Текст книги "Мой спаситель"
Автор книги: Глиннис Кемпбелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Она поперхнулась вином. Следующего раза не будет. Он был простолюдином, а она – знатной дамой. Следующего раза не будет никогда. Она уже открыла рот, чтобы сказать ему об этом.
– Итак, расскажите мне, Лине де Монфор, – вовремя вмешался он, – отчего вы так презираете простых людей?
Она устало взглянула на него, уверенная, что он подначивает ее. Но выражение его лица свидетельствовало лишь о простом, вежливом интересе. Она сложила руки на коленях. На этот раз она с радостью ему повинуется.
– Простолюдины недостойны доверия и вероломны, – начала она, перечисляя те недостатки, которые ее отец приписывал ее матери, – коварны и грязны, имеют плохие манеры...
– Ага, – перебил он ее, отрезая для нее кусочек сыра, – вы нашли меня как раз таким?
Она отказалась от сыра, опешив от такого вопроса. Был ли цыган недостоин доверия, вероломен и коварен? Пока он выполнял собственное обещание охранять ее подобно религиозному обету. Грязен? Даже сейчас он оставался достаточно чистым. Кожа у него была золотистого оттенка, подбородок чист. Его черные кудри блестели под лучами солнца, пробивавшимися сквозь кроны деревьев. Дурно воспитан?
– У вас дурные манеры, – решила она.
Он улыбнулся.
– Мне кажется, это вам я постоянно вынужден напоминать о манерах, – он откусил кусочек сыра. – Помнится, вы так и не поблагодарили меня за то, что я еще раз спас вам жизнь.
Лине опять перевела взгляд на воду, и щеки у нее загорелись. Она действительно была невнимательна.
– Ну, не стоит благодарности, – сказал он, пожав плечами. – Пусть это вас не слишком беспокоит. Я знаю добрый десяток благородных господ, которые еще менее великодушны, чем вы, Лине де Монфор.
У Лине перехватило дыхание, и она вскочила на ноги. Он не смел оскорблять де Монфоров.
– Великодушны? А как насчет вас?
Он скорчил вопросительную гримасу.
– Помните, как вы заботились обо мне на том корабле и вели себя так, словно я была вашей девкой? – спросила она. – Помните, как вы выбросили меня за борт, словно... тюк с грязным бельем? Помните, как вы заставили меня наслаждаться вашим лапаньем в борделе?
Цыган лениво поднялся на ноги. В уголках его губ притаилась улыбка.
– Ну? – требовательно спросила она, уперев руки в бока. Господи, этот мужчина приводил ее в ярость. – Что в этом вы находите смешного?
– Ничего, совсем ничего, – он ухмыльнулся. – Клянусь Богом, сегодня вы в дурном расположении духа.
– Ничего подобного! Это вы...
– Я думаю, вам не помешает охладиться, милочка, – с издевательской заботой протянул он.
– Я вам не милочка...
Прежде чем она успела вцепиться ему в лицо ногтями, он своей огромной ладонью толкнул ее в грудь.
Дункан готов был поклясться, что она зашипела, упав спиной в воду. От пребывания в ледяной воде Лине лишилась дара речи. Она вынырнула, отплевываясь, волосы мокрыми прядями прилипли к лицу, на котором отразилось безмерное удивление, вскоре сменившееся яростью.
– Как вы смеете... – сумела выдавить она и снова ушла под воду, не успев договорить.
Он скрестил руки на груди и насмешливо смотрел на нее.
– Ваш крутой нрав еще не охладился?
Несмотря на все попытки изобразить раздраженное негодование, она не смогла сердиться долго. Вода и в самом деле была холодной. А ситуация – смехотворной. Она подавила усмешку.
– Вы – проклятый сукин сын...
Дункан прищелкнул языком.
– Какие слова я слышу от благородной леди. – Он в задумчивости потер подбородок. – Думаю, лучше оставить вас в озере. Да, решено – вы останетесь там, пока не поблагодарите меня за то, что я спас вам жизнь.
– Вы не посмеете!
– Давайте, давайте, в конце концов, я же выступал в роли вашего защитника.
