Текст книги "Небесные (СИ)"

Автор книги: Гульназ Сафиуллина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Благодушный довольно сложил руки на животе. Карим в самых вежливых фразах поблагодарил просветителя и принялся наблюдать за игрой со стороны.

Играли трое. Лидировал на данный момент высокий худой мужчина с резкими чертами лица. Он высовывался наружу по самый пояс, подолгу целился, метко бросал. На втором месте располагался одноухий. Не будь на Башне посторонних, Карим не сомневался, что одноухий выкинул бы скуластого из окна – столько злого огня горело в его глазах. Третьим был карлик.

Подходила его очередь кидать. Карлик оттолкнул одноухого, подошел к проему, до которого не доставал даже макушкой, вскинул руку и бросил "падюк", не глядя. Карим высунулся из выщербленной в стене дыры: камень, брошенный наугад, невероятно точно упал в яму третьего поля. Стоящий у края полей подсобник взмахом правой руки подтвердил попадание. Одноухий вскинулся.

– Жульничаешь!..

– А ты докажи! – нахально ответил карлик.

Хохотнул, восхищенный отвагой товарища, толстый господин. Одноухий, бросив на него пронзительный взгляд, отвернулся.

– Вам следует его остерегаться, – шепнул благодушный на ухо Кариму. – Он скор на расправу, хотя как и всякий трус действует не открыто, а за углом.

Карим принял это на заметку.

Скуластый сжал "падюк". Долго стоял, просчитывая траекторию, аккуратно разжал ладонь, но порыв ветра вынес камень за пределы полей. Взлетела левая рука подсобника.

– Еще один вам совет, – снова губы благодушного в интимной близости от каримова уха, – читайте ветер. Как бы тщательно вы не целились, он может разрушить все планы.

Скуластый мгновенно уступил свои позиции одноухому, но и тот не удержался в лидерах надолго: бросок оказался в белой зоне. Вновь запыхтел, завозился, зашебуршался карлик.

– Он делал ставку на третье поле, – сообщил толстый господин, – если сейчас попадет, победа будет у него в кармане. Смотрите внимательней.

Карлик подпрыгнул. На секунду его большой, несуразно вытянутый нос высунулся наружу, взметнулась маленькая плотная ладонь, черным всполохом вылетел из Башни падюк. Карим едва не вывалился из своего проема – есть! Третье поле!

– Хах! – каркнул карлик в пояс одноухого. – Чего стоишь, гони монеты!

Посыпалась по полу мелочь. Двое спешно покинули верх. Карим остался с победителем и его спутником.

– Это было восхитительно! – воскликнул благодушный. – Ты вновь победил! Но смотри – как бы тот господин тебе этого не припомнил. Порой ты бываешь невыносимым.

Карлик, пыхтя, собирал монеты. Выпрямился, неприветливо нахмурился на Карима.

– Ты еще кто такой?

– А это, Агашенька, игрок нового поколения. Он еще составит тебе конкуренцию, вот увидишь. И когда это произойдет, ты попомнишь мои слова...

Переговариваясь, оба потянулись к лестнице. В тот день желающих сыграть в падюки больше не было. Карим с пользой провел время, изучая поля и ямы, время полета камня, основные направления ветра. Когда Башню накрыло сумраком, Карим отправился к Дяхину.

– Не советую тебе с ними связываться, – ворчал ткач. – Ни с одноухим, ни с карликом. Других уровней тебе мало? А эти ни перед чем не остановятся, слухи про них нехорошие ходят. Был в Башне фартовый парень, – он понизил голос, – Жерло. Вот кому везло так везло. До встречи с одноухим. Ну, тогда у него еще оба уха были целы. Перешел дорогу, выхватил куш под самым носом одноухого, и пропал. Нашли его по другую сторону Баль-Гуруша, изрезанного в клочья. В руках держал оторванное ухо! До последнего держал, руки сомкнул, едва разжали. А когда в Башне с перевязанной головой появился одноухий – сразу поняли, чьих рук Жерло дело.

– Отчего ж не посадили его, раз он человека убил?

Дяхин взглянул на Карима с жалостью.

