Текст книги "Народная история США"

Автор книги: Говард Зинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 69 страниц)

Президент Форд отправил послание правительству Камбоджи с требованием отпустить корабль и его экипаж. Когда по прошествии 36 часов не поступило ответа (послание было передано через китайскую дипломатическую миссию в Вашингтоне, но возвращено на следующий день, согласно одному из сообщений прессы, «по всей видимости, не будучи доставленным адресату»), Форд приказал начать военные действия – самолеты ВВС США подвергли бомбардировке камбоджийские суда. Они даже обстреляли тот самый корабль, который до этого перевез американских моряков на материк.

Члены команды были задержаны в понедельник утром. В среду вечером камбоджийцы отпустили их, поместив на рыболовецкую шхуну, направлявшуюся к американской флотилии. В полдень того же дня, зная, что моряков забрали с острова Танг, Форд, тем не менее, приказал морской пехоте атаковать этот остров. Нападение началось примерно в 19. 15 в среду, но за час до этого экипаж «Маягуэса» уже направлялся к флотилии США. Около 19. 00 по радио Бангкока было объявлено об их освобождении. Действительно, шхуну с членами команды на борту заметил американский разведывательный самолет, который им просигналил.

Ни в одной газетной публикации или в каком-либо правительственном заявлении того времени не говорилось о факте, выявленном в октябре 1976 г., когда вышел доклад Управления общей бухгалтерской отчетности об инциденте с судном «Маягуэс»: США получили от китайского дипломата послание, в котором говорилось, что Китай старался использовать свое влияние на Камбоджу и там «ожидали, что корабль вскоре будет отпущен». Это послание было получено за 14 часов до атаки, проведенной силами морской пехоты.

Ни один американский солдат не пострадал от рук камбоджийцев. Однако морские пехотинцы при вторжении на остров Танг встретили неожиданно упорное сопротивление: вскоре было убито или ранено около трети из 200 захватчиков (это превышает соотношение потерь при захвате острова Иводзима во время Второй мировой войны). Пять из 11 вертолетов были сбиты или выведены из строя. Также 23 американца погибли в аварии вертолета над территорией Таиланда – тот факт, что они направлялись к месту боевых действий, правительство попыталось сохранить в тайне. Всего в вооруженной акции, начавшейся по приказу Форда, погиб 41 американец. На судне «Маягуэс» было 39 моряков. Зачем было спешить с бомбардировками, обстрелом, нападением? Почему даже после того, как корабль и его команда оказались вне опасности, президент США приказал авиации бомбить материковую часть Камбоджи, что привело к неисчислимым потерям среди населения страны? Что могло оправдать такое сочетание моральной слепоты и путаницы в действиях военных?

Ответ вскоре стал ясен. Это было необходимо для того, чтобы показать миру, что гигантская Америка, побежденная крошечным Вьетнамом, все еще мощная и решительная. Шестнадцатого мая 1975 г. «Нью-Йорк таймс» писала:

Представители администрации, в том числе государственный секретарь Генри Киссинджер и министр обороны Джеймс Шлесинджер, были готовы найти эффектный способ, чтобы подчеркнуть заявленное президентом Фордом намерение «сохранить наше лидерство на мировой арене». Случай представился после захвата судна… Правительственные чиновники… ясно дали понять, что они рады появившейся возможности…

В другом репортаже из Вашингтона, опубликованном во время событий вокруг «Маягуэса», говорилось: «Высокопоставленные источники, знакомые с военной стратегией и планированием, в частном порядке сообщают, что захват судна мог стать испытанием решительности политики ГИТА в Юго-Восточной Азии, которую, по заявлениям этих источников, Соединенные Штаты пытались обрести с момента падения союзных правительств в Южном Вьетнаме и Камбодже».

Обозреватель Дж. Рестон писал: «На самом деле администрация, кажется, признательна за появившуюся возможность продемонстрировать, что президент может действовать быстро… Официальные лица здесь выражали и продолжают выражать негодование по поводу целого ряда глупых насмешек над американским "бумажным тигром" и надеются, что морские пехотинцы своими действиями ответили на обвинения».

