Текст книги "Стрелы Времени (ЛП)"

Автор книги: Грег Иган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Глава 9

Тарквиния вытянула руку и сжала плечо Рамиро. В невесомости движения не поддавались идеальному контролю, и касание ее руки было небрежным, но это лишь придало жесту больше силы.

– Удачи, – прошептала она. Пробираясь по опорной веревке в сторону сцены, Рамиро не сводил с Тарквинии задних глаз.

Конференц-зал был заполнен людьми и ярко освещен лучами дюжины когереров, свет которых рассеивался, отражаясь от потолка. Когда Рамиро приблизился к переднему краю сцены и протянул руку, чтобы запустить таймер, слушатели все еще продолжали переговариваться друг с другом. Выждав одну-две паузы, пока разносящийся эхом звон не привлек к себе внимание публики, Рамиро, тем не менее понимал, что решив дожидаться полной тишины, лишь впустую потратит время.

– Моя работа, – начал он, – заключается в разного рода автоматизации. Есть немало задач, в которых мы, точно зная конечную цель, сталкиваемся с тем, что контроль над детальным выполнением плана требует слишком больших усилий. Но если я делаю свою работу без нареканий, предвидеть результат несложно – вы говорите мне, что машина должна делать в течение ближайших пяти черед, а я претворяю это желание в жизнь.

– Иными словами, я знаком с преимуществами, которые дает контроль и предсказуемость, и могу понять, почему Совет так стремится как можно шире внедрить их в жизнь нашего сообщества. Если бы могли получить из будущего послание, которое давало бы нам гарантию, что гора в целости и сохранности добралась до родной планеты, и сопровождалось перечнем действий, которые следовало предпринять – или, если смотреть на это с позиции отправителя, уже были нами предприняты – и с его помощью избавить себя от целого ряда потенциальных катастроф, у меня не было бы ни единого повода для возражений.

Рамиро позволил себе задержаться на лицах нескольких слушателей; судя по всему, его слова пока что никого не задели.

– Проблема, – продолжал он, – заключается в том, что построив эту систему, мы, на мой взгляд, не сможем ограничить ее применение единственной, четко очерченной целью. Какие бы решения Совет ни принял сегодня, он не сможет контролировать то, как система станет использоваться в будущем. На практике нам придется иметь дело с фотонным эквивалентом громадного архива, содержимое которого будет предопределено поступками людей, причем некоторые из них будут жить лишь в довольно отдаленном будущем. На протяжении поколений определенные документы будут уничтожаться – это еще один процесс, который мы не сможем проконтролировать – в то время как другие будут сохраняться и дойдут до нас. Если мы надеемся извлечь хоть какую-то пользу из того, что останется, то единственным выходом будет назначить специальных людей, которые будут читать и оценивать все входящие сообщения. Но люди не могут что-либо забывать по команде, и даже те, кто поклялся хранить тайну, не смогут игнорировать то, что им уже известно. При таком количестве сообщений и цензоров сдержать информацию не удастся – в итоге она все равно станет достоянием общественности, хотят они того или нет.

– Истории о предотвращении отдаленных катастроф, вполне вероятно, могли бы стать для нас источником храбрости и оптимизма, но как бы мы при всем этом отнеслись к подробностям нашей собственной жизни? До нас могут дойти дурные известия, которые не служат никакой полезной цели – кто захотел бы узнать о ранней смерти, от которой не спасут никакие предостережения? А часть добрых вестей, без сомнения, потеряют свою привлекательность, если мы узнаем о них в неподходящий момент: вспомните обо всех радостных неожиданностях, которые вам довелось испытать в собственной жизни и спросите себя, действительно ли вам хотелось бы столкнуться с их перечнем за годы до того, как они произойдут. И пусть даже лично вам удастся уберечь себя от излишних знаний, как бы вы себя почувствовали, если бы ваши друзья и соперники знали ваше будущее наперед? Возможно, у людей и есть стремление узнать о себе как можно больше нового – вопреки своим первоначальным желаниям – просто для того, чтобы помешать остальным –

Раздался сигнал таймера. Рамиро вздрогнул; похоже, что сейчас он говорил медленнее, чем во время репетиции с Тарквинией вчерашним вечером. Щелкнув переключателем, он удалился вглубь сцены. Если до этого он почти не замечал присутствия Агаты, то теперь, подавив усилием воли свои переживания о нерационально потраченном времени, сосредоточил на ней все свое внимание.

