Текст книги "Народная история США"

Автор книги: Говард Зинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 69 страниц)

План Маршалла имел также политическую мотивировку. Компартии Италии и Франции были довольно сильными, и Соединенные Штаты решили использовать давление и деньги, чтобы не допустить их участия в правительствах этих стран. Когда план начал осуществляться, государственный секретарь в администрации Трумэна Дин Ачесон сказал: «Наша помощь по восстановлению лишь отчасти продиктована филантропией. Ваш Конгресс санкционировал и ваше правительство проводит политику помощи и восстановления, руководствуясь главным образом собственными национальными интересами».

Начиная с 1952 г. становилось все более очевидным, что иностранная помощь предназначалась для усиления военной мощи некоммунистических стран. Из 50 млрд долл., выделенных в последующие десять лет Соединенными Штатами 90 государствам, лишь 5 млрд пошли на чисто экономическое развитие.

Когда президентом стал Дж. Ф. Кеннеди, он запустил в действие программу «Союз ради прогресса», предполагавшую оказание поддержки Латинской Америке с упором на социальные реформы, призванные улучшить условия жизни местного населения. Но на деле все свелось к военной помощи, чтобы сохранить у власти правые диктатуры и дать им возможность предотвратить революции.

От военной помощи до вооруженной интервенции был всего один шаг. Слова Трумэна о «господстве силы» и «господстве права», сказанные в начале корейской войны, постоянно противоречили практическим действиям американцев как при нем самом, так и при последующих президентах. В 1953 г. ЦРУ сумело свергнуть иранское правительство, национализировавшее нефтяную промышленность. В 1954 г. в Гватемалу вторглись наемники, обученные на базах ЦРУ в Гондурасе и Никарагуа; поддержанные истребителями ВВС США, они изгнали законно избранное правительство. Во главе государства был поставлен полковник Карлос Кастильо Армас, который ранее прошел военную подготовку в Форт-Левенуэрте (Канзас).

Свергнутое усилиями американцев правительство было самым демократичным за всю историю Гватемалы. Президент Хакобо Арбенс Гусман являлся левоцентристским социалистом. В Конгрессе коммунисты занимали только 4 из 56 мест. Но американский бизнес не устраивал тот факт, что Арбенс Гусман экспроприировал 234 тыс. акров земель, принадлежавших «Юнайтедфрут компани», предложив компенсацию, которую компания назвала «неприемлемой». Придя к власти, Армас вернул земли «Юнайтед фрут компани», отменил налог на прибыль и дивиденды иностранных инвесторов, ликвидировал выборы путем тайного голосования и заключил в тюрьму тысячи своих политических оппонентов.

В 1958 г. правительство Эйзенхауэра послало в Ливан несколько тысяч морских пехотинцев, чтобы не допустить там революции и свержения проамериканского режима, а также сохранить свое военное присутствие в богатом нефтью регионе.

Либерально-консервативное соглашение демократов и республиканцев нигде не допускать к власти революционные правительства: коммунистические, социалистические или направленные против «Юнайтед фрут компани» – особенно наглядно проявилось в 1961 г. на Кубе. На этом небольшом острове, в 90 милях от Флориды, повстанцы во главе с Фиделем Кастро в 1959 г. совершили революцию и изгнали поддерживаемого американцами диктатора Фульхенсио Батисту. Это революционное движение представляло прямую угрозу американским деловым интересам. В результате проводимой Ф. Д. Рузвельтом политики «доброго соседа» была отменена поправка Платта, позволявшая США вводить войска на Кубу, однако американцы продолжали удерживать военно-морскую базу в бухте Гуантанамо, и их деловые интересы по-прежнему доминировали в кубинской экономике. Американские компании контролировали от 80 до 100 % местного коммунального хозяйства, горных разработок, скотоводства, нефтеперерабатывающих предприятий, 40 % сахарной промышленности и 50 % государственных железнодорожных дорог.

После неудачного нападения на армейские казармы в Сантьяго-де-Куба в 1953 г. Ф. Кастро некоторое время провел в тюрьме. Освободившись по амнистии, он отправился в Мексику, где познакомился с аргентинским революционером Че Геварой, а затем вернулся на Кубу. Его небольшой отряд, скрываясь в джунглях и горах, вел партизанскую войну против войск Батисты, опираясь на все более широкую поддержку местного населения. Затем, покинув горы и пройдя через всю страну, повстанцы вошли в Гавану. Первого января 1959 г. правительство Батисты пало.

Придя к власти, Кастро первым делом приступил к созданию системы всеобщего образования, строительству жилья и наделению землей безземельных крестьян. Его правительство конфисковало свыше миллиона акров земель, принадлежавших трем американским компаниям, в том числе и «Юнайтед фрут компани».

Куба остро нуждалась в деньгах, чтобы финансировать свои программы, а Соединенные Штаты не спешили помочь. Международный валютный фонд, в котором доминировали США, отказался выделить кредит, поскольку страна не соглашалась на «стабилизационные» условия, подрывавшие начатые революционные реформы. Когда же кубинское правительство подписало торговый договор с Советским Союзом, американские нефтяные компании на острове отказались перерабатывать поставляемую СССР сырую нефть. Кастро национализировал эти компании. Соединенные Штаты также резко сократили объемы закупок кубинского сахара, от которого в значительной степени зависело хозяйственное благополучие Кубы, однако Советский Союз немедленно согласился купить все оставшиеся 700 тыс. тонн сахара.

Куба стала другой, и политика «доброго соседа» оказалась к ней неприменима. Весной 1960 г. президент Эйзенхауэр дал секретное указание ЦРУ тренировать и вооружать антикастровских кубинских эмигрантов, обосновавшихся в Гватемале, и готовить их к предстоящему вторжению на остров. Когда должность президента занял Дж. Ф. Кеннеди, в распоряжении ЦРУ уже имелось 1,4 тыс. обученных и вооруженных эмигрантов. В соответствии с ранее разработанным планом 17 апреля 1961 г. отряд, в рядах которого были и американцы, высадился на южном побережье Кубы, в заливе Кочинос (залив Свиней), в 90 милях от Гаваны.

Интервенты надеялись вызвать общее восстание против Кастро, но этого не произошло. Режим пользовался широкой поддержкой местного населения. Войскам Фиделя понадобилось всего три дня, чтобы разгромить силы ЦРУ.

Авантюра в заливе Кочинос сопровождалась целым потоком лицемерных заявлений и лжи. Вторжение явно противоречило провозглашенному Трумэном «господству права», нарушало положения подписанного США Устава Организации американских государств, в котором говорилось: «Никакое государство или группа государств не имеет права вмешиваться, прямо или косвенно, по какой бы то ни было причине во внутренние или внешние дела любого другого государства».

За четыре дня до вторжения, комментируя сообщения печати о секретных базах ЦРУ, где проходило обучение кубинских эмигрантов, президент Кеннеди на пресс-конференции заявил: «… ни при каких условиях Вооруженные силы Соединенных Штатов не станут вторгаться на Кубу». Действительно, высаживались кубинцы, однако операцию организовали США, и, кроме того, в ней участвовали американские военные самолеты, пилотируемые американскими летчиками. Кеннеди санкционировал использование военно-морской авиации без опознавательных знаков. При этом погибли четверо пилотов-американцев, и их семьям не сказали правды об обстоятельствах гибели летчиков.

Успех либерально-консервативной коалиции в создании национального антикоммунистического консенсуса был наглядно продемонстрирован на примере готовности главных информационных агентств участвовать вместе с администрацией Кеннеди в обмане американской общественности в связи со вторжением на Кубу. За несколько недель до высадки журнал «Нью рипаблик» подготовил статью об обучении сотрудниками ЦРУ кубинских эмигрантов, переданную для предварительного просмотра историку Артуру Шлезингеру-младшему. Тот показал статью Кеннеди, который попросил ее не печатать, и «Нью рипаблик» пошел навстречу этому пожеланию.

По требованию правительства Джеймс Рестон и Тернер Кэтлидж из «Нью-Йорк таймс» не стали публиковать подготовленный материал о предстоящем вторжении. Шлезингер-младший заметил по поводу таких действий газеты: «Это был патриотический поступок, но, зная последствия, я задался вопросом, не спасла бы пресса нашу страну от катастрофы, если бы повела себя безответственно». Его и других либералов, достигших консенсуса в годы холодной войны, как видно, беспокоило не само вмешательство США в деятельность зарубежных революционных движений, а то, что Америка терпела при этом неудачи.

К 1960 г. пятнадцатилетние усилия по разгрому радикального коммунистического движения, получившего развитие в эпоху Нового курса и во время Второй мировой войны, казалось, увенчались успехом. Компартия пребывала в замешательстве: ее руководители сидели в тюрьме, количество членов резко сократилось, влияние в профсоюзах заметно уменьшилось. Само профсоюзное движение сделалось более управляемым и консервативным. Военные расходы поглощали половину национального бюджета, но общество соглашалось с этим.

Радиация от испытаний ядерного оружия представляла опасность для здоровья людей, но широкая общественность оставалась в неведении. Комиссия по атомной энергии постоянно утверждала, что вредное воздействие атомных испытаний сильно преувеличено, и в одной из статей, опубликованной в 1955 г. в «Ридерз дайджест», самом распространенном журнале США, говорилось: «Ужасные истории об атомных испытаниях, которые проводятся в нашей стране, просто не соответствуют истине».

В середине 50-х годов наблюдалось повсеместное увлечение бомбоубежищами. Население уверяли, что они спасут от атомных взрывов. Правительственный консультант и ученый Герман Кан в своей книге «О термоядерной войне» доказывал, что можно вести ядерную войну без тотального уничтожения человечества, что людям не следует ее бояться. Политолог Генри Киссинджер опубликовал в 1957 г. книгу, в которой утверждал: «При правильной тактике ядерная война не обязательно будет столь разрушительной, как кажется на первый взгляд…»

В стране была создана мощная военная экономика: хотя сохранялись значительные очаги бедности, множество людей имели хороший заработок и были довольны своим положением. Правда, материальное богатство по-прежнему распределялось неравномерно. С 1944 по 1961 т. пропорции изменились лишь незначительно: беднейшая пятая часть всех семей получала всего 5 %, а богатейшая пятая часть американских семей – 45 % совокупного дохода. В 1953 г. 1,6 % взрослого населения владели более чем 80 % корпоративных акций и примерно 90 % корпоративных облигаций. Из 200 тыс. существовавших в США корпораций около 200 гигантов или одна десятая часть от 1 % этих компаний контролировали приблизительно 60 % всех произведенных богатств страны.

Когда Дж. Ф. Кеннеди, пробыв в должности один год, представил нации свой бюджет, стало ясно, что при любой администрации – будь то либерально-демократическая или иная – никаких радикальных изменений в распределении доходов, богатств или налогового бремени не предвидится. По мнению обозревателя «Нью-Йорк таймс» Дж. Рестона, бюджетное послание Кеннеди свидетельствовало о намерении избегать «внезапных резких перемен внутри страны» и о стремлении «вести более амбициозное фронтальное наступление на проблему безработицы». Рестон, в частности, писал:

Он [президент] согласился на налоговые послабления для инвестиций, направленных на расширение и модернизацию производства. Он не собирается сражаться с южными консерваторами из-за гражданских прав и призывает профсоюзы умерить требования о повышении зарплаты, чтобы цены на американские товары помогали США конкурировать на мировых рынках и повышать уровень занятости населения у себя дома. Президент постарался убедить деловое сообщество в том, что совсем не желает холодной войны на домашнем фронте.

… на этой неделе во время очередной пресс-конференции он отказался выполнить свое обещание относительно устранения дискриминации в государственной жилищной программе, финансируемой правительством. Вместо этого он говорил о необходимости отложить решение этого вопроса до достижения «всеобщего консенсуса» в поддержку [программы]…

За 12 месяцев пребывания у власти президент определенно сдвинулся в американской политике на центристские позиции…

На этой центристской почве все выглядело прочным и надежным. Ничего не нужно было делать для чернокожих, не требовалось менять структуру экономики. Можно было продолжать агрессивную внешнюю политику. Страна, казалось, находилась под контролем. Но затем, в 60-х годах, неожиданно произошел целый ряд внезапных бунтов во всех сферах жизни США, показавших, что любые официальные оценки внутренней безопасности и благополучия являются неверными.

17. «Или же – взорвется?»

Массовый протест черного населения на Севере и Юге США в 50 – 60-х годах XX в. оказался полной неожиданностью. Но, пожалуй, он должен был произойти. Память угнетенных нельзя уничтожить, и люди с такой памятью всегда готовы к бунту. Для чернокожих американцев это были воспоминания о рабстве, а также о сегрегации, линчевании, унижении. И они касались не только прошлого, но и действительности – части повседневной жизни негров из поколения в поколение.

В 30-х годах XX в. Ленгстон Хьюз написал стихотворение «Гарлем»:

Что получится из несбывшейся мечты

Может быть, она усохнет, как изюминка на солнце?

Может быть, она пропахнет, как гнилое мясо?

Или в ней, как в язве, начнется нагноение?

Иль она засахарится, как варенье?

Может быть, под собственной тяжестью согнется?

Или же – взорвется[203]?

В обществе, где существует жесткий, пусть и не бросающийся в глаза контроль, тайные мысли могут находить выражение в искусстве, что и происходило в общине чернокожих американцев. Возможно, блюз при всей своей патетике скрывал в себе ярость; а джаз, каким бы он ни был радостным, нес зерна протеста. Существовала еще поэзия – где мысли уже не скрывались. В 20-х годах XX в. К. Маккей, один из представителей течения, которое получит название «Гарлемский Ренессанс», написал стихотворение, помещенное Г. К. Лоджем-младшим в «Конгрешенл рекорд» как пример опасного брожения среди чернокожей молодежи:

А если умирать, то умирать, как загнанное стадо кабанов,

Чью проклятую участь не понять голодной своре сумасшедших псов.

О, доблестно умрем, коль умирать…

Спиной к стене, лицом к кровавой сваре,

Предсмертные, ответные удары![204]

Стихотворение К. Каллена «Случай» пробуждало воспоминания – разные, но вместе с тем очень похожие, – связанные с детством любого черного:

Однажды в Балтиморе,

Когда я шел домой,

Мальчишка увязался вдруг по улице за мной.

Я был в то время лет восьми А он – еще моложе.

Эй, черномазый! – крикнул он и начал строить рожи.

Я прожил в этом городе от лета и до лета.

Но из всего, что видел там,

Запомнил только это[205].

Во время инцидента с «ребятами из Скоттсборо» Каллен написал горькое стихотворение, отметив, что белые поэты берутся за перо, чтобы протестовать против многих случаев несправедливости, но, когда это касается чернокожих, большинство из них молчит. Вот его заключительная строфа:

Бесспорно, я сказал, поэты будут петь.

Но не слышно никого.

Интересно – отчего[206]?

Даже внешняя покорность – поведение в реальной ситуации, подобное поведению дяди Тома, то комичного, то раболепного негра, смеющегося над собой, и осторожного, – скрывала в себе неприятие, ярость, энергию. Чернокожий поэт П. Л. Данбар в эпоху черных менестрелей[207], ставших на рубеже веков необычайно популярными, создал стихотворение «Кругом личины»:

Кругом личины.

Нрав наш пылкий

Скрывают лживые ухмылки.

… После, хоть под ногами топь, —

И что нам до врагов злочинных, —

Кругом личины[208].

Два чернокожих исполнителя того времени выступали с менестрельными песнями и в то же время высмеивали их. Когда Б. Уильямс и Д. Уокер объявляли себя на афишах «двумя настоящими енотами», они, по словам Н. Хаггинса, «намеревались придать стиль и комическое достоинство выдумке, созданной белыми людьми…».

К 30-м годам многие чернокожие поэты сбросили маски. Л. Хьюз написал стихотворение «Эпилог»:

И я пою про Америку.

Я – черный брат.

Меня отсылают на кухню,

Когда приходят гости.

Но я смеюсь,

И ем,

И крепну.

Завтра

Я сяду за стол,

Когда придут гости.

Никто не посмеет Сказать мне:

«Ступай на кухню»,

Тогда И они

Увидят, как я красив,

И устыдятся —

И я ведь – Америка[209].

Гвендолин Беннетт писала:

Я хочу видеть гибких негритянских девушек

Черными силуэтами на фоне неба

В часы заката…

Я хочу слышать пение

Вокруг языческого костра

Странной черной расы…

Я хочу чувствовать, как растет

Душа моего печального народа,

Скрытая за улыбкой менестреля.

А вот стихотворение в прозе, написанное Маргарет Уокер, – «Моему народу»:

… Пусть появится новая земля. Путь родится другой мир. Пусть кровавый мир запечатлеется в небесах. Пусть выступит вперед второе поколение, преисполненное мужества, пусть созреет народ, любящий свободу, пусть красота, исполненная исцеления, и сила последней схватки пронизывают наш дух и нашу кровь. Пусть пишутся воинственные песни и пусть исчезнут погребальные песни. Путь поднимется ныне раса людей и встанет у руля!

К 40-м годам приобрел известность Р. Райт, талантливый чернокожий романист. Его автобиография 1937 г. «Черный» содержит бесконечное число откровений: например, о том, как чернокожих натравливали друг на друга, о том, как его подначивали драться с другим негритянским мальчиком для увеселения белых. «Черный» откровенно обнажает все унижения и далее:

Белый Юг похвалялся, что знает, чем дышат «черномазые», а я был именно «черномазый», и меня он совершенно не знал, не представлял себе, что я думаю, что чувствую. Белый Юг определил мне мое «место» в жизни – я никогда не знал своего «места», вернее, чутьем отвергал то «место», которое отвел мне Юг. Я никогда не мог смириться с тем, что я в чем-то хуже других. А то, что говорили белые южане, не могло поколебать моего убеждения, что я – человек.

Такие настроения присутствовали в поэзии, прозе, музыке, иногда в замаскированном виде, иногда открыто, и демонстрировали признаки того, что люди не задавлены, находятся в ожидании, в напряжении, как сжатая пружина.

В «Черном» Райт пишет, как чернокожих детей в Америке учат хранить молчание. Но наряду с этим:

Как воспринимают негры тот образ жизни, который вынуждены вести? Что они говорят о нем, когда оказываются среди своих? Я думаю, что на этот вопрос можно ответить одним-единственным предложением. Один из моих друзей, лифтер, однажды сказал мне:

«Боже мой, брат! Да когда бы не их полиция и линчующие банды, здесь бы такое началось!»

Ричард Райт на некоторое время стал членом Компартии (он рассказывает об этом периоде жизни и о своем разочаровании в книге «Бог, который потерпел поражение»). Известно, что коммунисты обращали особое внимание на проблему расового неравенства. Когда в 30-х годах в Алабаме шли суды над «ребятами из Скоттсборо», именно Компартия встала на защиту молодых чернокожих, заключенных в тюрьму в первые годы Великой депрессии вследствие беззакония южан.

Партия подверглась нападкам со стороны либералов и НАСПЦН, обвинявших ее в использовании этой проблемы в своих собственных целях, что отчасти являлось правдой. Но черные были реалистами и понимали, как трудно обрести белых союзников с безупречными мотивами. Существенно было и то, что чернокожие коммунисты на Юге заслужили восхищение негров тем, как они работали, несмотря на огромные препятствия. Среди них выделялся Хозиа Хадсон, чернокожий организатор безработных в Бирмингеме. В Джорджии в 1932 г. девятнадцатилетний черный юноша по имени Анджело Херндон – его отец-шахтер умер от пневмонии, а сам он мальчиком работал в шахтах Кентукки – стал членом бирмингемского совета безработных, организованного коммунистами, а затем и сам вступил в партию. Позже он писал:

Всю свою жизнь я трудился в поте лица, меня шпыняли и подвергали дискриминации. Я лежал на животе в шахтах за несколько долларов в неделю и был свидетелем того, как мою плату разворовывали и урезали, а моих друзей убивали. Я жил в самой худшей части города и ездил на автобусах за загородкой «Для цветных», как будто бы во мне было что-то отвратительное. Я слышал, как меня называли «ниггером», «черномазым» и должен был отвечать «Слушаюсь, сэр» каждому белому независимо от того, уважал я его или нет.

Это всегда казалось мне отвратительным, но я никогда не думал, что можно что-нибудь сделать. И вот неожиданно я отыскал организации, в которых вместе были негры и белые, они работали сообща и не обращали внимания на разницу в расе или цвете кожи…

Херндон стал активистом Компартии в Атланте. Он и его товарищи создали в 1932 г. квартальные комитеты советов безработных, добивавшихся вспомощестований на квартплату для нуждающихся. Они организовали демонстрацию, в которой участвовали 1 тыс. человек, в том числе 600 белых, и на следующий день городские власти проголосовали за выделение 6 тыс. долл. на помощь безработным. Но вскоре после этого Херндон был арестован, содержался в заключении без права переписки и был обвинен в нарушении статута Джорджии против подрывной деятельности. Он вспоминал о своем судебном процессе:

Власти штата Джорджия продемонстрировали литературу, изъятую из моей комнаты, и зачитывали абзацы из нее присяжным. Они тщательно допрашивали меня. Считаю ли я, что хозяева и правительство обязаны платить страховку безработным трудящимся? Что негры должны быть полностью равноправными с белыми? Согласен ли я с требованием самоопределения «черного пояса» – что негритянскому населению должно быть разрешено управлять территорией «черного пояса», изгнав оттуда белых землевладельцев и правительственных чиновников?

Думаю ли я, что рабочий класс может управлять фабриками, шахтами и возглавить правительство? Что хозяева не нужны вовсе?

Я сказал им, что я верю во все это, – и более того…

Анджело Херндон был осужден и провел в тюрьме пять лет, пока Верховный суд не признал неконституционным статут Джорджии, в соответствии с которым Херндон был признан виновным. Именно такие люди среди черных, казавшиеся истеблишменту опасными своей воинственностью, становились еще опаснее, если были связаны с Компартией.

Имелись и другие, с теми же связями, что еще более увеличивало угрозу: Бенджамин Дэвис, черный адвокат, защищавший Херндона на процессе; люди, имевшие национальное признание, как певец и актер Пол Робсон или писатель и ученый У. Дюбуа, не скрывавшие своих симпатий к Компартии. Негр не был таким антикоммунистом, как представитель белого населения. Он не мог себе этого позволить, у него было слишком мало друзей, так что Херндон, Дэвис, Робсон, Дюбуа, какой бы хуле ни подвергались их политические взгляды в стране в целом, своим боевым духом снискали восхищение черной общины.

Воинственное настроение чернокожих, проявлявшееся то тут, то там в 30-е годы, было приглушено во время Второй мировой войны, когда нация, с одной стороны, осудила расизм, а с другой – поддерживала сегрегацию в вооруженных силах и предоставляла чернокожим лишь низкооплачиваемую работу. Когда война закончилась, на расовое равновесие в Соединенных Штатах стал влиять новый фактор – беспрецедентный подъем освободительной борьбы цветного населения в странах Азии и Африки.

Президент Гарри Трумэн был вынужден считаться с этим, особенно в условиях холодной войны с Советским Союзом, с учетом того, что протест населения с иным цветом кожи в бывших колониях грозил принять марксистские формы. Расовый вопрос требовал решительных действий, а не просто мер по успокоению чернокожего населения страны, сначала ободренного обещаниями военного времени, а затем обескураженного сохранением прежних условий существования. Эти действия требовались и для того, чтобы показать миру: Соединенные Штаты способны дать ответ на критику коммунистами самого вопиющего порока американского общества – расовой дискриминации. Некогда оставшееся незамеченным высказывание У. Дюбуа, теперь, в 1945 г., звучало грозным предостережением: «Проблема XX в. – это проблема межрасовых барьеров».

Трумэн в конце 1946 г. сформировал Комитет по гражданским правам, который рекомендовал расширить отдел гражданских прав в министерстве юстиции, создать постоянную Комиссию по гражданским правам, одобрить Конгрессом законы против линчевания и дискриминационного голосования, а также предложил новые законы по отмене расовой дискриминации в сфере труда.

Комитет Трумэна откровенно объяснял мотивы подобных рекомендаций. Да, заявляли его члены, существует «моральная причина» – предмет совести. Но существует и «экономическая причина» – дискриминация дорого обходится стране, является растратой ее талантов. И что, возможно, более важно, имеются причины международного характера:

Наше положение в послевоенном мире настолько жизненно важно для будущего, что малейшие наши действия имеют далеко идущие последствия… Мы не можем закрыть глаза на тот факт, что наша политика в области гражданских прав стала международной проблемой. Мировая пресса и радио переполнены этим… Те, кто исповедует враждебную нам философию, подчеркивают – и бесстыдно искажают – наши недостатки.

…Они стараются доказать, что наша демократия является пустым обманом, а наша нация – последовательным угнетателем обездоленных. Американцам это может показаться смехотворным, но это крайне важно и весьма беспокоит наших друзей. Соединенные Штаты не столь сильны, окончательный триумф демократического идеала не столь неизбежен, чтобы мы могли игнорировать то, что мир думает о нас или о наших делах.

США участвовали в мировых делах в невиданных прежде масштабах. Ставка была велика – мировая гегемония. И как отмечал упомянутый Комитет, «малейшие наши действия имеют далеко идущие последствия».

Поэтому Соединенные Штаты предприняли ряд небольших шагов, надеясь, что это окажет значительное воздействие на ситуацию. Конгресс не торопился с принятием законодательства, к которому призывал Комитет по гражданским правам. Но Трумэн – за четыре месяца до президентских выборов 1948 г. и в условиях соперничества с левым кандидатом от ППА Генри Уоллесом – издал исполнительный приказ, призывавший вооруженные силы, в которых во время Второй мировой войны сохранялась сегрегация, «как можно скорее» начать следовать политике расового равноправия. Этот приказ, возможно, был связан не только с выборами, но и с необходимостью укрепления морального состояния чернокожих в армии перед лицом угрозы новой войны. Чтобы завершить процесс десегрегации в войсках, понадобилось более десятилетия.

Трумэн мог бы издать исполнительные приказы и применительно к другим областям, но он этого не сделал. Четырнадцатая и Пятнадцатая Поправки, наряду с совокупностью законов, принятых в конце 60-х – начале 70-х годов XIX в., давали президенту достаточно власти для искоренения расовой дискриминации. Конституция США требовала, чтобы глава государства исполнял законы, но ни один президент не воспользовался своей властью. Не сделал этого и Трумэн. Например, он призывал Конгресс к принятию законодательства, «запрещающего дискриминацию на транспортных средствах сообщения между штатами»; специальное законодательство 1887 г. уже запретило этот вид дискриминации, но его исполнение так и не было обеспечено конкретными мерами.

Между тем Верховный суд сделал шаги – спустя 90 лет после принятия Поправок к Конституции, провозглашавших расовое равноправие, – в этом направлении. Во время войны он постановил, что принцип «первенства белых», используемый для исключения чернокожих из процесса голосования в ходе первичных выборов (праймериз) в Демократической партии – на Юге это было, по существу, равносильно самим выборам, – является неконституционным.

В 1954 г. Верховный суд наконец отверг концепцию «разделенные, но равные», которую отстаивал начиная с 90-х годов XIX столетия. НАСПЦН подала в Суд ряд дел, направленных против сегрегации в государственных школах, и теперь в ходе рассмотрения дела «Браун против совета по образованию» Верховный суд провозгласил, что раздельное обучение школьников «порождает чувство неполноценности… способное оказать столь сильное воздействие на умы и души, что его, скорее всего, будет невозможно преодолеть». Утверждалось, что в сфере государственного образования, «концепция "разделенные, но равные" неприменима». Суд не настаивал на немедленных переменах: годом позже он решил, что сегрегированные учреждения должны интегрироваться «взвешенными темпами». К 1965 г., т. е. спустя десять лет со дня заявления о «взвешенных темпах», состояние дел в более 75 % школьных округов на Юге оставалось прежним.

Все же это было важное решение – ив 1954 г. по миру разнеслась новость, что американское правительство объявило сегрегацию вне закона. Также и в Соединенных Штатах, для тех, кто прежде не задумывался о привычном разрыве между словом и делом, это стало воодушевляющим знаком перемен.

То, что другим казалось быстрым прогрессом, для чернокожих было явно недостаточно. В начале 60-х годов весь Юг охватили выступления чернокожего населения. А в конце 60-х черные уже участвовали в открытых мятежах в сотнях городов Севера. Это явилось сюрпризом для тех, кто не помнил о рабстве и повседневном унижении, нашедших свое отражение в поэзии, музыке, периодических взрывах негодования, но еще чаще – в угрюмом молчании. Частью этой памяти были красивые слова, одобренные законы и принятые решения, которые так и остались бессмысленными.

Такой народ, с такими воспоминаниями и с таким чувством исторического прошлого, всегда был готов к бунту – словно часовой механизм, который никто не заводил, но который мог положить начало целому ряду непредвиденных событий. И эти события разыгрались в конце 1955 г. в Монтгомери – столице штата Алабама.

Спустя три месяца после своего ареста Роза Паркс, 43-летняя швея, так объясняла, почему она отказалась подчиниться городскому закону, предусматривавшему сегрегацию в автобусах, и решила занять место в «белом» отсеке:

Ну, во-первых, я проработала целый день. Я очень устала после целого дня работы. Я имею дело с одеждой, которую носят белые. Что не приходило мне в голову, но что я хотела знать: когда и как мы наконец определим свои права человеческих существ?. Просто так случилось, что водитель стал предъявлять требования, а я попросту не чувствовала необходимости подчиняться. Он вызвал полицейского, и я была арестована и помещена в тюрьму…