Поэтому неудивительно, что министр обороны Шлезинджер назвал эту операцию «очень удачной», осуществленной «в целях, которые были необходимы для благоденствия нашего общества». Но почему же обозреватель престижной «Нью-Йорк таймс» Рестон, последовательный критик Никсона и «Уотергейта», посчитал операцию «Маягуэс» «мелодраматической и успешной»? И почему эта газета, критиковавшая войну во Вьетнаме, говорила о «достойной похвалы эффективности» акции?

Кажется, происходило следующее: истеблишмент (республиканцы, демократы, газеты, телевидение) сплотился вокруг Форда и Киссинджера, а также вокруг идеи, согласно которой авторитет Америки должен утверждаться в любой точке мира.

В это время Конгресс США вел себя примерно так же, как в первые годы войны во Вьетнаме, т. е. как стадо овец. В 1973 г., в обстановке усталости и отвращения от этой войны, был принят Закон о военных полномочиях, который требовал от президента перед принятием решения о военных действиях консультироваться с Конгрессом. Во время инцидента с «Маягуэсом» Форд проигнорировал это положение. Несколько его помощников позвонили 18 конгрессменам, чтобы проинформировать их о военной акции. Но, как сказал А. Ф. Стоун (независимый журналист, издававший направленный против истеблишмента еженедельник «А. Ф. Стоуне уикли»), «Конгресс был изнасилован так же легко, как во время инцидента в Тонкинском заливе». Конгрессмен от штата Массачусетс Р. Дринан составлял исключение из правила. Сенатор Дж. Макговерн, соперник Никсона на президентских выборах 1972 г. и последовательный критик вьетнамской войны, также выступил против акции. То же самое сделал и сенатор от штата Висконсин Г. Нелсон. Сенатор Э. Брук поднял волновавшие его вопросы. Сенатор Э. Кеннеди выступать не стал, не стали этого делать и другие члены сената, которые во время войны во Вьетнаме воздействовали на Конгресс с целью запретить эскалацию дальнейших военных действий в Индокитае, но сейчас говорили, что принятое ими законодательство в данном случае неприменимо.

Госсекретарь Г. Киссинджер заявил: «Нас вынуждают к этому». Когда его спросили, почему США рискуют жизнями членов команды «Маягуэса», обстреливая корабли в том районе, но не зная точного местонахождения экипажа судна, госсекретарь назвал такие условия «необходимым риском».

Киссинджер также сказал: этот инцидент «должен ясно дать понять, что существуют пределы, за которые нельзя вытолкнуть Соединенные Штаты, и что США готовы защищать свои интересы и могут получать поддержку со стороны общества и Конгресса на осуществление таких акций».

И в самом деле конгрессмены – как демократы, так и республиканцы, – которые критически относились к войне во Вьетнаме, теперь, кажется, стремились проявить единство, чтобы продемонстрировать силу всему остальному миру. За неделю до инцидента с «Маягуэсом» (т. е. спустя две недели после падения Сайгона) 56 членов Конгресса подписали заявление, в котором говорилось: «Ни одна страна не должна интерпретировать события в Индокитае как поражение американской воли». Одним из тех, кто поставил подпись под этим документом, был чернокожий конгрессмен от штата Джорджия Эндрю Янг-младший[242].

Происходил сложный процесс консолидации, который осуществлялся системой в 1975 г. Он подразумевал проведение военных акций старого типа, таких, как в случае с «Маягуэсом», призванных подтвердить свою силу во всем мире и внутри самих США. Существовала необходимость показать утратившему иллюзии обществу, что система способна на самокритику и самокорректировку. Обычным делом стало проведение широко освещаемых в прессе расследований, в результате которых обнаруживались конкретные виновники, но основа оставалась нетронутой. «Уотергейт» выставил в неприглядном свете ФБР и ЦРУ, показав, что эти ведомства, сотрудничая с Никсоном в таких делах, как незаконное проникновение и прослушивание, нарушали те самые законы, которые они клятвенно обещали защищать. В 1975 г. Комиссии, созданные в палате представителей и сенате, начали расследования деятельности ФБР и ЦРУ.

