Текст книги "Народная история США"

Автор книги: Говард Зинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 69 страниц)

«Джексоновская демократия» пыталась создать консенсус вокруг поддержки системы, чтобы сделать ее более безопасной. Совершенно очевидно, что чернокожие, индейцы, женщины и иностранцы находились за рамками этого согласия. Но и многие белые рабочие заявили о своей непричастности к нему.

Полная мера самосознания рабочего класса в те годы, равно как и в любой другой период, сокрыта в истории, но до нас дошли фрагменты, заставляющие удивляться, сколь многое стояло за практичным молчанием трудящихся. Из 1827 г. дошло «Обращение… к ремесленникам и рабочим сословиям… Филадельфии», написанное «неграмотным ремесленником», скорее всего молодым сапожником, в котором говорится:

Нас угнетают во всех отношениях – мы тяжело работаем, производя все блага, которыми пользуются другие, в то время как мы сами получаем лишь крохи, и даже это в современном обществе зависит от доброй воли работодателей.

Филадельфийские рабочие пригласили одну из первых феминисток и социалисток-утописток, Фрэнсис Райт из Шотландии, выступить перед ними 4 июля 1829 г. на одном из первых общегородских съездов профсоюзов в США. Она спросила, свершалась ли Революция для того, чтобы «раздавить сыновей и дочерей вашей индустриальной страны… забвением, нищетой, греховностью, голодом и болезнями…». Ф. Райт задавалась вопросом, почему новые технологии снижали ценность человеческого труда, делая людей придатками машин, уродуя тела и души детей, работавших на предприятиях.

Позднее, в том же году Джордж Генри Эванс, печатник и редактор газеты «Уоркингмэнс адвокейт», составил текст «Декларации независимости рабочих людей». Среди предложенного вниманию «беспристрастных и справедливых» сограждан перечня «фактов» были и такие:

1. Законы об обложении налогами… наиболее угнетающе воздействуют на один класс общества…

3. Законы о создании частных корпораций все являются предвзятыми… давая одному общественному классу преимущества за счет другого…

6. Законы… лишили девять десятых членов общества, которые не являются богачами, равных возможностей наслаждаться «жизнью, свободой и стремлением к счастью»… Закон о праве удержания имущества в пользу землевладельцев, направленный против арендаторов… является одной из бесчисленных иллюстраций этого.

Дж. Эванс считал, что «все достигшие совершеннолетия должны иметь равное с остальными имущество».

В 1834 г. бостонский общегородской Союз ремесленников, в состав которого входили также квалифицированные ремесленники из Чарлзтауна и женщины-обувщицы из Линна, также обратился к Декларации независимости:

Мы считаем… что законы, которые имеют тенденцию приподнимать конкретный класс людей над другими согражданами, давая этому классу особые привилегии, противоречат и нарушают эти основные принципы…

Наша государственная система образования так щедро одаривает храмы знания, доступные… лишь богатым, в то время как наши обычные школы… столь скудно обеспечены… Таким образом, даже в детстве бедняки склонны думать, что они чем-то хуже.

В своей работе «Самые необычные последователи Джексона» Э. Пессен пишет: «Лидеры рабочего движения в джексоновскую эпоху были радикалами… Как еще охарактеризовать людей, которые считали, что американское общество раздирают социальные конфликты, что оно изуродовано нищетой народных масс, что в нем правит алчная элита, чья власть над всеми сферами американской жизни основана на частной собственности?»

