Текст книги "Кольцо с бирюзой"

Автор книги: Грейс Тиффани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 27

Это Лоренцо ди Скиммиа принес весть о крушении кораблей Антонио.

Они прибыли во время ужина, со своими пустыми кошельками и печальным письмом от ди Ардженто. Нерисса, Грациано и новобрачные, Порция и Бассанио, сидели за столом. Порция пыталась уклониться от прикосновения руки Бассанио, который держал вишни, обмакнутые в сливки, у ее губ. Она раздумывала, как бы ей продлить его интерес к вину и таким образом избежать исполнения супружеских обязанностей до следующей ночи. Она посмотрела на руку Бассанио в перчатке, которую он надел не только элегантности ради, но и для того, чтобы не уронить кольцо в салат.

– Пока ободок не будет выровнен и уменьшен, любовь моя! – пояснил он. Она уклончиво улыбнулась.

Ксанте предлагала Грациано нарезанные кружками апельсины из Севильи. Ее с Ланселотом разделял стол – Ланселот стоял за креслом своего господина. Благодаря заступничеству Нериссы слугу на это время освободили от других обязанностей. Нерисса сидела в конце стола и, сама того не желая, смеялась дурацким шуткам Грациано. Порция заметила, что она выпила красного испанского вина больше, чем обычно. Но когда слуга ввел усталую пару, молодого человека и молодую женщину в поношенных шелках, и представил их как чету ди Скиммиа, Нерисса вскочила, не пошатнувшись, и поспешила обнять женщину с испанскими глазами, которая стояла, отряхивая с капюшона дождевые капли. Порция прищурилась, разглядывая темные пышные волосы и оливковую кожу гостьи. Девушка в ответ тоже обняла Нериссу и затем встала немного в стороне от всех. На ее лице смешались застенчивость и вызов. Порция заметила, как в глазах ее вспыхнула зависть при виде золота, дерева и мрамора в комнате. «Вышла замуж за дурака, растратившего ее деньги», – с сочувствием подумала Порция. Она поднялась и протянула ей руку.

– Вы синьора ди Скиммиа?

Девушка сделала глубокий реверанс. Очевидно, она научилась у кого-то искусству христианской учтивости, подумала Порция: возможно, у аристократов, в чьих домах они в последнее время вращались. Не похоже, чтобы она научилась этому у своего мужа, который и сейчас хлопал по спине Грациано и Бассанио, громко хвастаясь тем, какой путь они с женой преодолели, добираясь сюда из Милана. Порция, к своему удивлению, заметила, что Джессика походила на любую другую молодую женщину, только была более красивой, чем большинство, и, конечно, более красивой, чем сама Порция. Кожа выдавала ее испанское происхождение, и Порция вспомнила, что Нерисса рассказала о ней: дед Джессики идальго из Толедо. Значит, она по крайней мере на четверть христианка.

Хотя теперь уже, конечно, полностью христианка.

– Мой дорогой Лоренцо, ты пропустил мое бракосочетание! – говорил Бассанио, обнимая друга. – Короткий ритуал для долгой… – Он поискал подходящее слово. Порция удержалась и не произнесла слов, мелькнувших у нее в голове: «Епитимьи? Каторги?»

Лоренцо поддержал его:

– Святой день! Поздравляю, Бассанио, тебя и твою прекрасную невесту, синьору Порцию Бель Менте, от имени благородного семейства ди Скиммиа из Венеции и от меня, Лоренцо ди Скиммиа…

– Недавно отрекшейся от него, – пробормотала Нерисса на ухо Порции, отойдя от Джессики, чтобы взять у Ксанте поднос с апельсинами, она боялась, как бы служанка не уронила его. Женщина, казалось, впала в одно из своих таинственных состояний и стояла неподвижно, а поднос качался на кончиках ее пальцев. Нерисса подхватила его и, повысив голос, предложила:

– Кусочек солнца Севильи, дорогие гости?

– …и моей жены, Джессики! – провозгласил Лоренцо, принимая дольку апельсина. – Моей дорогой язычницы! Моей прекрасной язычницы, благородной Джессики!

– Благородная Джессика! – фыркнул Грациано.

Порция заметила, как вздрогнула девушка.