Выяснилось, что последнее вышло за пределы своих полномочий по сбору разведывательных данных и осуществляло всевозможные тайные операции. Например, еще в 50-х годах оно накачивало ЛСД ничего не подозревающих американцев, с тем чтобы проверить результаты воздействия этого наркотика. Так, один американский ученый, получивший дозу от агента ЦРУ, выбросился из окна нью-йоркского отеля и разбился насмерть[243].

Кроме того, это ведомство участвовало в планах убийства кубинского лидера Фиделя Кастро и руководителей других государств. В 1971 г. оно завезло на Кубу вирус африканской свиной лихорадки, заразив этим заболеванием полмиллиона свиней, позднее забитых. Агент ЦРУ рассказал журналисту о том, как он доставил вирус с военной базы, расположенной в зоне Панамского канала и передал представителям кубинской антикастровской оппозиции.

Из материалов расследования стало также известно, что ЦРУ в сговоре с тайным Комитетом сорока, который возглавлял Г. Киссинджер, работало над «дестабилизацией» чилийского правительства марксиста Сальвадора Альенде, избранного президентом в результате свободных выборов (редкий случай в Латинской Америке). Компания ИТТ, проявлявшая большой интерес к Кубе, участвовала в этой операции. Когда в 1974 г. посол США в Чили Дэвид Поппер в разговоре с представителями чилийской хунты (которая с помощью США свергла Альенде) заметил, что в стране нарушаются права человека, Киссинджер его упрекнул: «Скажите Попперу, чтобы он прекратил политологические лекции».

Расследование деятельности ФБР выявило, что много лет проводились незаконные акции, направленные на устранение и уничтожение различных радикальных и левых организаций. Бюро отправляло поддельные письма, незаконно проникало в офисы (по признанию самого ведомства, только в 1960–1966 гг. было совершено 92 таких деяния) и перлюстрировало корреспонденцию, а в случае с лидером «Черных пантер» Ф. Хэмптоном, похоже, организовало заговор с целью убийства.

Расследования дали ценную информацию, но ее уже скопилось вполне достаточно и использовалась она таким образом, чтобы посредством ограниченного освещения прессой и телевидением, а также подготовленных объемных отчетов для узкого круга читателей создать впечатление, будто честное общество исправляет свои ошибки.

Сами по себе расследования выявили границы готовности правительства рассматривать такого рода деятельность. Сенатская Комиссия Ф. Черча работала в сотрудничестве с ведомствами, деятельность которых она расследовала, и ко всему прочему предоставляла добытые о ЦРУ сведения самому Управлению, чтобы убедиться, нет ли там материалов, которые оно хотело бы исключить. Таким образом, хотя в докладе Комиссии было много ценного, нет никакой возможности узнать, сколько материалов там имелось изначально, – окончательная версия этого документа стала результатом компромисса между усердием Комиссии и осторожностью ЦРУ.

Комиссия О. Пайка, созданная палатой представителей, не заключала подобных соглашений с ЦРУ или ФБР, и, когда был готов окончательный вариант ее доклада, та самая палата, которая уполномочила эту Комиссию провести расследование, проголосовала за то, чтобы засекретить представленный доклад. Когда в результате утечки документ попал от комментатора Си-би-эс Даниэла Шора в нью-йоркскую газету «Виллидж войс», его так никогда и не воспроизвели ведущие газеты страны, такие, как «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост» и др. Телекомпания Си-би-эс отстранила Шора от работы. Это был еще один пример сотрудничества между средствами массовой информации и правительством в ситуации, когда затрагивались вопросы «национальной безопасности».

Комиссия Черча в своем докладе о предпринятых ЦРУ попытках убийства Фиделя Кастро и других зарубежных лидеров высказала любопытную точку зрения. Похоже, она рассматривала убийство главы государства как непростительное нарушение некоего джентльменского соглашения между государственными деятелями, которое в гораздо большей степени достойно сожаления, чем военные интервенции, когда гибли простые люди. Во введении к докладу Комиссии об убийствах говорится:

Если однажды избраны методы физического давления и насилия, возможность человеческих жертв всегда существует. Однако есть существенная разница между хладнокровным, целенаправленным и преднамеренным убийством конкретного иностранного лидера и другими формами вмешательства в дела зарубежных стран.