Вспышки бунтов тех времен не зафиксированы в традиционных книгах по истории. К таковым, например, можно отнести волнения в Балтиморе летом 1835 г., когда обанкротился Банк штата Мэриленд, а его вкладчики потеряли сбережения. Будучи уверенной в том, что имеет место большое надувательство, собравшаяся толпа начала бить окна домов чиновников, связанных с банком. Когда восставшие разгромили один из домов, их атаковала милиция, убив около 20 человек и ранив не меньше сотни. На следующий вечер нападениям подверглись другие дома. Вот как эти события описаны во влиятельной газете того времени «Найлс уикли реджистер»:

Вчера вечером (в воскресенье), с наступлением темноты, произошло повторное нападение на дом Реверди Джонсона. Теперь сопротивления никто не оказывал. Судя по всему, несколько тысяч человек наблюдали за этими событиями. В дом вскоре вломились, и находившаяся там мебель, все книги из очень обширной библиотеки по юриспруденции были выброшены на улицу, а прямо перед входом устроен костер из них. Все, что находилось в доме, было вырвано оттуда с корнем и брошено в горящую кучу. Примерно к 11 часам вечера были уничтожены мраморный портик и значительная часть фасада… Затем толпа двинулась к резиденции мэра города Джесси Ханта, эсквайра, ворвалась туда, выволокла мебель и сожгла ее прямо перед дверью…

В те годы происходило формирование профсоюзов, о чем ярко и детально повествует труд Ф. Фонера «История рабочего движения в США». Суды считали тред-юнионы заговорщическими организациями, чья деятельность была направлена на подрыв торговли и, таким образом, противозаконна. Так оказалось и в случае, когда в городе Нью-Йорке 25 членов Объединенного общества подмастерьев-портных были признаны виновными «в заговоре, направленном на нанесение ущерба торговле, в бунте, оскорблении действием». Судья, назначая штрафы, заявил: «В этой благословенной стране законности и свободы дорога к успеху открыта для всех… Каждый американец знает или должен знать, что у него нет лучшего друга, чем законы, которые нужны ему для защиты более, чем какие-либо искусственно созданные организации. Такие организации имеют иноземное происхождение, и, как я имел возможность убедиться, поддерживают их в основном иностранцы».

По городу циркулировала листовка:

Богатые против бедных!

Судья Эдвардс, орудие аристократии, – против народа! Мастеровые и рабочие! Вашей свободе нанесен смертельный удар!. Они [решения судьи] создали прецедент, для того, чтобы лишать рабочих права устанавливать цену на свой труд; иначе говоря, отныне богатей – единственный судья в том, что является потребностью для бедняка.

В парке «Сити-Холл» собралось 27 тыс. человек, чтобы денонсировать решение суда. Они избрали комитет связи, который три месяца спустя созвал съезд делегатов от ремесленников, фермеров и рабочих, выбранных в различных городах штата Нью-Йорк. Съезд собрался в Ютике; на нем была провозглашена Декларация независимости от существующих политических партий и учреждена Партия равных прав.

Хотя эта партия выдвинула своих кандидатов на официальные посты, особой веры в голосование как способ достижения перемен не было. Один из великих ораторов движения – Сет Лютер сказал на митинге 4 июля: «Сначала мы попробуем воспользоваться ящиком для голосования. Если это не поможет нашей правой цели, следующим и, крайним средством, станет ящик для патронов». Симпатизировавшая трудящимся газета «Майкроскоуп» из города Олбани предупреждала:

Вспомним печальную судьбу рабочих: они быстро потерпели крушение, идя на поводу у других партий. Они открыли доступ в свои ряды адвокатам и политикам, которые… утратили чье бы то ни было доверие… Они сбились с пути и, не сознавая этого, были увлечены в водоворот, из которого им уже не суждено было найти выхода.

Кризис 1837 г. привел к массовым митингам и собраниям во многих городах. Банки приостановили выплаты металлическими деньгами, т. е. отказывались принимать выпущенные ими же банкноты в обмен на звонкую монету. Росли цены, и рабочие, которым и так было тяжело покупать продукты питания, обнаружили, что мука, продававшаяся раньше по цене 5,62 долл. за баррель, теперь стоила 12 долл. Выросли цены на свинину и уголь. В Филадельфии собралось 20 тыс. человек, и кто-то из них описал этот митинг в письме к президенту М. Ван Бюрену:

Сегодня днем на Индепенденс-сквер состоялось самое большое общественное собрание, которое я когда-либо видел. Оповестили о нем объявления, которые успели только вчера и прошлой ночью расклеить по городу. Митинг был задуман и осуществлен только силами трудящихся классов, без совета или участия тех, кто обычно берет на себя руководство в подобных делах. Президиум и ораторы на митинге были представлены теми же классами… Митинг был направлен против банков.

