Текст книги "Мой спаситель"
Автор книги: Глиннис Кемпбелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
– Убирайтесь прочь! – взвизгнула она, глядя на него расширенными от страха глазами.
Он с удивлением уставился на нее. Что происходит с этой женщиной? У нее не было никакой причины проявлять страх или враждебность. В конце концов, сейчас он почти наверняка спас ей жизнь.
– Не прикасайтесь ко мне, – испуганно выдохнула она, с трудом поднимаясь на ноги. Но на этот раз, подобно тому, как перепуганная собака кусает руку своего хозяина, она отвела руку назад и ударила его по лицу. Очень сильно.
Щека у него онемела, и в воздухе повис резкий звук пощечины.
Он растерялся. Еще никогда его не била женщина. Никто в здравом уме не решался злить де Ваэров. Это было сродни тому, как разбудить спящего волка. Хуже всего было то, что в ее глазах он не заметил ни тени извинения, только ужас от содеянного.
Он стиснул зубы, не зная, как реагировать. Какое-то мгновение у него просто чесались руки вернуть ей пощечину. Вместо этого он схватил ее за руку и усадил рядом с собой на деревянное сиденье. Потом щелкнул вожжами, заставляя старую клячу тронуться с места, и, не обращая внимания на любопытных зевак, остановившихся посмотреть на странную парочку, направил повозку в сторону ярмарки.
Еще никогда он не испытывал такого гнева – никогда! Не в его правилах было обращаться с женщинами грубо, но желание задушить эту особу захватило его целиком и полностью. Она должна быть ему благодарна, подумал он. Ведь только благодаря ему ее голова пока что оставалась на плечах, учитывая, в какой компании она находилась в последнее время. Но нет, глупая девчонка, похоже, пребывала в твердой уверенности, что может спуститься в ад и выйти оттуда невредимой.
Они ехали на повозке молча, пока замок позади них не растаял вдали, за холмом. Потом он натянул поводья, останавливая пони прямо посреди дороги.
Лине затаила дыхание, ее беспокойство и волнение усилились. Святой Боже, цыган намеренно остановился в этом уединенном месте. Что, во имя всего святого, он еще задумал?
Его пальцы, словно кандалы, сжимали ее руку. Может, отчаянно надеялась она, он ограничится только тем, что ограбит ее. Может, он всего лишь заберет ее деньги и скроется.
Но, кажется, начали сбываться самые худшие ее опасения, когда мошенник сунул свободную руку в кошель у себя на поясе и вынул из него небольшую бутылочку, зубами вытащив из нее пробку.
Яд!
Она попыталась высвободить свою руку.
– Сиди тихо, женщина, – приказал он, и в его синих глазах под темными бровями появился стальной блеск.
Отбросив ложную гордость, она набрала в легкие побольше воздуха и закричала изо всех сил:
– Убивают! Помогите! Убивают!
– Замолчи! – рявкнул он, встряхнув ее.
Несколько капель содержимого бутылочки попали ей на накидку. Она задохнулась от ужаса. А что, если ткань начнет расползаться?
Цыган огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что на ее крики никто не откликнулся. После этого он уставился на нее, но не со злобой, а с чем-то, напоминавшим разочарование.
– Убивают? – переспросил он.
Сердце по-прежнему бешено колотилось, и она со страхом смотрела на пятна у себя на накидке, ожидая и боясь, что материя вот-вот начнет расползаться. Он проследил за ее взглядом, и его губы дрогнули в сардонической усмешке.
– Древесный сок сосны, – ответил он на ее невысказанный вопрос.
С этими словами он отпустил ее руку и вытащил еще что-то из кошеля, что-то черное, мохнатое и мертвое. Она инстинктивно отшатнулась. Но это оказалась всего лишь его накладная борода, сильно пострадавшая после того, как он растоптал ее ногами. Должно быть, он, опомнившись, подобрал ее на ярмарке.
– Может быть, хоть таким образом удастся смягчить следующий удар, – проворчал он себе под нос. С этими словами он вылил жидкость себе на ладонь и размазал ее по щекам и подбородку, после чего приклеил накладную бороду.
Напряжение немного спало, и Лине внезапно почувствовала себя очень глупой. Совершенно очевидно, что цыган не собирался причинять ей зла. Тем не менее сдаваться она не собиралась. Она сидела на краешке сиденья, в любую секунду готовая спрыгнуть и бежать.
– Если вы все еще хотите сохранить в своем владении вашу лошадь и повозку, милая, – спокойно заметил он, словно читая ее мысли, – то я предлагаю вам оставаться на месте.
Собственно говоря, у нее не было особого выбора. Она вряд ли могла позволить себе лишиться и повозки, и пони. Она беспомощно сидела и ждала, пока он закончит наклеивать бороду.
Внезапно она осознала всю невероятную глупость происходящего. Она оказалась заложницей мужчины, который, по его словам, намеревался всего лишь защитить ее, которому не нужны деньги и у которого была склонность носить накладную бороду. Ее страх начал медленно уступать место жгучему любопытству.
– А зачем вообще... вы носите эту непонятную штуку? – поинтересовалась она, показав на бороду. – У вас что, не растет собственная?
– Борода? – он одарил ее яростным взглядом. – Раньше у меня росла такая, – заметил он. – Хотя еще несколько таких сумасшедших дней, как этот, и я лишусь не только бороды, но и стану лысым.
Она искоса взглянула на его пышную черную гриву Очевидно, он так шутил. Господи, он мог лишиться доброй половины своих волос, и все равно того, что осталось, хватило бы на двоих. Его кудри ниспадали на шею и на вид казались мягкими.
