Текст книги "Охотники за человеческими органами"

Автор книги: Гордон Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Томми вернулся к кровати, пытаясь отыскать в нем признаки жизни. Их не было. Он выждал еще несколько минут, потом подошел поближе и присел на корточки. На брюках незнакомца растеклось маленькое мокрое пятно. Он наклонился, понюхал, и тут же его глаза просветлели. Томми быстро отпрянул. Посмотрел на перчатки. От них исходил тот же самый слабый маслянистый запах. На тренировках в школе говорили, что по-настоящему смертельные новые нервно-паралитические вещества пахнут автомобильной смазкой. Избегая дотрагиваться до перчаток и пятна на бедре, он обшарил карманы мистера Белые Перчатки. В бумажнике он не нашел ничего, кроме пачки стодолларовых купюр. Ни удостоверения личности, ни каких-то личных бумаг. Не было даже водительских прав. Из заднего кармана он вытащил маленький коричневый кожаный футляр, раскрыл его и уставился на цветную фотографию мистера Белые Перчатки на пластиковой карточке. Судя по надписи на карточке, его звали Клаус Клингер. Почти такая же классическая немецкая фамилия, как Шмидт. Но не было никакого ключа к тому, кто выдал эту карточку.

Томми выпрямился и сунул карточку в свой карман. Ему здорово хотелось в туалет. Облегчившись, он взглянул на себя в зеркало – лицо было белым как мел. Он наполнил раковину холодной водой и опустил в нее лицо, снова посмотрел в зеркало и повторил процедуру. Вытеревшись, он вернулся в комнату, уселся на кровать и уставился на тело Клингера. Его инструктор по химическому и биологическому вооружению говорил, что теперь, когда русские избавились от своих арсеналов, шанс наткнуться на какое-то нервно-паралитическое вещество ничтожно мал – если только вам не случится работать в Ираке. Надо не забыть сказать инструктору, чтобы он он добавил к этому списку по крайней мере еще один мотель в Вашингтоне.

Телефон на ночном столике зазвонил. Это была Шанталь. Он рассказал ей о том, что произошло.

– С тобой все в порядке?

– Все нормально. Но ты передай полковнику, что я почти уверен: этот Клингер – из Команды номер один.

– А ты позвони Гейтсу. Тебе понадобится местная крыша, – бодро сказала Шанталь. – И не давай никому притрагиваться к этим перчаткам.

– Вот насчет этого можешь не волноваться, – с готовностью отреагировал Томми.

Глава 27

Уход короля и королевской свиты послужил сигналом формальному завершению приема в честь Нобелевских лауреатов. Но люди все еще толпились вокруг лауреатов, в основном слушая их и лишь иногда прерывая вопросами и комплиментами.

Грациозно выскользнув из одной группы, Иосиф повернулся к Мортону.

– Я уже сыт влюбленными взглядами. Давай выберемся отсюда и оставим площадку остальным четверым. – Он подмигнул Мортону. – Ты когда-нибудь задумывался, почему Нобель учредил премии лишь в пяти областях?

– Нет. Но, кажется, сейчас узнаю, – сказал Мортон, пробираясь с ним сквозь толпу.

– Это точно, Дэвид, – бодро воскликнул Иосиф. – Нобель учредил премии лишь в тех областях, которые интересовали его самого. Итак: ни ботаники, ни биологии, ни зоологии, ни психологии. Даже у Фрейда никогда не было ни единого шанса. То же самое с архитектурой и экономикой. Кроме того, Нобелю медведь на ухо наступил, а значит, Паваротти никогда не получит Нобелевскую премию. Ни один из ныне живущих великих художников не удостоится этой награды за свои холсты, поскольку Нобель считал их искусство занудством. А премию за литературу он ввел лишь в конце жизни, когда серьезно увлекся чтением.

– Ты просто кладезь информации, Иосиф.

Тот протестующе улыбнулся.

– Просто сведения из тех бумаг, что прислал мне Линдман. Странный он человек, правда? Тот, кто его не знает, принял бы за владельца похоронного бюро. А между тем он собаку съел на лести. Взгляни, как обхаживает Мадам.

Как только нарушилась прямая линия, в которую гости выстроились при выходе короля со свитой, Линдман подошел к ним, увел Мадам и теперь водил от группы к группе, топчась рядом с ней и идя следом, словно охраняя. Сейчас она была в дальнем конце зала, Линдман снова представлял ее каким-то гостям.

– По-моему, с ней давно уже никто так не разговаривал, как ты, – сказал Иосиф.

