Текст книги "Обвинение в убийстве"

Автор книги: Грегг Гервиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

14

Тим ждал в машине с пачкой стодолларовых купюр на коленях. Управляющий прошаркал в четырехэтажное здание на углу, со связкой ключей на кольце, похожей на те, что носят тюремщики, и со стаканчиком дымящегося кофе. В рамках программы по омоложению центра города дома эконом-класса подремонтировали, и теперь район Маленького Токио стал пристанищем для художников, наркоманов и прочего люда, балансирующего на грани нищеты и рассудка. Тим мог спокойно заплатить наличными, никто бы этому не удивился. А поскольку все удобства были включены в арендную плату, оставалось меньше бумажных следов.

Номера Тим взял с разбитой в лепешку тачки во дворе пункта приема металлолома Дага Кея. За годы службы ему не раз удавалось проследить путь угнанных машин в мастерскую Кея, и он делал это так хорошо, что теперь мог за небольшую плату рассчитывать на одолжение, если запахнет жареным. Бывший владелец сменил резину, и теперь на машине стояли покрышки популярной марки «Файерстоун» – ничего особого, что можно было бы легко отследить.

В кармане рубашки лежал новый сотовый телефон. Тим только что взял его напрокат в магазине в конце улицы, где продавец с трудом говорил по-английски. Он выложил солидный залог и заплатил двести долларов наличными за месяц безлимитных местных разговоров, поэтому владелец магазина не особенно внимательно разглядывал фальшивую фамилию, которой Тим подписал контракт. Тим заблокировал международные звонки и поставил антиопределитель номера.

Он трусцой пересек улицу с охапкой одежды, и скользнул в парадную дверь. Управляющий – гей, чьи пристрастия выдавала серьга в правом ухе, раньше явно питал актерские амбиции – это было видно по его осанке и манерному поведению. Он возился с замком, стараясь не пролить кофе и не уронить пачку писем, зажатую между локтем и складкой жира на боку. Наконец он нашел нужный ключ, распахнул коленом дверь, свалил почту на стол и, задыхаясь, упал в офисное кресло с вылезшей набивкой, словно только что покорил северный склон Эвереста.

Когда Тим вошел, он смог выдавить из себя улыбку, потом убавил звук телевизора, занимавшего половину его письменного стола.

– Обожаю реальные криминальные истории, – произнес управляющий театральным шепотом, глядя на светящийся экран.

Обшарпанную комнату – по всей вероятности, бывшую каморку уборщика – оживляло несколько фотографий в рамках: зубастой Линды Эванс, горестно-серьезного Джона Риттера, еще нескольких актеров, которых Тим не знал, но которые были когда-то звездами, судя по огромному количеству в автографах восклицательных знаков и избитых призывов следовать своим мечтам и оставаться верным самому себе. Все фотографии были адресованы Джошуа.

Тим пристроил на сумку, перекинутую через плечо, ворох рубашек, которые держал в руках. Из заднего кармана высовывался провод ноутбука.

– Я видел объявление, что у вас есть свободные квартиры.

– Свободные квартиры? Ну да. Вы так официально это сказали.

Джошуа улыбнулся, и Тим понял, что тот пользуется блеском для губ.

– Я могу сдать вам однокомнатную квартиру на четвертом этаже за четыреста двадцать пять долларов в месяц. Честно говоря, ее стоило бы освежить, новый коврик положить или даже пару ковриков… Давайте остановимся на четырехстах долларах. – Он шутливо погрозил пальцем Тиму. – Но больше я цену не сброшу.

– Прекрасно.

Тим поставил на пол вещи, отсчитал тысячу двести долларов и положил на стол:

– Я полагаю, этого достаточно. Первый и последний месяцы и залог. Справедливо?

– Справедливее быть не может. Я соберу документы, займемся этим позже.

Пока Тим собирал свои пожитки, Джошуа выскользнул из-за стола:

– Я покажу вам квартиру.

– Ключа будет вполне достаточно. Почему-то мне кажется, что там нет сложной техники, которая требовала бы подробного инструктажа.

– Нет, нет, ничего такого. – Джошуа поднял голову: – А что случилось с вашим глазом?

– Наткнулся на дверь.

Джошуа благосклонно улыбнулся Тиму, потом схватил с доски ключи и протянул их через стол:

– Ваша квартира 407.