– Рамиро оказал мне услугу, по достоинству оценив колоссальные преимущества новой системы, – начала свою речь Агата. – Но о подробностях он во многом умолчал, поэтому я с вашего позволения добавлю немного конкретики. Представьте, что вы получаете из будущего сообщение, в котором говорится, что один из медицинских садов поражен новой, еще неизвестной нам, разновидностью золотарниковой болезни. Новость, понятное дело, неутешительная, и предотвратить эти события мы, конечно, не сможем, но представьте теперь, что далее в сообщение говорится о том, что благодаря своевременному предупреждению, мы смогли защитить остальные сады, вовремя изолировав их от заражения.

– Я не хочу сказать, что система станет панацеей, но каждый из нас мог бы составить список из нескольких дюжин трагических событий, в которых своевременное предупреждение сыграло бы решающую роль. Представьте, что неизвестный нам булыжник из скопления родной планеты столкнется с нами на бесконечной скорости и уничтожит платформу пожарной охраны, но минует саму Бесподобную, благодаря поправке курса, которую можно было осуществить только с помощью данных из будущего. Более того, мы могли бы окружить гору невостребованными материалами, просто для того, чтобы иметь возможность видеть ближние промахи – точно так же, как один зараженный сад поможет нам спасти все остальные.

Рамиро считал, что в плане сохранения непротиворечивости более вероятен исход, при котором булыжник просто уничтожит Бесподобную, не оставив после себя никого, кто мог бы сообщить о происшествии. Но поскольку он сомневался, что одно из таких столкновений произойдет на самом деле, его возражения были бы восприняты как жест отчаяния.

Агата продолжила.

– Все эти разговоры о том, что информация вырвется из системы и заполонит наши коридоры, просто надуманны. Неужели Рамиро никогда не слышал о шифровании? Если ее хватает для защиты наших секретов сейчас, то почему она должна неожиданно подвести нас в будущем? Если наши будущие «я» станут передавать нам сообщения, мы сможем применить те же самые протоколы, которыми пользуемся для обмена секретной информацией со своими друзьями – так мы гарантируем, что прочитать их смогут только наши «я», живущие в настоящем; нет сомнений и в том, что мы сможем по собственному желанию удалить эти сообщения, не читая – при всей странности этого решения. Те же самые методы дадут нам гарантию неприкосновенности и подлинности сообщений, посланных нашими потомками и вообще любым человеком из будущего, который пожелает к нам обратиться. Иначе говоря, не потребуется никакого роя любопытных клерков, просеивающих нашу почту и распускающих о нас сплетни нашим друзьям. Сообщения, которые касаются общественных интересов, будут передаваться в открытом виде, а все остальное будет носить персональный характер.

– С теми же редкими случаями, когда информатор из будущего и наш современник объединят усилия, чтобы из злого умысла донести до вас информацию о грядущих событиях вопреки вашим собственным желаниям, мы можем бороться при помощи адекватных наказаний. Никто не утверждает, что что эта технология избавит наше общество от всех пороков, однако люди на протяжении веков прекрасно обходились без идеального, превентивного средства борьбы с вредными сплетнями и злонамеренной клеветой. Я согласна, что человека можно ранить словом – но эта мысль сама по себе не нова. Мы сумеем достичь необходимого баланса в нашем законодательстве, чтобы максимально уберечь себя от вреда – точно так же, как достигали его в прошлом.

Задними глазами Агата бегло поглядывала на таймер, корректируя темп своей речи. Теперь она ждала, когда он подаст сигнал, после чего, наклонившись, отключила звук.

Ее место занял Рамиро.

