Текст книги "Звезда Полынь"

Автор книги: Грэм Тэйлор (Тейлор )

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

– Ты слышала, о чем мы тут говорили? – спросил Блейк.

– Кое-что. Но мне это все равно непонятно, поэтому я просто старалась успокоить Бандита, чтобы он не рычал, – ответила она, надеясь, что вопросы скоро закончатся.

– То, что ты все-таки поняла, держи при себе. Никому не говори об этом. – Блейк посмотрел на Бонэма.

– Сэр, вы не могли бы убрать пистолет? Бандит волнуется, и я не знаю, сколько еще смогу удерживать его. – Аджетта отчаянно пыталась не выпустить ошейника из рук, а пес рвался на волю, собираясь поскорее вцепиться в Бонэма и потаскать его по комнате, как затравленного кролика.

Бонэм отступил назад, поднял курок и сунул свой пистолет обратно в карман сюртука. В комнате повисла напряженная тишина. Бонэм посмотрел на пса, потом перевел взгляд на Аджетту.

– Давно у тебя?.. – От волнения он запнулся. – Давно у тебя этот пес? Он такой… огромный. Кусается?

– Он кусает только разбойников и еще тех, кто подходит ко мне слишком близко. Именно такой защитник мне и нужен, когда я ухожу отсюда в полночь и мне приходится возвращаться к себе на Флит-стрит. – Аджетта шагнула в комнату, стараясь держать пса как можно ближе к себе.

– А тебя донимают разбойники? – спросил ее Бонэм.

– Раньше донимали, а теперь их донимает Бандит. Бегут от него как угорелые в своих шикарных костюмах. «Одет с иголочки и очень опасен» – так каждый из них думает про себя. А я считаю, что они – просто кучка придурков, в мозгу – ни одной извилины. Только и знают, что одеться поприличнее и приставать к старикам и шлюхам…

– Тогда отправляйся-ка их донимать при свете дня, – прервал ее Блейк, и Аджетта перестала рассматривать Бонэма. – Уже утро, и ты их хорошенько разглядишь. А твоя псина может их гнать до самого Гайд-парка. Если захочет, – резко добавил он.

Аджетта посмотрела на золотые французские часы, стоявшие на каминной полке:

– Сэр, сейчас еще ночь, но солнце уже поднялось.

– Моя дорогая девочка, – сказал Блейк, – землетрясение, которого ты так испугалась, было столь сильным, что изменило ход времени. Уже утро, темнота рассеялась, и наступил новый день. – Он взглянул на Бонэма, а потом снова, на Аджетту: – Отдохни один день, а вечером приходи, – быстро сказал он. – Но никому не говори о том, что здесь слышала, иначе даже твой пес не сможет тебя спасти… Думаю, ты меня понимаешь.

Он посмотрел вверх, на комнату над библиотекой, в его голосе явственно слышалась угроза. Аджетта склонила голову.

– Понимаю, сэр, – сказала она, выводя Бандита из комнаты. В дверях девочка обернулась: – Я знаю, вы наверняка думаете, что я всем разболтаю о том, что здесь слышала. Но я никому и словом не обмолвлюсь. Я могу быть какой угодно, однако обещаний не нарушаю, доктор Блейк, уверяю вас.

– Верно, не нарушаешь, Аджетта, я знаю. – Блейк улыбнулся, снова неосознанно попав под обаяние девочки. Она опять обворожила его, а он даже не понял этого.

Аджетта вышла из библиотеки и осторожно притворила за собой дверь. Потом отпустила Бандита, велев ему спускаться вниз. Но сама не двинулась с места. Приложив ухо к двери, она стала внимательно слушать, о чем говорят в обсерватории.

– Ну и страху я натерпелся, Сабиан! – сказал Бонэм. – Чуть было не застрелил и девчонку, и собаку. Как ты думаешь, она расскажет кому-нибудь о том, что услышала?

– Нет, Аджетта не сделает этого. Она прекрасно знает, что с ней тогда будет. Мы можем на нее положиться. Она знает, кто ее хозяин, – ответил Блейк.