Комиссия Черча вскрыла операции ЦРУ по тайному влиянию на умы американцев:

В настоящее время ЦРУ использует несколько сот представителей американских академических кругов (административных работников, профессорско-преподавательский состав, аспирантов-преподавателей), которые помимо предоставления донесений и знакомства время от времени с интересующими людьми пишут книги и готовят другие материалы, которые должны быть использованы для пропаганды за рубежом.

… Эти представители академических кругов работают в более чем 100 американских колледжах, университетах и иных учебных заведениях. В большинстве таких учреждений о связи с ЦРУ известно только самому вовлеченному в работу лицу. В некоторых других – по крайней мере один представитель администрации осведомлен об оперативном использовании преподавателей и ученых данного учебного заведения… ЦРУ считает эти оперативные связи с академическим сообществом США одним из наиболее деликатных вопросов в своей деятельности на территории страны и строго их контролирует…

В 1961 г. шеф отдела тайных операций ЦРУ писал, что книги являются «самым важным оружием стратегической пропаганды». Комиссия Черча обнаружила, что до конца 1967 г. свыше тысячи изданий было создано, субсидировано или спонсировано ЦРУ.

Когда Киссинджер давал показания упомянутой Комиссии о бомбардировке Лаоса, организованной этим ведомством как секретная операция, он заявил: «В ретроспективе я не считаю, что для национальной политики было правильно предоставить ЦРУ ведение войны в Лаосе. Я думаю, что нам следовало найти иной способ решения вопроса». Не было никаких признаков того, что кто-либо из членов Комиссии Черча усомнился в такой идее: что было сделано, должно было осуществиться, но другим методом.

Итак, в 1974–1975 гг. система действовала таким образом, чтобы очистить страну от мошенников и восстановиться до здорового или хотя бы приемлемого состояния. Отставка Никсона, последующий приход к власти Форда, разоблачение скверных деяний ФБР и ЦРУ – все это было направлено на возвращение доверия, серьезно подорванного среди народа США. Тем не менее, даже несмотря на эти энергичные усилия, оставалось еще много признаков подозрительного и даже враждебного отношения американской общественности к государственным и военным руководителям, лидерам большого бизнеса.

Через два месяца после окончания войны во Вьетнаме только 20 % опрошенных граждан США считали, что падение сайгонского правительства представляло угрозу для безопасности Соединенных Штатов.

Четырнадцатого июня 1975 г. во время празднования Дня флага[244] Дж. Форд выступал на военной базе в Форт-Беннинге (Джорджия), где был устроен парад сухопутных войск в память об их участии в 13 войнах. Он сказал, что рад видеть так много знамен, но освещавший мероприятие репортер написал: «На самом деле с трибуны, где находился президент, было видно мало американских флагов. На одном из них, который высоко держали демонстранты, было написано чернилами: „Хватит проводить геноцид от нашего имени“. Этот флаг был разорван зрителями под аплодисменты их соседей».

В июле того же года опрос, проведенный Службой Луиса Харриса, в ходе которого изучалась степень доверия к правительству со стороны общественности в 1966–1975 гг., показал, что доверие к военным упало с 62 до 29 %, к бизнесу – с 55 до 18, а к президенту и Конгрессу – с 42 до 13 %. Вскоре другой опрос этой Службы выявил, что «65 % американцев выступают против военной помощи зарубежным странам, поскольку они считают, что это позволяет диктаторам сохранять контроль над своим народом».

Возможно, значительная часть общего недовольства была вызвана экономическим положением большинства жителей США. Инфляция и безработица постоянно росли начиная с 1973 г., который, согласно данным Службы Луиса Харриса, стал годом, когда количество американцев, чувствовавших «отчуждение» и «недовольство» общим положением дел в стране, выросло с 29 % (в 1966 г.) до 50 %. После того как президент Форд сменил Никсона, численность тех, кто ощущал «отчуждение», составила 55 %. Опрос продемонстрировал, что больше всего людей беспокоила инфляция.

