Текст книги "Охотники за человеческими органами"

Автор книги: Гордон Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Глава 37

Томми стоял у окна служебного дома, расположенного прямо напротив пляжа Санта-Моники. Он только что положил телефонную трубку на плечо, повернулся к океану и стал ждать, пока Лестер Файнел вновь окажется на линии. Секунду назад Лестер позвонил из Женевы и попросил его подождать у телефона, пока он сделает еще один звонок. Зеленые волны – мечта любителей серфинга – играли пенистыми гребешками. В этот ранний вечерний час лишь несколько ребятишек катались на своих досках – маленькие фигурки на фоне заходящего солнца.

Вид из окна был слегка искаженным. Домовладельцы – отдел службы Хаммер, ответственный за все служебные дома – покрыли окна прозрачным лаком, чтобы застраховаться от любых подслушивающих устройств.

Лестер разговаривал с кем-то о Суто и Гонзалесе. Томми слышал, что он явно недоволен, поскольку с подчеркнутой вежливостью то и дело обращался к собеседнику «сэр»:

– Мне необходимо получить эти ваши дела немедленно, сэр, – говорил Лестер, – в противном случае мне придется запросить их в офисе Генерального секретаря.

Томми отвернулся от окна и оглядел комнату. Как и во всех служебных домах, мебель, казалось, была куплена на дешевой распродаже: полный разнобой. На стенах висело несколько фотографий в дешевых рамках, на обеденном столе – компьютер с монитором, аппарат для уничтожения бумаг и факс.

– Благодарю вас, сэр, – между тем говорил Лестер. – Это очень любезно с вашей стороны, сэр. Я прослежу, чтобы нужных лиц поставили в известность о вашей помощи, сэр…

Несколько часов назад Томми отправил Лестеру по факсу список имен, который дала ему Анна, а потом отправился в спортзал, находившийся в конце квартала, и целый час избавлялся от холестерина, думая о ней. Он знал, что женщины находят его привлекательным. Наверное, их интригует сочетание в нем мальчишества и холодности. Но с Анной он не был холоден. Может быть, просто перебрал с мальчишеством.

Голос Лестера вернул его к реальности.

– Прости, Томми. Это новое племя бюрократов еще поганее прежнего. – Он прочистил горло. – Итак, твой список. Есть проблема. С каждым именем. Они все мертвы. – Сила Лестера заключалась в нежелании утруждать себя постепенными подходами.

Молчание нарушил Томми:

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он. – Как это – мертвы?

– Да что ж за день сегодня такой? Я что, неясно выражаюсь? Они мертвы, Томми. Как бывает, когда перестают дышать. Сердечный приступ. Инфаркт. Мозг умирает. Смерть по естественной причине. Просто мертвы.

– Мне не хотелось бы казаться кретином, Лестер, но… Ты хочешь сказать, что все врачи в этом списке умерли? – недоверчиво спросил Томми.

– Похоронены. Кремированы. Их нет.

– Как это может быть?

Лестер подавил раздражение.

– Тут нет проблем, Томми. Большинство из них умерли на восточном побережье. Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия. Несколько человек – во Флориде. Один – на среднем западе. Еще один – на Аляске. Словом, все – очень далеко от Калифорнии.

– А эти люди в клинике соответствуют их описаниям?

– Можешь не сомневаться, – с готовностью ответил Лестер.

– Но как это возможно? Разве не существует проверок, личных дел? Разве компьютеры не отслеживают подобные вещи?

– Не надо винить компьютеры, Томми. Это – человеческий фактор. Никто в Калифорнии не дал себе труда проверить.

Томми снова подошел к окну. Ребятишки взбирались на гребень очередной волны.

– Разве когда врачи умирают, происходит не то же самое, что и в случае их увольнения? Их статус аннулируется, и все ставятся в известность. Ведь именно так все должно быть?

Лестера это не смутило.

– Теоретически – да. В наших случаях – нет. Их занесли лишь в местные списки умерших, вот и все.