– Вероятно, она слишком привыкла делать все что взбредет в голову, – пробормотал Мортон.

– Это в ней старый комплекс кинозвезды. Поэтому ей нравится, когда ее называют Мадам. Дает возможность почувствовать себя Гретой Гарбо.

– Ты полагаешь? – вяло спросил Мортон, не очень расположенный спорить с этим утверждением.

В те несколько минут перед выходом короля он почувствовал в ней нечто большее, чем обыкновенную силу. Политиканы и магнаты обычно судят обо всем по удельному весу успеха. То, чем она обладала, было сильнее, глубже и гораздо опаснее. Она походила на человека, которому больше неинтересно приумножать свои богатства и достижения, потому что он вовлекся в нечто более важное, а успех полностью зависит от его собственного самоконтроля. Даже ее поклон королю был не более чем легкий наклон головы, словно при всей полноте мирской власти над этой страной у него не было власти над ней. Словно ее не было ни у кого. И меньше, чем у кого бы то ни было, – у этого нежно-старомодного графа, который явно одурманен и ловит каждое ее слово. Мортон снова встретил ее взгляд. Он не мог определить, о чем она думает.

– Она прекрасно справляется со своим возрастом. Но она старше, чем выглядит. Старше, быть может, лет на десять, – пробормотал Иосиф.

– Так много?

– Инстинкт хирурга. И все эти подтяжки. Те, кто делают столько подтяжек, здорово пожили, но никак не могут привыкнуть к мысли о том, что пора успокоиться. Может, из-за всех этих любовных связей.

– Психиатрия много потеряла, когда ты избрал для себя хирургию, Иосиф.

– Ты считаешь, в моей работе мало психологии? Подумай как следует, Дэвид!

Но Мортон обезоруживающе улыбнулся, продолжая думать о Мадам.

Она стояла позади группы, окружившей лауреата этого года в точных науках. Без сомнения, он был блестящим химиком, но при этом еще и жутким занудой с кошмарной манерой привлекать еще большее внимание к своему лицу альбиноса частым вытиранием его носовым платком, хотя она не видела следов пота, увлажняющего его кожу, которая напоминала брюшко слизняка. Лауреат разглагольствовал с делающим его речь почти неразборчивой славянским акцентом о необходимости науки, способной разрешить проблему голода в мире с помощью создания синтетической пищи.

Линдман пробормотал ей на ухо:

– Может, пойдем? Сейчас можем свободно уйти, и у нас еще останется время для позднего ужина.

Она ответила холодно, не поворачивая головы:

– Не сегодня. Мне нужно поработать.

Он постарался скрыть разочарование.

– Тогда, может быть, ленч завтра?

– Вы не должны монополизировать меня, Олаф.

Линдман стоял, совершенно раздавленный, следя за ее взглядом, снова обращенным в сторону Иосифа и Мортона, шедших через зал.

– Полковник Мортон знал, что я буду здесь?

Он был словно ходячим опровержением одной из ее теорий о людях: тот, кто достиг столь многого, не может не быть уязвим.

– Вряд ли. А почему вы спрашиваете?

– Просто так, Олаф. Он необычный человек. – И все-таки она чувствовала, что этот полковник не сделал ни единой попытки заполнить мертвое пространство между ними, словно не желал ни сделать ей приятное, ни произвести впечатление.

– Полагаю, да. Но у него довольно странная работа – быть полицейским мира. Есть что-то героическое и абсурдное в этом, вам не кажется?

Что бы ей ни казалось, она оставила это при себе, предпочитая ограничиться утверждением очевидного:

– На первый взгляд между ним и доктором Крамером довольно мало общего.

– Насколько я понимаю, доктор Крамер работал с ним. Кем-то вроде советника – я слышал об этом на совещании в Министерстве иностранных дел.

Мадам потребовалось время, чтобы ответить, и ее ответ мог относиться к чему угодно или вообще ни к чему из того, о чем шел разговор:

– Вот как?

Они были уже на полпути к выходу, когда Иосиф сказал Мортону:

– Я не доверяю этой женщине. Она следила за тобой не отрываясь, с самого момента выхода короля.

– С чего бы это? Ты уверен, что она следила не за тобой?

– Она следила за тобой, и ты это знаешь.

Мортон не подтвердил и не опроверг, что знает. Они оба снова поймали ее взгляд, на этот раз в одном из наклонных зеркал в зале.