– Да кому мы нужны? Солдаты обходят Башню стороной, им оттуда мзда полагается, а что там внутри творится – их уже не заботит. Так, о чем это я?.. Ах да, одноухий. С карликом они заклятые враги, но когда кто поперек горла им встанет, могут и объединиться. Ты парень хороший, жаль будет, если убьют.

Однако вместо испуга Карим почувствовал лишь радостное возбуждение. Вот чего не хватало в Бараде – вкуса к жизни. Закостенелая остывшая ее форма не позволяла в полной мере дышать, но уж здесь он надышится вдоволь.

Для того, чтобы участвовать в "падюках", требовалось больше денег. Карим удвоил усилия на нижних уровнях, набрал нужную сумму. Параллельно продолжал присматриваться к соперникам. Случайных в расчет не брал, но одноухий с карликом были постоянными, их Карим анализировал в первую очередь. Одноухий больше подсчитывал, карлик полагался на удачу. Победа попеременно была на стороне то одного, то другого, третьего между собой не пропускали. Благодушный неизменно присутствовал на всех играх своего друга. Карим не понимал его мотивов: толстый господин то болел за своего спутника, то стравливал его с соперниками, то давал Кариму многочисленные советы. Исследовал Карим и "падюки", заметил закономерность. Карлик предпочитает каплевидные "падюки", заостренные кверху; одноухий чаще пользуется одними и теми же камнями – после игры непременно выгребает их из ям, прогоняя неугомонного мужичка с коробкой. Карим похлопал руками по карманам, обнаружил "плаксу" – истекающий влагой барадский камень, начал участие.

Свою первую игру Карим проиграл. Выявив свои ошибки, учел при следующей игре. Вторую игру Карим выиграл, так же, как и третью, и четвертую, и последующую. В четвертое поле попал, впрочем, лишь раз, и то при простом раскладе. Слух о том мгновенно разнесся по Башне, дошел до трех заклятых ушей. Когда Карим явился в Башню, его уже встречал карлик.

– Это про тебя говорят?

– Откуда же мне это знать, дорогой господин, что говорят? С тем же успехом могли говорить и про вас, и про господина одноухого, и про господина благо...

– Вызов!

– Раз вы так настаиваете, – не стал отказываться Карим.

По правилам, в игре должно быть четыре игрока. Карим догадывался, кто станет третьим, четвертым оказался скуластый. Таким образом, игра начиналась в "приятной" компании знакомцев.

Были сделаны ставки. Карим под зловещее молчание сделал ставку на четвертое поле. Его примеру последовали и трое его соперников. В воздухе витало ощутимое напряжение. Карим просто купался в нем. У стены улыбался толстый господин, глаза его радостно блестели, то и дело прыгала могучая грудь. Все, допущенные наверх, собрались посмотреть игру века. Если все сложится удачно, о ней в Башне будут складывать легенды.

Начинал скуластый. Его камень попал во второе поле. Очередь Карима. Ветра нет, поэтому долго не примеривается. "Падюк" падает на белую зону, подскакивает и приземляется в яму третьего поля. У него еще три попытки, но у соперников больше. Следующим к проему подходит одноухий. Он застывает на несколько секунд, резко вскидывает руку – и камень безошибочно падает по соседству с каримовым.

Под подбадривания благодушного господина карлик, не глядя, выкидывает кулак в окно. Подсобник внизу едва успевает отскочить – "падюк" летит ему прямо в голову. По толпе собравшихся проносится шепоток, щерится одноухий, карлик огрызается. Рука скуластого дрогнула, ему удалось попасть лишь в первое поле. Не лучше складываются дела и у Карима – второе. Остроухий подносит камень к губам, слитным единым движением перебрасывает через окно. Тонко звякнув, тот ложится туда же, где уже лежат предыдущие. Подпрыгивает карлик – белая зона. Карим понимает, что даже при таком раскладе у карлика есть все шансы победить – достаточно попасть один раз в четвертое поле.

Два шанса из четырех упущены. Зрители придвигаются ближе, пальцы скуластого дрожат. Он отправляет "падюк" в долгий беспросветный полет – белая зона. Кариму становится его жаль. Он легко разжимает ладонь, и "падюк", тонко тренькнув, оказывается в третьем поле. Одна попытка. Одноухий попадает в белую зону, между третьим и четвертым полем, ликует. Каким бы проигрышным ни был бросок, он ближе всех к четвертому полю. Однако, бросок карлика вызывает всеобщее ликование – его "падюк" миновал камень одноухого и остановился у самого края ямы четвертого поля. Еще ноготок, и карлик стал бы вторым, сорвавшим золото в "падюках".

Последний круг. Скуластый бледен, уже не может контролировать конечности, поэтому камень и вовсе вылетает за пределы всех полей. Очередь Карима.

Как бы ни грызло внутреннее волнение, Карим внешне спокоен. Он смотрит на одноухого – взгляд заостряется на неровных краях оторванной ушной раковины, смотрит на карлика – тот отвечает мрачным, жестоким, звериным взглядом. Карим чувствует тяжесть золота в своих руках и видит километры еще не покрытых дорог. Слышит Барад. Чувствует, как осыпаются под ногами камни Гинга, смотрит за их траекторией: как ударяются о скалы, отскакивают, увлекая за собой куски. Бросает.

Кажется, камень летит целую вечность. Спустя век он звякает о белую зону между полями, подскакивает. Его гладкий бок вновь ударяется о землю, но и не только об нее: одной стороной он толкает "каплю", которая после секундного колебания стекает в четвертое поле.

Карлик побеждает.

ГЛАВА 11

– Среди каборрцев есть шпионы, – генерал Маловер обвел собравшихся тяжелым взглядом, – поэтому связываться друг с другом и передавать сообщения только в режиме строгой секретности.

Хард молчал. Прямой по натуре, терпеть не мог людей, ведущих двойную игру.

Они вступили в Каборр два солнца назад. Встали в центре – южные границы потеряны, сарийцы прочно в них окопались. Маловер рассчитывал откинуть их оттуда силами подоспевшего подкрепления, ждали обозов с провиантом. Местные жители разорены: сначала кормили сарийцев, затем подоспели свои, тоже голодные. Глава Каборра, сухонький продолговатый старик Крокет, встречал союзников недоверчиво, словно ждал подвоха. По широким улицам как ураган прошелся, изредка дорогу перебегали стайки напуганных женщин, укрытые тряпками с головы до ног. Хард не видел ни одного мужчины. Всех, способных держать оружие, сарийцы перебили. Южная часть столицы в руинах: там неприятеля остановил генерал.

– Используют наемников, у тех особая тактика боя.

Во время перехода исчез кузнец. При поверке выявили еще несколько дезертиров. Харду не нужны беспорядки во вверенном ему войске. По прибытии на место он велел казнить каждого двадцатого из тысячи министра Ана в назидание бежавшим и в угрозу намеревающимся.

– Снаряжение легче нашего. Короткие мечи, легкие щиты и доспехи, что дает им дополнительное преимущество в виде скорости и маневренности.

В армии Риссена – пятьдесят восемь тысяч человек. Семьдесят шесть – по другую сторону равнины. По сведениям дозорных, с юга спешит подмога. По самым грубым подсчетам – не менее четырех десятков.

– У нас не более шести дней, чтобы не позволить им объединится и превзойти нас числом вдвое. Нужно дать бой раньше, чем Бастин сюда доберется.

Риссен охвачен огнем восстаний. Несомненно, в Сарии об этом знают. Сарийцы умеют пользоваться преимуществами. Хард не сомневается, что министр финансов делает все возможное, чтобы подавить народный бунт. Со своей стороны, он сделает все возможное, чтобы его страна не досталась захватчикам.

– Нужно действовать быстро.

Накануне на нейтральной территории состоялись переговоры. Генерал Андаман предложил наследнику подписать договор о капитуляции. Хард охранял палатку снаружи, слышал каждое слово. Андаман не сомневался в своей победе, выдвигал фантастические требования: отдать Каборр и две соседствующие с ним провинции, выплатить триста тысяч золотых монет, заключить брак принца с сарийской принцессой.

– Уже присылая гонца, Андаман изначально знал, что принц не примет его условий.

– Отчего же тогда настоял на разговоре?

– Тянул время.

Хард снимает свои доспехи, меняет их на чужие, более легкие. В ножны отправляется короткий меч. На шлеме – перо не риссенской расцветки.

– Генерал Андаман не будет предпринимать никаких действий до тех пор, пока не появится Бастин. Для того, чтобы заставить его дать сражение, нужно его раздразнить.

Они беспечно идут по вражескому лагерю. Харду нелегко, перестройка всегда давалась ему хуже, но Круга просто не узнать – настоящий сарийский дозорный. Скользит по незнакомой местности так, словно изучил ее вдоль и поперек. Тревожно шелохнувшийся солдат резко открывает глаза, натыкается взглядом на Круга, умиротворенно засыпает.

– Нужно совершить ночную вылазку. Проникнуть в стан врага нагло, уверенно, навести много шума, вывести их из себя.

Солдаты лежат вповалку прямо на земле, палаток не ставят, спят как убитые. Хард не любит такой неорганизованности. Он отсекает головы двоих спящих, меняет их местами. Настоящий дозорный поворачивает голову к ним, но Круг стоит спокойно, скучающе, лицо освещено светом костра. Дозорный отворачивается. Круг бесшумно приближается к нему сзади – и пристраивает тело у костра. Хард вслушивается. На разные лады дышит разобщенный организм, с разной скоростью течет кровь в его венах, разные, не связанные друг с другом мысли крутятся в его головах. Он не чувствует, как отмирают отдельные его клетки, и платит за свою разобщенность. В перестройке Хард может видеть тех, кто иначе. Он отличает наемников от сарийцев, не по форме – по безмятежным, особым лицам, по слегка отличному от нанимателей строению тела, по оружию. Хард становится на колени перед ближайшим чужим даже на чужой земле. Тот резко подхватывается, порывается встать – срабатывает запоздавшее чутье – но Карим бережно погружает в могучую шею кинжал. Ритм сна меняется. Круг смотрит беспокойно: организм встревожен. Они покидают лагерь.

Они возвращаются в стан вторыми, докладывают Маловеру. Рагона все еще нет. Хард и близко не допускает мысли, что его могли поймать, но такая задержка его, мягко говоря, озадачивает. Они остаются в палатке дожидаться возвращения. Когда на востоке начинает просыпаться небо, в палатку к генералу врывается солдат:

– Идут! Не одни!

Рагон доволен. Между ним и его напарником зажато тощее бессознательное тело.

– Кто это? – отрывисто рявкает Маловер.

– Позвольте представить вам Эдикея, сына генерала Андамана, который решил оказать нам честь и почтить своим присутствием.

– Я не давал вам приказа брать пленных. За нарушение моих распоряжений будете наказаны. Но... Неплохо. Как вам это удалось?

– Он вышел из палатки. Я вспомнил, что видел его во время переговоров с генералом Андаманом, решил: раз он в ближнем окружении, от него будет прок. Мы проследовали за ним до берега, взяли, когда полез купаться. Господин Эдикей был настолько удивлен, что его берут в плен солдаты собственной армии, что без колебаний пригрозил ужаснейшими карами от имени своего отца, великого и непобедимого генерала Сарии.

– Что вы собираетесь с ним делать? – наследник впервые подал голос.

– Для начала, Ваше Высочество, я предлагаю его запереть и приставить к нему охрану. Возможно, его можно будет использовать, чтобы манипулировать Андаманом. Возможно, он что-то знает о планах отца. В любом случае, дождемся, когда он придет в себя.

Хард наблюдал за пробуждением лагеря. Большая часть вставала легко, до горна. Устремлялись к озлобившейся за ночь реке, окунались, охали. Сеткой трещин нависла над станом сеть аппетитных запахов – это разводили костры оставшиеся. Тянулись к обозам с продовольствием, вставали в очередь, отходили, получая дневной паек, рассаживались в кружки. Пытались улететь боевые знамена, в великом множестве рассеянные по лагерю, бились на ветру желто-синие флаги. Затея Раймонда – устанавливать столько знамен, что от них рябит в глазах. Как-то Хард спросил: "Для чего так много?", в ответ получил: "Когда солдаты смотрят, они не видят друг друга, поэтому готовим знамена. Видя их, солдаты сосредотачиваются на одном. Никто не вырвется вперед, но никто и не отступит. К тому же, такое количество риссенских флагов поселит в сердце врага сомнение, пусть он и превосходит нас числом впятеро". Хард тогда решил, что Раймонд шутит, но время показало, что наследник был прав.

Хард обернулся к низовьям. Во вражеском лагере царила сумятица. Беспорядочно тыкались друг в друга муравьи, окружали найденные "сюрпризы". Когда обнаружится самая главная пропажа, Андаман будет в ярости. Едва ли он предполагал, что сына могут выкрасть прямо у него из-под носа. Мыслями Хард плавно перетек к Рагону. Заворочалось негодование на себя, необдуманный и поспешный поступок колол прямо в сердце.

– Господин Хард, пленный пришел в себя.

Хард обернулся, кивнул солдату, спешно направился к генералу. Собрались все: наследник с печальным взором, Круг, командиры Порга, Сардаск, Манер. Рагон.

Ввели пленного. Тот огрызался из-под светлых спутанных волос, прижигал проклятиями.

– Добро пожаловать в Риссен, – насмешливо приветствовал его Рагон, – для нас большая честь видеть вас в своих рядах.

Эдикей задыхается от ярости.

– Грязные ярочники! Подлые, грязные, тупые ярочники... ненавижу!..

– Почему? – тихо спросил наследник. – В чем мы виноваты, что вы на нас напали?

– В чем виноваты? Он еще спрашивает! Вы отступили от Небес, вы кланяетесь лживому богу, который...

– Ярок есть Небесный сын, излюбленный и драгоценный, принявший на себя бремя нашей защиты.

– Простите меня, Ваше Высочество, – вмешался Маловер, – но нет никакого смысла обсуждать с ним вопросы религии. Совершенно ясно, что это лишь повод, чтобы развязать войну и вести солдат. Они бы не напали на Риссен, если бы не желали что-то от нас получить, то, чего нет у Сарии. Что это, сариец?

– Нам от вас ничего не надо! – взвился Эдикей. – Мы пришли, чтобы наставить вас на истинный путь!..

– Значит, ты этого не знаешь. Что ж, возможно, твой отец делился с тобой планами. Что тебе известно о его намерениях?

– Пропадите вы все пропадом!..

Хард нашел Круга в ущелье, по другую сторону реки. Командир сидел, привалившись спиной к одной из двух округлых скал, выросших из-под земли. Хард устроился рядом.

– Мальчишку повели на допрос, но непохоже, что Андаман с ним чем-то делился.

– Это "уши бога", – сказал Круг. – Местные приходят сюда, чтобы нашептывать ему свои желания. Раз в несколько сотен лет он просыпается от сна и слышит то, что ему говорят. Он выполняет услышанное желание, а затем вновь уходит к себе, на Небеса. Никто не знает, когда он проснется в следующий раз, никто не знает, когда он уйдет, но на всякий случай каборрцы приходят сюда каждый день, некоторые – по несколько раз. Они надеются, что он услышит их мольбы, даст им то, что они лелеют в мечтах. Знаешь, что я пожелал? Я пожелал увидеть Ярока, сына Небес, который сходит на землю и останавливает эту войну. Мое желание ничем не лучше и не хуже остальных, мне не нужны деньги или слава, просто позволение вернуться домой и провести остаток жизни среди тех, кого люблю, вознося молитвы тому, в почтении к которому вырос, кому поклонялся и делился сокровенным всю жизнь. Если "уши бога" не заржавели, самое время им показать, что Ярок нас еще помнит.

Хард, холодея, вглядывался в лицо друга. Сейчас тот говорил не как командир Риссена – как отрекшийся. В глазах Круга горел огонь, не такой фанатичный, как у сумасшедшего, обработанного мальчишки, но уже и не такой мягкий, какой был раньше.

– Не знаю насчет "ушей бога", но уши смертных слышат что надо, и если их ненароком коснутся твои слова, тебе несдобровать, – осторожно предупредил он.

Круг вдруг очнулся. Покачал головой, смахивая морок, выглядел погасшим.

– Не ведаю, что говорю... Забудь. Что собирается предпринять Маловер?

– Сейчас он ждет посланцев с того лагеря. Возможно, Андаман захочет обменять сына взамен на уступки или припасы.

– Что бы сделал ты?

– Когда?

– Если бы захватили твоего сына, что бы ты сделал?

Хард задумался, но представить себя на месте Андамана было выше его сил.

– Наверное, я сделал бы все, чтобы его вернуть. Предложил бы взамен коней, оружие или продовольствие. Или пробрался бы во вражеский лагерь сам. Если не получится забрать сына, возьму кого-нибудь равнозначного, чтобы потом произвести обмен.

– Значит, стоит усилить охрану?

– Дальше некуда. Его охраняют больше людей, чем даже наследника.

– Выходит, остается только первый вариант. Посмотрим, сколько общего у вас с генералом Андаманом.

Однако, общего с генералом Андаманом у Харда была лишь буква в имени. Прибывший с той стороны посланник властно потребовал, чтобы ему показали Эдикея, дабы убедиться в его безопасности. Когда его препроводили к мальчишке, беспрекословным тоном сказал:

– Генерал Андаман велел передать следующее: "Ты знаешь, что делать".

– Что это значит? – спросил Маловер.

– Это значит, что генерал Андаман не намерен обменивать солдата сарийской армии, попавшего во вражеские руки так глупо и недостойно.

– Что ж, – сказал Маловер, – тогда и вы передайте генералу мое сообщение.

– Какое же?

Голову посланника приторочили к луке седла, пустили коня вскачь. Скакун без всадника, вскидывая высокие тонкие ноги, помчался по насыпи. На той стороне его поймали. Насколько Хард мог судить, посланию не удивились.

– Что теперь будет с Эдикеем? – спросил Харда принц.

– Он бесполезен, скорее всего, от него просто избавятся.

Что-то Хард сказал не так.

– От меня тоже мало проку, – тихо произнес наследник, – не будь вы связаны обещанием отцу защищать меня, вы бы и от меня избавились?

– С вами особый случай. Меня держит не только обещание отцу, но и память о вашем брате.

Стоило Харду произнести эти слова, как он моментально пожалел. Пусть и правда, но весьма неприглядная. Будь у него хоть немного отцовской изворотливости или тактичности Коэн!.. Однако принц внезапно улыбнулся.

– Даже если от этого будет зависеть ваша жизнь, господин Хард, вы останетесь честны, верно?

– Этому меня учил отец.

Правда, потом, осознав ошибку, пытался переучить, но Хард, священный лист, уже исписал себя с обеих сторон правдой.

Генерал Маловер разрабатывал новый план. Затея с пленным потерпела поражение, но мальчишка Андамана все еще был в их руках, и этим следовало воспользоваться. Бастин подгонял своих солдат. Еще четыре дня – и численность сарийского войска будет превосходить риссенское в два раза.

– Нужно действовать как можно быстрее, и дело не только в слиянии двух частей. До нас не доходят обозы с продовольствием.

Из палатки выставили лишние уши, отослали даже стражу.

– Восстание охватило больше половины территории Риссена. Повстанцы нападают на господ, грабят дома, перехватывают провиант. По последним сведениям, они не идут на переговоры, поэтому бунт остается только подавить. Оставшимися в столице силами этого не сделать, поэтому Его Величество возлагает эту задачу на нас.

Над полом нависло беззвучие.

– Поэтому мы начинаем действовать завтра. Чтобы Андаман рискнул высунуться, нам нужно его сначала разозлить, затем заманить выгодой. Ваше Высочество, я прошу вас встретиться и поговорить с Крокетом. Нам нужен человек, знающий эту местность как свой собственный меч.

Хард должен был сопровождать принца к Крокету утром следующего дня, но ночью произошло событие, которого никто не ждал.

Когда лагерь тихо ворочался во сне, из палатки принца раздался вскрик. Рагон подоспел туда первым, Хард влетел, когда широкая спина уже была в центре, где с занесенным ножом в руках скалился пленный мальчишка. Харду потребовалось мгновенье, чтобы понять, что принцу ничего не грозит, но Арг уже был мертв. Одним сильным ударом Рагон смахнул Эдикея с тела калеки. Нож полетел в одну сторону; перекувыркнувшись через голову, пленник упал в другую.

Грудь и правая рука Арга были в крови. С коротким, почти незримым сожалением Рагон опустил ладонь на его веки, застыл на секунду, двинулся, чтобы связать Эдикея. Хард вышел.

На стене палатки принца – длинный уверенный разрез, равно как и на стене палатки пленника. Без всякой причины Хард провел по краям разреза пальцами, словно оглаживал подушечками. Дозорные спали. Один дремал стоя, второму хватило наглости и вовсе присесть. Хард велел их схватить.

Вернулся, когда наследник рассказывал о произошедшем:

– Я проснулся от треска, слышал, как поднялся Арг и бросился на звук. Когда я зажег свечу... Когда... этот... увидел меня, он хотел подняться, но Арг схватил его рукой и тогда... Он снова его ударил.

– Вероятно, в темноте он спутал Арга с вами, Ваше Высочество, – сказал Маловер. – С нашей стороны было непростительной ошибкой уменьшать охрану и оставлять мальчишку в живых, надо было покончить с ним сразу же. Ваше Высочество?

Наследник молчал, подавшись всем телом вперед, не сводя широко открытых глаз с места, где лишился жизни его прислужник. Тело Арга уже унесли, земляной пол впитал всю кровь, но наследник выглядел так, словно воочию наблюдал трагедию вновь. Хард насторожился – как бы принц не совершил опрометчивого поступка, – придвинулся ближе. Но наследник сказал то, чего Хард уж точно не ожидал услышать.

– Казнить.

– Ваше Высочество?

– Я встречусь с Крокетом немедленно, найду человека. Разместим войско, казним пленного и начнем сражение.

Они мчались к Крокету сквозь высасывающую душу пустоту. Разбудили старика, нашли проводника. Весь следующий день Хард провел, изучая особенности города и прилегающей местности. Маловер дал шпионам наводку: они снимаются, им не выстоять против многочисленной армии Сарии, но прежде, чем уйти, надо завершить одно дело.

Утром решающего дня накрапывал мелкий дождь. Легкий, теплый – провинция отличалась теплыми плодородными дождями, – завтра после него обязательно что-нибудь проклюнется из-под травы. Свернуты пестрые знамена, отосланы обозы, потушены костры. Выстроились ровные подтянутые шеренги солдат. Собраны стрелки. Безмолвно ждет кавалерия.

По ту сторону разделяющего поля – генерал Андаман. Он уже в курсе отступления, успели нашептать. Воинственно восседает на коне, топорща усы.

На нейтральную территорию выводят Эдикея. Мальчишка взъерошен, помят. Осыпает ярочников проклятиями, сожалеет, что не успел добраться до главного безнебесника. Его конечности привязывают к четырем лошадям – классическое четвертование. Лошадей подхлестывают, они рвутся в разные стороны – и проклятия, превратившиеся в крик, замирают. Один конь несется прямиком в лагерь сарийцев, останавливается, не добегая, напуганный грузом, который волочит за собой. Когда выбежавшие вперед сарийцы пытаются ее поймать, встает на дыбы, но, пойманная за узду, позволяет себя увлечь. Остальные части тела разносятся в разные стороны. Подскакивая на кочках, голова несется прочь от реки.

Генерал наблюдает за казнью сына равнодушно. Чуть шевелит губами – и солдаты кидаются ловить других лошадей. Возможно, позже он оплачет потерю, но Хард в этом не уверен. Впервые его чувства неоднозначны. Он не может понять Андамана и не может понять, что бушует внутри него самого.

Они отступают. Медленно, тягуче медленно просачиваются в город, идут по широким улицам, подставляя врагу спину. Капли влаги укладываются на шлемы, на непокрытые загривки крестьян, щекотно стекают за ворот. Пустынен заброшенный город. Город нельзя обойти, он выводит прямо к двугорью. Если Андаман клюнет, если все сложится согласно плану, там они примут бой. Хард не уверен, что Андаман рискнет, ведь на подходе большая армия, вместе с которой можно разбить риссенцев в два раза быстрей, но он доверяет Маловеру. И Маловер не подводит. Когда войско почти выходит из города, сзади на них набрасываются сарийцы.

Тотчас в риссенском войске поднимается паника. Хард пытается навести порядок, но перепуганные крестьяне больше не слушают. Основная часть солдат уже ушла, войско непозволительно растянулось, минуя город, и преследующие всадники легко вгрызаются в беззащитные ряды. Хард встречает первого, сбрасывает с коня, схлестывается со вторым. Всадники напирают, они рвутся идти дальше, но пока путающиеся под копытами лошадей крестьяне умудряются их задерживать. Хаос. В этом беспорядке Хард движется легко, автоматически, руки привычно замахиваются, рубят, колют. Он не оставляет без внимания каждую мелочь из поля зрения: как ловко переваливается в окно дома пахарь, успев избежать острия, как несколько человек, навалившись, стягивают всадника за ноги, как выдавливают сарийцев из шлемов.

Хард кричит, и город откликается. Замыкается улица за спинами всадников, мгновенно рассасывается толпа легко вооруженных крестьян, и тяжелая конница, внезапно отрезанная от своего войска, оказывается в западне. Все пустые до того оконные проемы до единого ощетиниваются стрелами, жалящими сарийцев в открытые, незащищенные места. С крыш летят камни, горячая вода, Ярок весть что еще. Кавалеристов топчут, давят, протыкают насквозь. Забиться и спрятаться некуда, дома стоят впритык друг к другу, поэтому они пробуют прорвать кольцо защиты, но и там их встречают копьями. Не успевшие остановиться лошади натыкаются на острие, сбрасывают всадников, которых тут же добивают, падают сверху, лишая раненых возможности выбраться. Выскакивает из дома обезумевший крестьянин, с криком всаживает в ногу всадника обломок дерева и тут же падает навзничь, когда разъяренный сариец замахивается на него мечом. Мгновенно сверху следует наказание, и всадник лежит рядом с им же убитым, словно они старинные приятели, пропустившие по чарке вина. Один всадник, лишившийся скакуна, ломится в запертую дверь. Хард добирается до него: наверху расположились лучники, нельзя допустить, чтобы до них добрались. Половина успеха сегодняшнего предприятия зависит от них. Шестеро или семеро сарийцев пробиваются, но далеко уйти им уже не удается. Самого удачливого сине-желтое оперение достигает его уже за чертой города. Когда с кавалерией покончено, Хард с остатком своих людей меняет локацию.

Андаман не вошел в город. Он пошел в обход. Маловер встретил его на возвышенности. Конница Риссена разделяет армию Сарии на две части. Одну оттесняют ближе к черте города, из которого неожиданно выскакивают солдаты Риссена: авангард армии, покинув город, рассредоточился в его пределах в то время, как тыл приглашающе выставлял спины. Вторую, в составе которой оказался генерал, берет на себя Маловер. Хард, убедившись, что принц окружен плотной охраной, полностью отдает себя мечу.

Вокруг города не строили крепостных стен. Не успели. Каборр, являясь особой провинцией в составе Риссена, подписал мирный договор с Сарией несколько лет назад. Теперь, когда это сыграло против них же самих, Хард мысленно торжествует. Все щели и отверстия в окнах забиты лучниками, бесперебойно выводящими врагов из строя каждую минуту. Ежесекундно появляются солдаты: высыпают из дворов, сараев, построек.

Хард ни о чем не думает. Мыслями он не здесь, мозг чист, ничем не перегружен. Если бы его попросили сравнить, он бы сказал, что бой с кочевниками был по крайней мере занимательнее. Сарийцы действовали традиционно, не имели в запасе никаких дополнительных приемов: ни магических приспособлений гаронцев, ни хитроумных тактик риссенцев. Андаман действовал напролом. Харду такой стиль близок, привычен. Он уворачивается, нагибается, подставляет щит, скользит. Движется все тело – скупо, экономно, незатратно. Его атакуют двое. Широким размахом он освобождает пространство, выгадывает себе немного времени. Отражает выпад, отступает, разворот – острие пролетает в ноготке от шеи. Второй лезет, совершенно забывшись – вид отступающего врага пьянит его разум. Поза беспечная и открытая: широко расставленные ноги, глубокий замах от плеч. Тут же отвечает за свою неосмотрительность. Булькает, хватает Харда за меч, но Хард выдергивает оружие, теперь уже сам наступает на первого. Тот делает шаг назад, но тут же нападает. Противник низок – ниже Харда на целую голову, – коренаст. Хард меняет угол удара, сариец оседает. По-настоящему стоящего соперника Хард встречает на мостовой. Тот работает профессионально, по технике Хард сразу причисляет его к наемникам.