Наконец Лине нащупала ногами скользкое каменистое дно озерка и сделала шаг к берегу. Но цыган не собирался выпускать ее на берег, пока она не заплатит сполна и по справедливости.
Он расстегнул свою куртку и снял ее.
Она выругалась, поранив палец о камень.
Он осторожно снял бинты с груди и стащил башмаки.
Она вцепилась руками в скользкую траву, пытаясь выбраться из воды.
Он стянул штаны.
Она уже наполовину выбралась из воды, лежа животом на илистом берегу, когда он встал перед ней. Она подняла на него глаза и, удивленно охнув, молча соскользнула обратно в воду.
Обнаженный и ничуть не стесняющийся своей наготы, Дункан возвышался над ней, словно древнескандинавское божество. За один короткий миг каждая черточка его стройного мускулистого тела запечатлелась в ее памяти столь же отчетливо, как первая капля краски на сырой шерсти. Лине никогда не забудет этого впечатления, даже когда станет древней старухой. Потом он нырнул через ее голову в озеро со всплеском, который вернул ее к действительности. Он сразу же вынырнул на поверхность, отряхиваясь, как волк, окатив ее целым фонтаном ледяных брызг.
– Вы готовы поблагодарить меня? – тяжело дыша, спросил он, и из носа у него потекла вода.
Лине попыталась обрести голос. Ее собственные чувства привели ее в смущение и растерянность. Она должна была разозлиться. Мгновение назад так оно и было. Но сейчас все мысли перепутались. Она должна была прийти в ярость от такого бесстыдного представления. Ее щеки действительно горели, но не от гнева, и ей не хотелось знать, от чего.
Цыган был слишком близко – слишком близко к ее телу и слишком близко к ее душе. Он заставил ее забыть, кем она была. Лине не могла позволить ему поступать так. Она должна что-то сделать. Не раздумывая, она зачерпнула ладонью воду и плеснула прямо ему в лицо.
Сразу же он обрызгал ее в ответ и завыл по-волчьи. Она выплюнула попавшие в рот пряди волос и попыталась отплыть. Дункан поймал ее за подол промокшего платья, но она поступила очень умно, выбравшись из него.
По крайней мере тогда она думала, что поступила очень умно, пока он не выбросил ее платье на берег, туда, где она не могла достать его, и не погнался за ней.
– Вам все равно придется поблагодарить меня, так или иначе, – пообещал он, преследуя ее.
Когда он поймал ее за край плаща, она поняла, что обречена. Он просто подтянет ее к себе, а последнее, чего ей хотелось, – это оказаться рядом с ним. Ей предстояло сделать отчаянный шаг.
Теперь он держал ее плащ обеими руками, готовясь подтащить ее к себе, словно рыбу в садок. Прежде чем он успел ухватиться поудобнее, она нырнула и развязала тесемки. Когда он вытащил из воды плащ, она успела отплыть на безопасное расстояние, с триумфом оглядываясь.
Цыган рассмеялся и, подобно прачке, выжал накидку и отправил ее на берег.
– Как хитроумно с вашей стороны, миледи, – шутливо заметил он, вновь устремляясь за Лине.
Лине готова была утопиться. Она всего лишь отсрочила погоню на мгновение, не больше. Она пожертвовала своей одеждой, позволив ему занять позицию между ней и берегом, на котором лежала ее одежда. Хуже не придумаешь.
Нет, решила она, сдаться без боя – вот что будет еще хуже. И будь она проклята, если какой-то простолюдин сможет переиграть де Монфор. Она тряхнула головой и приготовилась к драке.
Цыган вынырнул на расстоянии вытянутой руки от нее, и сражение началось. Лине попыталась отплыть, взбивая ногами целый фонтан воды. Он ухватил ее за лодыжку и перевернул на спину. Плеснув ему в лицо водой, Лине сумела вырваться, но цыган сразу же устремился за ней, поднырнул и вытолкнул ее из воды, как нерестящуюся форель. Она завопила от ярости и обрушилась вниз, а ее крики превратились в воде в пузырьки воздуха.