– Она хитра, Дэвид. Когда-то у меня была подружка, похожая на нее. Она обычно ставила машину на улице и следила за мной в зеркале. Мадам, похоже, того же сорта. Это еще одна причина, почему я не доверяю ей.

– Сколько же всего причин, а, Иосиф? – небрежно осведомился Мортон.

– Наверно, этих достаточно. Но все они в конце концов сводятся к одному и тому же. Она – групи[10]10
  Женщина, ездящая за ансамблем с целью вступить в связь с одним из участников (слэнг).


[Закрыть] за медиками. Таким я действительно не доверяю.

Ее отражение в зеркале отвернулось от них, вслушиваясь в то, что говорил кто-то рядом.

Давненько Мортон не слышал, чтобы Иосиф или кто-то еще употреблял это слово. Они прошли мимо кучки людей, столпившихся вокруг лауреата в области борьбы за мир. Во всю мощь своего фальцета он разглагольствовал о том, что лучше сохранять мир, чем петь ему дифирамбы.

Иосиф продолжал слегка раздраженным тоном:

– Ты слышал, как Линдман говорил, что она была любовницей Крэйтона?

– Это вряд ли делает ее групи, не говоря уже о медицинской групи, Иосиф.

– Сейчас я скажу и об этом, Дэвид. Но я уверен, Крэйтон был для нее лишь проходным этапом. Теперь у нее есть его деньги, и она может делать все что угодно. И неплохо делает – все, кроме того, что относится к моей профессии. Ходит множество разговоров о том, как она поддерживает медицинские фонды. На самом же деле она дает очень мало, учитывая то, что «Fortune» за прошлый месяц объявил ее самой богатой женщиной в мире – даже богаче королевы. С такими деньгами можно содержать все здравоохранение или поднять на ноги Национальную службу здоровья в Британии. А на деле она дает не больше, чем должна давать – только чтобы держаться впереди Сони Крэйтон по части благотворительных бифштексов. И делает она это лишь потому, что это пачкает носик миссис Крэйтон в грязи, напоминая, что когда ее муж Элмер умирал, она не рыскала в поисках нового сердца для него. Нет, сэр, это делала старушка Мадам. И она не желает, чтобы мои шефы забывали об этом. Как не желает и того, чтобы любой человек, связанный с нашей профессией, забыл, что лежал некогда в клинике некто Элмер – в той клинике, которую сам же и содержал, – и для него не нашлось сердца.

– Что же она сделала?

Иосиф задумчиво улыбнулся своему отражению в одном из зеркал.

– Наше превосходительство полетело аж в Индию. Кто-то сказал ей, что она сможет купить там новое сердце, так сказать, в упаковке… Или, вернее, из того, кого распаковали специально для этого, – причем купить без всяких лишних расспросов. Кто-то объяснил ей – половину платишь вперед, остальное – при доставке. Поразительно, чему могут поверить и что могут делать люди, даже такие смышленые, как она. В любом случае это все равно бы не сработало. В те времена не существовало еще технологии, позволяющей сохранять сердце для трансплантации даже короткое время. Но она все же отправилась, чтобы заключить сделку с каким-нибудь местным делягой в этой области. Там их и сейчас можно отыскать чуть ли не на каждом углу. Почки, печень, сердце: только назовите – и вам скажут, что все будет сделано. Только забудут добавить, что тело реципиента почти наверняка отторгнет эти органы, потому что никто не произведет нужные анализы тканей. Так или иначе, пока она находилась там, Крэйтон умер. Как я слышал, она так никогда и не простила хирургов по трансплантации всего мира за то, что они не сумели помочь. И это, пожалуй, единственное, что у нее общего с Соней Крэйтон. Вот почему никто из них не делает никаких пожертвований ни одному из известных центров по трансплантации.

– У тебя замечательный дар все разнюхивать, Иосиф.

– Это предложение работы, Дэвид? – бодро парировал Иосиф. – Хочешь еще кое-что? Когда я узнал, что Мадам желает встретиться со мной, я навел справки у своих коллег. Многим из них кажется, что она использует свои благотворительные взносы просто для того, чтобы находиться в курсе медицинских проблем. На самом деле никто не возражает – в конце концов, в наши дни дорог каждый цент, и какая разница, откуда он появился? Но в моем списке это определяет Мадам как медицинскую групи.

Мортон довольно улыбался.

– Я сказал что-нибудь смешное?

– Вовсе нет, Иосиф. Ничуть не бывало.

– О Господи, Дэвид! Иногда я тебя просто не понимаю.

Мортон тоже иногда не понимал, есть ли Бог на небесах. Но не сейчас. Он взглянул на дверь, где с нетерпеливой гримасой стоял Битбург, переминаясь с ноги на ногу и слушая лакея, который предлагал ему осмотреть другие доступные для посетителей комнаты дворца.

– Благодарю вас. Но как-нибудь в другой раз, – говорил Битбург, когда к ним подошли Мортон и Иосиф. Лакей отвесил короткий легкий поклон и отошел.

– Я видел больше дворцов, чем этот парень – королевских обедов, – напыщенно произнес Битбург, глядя на Мортона. – Послушай, Дэвид, а я и не знал, что ты знаком с Его Величеством.

– Мы встречались некоторое время тому назад, – признал Мортон тоном, рассчитанным на пресечение дальнейших расспросов.

Король посещал Ирландию с частным визитом, останавливался в загородной гостинице и удил рыбу на озерах Уиклоу. Мортон присутствовал на конференции в Дублине по стратегии борьбы Европейского Сообщества с терроризмом. После конференции он нанял машину, поехал на побережье и остановился поужинать у Хантера. Его по ошибке приняли за члена королевской свиты и провели в особую столовую. Король был очарован им и пригласил Мортона остаться. Уолтер на его месте наверняка попытался бы превратить короткое знакомство в пожизненную дружбу.

– Понятно, – наконец сказал Битбург и пристально всмотрелся во что-то позади Мортона; взгляд его снова стал настороженным. – Кто эта женщина? – спросил он.

Мортон оглянулся через плечо. Мадам отошла от группы, окружавшей лауреата премии по точным наукам, как только тот начал вовлекать в разговор Линдмана.

– Вот вы где, доктор Крамер, – сказала она, подходя к ним.

У нее мужская походка, подумал Мортон, и все же было в ее теле нечто женственное и возбуждающее. Он быстро прикинул, не результат ли это ее актерского прошлого – творение умных рекламных дельцов. Нет, сказал он себе, такого никто не смог бы создать. Этот панцирь присутствовал здесь всегда.

Иосиф приветствовал ее вежливой улыбкой. Битбург протянул ей руку и сказал:

– По-моему мы с вами не встречались.

Мортону пришло в голову, что Уолтер, когда дело касается нового лица, которое могло бы быть ему полезным, похож на собак Павлова с их условными рефлексами.

Мадам медленно и без всякого интереса повернулась к Битбургу.

– По-моему, нет, – и быстро пожала ему руку.

– Уолтер Битбург. Из Организации Объединенных Наций, – сказал он.

– Вот как. Очень интересно, – произнесла она без всякого интереса и повернулась к Мортону. – Вы работаете с мистером Битбургом?

– Да.

– Как интересно. – Она снова перевела взгляд на Битбурга. – А чем вы занимаетесь?

– Вряд ли я имею право обсуждать это…

Мортон заметил, как что-то промелькнуло в ее глазах. Он выждал, но Мадам не стала углублять эту тему.

Битбург улыбнулся: вспомнил ее лицо по журнальным публикациям. Он не узнал ее сразу, потому что видел фото в журнале довольно давно.

– Я всегда с нетерпением ожидал ваши фильмы и спектакли, – сказал он. – Они были событиями. – Он подождал ее реакции, но она ничего не сказала.

– Я и понятия не имел, Уолтер, что вы поклонник кино и сцены, – пробормотал Иосиф.

Битбург не обратил на него внимания и продолжал, обращаясь к Мадам:

– Я никогда не понимал, почему вы бросили это.

Она холодно взглянула на него.

– Актриса никогда не бросает это. Она всегда ожидает подходящей роли.

– И у вас теперь есть такая? – спросил Иосиф.

Она окинула его взглядом, а потом, игнорируя вопрос, продолжала:

– Писатели – вот кто забросил свое дело. Я просто устала ждать, пока кто-нибудь придумает по-настоящему сильную роль. Но мужчины, похоже, больше не пишут о женщинах. А самим женщинам никогда не удавалось написать значительные роли для женщин. Но вы и сами должны это знать, мистер Битбург, если вы истинный поклонник.

– Конечно, – неуверенно засмеялся он. – Знаете, нужно и вправду сделать ретроспективный показ ваших работ. Это придаст некоторый смысл всем этим никчемным фестивалям, которые расползлись теперь по всей Европе. Меня все время приглашают, и каждый раз я надеюсь, что следующий будет лучше. Но так никогда не случается.

Мадам изучающе посмотрела на него.