– Садитесь, Джессика, – проговорила она как можно приветливее. – Итак, вы бежали к нам из дома своего отца в Новом гетто.

Джессика побледнела. Она осталась стоять и, не глядя на своего супруга, сказала:

– Лоренцо, лучше бы ты сообщил наши новости.

– Боже мой, я совсем забыл! – Из своего плаща Лоренцо достал сложенную бумагу. – Я получил это от Салерио делла Фатториа, которого мы встретили, поднимаясь на лодке вверх по реке, а его дела заставили вернуться в Венецию. – Он вручил письмо Бассанио. – Это касается тебя, ДРУГ.

– Что это?

– Клочок бумаги и то, что там написано – весело отозвался Лоренцо.

Нерисса весело взглянула на Джессику, но Джессика только с отчаянием посмотрела на нее, как будто ее толкали на дно колодца. Все молчали, пока Бассанио распечатывал письмо. Через мгновение он взглянул на Порцию, побледнев еще сильнее, чем Джессика.

– Антонио ди Ардженто потерял свои деньги, – сказал он шепотом. – Все. Слухи подтвердились. Его корабли… ни один из них еще не прибыл в порт.

– Ах, – проговорила Порция, пробуя одну из вишен с длинным черенком, – какое счастье, что я не вложила деньги в его предприятие.

Бассанио посмотрел на нее, лицо его еще оставалось пепельного цвета.

– Но я вложил.

Она перестала жевать и уставилась на него. Джессика, Лоренцо и Грациано, пораженные, обменялись взглядами. Порция медленно произнесла:

– Дорогой Бассанио, вы сказали мне только сегодня, что у вас вообще нет денег. Это заявление не удивило меня, хотя я сочла невежливостью признаваться в этом после того, как вы выиграли и стали моим мужем, а не до того. Но не важно. Вы можете добавить к этому что-нибудь еще?

Бассанио с несчастным видом опустился в кресло.

– Порция, когда я сказал тебе, что мое состояние – ничто, я должен был бы сказать тебе, что оно еще хуже, чем ничто. Я… взял заем под залог состояния Антонио ди Ардженто. Прошу прощения. Я должен был рассказать тебе об этом.

Порция снова принялась есть вишни, глядя на него в упор.

– Да, ты должен был рассказать мне о состоянии своих дел. Но гораздо безопаснее сообщить мне об этом теперь, когда у тебя есть мое состояние, не правда ли? – Она посмотрела на вновь прибывших гостей и на Ксанте и Нериссу, которые стояли рядом у края стола, сложив на груди руки, и уголки губ у них были опущены, как будто они внезапно поняли, что вместо свадебного веселья оказались на похоронах. – Ну, садитесь, все! – распорядилась Порция. – Вино еще есть, и есть половина зажаренного кабана.

Джессика села. Казалось, ей стало немного не по себе при виде остатков головы кабана на блюде в центре стола. Ксанте пошла в кухню и вернулась с блюдом фруктов и хлеба, которое поставила перед Джессикой. Джессика с любопытством взглянула на нее и благодарно улыбнулась.

– Дай мне письмо, – сказала Порция, вынимая его из дрожащих пальцев Бассанио. Она прочитала вслух:

«Милый Бассанио! («Милый – Бассанио?» – удивилась она про себя.)

Все мои корабли погибли. Кредиторы мои делаются жестоки, положение мое очень плохое. Мой вексель еврею просрочен. И так как, заплатив по нему, мне невозможно будет остаться в живых, то между нами все долги уплачены, и я только хотел бы увидеть тебя перед смертью. Однако поступай по своему усмотрению: если твоя любовь ко мне не побудит тебя приехать, пусть не побуждает и мое письмо[56]56
  Шекспир У. «Венецианский купец». Акт 3, сцена 2. Перевод Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть].

Порция сложила письмо.

– Вот, значит, как. Мне неизвестны подробности этого дела, хотя полагаю, что дело грустное, но в любом случае, мой супруг, у тебя нет долгов. Он так говорит, здесь. – Она ткнула пальцем в письмо. Все уставились на нее, лишившись дара речи. Порция развела руками. – Что? Что такое?

Нерисса быстро проговорила:

– Синьора Порция хочет сказать, что долг Бассанио синьору Антонио уплачен, потому что она выплатит его, конечно, и избавит Антонио от грозящей ему ужасной смерти, как он пишет в своем письме. Разве не это вы имели в виду, синьора Порция?