– Агата выразила довольно трогательную веру в то, что сила законов и технологий сможет защитить нас от нежелательного разглашения личный тайн, – сказал он. – Я не считаю, что эта вера имеет под собой основания, но даже если бы это было так, потребуется нечто большее, чтобы помешать этой системе действовать во зло.

– Прямо сейчас внутри многих из вас – я надеюсь – идет упорная борьба, призванная решить, за кого вы отдадите свой голос. И когда результат будет объявлен, он вне всякого сомнения станет достоянием общественности. Объявление не будет вторжением в частную жизнь, попыткой клеветы или иным деянием, которое потребовало бы наказания по соображениям справедливости или здравого смысла. И в то же время, если бы вы знали этот результат заранее, разве не посетило бы вас чувство, что ваш личный процесс принятия решений претерпел какие-то изменения? Безусловно, вы и в этом случае будете вольны голосовать в соответствии со своими желаниями, однако вся цепочка противоборствующих мыслей – все эти внутренние дебаты, происходящие в вашей голове и ведущие к тому самому, финальному деянию – разворачивалась бы в совершенно другом контексте.

Рамиро сверился с таймером; в его распоряжении оставалось больше половины отведенного времени, но он больше не собирался допускать, чтобы его речь оборвали на полуслове.

– Даже знание самых простых и обыденных фактов, взятых из общедоступных источников, полностью уничтожит нашу политическую жизнь, упростив наши внутренние диалоги до выбора между бессильной яростью и апатичным конформизмом. Мы, конечно же, привыкли к своей неспособности постфактум повернуть вспять результаты выборов, идущие вразрез с нашими желаниями, но не забывайте: нет никакой гарантии, что результаты выборов и референдумов, известные наперед, не изменятся по сравнению с ситуацией, в которой мы подобным знанием не обладаем. Мы не узнаем о будущем, которое бы воплотилось в жизнь при любом раскладе – с чем согласится любой сторонник новой системы, ведь в противном случае она бы не принесла никакой пользы. Более вероятно, что новая система приведет к кардинальной перестройке процесса, отвечающего за принятие решений – что, без сомнения, проявится на уровне политики, однако на мой взгляд подобные деформации скажутся на всех без исключения аспектах нашей жизни.

Дожидаясь успокаивающего сигнала таймера, который должен был поставить точку в его речи, Рамиро понял, что слишком быстро проговорил заключительную часть своих слов, создав тем самым паузу, которую нужно было чем-то заполнить.

– Скажем, решения, касающиеся рождения и воспитания детей – импровизируя, продолжил он, – столь же трудны, как и любые другие, но если мы получим весточку от ребенка, само существование которого все еще находилось под вопросом, тайна наших будущих решений исчезнет даже без участия любопытных клерков. – В этот момент он поймал на себе недоуменный взгляд одной из женщин, а на лице другой заметил выражение открытой неприязни. – Дело не в том, что подобные сообщения обязательно должны нести в себе какие-то неприятные вести, но упростив процесс рассуждения, мы, так же, как и в случае с голосованием –

Его прервал звук таймера. Ударив по нему, Рамиро крадучись отошел назад.

Агата заняла центральную сцену, задержавшись ровно настолько, чтобы нескладность Рамиро осела в сознании слушателей.

– Если вы не хотите читать результаты какого-то будущего референдума, уверена, что вам и не придется, – заявила она. – А если избежать сплетен о его результатах окажется слишком сложно, их всегда можно будет замаскировать альтернативными слухами. При желании люди смогут заранее узнать о реальном исходе от доверенного информатора, в то время как остальные будут окружены множеством ложных заявлений, не имея возможности разобраться в их истинности.

Рамиро ждал, что кто-нибудь из зрителей поднимет эту бестолковую идею на смех, но публика восприняла слова Агаты без единого возражения. Возможно, им всем пришлась по душе мысль о возможности извлечь выгоду из своих соседей-идеалистов, вынужденных жить посреди пелены тщательно сбалансированной дезинформации, которую им будет подбрасывать правительство.

– Новая система могла бы существенно улучшить нашу безопасность, – заявила Агата, – с чем согласен и Рамиро, и все остальные. Проблемы вмешательства в частную жизнь и политические вопросы можно решить – ваш голос всегда будет принадлежать только вам, и вы всегда сможете по собственному желанию выбирать между заблаговременным знанием и незнанием будущего. Но вам нет нужды принимать мои слова на веру. Предстоящее голосование касается всего лишь годового испытания системы, в ходе которого у нас появится шанс оценить реальный масштаб проблем – и если в итоге вы решите, что они перешивают преимущества, у вас будет возможность изменить свое решение и проголосовать за демонтаж системы.

– Если мы выйдем за рамки страхов Рамиро, который опасается, что в этом лабиринте информации мы можем, сами того не желая, наткнуться на неприятные факты о собственной жизни – большая часть которых причинит нам не больше вреда, чем дружеские воспоминания о злоключениях юности, которые мы бы предпочли забыть – то увидим нечто куда более значимое и возвышенное. У многих из нас есть фамильные реликвии со времен запуска Бесподобной: дневники, письма от матерей к их детям или даже истории, которые мы просто пересказываем друг другу, не сохраняя на письме. В горе фотонных документов будущего мы могли бы найти истории о воссоединении, написанные нашими потомками. Тогда у каждого из нас появится шанс стать частью возвращения Бесподобной в том смысле, о котором мы раньше не могли и мечтать.

При звуках таймера публика зааплодировала – часть секций рукоплескали громче остальных, но это была первая реакция зала за весь вечер.

Агата задержалась, чтобы выразить признательность аплодирующим зрителям, а затем грациозно покинула сцену. Рамиро был уязвлен. Неужели его доводы не были очевидны всем присутствующим? Что еще ему нужно было сказать, чтобы яснее донести эту мысль?

Приблизившись к Рамиро, Тарквиния затащила его в обратно в комнату, освещенную красным мхом.

– Ты молодец, – сказала она.

– Она им понравилась, – произнес в ответ Рамиро. Пока его глаза отвыкали от освещения сцены, он едва различал лицо Тарквинии. – Разве ты не слышала?

– Это был конец дебатов, аплодисменты предназначались вам обоим.

Ее голос звучал так, будто сама Тарквиния в это почти поверила, но Рамиро был по-прежнему подавлен.

– Что, если я проиграл, и для нас все кончено?

Тарквиния раздраженно зарокотала.

– Все прошло не так плохо, как ты думаешь. А тех, кого ты не убедил, впереди ждут еще пять дебатов!

– Но если сегодняшние зрители уже приняли решение, они не захотят слушать все это по второму кругу.

– Ты привел веские доводы, – настойчиво возразила Тарквиния. – Просто не рассчитал время.

Рамиро понимал, что его пессимизм уже начинает ее утомлять.

– Спасибо за помощь, – сказал он. – Без нее я бы не смог встретиться с этой толпой лицом к лицу.

– Я перед такой толпой вообще бы встать не смогла, – сказала Тарквиния. – Но даже так я смогу рассказать своим детям, что сыграла в этом деле свою роль.

– Вот только в каком именно деле? – пошутил Рамиро. – В победе или в фарсе?

– Давай не будем ничего исключать, – сказала Тарквиния. – Когда мы в последний раз работали сообща, нам удалось и то, и другое.

Глава 10

Медоро пообещал, что принесет Агате еды на время ее дежурства, но когда она увидела, как тот направляется к залу для голосований, то поняла, что он заодно привел и всю свою семью.

Медоро и Серена оставили ей две корзины с караваями, после чего все семейство проследовало в зал, чтобы отдать свои голоса. В этот момент Агата чувствовала себя немного глупо: встав биваком со своими припасами у поросших красным мхом стен, она уже не могла выдать себя за человека, который просто ждал, когда поредеет очередь. За суммированием результатов она могла следить из любой точки горы, но ощутить реальность происходящего Агата могла, лишь увидев, как приходят и уходят избиратели во плоти. Находясь дома, она сочла бы это мероприятие не более, чем симуляцией, результаты которой порождались генератором случайных чисел.

Первым вышел Гинето, который направился к Агате, протискиваясь через толпу.

– Не могу сказать, что мое решение тебя обрадует, – предупредил он ее.

– Давайте обойдемся без споров, – умоляющим тоном произнесла Агата. – Я проголосовала, вы проголосовали – какой теперь смысл разубеждать друг друга?

– Вообще-то, все это действо было совершенно излишним, – задумчиво произнес Гинето. – Мы без проблем преодолели разворот. Какие опасности нам грозят? С точки зрения звездного скопления родной планеты мы просто повторяем свой предыдущий маршрут; гремучие звезды для нас сейчас абсолютно безвредны. Мы могли бы жить мирной жизнью и терпеливо дожидаться возвращения домой. Но нет, нам обязательно нужно было найти повод для разногласий.

Отчасти Агата была с ним согласна.

– Забыть о этой распре мы уже не сможем, но теперь вопрос, по крайней мере, должен быть решен. Будьте уверены, я не стану оспаривать результаты выборов.

– Я тоже, – сказал в ответ Гинето, – но мы все помним, чем кончилось дело в прошлый раз.

Агата мельком взглянула на висящий над входом экран; голоса в поддержку системы отставали примерно на одну двенадцатую от их общего числа. Если Гинето хотел подтолкнуть ее к поиску минусов в победе ее сторонников, то для начала Агате нужно было увидеть перспективу победы собственными глазами.

К ним присоединились Серена и Вала. Агата привязала корзины с едой к опорной веревке в том месте, где она соединялась с расположенной позади стеной. Распаковывая их, Серена не тратила времени даром.

– Надеюсь, это не слишком бестактно, но я пытаюсь набрать массу, – объяснила она, вгрызаясь в первый каравай. – Вчера я говорила с техником, и она сказала, что до идеала мне не хватает еще примерно трех ручников.

– О. – Агата не знала, стоит ли ее поздравлять; в эти планы Медоро ее не посвятил.

– Сейчас – дочь, а еще через год – сын, – с восторгом сообщила Серена. – И дело будет сделано прежде, чем Медоро успеет состариться. – Она бросила взгляд в сторону Гинето. – Он мне потом спасибо скажет – так ведь, дядя?

Гинето был озадачен.

– По-твоему, я был чересчур старым? У меня не было дяди, который помог бы мне с вашим воспитанием, но это не помешало мне заткнуть вас обоих за пояс.

– Значит, ты не против заодно вырастить и эту парочку? – пошутила Серена.

– Я не собираюсь вмешиваться в жизнь Медоро, – сказал в ответ Гинето. – Но я готов дать ему совет, если он этого захочет.

Агате силилась оживить то застывшее выражение, которое она ощущала на своем лице.

– Сейчас ведь все проходит быстро, да? Восстановительный период?

– Мне сказали, что через день я уже буду на ногах, – ответила Серена. – И дело не только в улучшенных препаратах и доставке сигналов; очень большое значение уделяется набору целевой массы. – Она приступила к третьему караваю.

Вала повернулась к Агате.

– Я так понимаю, ты занималась референдумом?

– Я присутствовала на трех дебатах, после моих собственных, – ответила Агата. – На остальные я попасть не смогла. – По правде говоря, она не смогла посещать дебаты из-за непомерного чувства досады: будучи участником одной из предыдущих дискуссий, она не имела права вмешиваться. – У каждой из сторон были хорошие спикеры. Можно с уверенностью сказать, что ни один из доводов не остался без внимания.

– Жаль, что их не транслировали в сеть, – посетовала Вала. – Не всем хочется тесниться в такой толпе.

– Мне кажется, традиционалисты боятся, что если мы устроим вещание дебатов, то в итоге получим двух спикеров, которые будут по очереди обращаться к пустому залу. Но возможно, в следующий раз Совет изменит правила.

Агата подняла глаза на новостной экран. Число проголосовавших перевалило за одну шестую населения, а ее сторона по-прежнему была позади.

Медоро подошел к Агате, застав ее за этим занятием.

– А никого не беспокоит, что внимательный человек мог бы понять, как вы проголосовали, просто наблюдая за этими данными?

– При таком разрешении в каждом пикселе графика умещается не меньше дюжины людей.

Медоро это ничуть не смутило.

– А что, если я уже знаю, как будут голосовать одиннадцать из них?

Следующие полсклянки они провели впятером, споря о предохранительных мерах системы голосования. С помощью Серены им еще до полудня удалось опустошить обе корзины с караваями; Агата наелась досыта, но ей захотелось сделать перерыв, поэтому она предложила принести еще.

– Я пойду с тобой, – предложил Медоро.

– Как ты теперь будешь работать над своей камерой? – спросила у него Агата, когда они покинули избирательный участок.

– Серена рассказала тебе про детей?

– Да.

– Она будет помогать присматривать за ними, – ответил Медоро. – Вместе с Гинето. У меня по-прежнему останется время на работу.

– И ты доверишь ей такое дело?

Медоро обиженно прожужжал.

– Тимпану своему не верю! Твоя мать воспитывала тебя в одиночку, но ты же выросла нормальной.

– Разве?

– Получше, чем она сама. – Он осекся. – Мне не следует критиковать Чиру; все ее поколение было сбито с толку. И она едва ли виновата в том, что биологам потребовалось так много времени, чтобы добиться отторжения детей мужского пола.

– Но теперь это возможно, и все стало как нельзя лучше. – Агате не хотелось, чтобы в ее речи звучало ожесточение, но выразиться иначе у нее не получалось.

– Значит, на Пио в роли дядюшки ты поставила крест?

– У нас с ним сплошные разногласия, – сказала Агата. – Будет казаться, что я поступила так из-за своего эгоизма, а детям в итоге придется жить с его безумными идеями.

– Но по пути Чиры ты идти тоже не хочешь? Воспитывать их своими силами?

– Нет. Я, скорее всего, задурю им головы похлеще самого Пио.

– Я в это не верю, – возразил Медоро. – Но если ты не хочешь детей, не заводи их. Пио переживет. Чира смирится. Твои ремарки насчет Серены были грубоваты, но если захочешь побыть нянькой, то всегда можешь присоединиться к нашей «вахте».

– Спасибо.

– Ты просто беспокоишься из-за того, что из будущего я получу писем больше тебя, – пошутил Медоро. – И даже все эти обильные славословия в адрес твоих космологических теорий ничего не изменят; ты, как и все остальные, будешь дожидаться бездумных сплетен от наших потомков.

Они уже почти добрались до столовой. На входе располагался новостной экран; издалека два столбика казались абсолютно идентичными, но это впечатление вряд ли бы выстояло под натиском более внимательного взгляда.

– И если сегодня мы не победим…, – сказала она.

Дотянувшись до Агаты, Медоро стукнул ее по руке.

– Если мы проиграем, твоя жизнь на этом не закончится. Хватит себя жалеть.

– Ха. – Агата почувствовал укол стыда, но этого было недостаточно, чтобы изменить ее взгляд на ситуацию. – Если мы победим, я перестану завидовать идеальной жизни твоей сестры, – сказала она. – Как тебе такое обещание?

– Я жду второй части, – ответил Медоро.

– Если мы проиграем… Я не знаю. – Если бы она не рисовала в своем воображении чудес, которые могла бы воплотить в жизнь новая система передачи сообщений, то смогла бы спокойно прожить и без них. Но теперь было слишком поздно.

– Если мы проиграем, ты сможешь оставить сообщение для Евсебио, – предложил Медоро. – Напишешь, как тебе понравилось летать на его ракете. Мы могли бы вырезать его на осевой лестнице, и никто не тронет это послание прежде, чем его освятит само время. Это ведь способ связи с прародителями, не так ли?

– Нет, это просто граффити. Связью оно станет, только если Евсебио пришлет мне ответ.