Осенью 1975 г. опрос 1559 человек и интервьюирование 60 семей в 12 городах, проведенные «Нью-Йорк таймс», показали «значительный спад оптимизма по поводу будущего». Газета писала:

Инфляция, очевидная неспособность страны решить свои экономические проблемы и предчувствие того, что энергетический кризис станет перманентным шагом назад для общенационального уровня жизни, вторглись в сознание, ожидания и надежды американцев…

Пессимизм относительно будущего особенно высок среди тех, кто зарабатывает менее 7 тыс. долл. в год, но он также высок и среди семей, чей ежегодный доход варьируется в пределах от 10 до 15 тыс. долларов…

Существует также обеспокоенность тем, что… тяжелый труд и сознательные усилия по сбережению средств более не позволят стать владельцем хорошего дома в пригороде…

Согласно опросу, даже лица с более высокими доходами «сейчас не проявляют того оптимизма, который был у них в прошлые годы, что показывает: недовольство переходит от людей с низкими и средними доходами на более высокие уровни благосостояния».

Как отмечала «Нью-Йорк таймс», примерно в то же время, осенью 1975 г., социологи, дававшие показания Комитету Конгресса США, сообщали, что «доверие общественности к правительству и вера в экономическое будущее страны, возможно, находятся на самом низком уровне, с тех пор как этот показатель начали измерять научными методами».

Правительственная статистика давала возможность получить представление о причинах такой ситуации. Из данных Бюро переписи населения США следовало, что с 1974 по 1975 г. количество «официально» бедных американцев (т. е. с доходами ниже 5,5 тыс. долл.) выросло на 10 % и составляло 25,9 млн человек. Кроме того, уровень безработицы, составлявший в 1974 г. 5,6 %, поднялся до 8,3 % в 1975 г., а количество людей, переставших получать пособие по безработице, возросло с 2 млн человек в 1974 г. до 4,3 млн человек в 1975 г.

Однако правительственная статистика в целом недооценивала степень бедности, слишком занижала ее «официальный» уровень и недостаточно учитывала масштаб безработицы. Например, если в течение шести месяцев 1975 г. безработица оставалась в среднем на уровне 16,6 %, а в течение трех месяцев сохранялся уровень 33,2 %, то правительство предоставляло «среднегодовую цифру» 8,3 %, которая выглядела лучше.

В 1976 г. по мере приближения президентских выборов истеблишмент выразил беспокойство по поводу веры общественности в систему. Уильям Саймон, занимавший пост министра финансов в администрациях Никсона и Форда (а до этого – банкир, работавший в сфере инвестиций и получавший свыше 2 млн долл. в год), выступил осенью 1976 г. перед собранием Совета по бизнесу в городе Хот-Спрингс (Виргиния). Он заявил, что «в мире такая значительная часть [стран] склоняется в сторону социализма или тоталитаризма», что срочно необходимо сделать американскую систему бизнеса более понятной, поскольку «частное предпринимательство проигрывает из-за невыполнения своих обязательств – во многих наших школах, в значительной части средств массовой информации, в общественном сознании». Речь Саймона была весьма показательна для образа мыслей предпринимательской элиты США:

Вьетнам, «Уотергейт», студенческие волнения, меняющиеся моральные установки, худший в течение жизни поколения экономический спад, целый ряд других резких культурных шоков – все это соединилось, создав новый климат сомнений и колебаний… Все это составляет в сумме общую тревогу, кризис институционального доверия всего общества…

У. Саймон сказал, что американцев слишком часто «учили не доверять самому слову "выгода" и мотивам ее достижения, которые делают наше процветание возможным, учили чувствовать, что каким-то образом эта система, которая больше любой иной сделала для облегчения людских страданий и лишений, почему-то является циничной, эгоистичной и аморальной». Оратор заявил, что мы должны «убедительно донести до других человеческую сторону капитализма».

В то время как Соединенные Штаты в 1976 г. готовились отпраздновать 200-летие принятия Декларации независимости, группа интеллектуалов и политических деятелей из Японии, США и стран Западной Европы, входивших в состав так называемой «Трехсторонней комиссии», выпустила доклад под названием «Управляемость демократиями». Профессор политологии Гарвардского университета Сэмюэл Хантингтон, долгое время консультировавший Белый дом по вопросам, связанным с войной во Вьетнаме, написал часть доклада, относившуюся к США. Он назвал данный раздел «Демократическая смута» и так определил проблему, о которой хотел высказаться: «В 60-х годах в Америке мы стали свидетелями волнующего подъема демократического рвения». Как писал Хантингтон, в эти годы наметился огромный рост участия граждан в общественной жизни «в форме маршей, демонстраций, протестных движений, организаций, "добивавшихся отдельных целей"». Также был «отмечен существенно более высокий уровень самосознания среди части чернокожих, индейцев, чиканос, белых этнических групп, студентов и женщин – все они мобилизовывались и самоорганизовывались новыми способами…». «Значительно расширилось профсоюзное движение среди "белых воротничков"», и все это вместе давало «подтверждение стремления к равноправию как к цели в социальной, экономической и политической жизни».

С. Хантингтон отметил признаки снижения авторитета правительства: в 60-х годах требования равноправия трансформировали федеральный бюджет. В 1960 г. расходы на внешнеполитическую деятельность составляли 53,7 % бюджета, а расходы на социальную сферу – 22,3 %. К 1974 г. на внешнюю политику было выделено 33 % ассигнований, а на социальные нужды – 31 %. Похоже, это отражало изменения настройний в обществе: в 1960 г. только 18 % населения считали, что правительство слишком много тратит на оборону, а в 1969 г. эта цифра подскочила до 52 %.

Хантингтон был обеспокоен тем, что увидел:

Сутью демократического подъема в 60-х годах был всеобщий вызов существующим системам власти – как государственной, так и частной. В той или иной форме этот вызов отразился на семье, образовании, бизнесе, государственных и общественных организациях, политике, бюрократии, воинской службе. Люди уже не чувствовали, что должны подчиняться тем, кого раньше считали выше себя по возрасту, рангу, статусу, опыту, характеру или талантам.

Все это, по его словам, «привело к проблемам управляемости демократиями в 70-х годах…».

В этой связи было чрезвычайно важно снижение доверия к президенту:

В той степени, в какой кто-либо руководил Соединенными Штатами в течение десятилетий после Второй мировой войны, в стране правил президент, действующий при поддержке и сотрудничестве со стороны ключевых фигур и групп внутри исполнительной власти, федеральной бюрократии, Конгресса и наиболее крупных компаний, банков, юридических фирм, фондов и средств массовой информации, которые представляют собой «истеблишмент» частного сектора.

Возможно, это было самым откровенным заявлением, когда-либо прозвучавшим со стороны советника истеблишмента.

Далее С. Хантингтон писал, что президенту для победы на выборах необходима поддержка широкой коалиции. Однако «на следующий день после избрания численность поддерживающего его большинства становится почти, если не полностью несущественной в плане способности президента управлять страной. Что тогда имеет значение, так это его способность мобилизовать поддержку со стороны руководителей ключевых институтов общества и правительства… Эта коалиция должна включать лидеров Конгресса, исполнительной ветви власти и "истеблишмент" частного сектора». Политолог привел примеры:

Трумэн брал себе за правило привлекать к работе в администрации значительное число беспартийных военных, банкиров-республиканцев и юристов с Уолл-стрита. Он обратился к существующим в стране источникам власти, чтобы получить поддержку, необходимую ему для управления государством. Эйзенхауэр отчасти унаследовал эту коалицию, а отчасти сам являлся ее детищем… Кеннеди попытался воссоздать в чем-то похожую структуру альянсов.

Беспокоила Хантингтона и утрата президентской администрацией своего авторитета. Так, оппозиция войне во Вьетнаме привела к отмене призыва в вооруженные силы. «Однако необходимо задаться вопросам: в случае возникновения новой угрозы безопасности в будущем (а таковая когда-то неизбежно возникнет) будет ли у правительства достаточно веса, чтобы управлять соответствующими ресурсами и приносить жертвы, необходимые в качестве ответных мер на такую угрозу?»

Политолог предвидел также возможность окончания четвертьвекового периода, в течение которого «Соединенные Штаты обладали гегемонией власти в системе мирового порядка». Его вывод заключался в том, что был выработан некий «избыток демократии», и он предлагал ввести «желательные пределы распространения демократии в политике».