В Нью-Йорке члены Партии равных прав (которых часто называли «локо-фоко»[108]) призывали на митинг: «Цены на хлеб, мясо, аренду и толпиво должны быть снижены! Народ соберется в парке в любую погоду, дождливую или солнечную, в 4 часа дня в понедельник… Приглашаются все друзья человечества, полные решимости сопротивляться монополистам и вымогателям». Нью-йоркская газета «Коммершл реджистер» так писала о состоявшемся митинге и последовавших за ним событиях:

В 4 часа несколько тысяч человек собрались перед зданием муниципалитета… Один из этих ораторов… по сообщениям репортеров, явно направлял месть народа против мистера Илая Харта, одного из наших крупнейших биржевых торговцев мукой. «Сограждане! – воскликнул он. – У мистера Харта сейчас на складе находится 53 тыс. баррелей муки; давайте пойдем и предложим ему по 8 долл. за баррель, а если он не согласится…»

Значительная часть участников митинга двинулась в направлении склада мистера Харта… среднюю дверь пробили, и на улицу выкатилось 20–30 или более бочек с мукой, а предводители проникли внутрь.

В этот момент на место прибыл сам мистер Харт в окружении полицейских. Часть толпы напала на полицейских на Дей-стрит, отняла дубинки и вдребезги их разбила… Через двери и из окон на улицу выбросили десятки и сотни бочек c мукой… Таким образом, бессмысленно, глупо и со злобой, было уничтожено около 1 тыс. бушелей пшеницы и 400 или 500 баррелей муки. Наиболее активными участниками уничтожения являлись иностранцы – и в самом деле, большая часть пришедших на сборище имела экзотическое происхождение, но было и от 500 до 1 тыс. других, наблюдавших за происходящим и участвовавших в подстрекательстве.

Разбрасывании бочек с мукой и разрывании мешков участвовало немало женщин. Они, подобно тем жалким людишкам, которые раздевают мертвецов на поле боя, заполняли коробки и корзины чем могли, насыпали муку в свои фартуки и уходили с добычей…

Над местом действия уже опустилась ночь, но разрушительная акция продолжалась до тех пор, пока не прибыло полицейское подкрепление, за Которым вскоре последовали армейские подразделения…

Эти события стали известны как Хлебный бунт 1837 г. Во время кризиса в том же году только в городе Нью-Йорке было 50 тыс. безработных (треть всех рабочих), а 200 тыс. человек (из общего населения в 500 тыс.) жили, по словам наблюдателя, «в абсолютной и безнадежной нищете».

Не сохранилось полных сведений о митингах, бунтах и других организованных иди стихийных акциях, насильственных или ненасильственных, которые имели место в середине XIX в., когда страна развивалась, города становились перенаселенными, условия труда были плохими, условия жизни невыносимыми, а экономика находилась в руках банкиров, спекулянтов землевладельцев и торговцев.

В 1835 г у представителей 50 различных профессий в Филадельфии были свои тред-юнионы. Тогда же прошла первая успешная забастовка неквалифицированных рабочих, заводских рабочих, переплетчиков, ювелиров, кочегаров, мясников, мебельщиков. Бастующие требовали введения десятичасового рабочего дня. Вскоре законы о десятичасовом рабочем дне были приняты в Пенсильвании и других штатах, но в них предусматривалась возможность работодателя подписывать с работниками контракты на большую продолжительность рабочего дня. В законодательстве того периода разрабатывалась жесткая защита договорных положений; при этом делался вид, что контракты являются добровольными соглашениями между равноправными сторонами.