Придя в отчаяние, она решила прибегнуть к более радикальным мерам. Пока цыган возвышался над водой, высматривая, где же она появится, она нырнула и, подплыв к нему, изо всех сил дернула за одну ногу. Он опрокинулся на спину с шумным всплеском, как гигантский валун, а она вынырнула с радостным криком.
Вдруг что-то скользнуло вдоль ее ноги. У нее возникло ощущение, что это не рыба. Визжа, она отпрянула в сторону. Оно скользнуло вдоль другой ее ноги, коснулось коленки, но она снова сумела вырваться. А потом голова цыгана медленно показалась из воды прямо перед ней. Выражение его глаз и коварная улыбка подсказали Лине, что его отмщение близко. Сердце у нее билось, как тысяча барабанов. Она не знала, смеяться ей или плакать.
Цыган нырнул под нее. Она запаниковала.
Она столь яростно отбивалась от его атак, словно от этого зависела вся ее жизнь. Несколько ее ударов достигли цели, причинив ему ощутимую боль. И вдруг он угомонился.
Лине крутилась на месте, ожидая, что он вот-вот вынырнет позади нее. Но на поверхности озера не было никакого движения. Она затаила дыхание. Ничего. Она вздрогнула. Цыгана не было уже слишком долго. Чересчур долго. А вода была слишком мутной, чтобы что-то под ней разглядеть. Они во время сражения подняли со дна слишком много ила, и тот еще не осел.
Затем Лине увидела медленно всплывающий из темной воды остров бледной плоти. Это был цыган. Он лежал неподвижно, лицом вниз.
Что-то было не так.
Она сделала робкий шаг к нему, в горле у нее застрял встревоженный крик. Она была уверена, что это после ее ударов он потерял сознание. А теперь утонул.
Ее сердце замерло. Подгоняемая страхом, Лине с неожиданной прытью рванулась к нему. Добравшись до цыгана, она перевернула его на спину. У нее перехватило дыхание. Глаза цыгана были закрыты, челюсть отвисла. Господи Иисусе, взмолилась она, только бы он не умер! Не имеет значения, какими обидными прозвищами награждала она его, не имеет значения, какие страшные кары призывала она на его голову, только бы он не умер!
Глава 13
Забыв о том, что она полностью раздета, Лине схватила цыгана под руки, собираясь вытащить его на берег. Не прошла она и двух шагов, как внезапно он перевернулся в воде и схватил ее за талию. В мгновение ока он прижал ее к себе и запечатлел на губах поцелуй. И рассмеялся. С таким же успехом он мог попросту ударить ее в живот.
– Отойдите от меня! – закричала она и принялась колотить кулачками по его плечам, рукам и груди, дрожа от ярости. По крайней мере так она решила.
Он отшатнулся.
– В чем дело? – требовательно вопросил он. Его простодушие казалось почти убедительным.
– Просто убирайтесь! – резко бросила она, но на ее глаза навернулись слезы.
Дункан услышал в ее голосе дрожь. Смех замер на его устах, и он понял – она вновь задела его душевные струны. Он почувствовал угрызения совести.
– О миледи, я не хотел пугать вас, – нежно произнес он.
– Я не испугалась. – Ее подбородок дрожал.
– Тогда я не хотел причинять вам беспокойство, – поправился он.
– Беспокойство? Я не... – запнулась она, не в силах закончить свою ложь.
«Будь я проклят». Дункан вдруг понял, что девчонка всерьез из-за него испугалась, хотя отчаянно пыталась показать, что ей все равно, жив он или мертв. Правда была явственно видна по незащищенному выражению ее лица и инстинктивной реакции.
Он сделал шаг вперед, чтобы обнять ее и утешить. Но в ответ она только молча ударила его по рукам.
– Ш-ш, – мягко сказал он, поймав ее за запястья.
Ее изумрудные глаза были влажными, а губы – плотно сжатыми, чтобы не выдать дрожь. И далеко не сразу Лине сумела расслабиться, пока он бережно держал ее за руки. Цыган заправил ее влажные локоны за уши, нежно погладил по мягкой розовой щеке. Большим пальцем он бережно коснулся капельки воды, упавшей с ее ресниц, глядя, как она стекает по щеке. Другая капля упала с ямочки на подбородке на одну из жемчужных грудей, прикрытых завитками потемневших волос, призывавших и манящих к себе, как песня сирены.
Она не вздрогнула, когда он наклонился к ней. По жаркому блеску в ее глазах он понял, что она так же жаждет его, как и он. Их губы соприкоснулись. Ее рот был холодным, как озерная вода. Цыган начал нежно исследовать ее, подобно тому, как шмель наслаждается соком жимолости – сначала робко, а потом все смелее и смелее, снова и снова возвращаясь за волшебным нектаром.
Лине ответила на его нежные поцелуи кончиком языка. Он застонал от удовольствия. Он не должен этого делать, промелькнула в его голове мысль, когда он положил ее руки себе на талию и привлек ближе. Это только осложнит их отношения. Через несколько дней они расстанутся и, вероятно, больше никогда не встретятся. Он сошел с ума, если...
Боже, ее грудь коснулась его груди, и он испытал райское блаженство.
Он сошел с ума, начиная то, чего не мог завершить, то, что Лине никогда не позволит ему завершить. Но тело не подчинялось ему. Оно наслаждалось сочным, только что собранным урожаем, поданным, как на пиршестве. Шелковистый мягкий живот Лине прижался к его ребрам. Ее длинные локоны колыхались на волнах, щекотали ему живот, несколько намокших прядей прилипли к ее лбу, и он слизывал капли воды со щек и ресниц. Кончиками пальцев он нежно поглаживал ее по спине, от шеи до чувствительной точки у изгиба ее великолепных ягодиц.
Лине застонала. Внутренний голос, кричавший ей, что пора прекратить это, становился все слабее и слабее. Она уже едва слышала его сквозь шум в ушах. Сейчас она думала только о мужчине, который обнимал ее, – мужчине, который был горяч, нежен и, слава Богу, жив. Ее тело воспламенилось и горело. Холодная вода, струившаяся между ними, только усиливала жар соприкасавшихся тел. И, хотя напряженный фаллос, упиравшийся ей в живот, не оставлял сомнений в желании цыгана, рассеянный золотистый свет, журчащий ноток, божественное прикосновение тел делали все каким-то эфемерным, нереальным. Она повернула голову и еще сильнее обхватила его за талию, прижавшись щекой к его мощной груди.
– Моя маленькая речная нимфа, – горячо прошептал он. – Вы выглядите так соблазнительно.
Волоски у него на руке приятно защекотали ее кожу, когда он опустил руку под воду и положил ей на грудь, оставляя сосок открытым для течения реки. Он поцеловал ее в лоб, в глаза, в ухо, а потом снова остановился на губах.
Лине тихонько охнула, но звук потерялся и заглох у него на губах, перейдя в негромкий стон, когда его пальцы нежно сжали набухший сосок. Цыган легонько прикусил и потянул губами ее нижнюю губу, намекая, что это же он готов сделать с ее сосками, пока все ее тело не вспыхнуло от желания, которому она не могла подобрать названия. Лине задрожала, когда его губы вдохнули огонь в ее тело, и ослабела, словно водоворот пустился в пляс, закружив ее в своих объятиях.
Будучи не в состоянии насладиться им до конца, Лине позволила своим рукам блуждать по его телу. Она погладила его широкие плечи, нашла пульсирующую жилку на шее, сплела пальцы в густых кудрях на затылке. Она больше не была дочерью лорда. Он больше не был простолюдином. Они были всего лишь родственными душами в лесном озере. Мир вокруг нее растворился, когда она поддалась очарованию момента.
Вдруг цыган замер, неожиданно отнял руку от ее груди и зажал ей рот. Он крепче прижал ее к себе, заставляя замереть. Ноздри у него раздувались, словно он старался успокоить свое учащенное дыхание.
Лине увидела в его затуманенных желанием глазах тревогу, он как-то по-особому наклонил голову, и она поняла, что он что-то услышал. Она тоже стала прислушиваться, но шум в ушах от бурлящей в жилах крови не позволял ей что-либо расслышать. Потом она различила далекое ржание лошадей – кто-то приближался к ним.
Цыган одними губами выразил протест и свое глубочайшее сожаление, а потом прижал палец к губам, призывая ее к молчанию. Всадники приближались, и сердце ее забилось в ритм стуку копыт по твердой земле. Она попыталась отодвинуться, но цыган скорчил недовольную гримасу, по-прежнему крепко прижима ее к себе, беззвучно подхватил на руки и понес к берегу.
Лине потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься сломя голову за своей одеждой, но цыган знаком показал ей спрятаться за кустами, пока он собирал одежду. Волоча за собой по песку куртку, чтобы скрыть их следы, он присоединился к ней в зарослях, и они стали ждать.
Через пару мгновений к краю озера на водопой медленно вышли две гнедые кобылы. За ними плелись их усталые хозяева.
– Видишь? Ничего. – Это был пират, Томас, и он явно испытывал облегчение оттого, что берег пуст.
– Говорю тебе, я что-то слышал, – настаивал хорек.
– Наверное, у тебя в ушах до сих пор звенит. Тот цыган здорово приложил тебя...
– Придержи свой поганый язык, Томас! – Он дернул кобылу за уздечку и плюнул в ручей. – Они не могли далеко уйти.
– Но они могут быть где угодно, – проворчал Томас. – Мы можем искать их до бесконечности.
– Ты слышал, что говорил Эль Галло. Она – де Монфор. Она может стоить целое состояние. Как только мы заполучим ее и этот медальон...
Сердце замерло у Лине в груди. Состояние? Медальон? Она подавила истерический смешок. Она едва ли могла предъявить требование на титул, не говоря уже о состоянии де Монфоров. Особенно если учесть, что медальона у нее больше не было.
– А что мы сделаем с этим ее телохранителем? – спросил Томас.
Хорек заскрежетал зубами.
– Этот урод – мой. – Пират прижал руку к голове. – Я задолжал ему за тот удар. Просто удивительно, что я еще могу соображать.
Он позвал свою лошадь, взял ее под уздцы и повел по тропе. Томас последовал за ним.
Когда они ушли, Дункан с шумом выдохнул. Оказывается, все это время он стоял, затаив дыхание. Он провел рукой по своим влажным волосам. Каким-то образом, пока непонятно как, он должен обеспечить безопасность Лине.
– Скажите мне, о каком медальоне они говорили? – спросил он, протягивая Лине одежду. Она выглядела просто восхитительно в ореоле своих влажных волос, и он почти пожалел о том, что должен отдать ей одежду.
– Крест де Монфоров, – сказала она, прижимая мокрую одежду к груди. – Я носила его с детства. – Ее глаза погасли. – Но его отобрали у меня на корабле Эль Галло.
– Забрали? Кто? – Он накинул свою куртку на плечи.
Лине покачала головой.
Он показал на одежду у нее в руках.
– Мы должны немедленно идти дальше.
– Но куда мы пойдем? Мы же не можем бесцельно скитаться по Фландрии, как мы делали до сих пор.
– Бесцельно?
«Интересно, о чем она думает?» – подумал он, а вслух добавил:
– Я точно знаю, куда мы направляемся.
Она вопросительно подняла бровь.
– В замок де Монфоров, разумеется, – ответил он.
Лине молча уставилась на него. Замок де Монфоров? Место где родился ее отец... и откуда его изгнали? Она будет там таким же желанным гостем, как крыса в кладовой.
– Мы не можем... – запинаясь, проговорила она.
– Что вы имеете в виду? – спросил он, натягивая штаны. – Вы – де Монфор. Там ваша семья. Они защитят вас от Эль Галло.
Лине взглянула на цыгана. Его лицо выражало спокойствием оптимизм, веру и простоту. У нее не хватило духа сказать, что, даже если им удастся добраться до замка, их все равно прогонят как прокаженных.
Дункан видел, как взволнована Лине.
– Не беспокойтесь за свой медальон. Они узнают вас. Он ободряюще улыбнулся. – Но, может быть, вам не помешает надеть на себя что-нибудь к тому моменту, когда мы доберемся туда.
Лине взглянула на свою мокрую одежду и сморщила носик.
Цыган одарил ее убийственным взглядом.
– В один прекрасный день, миледи, у вас будет достаточно слуг, чтобы обмахивать ваши одеяния перьями грифона, пока они не высохнут, – сардонически заметил он. – А пока я предлагаю вам довольствоваться тем, что есть.