– Спасибо.

Управляющий откинулся назад, стукнув спинкой кресла по рамке с фотографией Джона Риттера, и она покривилась. Он быстро ее поправил и замер в смущении. Банка крема для бритья выпала из расстегнутой сумки Тима и покатилась по полу. Нагруженный вещами, Тим даже не пытался ее поднять.

Джошуа грустно улыбнулся:

– Так не должно было получиться, не правда ли?

– Да, – сказал Тим. – Не должно было.

Ключ подошел к одноцилиндровому замку с круглой ручкой. Задвижки не было, но Тим не возражал, потому что дверь была из цельного дерева со стальной рамой.

В квадратной комнатке оказалось только одно большое окно, которое выходило на площадку пожарной лестницы, вывеску с яркими красно-желтыми иероглифами и оживленную улицу. За исключением нескольких проплешин ковер был в удивительно хорошем состоянии. А в отгороженной кухне с отбитой зеленой плиткой Тим обнаружил узкий холодильник. В целом квартира была пустоватой и немного угрюмой, но чистой. Тим повесил свои рубашки в кладовку и бросил сумку на пол. Вынул из-за пояса пистолет и положил его на стойку в кухне, потом достал из сумки маленький ящик с инструментами.

В несколько поворотов дрели он вынул весь дверной замок. Потом убрал старый цилиндр и заменил его цилиндром Медеко. Его он тоже нарыл во дворе пункта приема металлолома. Тим предпочитал замки Медеко, потому что у них было шесть реверсивных механизмов с неравными интервалами и угловатые прорези с разной глубиной ключей. Вскрыть технически невозможно. От нового замка был только один ключ, который Тим положил себе в карман.

Потом он подсоединил ноутбук к сотовому телефону и вышел в Интернет. Он не собирался пользоваться домашним телефоном, чтобы не засвечиваться. Тим не удивился, увидев, что его пароль на сайте Министерства юстиции больше не работает. Он в любом случае не стал бы часто пользоваться этим сайтом, потому что это внимательно отслеживали и записывали. Вместо этого он набрал фамилию Рейнера в Google.

Пройдясь по ссылкам, он узнал, что Рейнер вырос в Лос-Анджелесе, учился в Принстоне и получил степень доктора психологических наук в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Он участвовал в нескольких нашумевших экспериментах. В одном из экспериментов, по изучению групповой динамики, который он проводил со студентами Калифорнийского университета во время весенних каникул 1978 года, он разделил группу на заложников и захватчиков. Псевдозахватчики так сильно вжились в роль, что начали оскорблять заложников, эмоционально и физически, и эксперимент прекратили, чтобы предотвратить драку.

Сына Рейнера, Спенсера, убили в 1986 году, тело сбросили с Пятого шоссе. Агенты ФБР, прослушивая телефон-автомат на стоянке грузовиков во время операции по выслеживанию мафии, случайно записали звонок свидетеля – водителя грузовика Вилли Маккейба, который в панике позвонил своему брату, описал убийство и спросил, сообщать ли ему в полицию о том, что он видел. Ордер на прослушивание, естественно, не распространялся на Маккейба, и эти показания в суде рассматривать не стали.

Тиму пришло в голову, что у Рейнера была сильная дополнительная мотивация не фокусироваться на Маккейбе – то, что убийца его сына разгуливал на свободе, давало ему больше материала для исследований и значительно увеличивало популярность его книг. К тому же Рейнер был публичной фигурой, и его связь с Маккейбом была общеизвестной.

После того как дело Маккейба закрыли, Рейнер сосредоточился на юридических аспектах социальной психологии. Один из журналистов даже назвал его экспертом по конституции. Рейнер и его жена, как и большинство пар, потерявших ребенка, разошлись в первый год после смерти сына. Тим не мог не заметить, как сильно его беспокоило то, что они с Дрей могут увеличить процент подобных разводов.

После смерти сына Рейнер добился признания, опубликовав свой первый бестселлер – исследование по социальной психологии, по структуре напоминающее книгу из серии «Помоги себе сам». В журнале «Психология сегодня» Тим нашел обзор этой книги.

