Текст книги "Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°"

Автор книги: Григорий Василенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)

19

Полковник Шахтанин попросился на прием к генералу на следующий день с утра.

– Вчера вечером, около восьми часов, милиционер транспортного отделения, возвращаясь со службы домой, заметил недалеко от порта двух неизвестных. Они стояли за забором строительной площадки жилого дома по улице Светлой.

– Как же это он их заметил за забором?

– Многие доски ребятня оторвала.

– Дальше...

– Они тоже заметили милиционера. Один сразу скрылся за домом. Другой стал поспешно застегивать на себе под пиджаком широкий полотняный пояс. Милиционеру это показалось подозрительным. Он приказал неизвестному оставаться на месте. Тот бросился бежать. Милиционер за ним. Тогда убегавший бросил пояс и, пока милиционер подбирал его, скрылся. Ну, а пояс оказался волшебный. В нем были вшиты пятьдесят штук часов западного производства.

– Приметы скрывшихся есть? – спросил генерал.

– Есть.

– Что можно предположить?

– Контрабандная сделка. Один из них, вероятно, иностранец, а другой, тот, который бросил пояс, советский гражданин.

– Хорошие часы?

– Штамповка. Но внешнее оформление – под дорогостоящие швейцарские и очень модные.

– Приметы с кем-нибудь совпадают?

– По данным милиции, совпадают с «Удавом». Это – кличка бармена Вартанова из ресторана «Бригантина».

– Тот самый? – поднял брови генерал. – Что о нем известно еще?

– Холост. Красавчик этакий с усиками. Отчислен с третьего курса педагогического института за неуспеваемость. Занимался мелкой фарцовкой, учиться было некогда. Гастролировал по побережью без определенных занятий. Два года назад приехал в Новочерноморск к своей тетке, Розе Наумовне. Тетка сейчас работает заведующей блинной, а ранее возглавляла ресторан «Поплавок», пока он при весьма загадочных обстоятельствах не сгорел. Но самым интересным в ее биографии является связь с майором румынской контрразведки в период оккупации Одессы.

– А иностранец кто?

– Пока не установлен. Кое-какие приметы есть.

– Надо поискать среди тех, кто находился в городе в то время. Это не так трудно сделать.

– Думаю, что установим.

– Надо полагать, что «Удав» или кто-то другой расплатился или должен расплатиться за часы. А может, с ним часами расплачивались за услугу? Скажем, за переданную информацию?

– Не думаю. «Удав» – фарцовщик.

– Посмотрите на него поглубже, обязательно установите, кто ему передал пояс с часами.

– Есть.

Что и говорить, для Николая Васильевича и его подчиненных предстояла нелегкая работа. «Удава» милиционер мог опознать, а вот иностранца он видел мельком, запомнил только кое-что из одежды, примерный рост и цвет волос. Неизвестного надо было искать среди иностранных моряков, которых было немало в порту. Под погрузкой и выгрузкой стояли суда разных стран, но больше всего – греческие и итальянские. С них Шахтанин и решил начать.

– Так что там получилось на снимках? – поинтересовался генерал.

Полковник выложил на стол несколько фотографий увеличенного формата. Алексей Иванович внимательно рассматривал их.

– Хорошие фотографии, – похвалил генерал. – Все как на ладони, а ничего не видно. Красивая улица, зелени много, дома неплохие. И кто-то в них живет...

Телефонный звонок прервал размышления Гаевого. Он попросил полковника оставить у него снимки.

20

Нина Шаталова возвратилась домой в возбужденном состоянии, до конца еще не осознав, что произошло в тот день в ресторане. Глаза ее светились не счастливым огоньком, а растерянностью. Она сама не могла разобраться, что у нее на душе. С косынкой в руках, опустив ее к полу, она стояла, растрепанная, посреди комнаты в ожидании, что мать или отчим сейчас непременно спросят, что с ней случилось. Но родители смотрели какую-то интересную передачу по телевизору и не обратили внимания на состояние дочери.

Тогда Нина громко объявила:

– Я выхожу замуж.

Мать встала, подошла к дочери, спросила:

– За Марчелло?

– А за кого же еще?..

– А Григорий как же? – сдержанно сказал отчим, Андрей Александрович.

Судовой врач был ему всегда симпатичен. А вот к Рамони душа у него никак не лежала.

– Пусть поедет, посмотрит мир, – простодушно сказала Евгения Михайловна.

– Она едет не в туристическую поездку, а замуж выходит, – напомнил Андрей Александрович.

– И хорошо, что замуж...

Евгения Михайловна дала простор своей фантазии, стала рассуждать о том, как ее дочь будет жить за границей. Она поселится там в уютной вилле. У Марчелло есть автомашина «Фиат», на которой будет ездить ее дочь. Моряк будет одевать и обувать Нину, как куклу. Они поедут в Париж, в Швейцарию, обойдут на теплоходе весь мир...

– Мы еще поедем с тобой в гости в Италию, – сказала Евгения Михайловна. Андрею Александровичу, весьма сдержанному человеку, захотелось плюнуть и выругаться.

– Если и поедешь, то без меня, – буркнул он. – Можно мне откровенно высказаться? Я – отчим и, может, не имею такого права, как мать, вмешиваться в твою жизнь, Нина. Но свое мнение выскажу. Как это все просто у тебя получается! Выйти замуж за иностранца, которого мы и видели-то всего два-три раза, да и то мельком, уехать с ним не в соседнюю станицу, а черт знает куда... А ты подумала, что там тебя ждет?

– Не она первая, – прервала Евгения Михайловна, – и не она последняя выходит замуж за иностранца. Браки с иностранцами разрешены официально...

– Да не об этом речь, – сказал Андрей Александрович. – Она не приспособлена к жизни в стране с совершенно другим укладом. Ведь капиталистическая страна!..

– Ну, хватит вам, – неожиданно мирно попросила Нина. – Все решено. Отступать некуда.

К большому удивлению Андрея Александровича она подошла к нему и тихо повторила:

– Не надо. Прошу...

Девушка боялась признаться себе, что отчим прав.

21

Что могла знать Нина о своем женихе? Практически ничего... А между тем прошлое у Марчелло Рамони было весьма темным. Бывший офицер ВМС Италии, отпрыск старинного обветшавшего княжеского рода. Служил на военном корабле штурманом, но с военной службой пришлось расстаться. Родители, занимавшие видное положение во времена дуче, пророчили сыну блестящую карьеру, во всяком случае быстрое продвижение по службе. Флот покинул в спешном порядке после раскрытия одного из заговоров против республики.

Отец Рамони, член масонской ложи, бежал за границу и там умер. А может, ликвидировала мафия. Сам Марчелло тоже выполнял задания масонов, хотя ему, судя по всему, в подготовке заговора отводилась черновая работа. Очевидно, вовремя предупредили, и он, сославшись на болезнь, уехал за границу на лечение. Жил там, пока не утих очередной политический скандал в стране в связи с раскрытием заговора. Еще в 1974 году группа низших офицерских чинов, к которой тогда примыкал Марчелло, вступила в сговор с представителями корпуса высшего офицерства и приступила к разработке плана захвата столицы. Многим из той группы удалось выйти сухими из воды, а вот жена Рамони, Мария, журналистка, погибла. Труп ее нашли в собственной автомашине. Таким образом мафия расправилась с ней за сенсационные статейки в газетах. Видимо, кое-что она узнавала от Марчелло и переусердствовала в своих репортажах. Можно предположить, что она была вхожа в семьи тех, кто готовил заговор, выуживала там информацию. Мафии не понравилась ее осведомленность, особенно ее утверждения, что заговорщики намеревались установить в Италии порядки, существовавшие при дуче. У Марчелло оставалась двенадцатилетняя дочь в Италии, и он вынужден был вернуться домой, но уже не на службу в ВМС, а пошел на торговое судно. Последние два года плавает штурманом на «Амалии», под панамским флагом. Экипаж сухогруза целиком состоит из итальянцев. Все они из разных городов Италии, люди очень неодинаковые по своему положению, но все – католики, и это в какой-то мере, по утверждению капитана, сближает их. Правда, принадлежность к католической церкви многим из экипажа не мешает заниматься делами «греховными», несмотря на запреты католицизма.

Это не скрывал капитан «Амалии», называя свою команду не только католической, но еще и сбродом пиратов. И главным среди них, по мнению капитана, был Марчелло Рамони, гонявшийся за долларами и лирами, веря прежде всего в их всемогущество, а потом уже в мадонну, которую он и другие вспоминали, когда капитан грозился списать их с судна за провоз и сбыт контрабанды в иностранных портах и сообщить хозяину фирмы. Это представлялось страшнее всякой кары, так как каждый понимал, что значило оказаться безработным на долгие годы.

Прошлое Марчелло Рамони было известно в общих чертах экипажу. Капитану велено владельцем судна принять молодого крепкого синьора штурманом, и он принял, поинтересовавшись только профессиональной подготовкой нового члена экипажа. На этот счет он получил блестящую характеристику, и скоро в этом убедился.

Экипаж «Амалии» присматривался к строптивому новичку, потомку княжеского рода, признававшему только капитана. Уже через несколько месяцев члены экипажа, встречаясь в портах со своими знакомыми, узнали о штурмане многое. Старший механик, признанный судокомандой авторитет, утверждал, что новый штурман в свое время был рьяным католиком, не пропускавшим со своим отцом ни одной мессы. Больше того, отец значился в списке членов масонской ложи «П-2», так что заговорщики рассчитывали в своих планах и на молодого Рамони, офицера флота. Несмотря на высокомерие штурмана, капитан отдавал должное его ревностному отношению к своим обязанностям и не придавал значения разговорам о его увлечениях контрабандой. На терпимости капитана, видимо, сказывалась знатная родословная Рамони.

Марчелло не забывал, что его поддерживают масоны, тесно связанные с мафией, которым он обязан тем, что не угодил в тюрьму после раскрытия заговора, и вместе с этим понимал, что рано или поздно спасители потребуют от него плату за все то, что для него было сделано. В ожидании этого напоминания, даже в плавании, вдали от родных берегов, штурман, зная законы мафии, жил весьма неспокойно. Спустя около года после газетной шумихи по поводу раскрытого заговора, во время захода судна в порт на Сицилии, на борт поднялись двое неизвестных, широко осведомленных обо всех его «грехах». Они довольно прозрачно дали ему понять о тюремной перспективе, когда он по своей горячности допустил неучтивые выражения и наигранное недоумение по поводу целей их визита. Последовало недвусмысленное разъяснение, что они по-прежнему надеются на него. Рамони сослался на то, что в бытность его на военном корабле он пользовался покровительством начальства, поэтому выполнение всякого рода тайных поручений не составляло большого труда, а вот на торговом судне – совсем другая обстановка. Поняв, что от него хотят, штурман не проявил особого желания возвращаться к восстановлению связей с бывшими заговорщиками. Неизвестные, игнорировав это заявление, подробно расспросили его о рейсах в порты России и ушли, сказав, что в случае надобности они его найдут.

Вскоре после этой беседы о нем вспомнили. Заговорщиками у него не интересовались. Характер отношений с ним и последовавших заданий стал иным.

Мало что пока знали о Рамони в Новочерноморске. Правда, информация о контрабандных сделках итальянца в этом городе и его связи с барменом Вартановым у полковника Шахтанина была. Она подтверждала неравнодушие Марчелло к деньгам и нечистоплотность в их добывании.

Полковник полагал, что в лице бармена иностранец нашел нужного ему партнера и он может попытаться, если уже не пытался, прибрать Вартанова к рукам.

22

Свадьба была довольно скромной и скучной. На семейное торжество мало кто пришел. Появился Эдик со своей дородной теткой, с цветами и подарком – тульским самоваром, но и они долго не задержались, сославшись на то, что не надолго отпросились с работы. Как ни старалась Евгения Михайловна настроить немногих гостей на веселое свадебное застолье, из этого мало что получалось.

Скучала невеста, молчал жених, которому не нравилась собравшаяся компания. Почти ничего не понимая по-русски, он не мог установить непринужденный контакт с гостями.

Но больше всех тяготился свадьбой Андрей Александрович, человек, в общем-то, жизнерадостный, веселый и общительный. Правда, по просьбе Евгении Михайловны он «выдавливал» из себя некоторое расположение к жениху, призывая в помощь скудный запас английских слов. Если бы не он, пришлось бы иностранцу сидеть в полнейшей изоляции, бестолково моргать, есть, пить и улыбаться невпопад.

После свадьбы молодых проводили в порт, на корабль.

Вскоре после свадебного путешествия в Италию Нина снова появилась в Новочерноморске. Она прибыла на борту той же «Амалии» вместе с мужем, которого с трудом упросила взять ее с собой, чтобы побывать у родителей. Но это был только предлог. Главное – ей хотелось показать себя в модном заграничном одеянии всем знакомым и встретиться с Григорием. Она представляла, как гордо идет по центральной улице родного города, а все прохожие останавливаются и провожают ее завистливыми взглядами.

Однако ничего подобного не было. На улице никто на нее не обратил внимания, никто не раскланивался как с дамой, приехавшей из-за границы, никто не замечал ее наряда. От порта она дошла до «Интерклуба», где недавно работала. Здесь она встретила свою бывшую приятельницу Оксану Шепелюк, работавшую гидом-переводчиком.

– О, тебя не узнать, – поздоровавшись, сказала Оксана, словно знала, что́ подруге хотелось от нее услышать. Нина повернулась на высоких шпильках модных туфель, показывая себя со всех сторон, как манекенщица в демонстрационном зале. Узкие вельветовые джинсы так плотно обхватывали ее полноватые ноги, что трудно было представить, как она их могла натянуть на себя.

– Только не говори, что располнела. Я это сама знаю. Хлеб не ем, макароны – тоже. Вообще все мучное исключила из рациона. Только овощи. Боюсь потерять фигуру. Это на Западе очень много значит. Ты даже не представляешь...

Оксана действительно не имела никакого понятия на сей счет, но не стала уточнять, а душевно спросила:

– Как ты?

– Долго рассказывать.

– Ты счастлива?

– Счастлива? – снисходительно улыбнулась Нина. – Какая же ты наивная, дитя мое. Что такое счастье? Столько о нем написано и сказано, а что это такое – никто не знает... Наши мозги мыслят по-другому. Там иной мир, иные заботы, взгляды. Там деньги, деньги, деньги... Все они помешаны на деньгах. И еще страшно боятся, как бы не потерять работу. У нас слова «богатый» и «бедный» по отношению к людям вышли из употребления. Ну кто у нас говорит: богатая семья? Или: вышла замуж за богача? Эти понятия у нас потеряли смысл. А там они на первом плане.

Нина еще долго сравнивала условия жизни в СССР и на Западе. Мысли у нее путались, и сама она путалась во всякого рода мелочных сравнениях. За короткое время пребывания за границей она еще далеко не во всем разобралась, а находилась под первыми впечатлениями от увиденного и услышанного, от того, что поразило ее своей контрастностью, несопоставимостью с нашим образом жизни. Можно было безошибочно уловить, что ей, выросшей в мире других представлений и взглядов на жизнь, в совершенно другой обстановке, приходится очень трудно.

К концу разговора Нина призналась, что поступила опрометчиво.

– Я хочу встретиться с моим врачом, – прямо заявила она Оксане, нисколько не стесняясь и ничуть не заботясь, как девушка воспримет это откровение.

– У тебя есть Марчелло, – напомнила Оксана.

– Ну и что? Если бы Гриша только согласился... Но нет, он не согласится, я его знаю. Он слишком советский.

– А Марчелло... слишком западный?

– Марчелло? – Нина вздохнула. – Все было бы не так, если бы наши с ним отношения оказались другими. Нет, мы не ссоримся. Мне порой бывает страшно, как это он не чувствует моей тихой ненависти к нему. Экономный до скупости. Выдает на хозяйство определенную сумму – и никаких излишеств. Мне кажется, что он не знает даже самого понятия любовь. Для него она не существует. Он слишком практичный. Ни эмоций, ни радости, ни грусти... Спокойствие каменной статуи. У меня жизнь деревенской коровы. – Нина отбросила сигарету. – А с моим врачом все было бы по-другому. Он – весь из эмоций. Надоедал бы Есениным, Тютчевым, Лермонтовым, но лучше это выслушивать, чем видеть перед собой каменную глыбу. Тоска невыносимая. Захотелось к маме...

– Работать бы пошла, – сказала Оксана.

Нина горько улыбнулась, и девушка прочитала в ее взгляде все то же слово: наивная.

– Работы для меня нет.

Неожиданно Нина перескочила на другую тему:

– Недавно смотрела передачу для детей. Представь... Вопрос к публике, к детям: «Почему люди воруют?» Ответы: «Чтобы испытать себя на смелость», «Потому, что это доставляет удовольствие», «Родители не покупают то, что мне хочется». Во воспитаньице!

– У тебя сегодня плохое настроение, поэтому все рисуешь в мрачных тонах. Просто ты еще не привыкла к их нравам, обычаям.

– Привыкаю...

Тут Нина снова возвратилась к своему намерению встретиться с Арининым.

– Я готова бросить своего итальяшку и остаться дома, – высказалась она без обиняков и попросила Оксану передать Григорию записку.

Девушка замялась.

– Может, ты сама? Я ведь его совсем не знаю. Один раз видела, мельком. Вы были вместе. Он мне показался строгим, как и все врачи. И потом, как ты можешь такое замышлять... У тебя, можно сказать, еще свадебное путешествие.

– Это моя забота. А тебя прошу о пустяке – передать записку. Что тебе стоит.

– А где я его буду искать?

– Я звонила в диспетчерскую и навела справки. «Бейсуг» возвращается завтра днем. – Тут Нину потянуло на воспоминания. – В течение года я встречала его в порту и провожала. За этот год все мои подруги замуж повыходили, а он все тянул с предложением. Я злилась, ссорилась с ним. Вот и...

– Нина, лучше ты сама. Ну что можно написать в записке?

– Сама я не могу пойти в порт встречать его. Все знают, что я вышла замуж и укатила за границу.

Оксане ничего не оставалось, как согласиться.

23

Возвратившийся из очередного дальнего рейса танкер «Бейсуг», пришвартовавшись у пирса, застыл на отведенной ему стоянке. С его высокого борта моряки, свободные от вахты, выискивали в толпе встречавших родственников и знакомых.

Аринин тоже всматривался, надеясь увидеть ту, которая обычно приходила его встречать. Рядом с Григорием стоял радист Валера Чукрин, который уже увидел жену с дочкой и оживленно махал им рукой. Жена подняла девочку на руки и указывала ей на улыбающегося отца.

Аринин не нашел Нину среди встречающих. Он постоял еще некоторое время и медленно пошел в свою каюту. Врач слышал, как спустили трап, как по ступенькам поспешили вниз моряки. Снизу раздавались радостные возгласы, смех. Все это сразу смолкло, как только Аринин закрыл за собой дверь каюты.

На столе под стеклом лежала фотография Нины. Он всмотрелся в ее улыбающееся озорное лицо. Не присаживаясь, Григорий приподнял стекло, достал фотографию, подержал в руке, раздумывая, что с ней делать, и положил в ящик стола. В это время раздался телефонный звонок. Врач нехотя поднял трубку.

– Доктор, тут к вам пришли, – услышал Аринин голос вахтенного матроса. Ему показалось, что матрос сказал это с ухмылкой.

– Кто? – спросил Аринин.

Вахтенный на какое-то время замолчал, видимо, спрашивал фамилию. Потом сообщил, что пришла Шепелюк Оксана.

Фамилия и имя Аринину ни о чем не говорили, поэтому, помолчав, он грубовато сказал:

– Спроси, зачем пришла. Я не знаю такой.

Вахтенный, выяснив, сообщил:

– Говорит, что по личному делу.

– Скажи, что я на борту не принимаю.

...Вахтенный, повесив трубку, театрально развел руками.

– На борт не велено.

– Дайте мне трубку, – попросила Оксана.

Матрос набрал номер.

– Григорий Павлович, извините, пожалуйста, но я прошу принять меня на пять минут. Я из «Интерклуба».

Аринин, услышав столь знакомое название, велел вахтенному пропустить посетительницу к нему.

Пока Оксана в узких коридорах разыскивала каюту врача, Аринин быстро навел порядок в своей «штаб-квартире» и стал ждать. Наконец раздался осторожный стук в дверь, и в каюту робко вошла девушка.

– Входите смелее, – поощрил ее Григорий. Указав на стул, пригласил сесть.

Оксана присела, достала из сумки конверт и протянула его врачу.

– Что это? – насторожился Аринин, машинально отводя руки назад.

– Вам, записка.

– От кого же?

– От синьоры Нины Рамони.

Аринин все понял сразу, но уж очень не хотелось выдавать перед незнакомой девушкой своего волнения.

– Какой синьоры Рамони? Что-то не припоминаю такой...

– Нина вышла замуж, Григорий Павлович, – тихо сказала Оксана, – за итальянского моряка. Здесь она все объясняет.

Воцарилось тягостное для обоих молчание.

– Вы что же, – произнес наконец Григорий, – нанялись к ней почтальоншей?

– Я работаю в «Интерклубе». Нина просила передать. Сама не посмела...

Конверт лежал на столе. Оксана подвинула его поближе к Аринину.

– Возьмите записку, – сухо сказал врач. – Я не хочу знать, что в ней написано.

– Григорий Павлович, может, там судьба...

– Судьба? В конверте? Возвратите синьоре ее судьбу прямо в руки.

– Нина хотела с вами встретиться, – убирая конверт в сумку, сказала Оксана.

– Ах вот оно что! А вы выполняете роль не только почтальона, но и посредника? Она вас посвятила в свои замыслы. И на чьей же вы стороне?

– Посредник должен занимать нейтральную позицию.

– Ну нет... Отвечайте, иначе я вас не выпущу из каюты. Не забывайте, что вы на судне, где полновластным хозяином является капитан. Я его попрошу посадить вас под арест до выяснения всех обстоятельств вашей миссии. – Голос Аринина теперь звучал мягко, в глазах лучились смешинки.

– Положение мое безвыходное, – улыбнулась Оксана. – Ваш ультиматум вынуждает меня сказать, что я... на вашей стороне. Надеюсь, вы теперь отпустите меня?

– И на том спасибо... В общем, так, – вставая из-за стола, сказал Григорий. Оксана тоже встала. – Прошу передать синьоре... как ее?

– Рамони.

– ...что я категорически отказался принять ее послание. Будем считать, что официальная часть окончена. Если не возражаете – чашечку кофе по случаю окончания переговоров и нашего возвращения на родную землю, – предложил Аринин. – Присаживайтесь. Кипяток в термосе есть. Можно спросить? Откуда вы Нину знаете?

– Я же сказала: работаю в «Интерклубе», – все еще стоя, ответила Оксана.

– Вы садитесь, рассказывайте, пока я готовлю кофе.

Девушка вновь опустилась на стул.

– Нина вышла замуж за итальянца. Сейчас она прибыла в Новочерноморск на судне, где он работает штурманом. Остановилась у своих родителей. Очень страдает оттого, что поступила так опрометчиво. Хотела бы вас видеть.

– Давайте больше не будем об этом. Хорошо? Вы пьете с сахаром?

– С сахаром.

– И со сливками?

– И со сливками.

Аринин разлил кофе в маленькие чашки, поставил сахарницу и открыл баночку сливок.

Хотя судовой доктор и просил свою гостью не говорить о Нине, но разговор, помимо его воли, продолжался именно о ней...

Нина сидела на скамейке в дальнем углу городского сквера и с нетерпением ждала подругу. Совсем недавно на этой скамейке она встречалась с Марчелло... Оксана явилась без опоздания, в назначенное время, присела рядом. Нина настороженно смотрела на нее, не произносила ни слова. Очевидно, по выражению лица Оксаны все поняла.

– Не тяни, – не выдержала она.

– Знаешь, что он заявил, прощаясь со мной у трапа? Передай, говорит, что Россия без нее обойдется, а она без России – нет.

– Это сказал... Тургенев, кажется. Надо было мне самой пойти.

– Я тебе говорила...

Нина мрачнела на глазах, отчего-то злилась на Оксану. Закурила. Все это изменило характер разговора, который Оксана намеревалась провести спокойно.

– Ну зачем он тебе? – прямо спросила она, поведав о реакции Григория на ее приход. – Ты же замуж вышла.

– Не вышла, а меня взяли.

– Как это взяли?

– Ну, вышла по расчету, – скривилась в злой улыбке Нина. – Ты это хотела услышать?

– Успокойся. Когда ты злишься, у тебя лицо некрасивое.

Нина торопливо курила, что-то лихорадочно обдумывала. Ей хотелось выговориться, но в голове клубилось столько мыслей, что она не знала, с чего начать.

– Что-то я тебя не узнаю, – заявила Оксана. – Ты так рвалась на Запад, молниеносно все решила, а теперь вспомнила о враче. Подумай, что делаешь? У тебя муж...

– Это я уже слышала. Знаю, что я – жена Марчелло, итальянца, но знаю и Григория, моего доктора. В общем-то я теперь и не гражданка СССР и не гражданка Италии, а так, что-то промежуточное, расплывчатое.

– Пройдет. У тебя все будет хорошо с Марчелло. По-моему, врач по складу характера совсем другой человек. А Марчелло в твоем вкусе.

Нине не понравилось это сравнение. Она откровенно и грубовато бросила ей:

– Кажется, вы с ним снюхались. Имей в виду, он любил меня.

– Вот ты уже и ревнуешь, – улыбнулась Оксана.

– Я сама с ним встречусь, – вставая со скамейки и вскидывая увесистую сумку на плечо, сказала Нина. Не простившись, она торопливо застучала каблуками по выложенной плитками аллее, словно убегала от своей собеседницы.