Текст книги "Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°"

Автор книги: Григорий Василенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

23

Установить личность Телкина поручили оперуполномоченному Сергею Панову. Он сразу же загорелся этим заданием, стал осаждать меня многочисленными вопросами о помощнике старосты и его конкретных преступлениях. Я дал ему протокол допроса Швачко и сказал, что больше того, что в нем записано, ничего не знаю. У меня не было особого интереса к Телкину, так как если даже Панову удалось бы разыскать его, я не ожидал от него получить новые сведения о Кнехте.

– Найдем! – уверял меня Сергей. – И месяца не пройдет, как перед тобой собственной персоной явится гигант мысли. При условии, конечно, если он не додумался заменить свою фамилию и не пустился в путешествия в трамваях по Европе или на баржах по Великим озерам Нового света. Фамилия Телкина настраивает меня на оптимистический лад, – шутил Сергей. – Не додумается он изменить фамилию. Иначе бы его немцы назначили старостой, а не помощником.

– А на что настраивает тебя собственная фамилия?

– Давай заглянем в толковый словарь, разберемся в корне...

– У тебя есть теперь с кем разбираться. А настраивает она тебя, чудака, без толкового словаря, – на женитьбу.

– Заметно?

– Очень даже, если смотреть в корень, как говаривал Козьма Прутков.

Сергей собирался жениться на Жене, работавшей секретарем отдела, и уже прикидывал свадебные мероприятия, которые нелегко было устроить ему и Жене на свои довольно скромные оклады. А он хотел объять необъятное – пригласить всех знакомых на свое торжество. Подготовка к свадьбе, впрочем, не сказалась на усилиях Сергея в розыске. Уже через несколько дней он с шумом влетел ко мне в кабинет с бумажкой в руках.

– Не вовремя ты вылез со своим Телкиным Дмитрием Осиповичем, девятьсот четвертого года рождения, уроженцем и жителем села Старое Вязовое, – упрекал меня, в шутку, конечно, Сергей. – Раньше бы или позже, но не перед свадьбой же!

Я понял, что ему удалось «зацепиться» за Телкина, и попросил показать бумажку, по которой он читал его установленные данные.

– Обожди, не торжествуй, шампанское не открывай, если можно, дай стакан воды из графина. Этого пока вполне достаточно.

Оказывается, Телкин значился в розыске как пособник, убежавший с фашистами при их отступлении. Розыск облегчался тем, что известны были все его родственники, проживавшие в селе, где он служил у немцев, имелись фотографии, свидетельские показания.

– Не найдешь – придется тебе отложить свадьбу, – сказал я Сергею.

– Из-за какого-то Телкина, всего лишь паршивого помощника, а не старосты или бургомистра, приходится уезжать от Жени! – сокрушался Сергей. – Столько дел, а тут твой Телкин...

– Ничего, злее будешь, управишься до свадьбы.

– На телеге не поспешишь, – махнул рукой Сергей.

– Тише едешь – дальше будешь... В старину успевали на телегах, месяцами тряслись по дорогам с важными государственными указами. И свадьбы справляли на телегах. А теперь, если бы ты даже хотел прокатиться с Женей, не найдешь в городе пару лошадей. Их тоже повыбила война.

Перед командировкой Георгий Семенович напутствовал Сергея, что и как надо сделать. Закончил инструктаж размышлениями Феликса Эдмундовича Дзержинского о чистых руках, которыми должны обладать чекисты.

– Садясь за рабочий стол, принимаясь за дело, посмотри на свои руки, – наставлял Георгий Семенович. – Они должны быть всегда чистыми, вымыты щеткой с мылом так, как хирург моет свои руки перед операцией, чтобы не занести инфекции. Не забывай, что тебе тоже предстоит операция – правда, иная, но тоже связанная с человеком.

В шкафу у Георгия Семеновича всегда висело небольшое чистое полотенце, а на полке лежало мыло в мыльнице. Я не раз видел, как он брал полотенце и шел в умывальник, а потом, возвратившись, с удовольствием говорил:

– Вымоешь руки, и на душе становится легче, приятно взять бумагу, ручку, работается веселее.

Мы-то, конечно, понимали, что о чистых руках он говорил не в буквальном смысле.

На следующий день Сергей на рейсовом автобусе отправился в командировку.

В Старом Вязовом Телкина, как и следовало ожидать, не оказалось. Его жена, добросовестно трудившаяся в колхозе, и родственники, и соседи не знали, где он находится. Они пытались у Сергея навести справки о Телкине, подозревая, что он арестован. Их можно было понять. Жена осталась с тремя детьми, школьниками, но не плакала, а сурово осуждала Телкина за то, что тот связался с оккупантами и теперь ей проходу нет на селе. Она просила Сергея передать ему, когда найдем, что намерена развестись с ним, чтобы дети не страдали из-за такого позора. Допрошенные Сергеем свидетели показали, что во время оккупации Телкин выслуживался вовсю перед гитлеровцами, рьяно выполняя все их распоряжения, составил список коммунистов села и участвовал в их аресте.

«...Ранним утром 9 января 1942 года кто-то настойчиво постучал к нам в окно, – писала в своих показаниях свидетельница Пузина В. И. – Я накинула платок и подошла к окну. На улице стояли помощник старосты Телкин Дмитрий Осипович и три немецких солдата с автоматами. Телкин тарабанил палкой в окно. До меня сразу все не дошло, что нас ожидает, но я вся тряслась со страху и не знала, что делать. Открывал дверь мой муж – Пузин Петр Николаевич. Телкин тут же сказал ему, чтобы он одевался. Муж кое-как собрался, и его увели. В тот же день мужа, а также односельчан, членов ВКП(б) Миронова А. Т., бывшего председателя колхоза, Зуева Г. Р. и Никашкина И. Г., расстреляли за селом в овраге. Мой муж работал учителем в нашей школе, состоял в партии с 1929 года».

– Достаточно? – спросил меня Сергей, возвратившийся из командировки. – Или еще?

– Достаточно.

– Допросил я всего шестнадцать свидетелей. Все в один голос подтверждают, что именно Телкин составил список коммунистов и лично участвовал в аресте и расстреле четырех человек в январе сорок второго, перед самым отступлением немцев. Это, конечно, не все его черные дела. Он отобрал у односельчан для фашистов много коров, собирал валенки, теплую одежду. Одни во время допросов плакали, другие уже выплакали все слезы, глаза у них сухие, красные...

Оставалось найти Телкина. Для этого следовало еще раз побывать в селе. Может, кто из родственников или близких дружков Телкина и знал, где он находится, но на допросах Сергею никто ничего об этом не сказал. В селе жили мать, жена, дети... Трудно Телкину удержать себя от связи с ними.

– После свадьбы сразу поеду и без Телкина не вернусь, – сказал Сергей.

– Умчишься на второй день?.. Бросишь жену, вещмешок – за плечи, палку в руки и – в Старое Вязовое искать Телкина? Нет уж, товарищ Панов, я сам поеду.

Георгий Семенович согласился с моими доводами, что ехать в Старое Вязовое сподручнее мне.

В селе кое-кто остался из приятелей Телкина, но они помалкивали, были на его стороне еще по периоду раскулачивания, когда Телкиных Советская власть лишила мельницы на речной запруде и изъяла из их амбаров много хлеба. Еще тогда, затуманенный злобой, в разорванной рубахе, без шапки, Дмитрий Телкин бегал по селу с топором в поисках председателя сельского Совета. Повыбивал все стекла в окнах избы-читальни, сельсовета, требовал возвращения мельницы и хлеба, а ночью пытался поджечь сарай, в который сложили изъятые мешки с зерном.

– За это его судили. Два года отсидел в тюрьме, затаился, – рассказывал мне председатель сельского Совета, когда я у него поинтересовался, почему Телкин пошел на службу к немцам. – В Новом Вязовом, километрах в пяти от Старого, живет его Любка, по-уличному – Рябая. У нее, как судачат деревенские бабы, растет малец от Телкина. Она хотела выйти замуж. Узнав об этом, Телкин явился к ней навеселе и в потасовке выбил ей глаз. Выходит, из-за любви. Так она и осталась не то в девках, не то в бабах. Недавно прошел слух по селу, что Любка наведывалась к матери Телкина.

Председатель осторожно подводил меня к мысли, что Любка может что-то знать о месте пребывания Телкина.

На следующий день после этого разговора с председателем я отправился пешком в соседнее село, разыскал бригадира, недавно уволившегося из армии сержанта, и повел разговор о скрывающихся немецких пособниках, предателях, карателях, у которых кровь на руках.

– У нас нет таковых, товарищ капитан, – заявил вчерашний сержант. – У нас все на виду.

– Телкина Дмитрия из Старого Вязового знаете?

– Еще бы. Плюгавый такой, смотреть не на что, а извергом оказался первостатейным. Только у нас, в Новом, такие не водятся, – с гордостью повторил бригадир.

– Говорят, у вас живет его любовь – Любка Рябая.

– Любка есть. Дояркой работает, любого мужика за пояс заткнет, но рябая. Это верно.

– Может, она знает, где Телкин?

– Вряд ли. Откуда ей?

– Мальчишка у нее от кого?

– Постой, постой, – вдруг что-то припоминая, уставился на меня бригадир. – Недавно наша почтальонша искала ее, кто-то ей письмо прислал. Отродясь никто не писал, а тут вдруг...

– Откуда было письмо?

– У почтальонши надо спросить. Она знает. Я спрошу.

– Не надо. Пошлите Любку в контору, я с ней побеседую.

Бригадир посмотрел на часы, напомнил, что время обеденное, и пригласил меня домой, извинившись, что специально не готовился и не знает, что жена приготовила к обеду.

Я сразу же согласился, так как проголодался и не знал, где придется обедать.

По дороге домой бригадир все расхваливал Любку.

– Все бы так работали в бригаде, как она, не такой бы был наш колхоз. Многие уши навострили на город, а она к земле приросла и никуда не собирается.

Я молча слушал бригадира, и у меня постепенно складывалось убеждение, что Любка должна рассказать, если она что-то знает о Телкине.

После обеда я встретился с ней в колхозной конторе. Кроме нас двоих, там никого не было. Ходики, висевшие на простенке, громко стучали в пустом помещении.

Любка молча присела на скамейку, опустив голову. Темный платок до самых бровей закрывал ее лоб и почти все лицо.

– Вы знаете, зачем я вас пригласил?

– Скажете.

– Где проживает Дмитрий, служивший помощником старосты в Старом Вязовом?

Я умышленно решил напомнить об этом, чтобы для нее были понятны причины моего интереса к Телкину.

Любка не удивилась вопросу, не подняла головы, только стала перебирать заскорузлыми пальцами бахрому на кончике платка, свисавшего поверх телогрейки. Я не торопил ее с ответом. Видел, что она борется с собой и не знает, как начать, а может, опасается сразу сказать.

Я смотрел на стучавшие ходики, видел, как быстро в ту и другую сторону прыгал маятник и незаметно перемещалась минутная стрелка. Надо было как-то помочь Любке начать говорить. Я не знал, как она воспримет, если сказать, что он погубил людей, у которых остались жены и дети, которые никогда не забудут страшного горя. Она могла напугаться и совсем замкнется. Разговор на эту тему следовало пока оставить в резерве, на крайний случай...

– Так и будем молчать?

– Не знаю, где он, – услышал я тихий подавленный голос, никак не подходивший к ее мощному телосложению. – Но раз вы приехали, значит, вам уже наговорили про меня и про письмо. А он не писал, где проживает, а пишет, что жив-здоров, того и нам желает. Просил проведать мать, но чтобы жена не узнала. Письмо я носила матери, и сразу мы спалили его, как было прочитано.

Мне показалось, что Любка облегченно вздохнула, словно освободилась от тяжести, и даже подняла голову.

– Откуда же было письмо? – не терпелось мне узнать.

– Клава, почтальонша, сказала: из Клайпеды. Обратного адреса не указано. Я не хотела его брать, – заключила Любка так, будто жалела, что взяла все-таки.

– Почему не хотели?

– Раз уже было. Присылал кто-то доплатное, со всякими угрозами и пакостями.

Я извинился за неуместный вопрос, переспросил, не ошибается ли она насчет Клайпеды, а потом попросил бригадира поговорить с Клавой.

В темноте я вернулся в Старое Вязовое. Председатель сельского Совета все еще сидел за столом и при тусклом свете керосиновой лампы составлял какую-то сводку в район.

– Как успехи, капитан? – спросил он меня, не отрываясь от бумаг.

– Ничего, – ответил я ему.

– Садись, отдыхай. До тебя приезжал еще Панов, разбитной хлопец. Мне б такого председателем в колхоз. Привет ему передавай.

Я обещал передать.

– А что же он не приехал? – снова спросил председатель. – Или секрет?

– Никакого секрета, женится...

– Все ясно. Тогда передавай и поздравления. А у нас что-то никто не женится. Не за кого девчатам замуж выходить. И на трудодни им остается нынче по двести пятьдесят граммов, – с горькой озабоченностью добавил председатель и посмотрел на меня – понимаю ли я, что это значит. Я все не только понимал, но и переживал вместе с ним. Долго он мне рассказывал о положении дел в колхозе, о послевоенных лишениях, но считал, что и в этих условиях колхозникам надо давать больше на трудодни.

Управившись со сводками, председатель предложил переночевать у него, но я решительно отказался, чтобы не доставлять ему лишних хлопот. Кое-как прокоротал ночь здесь же, в закутке сельсоветского дома, сдвинув вместе две скамейки и положив под голову стопку газет. А рано утром уехал с ним на телеге в райцентр. Он – со сводками, а я – с думами о Телкине и Клайпеде. То была моя личная «сводка» о командировке. Правда, я не знал, подтвердится ли она, но не сомневался в полезности добытых данных. Телкина надо было найти и судить за преступления, которые он совершил.

На первом же совещании у Льва Михайловича и Георгия Семеновича Сергей попросил направить его в командировку в Клайпеду. А когда мы, втроем, вышли от Кухарского, вдруг напомнил о предстоящем семинаре в вечернем университете марксизма-ленинизма.

– Мы с тобой, Алеша, уже пропустили один из-за герра Телкина. Так можно получить приглашение на партком.

– Какая тема? – спросил Георгий Семенович, слушавший наш разговор.

– Философская. «Теория познания». Надо готовиться.

– А как обстоят дела с политэкономией? – спросил Георгий Семенович Сергея с усмешкой и посмотрел на меня.

Сергей часто рассказывал о преподавателе, с которым любил поспорить на семинарах, задавал каверзные вопросы. Преподаватель повторял сказанное слово в слово, не уклоняясь от конспекта, и спрашивал: «Теперь дошло?» – «Не совсем», – храбро признавался Сергей. «Ну ничего, дома дойдет», – кивал преподаватель. «Вы уверены?» – «Уверен, если как следует проштудируете первоисточники. Читайте «Капитал» Маркса. Книга написана для рабочих, товарищ Панов, в ней вы найдете ответы на все ваши вопросы».

Сергей в который раз пересказывал Георгию Семеновичу, как он понимает земельную ренту и как ее трактует преподаватель, который настоятельно советовал ему придерживаться мнения автора «Капитала». Он умел копировать экономиста, и Георгий Семенович от души смеялся.

– Вот что, – предложил Георгий Семенович, – идите и готовьтесь к семинару. А после поезжайте куда-нибудь за город, отдохните. Только дежурному скажите, где будете.

Мы обрадовались такому великодушию начальника и тут же решили съездить за картошкой в близлежащий район, а на обратном пути «выбраться на природу», побродить по осеннему лесу.

24

Сергей вернулся из Клайпеды и рассказывал о результатах своей командировки все время, пока мы тряслись в кузове грузовика по пути в ближний колхоз, в который ехали за картошкой. Командировка Сергея была, как явствовало из его рассказа, успешной. Телкина-Теткина нашли в порту. Додумался он изменить только одну букву в своей фамилии, а все остальное сохранил, но и этим задал работу розыскникам.

– С фотокарточкой в кармане, – рассказывал Сергей, – спрашиваю у одного бородатого морского волка: где можно найти Теткина? «Кто будешь?» – интересуется волк. «Земляк». – «Проходи».

...У дальнего причала стояли рыболовные траулеры, катера, лодки. Панов нашел старый катер, плавно покачивающийся на незаметной волне. Телкин спал. Он и жил на катере. Считал, что там его не найти. Панов посмотрел на него и на фотографию – он! Растолкал, задал пустопорожний вопрос:

– Есть свежая рыбка?

– Кто будешь? – точь-в-точь как бородатый моряк, настороженно спросил тот.

– Земляка не узнаешь?

– Что делаешь на борту? – грозно зарычал Телкин на Панова.

– Привет тебе от Любки привез, а ты со мной так неделикатно. Нихт гут. Так есть рыба или нет? – балагурил Сергей лишь для того, чтобы рыбак пришел в себя.

Телкин хотя и петушился, но уже почуял опасность.

– Я тут капитан, – хмуро сказал он. – А ну – вон с борта!

По рассказу Сергея, все было так просто и легко. И Телкин сам своей суетой и крикливостью обнаружил свой испуг.

– Выходит, как только приехал в Клайпеду, так сразу же на борт к Телкину-Теткину, – заметил я, слушая его рассказ.

– Ну, не сразу, а через неделю нашли.

– А обыск почему не провели?

– Так у него на борту ничего не было. Пистолет, записная книжка и зажигалка были при нем, изъяли. Остальное ты знаешь.

Телкин был арестован с санкции прокурора и этапирован из Клайпеды.

– Знаю. Но давай подумаем о... картошке.

Сергей усмехнулся.

Стояли тихие осенние дни. После дождей вновь проглянуло солнце, просушило землю, в воздухе летала паутина. На полях все еще убирали картофель и свеклу, кое-где рокотали тракторы.

Купив в селе по мешку картошки, мы уговорили шофера подождать нас, пока поищем грибы в ближайшем лесу. Шофер авторитетно заявил, что в таком лесу никаких грибов нет и быть не может, а поэтому он лично предпочитает поспать на сиденье. Сергей же был настроен оптимистически – прихватил с собой ведро и нож. Разгребая длинной палкой листья и высокую, еще зеленую траву, он все больше углублялся в лес в надежде найти поляну, на которой сразу можно набрать ведро грибов. Поляны попадались, но грибов не было, и Сергей стал мечтать уже не о ведре, а об одной сковородке.

– Слушай, почему это предатели не перевелись на земле? Веками к ним такое презрение, а они появляются, особенно в войну, как грибы после дождя? – заговорил вдруг Сергей, потеряв, видимо, надежду найти лесные трофеи. Он устал бродить по мягкому лесному ковру. В его пустом ведре покоилось несколько хрупких розовых сыроежек. Весь сбор.

– Почему вспомнил в лесу о предателях? Вернемся домой, я постараюсь изложить свою точку зрения. Тут без философии не обойтись. А сейчас она будет тебя отвлекать, просмотришь грибы.

– Мы же с тобой как раз учим философию, у профессора Бочкина ты на виду. Так что давай.

– Не в лесу же...

– А где?

– На семинаре. Зашли мы с тобой далеко, и в голове у тебя философия, а не грибы, пора возвращаться.

Я раздумывал над вопросом Сергея. Мне казалось, что сущность человеческой натуры проявляется в критические минуты жизни. На войне критических ситуаций не занимать. Но Телкина перетянули на сторону оккупантов мешки с мукой, которые все еще мерещились ему в мельнице отца.

Скоро мы оказались среди редких деревьев, побитых в войну пулями и осколками. Между ними виднелись заросшие травою окопы и обвалившаяся землянка, а рядом, под молодой, чуть повыше нас, елочкой, едва угадывался могильный холмик, на котором лежала пробитая осколком, поржавевшая спутница войны – наша солдатская каска.

– Вот и набрели, – сказал я. – Куда ни пойдешь – всюду наткнешься на могилу.

– И никто о ней не знает. Была б лопата... – пожалел Сергей, поправляя каску на могиле.

Мы молча постояли под притихшими деревьями, ронявшими на наших глазах желтые листья. В голову приходили какие-то забытые стихи:

 
Остановись, прохожий,
На одну минуту задержись,
Ниже голову склони
Перед ним и для себя...
 

Вернулись к машине уставшие, с пустым ведром и длинными палками в руках. Шофер похрапывал, выставив в открытую дверцу ноги в кирзовых сапогах.

– Ну и дрыхнуть же ты охоч! – затормошил его Сергей. – Вставай, готовь сковородку, грибы будем жарить. Кругом одни грибы!

Шофер встал с помятым лицом, молча заглянул в пустое ведро, потом пнул сапогом скат и уселся за руль. Включил зажигание, все еще зевая и протирая глаза.

До города было еще далеко, да и ехали мы по разбитому шоссе медленно, часто останавливаясь и подталкивая машину, когда колеса буксовали в глубоких лужах. Сергей предложил по пути заехать в сельмаг и купить что-нибудь поесть.

– Я – за... – отозвался шофер, до этого все время молчаливо вздыхавший, когда приходилось вовсю нажимать на газ, чтобы выбраться из очередной ямы.

Из съестного в магазине оказались только хлеб и селедка, не считая сладкого: конфет и сахара.

Сергей быстро оценил обстановку и, не спрашивая меня, попросил продавщицу взвесить буханку хлеба и три селедки из бочки. Мне же предложил идти к машине и подождать там.

– Что за секреты? – спросил я.

– Ты же старший в группе, а я должен нарушить здесь первоначальный план действий, – хмуро усмехнулся Сергей.

– Давай, нарушай, – согласился я и вышел из лавки.

Сергей со свертками в руках догнал меня и сел в кабину.

За деревней, свернув с дороги в глубокую балку, заросшую мелкими кустами, остановились у ручья, который можно было перешагнуть, но все же у воды, как хотелось Сергею. Он сразу принялся хозяйничать, а нас отправил мыть руки к ручью. Когда все было готово, пригласил занять места на траве.

– Неси стакан, – сказал он шоферу.

В центре разложенных на бумаге хлеба и селедки стояли пол-литра водки и банка каких-то рыбных консервов в томате. Опережая меня, Сергей пояснил, что выпросил ее у продавщицы, а она продает консервы только в нагрузку с водкой. Я не совсем верил ему, но он божился, что водку ни за что бы не взял, если бы не существовало таких правил в торговле.

– Тебе нельзя, – сказал Сергей шоферу, – а мы по сто граммов пригубим под каспийскую селедку, по-фронтовому, за того, который там, в лесу...

За день мы очень проголодались и, казалось, никогда такой вкусной селедки с черным хлебом не ели. Шофер перекусил и тут же ушел к машине, открыл капот и начал копаться в моторе. Сергей закурил «Беломор», стал рассуждать об аппетите на свежем воздухе, хотя глаза у него были отсутствующими, и сам он, как мне подумалось, был еще в Клайпеде.

...Я попросил следователя показать мне изъятую записную книжку и подробно допросить Телкина о местах его пребывания после бегства с немцами из родной деревни. Больше всего, понятно, меня интересовал период нахождения Телкина в Эстонии. В его записях не было ничего, относящегося к тому времени.

На последних потертых листиках я обнаружил список каких-то женских имен. Список, видимо, не раз дополнялся, так как последние записи были разборчивы, а первые читались уже с трудом.

Ни слова не сказав следователю о своих предположениях, я попросил его отдельным протоколом допросить Телкина о каждом имени, а также выяснить назначение списка, хотя я уже начинал догадываться о характере этого «реестра» после того, как отыскал в нем Любу С.

Через несколько дней следователь Анатолий Коротенков сообщил, что можно прочитать протокол. Я сразу же побежал вверх по лестнице на третий этаж.

– Ты знаешь, что это за список? – загадочно посматривал на меня Анатолий с широко расплывшейся улыбкой. – Думаешь, гитлеровские пособники, агентура абвера? Да?

– Нет. Это список его жертв, а точнее – легких побед над теми, кто записан. Он их вспоминал, смаковал, доставляя себе удовольствие.

– Откуда ты знаешь?

– Не трудно догадаться. Но меня интересуют его амурные дела исключительно в Эстонии.

– Читай, – протянул мне протокол Анатолий.

Телкин охотно рассказал следователю о каждой особе из списка, но адресов их не называл, ссылаясь на то, что это были мимолетные встречи военных лет, когда не расспрашивали, кто и откуда. К ним относилась и Аня Шляхина, с которой он встречался в Эстонии совсем непродолжительное время. Она была эвакуирована немцами, работала у них на кухне. О нынешнем местонахождении Шляхиной он ничего не показал. Круг замкнулся, тоненькая цепочка снова оказалась оборванной.

– Не участвовала ли в карательных операциях против партизан часть, в которой служил Телкин? – спросил я Коротенкова.

– А ты думаешь – он признается?

– Как спросишь, – намекнул я на тактику допроса. – Если будет отрицать...

– Будет, – прервал меня Анатолий, – это я тебе заранее говорю. Не знаешь ты Телкина.

– Тогда спроси, кто мог бы подтвердить его службу у оккупантов ездовым без винтовки... В его интересах назвать таких лиц.

Я рассчитывал на то, что Телкин, отрицая свое участие в карательных операциях против партизан в Эстонии, назовет свидетелей, которые знали его по тому периоду.

– Если упомянет Шляхину, постарайся выяснить такие частности из ее биографии, чтобы можно было ухватиться за них...

Коротенков обещал все сделать, как он сказал, в лучшем виде, хотя считал, что в расследовании есть куда важнее вопросы, чем эти интимные связи пособника. Он не совсем понимал значение таких мелочей, как взаимоотношения Телкина с Шляхиной. Меня же интересовало многое: по чьей инициативе произошло знакомство, действительно ли она работала на немецкой кухне и почему ей позволили связь с ним. Неясно было, почему Шляхина повисла на нем, пренебрегая офицерами.

– Ты не знаешь Телкина, – повторил Анатолий.

– Что ты имеешь в виду?

– На допросе спрашиваю: «Какое у вас образование?» Не моргнув глазом отвечает: «Высшее». А у него четыре класса. «Что окончил?» – «Институт рыбака». – «Нет такого». – «Прошу записать в протокол: высшее». Так что Телкин может наговорить все, что ему в голову взбредет. И получается правдоподобно. Тем более для какой-нибудь Шлюхиной, – намеренно исказил он фамилию.

На следующий день Коротенков рассказывал мне о новом допросе Телкина.

– По твоему совету спрашиваю: «Немецкая воинская часть, в которой вы служили, принимала участие в карательных операциях против советских партизан?» – «Ни в коем разе. Я не служил у немцев, а работал ездовым под их присмотром как пленный. Прошу записать в протокол». – «Оружие было?» – «Нет». – «Носили форму немецкого солдата?» – «Старую, потертую носил, а винтовку немцы мне не доверяли. А если бы доверили, убежал бы к партизанам». – «Можно было убежать и без винтовки». – «Не поверили бы. У партизан дураков нема». – «Кто может подтвердить, что вы у немцев работали ездовым и у вас не было оружия?» – «Из цивильных?» – «Конечно. Немцев, наверное, нам не найти?» – «Аня Шляхина. Я ее уже называл. Прошу допросить в качестве свидетеля». – «Где она проживает или проживала?» – «Не знаю». – «Как же ее найти, чтобы допросить?» – «С ее слов, до войны она окончила техникум, работала преподавателем физкультуры в Колпино». – «Чем занималась Шляхина, когда вы с нею встречались?» – «Работала на немецкой кухне. Я знал ее всего-то два-три месяца. Куда она пропала, заранее говорю, не знаю». – «Она вас бросила?» – «Почему она? – заело Телкина. – Я сам ее прогнал. У нее появился какой-то наш хахаль в офицерской форме». – «Кто он?» – «Что – я его расспрашивал, что ли?..» Телкин с неохотой подтвердил, что ему приходилось возить в лагерь кое-какие продукты, иногда там случалось говорить с военнопленными, но о неудавшемся побеге ничего не слышал.

Я поблагодарил Коротенкова за добытые им данные и попросил дать мне копию протокола.