– Но разве имена в этих списках не попадают в какой-то общий реестр? Может быть, в Вашингтоне? Или где-то еще? – настаивал Томми.

Лестер заговорил еще до того, как Томми закончил.

– В том-то и дело. Мои компьютеры обнаружили, что нет. Не знаю почему. И, наверное, никогда не узнаю. Некоторые смерти зарегистрированы много лет назад. Сегодня нескольким из тех врачей было бы около семидесяти, а может, и восьмидесяти. Слышал когда-нибудь, чтобы кто-то работал в сложнейшей отрасли хирургии в таком возрасте?

Томми сказал, что не слышал, и спросил:

– Так кто же эти люди?

Ответ Лестера прозвучал с пугающей легкостью:

– Ты хочешь сказать, что еще не догадался? Это довольно просто. Карьера всех твоих врачей закончилась увольнением и занесением по тем или иным причинам в черный список.

– И у них фальшивые удостоверения личности, – пробормотал Томми.

– Совершенно верно, – согласился Лестер.

Последовала пауза. Томми мысленно увидел, как Лестер делает этот свой дурацкий жест рукой.

– Я всем дам знать, – сказал Лестер и повесил трубку. Почти сразу же телефон снова зазвонил.

– Наконец-то я тебя застал, – отрывисто сказал Главный диспетчер. – Полковник хочет убрать Анну из клиники – быстро. Далее вы оба должны прибыть в Сан-Хосе и присоединиться к Джонни Куирку и его ребятам.

Томми положил трубку. Любители серфинга возвращались с пляжа. Он прикинул, занималась ли Анна серфингом. Потом стал думать, как передать ей сообщение. Она просила не звонить. Но если ехать туда, это займет слишком много времени. Она набрал справочную, выяснил номер «Дара Жизни» и снова набрал номер.

Приятный женский голос произнес ему в ухо:

– «Дар Жизни». Чем могу вам помочь?

– Я хотел бы поговорить с мисс Анной Круиф.

– Простите, сэр, она – пациентка?

– Нет. Она из медицинского персонала. Медсестра.

– Персоналу не разрешается отвечать на звонки.

– Это особый случай. Ее отец погиб.

– Одну секунду.

На линии раздался щелчок, а потом другой женский голос произнес:

– Приемная директора.

– Я бы хотел поговорить с Анной Круиф. Это звонит ее брат. Несчастный случай в семье. Наш отец погиб в автомобильной катастрофе.

– Мне очень жаль, однако медсестра Круиф сейчас не может подойти к телефону. Но я постараюсь, чтобы она получила ваше сообщение, как только это будет возможно. Вы хотите оставить телефон, по которому она сможет связаться с вами?

– Нет, не выйдет. Я сейчас срочно вылетаю на место происшествия.

– Где погиб ваш отец, мистер Круиф?

– В Коста-Рике. Он едва успел выехать из аэропорта Сан-Хосе.

– Мне очень жаль, мистер Круиф. Я позабочусь, чтобы вашей сестре сообщили об этом.

– Передайте ей… Это очень важно, чтобы она приехала ко мне в Коста-Рику как можно быстрее.

– Я передам.

Томми положил трубку. Смерть в семье всегда служила сигналом срочно убираться прочь. Он позвонил в справочную аэропорта – выяснить, когда ближайший рейс на Сан-Хосе, и заказал два билета. У Анны было достаточно времени, чтобы успеть на самолет.

В приемной директора секретарша нажала на кнопку селектора.

– Он позвонил, доктор Литтлджон. – И она пересказала ему все, что говорил Томми.

– Благодарю вас, Пегги.

Монитор на его письменном столе выдал сообщение, что вылет самолета Мадам из Франкфурта на сорок минут опережает расписание. Часа, требуемого на дозаправку, вполне достаточно, чтобы произвести медицинский осмотр Дитера Фогеля. Потом он отправится в Манагуа – не подозревая о проблеме, возникшей с его органом для трансплантации. Недавно от доктора Ромера пришло сообщение о том, что зарезервированное для Фогеля сердце было пересажено другому пациенту, и соответственно запрос: есть ли таковое в наличии у «Дара Жизни»? И если есть, может ли оно быть доставлено рейсом самолета Мадам?

