Текст книги "Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°"

Автор книги: Григорий Василенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

30

Вечером, когда рабочий день уже закончился, в кабинете генерала Гаевого раздался телефонный звонок. Алексей Иванович снял трубку.

– Товарищ генерал, – услышал он, – докладывает дежурный, майор Евдокимов. К вам пришел заявитель, товарищ Шепелюк Петр Филиппович, бригадир грузчиков из порта.

– По какому вопросу?

– Говорит, что хочет лично вам изложить этот вопрос.

– Проводите ко мне.

– Есть.

...Петр Филиппович несмело поднимался за дежурным на второй этаж. Ни разу ему не приходилось обращаться в КГБ. Но вот закрались сомнения, подозрения... После некоторого колебания решил рассказать о странной просьбе к нему бармена из «Бригантины».

Порог кабинета Шепелюк переступил с полной уверенностью, что его поймут в таком солидном учреждении и посоветуют, как дальше быть.

Алексей Иванович усадил его напротив себя у письменного стола и спросил:

– Как там портовики справляются с планом?

– Наша бригада идет с превышением плана, а вот за весь порт затрудняюсь сказать. Хозяйство большое. Вагонов часто не хватает, краны простаивают. Дел много. Все зависит от людей, от того, как каждый относится к порученному. Чего стоит человек, видно по тому, как он трудится, а не как говорит.

Петр Филиппович вспомнил далекие фронтовые будни, свои тогдашние наблюдения на этот счет. Воевал он рядовым минометчиком, но приходилось и в разведку за «языком» ходить. Успех во многом зависел от того, с кем пойдешь. Такого принципа он придерживался и теперь, при комплектовании своей бригады портовых грузчиков.

– На каком фронте пришлось воевать? – спросил генерал.

– На волоколамском направлении, под Москвой, а после ранения – на Первом Белорусском.

– А я на Северо-Западном. Летом сорок третьего на Курской дуге был. Жарко приходилось. Да и под Старой Руссой... Так я вас слушаю, Петр Филиппович. Что привело вас к нам?

– Не знаю, с чего и начать. В общем, так. На прошлой неделе к нам домой напросился знакомый моей дочери Оксаны – Эдик, по фамилии Вартанов. Молодой такой парень, высокий, с усиками, одним словом – щеголь. Работает барменом в ресторане. Ну, думали мы с моей Варварой Федосеевной, пришел свататься. Но не тут-то было. О сватовстве ни слова. Думаю, зачем же пришел? Оказывается, желает устроиться в мою бригаду. Думаю – ладно. Слушаю дальше. Выходит, ему надо подработать на машину. Это ему-то подработать! Золотая цепь на шее, коньяк «Наполеон» приволок, говорит, только такой предпочитает. Гадаю, куда это гнет парень. Оформляться как положено не собирается. В бригаде работает крановщиком его дружок Анатолий Красноштан. Пришел он к нам, как говорят, с улицы. Хлопцы в бригаде ушлые, один к одному, их не проведешь. Парень оказался разболтанным, но принес справку, что учится заочно на третьем курсе. Посоветовались и решили принять заочника в бригаду, чтобы сделать из него человека. Скоро уже год как трудится. Возни с ним много, но мы его держим, присматриваем за ним всей бригадой. Когда надо, причесываем по-рабочему. Из разговора с барменом я понял, что замышляет он какое-то грязное дело. Может, операцию с джинсами или еще что. А я, видите ли, должен закрыть глаза.

– Петр Филиппович, а какие вы грузы обрабатываете?

– Грузим на иностранные суда пиломатериалы в лесном порту. Выгружаем что придется.

– А что собою представляют пиломатериалы?

– Доски, брусья, сложенные в большие пакеты. Кран подцепляет – и прямо в трюм теплохода.

– Ну, а если в обратном порядке, груз с борта – на берег. Можно краном подцепить?

– Конечно, можно.

– Значит, так можно и контрабанду сюда-туда переправлять?

– Мои хлопцы этим не занимаются, – твердо сказал Шепелюк.

– Я вообще рассуждаю, пытаюсь понять, что могут сделать крановщик и Вартанов. Просил же вас бармен закрыть глаза. На что закрывать?

Беседа затянулась. Время было позднее. Уже звонила жена Алексея Ивановича, справлялась, когда он придет, разогревать ли ужин или принести подушку на ночь в кабинет. Как всегда, ничего определенного сказать он ей не мог, но, услышав шутливое напоминание о подушке, пообещал не задерживаться.

– Скажите, Петр Филиппович, бывают случаи, когда, например, подняли на борт иностранного судна пакет досок, а он чем-то не понравился приемщику? Как с ним дальше поступают?

– Это редко бывает. Наша древесина на экспорт высшего класса идет.

– Но бывает?..

– Бывает. Тогда пакет с борта – на берег. Значит, попался брак. Вот и вся работа. Крановщик это мигом сделает, но по команде.

Генерал позвонил Николаю Васильевичу и попросил зайти. Полковник тут же явился. Алексей Иванович познакомил его с бригадиром, вкратце изложил существо заявления бригадира.

– Петр Филиппович, спасибо вам за то, что пришли, – сказал Гаевой. – Мы займемся этим делом. Работайте как и работали. Никаких действий против крановщика, Эдика и, возможно, других без наших рекомендаций не предпринимайте. Когда в порту появится бармен, позвоните, пожалуйста, Николаю Васильевичу, он вам скажет, что делать. Примите Вартанова без всяких подозрений, покажите, как работает ваша бригада, и все прочее. Будет проситься помочь – не отказывайте. Кстати, у вас есть на примете иностранное судно, моряки которого могут привезти крупную контрабанду?

Петр Филиппович сразу назвал:

– Это может быть теплоход «Амалия». На нем есть торгаши. Есть, наверное, и другие суда, но «Амалия» – точно.

– Расскажите, пожалуйста, об этом Николаю Васильевичу.

Петр Филиппович вернулся домой поздно. Поужинал молча. Варвара Федосеевна заметила, что пришел он не в настроении, и не спрашивала о причинах. За время долгой супружеской жизни она научилась понимать своего Филиппыча по одному его взгляду. Знала, что скоро отойдет и сам расскажет, что произошло.

А Шепелюк после беседы с чекистами сильно переживал за Оксану. Его предупредили, чтобы он никому, в том числе и домашним, не говорил о состоявшейся беседе в управлении КГБ. И тем не менее надо было как-то предупредить дочь.

Оксана тоже вернулась не в духе. Сразу прошла к отцу в комнату. А через минуту Петр Филиппович позвал жену из кухни:

– Варвара, зайди на совет.

– Что случилось? – вытирая руки о фартук, спросила Варвара Федосеевна. В комнате она застала немую сцену, Оксана стояла перед отцом с опущенной головой.

– Я институтов не кончал, – заявил глава семейства, – дипломатничать не умею, секретов от вас у меня нет, так что говорю прямо: чтобы ноги этого шалопая больше в нашем доме не было. Ясно?

– Чего уж ясней, – вздохнула Оксана. Она привыкла безоговорочно слушаться родителей, и никаких возражений у нее против сегодняшнего запрета тоже не было. Тем более что Эдик ей нисколько не нравился. Она и сама пожалела, что привела его на квартиру и познакомила с родителями. Но как было отказать... Могла, конечно, посоветовать идти прямо в бригаду и там с отцом обговорить все дела с устройством на работу. Могла, а вот промашку сделала – привела домой...

Откуда было знать девушке, что менять свое место за стойкой бара на работу портового грузчика Вартанов не собирался, что ему непременно требовалось познакомиться с Шепелюком, войти к нему в доверие и прикинуть, способен ли отец Оксаны пойти на то, чтобы «не заметить» операцию по перемещению контрабандных товаров при обработке судна «Амалия». А сделать это сподручнее всего было именно в квартире Шепелюков, в непринужденной домашней обстановке.

– Папа, извини, пожалуйста. Я ведь не знала, что так получится. Говорил, что хочет поработать в бригаде...

– Работничек... – ворчал Петр Филиппович. – Надо подальше от таких. В общем, будь поразборчивее в знакомствах.

31

Аринина пригласили на беседу в управление КГБ после того, как «Бейсуг» возвратился из рейса и в пароходстве стало известно о происшествии в иностранном порту, случившемся с радистом.

Генерал Гаевой и полковник Шахтанин с интересом слушали его неторопливый обстоятельный рассказ о Чукрине и Фишмане, отмечая про себя тонкую наблюдательность и завидную память врача. Контрразведчики внимательно проследили действия радиста, сопоставляя их с другими, поступившими к ним ранее сведениями о провокации, о поведении Чукрина дома и за границей и его связях с местными фарцовщиками. В управлении уже знали, что Чукрин перед рейсом встречался с Вартановым, а после плавания между ними разыгрался скандал, который грозил перерасти в драку, причем бармен требовал выплатить ему неустойку.

Из всего этого Шахтанин делал обоснованный вывод, что между двумя дельцами была заключена сделка и что радист находится в долгу перед Вартановым.

– Григорий Павлович, как по-вашему, Чукрин способен на предательство? – спросил генерал.

Аринин после небольшой паузы с уверенностью заявил, что радист склонен разве только к мелкой фарцовке, а на предательство не пойдет. В подтверждение этой мысли он сослался на то, что в полиции Чукрин, видимо, не скис, сопротивлялся, так как его допрос затянулся до утра.

– Полиция не смогла скрыть задержание Чукрина, – сказал Николай Васильевич генералу, – а это большой прокол в задуманной ими провокации. Где у них гарантия, что радист нам не расскажет обо всех своих перипетиях, о взаимоотношениях с лавочником Яшей? А то, что эти взаимоотношения были нечистыми, вытекает из наблюдений Григория Павловича.

– Я в этом уверен, – подтвердил врач.

– Итак, что же нам остается?.. – Алексей Иванович задержал взгляд на Аринине.

– Думаю, что Чукрин все расскажет, – высказал свое мнение врач. – Он относится к тому типу людей, которые сначала напакостят, а потом ужасаются тому, что натворили.

– Просьба к вам, Григорий Павлович: как только увидите радиста – посоветуйте ему зайти к нам и обо всем чистосердечно рассказать.

– Хорошо.

– Это первое. Второе: в очередной рейс он не идет. К удовольствию капитана, списался сам.

– Еще бы, – заметил Шахтанин. – Вынужден списаться. Запутался – и в кусты.

– Не исключаем также, – продолжал генерал, – что Фишман или кто-нибудь другой будут наводить о нем справки. Что, мол, случилось, почему остался дома? Если до этого дойдет, скажите, что заболел, выздоровеет – явится. Можете даже привет от него передать.

Григорий Павлович обещал все сделать, как ему было сказано. Прощаясь, генерал поблагодарил его и попросил позвонить, если к нему наведается Чукрин.

– Так что у нас есть о Фишмане? – спросил генерал Николая Васильевича после ухода Аринина.

Полковник сообщил.

...Фишман, Яков Абрамович. До того, как в 1975 году эмигрировал из СССР в Израиль, занимался фотографией на одесском рынке. Зазывал любителей покрасоваться в фанерном самолете на фоне зеленых облаков или в черкеске с кинжалом и газырями, а то и верхом на деревянном рысаке.

Кроме того, подрабатывал в оркестре на похоронах, играя на трубе или на барабане. Оркестр состоял из четырех человек. Помощникам Шахтанина удалось двоих разыскать и побеседовать.

Но главным занятием Фишмана была спекуляция дефицитными товарами, которые он доставал у своих многочисленных «приятелей» на базах.

В 1971 году судим за спекуляцию. Возвратившись из заключения, разыскал каких-то родственников в Израиле, те прислали ему вызов, и он уехал к ним. В Израиле долго не задержался, перекочевал в Австралию, жил в Канаде и в США. Потом обосновался в Италии и открыл свою лавочку поблизости от порта.

– Фишман, разумеется, осведомлен о жизни в СССР, – говорил Николай Васильевич, – охотно вступает в контакты с советскими моряками. Болтлив. Старается показать себя своим человеком. Трусоват, угодлив и назойлив. По-прежнему увлекается фотографией. Любит прихвастнуть своей материальной обеспеченностью, располагает деньгами. Открытых антисоветских выпадов при общении с нашими людьми не допускает, но всегда себе на уме, что-нибудь подсовывает в своем магазине, вроде пластинок с записью эмигрантских песенок. Специализируется в основном на скупке советской валюты. Связан с меняльными конторами. Торгует в своем магазине только на советские рубли и нередко по заниженным ценам.

– Хорошо. Это, так сказать, его официальная вывеска, как и у многих других владельцев «русских» магазинов в иностранных портах. А что он делает, прикрываясь этой вывеской?

– Многие торгаши такого пошиба сбывают залежалую антисоветчину и выполняют заказы спецслужб, то есть не только скупают советскую валюту по курсу «черного рынка», но и пытаются выуживать у советских моряков, вроде Чукрина, различные сведения шпионского характера, занимаются активным изучением наших граждан, посещающих их лавочки, организуют провокации и наводят разведку на клиентов, замешанных в спекулятивных сделках за рубежом. Одним словом, на подхвате у своих хозяев.

Выслушав полковника, генерал сказал:

– А ведь Фишман и в самом деле боится, что затеянная с его участием провокация в отношении Чукрина может скомпрометировать его и придется ему закрыть свою лавчонку. Нам надо это иметь в виду. Он может кое-что рассказать дополнительно. Да и разоблачить его следует как агента спецслужб, чтобы он больше не занимался грязными делами и чтобы наши люди знали его истинное лицо.

Генерал и полковник еще долго обсуждали непростую задачу по ограждению советских людей от происков натовских спецслужб и переметнувшихся к ним отщепенцев.

– Николай Васильевич, а на какой улице живет Чукрин? – вспомнил генерал незаконченный разговор.

– На той самой...

– Ну вот, круг замкнулся. Значит, не случайно они фотографировали улицу?

– Его дом попал на фотографию. Такой невзрачный, весь опутан виноградом, даже окон не видать.

– Им нужен не сам дом, а его жилец. Выходит, они знают адрес Чукрина...

32

Аринин вышел из здания, где с ним только что беседовали, под впечатлением весьма доброжелательного разговора, мало вязавшегося с остротой обсуждаемой темы. Мимо шли прохожие, занятые своими делами. Судовой врач тоже не раз проходил мимо этого здания, не останавливаясь и не задумываясь над тем, кто в нем работает, чем заняты, чем обеспокоены. Беседа приоткрыла ему глаза на то, что на поверхности повседневной будничной жизни почти не видно.

Григорий некоторое время постоял, раздумывая, куда ему идти, какие у него еще остались дела в городе. Готовясь к очередному рейсу, он уже перебрался из гостиницы на танкер, стоявший под погрузкой. Как всегда, в рейс он брал одну-две книги из появившихся на прилавках новинок. Состоявшийся с ним разговор натолкнул его на мысль купить что-нибудь из чекистской тематики. С этим намерением он и пошел на троллейбусную остановку, чтобы доехать до книжного магазина и киоска, в которых обычно покупал «Роман-газету».

В троллейбусе Аринин неожиданно увидел Оксану. Узнал ее не сразу. Может, из-за его пристального взгляда она обернулась, и Григорий поздоровался с ней. Они сошли вместе.

– Вы далеко путь держите? – спросил Аринин.

– В магазин за грампластинками.

– Тогда и я с вами. Можно? Куплю что-нибудь в рейс.

В музыкальном магазине они вместе читали длинный список. Оксана купила две пластинки с записями песен военных лет, а Григорий, тоже две, – с русскими романсами. Тут же, у прилавка, девушка протянула одну из своих пластинок врачу.

– Это вам, – сказала она. – А вторая – папе подарок. Он у нас фронтовик. Любит песни времен Великой Отечественной. Завтра у него день рождения.

– Спасибо, – ответил Григорий, – не откажусь. Прошу принять и от меня подарок для именинника.

Оксана не сразу взяла пластинку из рук Аринина.

– Берите, берите. Скажете, что дарите и русские романсы. Они ему понравятся.

Оксана поблагодарила за подарок, и они снова двинулись по шумной улице, теперь уже направляясь в книжный магазин. Здесь Аринин попросил продавщицу показать все, что есть о чекистах.

– Вы меня все больше удивляете, – тихо сказала Оксана, когда продавщица отошла от прилавка.

– Чем же?

– Русские романсы и литература о чекистах.

– Это очень близко. Уверяю вас...

Продавщица вернулась ни с чем, развела руками. Посоветовала пройти в букинистический отдел и посмотреть там. Единственное, что ему удалось найти, – это потрепанную и зачитанную «В августе сорок четвертого» В. Богомолова.

С этой покупкой они и вышли из магазина.

– Кстати, мой дед – тоже фронтовик, служил хирургом в морском госпитале и тоже охотно слушал песни Великой Отечественной.

– Значит, династия врачей Арининых?

– Да, своей профессией я обязан деду. – Аринин вздохнул. – Любил русские романсы... Мама хотела видеть меня художником или музыкантом. Купила пианино. Но не вышел из меня ни художник, ни музыкант. А сколько она слез пролила, узнав, что по распределению попал на флот судовым врачом. А во всем «виноват» дед.

Оксане нравилось слушать Григория. Говорил он медленно, без ненужной игривости, не старался ей понравиться.

Ему пора было возвращаться на судно. Они остановились, помолчали. Аринин раскрыл книгу и прочел вслух эпиграф:

– «Немногим, которым обязаны очень многие». Это о чекистах, – сказал он. – Хорошо сказано!

– Потом расскажете. Я не читала...

– Зачем же рассказывать? Вернусь и дам вам книгу.

Григорий подал ей руку. Прощаясь, Оксана хотела сказать, что, если он не возражает, придет его встречать. Но не сказала, постеснялась. А сам он не попросил об этом. Даже не намекнул. «А может, намекнул? – тут же подумала девушка. – Ведь сказал же: вернусь и дам книгу».

33

Списавшись на берег, Чукрин устроился работать в дом отдыха «Горный ручей». Ему хотелось затеряться. После работы отсиживался дома, по возможности избегал встреч со знакомыми и друзьями. В выходные дни копался в моторе своего «Запорожца».

Жене объяснил смену работы тем, что надоело болтаться в море, часто и подолгу расставаться с семьей и со своими стариками, которым было уже за семьдесят.

– Хочу пожить спокойно, без качки. Да и сердечко... того... что-то пошаливает, – страдальчески говорил он жене.

Аня выслушивала, с подозрением отмечала, как он прячет от нее глаза, и все больше убеждалась, что все, о чем он ей говорил, придумано им, что истинные причины ухода с танкера он скрывает.

С каждым днем Чукрин все больше замыкался в себе. Жил настороженно, как загнанный.

– Что с тобою? – как-то спросила его жена.

– Нездоровится. Что-то с головой...

– Сходи к врачу.

– Еще чего... Пройдет.

«Может, в самом деле заболел? – подумала Аня. – А я со своими дурацкими подозрениями...» У нее возникла мысль поговорить с судовым врачом, который знал Чукрина не один год.

...Григорий выслушал ее внимательно, ответил, что ничего серьезного у ее мужа раньше не замечал, он вообще обращался к нему довольно редко.

– Если Валерий жалуется на сердце и головные боли, – посоветовал Аринин, – то пусть обратится к врачам в поликлинику.

Григорий знал, почему Чукрин поспешил списаться с судна, но говорить об этом своей посетительнице не считал вправе.

Чукрина поняла, что врач тоже что-то скрывает. «В поликлинику...» Она пошла к капитану. Тот сказал ей: Чукрин подал заявление с просьбой о списании его на берег по собственному желанию, и он удовлетворил это его желание.

– Все вы заодно! – недовольно бросила Аня капитану.

У трапа на вахте стоял матрос Перебейнос. Она его знала. Проходя мимо, раздражительно спросила:

– Ты тоже будешь темнить, что с моим случилось?

Перебейнос помялся, поняв из ее вопроса, что ни капитан, ни врач не сказали Чукриной о том, что произошло во время последнего рейса с ее мужем. Ему не хотелось выдавать Валеру, но, припомнив, как долго он с механиком ждал радиста у универмага и как им влетело от старшего помощника за то, что они якобы бросили в городе своего товарища, Перебейнос не мог простить Чукрину вранье, к которому тот прибег после возвращения на судно, свалив все на механика и матроса, уверяя старпома, что он пришел к универмагу вовремя, но их там не оказалось.

– С этим делом связано, – буркнул вахтенный и выразительно щелкнул пальцем по шее. – Только я ничего вам не говорил. Поняли? – поспешно предупредил он, увидев, как в ее глазах засверкали злые огоньки.

Аня не шла, а бежала домой. Чукрин еще не приходил с работы. Она не стала готовить ему ужин. Сидела на кухне хмурая, как туча.

– В забегаловке был? – грозно спросила она, как только муж переступил порог дома.

– С чего ты взяла? На работе малость задержался.

– Забыла... Сегодня же танцы. Пластинки крутил на танцплощадке.

– Перестань.

– За что тебя списали с судна?

– Я сам списался.

– Объясни почему? – наступала на него Аня.

– Я уже говорил тебе.

– Не верю! Я была у капитана и врача. По кабакам шлялся!

Чукрин чертыхнулся. Рассказывать жене обо всем, что с ним произошло, он был не намерен. Правда, уже не раз думал поделиться, снять с себя тяжесть. Но теперь он особенно почувствовал, что она его не поймет, даже не посочувствует, может, даже выгонит из дома, который считала своим: он ей достался по наследству от родителей.

– Довольно с меня! – стукнул Чукрин по столу кулаком. – Все ты знаешь, все тебе не так. Не доводи меня, не то я...

– Люди на суда просятся, – продолжала супруга, – а тебя списали за пьянку. Нашел себе работенку – крутить пластинки.

– Заладила... Когда покупали машину, одевал и обувал, был хорош. Быстро ты... Тебе на мое здоровье наплевать.

– А что с твоим здоровьем? Врач сказал, у тебя все в порядке. Болеешь – так иди в поликлинику. Кстати, Аринин советовал.

Чукрин старался сдерживать себя. У него и без этого скандала разламывалась голова от не покидавших ни на минуту мрачных дум. Он вышел во двор, присел под окном на скамейку, на которой были разложены куклы и другие игрушки маленькой дочки, игравшей сейчас где-то со своей соседской подружкой.

«Что делать? Что делать?» – спрашивал себя Чукрин.

Решил на следующий день пойти к Аринину.