Текст книги "Я увожу к отверженным селениям том 2 Земля обетованная"
Автор книги: Григорий Александров
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
Хлеб – по карточкам, картохи – и той вволю не поешь. А с
деньгами бы я прожил голодные годы... Дальше – облегчение
выйдет. С майором худо...
– Не съест ж е он тебя.
– Под суд отдаст.
– За что? Ты же не в побег меня отпускаешь. На губу на
пять суток посадят и все.
– Рыжье дербанете? И гроши? Без меня? – злобно про шипел ефрейтор, неожиданно вынырнув из темноты. – Я все
слышал. Притворился, что спал, а вы и поверили мне. За каж дым шагом вашим слежу. Попался, Коновалов! Я с тебя, суки, живьем не слезу!
– Не шуми, Васька! Зашибу. – Но в голосе сержанта
Игорь Николаевич уловил растерянность и страх.
– Я тебе не Васька! Ефрейтор Блудов Василий Карпович, вот кто я! С врагами народа снюхался, сержант Коновалов? На
место Седугина захотел? Отправим!
Что за человек Блудов? – лихорадочно раздумывал
Игорь Николаевич. – Фанатик? Готов предать кого угодно?
Но почему же он говорит шепотом? Почему не угрожает ору жием?
– Вы не горячитесь, ефрейтор. Вредно для здоровья. Это
я вам как врач говорю.
– Молчать, фашист! – приказал ефрейтор.
339
Ого! Я смеюсь ему в глаза, а он не повышает голос. – Y
Игоря Николаевича затеплилась надежда. – Ждет дележки?
Можно и поделиться... Я не скупой. – Ты, ефрейтор, парень
деловой! Стоит ли попусту поднимать шум? Я согласен, мы
поступили нечестно, хотели поделиться на двоих. Кому боль шой кусок не по вкусу? Я ж е годы копил рыжье и гроши. На
глубинку за взятки иду. Вот и придумал, что на двоих.
– Подохнешь ты на глубинке... Мертвяку рыжье без дела, – прорычал Блудов.
– Живой о живом думает. Бабушка надвое сказала – либо дождик, либо снег, либо сдохну, либо нет, – перефрази ровав известную пословицу, Игорь Николаевич украдкой вытер
со лба пот. Дождь перестал, но, как это обычно бывает в си бирской тайге, заметно похолодало.
– Ты и меня подкупить хочешь? – с вызовом спросил
Васька, сглатывая обильную слюну.
– Все берут, ефрейтор. Такой куш до конца жизни тебе
не обломится. На каждого грамм по шестьсот рыжья попадет.
И грошей кусков по пятьдесят.
– Без тебя найдем, Игорь, – неуверенно возразил Блудов.
– Всю зону с собаками перероете и не найдете, – отру бил Игорь Николаевич.
– Не такие заначки находили, – не сдавался ефрейтор.
– А тебе какая польза от находки? Самому искать не по зволят, придется уведомить майора. Найдете с его помощью, узнают другие. В лучшем случае поделитесь. Майор хапнет
себе дай боже, а вам оставит – кот наплакал.
– Он, жадюга, не поделит по-честному, – охотно согла сился Блудов.
– Ограбит он вас, а вам слезы сиротские достанутся, – посочувствовал Игорь Николаевич.
– Можно и на майора стукнуть куда следует. За мягкое
место возьмут и его, – задумчиво сказал ефрейтор.
– Это так, но вам с сержантом польза маленькая. Отни мут рыжье – и вас всех, как соучастников, на глубинку уго нят. Ну, допустим, майор настолько честный, что все мое зо лото и деньги сдаст в пользу государства...
– Кто?! Майор?! – Блудов сплюнул. – Не смеши, Игорь!
Он за копейку удавится. За полтора килограмма рыжья бабу
340
свою под хор Пятницкого пустит. Отдаст он государству!
Разевай пасть шире!
– Выходит дело, что только ты один неподкупный? – Игорь Николаевич усмехнулся. – Вернемся в дом и разговор
окончим. Было бы предложено...
– Кто же от добра нос воротит? – горестно спросил Ко новалов.
– Ты, сержант, так думаешь, а ефрейтор подвигом нас
удивить захотел.
– Какой там подвиг?! – Блудов сердито выругался. – Подвиг! Мне что ль рыжья неохота. Нельзя... Майор...
– Сержант не боится, а ты как девица красная, испу гался. Трусишка ты, ефрейтор.
– Тебе хорошо говорить, Игорь. Сержанта на губу, а ме ня – в зону. Два червонца припаяют.
– Почему ж е такая разница?
– Почему? Почему? – огрызнулся Блудов. – Зад у меня
запачкан, вот почему. Майор знает за мной много.
– За один раз майор не рассердится, – попытался успо коить Игорь Николаевич оробевшего ефрейтора.
– Майор послал меня за сержантом следить, – признался
Блудов. – Сказал так: «Коновалов – теленок. Упущение ка кое будет с твоей стороны, послабление дашь Игорю, на себя
пеняй. Коновалова на губу, а тебя – в глубинку». Угонит он
меня. У-у-у, сука! Им одним воровать можно. А я не смей и
крошки занюханной взять. Где же справедливость?! Еще о рав ноправии говорят!
Как же его уговорить? – мучительно раздумывал Игорь
Николаевич. – Картина ясна: Блудов где-то проворовался...
Майор держит его на привязи... Только ли проворовался? Мо жет, анекдот слышал и не донес вовремя. Но золото... Неуже ли он и впрямь так запуган? Почему же майор не послал двух
сексотов? Не нашел? Скорее всего, Коновалова за кулаки, а
Блудова как своего человека приставили ко мне. От сержанта
не вырвешься: и сила, и глаза. Научился работать майор...»
– Идешь, ефрейтор?
– Два червонца ломятся...
– И рыжье... Подумай, ефрейтор!
341
– И думать не буду. Говори, где рыжье притырил? Не
скажешь – продам тебя и сержанта, – пригрозил Блудов.
– Ах, так... – медленно протянул Игорь Николаевич.
«Мне они ничего не сделают... Леонид предал... Все кончено...
Надо выручить хотя бы этого Митьку. Сожрет его Блудов...»
– Говори, гад! Обоим крышка!
– Не грози, ефрейтор! Майору скажу...
– Дурак ты, Игорь! Он тебе грамма рыжья не оставит.
Сгнить мне на этом месте! Курвой последней буду! – забо-жился ефрейтор.
– Я ему не о рыжье скажу... Про тебя.
– Что ты про меня знаешь? – взорвался ефрейтор. – Нинка Скворешня стукнула тебе?
– Стукнула, – машинально подтвердил Игорь Николае вич, еще не понимая, о чем говорит ефрейтор.
– Что огулял я ее на чердаке? Да? Майору донесли об
этом. И добровольно она.
– Ты ее припугнул глубинкой. Сказал, что убьют воров ки, – проговорил Игорь Николаевич, хорошо знавший, как и
с помощью чего надзиратели получают «добровольное» со гласие заключенных женщин.
– Ну и грозил. Пускай не верит. Не я же убивать соби рался. Всех вас на одной веревке перевешать! Y-y-y, морда! – ефрейтор потряс кулаками перед лицом Игоря Николаевича.
– Убери руки! – спокойно посоветовал Игорь Николае вич. – А то вдруг не отправят меня на этап, наплачешься, ефрейтор.
– Но-но! Шкура фашистская! Кончилось твое время!
Признавайся, где рыжье!
– Я о тебе майору скажу. И такое, что не поздоро вится.
– О водяре? Что я вагон с водкой раскурочил? Ты ду маешь, майор не пронюхал? Он беседовал со мной. Y нас та ких телят, как сержант, мало. В глубинку кого охранять по сылают? Проворовался в армии, начальничек кричит: «Или
тюряга, или надзирателем в глубинку». Мы тут почти все с за пачканными задами. Сам знаешь, Игорь. Не первый год в ла гере.
342
– Я-то знаю, – согласился Игорь Николаевич. – А вот
ты не догадываешься, о чем я майору скажу. И как только
таких дураков в сексоты берут?
– Говори! Пристрелю!
– Спрячь свой пугач, ефрейтор. На мне обожжешься. Ты
еще не догадываешься, чей я человек.
– Сразу бы сказал, – присмирел ефрейтор, пряча в кар ман пистолет. – Я ж так... шутя... Попугать хотел. Никогда бы
не подумал, что ты тоже сексот.
– Бери выше. Я сексот, да не вашего вшивого майора.
Чувствуешь, чем пахнет?
– Брешешь ты, Игорь. Зачем бы...
– На этап меня брали? Без тебя разберутся, ефрейтор, зачем. А рыжьем я точно пополам хотел поделиться. Он боль ше возьмет.
– Кто он? – робко спросил ефрейтор.
– Не твоего ума дело.
– Я все равно стукну. В управление ксиву пошлю. До
Москвы дойду. Вызовут тебя, нажмут, расколешься. Лучше
нам раздербанить.
– Отведи в зону, там и поделимся.
– Если бы у меня только Нинка и водка... Похуже есть...
Пропадет рыжье. Отдай нам! Другом по гроб буду! Чтоб
меня...
– Не божись, ефрейтор. Не верю. А на сержанта и заик нуться не смей.
– Так я тебя и послушал! Забздел, лепило? – с наглым
торжеством спросил Блудов. – Я ваш разговор от слова до
слова выложу.
– А я скажу, что говорил с тобой. Ты обещал сводить
меня в зону, а сержант не разрешил.
– Как я? – опешил Блудов. – Кто тебе веру даст?
– И мне поверят, и ему. Запомните хорошенько, сержант
Коновалов. Ефрейтор Блудов согласился отвести меня в зону, а я пообещал отдать ему половину своего золота.
– Есть запомнить, Игорь Николаевич! – радостно гарк нул сержант. «Меня выручает, – понял Коновалов. – А еще
контрик... Вот поди разберись...»
343
– Ты против товарища? – голос ефрейтора плаксиво
дрогнул. – С фашистами на бздюмяру? Я на тебя стукну.
– О чем донесешь-то? – спокойно спросил Коновалов. – Я в ваши дела не вмешиваюсь. Девок не похаблю, от зеков не
беру.
– За что лее тебя такого голубка в глубинку послали слу жить? – ядовито спросил ефрейтор.
– За то и послали, что ростом с телеграфный столб вы махал. И за исполнительность мою. Что скажет командир, то
и выполняю. От себя ни-ни. Я впервой соблазн поимел на
деньги, – простодушно признался сержант.
– Ты слышал, лепило? – радостно закричал ефрейтор. – Сержант в сознанку вошел, что он на гроши клюнул.
– Ничего я не слышал, – спокойно отпарировал Игорь
Николаевич. – Ты со мной в зону хотел идти, это я хорошо
помню.
– Я скажу, что сержант тебе антисоветчину пер.
– Какую такую антисоветчину? – возмутился Коновалов, наступая на ефрейтора. Игорь Николаевич незаметно взял за
руку сержанта и заговорил:
– Я и так враг народа. Y меня двадцать пять. За анекдоты
не добавят, тем более не я их рассказывал. А тебе влепят, еф рейтор.
– За что?
– За язык. Ты признался мне в своих преступлениях.
– Не докажешь!
– Откуда бы мне знать о водке. Ты сказал. Положено над зирателю рассказывать о себе? Не положено. И анекдоты ты
рассказывал. Не бойся, сержант, я много разных анекдотов
знаю, на то я и контрик. Подтвердишь, Коновалов, что ефрей тор агитировал нас против власти?
– Зачем ж е не подтвердить? Уж кто топит тебя, лучше его
самого как щенка мордой в лужу ткнуть, – рассудительно
заметил сержант.
– Не шкодничай, пес, не шкодничай, – подхватил Игорь
Николаевич.
– За что ж е меня, Игорек, – взвыл Блудов. – И ты, сер жант, на друзей нахалку шьешь.
– Кот шкодливый твой друг, – сказал Коновалов.
344
– Пойдем в зону, ефрейтор. С рыжьем от любого отку пишься, – настойчиво предложил Игорь Николаевич.
– Не могу-у-у, – простонал Блудов. – Если бы не то дело...
– Какое?
– Не скажу, лепило, больше на крючок не подцепишь. Я
о вас промолчу, вы на меня не наговаривайте, – заискивающе
попросил Блудов.
– Посмотрим на твое поведение, – смягчился Игорь Ни колаевич. – Y тебя часы светящиеся... Из солдатского жалова нья купил?
– Не за твои деньги, – грубо отрезал Блудов, но тут ж е
спохватился. – Я б тебе и часы на память оставил, если б ты
про заначку сказал. До последнего грамма рыжье сберегу, как
с братом родным поделюсь...
– Мы с тобой родные братья, – продекламировал Игорь
Николаевич.
– Братья мы с тобой, – угодливо подхватил Блудов.
– Ты наелся, а я голодный, – продолжил Игорь Нико лаевич. Ефрейтор замялся. – В горле застряло?
– Забыл, – пробормотал ефрейтор.
– Каждый день Айда-пошел перекликается с каптером
этим стихом. А ты не слышал? Знаешь ты его... Кончай, ефрей тор, – подбодрил Игорь Николаевич растерявшегося надзира теля.
– Ну и хрен с тобой, – упавшим голосом закончил Блудов.
– Вот такие-то мы с тобой и братья... Ты наелся, а я го лодный, ну и черт с тобой. Не дашь ты мне и крошки, ефрей тор. Я мужик битый. Пойдем со мной в зону, долю получишь.
Сколько настукнуло на твоих?
–Десять минут четвертого, – ответил Блудов, поднося
руку к лицу.
БРАТЬЯ
Опоздал, – ужаснулся Игорь Николаевич. – В зоне уж е
собирают на этап. Сбить с ног ефрейтора? С Коноваловым не
справлюсь... Через вахту не пропустят... с вышки пристрелят...
345
Если бы прорваться... Но как? Как?! Мысль Игоря Николае вича билась в липкой паутине, сотканной – кем? искала и не
находила ответа на мучительные вопросы, сверлящие мозг.
Для чего я жил? Чтоб погубить людей? Но разве я мог уга дать? За что ж такой конец?! Ефрейтор не пойдет... Многое, наверно, натворил... Фонари... один... другой... третий... Толпой
идут... Майору такой эскорт не положен... Лешка?! Да, он...
Господи... Согласится ж е он со мной... Поменяюсь... Вместо
этапа – я...
– Осторожнее, товарищ генерал-майор. Ямка. Не оступи тесь, – донесся подобострастный голос Зотова.
– Не упаду, – покровительственно басил Орлов. Охрана
шла молча.
– В дом, Игорь Николаевич. Хозяин, – испуганно прошеп тал ефрейтор. Первым в комнату вошел Коновалов. Он подкру тил лампу и вытянулся во весь свой немалый рост возле двери.
Блудов встал на полшага впереди сержанта, с таким расчетом, чтоб попасть на глаза Орлову, едва он переступит порог.
– Здравия желаю... – преданно и радостно заорал ефрей тор, когда открылась дверь. В комнату вошел Зотов. – Това рищ майор, – тихим голосом, в нем слышалось недовольство
и разочарование – стоило ли тянуться перед своим начальни ком, – скороговоркой пробормотал Блудов.
– Накурили, хоть топор вешай! Кровать помяли, – на бросился Зотов на подчиненных.
– Воюешь, майор? – усталым скрипучим голосом спросил
Орлов, заходя в комнату.
– Здравия желаю!.. – метнулся Блудов к хозяину. Орлов
небрежно махнул рукой.
– Вольно, ефрейтор. Не кричи.
– Виноват, товарищ, – начал было Блудов, но Орлов вновь
перебил его.
– Исправляйся, ефрейтор, – назидательно заметил хо зяин. – Y меня в боку колет, майор. Врача бы вызвать. А-а!
Тут у тебя гостит главврач! Идите, – Орлов кивком головы вы проводил надзирателей. – А ты, майор, останься.
– Я вас слушаю, товарищ генерал-майор. – Зотов как-то
странно поглядел на Игоря Николаевича. Так смотрит волк на
загнанного оленя, без злобы и хищного блеска в глазах, а, на346
против, добродушно и даже благожелательно, предвкушая сыт ный обед. Пока олень уходит, волк ненавидит его всем волчьим
сердцем, боится копыт и рогов. Но в ту минуту, когда олень
обессилел, можно и обласкать его плотоядным взглядом и даж е
полюбить на какое-то время, как любит гурман горячий, прямо
с огня бифштекс с кровинкой.
– Выйди к охране, Зотов, – распорядился Орлов. – К
дому близко никого не допускать. Подчиненные не должны
знать, чем болен их начальник.
– Будет исполнено, товарищ генерал-майор! – Зотов ко зырнул и, круто повернувшись на месте, пошел к выходу, твер до печатая шаг.
– Да смотри, случайно замечу кого у дверей... – пригро зил Орлов.
– Никого не заметите, товарищ генерал-майор. – Зотов
постоял еще несколько секунд, ожидая, не последует ли друго го приказа, и, не дождавшись, вышел из комнаты.
– Здравствуй, Игорь. – Орлов протянул руку. Игорь Ни колаевич неподвижно стоял на месте. Жилистая рука генерала
повисла в воздухе. Орлов, сделав вид, что не замечает враждеб ного взгляда брата, кряхтя опустился на стул. – Как у тебя
дела, Игорь? Ты набычился, а я... я рад тебя видеть... «Наверно, в последний раз», – мысленно добавил Орлов.
– Разрешите доложить, гражданин...
– Не надо, Игорь, – Орлов поморщился. – Зотов мой
мужик. Охраняет нас отменно. Подпустит кого близко к дому, головой рассчитается. Говори прямо, что тебя тревожит.
– Сегодня ночью идет этап. Двадцать девять человек.
Восьмерых я не выписывал. По чьему приказу их отправляют
в глубинку?
– Ты с ходу терзаешь меня. Не дал войти – и об этапе.
Не по-родственному это, Игорь, – Орлов натянуто улыбнулся.
– Лучше расскажи о себе...
– Некогда...
– Ты хорошо осведомлен, Игорь. Тебе не следует знать, сколько, когда и кто уходит на этап.
– Как видишь, знаю... К сожалению... Теперь мне все ясно.
– Что ж тебе стало ясно?
347
– Что затея с этапом – не самодеятельность Зотова, а
твой приказ.
– Допустим...
– Восемь галочек в этапном списке проставлено по твоему
распоряжению?
– Y тебя свой штат... Хитрить не стану. Этап выдумал
Зотов. Без меня. Я узнал об этом часа два назад.
– И одобрил?
– Да, Игорь. Но откуда ты мог узнать?
– Я не предаю людей, даже если они твои подчиненные.
– Мне и не нужны фамилии. Утром разберусь сам. Об
этапе слышали многие надзиратели, но список видели только
трое. Я спрашивал Зотова, кто был допущен к списку.
– Этого человека ты...
– Накажу. Впрочем, это тебя не касается. Тебе ли беспо коиться о судьбе опричника? Ведь так ты называл меня?
– Не забыл. Я назвал тебя опричником...
– В письме, – подсказал Орлов.
– Врешь. В последний раз на свободе, когда мы разгова ривали с тобой...
– А вот это письмо не помнишь откуда? – спросил Орлов, разворачивая бумагу, переданную Осокиным.
– Мой почерк, – озадаченно проговорил Игорь Николае вич. – Я не отправлял тебе это письмо. Дай-ка вспомнить...
Недели за три до ареста я написал его и забыл порвать. Как
оно попало к тебе? Арестовали Лилю? Где она? – Игорь Нико лаевич со страхом взглянул на Орлова.
– Успокойся, Игорь. Лиля жива и здорова. Как ж е к ним
могло попасть письмо – вслух подумал Орлов.
– К кому это «к ним»? – не понял Игорь Николаевич.
– Наверх. К моим врагам, – раздраженно объяснил Ор лов.
– Новый взрыв грызни?
– Она никогда не прекращалась... Где ты хранил эту фо тографию?
– Вот эту? – повторил Игорь Николаевич, внимательно
рассматривая карточку. – Дома... Лиля здесь или у другого
хозяина? Отвечай, Леша!
– Даю тебе слово, Игорь, ее не арестовали.
348
– Я знаю цену вашим словам.
– Скуратову верить нельзя? – криво усмехнулся Орлов.
– Я разговариваю с тобой, а не с начальством. Тебе я не вру.
Лиля на свободе. Ее потревожили в тридцать седьмом, сразу
после твоего ареста. Она отреклась от тебя и больше ее никто
не тронул. Вот и верь женщинам...
– Лиля права. Хватит меня одного. Я знаю, как писали эти
гнусные пасквили отречения. Отмени этап, Леонид. Или отправ ляй меня. С галочкой.
– Без моего приказа этап не уйдет. На сегодня я его отме нил.
– Обмануть меня не удастся, Леша. Если ты и впрямь отме нил приказ, разреши мне вернуться в зону.
– Кончим разговор – вернешься. Скажу прямо: все за висит от того, как мы его кончим.
– Не мешкай, Леонид.
– Ты говорил Лиле или кому-либо из знакомых... обо мне?
– Орлов в упор посмотрел на Игоря Николаевича.
– Лиле – никогда.
– А друзьям?
– До того, как встретился с тобой, рассказывал многим, что ты, вероятно, погиб. Я не верил, что ты бросил меня...
– Не по своей воле, Игорь... В восемнадцатом меня аре стовали как бродягу. Я им наврал об отце, хотя его почти не
помню. Мне поверили и зачислили в красногвардейский отряд.
Я... Зачем повторять...
– Ты донес на своего товарища, его насильно взяли в от ряд. Он пытался вернуться домой, поделился своими мыслями
с тобой, ты с командиром отряда... и его расстреляли. После
этого ты пошел служить в особое подразделение.
– Я сам рассказал тебе эту историю и ты меня укоряешь?
Нечестно, Игорь. Я хотел жить. О тебе я не забывал. Через
полгода вернулся в город. Я искал тебя и не нашел.
– Лучше бы мы с тобой не встретились. Я горевал бы о
брате... О честном мальчишке... А сегодня? Кто ты?
– Многое от меня не зависит. Поздно сожалеть, Игорь.
Записка и фотография попали куда не следует. Ответь мне на
последний вопрос и наш разговор окончен. Если тебе на допро се пригрозят арестом Лили и Димки, ты выдашь меня? Я —
349
Малюта, Лиля – жена, Димка – сын. Ты их любишь, а меня...
только терпишь. – Наступило долгое молчание.
– Как тебе ответить, Леонид? Соврать? Я не умею и не
хочу. Сказать правду, а поверишь ли ты ей? Тебя приучили
лгать, изворачиваться, доносить... Где уж поверить тебе простой
человеческой правде?
– Тебе я поверю, Игорь. Не все люди такие, как... я и мои...
товарищи, – при последнем слове Орлова передернуло.
– С другими ты не знаком.
– Знаю я и других.
– Откуда?
– Они не подадут мне руку... как сегодня ты. Предпочтут
мое заведение беседе с таким, как я. Но я читал сотни дел и не
понаслышке знаю, как добиваются чистосердечного признания.
Я бы и десятой доли не вынес того, что вытерпели они. Эти
люди поплатились не только своей жизнью, но и близкими.
Они не оговорили ни одного человека, и даже себя. Я – под лец, но не дурак, все понимаю.
– И служишь?
– Некуда уйти. И не отпустят меня живого. Ответь на во прос.
– Трудно. Обычные методы вашего сыска я выдержу, но
если вспомнят Димку и Лилю... – голос Игоря Николаевича
дрогнул.
– Тогда?
– Не знаю, Леонид. Я не герой. Собой распорядиться – одно, ими – другое. Посуди сам. Кто они и кто ты? Защищать
тебя? А зачем? Хуже тебя не пришлют, лучше – тоже. Все вы
одинаковые.
– Что ж ты предлагаешь? Решай, брат.
– Меня обязательно вызовут туда?
– Почти обязательно, Игорь. Y них накопилось много ма териала. Не упустят случая посчитаться со мной.
– Клаву Русакову тоже?..
– Да... Тебе-то что за дело до какой-то проститутки? Фу, о какой мелочи ты думаешь!
– Не смей оскорблять человека! – голос Игоря Николае вича зазвенел. – Вы убили ее.
350
– Отчасти мы, хоть я к этому руку не приложил. В другое
время она бы к нам не попала, Я – ассенизатор... кто-то нага дит, а я убираю чужое дерьмо. Они с чистыми руками, как Бо рис Годунов, а я – Малюта. Грязно... тошно... Не будем ковы ряться в язвах. Отвечай, Игорь.
– Ты круто ставишь вопрос. Я на него ответил. Если хо чешь – разъясню. Собой я пожертвую, не ради тебя, а ради
того малого, что мне удалось сделать с твоей помощью... Но
сделал ли я что-нибудь хорошее?
– А больница?
– Люди здесь отдыхают... И все ж е больница – палка о
двух концах. Хорошо здесь заключенным, они начинают ду мать так: не везде такие скоты, как в глубинке. Часто приез жает начальник управления, и надзиратели хвосты поджали. И
все ж е больница помогает людям. Какой ценой, знать не обяза тельно... А цена очень большая... На тебя и на твоих хозяев
больница надевает ореол святости: вы – безгрешны, виноваты
те, кто на местах. На Зотовых вам наплевать. Когда кончится
вся эта трагедия, Зотовых и надзирателей люди не осудят – слишком их много. Сошлются на тяжелые времена, поругают
мелких подлецов, скажут, что народ у нас такой, что сами мы
виноваты, и в доказательство вспомнят больницу. Взял ее ге нерал Орлов в свои руки, и все делалось по закону. Больница
оправдает вас завтра и спасет людей сегодня. Кто останется в
выигрыше, кто проиграет, не будем гадать. Но из зерна буду щего не испечешь хлеб настоящего, а он нужен сегодня, сей час, сию минуту. Ты дал мне ломоть хлеба, и я, как умел, поде лил его среди голодных. За это я заплачу своей жизнью. Мера
за меру, Леонид. Но платить за тебя женой, сыном – не жди, Орлов. Твоя жизнь дешевле.
– Я не ждал от тебя другого ответа. Что бы ты сделал на
моем месте? Подскажи.
– Тебя начинает мучить совесть?
– Начинает... Откуда ты знаешь, что начинает? Может
быть, и раньше...
– Не лги, Лешка... Мы говорим с тобой в последний раз.
Лгать мертвому – трусость. Я считал тебя смелее.
– И бессовестнее?
351
– Нет, Леонид. Ты был безнаказан и угрызения совести
не мучили тебя. Пока умирали назнакомые тебе люди, ты оста вался спокойным. Но вот появилась необходимость убить ме ня... тебе это неприятно...
– За что же... так, Игорек, «неприятно»? – глухим надтре снутым голосом повторил Орлов.
– Прости, Леонид. Тебе... больно. Y тебя кончилась безна казанность.
– Но как поступить с тобой? Скажи!
– Ты хочешь, чтоб я сам себе вынес приговор? Я его вы нес. Меня убыот, и пусть тебя это не терзает. Я даже не застав лю тебя отдавать приказ. Завтра ты меня законвоируешь, и я с
горя войду в запретную зону.
– Могут... по ногам...
– Исключено. Меня ненавидит надзиратель Айда-пошел, я
не давал ему спирту. А самое главное, запретил тайно лечить
его сифилис. Он заразился в вензоне. Его перевели дежурить
на вышку. Завтра днем его дежурство. Я не просто войду в
запретную зону... Я полезу к нему на вышку. Ему не останется
ничего другого, как прострелить мне голову, что он сделает с
несомненным удовольствием и не пожалеет пуль. Можно и
петлю... Это детали... Но даром я тебе не достанусь. Я требую в
обмен за себя сегодняшний этап.
– Y тебя... хватит сил?
– До завтра ты ничем не рискуешь, а утром увидишь сам.
Отменяй этап.
– Но я ж е отменил...
– Совсем отменяй. Эти люди должны остаться жить. Дай
мне слово!
– Даю, Игорек... Лилю и сына не тронут... Я испытывал
тебя... Y меня в руках против моих шефов кое-что есть. Хва тит, чтоб защитить Лилю и Димку. Ты будешь жить. Но... с
одним условием.
– С каким?
– Я отказываюсь от своего слова: этап сегодня уйдет.
– Зачем тебе нужны старухи? Девушка? Молодые ребята?
YMHpaioiixnfi капитан? Хватит меня одного.
– Они не нужны мне и поэтому побегут. Если бы ты не
проболтался Ивлевой... Она могла сказать другим.
352
– Ты врешь, Ленька! Ивлева тебе не страшна. Ее не за пугают и ей не поверят.
– Зачем же мне врать? – неуверенно спросил Орлов.
– Сейчас, а не раньше, ты испытываешь меня. Поменяю
ли я свою жизнь на восемь человек или устою. Вы ошиблись, гражданин Орлов. Не поменяю!
– Для чего мне это?
– Ты хотел доказать мне: «Ты, Игорь, такой же, как я.
Пришла смерть – откупаешься чужими жизнями. Меня тоже
заставили, а ты говорил, что я опричник. Будь ж е опричником
и ты. Тогда не упрекнешь меня». Вот что ты думал. Так или
нет?
– Да... Для этого я и приехал, – губы Орлова дрогнули.
Гримаса боли исказила побледневшее лицо.
– Тебе мало моей смерти? Хотел растоптать меня? Пре вратить в такое же животное, как и ты сам?
– Игорь!
– Я больше не скажу ни слова. Отмени этап – и я завтра
умру. Хочешь – сегодня, но отмени.
– Я не в силах, Игорь. Я отдам тебе Ивлеву и всю землян ку. Я дал команду Зотову, чтоб их оставили в больнице, кроме
Седугина. Он писал на меня донос.
– Его заставили.
– Мне от этого не легче. Седугин – тоже зверь. Он погу бил Русакову.
– Осокин, а не он. Люди полковника обманули его.
– Кто дороже для заключенных? Ты или Седугин? Ты
многим поможешь, а он?
– За зло не покупают добро. Не та цена, Леонид. Отменяй
полностью этап. Если в тебе что-то осталось от человека – сде лай это. Ты не обманешь мертвого.
– Я не совру тебе, Игорь. Сегодня я хотел покончить с
тобой. Сейчас раздумал. Но этап уйдет. В этом виноват только
я. Так надо. Ты освободишься, Игорь... Мы вместе уедем в де ревню... будем ловить рыбу... ходить за грибами... ведь ты у ме ня один... Люблю я тебя... Не зверь я... Я больной человек...
Живую душу возле себя хочу чувствовать... Тебя!
Бом! Бом! Бом! Бом! Над тайгой неслись частые гулкие
удары, похожие на колокольный звон.
353
– Подъем?! – густые брови Орлова удивленно поползли
вверх.
– Уходит этап! Гибнут люди! – крикнул Игорь Николае вич, порывисто вскакивая на ноги.
НАБАТ
БОМ! БОМ! БОМ! БОМ! Тревожным набатом гремело желе зо, и в голосе его, надрывном и печальном, Игорь Николаевич
услышал последнюю мольбу о помощи.
– Откуда ты знаешь? – растерянно спросил Орлов.
– Я сам велел ударить подъем. Ты соврал мне? Перед
смертью?
– Да, соврал.
– Спаси их!
– Они уйдут!
– И я вместе с ними. Прочь с дороги, Орлов!
– Куда ты, Игорь?! Тебя убьют!
– Знаю! Прочь с дороги!
– Тебе нельзя выходить, Игорь! Я велел Зотову...
– Убить меня?
– Велел и отменяю! От-ме-няю! Но этап уйдет! Свидетели
мне не нужны! – Орлов кричал. Лицо его вздулось и побагро вело.
– Вместе со мной! – Игорь Николаевич бросился к двери.
– Остановись! Ты не дойдешь до зоны! Зотов застрелит
тебя!
– Спасибо... брат! Прочь!
– На верную смерть никто не пойдет! Даже ты! Я пре дупредил тебя, Игорь!
– Будь ты проклят, Каин! – Игорь Николаевич отшвыр нул Орлова. Дверь с грохотом захлопнулась за ним. Почти ми нуту Орлов стоял у выхода, не смея поднять головы. Мысли
бежали и рвались, а он беспомощно озирался вокруг, словно
искал ответа здесь, в этой комнате. Игорь... Зачем я это сде354
лал?! Зачем?! Мне не нужны свидетели? Они не опасны... Y
меня проснулась совесть? Кончилась безнаказанность? Мы – братья... Игорь дорог мне... Нужен! Зачем? Отдохнуть! Уви деть другого человека, чистого, хорошего... не такого, как я
сам. Но зачем он ушел?! Я ж е предупредил его! Умереть вме сте с ними? Считает себя виноватым и платит жизнью... Да, только так... Он ничего не сделает... И пошел... Чего хотел я?
Да-да, точно... Я хотел доказать, что он уйдет... побоится... Ага пов не даст ходу документам... он обезврежен... Мы полетим
вместе... Игорь должен жить! Он не смел уходить! Не смел! Я
думал, у него не хватит сил... Но он ушел! Ушел! Почему я об манул его? Я думал, он побушует и успокоится... останется со
мной... Не остался... Я – убийца Игоря... Да! Рыбалка... Ага пов... Он может много напакостить... Игорь – человек... Иго рек... А я? Я?! Мразь! К черту все! Вернуть! Отменить! – Ор лов выбежал на крыльцо.
– Майор Зотов! Ко мне! – окрик генерала, гулкий и от чаянный, слился с одиноким выстрелом. Он прогрохотал близ ко, совсем рядом.
БОМ! БОМ! БОМ! БОМ! – стонал и надрывался одинокий
затерянный звук. Он рвался на простор, к людям, но, ударив шись о толщу вековых деревьев, глох и умирал в их чаще.
ПОДЪЕМ
– Сколько времени? – спросил Андрей, поудобнее усажи ваясь у печки.
– За полночь уже... Все спят, одни мы с тобой сумерни чаем. – Рита устало зевнула, прикрывая ладошкой рот.
– Скорей бы утро... Пройдет ночь спокойно, меня здесь
еще месяца на два оставят.
– Тебе не страшно?
– Боязно, Рита. Тебя жалко... Митю... Если бы его в воль ную больницу направили... Там сактируют – и на свободу. Мне
355
и самому не хочется с дежурными связываться. Мама старень кая... может, и найду ее... Тебя бы дождался...
Рита покраснела.
– Ты любил в речке купаться?
– Еще и как! Мы пацанами бычков ловили руками.
– Как это руками? Без удочки?
– Очень просто. Y берегов много камней, а под ними дыры
сквозные, там бычки живут. Нырнешь под воду, руками за кроешь оба выхода, бычок почувствует, что свежая вода не
проходит, и прямо в ладонь головой ткнется. За жабры его и на
берег. Принесу домой с полсотни, дома праздник. Они жареные
вкусные... Весело на речке! Жалко, что редко бывал: то газеты
разносишь, то в очереди стоишь, то сарай чужой чистишь. Зато
в свободный день до темна из воды не вылазил.
– Меня папка одну на речку не пускал, боялся, что я уто ну. В выходной мы целыми днями там пропадали. Здесь летом
дни длинные, а зимой короткие. Солнышко покажется и спря чется сразу. Я когда маленькой была, увижу, что солнце за тучу
уходит, песенку ему пела: «Солнышко родное, мое ты дорогое, свсти-свети сильнее, нам будет веселее». Пропоешь раз десять, оно один глазок покажет. Я раньше думала, что все живое: земля, солнце, звезды... А здесь как в могиле: небо и то мерт вым кажется. Скорее бы выйти отсюда.
Андрей не успел ответить Рите: кто-то легонько постучался
в окно.
– По нашу душу пришли, – тихо сказала Катя.
– Ты не спала?
– Уснешь тут... Дверь-то не открывай, Андрюша. Поперва
спроси, за каким лядом шумят. – Андрей прильнул к окну.
Темно. Пусто.
«У дверей притаились... Дежурные...» Андрей почувствовал, что у него похолодели кончики пальцев. По телу пробежала








