Текст книги "Обвинение в убийстве"

Автор книги: Грегг Гервиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

33

Голос Медведя был хриплым со сна и казался грубее обычного:

– Что?

– Ты меня слышал. Это имена и адреса. Записал?

– Да, да, записал. В какой мере ты в этом замешан?

– Позвони в местный офис государственного защитника и пошли машины к Мику Доббинсу. Сейчас же. Пусти детективов по следу Террилла Баурика. Сейчас же. У меня нет адреса Черного Медведя.

– Томас Черный Медведь мотает срок в Доноване за крупную кражу.

– Тогда о нем можно не волноваться. У меня также нет адреса Ритма Джоунса, так что его тебе тоже придется найти самому. Он в смертельной опасности. И доберись до дома Уильяма Рейнера, пока трупы не остыли.

– Как ты во все это ввязался?

Тиму хотелось, чтобы Медведь прекратил разговор, позвонил диспетчеру и предупредил всех, кого надо.

– «Ямаширо» в пять тридцать. Я дам тебе все ответы.

– К черту «Ямаширо». Если хочешь, чтобы я поднял тревогу, ответь сейчас.

– Сейчас мои ответы тебе не нужны. Тебе нужно взять этих людей под охрану. Я все проясню, когда мы увидимся.

Медведь повесил трубку.

Тим попробовал прозвониться на мобильные Роберта и Митчелла, но у них сразу же включилась голосовая почта. Он не оставил сообщений.

В том, что ситуация вышла из-под контроля, Тим обвинял лишь собственную глупость.

То, что Мастерсоны не забрали папку с делом Кинделла, а отправили ее в бумагорезку, означало, что они не собираются преследовать его, Тима. Из всех подозреваемых они оставят жить одного Кинделла, чтобы помучить Тима. Что касается убийств, то начнут они с Баурика и Доббинса, так как адреса обоих им известны, а потом постараются выйти на след Ритма.

Цель была ясна: прежде всего Тим должен был обеспечить безопасность мишеней.

Стоя на светофоре, Тим позвонил в справочную, чтобы узнать адрес Доббинса. Квартира в грязной части Кальвер-Сити, к югу от «Сони Пикчерс». Тим попал в пробку, и ему понадобилось почти полчаса, чтобы добраться до нужного дома.

Он позвонил в дверь. Безрезультатно.

Ужас стянул ему челюсть. Он заглянул в окно, ожидая увидеть тело на потертом ковре в луже крови. Вместо этого он увидел постер с Тони Дорсеттом, коричневое кресло и толстую скучающую кошку. Он уже достал отмычку, когда пожилая женщина с россыпью бигудей на голове выплыла из-за угла и затрясла в его сторону пакетом из аптеки. Пластиковая бутылочка с лекарством выпала из пакета и затерялась в пучке мертвого можжевельника.

– Что ты делаешь?!

– Здравствуйте, мэм. Я друг Мика. Я забежал, чтобы…

– У Микки нет друзей. – Она опустилась на колени, и из разреза ее халата показалась нога со вздувшимися варикозными венами, наполовину затянутая в толстый массажный чулок.

– Позвольте мне вас поднять.

Она выхватила у него бутылочку, словно забирая украденный товар.

– Полиция приехала и увезла его. Он ничего не делал. Он хороший мальчик. То, как с ним тогда обращались, – уму непостижимо. Он любит детей, этот парень. Любит их. Он хороший мальчик.

– Как давно приезжала полиция?

– Ты их чуть-чуть не застал.

Он вздохнул с облегчением, но подумал, что Роберт и Митчелл могли притвориться офицерами полиции, чтобы похитить Доббинса.

– Они были в форме?

– Конечно, две машины, битком набитые копами, мигалки, полный набор. Перекрыли проезд. Меня чуть не схватили и не связали.

Любопытная старуха – лучший друг следователя.

– Спасибо, мэм. Я постараюсь помочь Мику выбраться.

– Кто-то должен приглядывать за ним. – Она опустила узловатую руку на халат с таким видом, словно приносила присягу. – Кто-нибудь, кроме меня.

Тим отправился к себе, просчитывая следующий шаг. С Черным Медведем, Бауриком и Доббинсом разобрались. Оставалась одна мишень, которую надо было прикрыть. У Ритма Джоунса, насколько он помнил, адреса не было. Чтобы найти его раньше Мастерсонов, ему требовались те же подсказки, что есть у них. Рейнер держал под замком материалы Комитета, но он также был великолепным стратегом. Тим мог побиться об заклад, что он скопировал папки с делами.