– Можно было бы подержать ее здесь, пока…

– Ее отец примчался бы сюда так же быстро, как тот пес пронесся по площади, – возразил Блейк. – И уж лучше иметь дело с мастифом, чем с Кадмусом Ламианом. Если ты думаешь, что уличные разбойники – бич нашего города, то Кадмус Ламиан показался бы тебе настоящим кошмаром. Это человек, с которым не стоит иметь ничего общего.

Блейк вернулся к окну и оглядел утонувшую в тумане площадь.

– Это Кадмус заставил меня нанять его дочь. Вывернул мне руки и кошелек. Заявил, что она мне очень пригодится. Но я плачу этой девочке больше, чем привык платить слугам. В ней есть что-то особенное. Когда смотришь ей в глаза, то кажется, что перед тобой человек, который уже видел этот мир, и не раз, и знает о жизни гораздо больше, чем ты сам. Но она прекрасно справляется с работой и умеет держать язык за зубами.

За дверью Аджетта приподняла одну бровь, плотно сжала губы и нахмурилась. Она все слышала. Угроза Блейка ничуть не напугала ее. Она видела, как его приятели бродили по дому в шикарных костюмах, распевали какие-то песни, будто цыгане, как они странно танцевали, слышала, как они кричали что-то в унисон. Аджетта очищала подсвечники от черного воска, когда свечи в них догорали, и чаши с благовониями, в которых курилась мирра. Пока гости танцевали, она таскала из их кошельков по монетке, откуда соверен, а откуда целую гинею. Все это она проделывала с неизменной улыбкой и не забывала говорить: «Спасибо, сэр», когда гости протягивали ей чаевые за то, что она подержала их сюртуки. А в полночь, подобно крысам, они устремлялись во мрак Лондона.

Блейк мог думать об Аджетте все, что ему захочется. Он мог одурманивать ее разум историями о других мирах, удивительных заклинаниях и непонятных чарах, но каждый день к полуночи она бросала в свою копилку несколько монет из его кошелька, а когда копилка наполнится, Аджетта покинет это место навсегда.

Она не стала больше прислушиваться к разговору в библиотеке и тихонько спустилась по лестнице к черному ходу, где ее поджидал Бандит, яростно махая хвостом. Вход для прислуги выводил в узкий переулок, куда даже в самый ясный день не заглядывало солнце. Здесь было сыро и из-за утренней свежести ужасно холодно. Туман, поднявшийся с реки, клубился у стен домов, как огромная паутина, которая облепляла ей лицо, когда она шла по направлению к Хольборну. В переулке ей никто не встретился, кроме нищенки, которая стояла у дома напротив, прислонившись спиной к двери и прихлебывая джин. Бутылка затерялась в мешанине лохмотьев, кожи и костей, которые и составляли ее человеческое обличье. Нищенка была страшная, как могила, с морщинистым лицом и потрескавшимися губами. Она посмотрела на Аджетту одним глазом, другой был закрыт.

– Дай пенни старушке! – закричала она. – Всего один пенни, и я куплю себе бутылочку «Женевы».

Аджетта сделала вид, что не замечает ее, и быстро пошла по переулку. Бандит подбежал к нищенке, ткнулся мордой ей в лицо и тут же отпрянул: он не мог понять, кто или что она такое.

– Банни! Оставь ее! – закричала Аджетта, и ее голос эхом разнесся по темному переулку.

Пес отскочил от женщины и затрясся, шерсть стала дыбом. Нищенка выпустила бутылку из онемевших пальцев, и та со звоном покатилась по брусчатке. Бандит побежал за Аджеттой по тротуару, то и дело останавливаясь и оглядываясь на старуху. Казалось, будто он видел нищенку как-то по-другому, будто он мог разглядеть, что за существо прячется под этими грязными лохмотьями. И этому существу он не доверял.

Вскоре тишина переулка сменилась шумом Хольборна. Улица наполнилась повозками и экипажами, которые тянулись за город, в Воксхолл: многие жители хотели поскорее оказаться в безопасности. Люди, которых подняло с постели странное землетрясение, теперь как завороженные смотрели на солнце, пробивавшееся сквозь толстую пелену речного тумана. Высоко над куполом собора Святого Павла в бледном небе сияло красное солнце. Свежий ветер гулял по улицам, принося запах прилива, похожего на запах поджаренных мускатных орехов.