Потом Тим зашел на сайт Бостона и проверил Франклина Дюмона. Он не удивился, узнав, что за тридцать один год работы Дюмон был очень способным детективом, затем сержантом. Дюмон стал чем-то вроде местной легенды: благодаря ему статистика арестов отдела по расследованию особо тяжких преступлений была идеальной. Он ушел в отставку после того, как однажды вечером вернулся домой и нашел свою жену избитой и задушенной. Оказалось, что ее убийца только что вышел из тюрьмы после пятнадцатилетней отсидки. Когда Дюмон его арестовывал, у того в багажнике была еще живая пятилетняя девочка. Пребывание в тюрьме, как это часто бывает с преступниками, дало ему время для вынашивания планов мести.

В архивах одной из детройтских газет оказалось несколько статей, в которых упоминались братья Мастерсон. Братья были первоклассными специалистами и хорошими оперативниками, но пресса особо ими не интересовалась до того момента, как тело их сестры было найдено на пирсе Санта-Моники. Она переехала в Лос-Анджелес всего за несколько недель до гибели. В своих интервью Роберт и Митчелл прямо говорили, что полиция Санта-Моники некомпетентно провела расследование. После того как ее убийцу отпустили, а дело закрыли из-за того, что улики были дискредитированы небрежной процедурой ареста, ответы братьев на вопросы прессы стали еще более едкими, а их нетерпимость по отношению к Лос-Анджелесу возросла.

Новый всплеск газетной шумихи последовал через несколько месяцев, когда они отсудили 2 миллиона долларов у таблоида, опубликовавшего полученные незаконным путем фотографии с места преступления.

Тим позвонил своим знакомым в шести разных государственных агентствах и каждого из них попросил проверить одного из членов Комитета. Биографии оказались кристально чистыми: не были в розыске, не подвергались аресту, не обвинялись в уголовных преступлениях, никто не проходил ни по какому делу. Тим развеселился, когда узнал, что Аненберг арестовывали в старших классах за хранение марихуаны. Зато Аиста за его техническое мастерство приняли в ФБР несмотря на то, что он не сдал спортивные нормативы. Пошатнувшееся здоровье вынудило его в возрасте тридцати шести лет уйти в отставку. Приятель из разведки сказал Тиму, что на протяжении последних десяти лет в налоговых декларациях Рейнера стояли семизначные цифры.

Никто, кроме Тима, в настоящее время не состоял в браке – это значительно облегчало дело. Дюмон, Аист и близнецы на сегодняшний день не были зарегистрированы ни по какому адресу. Тима это не удивило. Как и он сам, они наверняка окопались в каком-нибудь надежном, безопасном месте.

В мебельном магазине в конце улицы, где вещи продавались со скидкой, Тим купил матрас, маленький шкаф и письменный стол. Сын владельца магазина помог ему выгрузить мебель из грузовика и затащить ее наверх. Парень двигался осторожно, было видно, что он недавно повредил плечо, и Тим щедро дал ему на чай. Потом он купил еще несколько необходимых вещей – простыни, кастрюли, девятнадцатидюймовый телевизор – и распаковал то немногое, что привез с собой.

Просматривая колонку некрологов в «Лос-Анджелес таймс», Тим нашел сообщение о смерти белого мужчины тридцати шести лет, умершего от рака поджелудочной железы. Том Альтман. Вот имя, с которым Тим мог жить. Он проверил фамилию по телефонной книге, которую занял у Джошуа, и нашел адрес в западной части Лос-Анджелеса. По пути остановился у хозяйственного магазина и купил прочные перчатки и дождевик с длинными рукавами.

Однако все это ему не понадобилось. Дом был пуст, а мусорные ящики, укрывшиеся во дворике за воротами, – не особо грязными. Под использованным кофейным фильтром он нашел стопку медицинских счетов. Номер медицинской страховки Альтмана был крупным шрифтом напечатан на каждом бланке. Под двухнедельным запасом медицинских счетов обнаружились счета за свет, газ, воду, телефон и несколько отмененных чеков. По пути в Банк Лос-Анджелеса Тим остановился у почты и взял бланк смены адреса.

Женщина в банке была очень любезной. Когда он сказал, что забыл водительские права, она заверила его, что номера социальной страховки и текущих счетов вполне достаточно. Чувствуя благодарность к Альтману за то, что он был так внимателен и оставил солидный кредит на счету, Тим ушел с бумагами, подтверждающими его новые чековые и сберегательные вклады, и оформленной в срочном порядке электронной картой, которая заменила карту «VISA».

