Текст книги "Народная история США"

Автор книги: Говард Зинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 69 страниц)

Первого мая 1898 г. Социалистическая рабочая партия организовала антивоенное шествие в Нью-Йорке, но власти его запретили, хотя разрешили проведение парада в честь Майского дня, объявленного еврейской газетой «Дейли форвард», которая призывала рабочих-евреев поддержать войну. Чикагская «Лейбор уорлд» писала: «Это была война бедняков – оплаченная ими самими. Богачи, как и всегда, извлекли из нее прибыли…»

Западный рабочий союз учредили в городе Солт-Лейк-Сити 10 мая 1898 г. в связи с тем, что АФТ не принимала в свои ряды неквалифицированных рабочих. Его целями являлись объединение всех трудящихся «безотносительно к роду занятий, национальности, вероисповеданию или цвету кожи» и «скорая гибель всех корпораций и трестов, которые грабят американского рабочего, отнимая у него плоды его тяжкого труда…». В одной из профсоюзных публикаций, обращавшей внимание на аннексию Гавайев во время войны, говорилось, что этот факт доказывает, что «война, которая была начата с целью оказания помощи измученным, голодающим кубинцам, превратилась вдруг в завоевательную войну».

Предсказание, сделанное докером Б. Холлом относительно коррупции и спекуляций военного времени, оказалось удивительно верным. В «Энциклопедии американской истории» Ричарда Морриса приводятся потрясающие цифры:

Из более чем 274 тыс. офицеров и солдат, служивших в армии во время испано-американской войны и находившихся в ее рядах в период демобилизации, 5462 человека погибли на различных театрах военных действий, а также на военных базах в США. Из них только 379 военнослужащих были убиты в ходе сражений, остальные же стали жертвами болезней и умерли от других причин.

Те же сведения приведены в книге «Воинственный дух» У. Миллисом. В «Энциклопедии» эти данные представлены сжато, без упоминания о «забальзамированном мясе» (на жаргоне армейских генералов), т. е. проданных армии мясных консервах, в которых для сохранения продукта использовались такие ингредиенты, как борная кислота, нитрат калия и искусственный краситель.

В мае 1898 г. крупная чикагская фирма по производству консервов «Армор энд Ко» поставила армии 500 тыс. фунтов говядины, которая за год до этого была отправлена в Ливерпуль, а затем возвращена обратно. Два месяца спустя армейский инспектор попробовал продукцию этой фирмы, на которой стояли штампы проверки инспектора из Бюро по контролю за животноводческим производством, и обнаружил 751 банку с испорченным мясом. Из первых 60 консервных банок, которые он открыл, 14 оказались уже вздувшимися, и «забродившая гниль, содержавшаяся в них, распространялась по всей емкости». (Это описание приводится в «Отчете Комиссии по расследованию деятельности военного министерства во время войны с Испанией», представленном сенату в 1900 г.) Тысячи военнослужащих получили пищевые отравления. Мы не имеем данных о том, сколько из упомянутых 5 тыс. солдат, погибших не на полях сражений, скончались по этой причине.

Войска испанцев были разбиты уже через три месяца, и поэтому государственный секретарь США Джон Хэй позднее назвал эти события «отличной маленькой войной». Американские военные делали вид, что кубинской повстанческой армии не существует. Когда испанцы сдались, никому из кубинцев не было позволено участвовать в переговорах об условиях капитуляции или подписывать ее. Генерал Уильям Шафтер объявил, что ни один вооруженный повстанец не может войти в столицу острова – город Сантьяго-де-Куба, и заявил кубинскому лидеру генералу Каликсто Гарсия, что не кубинцы, а испанские гражданские власти будут по-прежнему исполнять свои обязанности в муниципалитете.