Аджетта шла по Хольборну, пробираясь сквозь толпы людей, собравшихся перед магазинами и пабами. Вскоре она свернула в темный, узкий переулок, который вел через Хольборн к «Таверне моряков» и казино возле парка Ветстоун.

Три дня назад в переулке Иниго произошло убийство. На стене, там, где несчастный пытался уйти от своей смерти, до сих пор были видны кровавые пятна. Его крики услышали люди с улицы, но, хотя они и поспешили к нему на помощь, убийцы на месте преступления не оказалось. Можно было подумать, что убийца растворился в воздухе.

Вдруг Бандит обогнал Аджетту и громко зарычал. По спине у нее пробежал холодок. Бандит остановился и залаял. В переулке, кроме них, никого не было, но пес все равно злобно рычал и лаял.

– Перестань, Банни, ты меня напугал! – закричала девочка. Пес метался взад-вперед и рычал все громче и громче. – Банни, прекрати…

Тут кто-то схватил Аджетту сзади, зажав ей рот рукой. Ее затащили в дверь, о существовании которой она даже не подозревала. Дверь захлопнулась, и девочка оказалась в кромешной тьме. Аджетта слышала тяжелое дыхание того, кто ее схватил. И ощущала влажную перчатку на своем лице.

– Не кричи, девчушка, не кричи, если хочешь снова увидеть своего пса и белый свет. – Это был голос нищенки, которую она встретила в переулке. – Я слежу за тобой денно и нощно. Знаю, когда ты приходишь на работу, а когда уходишь домой. – Женщина еще сильнее прижала к себе Аджетту. – Я могла бы похитить тебя когда угодно, но ты мне не нужна. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня. Завтра вечером, когда ты выйдешь от Блейка, иди в переулок Иниго, тут тебя будет ждать одно послание. Получив его, ты узнаешь, что тебе надо будет сделать. А если не придешь, то я схвачу твоего драгоценного песика и скормлю его крысам… А потом и до тебя доберусь.

Аджетта попыталась что-то сказать, но рука крепко зажимала ей рот. Она ничего не видела, но чувствовала сильный запах джина, вонь улицы и гниющей плоти. Ее дыхание стало прерывистым, и девочке начало казаться, что она сейчас умрет.

– Блейку и отцу – ни словечка. Они тебе все равно не смогут помочь, девчушка. Приходи завтра в этот переулок, к «Таверне моряков», ровно в четверть первого ночи. Часы Святого Георга подскажут тебе точное время. Смотри не опоздай.

Не дав Аджетте вымолвить ни слова, женщина вытолкнула ее на улицу и захлопнула дверь. Аджетта упала лицом в вонючие помои, которые кто-то выплеснул на мостовую. Банни с лаем подбежал к ней. Девочка обернулась. Дверной проем исчез. Перед ней была сплошная каменная стена. Аджетта задыхалась. Вокруг нее заклубился туман, и свет начал тускнеть.

Глава 3
Аптекарь

Аджетта бежала по Флит-стрит, на которой царила полная неразбериха, и ей казалось, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Бандит мчался рядом, то и дело оглядываясь назад, чтобы удостовериться, что за ними никто не гонится, и тщательно принюхивался, пытаясь распознать сырой, затхлый запах, исходивший от нищенки.

В глазах у Аджетты стояли слезы. Наконец она увидела постоялый двор своего отца, который находился на углу Ладгейт-хилла и моста через реку Флит. Дым, поднимавшийся из всех трех труб постоялого двора, смешивался с начавшим рассеиваться речным туманом. Стены были выложены из тонкого кирпича, из них торчали деревянные балки, на этих стенах держалась тяжелая крыша, крытая черепицей.

Аджетта остановилась отдышаться, надеясь, что страх покинет ее. Ей не хотелось, чтобы отец, увидев, в каком она состоянии, догадался, что ее кто-то напугал. Этот секрет она не могла открыть отцу.

Перед постоялым двором трое мальчишек Делали ставки на двух молодых петухов, которые дрались в пыли. Аджетта смотрела, как петушки танцуют друг перед другом, показывая свои шпоры и стараясь нанести друг другу смертельный удар. Они были похожи на двух толстых судей в напудренных париках.

У петушка покрупнее и потолще был красивый черный гребень на маленькой голове. Гребень, как черный колпак, падал то на одну сторону, то на другую, когда петушок подпрыгивал и, резко нагнув голову, пытался вонзить когти в своего маленького противника, который уже упал в грязь. Наконец петушок с черным гребнем-колпаком прыгнул на свою жертву, разрывая когтями его перья и впиваясь клювом в его тельце. Мальчишки завизжали от восторга. Жертва не двигалась. Ее настигла смерть. Старший мальчик поднял победившего петуха за окровавленные ноги и, ликуя, подбросил его в воздух. Мертвого петуха осторожно подняли с земли и осмотрели его раны. Потом снова бросили на землю. Его крылья раскрылись, голова свесилась набок, а из клюва вытекла капля крови.

Казалось, всех жителей Флит-стрит уже покинул страх, которого они натерпелись во время небесной бури. Они не поняли, что случилось, произошедшее представлялось им ночным кошмаром, но теперь кошмар закончился. Жизнь вернулась в прежнее русло. На грязной дороге валялись газеты; улицу заполонили повозки, кучера на облучке нещадно хлестали лошадей. По слякоти бежали мальчики с портшезом, унося прочь своего таинственного пассажира, скрывавшегося за занавешенными окнами кабинки. Пробиваясь сквозь толпу, мальчики кричали: «Дорогу!» Они направлялись в центр города. Сердце бешено колотилось в груди у Аджетты, а запах перчатки, зажавшей ей рот, все еще преследовал ее. Она оттолкнула мальчиков с портшезом. Мальчики хотели было ударить ее в ответ, но Бандит зарычал и щелкнул зубами. Мальчики отступили, понимая, что он не прочь отведать их внутренностей. Наконец Аджетта оказалась перед выгоревшей красной дверью постоялого двора. Вывеска на двери гласила: «Постоялый двор Ламиана. Мы рады всем чистоплотным гостям!»

Войдя в дом, Аджетта почувствовала запах жареного ягненка. В холл долетали звуки из кухни – там кто-то рубил мясо. Банни подошел к своему привычному месту у камина напротив лестницы, поскреб пол, улегся и уставился в огонь.

Прежде чем показываться на глаза отцу, Аджетта привела себя в порядок, смахнув пыль с одежды. Сквозь шум, который издавал нож, врезаясь в мясо, до девочки донесся зычный голос ее отца:

– Это ты, Аджетта? Аджетта! Иди сюда, надо отнести еду в Ньюгейтскую тюрьму. Полгорода окончательно свихнулась, а другая половина хочет есть, так что давай сюда, да поживей!

У Кадмуса Ламиана был хриплый громкий голос. И во внешности его тоже не было изящества. Это был высокий грубый мужчина с длинными тонкими пальцами. На виске у него была непонятная шишка, из-за которой одна бровь искривилась, а кожа на лице натянулась.

Аджетта поспешила на кухню. Кадмус стоял у длинного деревянного стола в центре, его фартук был запачкан кровью и жиром. Черная печь извергала клубы дыма и жар. От этого жара плавились восковые свечи, а в глаза норовили попасть капельки кипящего жира – в нем Кадмус намеревался зажарить баранину, которую сейчас рубил на куски. Рядом с печью был камин с мощной деревянной полкой, котел, в котором кипятили воду, и железная кочерга. В камине ярко горел огонь, освещая даже самые темные уголки теплым янтарным светом.

Кадмус не взглянул на дочь, он был занят тем, что пытался перерубить берцовую кость, которая никак не хотела поддаваться.

– Что за ночка! Едва добрался до койки, как тут же началась вся эта суматоха. Пол заходил ходуном, лестницы зашатались, и с тех пор народ валит и валит сюда – все требуют еды. – Он яростно ударил по кости, и по кухне разлетелись мелкие осколки. – Да уж, девочка, странное начало дня. Не нравится мне все это, совсем не нравится. – Кадмус окровавленной рукой вытер пот со лба. Он заметил, что Аджетта собирается спросить его о матери. – Она все еще в постели, говорит, у нее лихорадка. А я говорю, что она просто налакалась джина.

С этими словами он занес над головой огромное лезвие и с силой обрушил его на остатки кости.

Кость раскололась, тесак вонзился в стол. Кадмус довольно проворчал что-то и рассмеялся:

– Все постояльцы требуют мяса с хлебом. Что ж, за один пенни они это и получат. – Он посмотрел на Аджетту. Девочка никогда еще не была такой молчаливой.

– Что с тобой? Язык проглотила? – грубо спросил он.

– Спать хочется. Я проработала весь день, а ночь оказалась такой короткой. Блейк велел мне прийти к вечеру, он терпеть не может возиться со свечами. – Аджетта не могла рассказать отцу, что с ней произошло. Он никогда не поверит в такое. Только посмеется, подумала она, он всегда над ней смеется.

– У тебя еще будет время поспать. А сейчас надо работать – за это платят хорошие деньги. – Пробормотав это, Кадмус положил кусок баранины в большой горшок с кипящим жиром. Мясо зашипело, от горячего жира на нем вздулись пузыри. Одной рукой Кадмус открыл дверцу черной печки, и из нее полыхнуло нестерпимым жаром. Кадмус толкнул горшок с мясом, тот заскользил по столу. У самой печи Кадмус подхватил горшок, сунул в печь и, довольный, захлопнул дверцу.

– Вот так, – сказал он, повернувшись к Аджетте. – Как поживает Блейк, эта старая собака? Все еще несметно богат?

Аджетта бросила на стол кошелек. Послышался тихий стук и звон монет.

– Я смогла взять только два шиллинга. У него сегодня не было посетителей. Одну монетку я нашла в кармане сюртука, другую достала из его кошелька. – Аджетта улыбнулась, довольная собой.

– А он тебе еще и приплачивает за это, – захохотал ее отец. – Положи, как обычно, в коробку. Наступит день, когда мы оставим этот прекрасный лондонский особняк и переедем за город.

– Нет, у него сегодня все-таки был один посетитель, – продолжила Аджетта. – Исаак Бонэм. После землетрясения на него напали взбесившиеся собаки. Едва спасся. Я слышала их разговор. Они говорили о звезде и о какой-то книге. Вечно болтают всякую ерунду. – Аджетта положила монетки в деревянную коробку, которая стояла на каминной полке. – Они сказали, что в этой книге полно тайн, что в ней написано, когда звезда врежется в Землю. Кажется, они называли эту звезду кометой.

– Бонэм, говоришь? Член Королевского общества. Богатый человек, богаче Блейка. – Кадмус задумался о том, какую пользу могут им принести два богатых человека, оказавшихся в одном доме. – Блейк считает, что он важная персона. Хочет разгадать загадки Вселенной, – проговорил он, доставая из печи противень с хлебом. – Обязательно запоминай все, о чем он говорит. Кое-кто готов заплатить кругленькую сумму за то, чтобы узнать, что творится в том доме. – Он отвернулся от стола и усмехнулся: – Запомни, Аджетта: счастье улыбается тем, кто умеет ждать, а мы прождали уже достаточно. А теперь помоги мне, надо накормить постояльцев, их будет еще больше, ведь то землетрясение может оказаться не последним.

Аджетта оглядела кухню. У нее не было другого дома. Эта комната была всем ее миром с самого рождения. За свои четырнадцать лет она изучила каждый запах, каждое пятно на стенах, каждую паутину, свисавшую с потолка.

Она отлично помнила тот день, когда еще совсем ребенком обожгла руку о дверь печки. С той поры эта печь казалась ей черным чудовищем, которое притаилось в углу. Она поддерживала в ней огонь лучиной и плавуном, который вылавливала в Темзе, когда во время отлива искала в иле что-нибудь ценное вместе со своими друзьями. По вечерам Аджетта сидела возле бочки с горшками и водой, покрытой слоем жира. Ей казалась, что бочка похожа на увязший в иле корабль, который она однажды видела в Ротерхите. Неровные доски бочки выступали из воды, как обшивка того корабля, когда начинался прилив и его заполняла вода. Сидя в углу, Аджетта ждала, когда из норки выберутся крысы в поисках ужина. Тогда Бандит погонится за ними по грязному каменному полу, схватит их зубами и начнет бить о стену, как тряпичных кукол. Крысы подохнут, и он станет тыкаться в них носом, надеясь, что они оживут и можно будет снова играть в бесконечные догонялки.

Грубый голос отца оторвал Аджетту от воспоминаний:

– Ты видела книгу, о которой говорил Блейк? Она может оказаться очень ценной. Может, нам позаимствовать ее у Блейка?

– Он поймет, что это сделала я. И потом, я не знаю, где он ее прячет, – волнуясь, сказала Аджетта.

– Если все подстроить, и, когда мальчик-трубочист будет… – размышлял Кадмус вслух.

– Нет, надо продолжать делать то, что мы делаем, и забыть о книге, – отрезала Аджетта.

– Вышла из себя, девочка? Не хочешь больше помогать своему отцу? – Кадмус шагнул к ней с тесаком в руке.

Тут в дверь громко постучали. Кадмус Ламиан с силой воткнул тесак в стол. Дверь открылась, и на кухню медленно вошел Дагда Сарапук. Аджетта заметила, что его некогда красивая одежда стала еще более потрепанной, чем раньше. Длинный сюртук был в темных пятнах, а на локтях и воротнике пробивалась подкладка. Он был худее и выше отца, его дряблое, морщинистое лицо сильно загорело от нездешнего солнца и обветрилось.

– Мистер Ламиан, – сказал он тихо, почти прошептал. – Не могли бы вы сделать мне милость и поговорить со мной наедине?

Ламиан бросил на Аджетту взгляд, и она поняла, что ей надо побыстрее уйти из кухни. Аджетта повернулась и пошла к двери:

– Я присмотрю за постояльцами, отец. Может, им захочется, чтобы их повеселили.

Сарапук даже не пошевелился, чтобы дать ей пройти. Аджетта протиснулась мимо него, а он улыбнулся, заметив, что ей неловко.

– Какая красивая девушка! И так молода, – тихо сказал он, когда она ушла, зная, что Аджетта наверняка услышит его слова.

– Чем могу быть полезен, мистер Сарапук? – спросил Кадмус, предложив другу сесть за стол. Они сели вместе. Кадмус заметил, что белки Сарапука отливают красным в свете яркого пламени в камине, а в редкой седой бородке застряли крошки от галет.

– Я хочу рассказать о своем магазине, – прошептал Сарапук. – Я купил небольшой дом в Ситинг-лейн, недалеко от Гарт-стрит. Внизу магазин, а сверху жилые комнаты, так что к концу недели думаю туда переселиться. – Он ненадолго замолчал. – Но, конечно, от вашей чудесной еды я не собираюсь отказываться. Вы согласны мне ее приносить по вечерам в семь? – Он снова замолчал и обернулся на дверь, внимательно прислушиваясь. – Не могла бы мне ее приносить Аджетта? Мне почти не с кем поговорить, а она такая обаятельная, она внесет приятное разнообразие в жизнь старика.

– Все возможно… за определенную плату, конечно, – ответил Кадмус, улыбаясь. – А что вы собираетесь продавать в своем магазине? – спросил он, пытаясь узнать, не может ли он на этом как-то заработать.

– Я ничего не буду продавать, Кадмус, я буду лечить. Стану аптекарем и займусь лекарствами, зубами и простукиванием черепа. Меня очень интересует анатомия, но, к сожалению, в этом деле нечасто найдешь добровольцев.

– Для этого вам, должно быть, пришлось многому научиться, мистер Сарапук. Это все слишком сложно и высоко, не для таких, как я. – Кадмус попытался выказать интерес к новому делу Сарапука.

– Мы все иногда болеем – телом, разумом или духом. Когда придет время, я открою небольшую больницу – если, конечно, найду тех, кто будет достаточно заинтересован в том, чтобы сделать на этом деньги. – Сарапук посмотрел Кадмусу прямо в глаза. – За свою жизнь я совершил много ошибок, но на этот раз все будет по-другому. Всего сто фунтов, внесенных в мое дело, окупятся в несколько раз, однако людей, которые могли бы пойти на это, найти так же трудно, как трупы. – Сарапук стучал пальцем по столу, как будто отбивая какой-то странный ритм.