– Ну да, конечно! – с готовностью подтвердила Порция, меняя выражение лица и демонстрируя глубокую озабоченность. Про себя она подумала, как бы она жила без веселых вечеров с Нериссой, и в двадцатый раз дала себе обет никогда не отпускать от себя подругу. Нерисса – крестьянка, но она как дома среди этих благородных венецианцев. Сама Порция – аристократка по рождению, но чувствует себя чужой, присутствуя при их городской болтовне, как чужестранец, прибывший из другой страны, словно их жизнь и их вера чужды ей.

Она подняла взгляд и, к своему удивлению, увидела, что Джессика ди Скиммиа смотрит на нее с сочувствием.

Порция слегка улыбнулась ей и заметила, как потемнели ее глаза, когда Нерисса спросила:

– Смерть за долг, в Венеции? Никогда не слышала большей странности. Кто этот еврей, угрожающий убить Антонио?

Джессика скорбно посмотрела на свою подругу:

– Мне больно говорить, но это мой отец.

* * *

В дверь кабинета Порции, где она уединилась после ужина, тихо постучали.

– Входи, Нерисса, – откликнулась она.

– Это не Нерисса, – раздался женский голос. Дверь приоткрылась, и темноглазая женщина неуверенно заглянула в комнату. – Это Джессика ди Скиммиа. Могу я поговорить с вами, синьора?

Порция предложила Джессике более удобное место, чем стул, который она отвела Бассанио сегодня днем. С беспокойством и одновременно с облегчением она наблюдала после ужина, как Бассанио поспешил в свою комнату собирать одежду, чтобы ненадолго съездить в Венецию. Он будет присутствовать на разбирательстве дела Антонио в гражданском суде с временным сертификатом в руках на владение деньгами – деньгами «Бельмонта», – которыми оплатит долг Антонио. Он вернется сразу, как только разбирательство будет закончено. «Я спать не буду, пока не вернусь к тебе», – заверил он Порцию.

Порция сдержалась и не спросила, почему в таком случае он берет с собой три перемены одежды. Это ее не волнует. Как долго он останется в городе – не главная ее забота.

Ее волновала его дружба с Антонио ди Ардженто.

Как будто прочитав ее мысли, Джессика сказала:

– Синьора, простите мне мою вольность, но я думаю, вам нужно знать: Антонио ди Ардженто держит вашего супруга в полном рабстве.

Порция прижала руки к губам и медленно кивнула:

– Кажется, так оно и есть.

– Если мне позволено будет сказать, Нерисса писала мне о вашей мудрости и остром уме. Я по себе знаю, каково это выйти замуж за глупца, который ничего не знает о деньгах и у которого ваше серебро утекает меж пальцев, как вода. Так что догадываюсь, синьора, я буду говорить открыто, – что, каковы бы ни были ваши чувства к вашему супругу, вы не можете желать, чтобы он распоряжался доходами от вашего имения, а тем более чтобы он делал это по совету какого-то шального венецианского купца.

Порция подняла брови.

– Простите меня, синьора. Возможно, вы сочтете меня невежественной. Я выросла в Новом гетто, и мне пришлось научиться вежливым речам у христианской аристократии.

Порция хрипло хихикнула.

– Ну, у меня вы этому не научитесь. Я белая ворона среди аристократов. Продолжайте, Джессика. Я нахожу вас чрезвычайно красноречивой.

– Я думаю, вы должны найти способ разоблачить Антонио. Лоренцо рассказал мне еще о десяти планах Антонио, которые окончательно лишат нас всех наших денег.

– Вы хотите сказать, что я не должна давать свои деньги для освобождения этого Антонио от его ничтожного долга в три тысячи дукатов? Что я должна позволить вашему странному, кровожадному отцу вонзить нож в его грудь и вырезать фунт мяса, чтобы освободиться от вмешательства Антонио с его советами?

Джессика побледнела.

– Не думаю, что до этого дойдет, если только мой отец… не сошел с ума.

– Отцы, как известно, имеют обыкновение сходить с ума.