Американские историки в основном игнорировали роль кубинских повстанцев в испано-американской войне, ф. Фонер был первым, кто опубликовал в своем исследовании гневное письмо К. Гарсия генералу Шафтеру:

Вы лично не оказали мне чести уведомить меня хотя бы единым словом о переговорах о мире или условиях капитуляции испанцев.

… Но когда речь идет о назначении в Сантьяго-де-Куба властей… то я не могу иначе, как с чувством глубокого сожаления, констатировать, что эти власти избраны не кубинским народом, а назначены королевой Испании…

По слухам, слишком абсурдным, чтобы им можно было верить, генерал, причиной принятых Вами мер и приказов, запрещающих моей армии вступить в Сантьяго, являются опасения резни и актов мести против испанцев. Позвольте мне, сэр, заявить протест против самой мысли об этом. Мы не дикари, которым неведомы правила цивилизованного ведения войны. Наши солдаты бедны и оборваны, как и ваши предки в их благородной войне за независимость…

Вместе с американской армией на Кубу пришел и американский капитал. Ф. Фонер пишет:

Влияние американских деловых кругов стало ощущаться на Кубе раньше, чем там был спущен испанский флаг. На Кубу начали тысячами стекаться торговцы, агенты по недвижимому имуществу, биржевые спекулянты, бесшабашные авантюристы и рекламные агенты, имевшие различные планы быстрого обогащения. Семь синдикатов конкурировали друг с другом за получение монопольного права на строительство в Гаване трамвайных путей, и в конце концов оно было дано Персивалю Фаркуару, представлявшему интересы нью-йоркского Уолл-стрита.

Так, одновременно с военной оккупацией, началась… оккупация коммерческая.

Журнал «Ламберменс ревью», выражавший взгляды лесопромышленников, в разгар войны писал: «Когда Испания потеряет узды правления на Кубе… настанет время для американских лесопромышленников заняться эксплуатацией кубинских лесов. Куба еще располагает девственными лесами, занимающими площадь 10 млн акров, богатых ценнейшей древесиной… почти каждый фут этого леса можно будет сбывать в Соединенных Штатах по высоким ценам».

Когда война закончилась, американцы начали прибирать к рукам железные дороги, шахты и плантации сахарного тростника. За несколько лет инвестиции капитала США составили 30 млн долл. Кубинской сахарной отраслью заинтересовалась «Юнайтед фрут компани», скупившая 1,9 млн акров земли по цене примерно 20 центов за 1 акр. На острове появилась и «Америкэн тобакко». К моменту окончания оккупации в 1901 г., по подсчетам Ф. Фонера, по меньшей мере 80 % экспорта кубинских полезных ископаемых было сосредоточено в руках американцев, в основном в компании «Бетлехем стил».

В период военной оккупации произошел ряд забастовок. В сентябре 1899 г. собрание тысяч рабочих в Гаване постановило объявить всеобщую забастовку с целью добиться введения 8-часового рабочего дня, и прозвучали слова: «… мы приняли решение способствовать борьбе рабочих с капиталистами, ибо рабочие Кубы не могут оставаться и далее в полном подчинении». Американский генерал Уильям Ладлоу приказал мэру города арестовать 11 вожаков бастующих, а войска США заняли железнодорожные станции и доки. Полиция по всему городу разгоняла митинги. Но городская экономика была парализована. Начались забастовки работников табачной отрасли, типографий и пекарен. Сотни забастовщиков были арестованы, а некоторых из арестованных лидеров угрозами вынуждали призывать к прекращению стачки.

Соединенные Штаты не аннексировали Кубу. Но Конституционной ассамблее было заявлено, что пока поправка Платта, принятая Конгрессом США в феврале 1901 г., не будет включена в новую Конституцию Кубы, американские войска не покинут остров. Эта поправка давала Соединенным Штатам право «интервенции для сохранения независимости Кубы и поддержания правительства, способного защищать жизнь, собственность и личную свободу…». Она также предоставляла США право получить в свое распоряжение угольные склады и военно-морские базы в специально отведенных для этого местах.