Весь вопрос в том, где он их держал?

Дюмон заворочался на больничной койке и поднял глаза на Тима. Хотя свет был выключен и занавески задернуты, Тим заметил, что глаза его ввалились, вокруг них залегли глубокие тени, а кожа пожелтела. Дюмон с трудом поднял голову.

– В чем дело? – спросил он еле слышно.

Тим закрыл дверь, подошел к Дюмону и сел рядом с ним. Рубашка Дюмона топорщилась от прикрепленных к его груди устройств, а из его рукава выходил целый пучок разноцветных проводов. Включенный монитор отбрасывал светло-зеленый отблеск на край подушки. Движимый внезапным импульсом, Тим взял его за обмякшую левую руку.

– Не надо этого делать, – сказал Дюмон.

Тим отпустил его, чувствуя, как краснеет от смущения, но Дюмон правой рукой сжал запястье Тима.

– Эта рука ничего не чувствует.

– У тебя был рецидив.

– Еще один удар вчера ночью, – нечетко проговорил Дюмон. – Я только что прикатил из блока интенсивной терапии… и, Господи, как же я устал.

Он попытался подтянуться и принять вертикальное положение, но не смог.

– Давай выкладывай. Ты выглядишь еще хуже.

– Роберт и Митчелл сорвались с цепи. Они убили Рейнера и Аненберг и украли папки с делами.

Дюмон глубоко вздохнул; и его тело обмякло.

– Матерь Божья. – Он закрыл глаза. – Подробности.

Тим начал рассказывать тихим, лишенным эмоций голосом. Когда он закончил свой рассказ, они несколько мгновений помолчали, слушая пиканье монитора. Потом Дюмон открыл глаза; они были влажными.

– Роб и Митч. Господи, мальчики, – он сжал запястье Тима. – Ты должен их остановить.

– Да.

– Даже если придется стрелять на поражение.

– Да. Рейнер когда-нибудь говорил тебе, кто был сообщником Кинделла?

– Нет. Ни слова. Он ведь не мог так поступить с тобой, этот ублюдок?!

– Ты знаешь, когда меня начали слушать?

– Я не контролировал наблюдение. Мы занимались разными кандидатами, поэтому не могли следить за всеми. Ты стоял первым в списке Рейнера. Роб и Митчелл занимались оперативной работой, Аист подключался, если нужны были приборы. Я подключился, когда Рейнер серьезно задумался о тебе, это было во время похорон твоей дочери. А в чем дело?

У Тима в голове всплыла картинка: он стоит на заднем дворе с Аненберг и смотрит, как Рейнер шепчется на кухне с Митчеллом.

– Может быть, они замешаны в этом.

– Замешаны в смерти Вирджинии? – Дюмон покачал головой, его щеки дрожали. – Они не стали бы убивать маленькую девочку. Они не извращенцы, не психи. Фанатики – может быть. Злые, да. Но они ненавидят, ненавидят шваль вроде Кинделла. Чего бы они добились, убив Джинни?

– Я не знаю. Еще одна заметная казнь в ряду казней Комитета.

– Да брось, Тим. Они не могли предвидеть, как пройдет суд над Кинделлом. Его должны были посадить. Они не стали бы убивать девочку только для того, чтобы подставить урода. В этом нет смысла. И ты прекрасно знаешь, что этого они не стали бы делать. Плюс Аненберг не могла поддержать эту затею.

Аненберг, конечно, не поддержала бы. Но ее, как и Аиста, могли не посвятить в этот план.

– Почему бы Рейнер не сказал мне, кто был сообщником?

– Рейнер всегда был информационным тираном. Как он получал информацию, как он ее охранял, как он ее сливал… Это был его резервуар силы. Он страдал манией величия. Ему надо было защищать свою репутацию, чтобы войти в анналы. Ты выполнишь пункт о самороспуске, Роба и Митчелла сбросят со счетов как пару психов, а он останется в истории как сострадательный профессор, который из кожи вон лез, чтобы повлиять на общественное мнение и защитить жертвы.

