах, с охраной, – в дороге отбить ее будет проще, весь путь сплошная опасность. От Бикбаевых я ожидал всякого, если отец просто мразота, то его выродок ещё и ебанутый на всю голову.

Я решил заскочить сегодня к ней, несмотря на то, что опять из телика ко мне в центр пожаловали, еду из ресторана заказал. Немного глупо себя чувствовал, ожидая, когда упакуют заказ, точно на свидание собираюсь. Но Зай хотелось баловать.

Шел по коридору, на плечах накидка, местный халат ни один не сходится. В руках пакеты, из бумажного пахнет мясом – пусть ест, после кровопотери мясо жрать самое то.

На посту Игорек должен был сидеть, но я его не заметил. Стул пустой, куртка сверху лежит. Нахмурился, – придет, пизды получит за то, что работу свою не выполняет.

Сердцу было неспокойно, распахнул резко дверь: Зай на месте, сидит, в окно смотрит, хмурится.

Меня увидела, улыбнулась, – не ждала, я предупредил всех, что занят буду. На душе от улыбки одной, черт возьми, хорошо сразу так. Тепло.

– Где Игорёк? – спросил первым делом, Зай плечами пожала.

– Может, с медсёстрами флиртует. Они тут глаз на парней положили.

Сделал себе мысленно пометку, что яйца оторву кобелям этим. Достал еду, контейнер с огромным стейком сразу открыл, пусть ест, не доверяю я больничным харчам, даже элитным.

– Ешь, пока горячее.

Зай спорить не стала, вооружившись ножом и вилкой, начала орудовать в тарелке.

– Знаешь, – сказала задумчиво, – мне кажется, у меня паранойя.

Я насторожился, подался вперед:

– Подробней давай.

– Да смешно даже, – но я видел, что смешно ей не было, – сегодня медсестра новая пришла. Хотела капельницу поставить, но я отказалась, попросила врача. Жду, когда придет.

– Почему? Тебе же капельницы часто ставят?

– У нее ногти с маникюром. Красные, алые такие. Длинные. А ещё… она очень настаивала, а мне капельницы ещё вчера отменили.

Мы молчали, только внутри молоточком стучало тревожное "тук-тук-тук". Виду не подал.

– Жуй, сейчас выясним, что это за маникюрный набор тут работает.

Игорька видно не было, я чертыхнулся, отошёл к окну. Достал мобилу, вызванивая горе-охранника.

Пока гудки шли, к палате нашей врач подошел, я обернулся, заметив его. Вот и отличненько, сейчас уточним все. Но тот, меня заметив, застыл, глазки по сторонам забегали. Хлопнул себя по карманам, точно ищет что, а потом развернулся и ушел.

Гудки шли, Игорь не отвечал, я телефон сжимал, все просчитывая.

Я тогда понял – нельзя медлить. Окружили уже.

Врач удалился, я вошёл в палату, дверь за собой запер и спиной к ней прижался. Зай перестала жевать, замерла, на меня глядя. Глаза большие – большие, в них страх плещется.

– Собирайся, не будем ждать выписки. Только быстро и без вопросов. Переодевайся.

– Во что? – развела руками она. – Мне нормальную одежду только завтра принесут.

С кровати подобралась, я в окно глянул. Третий этаж, высоко, внизу кустарники, а за ними – стоянка. Машин много, навскидку штук десять подозрительных.

Собрался позвонить Илье, но…времени нет, медлить нельзя. Сначала ее вывезу. Зай стояла в пижаме, обутая в тапочки пушистые. Приметная. Блядь.

– Пошли.

Ее ладошка маленькая, я сжимаю ее крепко и мы выходим в коридор. Он пуст, куртка, как маяк, так и валяется на стуле. Но – все потом. Ради Зай я уже жертвовал своими людьми, готов и собой пожертвовать.

– Ничего с собой не бери, телефоны тут оставь.

Запихнул под одеяло полотенца, имитация фиговая, но на первой сгодится. Любая попытка выиграть время сейчас может помочь нам сбежать.

До лифта идём, стараюсь не сорваться на бег. Зай на ходу собой закрываю, хрен пойми от кого. Каждый кажется врагом. И все, абсолютно все провожают нас взглядами – бугай огромный и девушка полторашка в пижаме и тапках. Нажал минус первый – с планом здания я знаком хорошо, первым делом ознакомился, как перевели, это уже в подкорку въелось. Сколько минут у нас есть, не знаю, но счёт пошел на секунды.