Она поморщилась, пытаясь разгладить прилипшую к телу одежду, чтобы та выглядела поприличнее. Ей это не удалось, но эффект получился потрясающий. Им предстояло пройти еще много миль, а времени было мало. Дункан быстро справился с последними деталями своей одежды, уже рассчитывая в уме следующий ход.
Им нужно убежище. В лесу было небезопасно. Может быть, поблизости окажется замок или поместье, в котором они смогу передохнуть, не вызывая слишком больших подозрений и оставаясь инкогнито.
Пробраться внутрь не составит труда. Он еще не встреча крепости, ворота которой не поднялись бы перед ним, стоило лишь объяснить жене владельца, что он – жонглер.
Он забросил на плечо мешок с их жалкими пожитками.
– Миледи, я обещаю, что сегодня ночью вы будете спать на настоящем матрасе в настоящем поместье.
Лине скептически скрестила на груди руки.
– И как вы собираетесь заплатить за него, за этот настоящий матрас?
– А, миледи, – ответил он, сделав драматичный жест рукой, – мы превратимся в жонглеров. Сегодня вечером мы споем, чтобы заработать ужин.
У Лине сердце ушло в пятки.
– Споем? – механически переспросила она. Святой Боже, подумала она, если им придется петь, чтобы заработать ужин, то она наверняка умрет от голода. Она не могла взять ноту, даже если ей предлагали ее на золотом подносе. – Нет! – воскликнула она, пытаясь не выказать своего беспокойства.
– Нет?
– Нет!
Цыган стиснул зубы, и она сразу же догадалась, какие убийственные мысли бродят сейчас в его голове.
– Должен же быть какой-нибудь другой способ, – промямлила она, теребя подол своего плаща. – Вы зашли в такую даль, не имея очевидного источника дохода или навыков, способных его заменить...
Он приподнял бровь.
– У меня нет навыков?
Лине решила, что оскорбила его, но по крайней мере ей удалось сменить тему.
– Если не считать таланта обманывать.
– Правда? – с подчеркнутой медлительностью протянул он, увлекая ее за собой по тропинке.
– Да, – ответила она, а потом принялась нервно размышлять вслух, пока они медленно тащились вперед. – Откуда вы берете средства к существованию? Осмелюсь предположить, что существуют только две возможности. Насколько я могу судить, или у вас припрятана изрядная сумма, которой от вас откупилась какая-нибудь состоятельная семья, отняв вас от своей груди... или вы – вор.
Когда она взглянула на него, чтобы посмотреть на его реакцию, он только загадочно улыбнулся в ответ.
– Ну, так которая же из них? – спросила она.
Он нахмурился, изображая глубокую задумчивость.
– Единственное, что я когда-либо крал, это сердца. И мен еще никто не отнимал ни от чьей груди, – добавил он, – не считая вашей, разумеется.
Уголки ее губ задрожали от смеха, несмотря на все попытки сохранить серьезность.
– Если бы хоть половину того времени, которое вы потратили на оттачивание своего остроумия, вы использовали, например, для заточки топоров, – парировала Лине, – вероятно, вы обрели бы доходную профессию.
– Миледи, сегодня вечером вы увидите, какие результаты способно дать остроумие.
Она отвела взгляд. Разговор снова затронул нежелательную; для нее тему.
– Я не намерена участвовать в ваших глупых игрищах. Я торговка шерстью, – пробормотала она, – а не менестрель. Я не собираюсь петь, чтобы получить ужин.
В голосе цыгана появилась едва уловимая стальная нотка, а глаза стали серьезными.
– В данном случае у вас нет выбора. В лесу небезопасно. Сейчас, например, люди Эль Галло могут преспокойно окружать нас. Нам нужно найти убежище...
– Я сказала, что не буду петь, – повторила она, останавливаясь. – Это... недостойно меня. Вы, как водится, можете поступать так, как вам хочется, но...
– Как мне хочется? – в голосе цыгана не было веселья. – Неужели вы думаете, что мне хотелось отправиться в море, лицом к лицу столкнуться с печально известным Эль Галло, сражаться вилами с парочкой негодяев? – Он схватил ее за запястье и поволок за собой. – Я делаю это не потому, что мне так хочется. Я делаю это, потому что мы в большой опасности, леди. Если мы не найдем возможности укрыться на ночь за стенами замка, вполне вероятно, что завтра мы вообще не проснемся! Вы понимаете меня?
Его слова и тон, которым они были сказаны, напугали ее, но она не собиралась показывать ему этого.
– Я не буду петь, – упорствовала она, вздернув подбородок.
Он круто развернулся и вперил палец ей в грудь.
– Будете!
– Не буду!
– Назовите мне хоть одну разумную причину!
– Я не могу петь! – прошипела она.
Последовало ошарашенное молчание.
– Я не умею петь! – резко бросила она. – Теперь вы понимаете? Я не могла петь заутрени! Я не могу петь мадригалы! Я не могу петь коротенькие песенки с припевом! Я не могу взять ни одной проклятой ноты! Я вообще не умею петь! Так что вы можете петь, чтобы заработать ужин, а я, я буду молчать, благодарю вас!
Лине развернулась на каблуках, ужасаясь только что сделанному признанию. Тайна, которая причиняла ей нешуточные страдания, теперь перестала быть таковой. Она приготовилась услышать издевательский смех, который, как она была уверена, неизбежно последует.
У Дункана не было желания смеяться. Он по-прежнему, не веря своим ушам, смотрел в напряженную спину Лине де Монфор.
– Это все?
Он тряхнул головой. Все могут петь. Она всего лишь скромничала – или была слишком застенчивой. Он улыбнулся с уверенностью. Он не сомневался, что при его небольшой помощи она запоет, как ласточка.
Он не мог представить, как сильно ошибается.
Лине была уверена, что колени у нее вот-вот подогнутся. Руки и ноги отказывались ей повиноваться, а язык, казалось, прирос к гортани. И голова вела себя странно, словно жила отдельной от тела жизнью. Глаза разбегались, пока она безуспешно пыталась сосчитать бесчисленные ряды знати, разряженной в шелка, бархат и тяжелую парчу, а дальше за обычными столами теснился простой народ в одеяниях графства Кендалл.
– Черт, – прошептала она заплетающимся языком, в очередной раз сбившись со счета. Она помахала перед лицом рукой. Господи Иисусе, в этом замке было жарко, хотя она уже развязала на спине тесемки платья. Может, ей стоит вообще снять! стесняющую движения шерстяную одежду.
Святая Мария, о чем она думает? Смешок вырвался из ее хорошо смоченного вином горла, отчего она едва не потерял равновесие, поэтому ей пришлось схватиться за цыгана, чтобы не упасть.
Это все его вина – этого дьявола-цыгана. Один раз она попробовала ущипнуть его за руку, но безуспешно. Будь проклят этот симпатичный негодяй. Он дал ей слишком много выпить, а она теперь не могла досчитать до двадцати.
А, ладно, решила она, счет может и подождать. Она взглядом даровала ему прощение и вздохнула. Она как-то странно и непривычно себя чувствовала, словно ее расчесывали ворсовальной шишкой. Святые угодники, как же красив был этот цыган! И какой у него очаровательный рот, решила она, облизывая губы.
Дункан ощущал каждый изгиб и выпуклость на теле леди Лине де Монфор, когда она сидела на помосте, привалившись к нему, в этой обтягивающей шерстяной штуке, которую проститутки называют платьем. Сейчас оно едва держалось на ее плечах. Если, упаси Господи, она вздохнет поглубже...
Вот – она опять это делает – она провела язычком по губам, глядя на него из-под припухших век дразнящими зелеными глазами. Господи Иисусе. Если она не прекратит, ему ничего не останется, как взять ее прямо здесь, на помосте, на глазах у высокой публики. Развлечение? Он устроит развлечение лорду – владельцу замка!
Дункан взял аккорд на одолженной лютне, а потом заиграл мелодию, которую давно знал на память.
Ему нужно было проследить, чтобы она не напилась. После маленького глотка вица и большой лести последовала репетиция, и он убедился, что сдержанность Лине в отношении собственной способности к вокалу вполне оправданна. Еще никогда ему не приходилось слышать столь чудовищно перевранной мелодии. Впрочем, его это не смутило, и он решил, что пение – это еще не все. Все, что он должен сделать, – это заставить Лине расслабиться настолько, чтобы она просто сидела рядом с ним на помосте перед жителями замка. Стоит мужчинам увидеть девушку, и недостатки ее вокала никого не смутят.
Он оказался прав. Никого не волновало, что Лине подпевает ему на целую кварту выше и голос ее напоминает скрип ржавой подъемной решетки замка. Их внимание, без сомнения, приковали ее изумрудные глаза, волосы цвета меда... жемчужная кожа... крошечная родинка на левой груди...
Он удивленно заморгал. Господи Иисусе, да что с ним такое? Он не мог вспомнить следующий аккорд, а ведь сейчас ему предстояло исполнить девятый куплет. Страдала не только его игра, но и его проклятое тело реагировало на близость Лине с живостью девственника. Да-а, ему предстоял долгий вечер.
В темном закоулке замка, подальше от глаз Дункана, в простых монашеских клобуках, притаились Томас и Клайв. Натянув капюшоны поглубже, они грызли сухари, которые им удалось выпросить на кухне.
– Говорил я тебе, что мы их найдем, – прошептал Клайв. Он перемалывал зубами крепкий сухарь.
– Надеюсь, она больше не будет петь, – с набитым ртом пожаловался Томас. – Ее завывания разогнали все зверье в лесу на милю вокруг.
– Именно ее завывания и привели нас сюда, – напомнил ему Клайв.
– Я не вижу медальона.
– Она наверняка его где-нибудь спрятала.
Томас облизнул пальцы.
– Ты хочешь сказать, что нам придется обыскать ее?
– Я буду обыскивать ее, а тыприставишь меч к горлу ее телохранителя.
Томас собрался было запротестовать, но Клайв сунул ей очередной сухарь в рот, и тому пришлось замолчать.
Лине парила в небесах. Еще никогда за все годы торговли шерстью ей не было так хорошо. Вино, лившееся рекой, быстро ударило ей в голову, согрело ее, отчего она почувствовала себя невесомой. И вскоре она уже притопывала ножкой в такт песенкам цыгана. Она позабыла о своей сдержанности, о различии их положения. На короткое время она даже умудрилась забыть, что не умеет петь.
А цыган... он был просто великолепен. Его пальцы буквально порхали по струнам лютни. Когда кто-то всунул ему в руки арфу, оказалось, что он мастерски владеет и ею, и его пальцы побежали по струнам так же гладко, как вода по гальке. Его остроумие очаровало всех. Он услаждал слух присутствующими балладами о приключениях и сладкими любовными песенками неприличными частушками и оборотами речи, от которых у нее кружилась голова. Она смеялась над дружеской перепалкой которую он затеял с владельцем замка. А потом с такой же легкостью она заливалась слезами, слушая какую-то особенно трагическую балладу.
Лине уставилась на него – черноволосого жонглера-цыгана, который вызывал в ней такую бурю эмоций, – и вдруг поняла, насколько ограничен был ее собственный мир. Она вела образ жизни, в котором доминировали цифры и ярлыки, доходы и расходы и не было места песням, танцам и другим благословенным удовольствиям.
А вот цыган... он бывал в дальних странах, он видел всякое, красоту и горе, пусть даже глазами нищего. Он пил жизнь большими глотками. Однако он с одинаковым вдохновением воспевал красоту розы и повествовал о последнем крестовом походе. Слушая его, она ощущала на языке вкус вина из Святого Грааля. Глядя на него, она почти представляла, каково это – проснуться в его объятиях.
Посреди юмористического мадригала, в котором луна сравнивалась с неверной женой, Лине начала обращать внимание на выражение лиц женщин в зале. И крестьянки-простолюдинки, и знатные дамы – все они с одинаково мечтательным выражением смотрели на цыгана. Некоторые застенчиво опускали глазки, трепеща ресницами. Некоторые смотрели на него так, словно готовы были съесть его живьем. Некоторые даже бесстыдно облизывали губы.