Тим вспомнил, как Роберт убивался по мертвой женщине в холодильнике Дебуфьера, как Рейнера затошнило, когда фотографии с места преступления обошли стол. Вспомнил бешенство, с которым Митчелл осуждал смерть Джинни. И он знал, что инстинкт не подведет Дюмона. Они бы не стали вместе с Кинделлом участвовать в убийстве Джинни.

– Ты прав. Но Рейнер знал, что случилось с Джинни той ночью. Он не блефовал. А поскольку близнецы пустили папку Кинделла в бумагорезку, может быть, эта тайна умерла вместе с ним.

Рука Дюмона сжала запястье Тима, словно предупреждая то, о чем тот собирался спросить.

– Я в тупике по всем фронтам, – сказал Тим. – С Джинни. С Робертом и Митчеллом. Если я собираюсь их остановить, мне нужно знать, были ли у Рейнер копии папок.

Дыхание Дюмона стало скрипучим. Если Тим будет преследовать Мастерсонов, пытаясь защитить мишени, – а они оба знали, что он должен это сделать, то Тим и Дюмон будут впутаны в это дело, их будут судить и, возможно, посадят в тюрьму. Открыв Тиму местонахождение папок, Дюмон, в сущности, пойдет против себя самого.

– Он держал один дополнительный комплект у себя в офисе. Иди и достань их. Останови Роба и Митчелла любой ценой. Узнай, кто убил твою дочь. У меня больше нет ответов. У меня ничего нет. – Он убрал руку и какое-то время внимательно смотрел на Тима покрасневшими глазами. – Если есть одна вещь, о которой я сожалею, так это то, что я втянул тебя в эту историю, сынок. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь простить меня.

– Мы сами отвечаем за свои решения. Не взваливай это на себя.

– Может быть, я веду себя снисходительно. Это случается, когда стоишь на пороге смерти, – он тяжело закашлялся, и его лицо сморщилось от боли.

– Хочешь, я позову сестру?

Дюмон вгляделся в лицо Тима:

– Оставь мне одну пулю.

Тим открыл рот, но не издал ни звука.

– Мне ничего не осталось, только угасать. Это не по мне.

Пиканье монитора. Зеленоватый отблеск на подушке. Холод, идущий от плитки на полу.

Тим опустил руку и вынул из кобуры пистолет. Он вытолкнул барабан, вытащил единственную пулю и вложил ее в руку Дюмона.

– Спасибо.

Тим кивнул и встал. У двери он обернулся. Дюмон поднял правую руку и поднес ее ко лбу, отдавая честь.

Тим ответил ему тем же.

Он въехал в Вествуд, петляя среди покосившихся домов. Ему понадобился почти час, чтобы найти стоянку. За двадцать пять центов ты получал семь минут по счетчику – уловка, достойная его отца. Аппараты для размена денег были милостиво установлены на каждом этаже. Перед тем, как уйти, он скормил аппарату около девяти долларов.

Кампус Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе кишел студентами всех форм, размеров и национальностей. Гигантская девушка с рыжими косичками беседовала с худеньким персом примерно вполовину ее роста под разорванным плакатом «День движения за независимость Кореи».

Тим позвонил в справочную. Гнусавый голос сообщил ему, что офис доктора Рейнера расположен на первом этаже Франц-Холла. Табличка с надписью «Уильям Рейнер» красовалась на последней двери коридора. Полупрозрачное стекло, вставленное в дверь, было темным; в примыкающем офисе другого профессора было тихо. Одного взгляда на полоску света возле косяка хватало, чтобы понять, что уходивший последним не потрудился запереть дверь.

Тим притворился, что внимательно читает списки оценок, висевшие под фотокопией тщеславного профиля. Наконец холл опустел. Многофункциональные водительские права открывали двери не хуже, чем кредитки.

Тим закрыл, а потом и запер за собой дверь, прошел мимо стола ассистентки и вошел в просторную комнату. Солидный дубовый стол, металлические шкафчики с папками, полки с книгами, в большинстве своем написанными самим Рейнером.

Тим чуть не сломал серебряный нож для писем, взламывая замок нижнего ящика стола. Он был до краев заполнен толстыми папками канареечно-желтого цвета. Тим поднял первую и самую толстую папку. С ярлыка на него смотрело его собственное имя.

Он открыл ее, чувствуя, как участился пульс.

Пачка фотографий с наблюдения: Тим, заходящий в правительственное здание; Тим и Дрей за столиком у окна ресторана; отец Тима на ипподроме Санта-Анита, опирается на изгородь, сжимая в кулаке пачку билетов на ставки; Тим, провожающий Джинни на первый звонок полгода назад.

Пока он пролистывал папку, шок сменился негодованием, жар бросился в лицо. Роберт и Митчелл пасли его много месяцев, запечатлевая его и его близких.

На следующих десяти папках тоже стояло его имя. Он разбросал их по столу, переворачивая страницы. Медицинские отчеты. Оценки за начальные классы. Анализ на наркотики, сделанный в девятнадцать лет. Мишени из освежителей воздуха, прошитые пулями. Бесконечные тесты с оценками на всех фазах его карьеры: годность к армейской службе, рейнджерская квалификация, поступление на работу в Службу судебных исполнителей.

На него выпрыгивали куски из разных записей:

20/20 Зрение

Нет расстройств Оси 1 или Оси 2.

Время бега на 1,5 мили – 9:23.

Отжимает штангу со скамейки – 310 фунтов.

Нарушение сна после поездки в Хорватию, некоторая нервозность.

Приучен ходить в туалет с 2 лет 1 месяца.

Замкнутый, но с высоким уровнем коммуникабельности.

Напористый, доминирует, берет инициативу в свои руки, уверенный.

Атмосфера в семье – нестабильная и непредсказуемая.

Мать бросила в 3 года.

Выражение лица – самоконтроль и сдержанность.

Не злоупотреблял наркотиками или алкоголем.

Способность принимать решения.

Антисоциальное поведение (действия) – очень мало (незначительные).

Никаких проблем с поведением в подростковом возрасте. Несмотря на отца.

Его глаза остановились на толстой стопке вопросов под заголовком «Мультифазовое исследование личности в Миннесоте».

Он смутно помнил, что заполнял какой-то тест из пятисот вопросов.

Номер 9. Если бы я был художником, я хотел бы рисовать цветы.

«Нет», обведенное и закрашенное карандашом № 2.

Вопрос 49. Было бы лучше, если бы все законы отменили.

Нет.

Вопрос 56. Иногда я жалею, что я не такой счастливый, какими кажутся другие.

Да.

Вопрос 146. Я легко плачу.

Нет.

А потом листок с интерпретацией, написанный почерком Рейнера:

О – 15 по Шкале лжи: очень надежный респондент.

Шкала Ф: умеренно последовательный и надежный, но проявляет склонность к нетрадиционному мышлению.

Высокий показатель по Шкале ответственности: у опрашиваемого твердые стандарты, сильное чувство справедливости и правосудия, уверенности в себе, надежности.

Сильная (даже жесткая) приверженность ценностям.

Низкие показатели депрессии, истерии, психопатии.

Низкий показатель гипомании.

Сознательный, иногда до состояния морализаторства, но гибкий, креативный, с самостоятельным мышлением.

Здоровый баланс положительных и отрицательных реакций.

Паранойя – умеренный уровень.

Из-за раны, нанесенной отцом, респондент особо чувствителен к фигуре отца. Важно, чтобы Дюмон оставался незапачканным.

Тим смотрел на листки, разложенные перед ним на столе, – собрание самых интимных сфер его жизни, реконструкция частей его мозга. Отчет о приговорах отца.

Я иногда дразню животных.

Причина отставки из армии подчеркнута красным:

Проводить больше времени с семьей.

Рейнер – Муссолини века информации – собрал удивительный ряд конфиденциальных данных, достаточный, чтобы разложить Тима по полочкам с той же ясностью, что и разрезанную лягушку в лаборатории ученого.

Тим подумал о том, как профессионально Роберт собирал информацию о поэтажном устройстве здания телестудии. Роберт и Митчелл применили этот метод и к Тиму, принося Рейнеру на блюдечке каждый миллиметр его жизни и его самого.

В последней папке оказалась стопка бумаг со списками сотен других потенциальных кандидатов из служб судебных исполнителей, федералов, детективов. На двадцатой странице он встретил фамилии своих бывших коллег.

Джордж Джовальски, «Медведь» – слишком стар, сдает в оперативном плане.

Тед Мейбек – потенциальная опасность развития нервозности.

Заглянув в ящик, Тим увидел семь черных папок.

Его желудок сжался, когда он прочел белую надпись на последней папке. «Роджер Кинделл».