– Я никогда не бываю на фестивалях, – ровным голосом произнесла она.

– Понимаю. Ну да, конечно. Да-да, разумеется…

Голос Битбурга затих, и снова зависло молчание.

– Вы действительно верите в это? – спросил Иосиф. – Насчет того, что женщины не могут писать о женщинах?

На этот раз она ответила на вопрос:

– Если бы не верила, я бы этого не говорила, мистер Крамер. Это все равно, если я спросила бы вас, верите ли вы в ту процедуру, которая принесла вам Нобелевскую премию.

– Сдаюсь!

Она кивнула и слегка улыбнулась.

Битбург снова взял слово.

– Как я понимаю, вы все еще помогаете этому реабилитационному центру для наркоманов в Калифорнии.

– Да. Я принимаю Наркреаб очень близко к сердцу.

– Как замечательно, – просиял он. – Тогда вы должны знать моего хорошего друга, Сайруса Б. Уоннэмейкера.

Она взглянула на Битбурга с отвращением.

– Конечно. Он один из членов правления.

– Банковское дело понесло большую утрату, когда он ушел на пенсию.

Она пропустила замечание Битбурга мимо ушей. Иосиф взглянул на Мадам и спросил:

– Почему Наркреаб занимает такое место в ваших увлечениях?

– Потому что он служит примером.

Снова Мортон заметил, как то странноватое выражение промелькнуло в ее глазах. Она не привыкла, чтобы ее расспрашивали.

– Каким же образом? – спросил он.

Она рассказала. Да, Мадам умеет обращаться со словами, подумал Мортон. Говорит кратко и по делу. Пока она объясняла, Уолтер рассудительно кивал, а когда закончила, повернулся к ней.

– Неудивительно, что Сайрус состоит в вашем правлении, Мадам. И, если мне не изменяет память, там еще и Джонас Джексон. – Он развернулся к Иосифу и Мортону. – Он раньше заправлял Глобойл.

– Как интересно, – пробурчал Иосиф.

Мадам равнодушно взглянула на него и заметила:

– Я и не подозревала, что у вас так хорошо развит талант к мимикрии, доктор Крамер.

– Это часть моей работы, – ухмыльнулся Иосиф.

– Наркреаб действительно может работать на длительной основе? – спросил Мортон и увидел, как ее лицо сосредоточилось, а женственность исчезла. На мгновение она снова стала похожа на камень. Но лишь на мгновение.

– За два года действия программы у нас не было ни одного провала.

– А что происходит, когда они покидают Наркреаб? – не отставал Мортон.

– Мы находим им работу. Тщательно следим за ними. Наркреаб означает именно это – реабилитация наркоманов в самой полной форме.

– Прекрасная концепция, – выдохнул Битбург. – Побольше бы таких.

– Благодарю вас, мистер Битбург. – Она взглянула на часы и повернулась к Иосифу. – Я с нетерпением жду нашей встречи, доктор Крамер. – Она оглядела остальных. – Доброй ночи, джентльмены, – и с этими словами быстро вышла из зала.

– Потрясающая женщина, – восхищенно произнес Битбург. – Просто потрясающая.

Мортон обернулся к Иосифу.

– Я думаю, – сказал он, – нам пора идти. Мне нужно успеть на самолет.

Битбург поглядел на него с удивлением.

– Я думал, ты останешься на церемонию, разве нет?

– «Конкорд» доставит меня утром обратно.

– Куда ты летишь?

– Ну что ты, Уолтер. Ты же знаешь, что такие вопросы не задают, – поддел его Иосиф. – Это все равно, как если бы ты спросил меня, каковы твои шансы на операционном столе. – И, бодро улыбнувшись Битбургу, пошел к выходу из зала. Когда Мортон повернулся, чтобы последовать за ним, появился Линдман.

– Мадам не говорила, куда направляется? – беспокойно спросил он.

– К сожалению, нет.

Битбург взял подавленного графа под руку.

– Мой дорогой граф, я как раз хотел поговорить с вами. Это касается нашей договоренности.

В машине, по дороге в Гранд, Иосиф подмигнул Мортону и сказал:

– Я не хочу уподобляться Уолтеру, но все же… Что означают эти отлёты среди ночи? Я вообще-то надеялся, что мы как следует поболтаем перед сном.

Мортон рассказал ему о Грубере. Иосиф с изумлением покачал головой, а потом, когда Мортон объяснил, что с ним останется Марта, ухмыльнулся:

– Ну, может, она сумеет рассказать мне сказку на ночь.