Поправка Теллера и разговоры об освобождении Кубы, которые велись перед началом и во время войны, способствовали тому, что многие американцы, да и кубинцы, ожидали реальной независимости. Теперь же поправка Платта воспринималась как предательство не только радикальной и рабочей прессой, но и в целом в США. Массовый митинг, организованный Американской антиимпериалистической лигой у стен Фэнлхолла в Бостоне, осудил ее, а экс-губернатор [штата Массачусетс] Джордж Баутвелл сказал: «Нарушая свое обещание предоставить Кубе свободу и независимость, мы навязываем этому острову условия колониального рабства».

В Гаване 15 тыс. кубинцев устроили факельное шествие к зданию, где заседала Конституционная ассамблея, призывая ее депутатов отвергнуть поправку Платта. Но командующий оккупационными силами генерал Леонард Вуд заверил президента Маккинли: «Кубинцы охотно участвуют во всякого рода демонстрациях и парадах, которым не следует придавать особого значения».

Конституционная ассамблея создала специальный комитет, призванный ответить на настойчивые требования США о включении поправки Платта в текст кубинской Конституции. Доклад комитета был составлен чернокожим делегатом из Сантьяго. В нем говорилось:

Сохранение Соединенными Штатами за собой права определять, когда для этой независимости возникнет угроза и когда поэтому они должны вмешаться, чтобы защитить ее, равносильно тому, что мы передадим им ключи от своего дома, чтобы они могли войти в него в любой момент, как только пожелают, днем или ночью, с хорошими или плохими намерениями.

Далее следовало:

Единственными кубинскими правительствами, которые окажуться жизнеспособными, будут те, которые смогут рассчитывать на поддержку и благосклонность Соединенных Штатов, и безусловным результатом такой ситуации явится то, что мы сможем иметь только слабые, жалкие правительства… которым суждено скорее стараться добиться благословения Соединенных Штатов, чем защищать интересы Кубы…

В докладе требование о размещении угольных складов или военно-морских баз было названо «нанесением ущерба нашему отечеству». Делался следующий вывод:

Народу, живущему в условиях военной оккупации, хотя ее и осуществляют войска, которые следует рассматривать как союзника, а не врага, заявляют, что, прежде чем он создаст собственное правительство и станет свободным на своей собственной территории, он должен предоставить военным оккупантам, явившимся к нему в качестве друзей и союзников, права и полномочия, которые аннулировали бы его суверенитет. Именно в такое положение мы попадем в результате избранного теперь Соединенными Штатами метода. Не может быть ничего более оскорбительного и неприемлемого.

Ознакомившись с докладом, Конституционная ассамблея большинством голосов отвергла поправку Платта.

Однако в течение следующих трех месяцев давление со стороны США, военная оккупация, отказ позволить кубинцам создать собственное правительство, до тех пор пока они не уступят, сыграли свою роль – после нескольких отказов Конституционная ассамблея приняла эту поправку. В 1901 г. генерал Л. Вуд писал Т. Рузвельту: «Поправка Платта, разумеется, если и оставила что-то от независимости Кубы, то очень мало».

Таким образом страна попала в сферу влияния США, но формально не являлась их колонией. Однако испано-американская война привела и к тому, что Соединенные Штаты напрямую аннексировали ряд территорий. Пуэрто-Рико, соседний с Кубой остров в Карибском море, принадлежал Испании и был захвачен Вооруженными силами США. Гавайские острова, расположенные почти посреди Тихого океана, уже подверглись нашествию американских миссионеров и владельцев ананасовых плантаций; американские чиновники называли их «спелой грушей, готовой к тому, чтобы ее сорвали». Острова были аннексированы в соответствии с совместной резолюцией обеих палат Конгресса, принятой в июле 1898 г. Примерно в то же время подвергся оккупации атолл Уэйк, находящийся в 2,3 тыс. миль к западу от Гавайев, на пути к Японии. Кроме того, американцы захватили остров Гуам, испанское владение в Тихом океане недалеко от Филиппин. В декабре 1898 г. был подписан мирный договор с Испанией, по которому Соединенным Штатам за 20 млн долл. официально отходили Гуам, Пуэрто-Рико и Филиппины.