Утром он все это отвез в Паркер, штат Аризона, что недалеко от границы с Калифорнией. Там он представил свои документы сварливому клерку Управления автомобильным транспортом, объяснив, что потерял калифорнийские водительские права, но собирается получать аризонские, потому что проводит лето в Фениксе.

На закате Тим сидел на полу своей новой квартиры, глядя, как мигают за окном неоновые огни, отбрасывая блики на потолок. Он настроился на какофонию новых ощущений – звуков, проникающих сквозь тонкие стены, разговоров на иностранных языках, ползущей из кухни вони от накопившихся за день отходов. Он скучал по своему простому, удобному дому в Мурпарке, он скучал по жене и дочери. Его первая ночь в этом месте лишь подтвердила, что ничего уже не будет, как прежде. Он сидел в этой маленькой темной комнате, ничем не связанный с внешним миром, лишенный необходимости оставить в нем хоть какой-нибудь след.

Он смотрел на вещи, которые купил – матрас, письменный стол, шкаф. В них не было комфорта; они были просто вещами. Он подумал о мягкости, которую женщина могла привнести в эту комнату, подтверждая идею о том, что с пространством нужно сосуществовать, а не просто пребывать в нем.

Он вспомнил истерики, которые Джинни могла закатить на просмотре мультиков, и чувство радостного предвкушения, какое бывает перед свиданием, когда он мог улизнуть с работы пораньше, чтобы забрать ее из школы. Он вдруг понял, каким серым и безжизненным стал его мир без ее улыбок во весь рот, скандалов, от которых дрожал пол, конфет и одежды кричащих цветов. Теперь в жизни остались лишь умеренность, сдержанность и приглушенные тона.

Тим не знал, сможет ли он жить в мире, который так легко переносил ее отсутствие.

Он моргнул, и на его ресницах нависли слезы.

Вдруг он осознал, что держит в руках трубку и набирает домашний номер.

Дрей ответила на середине первого же гудка:

– Алло! Алло!

– Это я.

– Я думала, ты позвонишь вчера вечером.

– Прости. Я только что разобрался с делами.

– Где ты?

– В центре.

Он услышал, как она вздохнула:

– Господи. – На линии что-то прогудело, потом еще раз.

Они помолчали. Тим два раза открывал рот, но не мог решить, что сказать. Наконец он спросил:

– Ты в порядке?

– Не совсем. А ты?

– Не совсем.

– Где я могу тебя найти, если ты мне понадобишься?

– Вот мой новый номер сотового. Запомни его и никому не давай: 3234711213. Я буду на связи двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, Дрей. Я в десяти галактиках от тебя.

Ему показалось, что она прижала трубку к щеке. Интересно, какое у нее сейчас выражение лица.

– Я уже поговорила кое с кем из друзей. Но Медведю мы должны сказать вместе. Я подумала, мы можем пригласить его завтра. Домой. В час нормально?

– Хорошо.

– Тимоти? Я, э-э… я…

– Знаю. Я тоже.

Она повесила трубку. Тим прижал телефон к губам. Он сидел в вялом оцепенении, не меняя позы, почти двадцать минут.

Затем встал и включил телевизор, чтобы прогнать одиночество. Знакомый голос Мелиссы Йюэ наполнил комнату:

«Сегодня освободили Джедедайю Лейна, так называемого газового террориста. Он предстал перед судом по обвинению в распылении нервно-паралитического газа в Бюро переписи населения, унесшем восемьдесят шесть жизней. Нападение на Бюро переписи населения было самым крупным террористическим актом на территории США с 11 сентября и самым крупным террористическим актом, совершенным американским гражданином со времен нападения Тимоти Маквея на правительственное здание в Оклахоме. Несмотря на выходки Лейна в зале суда, присяжные его оправдали. Прокурор заявил, что Лейну повезло потому, что многие из собранных улик были признаны недействительными. Заявление Лейна после процесса вызвало бурю гнева в обществе.»

На экране возник кадр, где Лейна вели через толпу репортеров, протягивающих к нему камеры и микрофоны:

«Я не говорю, что я это сделал, но если бы я это сделал, то только ради того, чтобы утвердить права нации».

На экране снова появилось лицо Йюэ, на котором читалось нескрываемое отвращение:

«Смотрите нас в среду в девять вечера. В это время мы будем транслировать интервью в прямом эфире с этой неоднозначной личностью.

Теперь о связанных с этим событием новостях. Продолжаются работы по возведению памятника жертвам нападения на Бюро переписи населения. Это металлическая скульптура, изображающая дерево, каждая ветка которого символизирует погибшего взрослого, а каждый лист – погибшего ребенка, созданная знаменитым африканским художником Наязом Гарти. Памятник, установленный на Моньюмент-Хилл, будет освещаться ночью».

В кадре возник рисунок архитектора: дерево, возвышающееся над федеральным парком, из ствола льется свет, проникая наружу через мириады дырочек в металлическом корпусе. Рождественское дерево надежды. Очень яркое и броское – в духе Лос-Анджелеса.

«Гарти, во время суда открыто выступавший против смертного приговора, приходится дядей восьмилетнему Дэмиону Латреллу, одному из семнадцати детей, погибших от нервно-паралитического газа».

На экране появилась фотография мальчика в школьной форме, с неестественной улыбкой.

Тим выключил телевизор и взял пистолет с кухонной стойки. Стук закрывшейся двери разнесся по пустому коридору.

Он припарковался на углу возле дома Рейнера. Резные железные ворота скорее создавали видимость безопасности. Тим легко перелез через них, поставив ногу в выемку, которую сделали, чтобы не трогать сук древнего дуба. На задней двери стоял самый обычный замок, который Тим легко открыл при помощи отмычки. Он осторожно спустился вниз по лестнице, не вынимая заткнутый за пояс пистолет. Рядом с лестницей был внушительных размеров конференц-зал с кожаными креслами, какие бывают только у банкиров.

Тим отправился наверх.

Он включил фонарик в массивном металлическом корпусе, и резкий луч света упал на два бугра на кровати Рейнера. Этот фонарь он использовал не столько для того, чтобы осветить, сколько для того, чтобы запугать. Тим бесшумно пододвинул стул и сел на его спинку, поставив ноги на плюшевое сиденье.

Один из бугров задвигался. Рейнер закрылся ладонью от света и прищурился. Дорогие простыни сползли с его груди. Он в панике пошарил в тумбочке и дрожащей рукой наставил на Тима пистолет.

Тим выключил фонарик. Несколько секунд они молчали, потом Рейнер протянул руку и включил лампу, осветив тумбочку с телефоном с хитрым прибором для записи телефонных разговоров – до этого Тим видел такие только у секретных агентов.

– Господи, вы меня до смерти напугали. Я думал, вы позвоните.

Тим посмотрел на записывающее устройство, установленное для того, чтобы засечь его звонок, когда он согласится с их условиями. Если бы Тим начал им мешать, Рейнер мог отредактировать запись, как ему вздумается, и подбросить ее кому надо.

При звуке голоса Рейнера фигура на кровати возле него зашевелилась, и из-за простыней показалось еще одно знакомое Тиму лицо – сонное и припухшее, с прямыми темными волосами, нависшими на глаза. Но если Рейнер был красный как рак, она ни в малейшей степени не выглядела ни испуганной, ни смущенной – скорее даже немного довольной, что не удивило Тима, судя по тому, что он о ней знал. Рейнер все еще был в шоке, он сжимал пистолет двумя руками, как садовый шланг.

– Вот мои условия, – сказал Тим. – Первое: если мне что-то не понравится – сделке конец и я ухожу. Второе: я полностью контролирую операцию. Если кто-нибудь начнет гнать волну, я оставляю за собой право поставить его на место. Третье: прекратите целиться мне в голову. – Он подождал, пока Рейнер опустит пистолет. – Четвертое: вы должны уважать мою частную жизнь. Пятое: я взял пистолет, которым вы меня дразнили в тот вечер, и он останется у меня. Шестое: первое собрание Комитета состоится в вашем конференц-зале завтра вечером, в восемь часов. Сообщите остальным.

Он соскользнул со стула.

– Я мог… я мог вас застрелить, – пробормотал Рейнер.

Тим подошел к изножью кровати и разжал кулак. Шесть пуль высыпались на плед.

Идя обратно вниз по лестнице, он не мог сдержать улыбки.