– Я знаю одного человека, который мог бы вам помочь, мистер Сарапук, – ответил Кадмус, проникаясь все большим интересом к затее друга. – Значит, сто фунтов… А где гарантия, что они окупятся?

– Я могу ответить только одно: умелый человек всегда найдет массу возможностей их окупить. – Сарапук поднял одну бровь и улыбнулся.

– Ради чего вы этим занялись, мистер Сарапук? Собираетесь заботиться о людях, открыть больницу. Во имя высоких идеалов? – Кадмус повернулся и наклонился к нему: – Вот я, например, пекусь о своей жене и ребенке. Я сразу чую хорошую сделку, и, пока моя семья сыта и довольна, я счастлив. А что заставляет вас делать это?

Сарапук снова огляделся. Он проверил, закрыта ли дверь, и прислушался. Кухня была залита красным светом от пламени в камине, на стенах ярко горели свечи. Сквозь крохотное окошко в дальней стене не проникало ни одного лучика с улицы. Непонятно было, день сейчас или ночь. Здесь не существовало времени. Толстые стены кухни вынесли мятежи, матросские бунты и чуму. А Великий пожар лишь закоптил их. Прежде чем отвечать, Сарапук ненадолго задумался, глубоко вдыхая горячий воздух.

– Мой дорогой друг, я объездил весь мир в поисках его тайн и загадок. Я был в Египте и в Персии, откопал развалины многих городов. Я искал не переставая, но предмет моего поиска сокрыт не в мире, а в глубинах человеческого тела. Я ищу то место, где прячется душа. – Сарапук крепко схватил Ламиана выше локтя и притянул к себе. – И я знаю, что буду первым, кто его найдет, а когда я отыщу его, то удержу человеческую душу на пороге смерти и докажу миру, что мы бессмертны. Вы только подумайте об этом, Кадмус. На что пойдут люди, чтобы посмотреть на душу, эту вечную субстанцию, которую поместили в стеклянную банку и выставили на обозрение публике за два шиллинга? Я стану богатым. Мы оба станем богатыми! – Сарапук засмеялся высоким, взволнованным смехом.

– Вы думаете, что это возможно? Что вы сможете это сделать? – спросил Кадмус, ему передалось волнение друга.

– Мой поиск похож на детскую мозаику – с каждым годом я нахожу по одному кусочку. И вот сейчас картинка почти готова. – Сарапук замолчал и с волнением огляделся. – Нельзя никому рассказывать об этом, нужно держать это в тайне. Власти могут заинтересоваться моими изысканиями, и тогда мне придется рассказать им, откуда взялись мои добровольцы.

– А добровольцы… Это мертвецы? – неохотно спросил Кадмус.

– Пока да, – спокойно ответил Сарапук. – Однако придет время, когда мне понадобится парочка таких, кто… как бы это выразиться… находится между жизнью и смертью. – Он снов а глубоко вздохнул. – Мне бы трупы посвежее. Некоторые из тех, что я купил, провисели слишком долго и, в определенном смысле, испортились.

Кадмус задумался, но потом сказал:

– Наверное, я смогу вам помочь. У меня есть друг, Джон Свифт, он работает тюремщиком в Ньюгейтской тюрьме. За небольшую плату он достанет то, что вам так нужно. Позавтракайте с постояльцами за мой счет. А сам я тем временем хорошенько обдумаю это дельце. Это самая необычная сделка в моей жизни, и мне бы хотелось, чтобы наше сотрудничество осталось в полной тайне. Не хочу, чтобы люди подумали: Ламиан пытается прыгнуть выше своей головы.

Сарапук встал, схватил Кадмуса за руку и яростно затряс ее:

– Мы живем в очень важное время, время науки и истины. Мы поможем миру по-иному взглянуть на самого себя. Через год о вас может заговорить высшее лондонское общество, у вас будет собственная беседка в Воксхолл-гарденз, а также карета или речная баржа, а ваша дочь превратится в чью-то красавицу жену.

В холле собралось много народу: постояльцы ждали, когда им принесут еду, и боролись с Бандитом за место у огня. Аджетта протолкнулась через толпу и отперла дверь в огромную столовую, которая занимала почти все западное крыло дома. В комнате было холодно; огонь разожгли недавно, и пламя пыталось охватить отсыревший уголь в камине и обогреть комнату. От угля поднимался густой коричневый дым, устремлявшийся по широкой трубе к октябрьскому солнцу.

Через всю комнату протянулся длинный стол, вокруг него теснились деревянные стулья. Стол освещали четыре подсвечника; должно быть, свечи в них горели довольно давно, распространяя по всей комнате запах свиного сала.

Толпа волной хлынула в столовую. Это было сборище всеми отвергнутых и нищих оборванцев, среди них были и уличные актеры, и певцы из таверн, и даже человек, который уверял, что у него на руках стигматы – следы от распятия, он показывал их публике за шесть пенсов. Постоялый двор был дешевым. Нары, под ними ведро, для того чтобы справлять нужду, – это можно было получить всего за два пенса, а те, у кого и их не было, могли повисеть за фартинг. Они становились на колени и ложились спиной на длинную веревку, протянутую от одной стены до другой. Чтобы не заболеть на холодном полу, они висели на ней, как повешенные птички, веревка раскачивалась, и вскоре они погружались в беспокойный и часто прерываемый сон.

Завтрак прошел в суете и спешке. Из кухни принесли кусочки горячего мяса, маленькие круглые булки и глиняные горшки с элем. К еде тут же со всех сторон потянулись руки – каждый пытался ухватить свою долю горячего мяса с хлебом, за которые он заплатил один пенни, и запить все это кружкой дешевого эля.

Аджетта стояла у стола и следила, чтобы все взяли свою порцию и никто не прихватил еще и чужую. Мистер Манпурди обмотал руки красной тряпкой, чтобы не было видно бинтов, которые скрывали его стигматы. Девочка пристально смотрела на него. Он никогда никому не разрешал посмотреть на кровавые рубцы бесплатно. Следя за тем, как он ест, Аджетта поняла, что ему дается это с большим трудом. Держа руки в неудобном положении, мистер Манпурди пытался поднести кусочек хлеба ко рту. Аджетта надломила маленькую хрустящую булочку, взяла с тарелки кусок мяса и засунула его в булку. Отдав ее Манпурди, она улыбнулась. Он благодарно кивнул ей в ответ.

Аджетта не горела желанием посмотреть на следы распятия на ладонях Манпурди. Она не доверяла религии. Неужели всемилостивый Господь спокойно смотрел бы на то, как она прозябает в нищете? Стигматы на руках Манпурди не вызывали у нее никаких чувств. Вот верблюд, которого она однажды увидела в зверинце Гуга – его привезли из Аравийской пустыни, – был куда интереснее, чем руки Манпурди. Для нее мистер Манпурди был таким же, как и все остальные уродцы, торгующие собой, – на постоялом дворе их собралось немало. Здесь жил мальчик с кожей как у жука, женщина с тремя руками и девушка с такими большими ушами, что ее называли человек-слон. Она уже видала таких.

Аджетта знала, что некоторые увечья люди наносят себе сами. Однажды она видела, как какой-то мужчина утыкал лицо утиными перьями, а потом заявил, что он наполовину орел. Другой подпилил себе зубы так, чтобы они стали похожи на волчьи клыки, и выкрасил кожу чайной заваркой.

Но мистер Манпурди был другим. Он был мягким и добрым человеком и не считал себя важной птицей. Все, что отличало его от других, – это кровоточащие, никогда не заживающие раны на руках и рассказ о том, как однажды ночью, во сне, на него снизошло страшное видение, а потом появились стигматы.

Дагда Сарапук медленно вошел в столовую и сел в самом конце стола. Он посмотрел на Аджетту и улыбнулся, взяв с тарелок хлеб и мясо. Потом наклонился к Манпурди и что-то тихо сказал ему. Аджетта не разобрала что.

В эту минуту она заметила, как из кухни вышел ее отец, он нес поднос с едой. Прежде чем подняться по лестнице, отец прошептал ей на ухо:

– У нас новый постоялец, и это особенный постоялец. Поэт. Он приехал вчера вечером и не хочет, чтобы его беспокоили. Все время сидит у себя в комнате. Я сам буду носить ему еду. Понятно?