В начале 40-х годов XIX в. филадельфийские ткачи – в основном работавшие по найму на дому ирландцы-иммигранты – требовали повышения заработной платы, нападали на жилища тех, кто отказывался бастовать, уничтожали производимые ими товары. Отряд под началом шерифа попытался арестовать нескольких бастующих, но разбежался при столкновении с 400 ткачами, вооруженными ружьями и палками.

Однако вскоре возникли разногласия по религиозными вопросам между этими ирландскими ткачами-католиками и родившимися в США квалифицированными рабочими-протестантами. В мае 1844 г. в пригороде Филадельфии Кенсингтоне имели место столкновения между протестантами и католиками. Толпа мятежников-нейтивистов (противников иммиграции) громила районы, где жили ткачи, напала на здание католической церкви. Политики, представлявшие средний класс, вскоре привлекли обе противоборствующие группы в различные политические партии (нейтивистов – в Республиканскую партию, ирландцев – в Демократическую), таким образом подменив классовый конфликт политическими и религиозными разногласиями.

В результате, как пишет исследователь кенсингтонских бунтов Д. Монтгомери, рабочий класс Филадельфии разделился. «Тем самым у историков создалась иллюзия, что в обществе нет классового конфликта», хотя на самом деле такие конфликты в Америке XIX в. «были столь же жестокими, как и любые другие, известные в индустриальном мире».

Ирландские иммигранты, бежавшие от голода из-за неурожая картофеля, прибывали в Америку на старых парусных кораблях. Рассказы о путешествии на этих судах только в мелочах отличаются от описаний плавания на кораблях, привозивших чернокожих рабов, а позднее – иммигрантов из Германии, Италии и России. Вот воспоминания об одном таком путешествии на судне, прибывшем из Ирландии и задержанном на острове Гросс-Иль у канадской границы:

18 мая 1847 г. судно «Урания» из Корка с несколькими сотнями иммигрантов на борту, большинство из которых были больны и умирали от корабельной лихорадки, было отправлено на карантин на Гросс-Иль.

Это был первый из охваченных чумой кораблей, следовавших в том году из Ирландии вверх по реке Св. Лаврентия. Но не успела наступить и первая неделя июня, как восточный ветер принес к берегам 84 судна разного тоннажа, и из всего этого огромного числа кораблей не было ни одно, который не нес бы на своем борту зловоние сыпного тифа, последствий голода и не имел бы смердящего трюма… относительно быстрое плавание занимало от 6 до 8 недель…

Кто может представить себе ужасы даже короткого путешествия на корабле эмигрантов, набитом беднягами всех возрастов, когда вокруг свирепствует лихорадка… экипаж угрюм или жесток либо парализован от ужаса перед чумой – несчастные пассажиры не способны помочь самим себе или оказать малейшую помощь друг другу. От четверти либо трети до половины всех этих людей находятся в разных стадиях болезни; многие умирают, некоторые уже умерли. Смертельный яд только усиливается от неописуемой спертости воздуха, вдыхаемого бьющимися в конвульсиях страдальцами. Повсюду – громкий плач детей, несвязные речи бредящих, крики и стоны тех, кто пребывает в предсмертной агонии!

… на острове негде было разместиться… сараи оказались быстро заполнены несчастными людьми… Сотни прибывших буквально вповалку лежали на берегу, оставленные в грязи среди камней, выползали на сушу как могли… Многие из них… испустили дух на том роковом берегу, будучи не в состоянии выбраться из ила, в котором они лежали…

Карантин на Гросс-Иль закрылся только 1 ноября. На этом пустынном острове нашли свою могилу 10 тыс. ирландцев…

Могли ли эти новые иммигранты из Ирландии, будучи сами бедными и презираемыми, симпатизировать чернокожему рабу, который все больше и больше попадал в центр внимания, становясь предметом для агитации по всей стране? И в самом деле, в то время большинство активистов рабочего класса игнорировали проблемы негров. Эли Мур, избранный от штата Нью-Йорк в Конгресс США профсоюзный лидер, выступал в палате представителей против рассмотрения петиций аболиционистов. Расовая вражда стала простой заменой классовому разочарованию.

С другой стороны, в 1848 г. белый сапожник писал в газете рабочих обувных фабрик города Линн «Ол»:

… мы не кто иные, как постоянная армия, держащая 3 млн наших братьев в рабстве… Мы живем под сенью памятника на Банкер-Хилле, требуем соблюдения наших прав во имя человечества и отрицаем эти права в отношении других, потому что их кожа черного цвета! Стоит ли удивляться тому, что Господь в своем праведном гневе наказал нас, заставив испить горькую чашу деградации.

Гнев городской бедноты часто выражался в бессмысленном насилии на национальной или религиозной почве. В 1849 г. в Нью-Йорке толпа, состоявшая преимущественно из ирландцев, штурмом взяла модный оперный театр «Астор-плейс»[109], где в роли Макбета выступал английский актер Уильям Чарлз Макреди – конкурент американца Эдвина Форреста, игравшего ту же роль в другой постановке. Толпа с криком «Сожжем проклятое логово аристократии!» – атаковала здание, швыряя камни.

Вызвали отряд милиции, и в последовавшей стычке были убиты или получили ранения около 200 человек.

Еще один экономический кризис разразился в 1857 г. Бурное строительство железных дорог и развитие промышленности, всплеск иммиграции, рост числа биржевых спекуляций акциями и облигациями, воровство, коррупция и всяческие манипуляции привели сначала к безудержной экспансии, а затем к краху. В октябре того же года в стране насчитывалось 200 тыс. безработных, тысячи недавних иммигрантов скопились в портах Восточного побережья, надеясь вернуться в Европу. «Нью-Йорк таймс» писала: «На каждом судне, отходящем в Ливерпуль, теперь столько пассажиров, сколько корабль в состоянии перевезти, и многие из этих людей используются на работе, чтобы оплатить стоимость проезда, если у них нет денег».

В Ньюарке (Нью-Джерси) на массовом митинге несколько тысяч человек выдвинули требования трудоустройства безработных. В Нью-Йорке 15 тыс. жителей собрались на Томпкинс-сквер в центре Манхэттена. Оттуда они маршем прошли до Уолл-стрита и прошествовали мимо здания Биржи с криками: «Хотим работы!» Тем летом волнения происходили во многих трущобах Нью-Йорка. Однажды толпа из 500 человек атаковала полицейский участок, стреляя из пистолетов и швыряя кирпичи. Проходили демонстрации безработных, требовавших хлеба и работы, громивших магазины. В ноябре толпа заняла здание муниципалитета, и, чтобы изгнать ее оттуда, была вызвана морская пехота США.

В 1850 г. в стране работало 6 млн человек, 500 тыс. из них составляли женщины: 330 тыс. были домашней прислугой, 55 тыс. – учительствовали. Из 181 тыс. фабричных работниц половина трудилась в текстильном производстве.

Женщины создавали свои организации. Американки впервые провели отдельную забастовку в 1825 г., участницами которой были «Объединенные портнихи Нью-Йорка», требовавшие повышения оплаты труда. В 1828 г. в Довере (Нью-Гэмпшир) произошла первая забастовка фабричных работниц – несколько сот женщин прошествовали с транспарантами и флагами. Они устроили пороховой фейерверк в знак протеста против новых фабричных правил, в соответствии с которыми взимались штрафы за опоздание, запрещалось разговаривать на рабочем месте и требовалось посещать церковь. Их заставили вернуться на фабрику, требования не удовлетворили, а вожаков уволили и внесли в «черные списки».

В Экзетере (Нью-Гэмпшир) работницы текстильной фабрики организовали забастовку (как тогда говорили, «прекратили работу»), потому что мастер переводил стрелки часов назад, чтобы продлить рабочий день. Это выступление закончилась успешно – компания обещала, что мастера поставят часы правильно.