Стою в лифте, Зай за спину отправил, спина у меня широкая. Двери закрываются чертовски медленно, лифт словно раздумывает, ехать ему или нет. А секунды убегают с каждым ударом сердца. Блядь, по лестнице нужно было, с какой-то яростью, злостью на самого себя думаю я.

Они появляются внезапно и между с тем ожидаемо. Уже знают, что в палате Зайца нет. Их трое, один на ходу пистолет достаёт – серьёзные ребята. Я мысленно считаю, скольких успею уложить, до тех пор, как сдохну. А убить меня с первой пули непросто – были уже желающие, упокой Господь их душу.

– Стой спокойно, – говорю Зай. – Никуда не лезь, не геройствуй. Как дам знак, беги, прямо в тапках, куда глаза глядят.

И все – за несколько биений сердца. Мы успели встретиться взглядами с тем, у кого был пистолет. Он – улыбнулся. А потом лицо искривилось гримасой злости. Створки лифта закрылись, он загудел и тронулся.

Мы спустились вниз, в длинный коридор – перешеек, соединяющий под землёй два здания: гинекологию и соседствующий центр-стационар для детей, тоже элитный. Потолок весь в хитросплетении труб, вдоль стен каталки стоят, на дверях решетки – не переход, а казематы. Возле стен многочисленные железные шкафчики, заглянул внутрь в один, через щелку, там форма медперсонала. Несколько секунд понадобилось на то, чтобы сообразить, это то, что нужно.

Но на замок закрыто. Я раз стукнул, второй, грохот на весь коридор, я кулаком херачу, по спине пот ручьем льется.

– Громко, – Зай рот в ужасе закрыла, да я и сам знал. Дверь наконец поддалась, замок искривился, перестав быть преградой.

– Быстро ищи подходящую.

Переодевались прямо посреди коридора

Для Зай одежда нашлась быстро, она до трусов сначала разделась, я по сторонам зыркал, лишь бы никого не занесло. Шальная мысль про форму медсестрички, в которую облачалась она, на миг заставила разгуляться фантазию.

Блядь, ни место и ни время, веду себя как животное.

А вот мне найти одежду оказалось сложнее, местный персонал оказался хиленьким, халат единственный, подходящий мне, трещал по швам. Менять джинсы на зелёные штаны медицинские времени нет, хватает халата, что на плечах не сходится, а при попытке застегнуть обтягивает зад, да так, что Зай, несмотря на серьезность ситуации, закрыла рот ладонью и хихикнула. Я понимал, что это нервное, не стал обострять. Пусть лучше смеётся – она– то тех троих не видела, которые по наши души.

– Посмейся мне тут, – сказал беззлобно, хотя и сам хмыкнул.

А дальше стало совсем не до смеху.

Впереди коридор подвала перекрывает металлическая решетка, стена, что отделяет одну медицинскую организацию от другой. На двери висит замок. На вид – крепкий, ключей у меня нет. Чуть отхожу назад и со всей дури, вспомнив все выигранные в прошлом бои, херачу по нему ногой. Резкая боль пронизывает ногу, от стопы до бедра, плевать. Главное, замок сломан, висит накренившись, отбрасываю его в сторону.

Мы с Зай шли, стараясь держаться свободнее, навстречу попалось несколько человек из медперсонала. Вовремя успели, никто не заметил, как мы торчали тут в белье одном, приметные и безоружные. В тапках, блядь. Пушистых.

Я лицо кирпичом сделал и несу лабуду про селезенку, Зай деловито кивала, поправляя на голове колпак, но видно, переживала. Рукава формы короткие, синяк от катетера бросался в глаза, и она старательно его прятала.

– Да-да, Руслан Маратович, я тоже так думаю, – поддакнула Зай, слегка срываясь на конце фразы на писк, когда мы по лестнице поднялись на первый этаж. Здесь – детский медицинский центр, с парком своих машин, и врачи так же ходят.

Сам на часы смотрю – шесть минут прошло. Это целый вагон времени, всю клинику уже могли оцепить, и сюда добраться. Пусть я и отправил лифт на другой этаж, пытаясь следы запутать.

Центр был платный, оттого – не особо людный, и в фойе первого этажа людей было раз-два и обчелся, в основном дети маленькие с родителями, пару подростков.

Зай замерла, словно вкопанная, разом привлекая к себе внимание. Я хотел было психануть, нас загоняют, словно дичь на охоте, а потом проследил за её взглядом. Она смотрела на молодую женщину, которая в руках держала младенца. Тот спал, а потом, словно поняв, что смотрят на него, ротик открыл, заплакал тихонько, словно мяукнув.

– Заяц…

– Пошли скорее отсюда… вдруг стрелять начнут. Детям нельзя умирать…

Зайнаб отвела взгляд, уцепилась за мой локоть, голову опустила. Только бы не заплакала, думаю я. Когда она плачет, мне башню рвёт.

Их я вычислил сходу, скинул скорость, руки в карманы засунул и деловито пошел к выходу. Два человека, напряженно разглядывали прохожих, видимо, пытаясь выискать свою пропажу. А нам идти мимо них, я иду и про Сашкины кишки рассказываю, заслоняя собой от них Зайца. На морде у меня маска медицинская, но блядь, мои два метра мало кого введут в заблуждение. А Заяц – в тапках.

И вот до выхода на служебную парковку метров десять, кажется, что все получится. Мимо топаем, но один из них подносит телефон к уху.

Интуиция не подводит, я буквально шкурой чую, что звонок по нашу душу. Скрываться и таиться смысла больше нет. Хватаю Зай на руки, один чёртов тапок слетает с её ноги. Буквально рывком бросаю себя вперёд, преодолевая последние до свободы метры. Закрываю за собой дверь. Останавливаюсь, напрягая силы буквально отрываю одну из продолговатых дверных ручек, сворачиваю узлом вокруг другой – теперь не выйдут, в обход побегут.

Пять ступеней, скатился по ним, впереди – черный джип "Чероки", без водилы, напротив – платные "неотложки" в рядок. Рванул к крайней, открыл дверь водительскую. Мужик усатый на меня взглянул обалдело, но мне церемониться некогда. Запихнул Зайца в машину, не слушая водителя, а потом и его, за шкирку наружу вытащил.

– Машину на объездной брошу, – сказал торопливо, за руль сел, по глазам сразу вдавил, не успев дверь захлопнуть, делаю крутой вираж, выезжая с парковки.

На Зай смотрю, а у неё глаза круглые. Думал, от страха. Оказалось, от попранной справедливости.

– Так нельзя! – воскликнула она. – Он же живой!

Тоже мне блядь, золотая девочка. Разве всех пожалеешь? Лезу в карман, вытаскиваю бумажник, не притормаживая, бросаю его в окно, попадаю в грудь все ещё охреневающему водителю.

– Так лучше? – едко осведомляюсь я. – Там баксов полторы тыщи, рублями порядком, три карточки, и да, права ещё…

В спину, по традиции уже звучит выстрел, выбрались, гады. Пуля гулко бьётся о кузов автомобиля, Заяц вскрикивает испуганно, я зубы стискиваю и педаль газа в пол топлю.

Глава 33. Зай

Я всю дорогу оглядывалась. Руслан сказал, что оторвались, а я никак поверить в это не могу. В каждом мерещится преследователь. Глаза закрою, будто наяву слышу сухой, не серьёзный какой-то хлопок, а потом скрежет пули по металлу. Я представляю, как она врезается в тело. Не моё, почему-то о себе я в этот момент вообще не думаю. В Руслана. Вижу, как я зажимаю рану ладонью, пытаясь заставить кровь остановиться, но она, упрямая, сочится алыми струйками меж моих пальцев, красит кожу…

Нужно остановиться. Нужно перестать об этом думать.

– Хватит, – словно читая мои мысли, сказал Руслан. – Всё закончилось.

А меня накрывает. Трясёт.

– Нет, – ответила, зубы стучат. – Это никогда не закончится. Никогда. Он будет преследовать меня вечно, пока свое не получит, пока не выпьет до дна и мои активы денежные, и мою душу…

Мы останавливаемся так резко, что я, непристегнутая, подаюсь вперёд и едва не трескаюсь лбом о бардачок.

– Что-то случилось, да? Только скажи мне сразу!

Потому что мне страшно. За мной гонятся. Меня гонят, словно зверя, и на моей стороне только Руслан.

Руслан же тянется к бардачку. Там сигареты, дешёвые, хозяина машины. Наверняка, Руслан к таким не привык, но все равно закуривает, горький дым заполняет салон, тонкой струйкой утекая в приоткрытое окно.

– Если бы ты была мужиком, – спокойно говорит Руслан. – Я бы тебе сейчас отвесил оплеху. Но ты женщина. Маленькая, к тому же, пиздец, какая, и зашибить насмерть можно ненароком. Поэтому давай, успокаивайся как-нибудь сама. И желательно, быстрее, нам ещё из города валить.

Как ни странно, его слова до меня доходят. Я не то, чтобы успокоилась, просто взяла себя в руки. Руслан докурил, вышел из машины, открыл мне дверь. Джентльмен. А в машину, совсем недавно, буквально забросил, как мешок с картошкой. Но он меня спасал. Он единственный, кто меня спасает.

– Пошли, – и я послушно встаю, иду за ним. Руслан же оборачивается, смотрит и чертыхается – Какого хрена ты босиком? Ах, да…

Я решила, что идти в одной тапке вовсе никуда не годится, бросила её в машине. Руслан на руки меня подхватил, так легко, как будто я и не вешу ничего.

– Куда мы идём?

– Тебе нужно переодеться.

Квартира, в которую он меня привёл, безликая. Нищетой пахнет, не чета той, в которой окна в пол, в которой женские вещи, а на расческе светлые волосы. Зашла в ванную. Здесь на расческе волосы тёмные и волнистые. А в мусорном ведре срезанные пряди волос. Так вот, где моя Ясмин в мальчика превращалась… Одну прядь, нисколько не брезгуя, я достала себе.

– Там вещи, не спрашивай даже чьи. Возможно даже прошлых хозяев. Найди себе что-нибудь и переоденься, не в пижаме же ехать. Потом сядь поешь, здесь ещё осталась еда, а то уроды и поесть тебе не дали.

Я послушно роюсь в чужих вещах. Правильно, Руслан называл меня золотой девочкой. Такой я и была, и сейчас мне откровенно неприятно, но я понимаю – нужно. Вещи, надеюсь стиранные, лежали в шкафу долго и пахнут пылью. Нахожу себе потертые джинсы, после всего, что случилось, я сильно похудела, и они, пусть и маленького размера, на мне висят. Руслан делает дополнительные дырочки в ремне.

– Ясмин тоже сначала в этой футболке спала, – улыбается Руслан.

И чужая вещь сразу становится родной.

На моих ногах тенниски, тоже на размер больше, но пусть лучше так, чем жмут. Джип Руслана остался у клиники, мы садимся в какую-то дряхлую машину отечественного производства.

– Ты не будешь никому звонить?

– Нет, – жёстко отвечает он. – Я не знаю, кому верить. Сашка, его как раз выписать должны, поймёт, что мы живы и были здесь. Большего сейчас не нужно. Я повезу тебя один.

Дорога обещает быть долгой. К тому же – непростой. Машину нещадно подкидывает на кочках, трясёт, к тому же, в ней пахнет бензином. Но, если мы в ней едем, значит, так нужно.

Ближе к выезду из города Руслан напрягся. Внешне это никак не выразилось, но я чувствую, словно на него настроилась. Снова за сигаретами потянулся. Пистолет достал, положил рядом, словно это норма, так вот с пистолетом ехать…

Проскочили мы нормально, да и как иначе? Я не верила в способность Динара перекрыть все выезды, да ещё так быстро. Вот если бы это происходило в моем родном городе… Там Бикбаев – старший мог все.

Но там же был мой брат, словно, в противовес ему.

– Федеральная трасса одна, – говорит Руслан. – на ней нас зажать, плевое дело. Поэтому мы по ней не поедем. Поездка станет ещё менее комфортной, готовься.

Я готовлюсь. Плюс один – под тряску в машине совершенно не возможно связано думать. Я не могу думать не о Ясмин, не о Динаре, не о том, что неделю назад у меня случился выкидыш. Я лишь мечтаю о том, что когда-нибудь машина остановится и я из неё выйду. А я ещё робко надеюсь, что меня не стошнит.

Но чем дальше мы уезжаем от города, тем легче становится дышать. Мы сворачивает с основной трассы в сторону небольшого городка, затем пересекаем несколько посёлков, а потом и вовсе съезжаем на проселочную дорогу. Возделанные поля кончаются, нас обступает лес.

Руслан наконец, а едем мы уже несколько часов, останавливается и позволяет мне размять ноги. "Пудрить носик" я ухожу в кусты. И так неожиданно становится смешно. Снимаю тенниски, иду босиком по траве. Светит солнце, падает узорчатой тенью под кроны деревьев. Птички поют. И мне – хорошо. Словно для того, чтобы прийти в гармонию с собой, сначала нужно было потерять все, упасть на самое дно, а потом…прийти в лес.

– Недаром партизаны раньше в леса уходили, – с удовольствием потягивается Руслан. – Теперь хрен нас тут найдёшь.

Мы едем весь долгий день. В одной из деревень, что встречались все реже и реже, они в основном к трассам жались, купили поесть и воды. К вечеру мне казалось, что мы заплутали – дорога превратилась в две еле заметные колеи, а между ними трава растёт. Но Руслан ехал уверенно, значит, знает куда.

– Тебе нужно отдохнуть, – сказала я, когда стемнело. – Ты за рулём уже часов десять, не меньше.

– Херня вопрос, – отмахнулся. – И больше бывало.

Все решилось само. Под машиной грохнуло, словно мы железным брюхом задели что-то, загрохотало, запахло паленым. Руслан выругался, а машина, проехав ещё несколько метров, встала, как вкопанная.

Затем он буквально разбирает машину, а я сижу, пытаясь не уснуть. Заставить автомобиль ехать, если у него сломалась жизненно важная деталь, невозможно. Во мне махом просыпается женщина, жена – так и тянет сказать, я же говорила… хихикаю про себя, но молчу, не говорю.

Потому что с ним не страшно. Даже в ночном лесу. Наоборот, удивительно хорошо, словно от всех сбежали. Я бы здесь навсегда осталась, если бы не Ясмин. А ещё тут комары, единственный минус.

– Пешком пойдём, – констатирует мой спаситель огорченно.

– До дома? – удивилась я. – Несколько сотен километров ещё.

– Тут недалеко деревенька рыбацкая на реке. Там разберёмся.

И мы идём. Сначала просто рядышком. Потом я беру его за руку. И мне – хорошо. Пожалуй, я и правда готова шагать так все пятьсот оставшихся километров.

Когда я устаю, он берет меня на руки, словно ему самому передышка не нужна. К деревне мы выходим через долгий час, впрочем это и деревней сложно назвать – несколько избушек на сваях у берега затона. Камыши, сырость, комаров – миллионы. До ближайшего домика я почти бегу. В нем никого, пыль, колючие одеяла стопкой на железной советской кровати. Консервы в шкафчике. Печка, которую Руслан сразу затапливает, и я только тогда понимаю, как замёрзла.

– Тут только рыбаки тусуют, – говорит Руслан. – Сейчас будни, нет никого. Но Петрович все лето тут живёт, значит ушёл на ночной клев, утром вернётся.

Заваривает чай. Сахара нет, но чай из жестяной кружки, которая сразу же нагрелась, обжигая ладони, кажется самым вкусным, какой я только пробовала. Я макаю в него сухарь, и это мне тоже нравится, пусть и оседают крошки белесой мутью на дне. Вкусно.

– Спи, ты устала.

Кровати здесь две, напротив друг друга. Мы столько пережили вместе, а ложится он отдельно. Я лежу, глотаю слезы. Глупо, но вдруг обидно, до чёртиков. В избушке абсолютная тьма, только из-под заслонки печки падают рыжие полоски света.

– Ревешь? – спрашивает он.

– Реву, – соглашаюсь я.

Молчим долгую минуту.

– Ну и дура.

– Сам дурак, – фыркнула я, а он засмеялся, словно только того и ждал.

А потом его постель скрипнула. Я замерла, а потом скрипнула, прогибаясь, и моя. На такой кровати явно неудобно спать вдвоём, но мне плевать. С готовностью поворачиваюсь к нему, раскрываю объятия, он целует и ворчит, что я от слез просолилась, как селёдка.

Все на краю света можно. Всё правильно. И визгливый скрип железной кровати наверняка раздаётся на всю округу, но кому какое дело? Правда, у Руслана терпение кончилось, мы перебрались на дощатый пол.

Обнимаю его всем телом. Ловлю его дыхание. Кожа покрылась испариной, наши руки скользят друг по другу, я хочу изучить его тело полностью, до последней родинки или впадинки шрама. Он нужен мне весь, целиком.

Огразм накатывает внезапно. Я ещё не привыкла к тому, что они вообще бывают, поэтому полностью дезориентирована, кровь бьётся в ушах, коленки трясутся. Хватаюсь руками за его мокрую спину. Ловлю его оргазм, правда, рисковать он не стал, успел за мгновения до, и сперма тёплыми толчками выплескивается мне на живот. Мне все равно приятно ощущать его возбуждение, его наслаждение, пусть он и не во мне сейчас. Мысль о том, что я могу довести до изнеможения эдакого великана пьянит.

А потом, когда спазмы его удовольствия стихли, когда он уткнулся, обессиленный, в моё плечо, я сказала тихонько, касаясь щекой его уха:

– Ясмин твоя дочь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю