Текст книги "Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°"

Автор книги: Григорий Василенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)

34

Каждый раз, возвращаясь из рейса, Рамони звонил сержанту:

– Вернулся из Габона, привез ритуальную маску племени бабинга.

Назначалась встреча. Он шел в капитанерию, где его ожидали сержант и американец. В результате своих наблюдений и по отдельным репликам в ходе бесед Марчелло догадывался, что американец Фрэнк, вероятно, является кадровым сотрудником разведывательного управления министерства обороны США, ведомства, которому подчинены все военные атташе, работавшие за рубежом. У Рамони он всякий раз вызывал раздражение не только своей самодовольной бесцеремонностью и плохо скрываемым пренебрежением к итальянцам, но и тем, что беспрерывно жевал резинку.

Фрэнк во время подобных встреч строго руководствовался рекомендациями, которые содержались в ведомственных «директивах по выполнению задачи». В них, в частности, указывалось, что существует два типа руководства агентурой: «дружеское» и «циничное». То или иное следовало применять при возникновении трудностей с агентами, например, когда завербованный не знает, на кого работает. Скрытое осложнение во взаимоотношениях с Рамони Фрэнк относил именно к этому случаю. Он старался не доводить дело до разрыва из-за разочарования «подопечного» в шпионском ремесле. А проблема «разочарованных» агентов для разведывательного управления существовала. Рекомендации в «директивах» на сей счет были весьма категоричны: если все хитроумные средства не подействовали, агента нужно профессионально умело убрать. В Италии, где царил разгул терроризма, эта проблема для Фрэнка не составляла никакого труда. «Разочарованного» сдует как ветром, и никто даже не поинтересуется, куда он исчез.

В работе с Рамони американец придерживался «циничных» взаимоотношений, что соответствовало инструкции, предлагавшей для достижения цели не брезговать никакими средствами.

Формально Марчелло Рамони числился агентом итальянской СИСМИ[3] 3
  Информационная служба обороны.


[Закрыть], а музыку заказывал тот, кто платил. Платил Фрэнк, поэтому инициатива в беседах с вернувшимся из Новочерноморска агентом принадлежала ему. Сержант, как обычно, помалкивал. Рамони докладывал о выполнении задания. Информация была бедноватой. Фрэнк несколько оживился, когда услышал, что итальянец обнаружил и даже сфотографировал русские ракеты в лесу недалеко от Новочерноморска. При этом он утверждал, что никакой слежки за собой не заметил, видел только усиленную охрану, патрулировавшую вдоль шоссе. Все сходилось с ранее поступившей информацией. Фрэнк поинтересовался некоторыми деталями. Рамони со всеми подробностями рассказал, как он специально для этого устроил поездку с Ниной в ресторан «На семи ветрах». «Рассказ можно перепроверить», – отметил про себя Фрэнк. Набивая себе цену, Рамони намекнул на опасность, которой он себя подвергал.

– Как с военными кораблями русских в Черном море? – спросил Фрэнк, пропуская мимо ушей последние слова агента.

– Не видел. Шли ночью. Туман...

– Не забывали? Это очень важно для обороны южного крыла НАТО. Фиксируй, – перешел Фрэнк на «ты», – все стратегические грузы в порту, запоминай, куда они отправляются – в Африку, на Кубу, в Никарагуа...

– В Новочерноморске стояло под погрузкой много иностранных и русских танкеров. Я составил список, указал тоннаж. Вот, – протянул он лист.

– Записывай, фотографируй все, что происходит в порту.

– Это опасно.

– Мы оборудуем тайник на «Амалии».

Рамони не возражал против тайника. Он опасался хранить свои записи и фотопленки на судне, которые могли попасть на глаза таможенникам при досмотре.

Американец проявлял назойливый интерес к связям. Рамони рассказывал о знакомых среди русских в Новочерноморске неохотно, так как рассматривал их как сферу своих частных интересов. Фрэнк спокойно выслушивал итальянца и тут же спрашивал:

– Называй, с кем занимаешься бизнесом, а мы выберем, кто нам понравится.