В США разгорелись горячие споры по поводу того, стоит ли захватывать Филиппины. Существует история о том, что сказал президент Маккинли группе священников, гостивших в Белом доме, о своем решении:

Перед тем, как вы уйдете, я хотел бы сказать несколько слов по поводу всех этих филиппинских дел… Суть заключается в том, что мне Филиппины были не нужны, и, когда они появились как дар богов, я не знал, что с ними делать… Я просил совета у всех – как демократов, так и республиканцев, но они не слишком мне помогли.

Я подумал, что сначала мы займем только Манилу, затем Лусон, а потом, возможно, и другие острова.

Я бродил по Белому дому вечер за вечером вплоть до полуночи, и мне не стыдно сказать вам, господа, что я не единожды преклонял колени и молился Всемогущему Господу, чтобы Он просветил и направил меня. И однажды поздним вечером меня озарило вот что, не знаю, как это было, но суть в следующем:

1. Мы не могли возвратить их [острова] Испании, – это было бы трусливо и бесчестно.

2. Мы не могли отдать их Франции или Германии, нашим торговым конкурентам на Востоке, – это был бы невыгодно и позорно.

3. Мы не могли предоставлять их самим себе, поскольку они не были готовы к самоуправлению – вскоре у них началась бы анархия и управление ухудшилось бы по сравнению с тем, что существовало при испанцах.

4. Нам ничего не оставалось, как завладеть всеми этими островами и начать обучать филиппинцев, духовно возвышать и приобщать к цивилизации, а также обращать в христианство: Божьей милостью это было лучшее, что мы могли сделать для них как для наших собратьев, ибо Христос умер и ради них тоже. После этого я отправился спать и выспался очень хорошо.

Жители Филиппин не получали послания Божьего с таким же текстом. В феврале 1899 г. они подняли восстание против американского правления, так же как делали это раньше, выступая против испанцев. Лидер филиппинцев Эмилио Агинальдо, которого ранее привезли на американском военном корабле из Китая, чтобы он повел солдат на испанцев, стал теперь вожаком insurrectos, сражавшихся против США. Руководитель повстанцев предлагал, чтобы независимость Филиппин была защищена протекторатом Соединенных Штатов, но это предложение не получило поддержки.

Американцы смогли подавить восстание только три года спустя, использовав для этого 70-тысячную армию (это в 4 раза больше, чем при высадке на Кубу) и понеся тысячные боевые потери, многократно превысившие потери на Кубе. Это была жестокая война. Множество филиппинцев погибли в сражениях и от болезней.

Теперь привкус империализма был на губах у политиков и бизнесменов всей страны. Расизм, патернализм и разговоры о деньгах сочетались с рассуждениями о предопределении и цивилизации. Вот что говорил об основных экономических и политических интересах страны Альберт Беверидж, выступая 9 января 1900 г. в сенате:

Мистер президент! Настало время быть откровенными. Филиппины – наши навсегда… А за Филиппинами лежат безграничные рынки Китая. Оттуда мы тоже не отступим… Мы не откажемся от нашей роли в миссии нашей расы, – божественной хранительницы мировой цивилизации…

Тихий океан – это наш океан… Где мы должны искать потребителей нашей продукции? География дает ответ на этот вопрос. Китай – естественный покупатель наших товаров… Филиппины являются для нас базой, расположенной прямо у дверей всего Востока…

Нигде в Америке нет таких плодородных равнин и долин, как на Лусоне. Там растут рис и кофе, сахарный тростник и кокосы, конопля и табак… Филиппинской древесины достаточно, чтобы делать во всем мире мебель в течение всего наступающего столетия. Самый сведущий на острове Себу человек сказал мне, что 40 миль здешней горной гряды – это сплошные горы угля…

А у меня есть самородок чистого золота, который я в таком виде подобрал на берегу филиппинского ручья…

Я лично считаю, что там нет и сотни людей, способных осознать, что собой представляет англосаксонский принцип самоуправления, но проживает более 5 млн человек, которыми надо управлять.

Звучали обвинения в том, что наши методы ведения войны жестоки. Господа сенаторы, все наоборот… Господам сенаторам следует помнить, что мы имеем дело не с американцами или европейцами.

Мы имеем дело с людьми восточными.

Борьба с повстанцами, по словам У. Маккинли, началась после того, как они атаковали американские войска. Но позднее солдаты свидетельствовали, что США сделали первый выстрел. После войны армейский офицер, выступая в бостонском Фэнл-холле, сказал, что полковник отдал ему приказ спровоцировать конфликт с инсургентами.

В феврале 1899 г. в Бостоне прошел банкет в честь ратификации сенатом мирного договора с Испанией. Богатый текстильный фабрикант У. Планкетт пригласил выступить самого президента Маккинли. Это был крупнейший банкет в истории страны: в нем приняли участие 2 тыс. гостей, которых обслуживали 400 официантов. Президент сказал, что «в мыслях американцев нет никаких имперских желаний», и на том же банкете, обращаясь к тем же участникам, генеральный почтмейстер США Чарлз Эмори Смит заявил, что «мы нуждаемся только в рынке сбыта для наших товаров».

Работавший в Гарвардском университете философ Уильям Джеймс написал письмо в бостонскую газету «Транскрипт» о «хладнокровном потоке лицемерия Маккинли на недавнем бостонском банкете» и о том, что считает военную операцию на Филиппинах «попахивающей дьявольской находчивостью большого универсального магазина, который достиг совершенства в искусстве бесшумного убийства и тихой ликвидации соседних мелких фирм».

Уильям Джеймс был среди тех известных американских предпринимателей, политиков и интеллектуалов, которые организовали в 1898 г. Антиимпериалистическую лигу и провели продолжительную кампанию по разъяснению общественности США ужасов войны на Филиппинах и того зла, которое несет в себе империализм. Это была странная группа людей (к ней, например, принадлежал Эндрю Карнеги), в которую входили выступавшие против рабочего движения аристократы и ученые. Всех их объединяло возмущение аморальностью того, что творилось на Филиппинах под предлогом борьбы за свободу. Как бы эти люди ни отличались друг от друга по взглядам на другие вопросы, все они были бы готовы согласиться с разгневанными словами Уильяма Джеймса: «Будь прокляты США за свое гнусное поведение на Филиппинских островах».

Антиимпериалистическая лига публиковала письма солдат, служивших там. Капитан родом из Канзаса писал: «Предположительно в Калоокане должно было проживать 17 тыс. человек. Двадцатый канзасский [полк] прошел здесь, и теперь в городе нет ни одного живого местного жителя». Рядовой из того же полка сообщал, что «собственными руками поджег свыше 50 домов филиппинцев после победы, одержанной в Калоокане. От этого пожара ожоги получили женщины и дети».

Волонтер из штата Вашингтон писал: «Наш боевой дух был высок, и все мы хотели убивать "ниггеров"… Этот расстрел людей дает сто очков вперед охоте на кроликов».

Тогда было время усиления расизма в США. В 1889–1903 гг. еженедельно толпа линчевала в среднем двух негров – вешала, сжигала и калечила. Филиппинцы имели смуглый цвет кожи и характерную внешность, говорили на незнакомом американцам языке и странно вели себя. К обычной для войны огульной жестокости добавился расистский фактор.

В ноябре 1901 г. корреспондент филадельфийской газеты «Леджер» сообщал из Манилы:

Идущая война не является бескровной буффонадой. Наши люди безжалостны, они уничтожают мужчин, женщин, детей, пленных и захваченных, активных повстанцев и подозреваемых в содействии, начиная с детей десятилетнего возраста. Преобладает идея, что филиппинец как таковой немногим лучше собаки… Наши солдаты накачивали людей соленой водой, чтобы заставить их говорить, брали в плен тех, кто поднимал руки и мирно сдавался, а через час после этого, не имея ни малейших доказательств того, что эти люди имеют отношение к insurrectos, ставили их на мосту и расстреливали по одному, сбрасывая в воду, чтобы трупы плыли по течению в назидание тем, кто обнаружит эти изрешеченные пулями тела.

В начале 1901 г. американский генерал, вернувшийся в США из южных районов острова Лусон, сказал:

За последние несколько лет шестая часть жителей острова убита или погибла от лихорадки денге. Число убитых очень велико, но я не думаю, что хоть одна смерть не вызвана легитимными целями войны. Эти меры, которые в других странах могут счесть жестокими, были на самом деле необходимы.

Военный министр И. Рут так ответил на обвинения в жестокости: «Война на Филиппинах осуществляется американской армией со скрупулезным соблюдением правил цивилизованных военных действий… никогда не выходя за рамки самоограничений и гуманности». В Маниле майор морской пехоты США по имени Литлтаун Уоллер был обвинен в убийстве без суда и следствия на острове Самар одиннадцати беззащитных филиппинцев. Вот как другие офицеры – морские пехотинцы описывали данные обвиняемым показания:

Майор сказал, что генерал Смит проинструктировал его в том духе, чтобы он убивал и сжигал, и заявил, что чем больше людей он убьет и сожжет, тем более он [генерал] будет доволен. Кроме того, майор утверждал, что не было времени брать пленных, а стояла задача превратить Самар в ужасное дикое место. Майор Уоллер попросил генерала Смита назвать возраст, который бы ограничивал убийство людей, и тот ему ответил: «Всех, кто старше десяти лет».

В провинции Батангас, по подсчетам секретаря провинции, из населения в 300 тыс. человек треть погибла в результате боевых действий, голода или болезней.

Марк Твен так писал о войне на Филиппинах:

… мы умиротворили тысячи местных жителей и похоронили их; мы вытоптали их поля, сожгли их селения, лишив крова вдов и осиротевших детей; мы обрекли на изгнание и тоску по родине сотни неугодных нам патриотов, а остальных десять миллионов филлипинцев поработили при помощи «добровольной ассимиляции» (так теперь лицемеры называют мушкеты); мы получили в собственность триста наложниц и других рабов нашего компаньона султана Сулу и над всеми этими пиратскими трофеями подняли наш охранительный флаг.

Итак, по воле Божьей (это выражение не мое, а правительства) мы стали мировой державой.

Огневая мощь войск США намного превосходила все, что могли противопоставить ей филиппинские повстанцы. В самом первом столкновении адмирал Дж. Дьюи поднялся по реке Пасиг и обстрелял 500-фунтовыми снарядами окопы инсургентов. Горы трупов были так высоки, что американцы использовали их в качестве брустверов. Один англичанин, очевидец событий, сказал: «Это не война, это просто резня и кровавая бойня». Он был не прав – это и была война.

Тот факт, что восставшие держались в течение нескольких лет несмотря ни на что, означает, что у них была поддержка среди населения. Генерал Артур Макартур, командовавший боевыми действиями на Филиппинах, сказал: «… я считал, что силы Агинальдо невелики. Мне не хотелось верить, что все население Лусона – я имею в виду коренное население – противостояло нам». Однако, по словам генерала, он «неохотно был вынужден» поверить этому, поскольку тактика партизанской войны, которую применила филиппинская армия, «зависела от практически полного единства всех местных жителей».

Несмотря на рост числа свидетельств жестокости и на деятельность Антиимпериалистической лиги, некоторые американские профсоюзы поддерживали войну на Филиппинах. Союз печатников заявил, что поддерживает идею аннексии новых территорий, так как создание англоязычных школ в этих районах будет содействовать развитию книгопечатания. В издании профсоюза рабочих стекольной промышленности говорилось о пользе новых земель, жители которых начнут закупать стекло. Железнодорожные братства рассматривали транспортировку американских товаров на эти территории как возможность того, что у железнодорожников станет больше работы. Некоторые профсоюзы повторяли то, о чем говорил большой бизнес, – территориальная экспансия, создающая рынки для товарных излишков, предотвратит повторение экономической депрессии.

С другой стороны, когда газета «Лезэр уоркерс джорнэл» писала, что рост зарплаты в стране решит проблему излишков за счет увеличения покупательной способности населения США, газета «Карпентере джорнэл» задавалась вопросом: «Намного ли лучше стали жить рабочие в Англии в результате всех ее колониальных захватов?» Газета «Нэшнл лейбор трибюн», печатный орган Союза рабочих железоделательной, стальной и оловянной промышленности, соглашалась с тем, что Филиппины богаты природными ресурсами, но при этом добавляла:

То же самое можно сказать и о нашей стране, но, если кто-нибудь спросит вас, владеете ли вы угольной шахтой, сахарной плантацией или железной дорогой, вам придется ответить «нет»… все это находится в руках трестов, которые контролируются немногими.

Когда в начале 1899 г. в Конгрессе шли дебаты по поводу договора об аннексии Филиппин, Центральные рабочие союзы Бостона и Нью-Йорка выступили против его принятия. В Нью-Йорке состоялся массовый митинг противников аннексии. Антиимпериалистическая лига распространила более 1 млн экземпляров брошюр с изложением всех минусов от захвата Филиппин. (Ф. Фонер отмечает: при том что организаторами и основной силой в Лиге были интеллектуалы и бизнесмены, значительную часть из полумиллиона ее членов составляли рабочие, в том числе женщины и чернокожие.) Местные отделения этой организации проводили митинги по всей стране. Кампания против одобрения договора была мощной, и, когда сенат его все-таки ратифицировал, сделать это удалось с перевесом в один голос.

Неоднозначное отношение трудящихся к войне (с одной стороны – соблазн экономических преимуществ, а с другой – отрицание капиталистической экспансии и насилия) привело к тому, что рабочее движение не достигло единства, необходимого для ее прекращения или ведения классовой борьбы против системы внутри страны. Отношение чернокожих солдат к войне тоже было неоднозначным: перед ними стояла элементарная задача добиться определенного положения в обществе, где черным нельзя было достичь успеха, а военная служба такую возможность как раз давала. К этому прибавлялась расовая гордость, необходимость продемонстрировать, что черные – такие же мужественные и патриотичные, как все остальные. И тем не менее существовало осознание того, что жестокая война велась против цветного населения и была подобна насилию, которому подвергались черные жители США.

У. Гейтвуд в своей книге «Прокуренные янки и борьба за империю» воспроизводит и анализирует 114 писем в негритянские газеты, написанных чернокожими солдатами в 1898–1902 гг. Письма выявляют все эти противоречивые чувства. Солдаты, чей лагерь размещался в Тампе (Флорида), столкнулись с жестокой расовой ненавистью со стороны местных белых жителей. А после того как они отличились в боях на Кубе, их так и не удостоили офицерских званий; полками чернокожих командовали белые офицеры.

Солдаты-негры в Лейкленде (Флорида) избили, угрожая пистолетами, владельца аптечной лавки, когда тот отказался обслуживать одного из них, а затем во время столкновения с толпой белых застрелили одного из гражданских. В Тампе начались расовые беспорядки, когда пьяные белые солдаты в качестве мишени выбрали негритянского ребенка для демонстрации своей меткости. Чернокожие солдаты отомстили, и в результате, по сообщениям прессы, улицы «стали красными от негритянской крови». Двадцать семь черных солдат и трое белых получили тяжелые ранения. Капеллан негритянского полка, расквартированного в Тампе, писал в редакцию кливлендской «Газеты»:

Чем Америка лучше той же Испании? Разве у нее нет в самом сердце страны подданных, которых ежедневно убивают без суда? Разве в ее границах нет подданных, чьи дети полуголодны и полуодеты, потому что у их отца черный цвет кожи… Однако негры верны флагу своей страны.

Тот же капеллан, Джордж Приоло, рассказывает о чернокожих ветеранах войны на Кубе, которых «неприветливо и с презрением встретили» в Канзас-Сити (Миссури). Он пишет, что «этим черным парням, героям нашей страны, не было позволено стоять у ресторанной стойки, чтобы съесть сэндвич и выпить чашку кофе, тогда как белых солдат приглашают присесть к столу и бесплатно поесть».

Именно ситуация на Филиппинах пробудила во многих черных американцах в США активную оппозицию войне. Один из главных епископов Африканской методистской епископальной церкви – Генри М. Тернер назвал филиппинскую кампанию «нечестивой завоевательной войной», а народ Филиппин – «темнокожими патриотами».

В боевых действиях на Филиппинах участвовали четыре негритянских полка. Многие чернокожие солдаты достигли взаимопонимания с островитянами, и они приходили в ярость, когда белые солдаты употребляли прозвище «ниггер» по отношению к филиппинцам. Гейтвуд пишет, что во время войны на Филиппинах дезертировало «необычайно большое количество» чернокожих солдат. Повстанцы нередко обращались в своих листовках к «цветным американским солдатам», напоминая им о линчеваниях на родине и призывая не служить белым империалистам в войне против другого цветного народа.

Некоторые дезертиры переходили на сторону восставших. Наиболее известна история Дэвида Фейгана из 24-го пехотного полка. По словам Гейтвуда, «он записался в армию инсургентов и в течение двух лет наводил ужас на американские войска».

Уильям Симмс писал с Филиппин:

Меня потряс вопрос, заданный пробегавшим филиппинским мальчуганом:

«Почему американские негры пришли… воевать с нами, когда мы почти их друзья и ничего плохого им не делали. Для меня они такие же, как мы, а мы такие же, как они. Почему вы не сражаетесь с теми людьми в Америке, которые сжигают негров и делают из вас зверей?.»

А вот солдатское письмо, датированное 1899 г.:

Наши расовые симпатии естественным образом на стороне филиппинцев. Они как мужчины сражаются за то, что считают лучшим путем для себя. Но ради этих чувств мы не можем отвернуться от своей собственной страны.

Сержант 24-го пехотного полка Патрик Мейсон писал в кливлендской «Газетт», занимавшей твердую позицию против аннексии Филиппин:

Уважаемый сэр [главный редактор]! Мне еще не пришлось участвовать в боевых действиях с момента прибытия сюда и мне безразлично, придется это делать или нет. Мне жаль здешних людей и всех, кто оказывается под контролем Соединенных Штатов. Я не считаю, что с ними поступают справедливо. Первое, что слышишь поутру, – это «ниггер» и последнее, что слышишь вечером, тоже «ниггер»… Вы правы в своей точке зрения. Мне не стоит слишком высказывать свое мнение, ведь я солдат.

В июне 1901 г. чернокожий пехотинец по имени Уильям Фулбрайт сообщал редактору одной индианаполисской газеты: «Эта борьба на островах не что иное, как гигантский план разграбления и угнетения». А дома, пока все еще шла война против филиппинцев, группа негров из Массачусетса обратилась с письмом к президенту Маккинли: