Текст книги "Неподчинение (СИ)"
Автор книги: Гузель Магдеева
Соавторы: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Глава 39. Динар
Глаза чесались. Казалось, свербит изнутри, хотелось тереть их изо всех сил, да что там, пальцы в глазницы запустить и изнутри, как следует, почесать.
Я знал, что это пройдет. Я просто устал, стресс. Мне нужна одна маленькая доза, чтобы выпустить пар.
– Я не наркоман, – сказал я громко, – наркоманы это нищета подзаборная. А я…
Я был богат. Первый раз в жизни я был богат по-настоящему, без каких либо оговорок, без тоталитарного контроля отца, без снисходительных подачек Таира. Теперь, когда мой отец погиб, все, что он наворовал за долгие годы, осталось мне. И эта мысль…пьянила. Она быстро вытеснила первый испуг после внезапной новости.
К зеркалу подошёл. Тот, кто на меня оттуда смотрел, совсем не походил на меня. Глаза красные. Лицо одутловатое. Волосы…надо бы в душ сходить.
– Всё пройдёт, – успокоил я себя. – Это только стресс.
Отцовский дворец был накрепко опечатан ментами. Я сразу сказал – это Шакиров со своим псом отца убили, больше некому, но никто не стал меня слушать. Ничего, теперь я богат. Теперь я всех заставлю к тебе прислушаться.
Дом, в котором мы сейчас находились, принадлежал маме. Отец подарил при разводе. Этот дом меня душил, слишком бабский, здесь даже пахнет так, что зубы от бешенства сводит. Я вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Мраморные ступени помпезной лестницы послушно ложились под ноги. Сердце отбивало в такт шагам – раз-два, раз-два. Как считала Ясмин. Выблядок, которого я столько считал своим. Растил, как своего ребёнка.
– Куда?
Начальник охраны отца материализовался передо мной стеной мышц, запакованной в дорогой костюм.
– Твоё какое дело? – фыркнул я.
Они не хотели меня слушать. Вот и этот урод звонит матери. Она сбегает по ступеням, звонко цокая каблуками, этот звук словно вбивается в мой мозг, вызывая приступ головной боли.
– Сынок, – запричитала мать. – Тебе сейчас никуда без охраны нельзя. Твой отец…
– Пошли все нахуй! – заорал я.
Какое имеет право она, эта шлюха, что всю жизнь только и делала, что из отца деньги тянула да ноги перед ним раздвигала, мне указывать? Она разведенка просто. Я наследник. А начальника охраны я уволю, как только вступлю в права.
Я выбежал из дома, хлопнув дверью. Здесь всем руководила мама. Вспомнился наш дом с Зай. Там хозяином был я. Там меня слушали беспрекословно. Свести Зай с ума отец предложил, когда у неё сильная депрессия случилась. Но я…видеть страх в её глазах было так сладко. Это тоже своего рода наркотик. Я хотел Зай обратно, но эти уроды отняли у меня мою же жену.
– Всех уничтожу, – пообещал я.
В машину сел. Думаю, ворота если не откроют, протараню нахрен. Открыли, даже машину сопровождения не дали. Я знал, куда я еду. Из дома матери внезапным образом даже алкоголь исчез. А там он был. Отборный алкоголь, самые отборные шлюхи. Травка и наркота покрепче.
Уже через час я чувствовал себя человеком. Даже отражение изменилось. Я словно сбросил с себя весь гребаный груз. Разгладились морщинки. Глаза блестят. Я чувствую в себе задор и желание свернуть горы. А главное – знаю, что я могу их свернуть.
– Я богат, чертовски богат, – сказал я и залпом выпил бокал.
Какая-то шлюха на моих коленях подобострастно захихикала. В этом городе меня все знали. С детства мне в жопу дули, как сынку мэра. А теперь и вовсе я хозяин. Я.
Посмотрел на бабу. Она была блондинкой, блондинок мне не хотелось. Встал, прошёлся по залу. Тут мне любая даст, но любую я не хочу. Наконец замечаю ту, которая бы подошла. Миниатюрная, худенькая. Кожа оливковая, волосы тёмные падают на острые плечи. Я знаю, что она похожа на Зай, но это меня нисколько не смущает.
– Пошли, – говорю, и она встаёт послушно.
После алкоголя и наркотиков моё тело полно сил. Девушка идёт впереди меня, я вижу, как перекатываются под платьем ягодицы, член твердеет в предвкушении.
– На колени. Да спиной…
Лицом она на Зай не похожа, так что пусть спиной. Она послушно опускается. Хорошая девочка.
– Ты же знаешь, кто я? – она кивает. – Я хозяин всего этого города.
Она кивает снова. Я хочу сорвать с неё платье, мне нравится рвать, но ткань крепкая, врезается алыми полосами в кожу девушки и не рвётся. Оставляю попытки и просто задираю его наверх. Толкаю, чтобы задницу подняла выше, девушка падает локтями вперёд.
Трусики порвались. Девушка стоит молча, не давая никаких поводов её ударить, но ударить хочется. Член, который начал наливаться кровью, встать в полной мере отказывается, наверное, последний бокал был лишним.
На одной из её ягодиц родинка. У Зай такой не было, это бесит. Это повод. Звонкий шлепок обжигает ладонь, ягодица алеет красным. Так лучше. Расстегиваю ширинку, толкаюсь туда, вовнутрь, во влажное тепло. Скользить в ней приятно, но разрядка так и не наступает, несмотря на то, что я дёргаю её за гладкие волосы, щиплю за маленькую упругую грудь.
– Я рад, что он умер, – говорю, продолжая мотать на кулак её волосы, и раз за разом толкаться вглубь её тела. – Он Алису убил. Она была хорошей, да. С ней легко было. Знаешь, почему? Потому что она знала, что я бесплоден. А это никто не должен был знать. Когда я вспоминаю про это, то радуюсь, представляя, как отцовские мозги разлетаются по его кабинету.
Представляю, и чувствую – оргазм близок. Хихикаю довольно.
– А Шакировых я убью…всех, по очереди, чтобы мучались подольше. А Зай не убью. Её я оставлю себе. Она такая сладкая…я буду мучить её целую вечность.
Закрываю глаза. Представляю, что передо мной раком стоит Зайнаб. Глаза её распахнуты. Она, блядь, всегда куда-то в потолок смотрела, когда я её трахал. И эта шлюха, словно робот, ни звука не проронила. Дёргаю её за волосы сильнее, так, что голову назад мотнуло, она кричит…
Окно разбилось за несколько мгновений до оргазма, когда сладкая истома только начала подкрадываться. Я замер, недоумевая, откуда звук, девушка испуганно сжалась, чуть прихватив, придавив член влагалищем.
– Эй, – голос я узнал сразу. Повернулся, увидел Сафина, который смотрел на меня с какой-то непонятной жалостью во взгляде. Как на таракана, которого раздавить собирается. – Хорошо тебе?
И дёрнул меня назад. Я на спину упал, штаны расстегнуты, член торчит вверх. Девушка заверещала, а я попытался сжаться, предугадывая следующее движение Сафина. Не успел. Он пнул меня прямо по яйцам, прямо по эрегированному члену. Боль яркая, всепоглощающая затопила с головой. Сафин подхватил меня за волосы, которые успели отрасти за последние месяца, и поволок к окну.
– Больно же! – поневоле воскликнул я.
– Жаль, что кончить не успел, – посокрушался Сафин. – Теперь нескоро потрахаешься. А может и никогда, сорян, Вась, дури во мне немерено, силы мог не рассчитать.
Тащит меня к окну, штаны сползают, осколки больно врезаются в беззащитную кожу задницы. Я то штаны подтянуть пытаюсь, то руку от своих волос отодрать. Рука у Сафина здоровая и крепкая, её оторвать если только с волосами.
– Ментам звони, – ору я шлюхе, которая торопливо натягивает на себя одежду.
Сафин вздыхает, лезет в карман, достаёт оттуда небольшую стопку наличных, протягивает девушке.
– Через пять минут, милая, – говорит он ей и она кивает.
Деньги берет, на меня смотрит…с ненавистью. Сука, я всех найду потом, и её найду, она у меня ещё получит…
Меня перекидывают через подоконник. Второй этаж, я больно ударяюсь, не смотря на то, что меня подхватывают, смягчая удар.
– Я тебе заплачу, – говорю, вытираю кровь, что с разбитого лба течёт, глаза заливая. – Сколько хочешь. Я богат теперь…
– Твоё счастье, что я обещал ей тебя не убивать.
Значит этот мутант её слушается. Тогда у меня есть шанс. Она же моя жена. Она точно любила меня, моя Зай. Раньше, до того, как все изменилось. Она не сможет сделать плохого. Мягкая.
Меня запихивают в багажник. Сначала я ору, пытаясь выбраться из этого жестяного гроба. Стучу, в надежде привлечь чье-нибудь внимание, но урод просто делает музыку погромче.
Кровь, что текла из моего лба потихоньку останавливается. Я стремительно трезвею, и эффект наркотика тоже постепенно сходит на нет, оставляя после себя головную боль и озноб. Господи, какой же идиот я был! Не стоило из дома без охраны выходить…
Когда меня вытаскивают из машины у меня болит все тело разом. На голову надевают мешок, руки связывают сзади и толкают, вынуждая идти. Каждый шаг кажется последним. Шагаю я осторожно, то и дело представляя, как срываюсь и лечу в пропасть. Но в итоге просто спотыкаюсь о ступени, падаю, скрючиваюсь. Я не хочу дальше идти. Я домой хочу.
Когда с меня мешок стащили, внутри уже, первым, кого я перед собой увидел, была Зай. Смотрит на меня, а в глазах – брезгливость. Я злюсь, она не знает, что я здесь – Царь и Бог, что я их всех с потрохами купить могу, и брата ее, этого выебонистого, и ту гору мышц, что стоит рядом с Зайнаб, поглядывая из-под бровей. В платье с длинными рукавами, коленки закрыты, точно она верная жена, а не шлюха, изменившая мне – да ещё с кем? С охранником, блядь.
– Ну, здравствуй, – улыбаюсь широко, раскидывая руки, – папочка приехал. Скучала?
– Ты болен, Динар, – говорит она, даже не приближаясь, – ты наркоман и сумасшедший. Тебя нужно изолировать, это все для твоего же блага.
– Не смешно, Зайка.
Я только сейчас вижу, куда попал. Комната белая, кровать, на потолке люстра, а рядом – крюк висит. С петлей.
– Думаешь, я повешусь, сука? – вперёд рванул, пытаясь достать Зай, сам не знаю, на что надеялся. Но мне не дали, Сафин сходу кулаком в лицо ударил, так, что из глаз искры. Я упал, а сам языком зубов касаюсь – на месте. Повезло ему, значит. Встать не смог, мешали скованные руки. Лег поудобнее, насколько это вообще возможно в моей ситуации, ногу на ногу закинул.
– Я урою тебя, перекачанный долбоеб. Решил, если тебе дала моя жена и выблядка родила, ты человеком стал? Ты – никто, ноль, хуй без палочки.
Под конец уже сорвался, кричать начал, но больше всего хочется добраться до Зай, схватить ее и наказать. Она же слабая, если б не эта мразь, чтоб она смогла?
– А ты шлюха, – выплевываю кровь прямо под ноги, пачкая это стерильное помещение. Сейчас бы немного дури, чтобы прогнать эту слабость предательскую, я б показал им. – Это ведь вы отца грохнули, да? Он никогда бы на самоубийство не пошел. Мерзкая семья, ты и твой братец.
– Тебе нужно лечиться.
Мне так многое хочется сказать в ответ этой шлюхе, но она не даёт мне шанса, выходя из комнаты и закрывая дверь. Ещё и свет выключили. Веревки впиваются в запястья, они блядь даже не догадались их снять. И на кровать залезть никак, твари. Так и лежу на полу, мечтая, как выберусь отсюда, и отомщу им, всем до одного. Скоро доберусь до отцовских денег, тогда они у меня все сосать будут.
Меня вырубает, не то сон, не то потеря сознание, рук совсем не чую. В какой-то момент дверь открывается, и темноту разрешает полоска света, больно проходясь по глазам. Они сухие, точно песка сыпанули, моргать даже больно.
– Кто это?
Пытаюсь сосредоточиться на фигуре, но не узнаю, голова полна тяжёлых мыслей. Меня переворачивают лицом в пол, я матерюсть, это пока все, на что я способен, со связанными-то руками. Штаны спускают, грубо, обнажая зад.
– Только попробуй, блядь, – на миг представляя самое страшное, – я тебя пидора, прямо тут выкошу.
– Твоя задница меня не возбуждает, петушок, – раздается мужской голос, а следом игла впивается в ягодицу.
– Вы чё там мне колете?
Ужас липко прокатывается по позвоночнику, но он быстро сменяется отупением. Нет, это не дурь, с нее совсем другой приход, скорее – снотворное. Руки мне освобождают, но поднять я их не могу, каждая весит по ощущениям не меньше тонны. Язык, неповоротливый, странно большой для рта, вываливается наружу, и я лежу так, почти касаясь им пола.
Только это меня уже не тревожит, я глаза закрываю, и больше открыть их не могу.
Реальность возвращается ко мне медленно. Клочками, словно сквозь туман. Открываю глаза, и сделать это так тяжело, будто на веках монеты лежат, как у покойников в старину. Сравнение меня пугает, жить хочется долго и счастливо. Богато. В комнате темно, не знаю, провалялся ли я полные сутки, до новой ночи, или здесь нет окон. Дверь открывается. Там – светло. Свет этот режет по глазам, они слезятся, я морщусь и болью обжигает поджившую уже ссадину на лбу.
– Ты кто, мать твою? – спрашиваю я.
Мне не страшно. Я убеждаю себя в том, что мне не страшно. А потом вижу её. Свет позади женской фигуры слишком ослепителен, я не вижу, Зай ли это. Только силуэт тонкой женской фигуры. Она медленно, торжественно даже идёт ко мне. Кажется, плывёт по этому ебаному туману, которым все здесь заволокло. Она полностью обнажена и не стыдится своей наготы. Не Зай значит, точно, та и через несколько лет брака все пыталась прикрыть руками маленькую острую грудь, которую мне всегда кусать хотелось, оставляя алые метки своих зубов.
– Это не страшно, – шепчет девушка.
Её руки, такие прохладные, касаются моих щёк. Гладят, проводя пальцем по подсохшим моим царапинам. По горлу, словно отслеживая путь венки, что так бешено бьётся сейчас.
– Быстро и не больно, – в её голосе улыбка.
А на моей шее – петля. Я чувствую, как цепляется её шероховатость за небритую кожу. Она реальна. Но между тем я чувствую, что все это неправда. Я хочу поднять руку, чтобы убедиться в том, что девушка лишь мираж, но моё тело все ещё сковано тем лекарством.
– Мой хороший, – снова шепчет девушка.
Склоняется ко мне, её лёгкие волосы скользят по моим щекам. Целует в лоб. Нежно, по – матерински. Обдает запахом духов. Они…пряно пахнут мёдом. Мне казалось, вдыхая их аромат, чувствуешь сладость мёда на языке. Казалось, она вся такая медовая, единственная девушка, которая меня понимала. Которую убил отец.
– Ты мертвая! – кричу я.
Петля обнимает моё беззащитное горло. Закрываю глаза, чтобы не видеть её, ту, что пришла ко мне обнажённой. Она тихо смеётся. У меня – мурашки по коже. Все это неправда. Всё это мне только кажется. Член, который все ещё болит, после пинка Сафина, чуть напрягается, а потом из него бьёт тугая струя мочи. Ссать мне тоже больно, больно и стыдно, но по мере того, как намокают мои штаны, как подо мной разливается лужа, я снова обретаю немного власти над своим телом. Бьюсь в истерике, пытаясь содрать с себя петлю и теряю сознание.
Просыпаюсь, когда уже светло. В комнате я один. Петля – на месте. Висит себе под потолком. Теперь не так страшно. Штаны мои почти высохли. Касаюсь лица – оно, частью разбитое, страшно опухло. Снова колет сожаление – не стоило выходить без охраны.
Хочется пить. Так хочется, в горле пересохло, оно словно трещинами покрылось, дышу тяжело, со свистом, с трудом вдыхая воздух. Воды бы немного. Но я обманываю себя, я знаю, что мне нужно больше всего. Не понятно, что они мне вкололи, но ломает меня сильнее прежнего. Я душу готов продать хотя бы за косяк с травкой. Мне бы хоть на полчаса передышку.
Дверь заперта. Окно зарешечено. За ним – заросший сад. Я разбиваю стекло и кричу, так громко, как могу. Срываю голос, но все без толку.
Остаётся только дверь. Я разгоняюсь и бьюсь в неё всем телом. Обжигает боль, острая, всепоглощающая. Но я повторяю свои попытки раз за разом, до тех пор, пока деревянное полотно не трещит, сдаваясь.
Я свободен. Бреду на первый этаж, спотыкаясь на лестнице. Шатаясь, нахожу кухню. Краны тихонько свистят воздухом, воды нет. Оборачиваюсь. На столе стоит бутылка. Простая, пластиковая бутылка минералки. Мозг перегружен, но я помню, что так издевался над Зай. Но…если она подмешала туда наркотик, то только это мне и нужно. Мне станет легче. Я смогу нормально думать. Я выберусь, а потом всех выебу.
Нетерпеливо отбрасываю крышку, делаю глоток. Это просто вода, моя надежда, а зачем разочарование настолько сильны, что обманутый организм буквально выворачивает в ломке. Мне нужна доза.
– Я думал, – кричу я сорванным голосом. – Что ты не такая! Не такая, блядь, как все! Я поэтому и женился на тебе! Ты чистая была…а ты, ты… Ты все эти годы…
От мысли о том, что она реально все эти годы изменяла мне, заставила ублюдка своего растить, становится тошно. Падаю на колени и рыдаю. Я плачу потому, что меня обманули. Что мне плохо. И вода не помогла. Мне нужна доза, хоть маленькая.
Я рыдаю так долго, что выключаюсь. Глаза открываю – то ли вечер, то ли утро. Сумерки. Я лежу на полу, я не знаю, сколько времени я тут нахожусь. Наверное, меня уже ищут. Наверное, скоро найдут. Все это неважно. Я сконцентрировался на одном – мне сука, что-нибудь нужно, хотя бы бутылка виски.
Поворачиваю голову. Холодная плитка, касаясь щеки, немного приводит в чувство. Глаза так воспалены, что мне сложно смотреть. Всё в тумане. Но…на сером кафельном полу явственно что-то белеет. Ползу из последних сил, а затем торжественно хохочу.
Это её таблетки. Упали и рассыпались на полу. О, я знаю, что это наркотик почти, я несколько лет ими жену пичкал. Подбираю непослушными пальцами, запихиваю в рот, воды уже нет, я жую таблетки, давлюсь ими. Станет легче.
Они действуют иначе, чем наркотики. Они дарят забвение. Моё тело, мне кажется, отделилось от сознания. Мозг забили ватой. Руки и ноги не слушаются. Но мне легче. Сворачиваюсь на полу и тихо хихикаю. Я всех обхитрил.
Сознание ускользает, наверное, слишком много таблеток сожрал разом. Я почти выключаюсь, когда вижу её. Голую девушку с петлёй, но сил даже заорать уже не остаётся. Я засыпаю с нелепым удивлением – неужели я вот так глупо возьму и умру?
Но мне не дают умереть. Я слышу голоса. Их много. Значит, меня нашли и спасли. Значит, все хорошо. Я пытаюсь обрадоваться, но мне не хватает сил. Руку легонько колет болью – мне капельницу ставят.
– На лицо сильнейшая передозировка, – слышу я голос.
Врач! Значит, меня точно спасли. То, что в меня вливается из капельницы, даёт мне сил. Я открываю глаза и вижу Зай. Она в чёрном. Худенькая, тоненькая. Красивая такая. Родная…плачет. Кто обидел? Хочу спросить я. Я помню, что она весь мир. Что только скажи кто, я ему голову оторву. Я же все для неё сделаю. А потом понимаю, потом вспоминаю…
– У него отец умер, – всхлипывает моя жена. – Ему…совсем плохо стало. Я пыталась не выпускать его из дома, но он сам себе больно делал. Бился о стены и двери. Пытался повеситься. А потом нашёл мои лекарства…мне их во время послеродовой депрессии выписали, и съел. Вы видите, что случилось… Я сразу к вам…
И снова всхлипывает. Врач тихонько хлопает её по плечу и успокаивает. Я хочу сказать, что она все лжет, но мне не достаёт сил. И что петля, она на самом деле есть. И стоит мне уснуть, как обнажённая девушка будет надевать мне её на шею…
– Петля, – хриплю я, пытаясь рассказать. – Петля…
Меня успокаивают и делают очередной укол. Зато в следующее свое пробуждение я чувствую себя настолько сносно, что понимаю, где я нахожусь. Психушка, мать вашу. Я их навидался. Я мыслю трезво. Оглядываюсь – стены мягкие. Ничего, что могло бы мне навредить. Но ничего. Я отсюда выберусь, я не бесхребетная Зай.
У них не хватило ума запереть дверь – халатность ил понадеялись, что я просплю без памяти? Я выхожу в коридор. Ночь, поэтому нет никого, лишь шуршит бумагами на посту медсестра. Я иду в другую сторону, крадусь тихо и незаметно, представляя себя героем, Бэтменом или Суперменом. Я всесилен, вот только доберусь до дома, к своим деньгам.
К сожалению, дверь из отделения заперта. Но есть окно в торце коридора. Оно чуть приоткрыто, в попытке впустить внутрь ночную свежесть. Я ликую. Я победил.
Толкаю раму. Внизу – карниз. Я смогу по нему пройти до водосточной трубы, по ней спуститься вниз. Я чувствую свое тело, как никогда, в этом моменте, и понимаю – смогу. Карниз узкий и мокрый, я иду медленно, прижимаясь к стене всем телом.
– Сначала Сафин, – шепчу я, чтобы не думать, о темноте под ногами. Мысли о мести упоительно-сладкие, – я выебу Зай у него на глазах. Потом убью его. Его, Таира. Всех. А Зай я буду мучать долго… У неё не будет выхода, я заберу её выблядка, она сама на коленях будет ползать, только бы с ребёнком все хорошо.
Эти мысли радуют. В них Зай голая. Беззащитная. Я представляю, как кусаю её за ягодицы и грудь, сильно кусаю, так, чтобы кожа расцветала алыми пятнами, а у меня во рту кровь. Солёная и такая сладкая одновременно.
Труба водостока отрывается в тот момент, когда я мысленно наматывал на кулак тёмную гладкую косу жены. Это произошло так резко, что я даже испугаться не успел. Удивился. Сердце ухнуло вниз, но вдруг оказалось, что это я вниз лечу, а чёрный асфальт парковки наоборот, стремительно летит ко мне навстречу.
Я снова подумал о Зай. Только в том, стремительно ускользающем воспоминании, ей пятнадцать. Худая, локти да коленки. Глаза в пол-лица. Я ей землянику нарвал, принёс, она мелкая, но сладкая такая, у меня все руки пропитались ее соком. Ссыпаю Зай ягоды в ладонь, чуть кожи её касаюсь, а прикосновение жалит молнией. Зайнаб отшатывается, словно тоже почувствовав, испугавшись. А потом…улыбается.
А потом все закончилось. Удар, который выгоняет из меня жизнь, я уже не слышу.
Теперь это меня не тревожит.