Все это С. Хантингтон писал в докладе организации, которая была очень важна для будущего Соединенных Штатов. Трехсторонную комиссию создали в начале 1973 г. Дэвид Рокфеллер и Збигнев Бжезинский. Первый занимал высокий пост в «Чейз Манхэттен бэнк» и был влиятельной финансовой фигурой в США и на международном уровне; профессор Колумбийского университета Бжезинский специализировался на изучении международных отношений и выступал в качестве консультанта государственного департамента. Роберт Маннинг писал в журнале «Фар Истерн экономик ревью» 25 марта 1977 г.:

Инициатива создания Комиссии полностью исходила от Рокфеллера. По словам исполнительного секретаря Комиссии Джорджа Франклина, Рокфеллер «начал беспокоиться по поводу ухудшающихся отношений между Соединенными Штатами, Европой и Японией». Франклин пояснил, что Рокфеллер начал делиться мыслями с другой группой элиты: «… на встрече представительной англо-американской "Бильдербергской группы", существовавшей в течение продолжительного периода, Майк Блюменталь сказал, что считает очень серьезным положение в мире, и не может ли какая-нибудь группа частных лиц сделать что-то большее в связи с этим?.

После чего Дэвид вновь высказал свое предложение…» Тогда близкий друг Рокфеллера Бжезинский организовал оплаченный первым бал и создал Комиссию.

Представляется возможным, что «очень серьезное положение», упомянутое как причина создания Трехсторонней комиссии, заключалось в необходимости большего единства между Японией, странами Западной Европы и США перед лицом угрозы распространенному на трех континентах капитализму гораздо более сложной, чем представлял собой монолитный коммунизм, а именно угрозы со стороны революционных движений в странах Третьего мира. Эти движения имели самостоятельные направления.

Трехсторонняя комиссия также хотела разобраться в другой ситуации. Еще в 1967 г., бывший заместитель госсекретаря по экономическим вопросам в администрации Кеннеди Джордж Болл, который занимал также пост директора крупного инвестиционного банка «Леман бразерс», сообщил членам Международной торговой палаты следующее:

В течение этих 20 послевоенных лет мы признали своими действиями, хотя и не всегда на словах, то, что политические границы государств-наций слишком узки для определения масштабов и деятельности современного бизнеса.

Чтобы показать рост международной экономической деятельности американских корпораций, можно отметить лишь ситуацию в банковском секторе. В 1960 г. всего 8 банков США имели иностранные филиалы, а в 1974 г. таких финансовых учреждений было 129. В 1960 г. активы зарубежных филиалов составляли 3,5 млрд долл., а в 1974 г. – 155 млрд.

Очевидно, Трехсторонняя комиссия видела себя в качестве организации, содействующей созданию необходимых международных связей в условиях новой, транснациональной экономики. Ее члены представляли самые высокие сферы политики, бизнеса и средств массовой информации Западной Европы, Японии и Соединенных Штатов. За ними стояли «Чейз Манхэттен бэнк», «Леман бразерс», «Бэнк оф Америка», «Банк де Пари», «Ллойдс оф Лондон», «Бэнк оф Токио» и т. п. Были представлены такие отрасли, как нефтяная, сталелитейная, автомобильная, авиа-и электропромышленность. В состав Комиссии входили представители «Тайм», «Вашингтон пост», «Коламбиа бродкастинг систем», «Цайт», «Джапан таймс», лондонского журнала «Экономист» и других средств массовой информации.

1976-й стал не только годом президентских выборов – это был и долгожданный год празднования 200-летия США, когда по всей стране проходили широко освещаемые мероприятия. На юбилейные торжества затратили огромные усилия, что свидетельствует о том, насколько таковые воспринимались как средство восстановления патриотизма, ради которого использовались исторические символы в целях единения народа и правительства и для того, чтобы оставить в прошлом недавние настроения протеста.

Но, похоже, по этому поводу особого энтузиазма не испытывалось. Во время празднования в Бостоне 200-летия «Бостонского чаепития» огромная толпа собралась не на официальные торжества, а на альтернативное «Народное двухсотлетие», в ходе которого в Бостонскую бухту в знак протеста против власти корпораций в Америке сбрасывались упаковки с надписями «Галф ойл» и «Экссон».