– Но если он убьет Антонио, – если закон позволит ему зайти так далеко, – это не решит вашу проблему, – продолжала Джессика. – Бассанио будет почитать Антонио еще больше, считая его жертвой. Антонио годами забивал голову Бассанио, как, впрочем, и Лоренцо, своими планами. Антонио эти планы редко приносили удачу, но Бассанио станет претворять их в жизнь, будь Антонио жив или мертв. Он опустошит вашу казну. И Антонио превратится в…

– Мученика, – прервала ее Порция. – Святого, которому нужно поклоняться.

Джессика кивнула.

– Но неужели ваш отец действительно может убить Антонио?

– Он очень зол, – сказала она с глубокой болью. – Это я ранила его, но страдать будет Антонио. Не думаю, что ваши деньги изменят что-то. У моего отца денег достаточно. Этот вексель на фунт мяса был составлен в шутку. Он хочет унизить Антонио.

– Как и я, – заметила Порция.

– Мой отец может сделать из Антонио посмешище в суде, но тот все-таки останется героем для Бассанио – еще бы, подставил грудь ножу дьявола-жида, – с горечью проговорила Джессика. – Использует ли дьявол-жид свой нож или нет, не важно. Антонио все равно предложит себя в качестве…

– Агнца для заклания.

Джессика улыбнулась ей.

– Овцы для шохета, хотела я сказать.

– Для чего?

– Не важно. – Джессика наклонилась вперед. – Леди Порция, вы должны помешать Антонио стать жертвой и добиться контроля над своим состоянием каким-нибудь другим способом. Если вы не прервете это дело, вы рискуете всем, чем владеете.

– И всем, чем сможете владеть вы, поскольку ваш муж явился сюда, чтобы занять у меня денег.

Джессика густо покраснела.

Порция протянула руку через стол и похлопала девушку по руке.

– Теперь я была слишком прямолинейной. Не бойтесь, Джессика. Я сочувствую вашему положению. – Она откинулась в кресле. – Поймите, мне все равно, кому я даю деньги, пока их даю я! Вы со своим Лоренцо будете иметь достаточно, если я получу права на то, что принадлежит мне. Я нахожу ваши советы мудрыми. Я разделяю ваши взгляды. Бассанио нужно заставить уважать меня. Но как прервать это дело между Антонио и вашим отцом? Как мне это сделать?

– Я не знаю! – воскликнула Джессика. – Но, судя по тому, что рассказывает мне Нерисса, вы с вашим умом сможете что-нибудь придумать.

– Ах, она слишком хорошо обо мне думает.

– Она любит вас, – просто сказала Джессика.

Порция мягко улыбнулась:

– А я – ее.

Джессика встала, сделала реверанс, собираясь уходить, но остановилась в нерешительности.

– Есть еще одна вещь, – проговорила она. – Новости о кораблях Антонио. Провалились шесть его предприятий. Шесть кораблей затонули, возвращаясь из Триполи, Англии, Мексики, Лиссабона, Берберии и…

– Индии, да. Очень неудачно.

– Мне кажется, не похоже на правду. Синьора Порция, есть люди, распространяющие слухи на Риальто, чтобы поднять цены на свои собственные акции.

– Я слышала об этом.

– Я только предлагаю: обратитесь к посредникам, которые у вас есть, пусть они расследуют тайну полного банкротства Антонио. Если это сделать вовремя, то, возможно, дело так и не дойдет до суда. Есть такой человек, Тубалкейн, который работает на Риальто. После окончания работы он часто ходит в восточные доки. Стоило бы порасспросить его.

Порция записала имя.

– Спасибо, Джессика. – У нее в голове мелькнула какая-то мысль, и она взглянула на свою гостью. – Мужчины считают вашего отца кровожадной собакой. Ваше мнение о нем кажется… более сложным.

Джессика промолчала.

– Почему вы покинули его дом?

Джессика опустила глаза и тихо сказала:

– Он хотел, чтобы я стала… другой. Он пытался заставить меня изучать Закон…

Заставить вас?.. – Порция уставилась на нее, не находя слов, а это с ней редко случалось.

Девушка подняла голову – впервые на ее лице снова появилось выражение застенчивости и вызова. Она, не моргнув, выдержала взгляд Порции. Недолгая близость между ними исчезла, но Джессика все еще стояла, как бы ожидая серебряной монеты за свои умные советы. Неужели она так же, как сама Порция, стремится к выгоде? Но нет. Порция видела в ее глазах жажду чего-то большего, чем деньги, и поняла, что это. Девушка искала дружбы, ей хотелось попасть в тот волшебный мир, в котором, как ей казалось, правит Порция. Вот эти вещи она и надеялась купить.

Порции было ее жаль, и не в последнюю очередь потому, что Нерисса научила ее понимать, что такие вещи купить нельзя.

Зато другие можно. Дело всегда в деньгах, а их Порция могла дать. Так что она сухо сказала Джессике:

– Дорогая, все будет хорошо. И я хочу наградить вас за вашу помощь.

* * *

Настойчиво пожелав Грациано спокойной ночи, Нерисса молилась, когда дверь отворилась и в ее комнату вошел мужчина. У нее перехватило дыхание, и она вскочила на ноги.

– Кто вы? – закричала она.

Мужчина приложил к губам палец в перчатке. Он был строен и высок ростом и с редкими усиками. На подбородке виднелся слабый намек на каштановую бородку. На нем были черные сапоги с серебряными пряжками, берет из мягкой кожи и бриджи, предназначенные для верховой езды. Они были очень похожи на те, что день назад Нерисса видела на Порции.

– Кто вы? – прошептала Нерисса, садясь на кровать и присматриваясь к изящным движениям мужчины. Про себя она произнесла «Отче наш», молясь, чтобы Бог не ввел ее в искушение.

Мужчина сел в кресло у двери, подальше от света свечи.

– Как вы думаете? – хриплым шепотом спросил он Нериссу.

Нерисса скосила на него глаза:

– Скажите что-нибудь еще.

– Бассанио – болван, как и Лоренцо, и Грациано тоже, и у меня есть план, как навсегда поставить их на место.

– Порция! – Нерисса прижала руки к щекам. – Сейчас не время для маскарада! Что ты задумала?

Порция сняла кожаный берет и встряхнула головой. Нерисса снова закричала:

– Твои волосы!

– Да, я их обрезала! – прошипела Порция. – Тихо! – Она пригладила золотистые волосы, которые торчали теперь колючими пучками. – У меня кружится голова.

– Тогда приляг. Ты пьяна, пьяна, пьяна…

– Не так уж я пьяна. У меня есть план. Бассанио рассказал нам, какой странный договор Антонио подписал с евреем. Любой дурак выиграет это дело в пользу Антонио. Я знаю адвоката, которого они наняли. Он живет в Падуе и обычно давал мне почитать книги. Он жадный. За серебро я смогу убедить его в чем угодно. Мы сегодня же навестим его и вытащим из постели. Он напишет для меня письмо. Я знаю закон. Я сама выкуплю Антонио!

Нерисса грустно посмотрела на ее.

– Твой отец был сумасшедший, – сказала она. – Жаль, что это настигает таких молодых.

– Нерисса, это можно сделать. Мой голос часто принимают за мужской. Много раз я видела, как люди смотрят на меня, когда я говорю. И ты, знающая меня лучше, чем кто бы то ни было, входишь в их число, включая Бассанио. Ты вот сейчас не сразу узнала, даже когда я заговорила.

– Ты сидишь в полутьме.

– Сейчас маскировка была сделана наспех. Я поработаю над этим и над голосом. Ну, вставай! Мы попрощались с нашими мужьями…

– Твоим мужем. Я не давала согласия на брак…

– Не увиливай. Мне нужна твоя помощь. Вставай! Одевайся!

Нерисса упала на спину на своей постели и застонала: «Нет, нет, нет!»

Корсаж, верхняя юбка, плащ и сапоги полетели ей на живот – Порция влезла в гардероб своей подруги и стала швырять вещи на кровать.

– Судебное заседание назначено на пятницу, – энергично говорила Порция, роясь в шкафу. – Мы оставим записку Джессике и ее щеголю Лоренцо. Они могут изображать здесь господина и госпожу, купаясь в клубнике со сливками. Пусть она носит наши платья. Пошли, мой корабль идет быстро, он не будет делать остановок. Мы окажемся там раньше Бассанио. Идем!

Серый свет зари проник в комнату в западной части дома, где синьор Немо Фонтеччио провел последнюю ночь своей оплачиваемой службы в имении Бель Менте. Он встал в ночной рубашке и со скрипом прошел к отхожему месту. Облегчившись, натянул ситцевую рубаху и панталоны и потянулся к вешалке на стене, где хранил свою шапочку и мантию юриста.

– Что за черт? – пробормотал он, когда рука его коснулась пустого крючка.

Глава 28

Они миновали зеленые поля аспарагуса и дикого ириса, и заросли жимолости по берегам, и маки, которые сверкали, как рубины, в прибрежной траве. Но когда они пересекли залив, краски исчезли. Город Венеция высился перед ними, как остров из серого камня.

Нерисса обиженно сидела на палубе шлюпа, принадлежащего Порции, одетая в одежду клерка, которую Порция позаимствовала у падуанского законоведа. Практика этого человека процветала. Он был счастлив предать своего венецианского клиента Антонио, если Порция заплатит ему за эту услугу. Она заплатила также за наряд клерка для Нериссы, который они взяли из комнаты его помощника. Нериссе эта сделка не очень нравилась.

– Эта одежда мне не подходит, – жаловалась она Порции. – Почему я иду у тебя на поводу?

– Потому что я восхищаю тебя своей смелостью.

– Мне хватало приключений и до того, как я встретила тебя, – возразила Нерисса.

– Но не хватало остроумных разговоров и не было лебедей, плавающих в прудах, – сказала Порция. – Теперь у тебя все это есть. Разве ты не благодарна мне?

– Если на меня снизошло такое благословение, то почему я дрожу на мокрых досках этой лодки, в шерстяных бриджах, которые так сжимают мою лучшую часть, что я хожу как в тисках?

– Может, ты прекратишь разговор об обидах, нанесенных твоей лучшей части?

– Нет! И, говоря об этих оскорблениях, я должна сказать еще кое-что о синьоре Бен Гоцане.

– Шейлоке, ты хочешь сказать.

– Порция, он не будет настаивать на условиях своего векселя. Он откажется от иска еще до того, как мы явимся в суд. Фунт мяса! Это убило бы Антонио, а мое сердце говорит, что Бен Гоцан не убийца.

– Есть его обращение в реестр судебных дел, он утверждает, что намерен им стать. Так там написано.

– Что бы там ни было написано, я знаю его. Я не называю его своим другом, уверяю тебя. У меня до сих пор на левой ягодице вмятина от падения с лестницы…

– Опять ягодица! И вмятина! Разве так может быть?

– Может, кому и не верится, только это так. Но, Порция… – Нерисса понизила голос, хотя по палубе ходили только матросы, время от времени с любопытством поглядывая на них. – Я знала убийц. Я видела их в домах Малипьеро, с глазами пустыми и мертвыми. Ну, в твоем собственном доме, этот арагонский наемник…

– Да? – сухо переспросила Порция. – Что еще о нем?

Нерисса помолчала и потом спокойно продолжила:

– Так вот: я не думаю, что синьор Бен Гоцан имел в виду лишить его жизни. Вот увидишь, Антонио будет избавлен от этого тяжелого испытания, и мы тоже.

– Ну, моя дорогая, я выслушала его дочь за ужином прошлым вечером и после него, и у меня сложилось другое представление. Бен Гоцан обвиняет Антонио, потому что именно он арендовал корабль, на котором бежала Джессика. Если бы он схватил их, то вернул бы свою дочь домой до того, как Лоренцо уложил ее в постель и сделал необратимо христианской супругой. Теперь он жаждет мести. Жиды всегда жаждут мести! Я читала, что они любят орудовать ножами. А что насчет тех псалмов, которые ты всегда велишь мне читать? Я их читала. Я нашла в них множество заявлений царя Давида о том, как Бог пускал стрелы в своих врагов, и поджигал их, и бросал их в ямы, и отрезал им губы…

– Порция, католические епископы читают те же самые стихи, но только говорят об османах!

– Но кто написал их, я тебя спрашиваю? Я только следую логике. – Порция напустила на себя обиженный вид. Откинув драматическим жестом капюшон, она широкими шагами зашагала на корму.

Нерисса опустила голову на колени и тихо застонала. Ее укачивало.