Он вытащил папку, встревоженный ее легкостью, и открыл ее.

Пустая.

Тим секунду смотрел на пустую папку, как будто масштаб его разочарования мог материализовать документы.

Рейнер предвидел, что Тим в какой-то момент начнет охотиться за папкой Кинделла. Он собрал достаточно данных на Тима, чтобы точно спрогнозировать его будущее поведение. А так как Рейнер полагал, что папка Кинделла – это главный предмет, который нужно держать подальше от Тима, чтобы заставить его продолжать сотрудничество, он положил ее в еще более надежное место, чем запертый ящик в запертом офисе.

Тонкая пластиковая пленка внутренней стороны обложки папки слегка выпирала. Тим порылся в этом импровизированном кармане, и кончики его пальцев наткнулись на металл. Ключ от банковского сейфа. Конечно, на нем не было названия банка. Тим положил его в карман.

Приведя мысли в порядок, он сосредоточился на своей главной цели. Не разбираться, как им манипулировали. Не вспоминать, что Рейнер, Роберт и Митчелл копались в его личной жизни. Не бегать за Кинделлом.

Основной его задачей была защита мишеней. Особенно одной, вероятнее всего, следующей в очереди.

Тим резким движением смел со стола бумаги, в которых фигурировало его имя, и положил перед собой папку Ритма Джоунса, довольный ее внушительным весом. Он провел около полутора часов, согнувшись над столом и листая дело Ритма.

Почти каждый человек, который фигурировал в расшифровках записей слушаний или давал свидетельские показания, связанные с Ритмом, был бомжом или панком. Наркоманы, сутенеры, мелкие наркодилеры. Отследить их очень трудно. Лучше всего, решил Тим, зайти со стороны кузена Ритма – Делроя, который был хорошим мальчиком, закончил школу, получил стипендию и отправился в Университет физической культуры США. Адвокат Ритма вызвал парнишку в качестве свидетеля, раскрывающего характер его подзащитного. Обвинение пыталось дискредитировать Делроя, вытащив на свет старое дело, когда двенадцатилетним мальчишкой он стоял на стреме при ограблении хозяйственного магазина.

Тим выскользнул из офиса Рейнера, придерживая подбородком гору папок и файлов. Торопясь к машине, он проигнорировал штраф за нарушение правил парковки, заткнутый под дворник, и бросил квитанцию в мусорный бак.

Он подъехал к зданию кампуса, отвел в сторону одного из сотрудников службы безопасности, загрузил его правоохранительным пафосом и попросил узнать номер комнаты. Охранник с радостью согласился.

Дверь комнаты Делроя открыла симпатичная темнокожая девушка, с толстым учебником в руке. На ней была футболка Делроя. Она не попросила Тима показать значок, когда он назвал себя. Он заметил неприязнь, промелькнувшую на ее лице, ее жестко-вежливый тон и добавил «белая полицейская скотина» к списку причин, по которым сегодня ненавидел себя.

Да, это была комната Делроя, но его здесь не было. Он ушел собирать пожертвования для программы по обучению взрослых грамоте, работать в которой вызвался добровольцем. Он ушел один. У него не было сотового телефона, и он оставил в комнате свой пейджер. Она не знала, во сколько он ушел и в какой части города он работает. Но она знала, что он вернется в 18:00, чтобы побегать по ступенькам стадиона, как он всегда делал вечером перед началом сезона. Тим велел ей никому больше не отвечать на вопросы о Делрое и требовать показать значок перед тем, как открыть дверь. Она проводила его взглядом, полным еле сдерживаемого раздражения.

С улицы он позвонил в офисы программ по обучению взрослых грамоте, но они были закрыты с четверга по воскресенье. «Какая ирония», – подумал Тим.

На свалке металлолома Дага Кея Тим поменял «БМВ» на «акуру» 90-го года выпуска с вмятиной на боку и чистыми номерами. Кей принял ключи от «бумера» с довольной улыбкой, отдал ключи от «акуры» на канцелярской скрепке и быстро ретировался.

Следующие два часа Тим провел, заезжая в магазины скобяных товаров, магазины одежды и аптеки и собирая то, что вышедшие на пенсию судебные исполнители и вояки старой школы называют вещмешком. Потом он отправился домой за пистолетом.

Дрей сидела за столом на кухне, потягивая кофе и читая газету, как всегда делала после обеда, когда возвращалась домой с ночной смены. Он вышел из машины и постоял на дорожке, чтобы хоть на секунду ощутить спокойствие. Мака нигде не было видно, а Джинни могла бы быть в школе.

Дрей поднялась, открыла входную дверь и провела его к кухонному столу. Он пытался вернуться в реальность.

– Что, черт возьми, случилось? Медведь звонил мне три раза.

– Да. Через полтора часа он узнает все. – Тим бросил нервный взгляд в глубь коридора. – Где Мак?

Дрей жестом показала на окно. На дальнем конце заднего двора Мак сидел на столе, поставив ноги на скамейку и повернувшись спиной к дому. Возле него стояли в ряд три пустые бутылки из-под пива.

– Он в тоске – его сегодня выгнали со спецназовских курсов.

– Какая неожиданность, – буркнул Тим.

– Что стряслось?

Он пересказал события последних пятнадцати часов. Она слушала молча, хотя ее лицо говорило о многом.

Тим приготовился защищаться, но в ее взгляде не было осуждения. Может быть, она слишком устала, чтобы осуждать. Может быть, он слишком устал, чтобы заметить осуждение. Или, может, тревога за него растопила гнев.

– Какого хрена они убили Рейнера и Аненберг? Это было совсем не обязательно. Они могли получить папки, не убивая их. – Она сжала виски пальцами. – И эти люди, которые убивают просто так, безо всякого мотива, эти люди следили за нами несколько месяцев? За нами и нашей дочерью?

– Да.

Ее руки сжались в кулаки, и она стукнула по столу так сильно, что чашка с кофе подпрыгнула и упала на выложенный плиткой пол. На ее лице было выражение, которое он видел на лицах матерей беглых преступников, когда приходил, чтобы забрать их сыновей.

– Если ты поступишь правильно, если сделаешь все, чтобы защитить оставшихся, ты загремишь в тюрьму, – сказала она.

– Да.

– Фаулер работал на ранчо в Монтане. Там была работа на скотобойне – надо было оглушать коров, а потом резать им горло. – Она наклонилась вперед, оперевшись на стол. – Им приходилось менять парня на этом посту каждый понедельник. Не потому, что с этим тяжело было жить. А потому, что людям это начинало слишком сильно нравиться. Они ждали своей очереди.

– Ты хочешь сказать, что Роберт и Митчелл почувствовали вкус? – Тим посмотрел на лужицу кофе на полу. – Мне нужен мой пистолет.

– Твой пистолет, – сказала она так, словно слышала эти слова впервые. Затем встала и направилась по коридору в спальню. Тим услышал щелчок открывающегося сейфа. Она вернулась и положила на стол «Смит-энд-Вессон», словно собиралась играть в «русскую рулетку».

Он достал ключ, который нашел в папке Кинделла:

– У меня не будет времени этим заниматься. Даже если я выясню, к какому сейфу подходит этот ключ, мне все равно не получить к нему доступ без ордера.

Дрей зажала ключ в кулаке:

– Я узнаю, какой это банк, и зайду туда в форме в обеденный перерыв, когда менеджеров нет на месте. Посвечу значком, запугаю младшего служащего и заставлю его открыть сейф, – она мрачно кивнула. – Делай то, что должен.

Тим ощутил потребность оправдаться:

– Если Роберт и Митчелл начнут развлекаться, никто не знает, когда это кончится. Я не могу сидеть в тюремной камере и смотреть на это.

– Не станешь же ты играть роль одинокого рейнджера!

– Нет. Я буду внедрять информацию через Медведя, чтобы службе судебных исполнителей и офису государственного защитника было известно столько же, сколько и мне. Учитывая мою ответственность за эту заварушку, я не возражаю против того, чтобы оказаться где-нибудь под перекрестным огнем.

– Судебные исполнители и полицейский Департамент Лос-Анджелеса вычислят этих парней.

– Не так, как это сделаю я.

– Да, это правда. – Дрей вздохнула, взглянула на пистолет, на Тима, потом отвела взгляд. – За тобой нет власти, Тим. Нет санкции судебных исполнителей США, нет веса Комитета. Теперь ты один. – Она подняла взгляд от осколков кофейной чашки, и в нем отразилась тревога. – Ты можешь быть самому себе судьей и присяжными?

Он взял со стола пистолет и сунул его в кобуру.