Доктор Литтлджон повернулся к клавиатуре и начал быстро печатать. На экране монитора возник текст: «В ответ на ваш запрос. Отправляем вам живого донора».

Нажав на кнопку передачи информации, он вновь погрузился в личное дело, которое читал до этого. Закончив читать, он поднял трубку, набрал внутренний номер и заговорил своим мягким, свистящим голосом, так успокоительно действовавшим на пациентов.

Анна закончила раскладывать полный набор хирургических инструментов для завтрашних операций. Последняя операция заняла у доктора Лассуэла больше времени, чем все рассчитывали; хирург столкнулся с трудностями в контроле кровоточащих участков после шунтирования сердца. Потом, уже в конце последней процедуры его позвали к телефону. Когда он вернулся, Анна заметила, что он выглядит более напряженным, чем обычно. Как только их работа завершилась, все члены бригады быстро вышли вслед за ним из операционной, оставив ее убирать инструменты и раскладывать новые. Она не возражала; это вполне соответствовало ее плану.

Час спустя она вышла из операционной и быстро пошла по безлюдному в это время коридору. В дальнем его конце находилась дверь, ведущая в подвал, где, как она обнаружила, находилась комната с личными делами персонала. Анна решила сходить туда сейчас и поискать новые данные для Томми. Она открыла дверь, вошла, закрыла ее за собой и секунду постояла на месте, чтобы дать глазам привыкнуть к тусклому освещению.

Вниз вели металлические ступеньки, выкрашенные в такой же темно-синий цвет, как шлакоблочные стены. Каждый пролет освещала аварийная лампочка, от которой тени предметов казались больше. Крепко ухватившись за поручень, она начала спускаться вниз.

В подвал вели пять лестничных пролетов, и чем дальше она шла, тем, казалось, ниже нависали над ней стены. Она тряхнула головой, разозлясь на себя за то, что старый детский страх всплыл на поверхность. В детстве она не любила спускаться в подвал – за какой-нибудь коробкой, в которых отец хранил старые бумаги. Чувствуя ее боязнь, он приходил и становился возле двери, ведущей в подвал. Тогда, как и сейчас, она постоянно оборачивалась и смотрела вверх, чтобы увериться в его присутствии, и лишь потом продолжала спуск по лестнице, которая, по ее воспоминаниям, тоже была тускло освещена.

Она снова перегнулась через поручень и глянула в глубину. Ступеньки уходили вниз по спирали и терялись в сужающейся перспективе. Она обернулась и посмотрела наверх. И застыла, как завороженная.

Дверь наверху неожиданно распахнулась и снова закрылась. Кто-то осторожно спускался вниз. Каждый аккуратный шаг отдавался металлическим эхом. Мужские шаги. Она заставила себя вновь взглянуть вверх. Тремя пролетами выше она увидела мелькнувшие белые операционные башмаки и темно-синие брюки. Когда фигура очутилась прямо под аварийной лампочкой, она разглядела жирные красные полоски на рантах башмаков. Только доктор Лассуэл носил такие туфли.

Она огляделась в поисках какого-нибудь укрытия. На каждой лестничной площадке был аварийный выход. До нижней площадки оставалось лишь несколько ступенек. Шаги доктора Лассуэла приближались. Она понимала, что никак не сможет объяснить ему, что ей здесь понадобилось. Двигаясь осторожно и быстро, она спустилась на площадку. Попробовала ручку на двери аварийного выхода. Та повернулась, но дверь не открылась. Она вспомнила, что за этой дверью находится Административный отдел; в столь поздний час все кабинеты уже пусты и нет никакой надобности оставлять дверь открытой.

Шаги доктора Лассуэла смолкли. Она прижалась спиной к стене, прикидывая, может, плюнуть на всякую осторожность и ринуться бегом вниз, в подвал. Там она может вскочить в служебный лифт и подняться наверх раньше него. Есть шанс, что он не узнает ее в полумраке.

Неожиданно наверху мелькнула полоска света, а потом раздался звук открывающейся двери на верхней площадке. Когда она закрылась, снова стало темно. Сдерживая дыхание, она подождала немного, напряженно прислушиваясь. Ничто не нарушало тишину на лестнице. Она медленно выдохнула воздух и расслабилась. Одна из сестер как-то говорила, что доктор Лассуэл фанатично скрупулезен в работе с историями болезней. Наверное, работал допоздна, а потом не стал вызывать лифт, а воспользовался лестницей, чтобы попасть на один из этажей с пациентами. Она снова стала спускаться.

От лестницы шел коридор подвала, ярко освещенный неоновыми лампами под сплетением труб на потолке. На стрелке, нарисованной на стене, было написано одно слово: «Вскрытие». За следующей дверью была комната, где хранились личные дела. Она пошла по направлению, указанному стрелкой; звук ее шагов заглушало урчание труб. Она свернула за угол; коридору, как и лестнице, казалось, не было конца.

Комната с личными делами находилась где-то в середине коридора. Во время прошлых приходов сюда она выяснила, что запасной ключ лежит прямо над дверным косяком. Дойдя до двери, она достала этот ключ и вставила его в замок. Потом посмотрела в обе стороны длинного коридора. Тишину нарушало только мерное гудение в трубах. Она повернула ключ и вошла в комнату.

В комнате стоял доктор Лассуэл. Не меняя выражения лица, он наставил на нее пистолет с коротким толстым дулом и нажал на спусковой крючок.

Глава 38

Незадолго до полуночи доктор Крилл припарковал свой «джип» на краю полянки, выходящей на озеро Никарагуа. В спортивной майке, шортах и шлепанцах он посидел, не двигаясь и напряженно прислушиваясь. Дважды, пока он ехал сюда, ему казалось, что он слышит за собой шум автомобиля. Однако сейчас до его ушей долетали лишь знакомые звуки джунглей. Похоже, он стал еще более нервным.

Он поймал взглядом свое отражение в зеркальце, и то, что он там увидел, не вызвало никакого восторга. Под глазами набухли мешки, а тугая кожа обтягивала лицо, делая его похожим на череп. Три трансплантации за четырнадцать часов сказались бы и на человеке помоложе, не говоря уж о неудаче с О’Нейлом.

Сам по себе главарь банды не такая уж большая потеря; как, впрочем, и все остальные его пациенты. Он не строил никаких иллюзий и ясно понимал, что они – не более чем накипь в людском котле. Но за прошедшие полгода он положил на свой счет в Швейцарском банке больше, чем мог скопить за пять лет работы в Лондоне. Еще год – и он уберется отсюда, будет волен делать все, что ему заблагорассудится. Поехать, куда пожелает; таскаться по барам всего мира; пить, что ему захочется, и распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению. Через год он будет свободен от всех своих обязательств, расплатится за все сполна, до последнего цента. Тогда уж никто не сможет кидать на него обвиняющие взгляды. Он знал: многие в его бригаде догадываются, что скрывается за каждым лишним усилием, нужным ему, чтобы взять в руки скальпель, зажать кровоточащий сосуд, словом, сделать все то, что теперь требует паузы, пока он ждет, когда его рука обретет твердость. Но скоро ему уже не придется напрягать мышцы запястья и заставлять мозг сконцентрироваться. Скоро он будет свободен.

И прежде всего это означает, что ему не надо будет украдкой таскаться сюда по ночам, чтобы выпить. То, что он вынужден делать это, было унизительно и противно. Но одно из условий контракта запрещало употреблять алкоголь. Ни один человек не обязан выдерживать такой запрет, и вскоре после прибытия на остров он заключил соглашение с Вейлом, чтобы тот снабжал его виски. Шеф службы безопасности доставал выпивку в Манагуа. Пойло казалось разбавленным, платил Крилл за него во много раз больше, чем в Лондоне, но все равно это было лучше, чем пить лабораторный спирт, смешанный с фруктовым соком.

Именно Вейл привез его сюда и показал, где припрятал старый холодильник, чтобы класть в него бутылки. Сегодня ему больше, чем когда-либо, необходимо выпить. История с О’Нейлом вышла скверная. Он был обязан заметить еще в операционной, что с пациентом что-то не так.

Не потому ли Ромер сидел там нахохлившись, как хищная птица? Вот когда он проявлялся в своем самом страшном и грозном облике – словно времени больше не существует, словно он весь превратился во всевидящее око, знающее обо всем, не упускающее ничего и жаждущее лишь понять, достиг ли ты полной и совершенной концентрации, которая всегда необходима при попытке спасти чью-то жизнь. С Ромером одна из проблем заключалась в том, что тот никогда не был хирургом, ему никогда не приходилось принимать решений, от которых зависела жизнь. Он никогда не знал страха неудачи.

Из этого страха, свернувшегося как пружина в минуты борьбы за жизнь О’Нейла, вырос другой страх, который сковывал его до сих пор. Этот страх был связан с мыслью о том, что его вновь подвела тяга к спиртному. И только виски помогало справляться с ним. Пока он не сделает первый глоток, страх будет грызть его волю и нервную систему, как прожорливая раковая опухоль. Он и сейчас был там, жил в нем и молча твердил, что в одиночку Криллу с ним не сладить, что только алкоголь может одолеть его. И еще страх говорил, что ему пока не удалось избавиться от разыгравшихся эмоций.

Крилл вылез из «джипа» и секунду стоял неподвижно, глядя на озеро. Луна вставала из-за вулкана, верхушку которого скрывала, казалось, всегда торчавшая там по ночам туча. Слава Богу, утром ему не надо быть с теми, кому придется обшаривать склоны горы. Ромер буквально помешался со своим Вейлом и этим проклятым вертолетом. Что с того, если эта чертова «стрекоза» исчезла? С теми деньгами, которыми он распоряжается, Ромер может купить целую эскадрилью вертолетов.

И дело вовсе не в этом проклятом вертолете. Главное – его сделка с Вейлом. Как теперь пополнять запас? Может, какому-нибудь пилоту захочется подработать? Все, что от него требуется, это сунуть пару бутылок в свою сумку, отправляясь в Манагуа. Может, Остин? Или Дэлей? Каждый из них, похоже, был не прочь натянуть нос Ромеру – просто так, для забавы.

Этот доктор здорово действовал на нервы. У него не было ни капли чувства юмора. Если прибавить пару сапог к его обрубкам, получится вылитый двойник со старого плакатика войск СС. Однако бывали редкие мгновения, когда он улавливал кое-что еще в глазах Ромера – отблеск костра на темном, предательском берегу, зовущий его домой… домой… Потом он быстро исчезал, оставляя лишь взгляд, от которого пробегала дрожь по всему хребту.

Крилл пересек поляну и опустился на колени перед пнем. Он вытянул руки ладонями вниз и стал медленно водить ими над землей, как миноискателями. Это уже стало игрой – чем-то усиливающим предвкушение. Когда правая рука нащупала что-то твердое, он отодвинул груду опавших листьев, чтобы расчистить верхушку холодильника, и поднял крышку. Луна исчезла за тучей над вулканом, и все вокруг погрузилось во тьму. Он обшарил контейнер – ладонь нащупала лишь бутылочку с освежающими дыхание таблетками. Луна начала выбираться из-за тучи. Он уставился в холодильник: там должно было оставаться еще две бутылки.

Он почувствовал, как силы покидают его. Где-то в глубине нормально пульсировала жизнь, но на поверхности, прямо под его защитным панцирем все онемело, остался лишь страх. Он закрыл глаза, пытаясь успокоиться и загнать то, что произошло, в самый дальний уголок мозга. Потом реальность ворвалась в его сознание.

Медленно выпрямившись, Крилл поднялся на ноги и огляделся вокруг. Джунгли, вдруг ставшие враждебными и чужими, молча пялились на него. Он подождал, пока успокоится дыхание, вертя головой, чтобы избавиться от напряжения, чувствуя, что едва может двигаться. Потом он застыл. За спиной, с противоположной стороны поляны раздался тихий, но явственный звук шагов. Он сделал всего одно движение, пытаясь задвинуть крышку холодильника, но тут его остановил голос:

– Добрый вечер, доктор Крилл. – На поляну вышел Фридрих. – Полагаю, это ваши? – В каждой руке он держал по бутылке.

Слова разрушили защитный панцирь. Страх уступил место слепой ярости. Крилл расслабил бицепсы и опустил плечи, как боксер, выходящий из своего угла на ринге, а мозг уже лихорадочно искал мишень для решающего удара. Он шагнул к Фридриху.

– Как вы смете шпионить за мной! Если доктор Ромер узнает…

Фридрих издал короткий смешок.

– Оставьте, доктор Крилл. Угрозы вам ничего не дадут. И я сомневаюсь, что вы захотите обсуждать это дело с доктором. Видите ли, я знаком с условиями вашего контракта. И, разумеется, с вашим негласным соглашением с недавно покинувшим нас, к моему безутешному горю, Вейлом. К несчастью для вас, будучи очень аккуратным человеком, он оставил подробную запись о вашем договоре.

Неожиданно в лице, маячившем перед ним, Крилл усмотрел некоторые возможности для себя.

– Чего вы хотите?

У Фридриха не было четкого плана, когда он последовал сюда за Криллом. Теперь, всматриваясь в его худое лицо с несходящими лиловыми мешками под глазами, блестящими как антрацит, все для него стало понятно. Фридрих заговорил мягким профессиональным тоном:

– Вы хотели бы обсудить новое соглашение, доктор Крилл?

Крилл чувствовал, что его ярость вот-вот прорвется на поверхность, словно какая-то острая сверкающая штуковина выпирает из-под маски спокойствия. Он заставил себя собраться и подпустил в голос холодка, с которым обычно выносил окончательный диагноз.

– Вы пытаетесь шантажировать меня, Фридрих?

Фридрих подошел ближе. Он чувствовал, что в голове Крилла бешено вертятся колесики, пока тот старается разобраться в ситуации.

– Шантаж? Какое грубое слово, доктор Крилл.

– Не пытайтесь укусить меня, Фридрих. Не забывайте, кто я такой.

– А вы не забывайте, что я не ваш подчиненный, – рявкнул Фридрих, моментально утратив маску дружелюбного спокойствия. Ему всегда становилось не по себе рядом с Криллом.

Крилл сообразил, что взял слишком высокие ноты; ему следовало бы помолчать. Но он чувствовал, что обречен беспомощно продолжать.

– Может быть, перейдете к делу? Мне почему-то кажется, что вы на самом деле не собираетесь докладывать об этом доктору Ромеру.

На губах Фридриха заиграла улыбка.

– Так-то лучше, доктор Крилл. Судя по записям Вейла, вы заплатили ему пятнадцать тысяч американских долларов. Я потребую в четыре раза больше. Наличными, в той же валюте. Давайте назовем это добавочным гонораром.

На мгновение у Крилла возникло впечатление, что оба глаза Фридриха управляются одной глазной мышцей.

– Это же шестьдесят тысяч, – запротестовал он, понимая, что его протест был таким же признаком слабоволия, как дрожь в руках.

– Но это еще и ровно половина вашего недельного заработка. Что позволит вам оставлять в банке в Женеве жалование за пятьдесят одну неделю в году. Так давайте не будем торговаться. – Он тяжелым взглядом уставился на Крилла. – Вы случайно не еврей, доктор Крилл?

– Что? – Крилл покачал головой. – Нет. Почему вы спрашиваете? – Какого еще черта надо этому Фридриху? Но острые лезвия в голове завертелись сильнее, превращая мозг в кашу и отвлекая мысли на другое. И еще эта чертова дрожь засасывала, как жадная пасть.

– У вас необычная фамилия для англичанина, – произнес Фридрих так, словно был знатоком необычных фамилий.

– Что за игру вы затеяли, Фридрих? – Это было все равно что снова и снова пытаться обвести защитников, сравнять счет и каждый раз терпеть фиаско. Они наваливаются на тебя, и такое чувство, что ты никогда уже не дотянешься до мяча и не заработаешь очки.

– Я не люблю евреев, – тихо произнес Фридрих.

– Вы что, фашист?

– Евреи обманывают людей, – сказал Фридрих тоном человека, толкующего только о тех делах, в которых у него есть немалый опыт.

За месяц до своего последнего вылета из Восточного Берлина он убил еврея-информатора, работавшего на Моссад. Когда все решили, что тот уже ничего больше не скажет, Крилл отвел его в один из подвалов для допросов и там принялся за работу. Он хлестал еврея кнутом, пока тот не потерял сознание, пока под разодранными клочьми мяса на спине не показались кости. Потом он надел на него наручники и подвесил на крюк, как телячий бок. После этого он накалил нож на газовой горелке – каждая камера в подвале была оснащена такой – и выпустил еврею кишки, забросав внутренностями весь пол. Порой он с ностальгией вспоминал о тех денечках.

– Это не моя проблема, Фридрих.

– Нет, не твоя проблема, – произнес Фридрих тоном, говорящим о веками копившейся ненависти, и уже мягким голосом добавил: – Вейл предал своих людей.

У Крилла горели глаза, горло пересохло, кожа стала сальной. Никогда в жизни он не хотел так страстно выпить. Он заставил свой голос звучать вежливо.

– Мой отец был датчанин. Криллы – это древний протестантский род.

Фридрих позволил себе сделать короткую паузу.

– Рад слышать, доктор Крилл. – Это прозвучало как готовность заключить перемирие. Крилл напряженно ждал продолжения, но Фридрих никоим образом не давил на него и не торопил события. Он отлично понимал, что сейчас лучше всего разжечь нетерпеливое желание Крилла выяснить, что будет дальше. Спокойный деловой тон лишь усилит тревогу Крилла, а это, в свою очередь, заставит его скорее принять предложение.

– Теперь перейдем ко второй части нашего соглашения. Новая цена будет составлять двести долларов за каждую бутылку.

– Это немыслимо! Да ведь это просто грабеж средь бела дня, будь ты проклят! – Но злости он уже не испытывал.

– Сказано в истинно английском духе, доктор Крилл. Но хорошенько подумав, вы поймете, что цена вполне разумная. Ситуация изменилась. Это, если можно так выразиться, смахивает на хирургию. Каждый приход пациента в вашу операционную стоит дороже. – Фридрих кивком указал на холодильник. – Думаю, для доставки мы можем пользоваться прежним местом.

Он подошел ближе к Криллу и галантно протянул ему бутылки.

– Эти можете взять, поскольку вы уже заплатили за них. Но я рассчитываю, что наше финансовое соглашение будет реализовано в ближайшие двадцать четыре часа. А через двенадцать часов после этого ваш запас начнет пополняться, как и прежде. Насколько мне известно, вы заказывали семь бутылок в неделю?

Крилл кивнул.

Так же медленно, но с большим нажимом Фридрих продолжал:

– Это составляет две тысячи восемьсот долларов. Давайте округлим до трех тысяч. Это покроет случайные расходы. Транспорт, ну и все прочее. Идет?

Он подождал, но Крилл не сказал ни слова, и он воспринял это как знак согласия.

– Тогда я вас покидаю, чтобы вы насладились вашей выпивкой в полном покое. Доброй ночи, доктор Крилл. Я получил большое удовольствие от делового общения с вами. – С этими словами Фридрих повернулся и пошел прочь с поляны; затем донесся звук отъезжающего «джипа».

Только тогда, не раньше, Крилл сделал первый долгий глоток, согревший его пищевод и желудок. Потом он прикрыл глаза, хрустнул суставами и медленно подвигал ими. Сейчас больше чем когда-либо ему необходимо было напиться. Он открыл глаза и сделал еще один глоток; грубый спирт резал желудок, как кинжал палача. Но сегодня алкоголь не сразу ослабил страх и развеял ощущение, что он погано справился с этим делом. Нужно было показать свою власть Фридриху – поставить его на место, как он всегда поступал со своими подчиненными. А вместо этого позволил какому-то ничтожеству взять верх. Чем больше он думал об этом, тем сильнее распалялась его ярость.

Он уселся на землю и принялся глотать виски, даже не давая себе труда стереть струйку, стекавшую по подбородку. И в конце концов страх стал уходить. Скоро уже не осталось ничего, кроме унылой пустоты – алкоголь притупил все чувства.

Бутылка была почти пуста, когда он заметил далеко за озером движущийся по небу свет. Ему потребовалось какое-то время, чтобы распознать сигнальные огни самолета. Он прикинул, кто мог летать здесь среди ночи.

Потом, уже гораздо ближе, он заметил мерцание на склоне вулкана, как раз под вершиной. На его глазах мерцание отделилось от горы и начало двигаться над озером гораздо быстрее, чем сигнальные огни – бесшумной красивой дугой, а потом рухнуло в воду. Он уставился на вулкан, не веря своим глазам и ушам.

Потом встал и подошел к озеру. Водная поверхность, еще секунду назад ровная, как в стоячей луже, заволновалась. На берег накатила волна, и ему пришлось быстро отступить, чтобы не намочить ноги. За все время, что он приходил сюда, он никогда не видел такой волны.

В воздухе ощущался едкий запах лавы. Чтобы поднять такую волну и вонь, то, что вылетело из вулкана, должно было быть просто гигантским. Ну и какая к черту разница? Волноваться совершенно не о чем, не переставал твердить Ромер. И черт с ним, с Ромером. Черт с ними со всеми, кроме Фридриха. Этот Фридрих Краут будет снабжать его тем единственным, что имеет хоть какое-то значение.

Он допил содержимое бутылки, а потом швырнул ее, как и все остальные, которые опустошал здесь раньше, в озеро. Мгновение спустя подкатилась еще одна волна – более быстрая и мощная. Она ударилась о берег, набежала на поляну и выкинула несколько бутылок, тех самых, выброшенных прежде.

Он тупо уставился на них, потом нагнулся и начал подбирать пустые бутылки и швырять их в озеро, глядя, как они наполняются водой и исчезают с поверхности. На этот раз не выплыли. И поверхность воды снова стала ровной гладью.

Неожиданно он почувствовал себя чертовски усталым – и слегка пьяным, – слишком усталым, чтобы переживать о том, что тут происходит. Пора остановиться; слава Богу, что он все еще в состоянии сделать это. Пора протрезветь.

Он подошел к краю озера и лег на живот. Запах лавы усилился. Он сделал глубокий вдох, окунул голову в воду и держал ее под водой столько, сколько смог вытерпеть. Вытащив голову, он едва не задохнулся, потом снова набрал полные легкие воздуха и повторил все заново. И еще раз. И еще. В конце концов, если он и не совсем протрезвел, то стал уже не таким пьяным.

Из холодильника Крилл извлек бутылочку с таблетками, вытряхнул несколько на ладонь и стал жевать их. Сильный привкус мяты отобьет запах алкоголя. Он положил на место непочатую бутылку виски, забросал холодильник опавшей листвой и пошел к «джипу».

За водной гладью он снова увидел сигнальные огни самолета, летящего с другой стороны вулкана.