* * *

Поднявшись по мраморным ступеням муниципального суда и войдя в прохладный холл с колоннами, Порция ощутила целую гамму чувств: две части священный трепет и три части ревнивая зависть. Вокруг нее расхаживали мужчины в мантиях, в черных шляпах, обсуждая с глазу на глаз дела, и апелляции, и приговоры, вынесенные Советом Сорока, приправляя свой разговор латинскими терминами.

«Вот же вам! – подумала она, с удовлетворением размахивая своей одолженной мантией. – Вот!»

За ее спиной Нерисса испуганно прошептала:

– Порция! У тебя левый ус отклеился!

Порция задумчиво потерла лицо, морщась, как будто раздумывая над тем, как лучше защитить портового агента от взяточника-полицейского.

– Так лучше? – углом рта произнесла она.

– Да.

– И называй меня Бальтазар. Иди поскорее, ну. Наше дело рассматривается в три, и начнется оно вовремя или нет, наше заблаговременное появление дополнительный козырь в нашу пользу. Мы появимся прежде, чем заполнится четвертая скамья и появится почтенный судья один из самых старых среди Совета Сорока.

– Ты появишься! Не я, Порция…

– Бальтазар.

– Опомнись. Ты похожа на молодого правоведа, я признаю. Но никто не примет меня за мальчика.

Порция остановилась на ходу.

– В данном случае твой здравый смысл говорит мудро, юный Буонавентуро. Не таращи на меня глаза! Ты меня убедил, не в последнюю очередь потому, что твой Грациано, который прилип к Бассанио, как репей, и который, можно сказать, хорошо знает твою персону…

– Не говоря о синьоре Бен Гоцане, в доме которого я жила!

– …обязан быть свидетелем в суде. Следовательно, ты должна остаться за дверью и сидеть, надвинув шляпу на глаза.

Нерисса облегченно вздохнула.

Порция считала, что сердце у нее железное, но оно забилось, как обычное человеческое, когда она открыла дверь в зал заседаний суда Сорока.

Она заморгала от апрельского солнца, бившего в большие окна. Ей хотелось бы, чтобы свет был не таким ярким. Первое, что она увидела, – спину Бассанио в блестящем шелке и руки в желтых перчатках, которыми он жестикулировал, стоя у барьера, отделяющего возвышение для судей от места для свидетелей. Он с кем-то разговаривал. Опасаясь, как бы он не почувствовал ее взгляд и не обернулся, Порция отвела глаза, прошла к дальней стороне барьера и разложила там свою книгу и бумаги. У нее с собой был том венецианских гражданских законов и копия векселя Антонио ди Ардженто еврею Шейлоку, засвидетельствованного Бассанио, который вчера она поспешно отыскала под стопкой легкого белья в гардеробе своего молодого супруга. Ее сердце так колотилось, что она боялась, как бы мужчины, болтающие в зале, не услышали его стук. Но никто не обратил на нее особого внимания, когда она встала среди них, спокойно изучая свои бумаги. Судя по их разговорам, это были дельцы: купцы и горстка правоведов, пришедших на судебное заседание из-за необычности дела, они говорили о своих собственных кораблях, со страхом комментируя катастрофу с кораблями Антонио, с удовольствием рассуждая об известной грубости евреев. Ее взгляд привлекла красная шляпа на голове молодого человека с большими ушами и меланхоличными зелеными глазами. Он стоял у стены рядом с высоким темноволосым синьором, который по-отечески похлопал его по плечу. Молодой человек закрыл кожаную папку. На рукаве его плаща было нашито красное сердце.

Она похолодела, услышав голос Бассанио почти рядом с собой.

…должен! – говорил он. Она отвернулась и сгорбилась. Другой мужской голос, расстроенный и низкий, спросил:

– И значит, ты доволен своим браком?

– Дорогой Антонио, – сказал Бассанио, – для меня и моего состояния это самое лучшее.

– Тогда мне все равно, что станется со мной.

Внезапно откуда-то сверху у нее за спиной раздался пронзительный смех Грациано. Порция подпрыгнула и, украдкой взглянув наверх, увидела этого фата на галерее у задней стены помещения, футах в пятидесяти от себя. Потом она снова увидела спину Бассанио в ярком шелке – ее супруг быстро шел к узкой лестнице, ведущей на галерею, к Грациано. При этом она успела заметить двух изысканно одетых близнецов, стоящих рядом с Грациано, шепотом о чем-то разговаривающих.

Дверь за высоким судейским столом открылась. В нее вошел седобородый судья, величественный в своей высокой черной шапке. На Кампаниле колокол пробил три, и шум стих, когда зрители разместились на галерее. Все прибыли в суд вовремя.

Порция осталась стоять на месте. Она не смотрела ни вправо, ни влево, избегая взглядов мужчин, оставшихся в зале. Вспомнив все гражданские дела, которые она слушала с галерей в Виченце, в Вероне, она ждала, пока судья удобно устроится в своем кресле, потом, оставив свою книгу и вексель на барьере, уверенно направилась к нему и вручила бумагу. Она спиной чувствовала взгляды присутствующих, но не сводила взгляда с судьи, пока он читал записку, в которой правовед из Падуи, синьор Белларио, отказывался от дела по причине болезни и рекомендовал на свое место синьора Бальтазара, молодого доктора права, специалиста по гражданским делам, недавно принятого в адвокатуру.

Она с радостью отметила, что судья косит.

– Ну хорошо, – сказал он наконец, поерзав в высоком кресле. – Займите свое место, синьор Бальтазар. Вы ознакомились с тяжбой, которую здесь разбирает суд?

Она выкурила три трубки табака на палубе шлюпа этой ночью, чтобы голос у нее стал более грубым, хотя от запаха табака Нерисса почувствовала недомогание. Теперь она произнесла по возможности низким голосом:

– Я подробно познакомился с делом.

– Антонио ди Ардженто и Шейлок, подойдите, – сказал судья.

Порция повернулась и взглянула в зал – двое мужчин вышли вперед из-за деревянного барьера. Тихое бормотание раздалось на галерее, но тут же стихло под строгим взглядом судьи. Порция выпрямилась во весь рост и оглядела участников процесса.

Кроме юной Джессики, которая частично была христианкой, она никогда в своей жизни не встречала ни одного еврея. За ужином в «Бельмонте» Бассанио, Лоренцо и Грациано насмехались над старым чудовищем Шейлоком. Теперь она с любопытством разглядывала странное обезьяноподобное лицо купца с его напудренной, дряблой кожей, неестественно розовыми щеками, освещенными ярким послеполуденным солнцем. Видела его впавшие, обведенные углем глаза и мрачный взгляд. Так вот какой он, этот старый еврей!

– Синьор Шейлок, – начала она, обращаясь к нему, и остановилась: на галерее раздался смех. Искренне недоумевая, ненавидя себя за вспыхнувшие щеки, она посмотрела на судью и спросила: – Который здесь купец? Который жид?

Судья указал на размалеванного человека:

– Это синьор Антонио. Другой – жид.

Теперь она посмотрела на этого другого, который стоял рядом с Антонио, скрестив на груди руки. Она почувствовала себя запутавшейся, будто ее неправильно информировали о подробностях этого дела и о многих других вещах в жизни.

Противником Антонио оказался тот высокий синьор, который по-отечески похлопал по плечу молодого человека в красной шляпе у стены: темноволосый мужчина с красивыми глазами, среднего возраста, одетый в хорошо сшитую одежду, какую носят самые состоятельные купцы на Риальто. Он выглядел на добрых десять лет моложе Антонио.

На самом деле Порция об этом, конечно, не знала: Шейлок Бен Гоцан лишь накануне подстриг бороду и укоротил волосы до длины, принятой у венецианских граждан. Он снял свой еврейский тюрбан и значок и, войдя в зал суда этим утром, заставил судебного клерка замолчать под его строгим, испепеляющим взглядом. Сейчас у него на голове был темный бархатный берет, купленный им на Мерчерии.

– Ваше имя Шайлох? – спросила она.

– Шейлок мое имя.

Порция не уловила особого различия в произношении, но кивнула, как будто поняла. Ни в лице, ни в фигуре мужчины она не заметила ничего, что отличало бы его от христианина. Однако выражение их лиц было совершенно разное. Если лицо христианского купца выражало уныние, Шейлок Бен Гоцан выглядел почти веселым. Она продолжала разглядывать его, и он удивленно поднял брови.