«Лоуэлловская система», при которой молодые девушки нанимались на работу на фабриках и жили в общежитиях под присмотром экономок, поначалу представлялась вполне благотворной и дружелюбной – этаким бегством от тяжкой и нудной домашней работы. Лоуэлл (Массачусетс) был первым городом, созданным для текстильной промышленности; его назвали в честь богатого и влиятельного семейства Лоуэлл. Но общежития стали похожи на тюрьмы, где все контролировалось правилами и распорядком. Ужин (который подавали после того, как женщины вставали в 4 часа утра и работали до 7. 30 вечера) часто состоял лишь из хлеба с подливкой.

Поэтому лоуэлловские девушки начали создавать свои организации. Они печатали собственные газеты, протестовали против работы в слабо-освещенных, едва вентилируемых ткацких цехах, где было невыносимо жарко летом, сыро и холодно зимой. В 1834 г. сокращение заработной платы привело к забастовке. Женщины заявили: «Союз есть сила. Наша нынешняя цель – создать союз и закрепить за собой обладание безусловными правами…» Однако угроза взять на работу других вместо бастующих вынудила их вернуться на рабочие места, согласившись на сокращение жалованья (лидеров забастовки уволили).

Молодые женщины, нацеленные на успех в следующий раз, организовали Ассоциацию фабричных работниц, и в 1836 г. в знак протеста против увеличения платы за общежития прошла забастовка, в которой приняли участие 1,5 тыс. работниц. Гарриет Хэнсон, которая работала на фабрике 11-летней девочкой, позднее вспоминала:

Я трудилась в нижнем цеху, где и услышала, как поглощенно, если не сказать неистово обсуждают предложенную забастовку. Я страстно слушала то, что говорилось по поводу этой попытки «угнетения» со стороны корпорации, и, естественно, поддержала сторону бастующих. Когда настал день, в который девушки должны были выступить, первыми начали работавшие в верхних цехах, и они ушли с нашей фабрики в таком количестве, что вскоре ее были вынуждены закрыть.

Затем, когда девушки из моего цеха пребывали в нерешительности, будучи не уверенными в том, что им делать… я, начинавшая думать, что они после всех своих разговоров не станут бастовать, проявила нетерпение и инициативу и заявила с детской бравадой: «Мне не важно, что вы будете делать, а я пойду и приму в этом участие» – и двинулась вперед, за мной последовали другие.

Когда я оглянулась на длинные ряды, которые шли за мной, меня переполнила гордость больше, чем когда бы то ни было после того…

Бастующие маршем с песнями прошли по улицам Лоуэлла. Работницы продержались в течение месяца, но, когда у них закончились деньги, их выселили из общежитий, и многие вернулись на работу. Лидеров выступления, в том числе вдовствовавшую мать Гарриет Хэнсон, экономку одного из общежитий, уволили. Ее обвинили в том, что дочь приняла участие в забастовке.

Сопротивление продолжалось. Как пишет Г. Гатман, на одной из фабрик города 28 женщин получили расчет по таким причинам, как «нарушение дисциплины», «неподчинение», «дерзость», «легкомыслие» и «бунтарство». Одновременно, девушки старались не забывать о свежем воздухе, о сельской местности и менее суетном образе жизни. Одна из них вспоминала: «Меня никогда особо не интересовало оборудование. Не понимала я всякие сложности с ним и не хотела заинтересовываться… В прекрасный июньский день я любила высунуться далеко из окна и постараться не слушать беспрерывный лязг, раздававшийся изнутри».

В Нью-Гэмпшире 500 мужчин и женщин обратились с прошением к «Амоскиг мэньюфэкчуринг компани» не срубать старинный вяз, чтобы построить очередную текстильную фабрику. Они сказали, что это «прекрасное и добротное дерево», напоминающее о временах, «когда единственными звуками, которые можно было услышать на берегах Мерримака, были вопль краснокожего и крик орла, а не гул двух гигантских сооружений вовсю работающего производства».

В 1835 г. рабочие 20 заводов организовали забастовку, добиваясь сокращения рабочего дня с 13,5 до 11 часов, получения зарплаты наличными, а не расписками от компании, прекращения практики штрафов за опоздания. В стачке приняли участие 1,5 тыс. детей и их родителей; она продолжалась 6 недель. Для работы были привлечены штрейкбрехеры, некоторые рабочие вернулись на свои места, но бастующим удалось добиться 12-часового рабочего дня в будни и 9-часового – по субботам. В 1835 г. и в следующем году на Востоке США прошло 140 забастовок.

Кризис, который последовал за финансовым крахом 1837 г., дал толчок к созданию в Лоуэлле в 1845 г. Женской ассоциации рабочей реформы, которая направляла в законодательное собрание штата Массачусетс тысячи петиций с требованием ввести 10-часовой рабочий день. Наконец легислатура решила провести открытые слушания, ставшие первым расследованием условий труда, проведенным каким-либо государственным органом страны. Элайза Хемингуэй рассказала комитету о воздухе, тяжелом от чада масляных ламп, горевших до рассвета и после заката. Джудит Пейн поведала о своих болезнях, вызванных работой на фабриках. Но после того как члены комитета посетили предприятия – к чему компании заранее подготовились и все подчистили, – в докладе было сказано: «Ваш комитет вернулся полностью удовлетворенным тем, что порядок, благопристойность и общее состояние дел на фабриках и вокруг них не могут быть улучшены при помощи какого-либо предложения со стороны членов комитета или путем принятия легислатурой какого-либо закона».

Женская ассоциация рабочей реформы осудила этот документ и с успехом добилась поражения председателя комитета на следующих выборах, хотя ее активистки и не имели права голоса. Но для того, чтобы изменить условия работы на фабриках, было сделано немногое. В конце 40-х годов XIX столетия в Новой Англии сельские женщины, работавшие на этих предприятия, начали их покидать, и все чаще иммигранты из Ирландии занимали освободившиеся места.

Построенные компаниями поселки росли вокруг фабрик в Род-Айленде, Коннектикуте, Нью-Джерси и Пенсильвании. Здесь также использовался труд рабочих-иммигрантов, подписывавших контракты, по которым все члены семьи были обязаны отработать не менее года. Эти люди жили в трущобах, принадлежавших компании, получали зарплату расписками, которые они могли использовать только в магазинах фирмы; если качество их работы не устраивало, рабочих увольняли.

В Патерсоне (Нью-Джерси) первая в серии забастовок на фабриках была затеяна детьми. Когда компания неожиданно решила перенести обеденный перерыв с полудня на час дня, ребята при поддержке родителей оставили рабочие места. К ним присоединились городские рабочие: плотники, каменщики и машинисты, которые превратили забастовку в акцию за 10-часовой рабочий день. Однако неделю спустя под угрозой ввода отрядов милиции дети вернулись на работу, а их лидеров уволили. Вскоре после этого, пытаясь предотвратить еще большие неприятности, компания восстановила полуденный обеденный перерыв.

Обувщики из фабричного городка Линн (Массачусетс), расположенного к северо-востоку от Бостона, провели крупнейшую забастовку в США до Гражданской войны. В этом городе впервые начали использовать фабричные швейные машины, которые заменили сапожников-ремесленников. Фабричные рабочие в Линне, которые начали создавать свои организации еще в 30-х годах XIX в., позднее приступили к изданию радикальной газеты «Ол». В 1844 г., за четыре года до появления «Манифеста Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, эта газета писала:

Разделение общества на производительные и непроизводительные классы и факт неравного распределения ценностей между этими двумя [классами] подводит нас к другому различию, а именно различию между капиталом и трудом… труд теперь становится товаром.

… В общество внедряются антагонизм и разница в интересах; капитал и труд находятся в оппозиции друг к другу.

Экономический кризис 1857 г. привел обувное производство к полной остановке, и рабочие Линна лишились работы. До этого уже было недовольство тем, что машины заменили сапожников. Цены росли, заработную плату неоднократно сокращали, и к осени 1859 г. мужчины получали 3 долл. в неделю, а женщины – 1 долл., работая при этом 16 часов в день.

В начале 1860 г. на массовом митинге только что созданной Ассоциации мастеровых было выдвинуто требование повысить заработную плату. Когда промышленники отказались встречаться с представителями их комитетов, рабочие призвали провести в День рождения Вашингтона забастовку. В то утро 3 тыс. обувщиков собрались в «Лисеум-холле» в Линне и создали «комитеты 100», которые должны были публиковать имена штрейкбрехеров, охранять порядок и предотвращать насилие, а также удостоверяться в том, что обувные заготовки не будут отправлять куда-либо для дальнейшего производства.

В течение нескольких дней к этому выступлению присоединились обувщики по всей Новой Англии: в Нейтике, Ньюберипорте, Хейверхилле, Марблхеде и других городках Массачусетса, Нью-Гэмпшира и Мэна. За неделю забастовки охватили все «обувные» поселки региона, а в акциях принимали участие Ассоциации мастеровых в 25 городах и 20 тыс. работников отрасли. Газеты называли эти события «Революцией на Севере», «Восстанием рабочих Новой Англии», «Началом конфликта между капиталом и трудом».

Несмотря на снежную бурю, 1 тыс. женщин и 5 тыс. мужчин прошли по улицам Линна, неся транспаранты и американские флаги. Вязальщицы и строчилыцицы присоединились к бастующим и провели собственный массовый митинг. Вот что писал о них репортер нью-йоркской газеты «Гералд»: «Они обрушиваются на своих хозяев в таком стиле, который заставляет вспомнить о представительницах прекрасного пола, которые принимали участие в первой французской революции». Была организована многочисленная «Процессия дам», и женщины прошли по улицам, узким от сугробов, неся плакаты со словами: «Американки не будут рабынями… Слабые телом, но сильные духом, мы отважились выйти на бой за права, плечом к плечу с нашими отцами, мужьями и братьями».

Спустя десять дней после этих событий процессия из 10 тыс. бастующих рабочих (мужчин и женщин), включая делегации из Сейлема, Марблхеда и других городов, прошла по улицам Линна, тем самым проведя крупнейшую к тому времени демонстрацию рабочих Новой Англии.

На место были направлены бостонская полиция и отряды милиции, чтобы удостовериться в том, что бастующие не вмешиваются в отправку обувных заготовок за пределы штата. Акции рабочих продолжились, а городские лавочники и торговцы провизией предоставляли им продукты питания. Забастовка была на подъеме в течение всего марта, но к апрелю уже пошла на спад. Промышленники начали предлагать повышение заработной платы, чтобы вернуть рабочих на фабрики, не признавая при этом профсоюзы, с тем чтобы работники оставались с работодателями один на один.

Как пишет А. Доули в своем исследовании «Класс и местная община», посвященном забастовке в Линне, большинство рабочих-обувщиков были уроженцами США. Они не соглашались с социально-политическим порядком, державшим их в бедности, как бы его ни воспевали в американских школах, церквах и газетах. В Линне, по мнению Доули, «красноречивые и активные ирландские обувщики и кожевники присоединились к янки, напрочь отвергая миф о процветании. Ирландские рабочие и рабочие-янки совместно… искали кандидатов от рабочих на выборах и сопротивлялись разгону забастовок местной полицией». Пытаясь понять, почему этот пламенный классовый дух не привел к независимому революционному политическому действию, исследователь приходит к выводу, что основной причиной являлась электоральная политика, которая направляла энергию сопротивленцев в каналы системы.