Он дал понять упрямившемуся собеседнику, что ему известно о пристрастии Рамони к торговле в русском порту, и предложил поработать с одним из своих партнеров, обещая финансовую и материальную поддержку.

Марчелло знал пронырливого бармена Вартанова, которого и назвал как кандидата для обработки. Кратко рассказал о нем. Правда, давая ему характеристику, умолчал о провале сделки с часами. Фрэнку не совсем подходил Вартанов по своему положению. Его интересовали прежде всего военные, которые могли бы добывать информацию о ракетах, военных кораблях, штабах, научных изысканиях русских. Такого на примете у Рамони не было, поэтому пришлось остановиться на бармене.

– И дорого обойдется бармен? – поинтересовался Фрэнк.

– Курс доллара от этого не упадет, на биржах не вспыхнет лихорадка, на бюджете вашей службы тоже не скажется.

– Сколько? – сердито повторил американец.

– Пятьсот джинсов, – заломил Рамони, почувствовав, что можно сорвать куш.

Фрэнк молча пожевал резинку, но раздумывал недолго, согласился, потому что разделял убеждения сослуживцев в «непостижимости русского характера». Вербовку русского он считал чрезвычайно трудным и неблагодарным делом, памятуя, что «если кто-нибудь и становится американским шпионом, то он делает это обычно по собственной инициативе и в силу собственных мотивов».

– Имейте в виду, Рамони, – предупредил Фрэнк, – не в наших привычках расходовать деньги легкомысленно.

Заданий итальянцу с каждым разом прибавлялось. Фрэнк считал, что возможностей у агента стало больше после того, как он женился на русской. К тому же ему представлялось, что не так уж сложно в Новочерноморске навести справки о судьбе радиста «Бейсуга» Чукрина, не пришедшего в иностранный порт после попытки завербовать его.

Рамони не совсем уверенно, но обещал через Вартанова узнать, что с ним случилось. Американец намекнул, что это с меньшим риском могла бы сделать Нина, однако Марчелло категорически отказался впутывать супругу. И вообще он был против того, чтобы она знала о его связи с капитанерией.

– Мы поговорим с синьорой, – сказал сержант, не спросив на это согласия у Рамони. Американец одобрительно кивнул.

– Может, она связана с КГБ, – проронил Фрэнк, заметив, как нахмурился Рамони. – В твоих интересах, парень, чтобы мы с ней потолковали. У нас много к ней вопросов. Кстати, она знает бармена?

– Она познакомила меня с ним, – недовольным тоном ответил Рамони.

– Синьора уходит с вами? – спросил сержант. – Или остается дома?

– Дома.

– О’кей! – сказал довольный Фрэнк, а сержант, приложивший руку к запрещению выезда Нины в Новочерноморск, поджал губы.

Так совпало, что к очередному приходу «Амалии» в акватории новочерноморского порта появился задействованный в учениях небольшой военный корабль, готовый к любому маневру по задуманному чекистами сценарию. С его высокого борта все было видно вокруг как на ладони. Вахтенные со своих постов докладывали пеленги, расчетные дистанции до учебных целей.

Оставалось выжидать. Полковник Шахтанин на инструктаже особо наказывал своим подчиненным быть повнимательнее, напомнив, что в профессию контрразведчика входит умение видеть то, что не видят другие, даже события, происходящие за горизонтом.

35

По дороге к врачу Чукрина одолевали тревожные волнения, от которых наливалась свинцом голова, сжимало спазмами сердце. Он даже хотел зайти в аптеку за валидолом. До этого жизнь ему казалась такой легкой и необъятной, как безбрежная морская даль. Он скользил с ветерком по ее поверхности. И вдруг споткнулся, казалось бы, на ровном месте...

«Вы бываете в каюте капитана?» – вспомнил он вопрос допрашивавших его в полиции и нагловатую интонацию в голосе переводчика. От этого воспоминания Валеру бросило в пот. «Бываю... Докладываю телеграммы». – «А один?» – «Как – один?» – «Ну, когда там нет капитана?» – «Нет». – «Но можете зайти в каюту с телеграммой?» – «Зачем?» – «Например, чтобы в его отсутствие посмотреть документы». – «У меня нет ключа». От неожиданности Чукрин ничего другого не придумал, хотя знал, что каюту капитан на ключ не закрывал. «А мы сделаем ключ с вашей помощью». Радист доказывал, что это невозможно, что у капитана в каюте ничего нет, кроме навигационных карт. Допрашивающие сразу же уцепились за карты, а потом спросили: «Вы докладываете капитану зашифрованные телеграммы?» – «Всякие докладываю...» – «Давайте ваши шифры, и мы вас на машине подвезем к порту. Капитану объяснят, что произошло досадное недоразумение. Чем быстрее вы вернетесь на борт, тем лучше будет для вас. Скоро вас начнут разыскивать». Сделать этого Валера не мог. Он лихорадочно думал, что бы им такое сказать, чтобы они отпустили его. Искал выход из западни, в которую попал. «У меня с собой ничего нет. То, на что вы намекаете, невозможно рассказать, невозможно запомнить», – старался он уверить усердствовавшего сержанта и его коллегу из ЦРУ, избегая упоминания самого слова «шифр». Однако такой ответ их не устраивал. И снова, в который раз, ему навязывали различные условия освобождения, пока он не согласился встретиться на борту своего танкера с Фишманом. Принимая этот вариант с большими оговорками, Чукрин надеялся, что его наконец отпустят и он, оказавшись под защитой экипажа, выйдет из опасной провокации. Сержант ему объявил, что достигнутая договоренность о встрече с Яшей записана на магнитофонную ленту. Чукрин спохватился, стал горячо доказывать, что на танкере много народа, что он все время на виду у капитана и других и поэтому посещение Яшей его каюты, даже если он принесет на борт самые ходовые товары, не может остаться незамеченным. По замыслу же тех, кто настаивал на этом варианте, Яша предложит морякам свои товары и пока они их будут рассматривать, он зайдет к Чукрину в каюту и сфотографирует любую телеграмму, представленную радистом. Единственное, что Валере с большим трудом удалось выторговать, – это отложить приход Фишмана до следующего рейса. Чукрину пригрозили, что его найдут, где бы он ни находился.

Разбитый, с побледневшим лицом Чукрин зашел в каюту врача и сразу же попросил пить. Во рту у него от сильных переживаний пересохло. Григорий усадил бывшего радиста, посчитал пульс и дал ему настойку валерианы, которую тот с жадностью запил водой.

– К вам приходила жена... Вы ей все рассказали? – чуть отдышавшись, со стаканом в руке спросил Чукрин. Его безвольное лицо выражало единственное чувство – страх.

– Успокойтесь. Моя обязанность – лечить людей.

– Вы скоро уходите? – поинтересовался Валера, имея в виду отход судна.

– Завтра утром.

Он намеревался попросить доктора сказать несколько слов Яше, опасаясь, что тот, появившись на борту танкера, может наболтать лишнего. Чукрин выбрал врача не случайно. Он надеялся на него как на «нейтрального» человека, который не станет ни о чем допытываться и уж, конечно, не расскажет о его просьбе старпому или капитану.

– Ко мне может там прийти Фишман... Если вас не затруднит, скажите ему, что я приболел. В следующий раз с ним расплачусь.

– Вот что, Валерий, – твердо сказал Аринин, как говорят врачи непослушным пациентам. – Советую пойти и обо всем рассказать чистосердечно.

– Куда? – испуганно спросил Чукрин. – О чем рассказать?

– Сам знаешь, куда и о чем.

– Я ничего не сделал.

– Расскажешь о Фишмане, о фальшивых долларах, допросе. Не жди, пока вызовут. Сразу полегчает. Советую по-дружески.

Чукрин тяжело поднялся со стула и вышел из каюты.

36

Вартанов ехал на «Жигулях», машине своей тетки, по тихой малолюдной улице к Толику Красноштану, работавшему в бригаде Шепелюка, чтобы рассказать ему кое-что из состоявшегося разговора с бригадиром и задуманной им операции в порту. Он не собирался выкладывать приятелю все свои замыслы, хотя доверял Толику, не раз сводившему его с иностранными моряками, у которых Эдик скупал разные товары. Достаточно того, что скажет в общих чертах. Кое-что от сделок с иностранцами перепадало Красноштану, однако бармен, будучи фарцовщиком со стажем, нареченный такими же, как и он, «Удавом», держал «заочника» на некотором расстоянии, считая его рангом гораздо ниже себя. Кличка говорила о многом. Хватка у Вартанова была железная.

На этот раз он хотел встретиться с Толиком дома, подальше от любопытных глаз, навести справки о грузчиках бригады – кого следовало остерегаться, с кем можно договориться, а заодно попросить приятеля позвонить ему, когда теплоход «Амалия» будет на подходе и станет под погрузку.

Проезжая по одной из улиц, он неожиданно встретил супружескую чету Чукриных, с полными сумками в руках возвращавшуюся с рынка. Бармен сбавил скорость, подвернул вплотную к тротуару и, поравнявшись с парочкой, посигналил.

– Хэлло, мистер Чукрин! Можно на минутку тебя оторвать от прекрасной леди?

Чукрин опешил, увидев Вартанова. После уже состоявшегося довольно бурного выяснения отношений с барменом, требовавшим возвратить долг с процентами, новая встреча не сулила ему ничего хорошего.

Валера не остановился, сделал вид, что не замечает Эдика. Однако тот ехал пешеходной скоростью, не отступался.

– Послушай, ты, не заставляй меня вооружаться заводной ручкой, – пригрозил он.

– Что тебе надо? – не вытерпел Чукрин.

– Ах, ты не знаешь!..

– Эй! Чего пристал к человеку, – неожиданно вмешалась в разговор жена Чукрина. – А ты чего терпишь, – обернулась она к мужу. – Да заяви ты на этого хама в милицию!

Заявлять в милицию не годилось. Это понимали и Вартанов и его «оппонент». Не понимала только Аня, громко кричавшая на пристававшего к мужу Вартанова.

Редкие прохожие останавливались и с любопытством прислушивались к перепалке. Это уж Валере совсем было ни к чему. Впрочем, для Эдика уличный скандал тоже грозил большими неприятностями. Он чертыхнулся, нажал на газ, и машина, рванувшись, скоро скрылась из виду.

– Что молчишь?! – набросилась Аня на мужа. – Какие у тебя с ним дела?

– Не шуми, – попросил он ее. – Дома поговорим.

На бывшего радиста с еще большей силой навалилось чувство мучительной неопределенности и страха. «Жил себе спокойно, занимался любимым делом и вот напакостил сам себе, – сокрушался он. – Что ж, никто не виноват. Так тебе и надо. Расхлебывайся...»

Дома он загнанно метался по комнате, курил одну сигарету за другой... Вспомнил услышанное однажды (на какой-то лекции, кажется) разъяснение о том, что гражданин СССР, не совершивший преступных действий и добровольно заявивший органам власти о связи с иностранной разведкой, не подлежит уголовной ответственности. Он не знал точно содержание этой статьи уголовного кодекса (к чему это ему было тогда!), но сейчас вдруг подумал, что если пойти и сообщить, то его могут простить. И Аринин советовал. Аринин – человек порядочный, на плохое не толкнет...

На какой-то миг Чукрин вообразил, что он уже сходил куда надо, все рассказал, и ему стало так легко, свободно, словно очищение произошло не воображаемое, а самое что ни на есть настоящее, подлинное. Он решительно шагнул в кухню.

– Я пойду, Аня, – сказал дрогнувшим голосом.

– Куда?

Ему не хотелось говорить, что пойдет в КГБ.

– В милицию.

– Поешь вначале...

– Нет, нет, потом...

– Да что с тобой? – При виде страдальческого лица мужа у Ани навернулись слезы.

– Я пойду с тобой.

– Не надо. Я сам.

По дороге Чукрин, занятый своими мыслями, никого не замечал. Обдумывал, с чего начать и вообще как объяснить все то, что случилось с ним в иностранном порту. Этой части своей «одиссеи» он какие-то более или менее вразумительные объяснения находил, а вот что говорить о вывозе советских денег за границу, о преступной связи с барменом, получении от него икры и денег, о дурно пахнущей дружбе с Фишманом и ввозе контрабандным путем товаров из-за границы, в какой форме все это изложить, – Валера понятия не имел.

37

Чукрин прочитал вывеску на здании управления КГБ, и его взяла оторопь. Не сразу решился он подняться вверх по ступенькам и обратиться к дежурному. Прошел мимо. Со второго захода, вздохнув, переступил порог.

– Вы к кому? – спросил прапорщик.

– Не знаю. К кому направите...

Его принял полковник Шахтанин.

– Присаживайтесь, – показал Николай Васильевич на стул, заметив, как у Чукрина дрожали руки.

Валера присел. Чувствовал он себя крайне неудобно, часто и тяжело дышал от волнения, не знал, куда деть руки.

– Я вас слушаю, – сказал полковник.

– Я с «Бейсуга». Чукрин.

– Знакомая фамилия.

– Не знаю, с чего начать... Наверное, слышали о провокации, которую мне подстроили в иностранном порту?

– Приходилось. По долгу службы.

Николай Васильевич снял трубку, набрал номер.

– Андрей Иванович, зайдите ко мне.

В кабинет вошел майор Евдокимов.

– Садись, Андрей Иванович, вместе побеседуем с Чукриным, радистом с танкера «Бейсуг». Вы продолжайте, – обратился он к задумавшемуся посетителю.

Валера потер пальцами лоб, некоторое время молчал. Ему хотелось выглядеть бодрее, но естественной бодрости не получалось.

– Натворил я глупостей, наломал дров, пришел рассказать. В общем, так... Хотели меня прибрать к рукам, заставить работать на них, но не на того нарвались. Ничего у них не вышло.

Видя нерешительность Чукрина, ходившего вокруг да около, полковник раскрыл какую-то книжку, лежавшую на столе.

– Раз вы пришли, то рассказывайте мне по-честному. А перед этим я зачитаю вам пункт «б» статьи шестьдесят четвертой Уголовного кодекса РСФСР, чтобы перед вами был ориентир, по направлению которого следует идти. Глядишь, он поможет выбраться из дебрей, в которых вы оказались. «Не подлежит уголовной ответственности гражданин СССР, завербованный иностранной разведкой для проведения враждебной деятельности против СССР, если он во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совершил и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой».

Полковник закрыл книжку, отодвинул ее.

– Вам ясно содержание этой статьи? – спросил он.

– Ясно. Я ничего против нашего государства не делал.

– Вас вербовали?

– Пытались.

– Вы дали согласие?

– Чтобы отпустили, – поспешил ответить Чукрин.

Он начал свои объяснения с середины. Все, что предшествовало организованной натовскими спецслужбами провокации, он старательно обходил. Боялся разговора об увлечении заграничными тряпками, опасался вопросов о связи с Фишманом, который и подставил его разведке, но больше всего Валеру тревожила мысль, что в этом тихом, скромно обставленном кабинете придется рассказать о сделках с барменом Вартановым.

– Давайте начнем все по порядку, – предложил Шахтанин. – Выстроим все ваши приключения по хронологии.

И Чукрин начал рассказывать о посещении лавочки Яши, о том, как ему подсунули фальшивые доллары, как доставили в полицию, шантажировали и пытались завербовать. Кое-что он не договаривал, стремился объяснить в выгодном для себя свете, представить как безобидные, необдуманные действия, в чем глубоко раскаивался, и просил поверить ему.

– Вы ведь не один раз вывозили за границу советские деньги? – поправлял его Николай Васильевич.

– Виноват, товарищ полковник. Было дело.

– Ввозили контрабанду.

– Так, по мелочи...

– Каким образом вам удавалось провозить деньги и контрабандные товары?

– Провозил...

– Каким образом?

Чукрину не хотелось рассказывать об ухищрениях, к которым он прибегал, чтобы обмануть бдительность таможенников. Однажды он надел две пары носков, спрятав между ними, под ступнями, на время таможенного досмотра пятидесятирублевые купюры. Но рассказывать об этом у него не повертывался язык.

– Тайник был?

– Был.

– Где?

– В радиорубке.

– Точнее?

– В переборке за панелью.

– На шурупах?

– Да, – удивился Чукрин такой осведомленности полковника.

– Надо посмотреть на то изобретение Чукрина, – сказал Николай Васильевич, обращаясь к Евдокимову. Майор кивнул. – А откуда у вас деньги? Зарплата не такая уж большая...

– Спекулировал джинсами, – заметил майор.

– По мелочи...

– Сколько вы выручили фальшивых долларов в последнем рейсе?

– Двести.

– Что продавали?

– Икру.

– Сколько банок?

– Сорок.

– Дешево. Где взяли?

Чукрин не готов был к ответу. На какое-то время замялся.

– В магазине купил.

– В каком?

Чукрин молчал.

– И как это вам удалось сорок банок икры купить? – спросил Евдокимов. – Что-то не верится.

Чукрин хотел было сказать, что икру принесла из магазина жена, но вовремя осекся. Это вранье легко раскроется, так как жену он не предупредил.

– Что же вы молчите? – спросил полковник. – У кого брали икру?

– У «Удава»... – признался Чукрин.

– Кто такой?

– Бармен Вартанов из ресторана «Бригантина».

– Давайте так сделаем, – повернулся Николай Васильевич к Евдокимову. – Оформим протоколом явку с повинной. Вам, Чукрин, советую обо всем рассказать как на духу. А теперь скажите, кто из экипажа «Бейсуга» знает Фишмана?

– Доктор Аринин, Григорий Павлович. Да и не только он. Старпом.

– Обусловлена встреча с теми, кто вербовал?

– Не понял...

– Договорились о встрече с тем, кто вас вербовал?

– Ко мне должен был прийти на борт Яша. Только я бы все равно ничего ему не передал, – поспешил заверить Чукрин полковника.

– А что они от вас хотели получить?

– Хотели, чтобы я зашел в каюту к капитану в его отсутствие.

– Обещали?

– Так, кое-что по мелочи, чтобы отпустили. Ничего я бы им не дал, – твердил Чукрин.

– Вас никто не искал после списания с судна? – спросил полковник.

– Нет.

– Может, кто звонил домой?

– Да нет, кажется, никто не звонил.

– В полиции спрашивали ваш домашний адрес?

– Спрашивали.

– Где вы живете?

– На Приморской, двадцать четыре. В частном доме. Жене достался по наследству. Ее старики умерли.

– А номер телефона записали?

– Не помню. После укола не помню, что говорил, о чем спрашивали, что обещал... Не помню.

– Обо всех мелочах подробно расскажете майору. Опростоволосились вы, Чукрин, – сухо заметил Николай Васильевич.

– Черт попутал...

– Черт здесь ни при чем. Тряпки вас попутали.

Полковник отпустил Чукрина вместе с майором Евдокимовым, который непосредственно занимался его делом. Через несколько часов, прочитав протокол явки с повинной, распорядился отпустить радиста домой.

К протоколу было приложено объяснение Чукрина, которое он пожелал изложить в письменном виде на имя начальника управления.

«Я понял и глубоко осознал, насколько неправильны были мои действия, – писал Валера. – Еще больше это дошло до меня сегодня, после проведенной со мною беседы. Горько сознавать, что допускал позорные поступки. Урок на всю жизнь. Виноват.

В моей душе Родина – это честь и смысл моей дальнейшей жизни. Я прошу мне поверить и заверяю, что никогда и ни при каких обстоятельствах впредь не допущу сам чего-нибудь подобного и не позволю другим это делать».