Цыган вопросительно изогнул бровь, и она вдруг поняла, что внимательно рассматривает его. Она резко отвернулась и принялась разглядывать свою лошадь.
– Предлагаю как можно быстрее покончить с... теми глупостями, что у вас на уме, – сказала она, обращаясь больше к себе, чем к нему. – Так вот, почему бы вам не прекратить свое утреннее омовение и не сказать мне, что вам от меня нужно...
Он с подчеркнутым вниманием оглядел ее с головы до пят, и она тут же пожалела о своих словах. Но, слава Богу, он не попался на удочку. Он глубоко вздохнул, словно собираясь с мыслями.
– Когда я заслужил рыцарское звание, то дал обет защищать женщин, – заявил он. – И намереваюсь сдержать его.
Она молча смотрела на него, открыв рот. Несмотря на его странное поведение, ей никогда не приходило в голову, что он просто сошел с ума. До настоящего момента.
– Рыцарское звание? – беспомощно переспросила она.
– Я не разбрасываюсь обетами. – В глазах у него появилось задумчивое, отстраненное выражение. – Если где-нибудь женщина попадает в беду, мой долг – отправиться туда и спасти ее.
Лине была ошеломлена и некоторое время молчала, а потом вдруг расхохоталась.
– Вы хотите, чтобы я поверила в то, что вы – рыцарь?
Он упрямо выпятил подбородок, отчего она рассмеялась еще громче.
– Знаете, сэр Как-Вас-Там-Зовут, я впервые встретила рыцаря, у которого нет коня, доспехов, оружия и чести.
Блеск в его глазах подсказал ей, что она ступила на опасную почву.
– У меня в одном мизинце больше чести, – заявил он, – чем у вас во всем вашем теле де Монфоров.
– Ну нет! – вскричала она. – Моим отцом был лорд Окассин де Монфор Фландрский, – рука ее инстинктивно взлетела к фамильному медальону, который она носила на шее под накидкой.
Он презрительно рассмеялся.
– В самом деле? И, несмотря на это, он позволил вам тяжким трудом зарабатывать себе на жизнь, торгуя шерстью?
Она побледнела. Он не имел права допрашивать ее, никакого права. Благородный дворянин просто поверил бы ей на слово. Она не обязана была ничего ему объяснять и уж наверняка не намеревалась рассказывать ему печальную историю своей семьи.
– А, понятно, – сказал он, и взгляд его смягчился. Голос его странным образом изменился, стал нежнее, и он произнес следующую фразу без издевки: – Вы, наверное, внебрачный ребенок?
– Нет! – взорвалась она. – Я – не внебрачный ребенок! Не смейте называть меня так! Мои родители были женаты по-настоящему! Мой отец не виноват в том, что...
– Что... – Он выжидающе замолк.
Забота в его глазах казалась искренней. Но она отнюдь не собиралась рассказывать первому встречному об унизительных обстоятельствах своего рождения. Она выпрямилась.
– Мы поедем в лагерь торговцев шерстью, – холодно бросила она ему, – и там вы меня оставите... одну.
Он покачал головой.
– Я не оставлю вас нигде. Вы можете оказаться в большой опасности. Я дал клятву обеспечить вашу безопасность, и я...
– Безопасность? А кто обезопасит меня от вас самого и вам подобных? – Она покачала головой. – Нет, я не нуждаюсь в вашей защите. У меня есть слуга, Гарольд...
– Тот старик?
– Он... сильнее, чем выглядит.
Цыган закашлялся. Лине сжала кулаки в складках своей накидки. Дункан прикрикнул на лошадь, и повозка тронулась с места. ...
– Я позволю вам сопровождать меня только до ярмарки, – заявила она, делая вид, что у нее есть хоть какой-то выбор.
Он не ответил. Она уже достаточно изучила его, чтобы принять молчание за знак согласия, но сейчас спорить было бессмысленно. Как только они окажутся в лагере торговцев шерстью, у нее появится возможность заручиться поддержкой Гарольда и всей Гильдии торговцев шерстью. И тогда она от него избавится.
Да, и, скорее всего, больше уже никогда не увидит.
И, соответственно, никогда не узнает, зачем он носит эту убогую бороду, почему называет себя рыцарем и почему так настаивает на ее защите. Но ее это уже не касалось. У нее была собственная жизнь – жизнь с тканями и красителями, числами и отчетами, прибылями и налогами, – комфортная, обеспеченная, предсказуемая жизнь. У нее не было времени для эксцентричных цыган и их головокружительных рыцарских фантазий.
Она вздохнула и сложила руки на коленях, размышляя о том, с каким, должно быть, укором сейчас на нее с небес смотрит ее отец. Она впервые находилась в столь близком соседстве с простолюдином. И, вероятно, в последний раз. И, поскольку она больше никогда не увидит этого цыгана, она решила, что не будет особого вреда, если она украдкой еще раз взглянет на него, что называется, одним глазком, исключительно в познавательных целях.
Интересно, кто он такой? Кулаки, сжимавшие поводья, были массивными, с выступавшими венами. Это были руки, привыкшие к тяжелому труду. Его бедра, находившиеся к ней слишком близко, чтобы она чувствовала себя в безопасности, были длинными и мускулистыми под измятыми рейтузами, совсем как у рабочего. Но, тем не менее, в нем ощущалась некая ленца, чувственная томность, как если бы он никогда не занимался тяжелым трудом.
Ну и потом, его поведение. Без сомнения, он был вульгарен и невоспитан, как последний крестьянин, тем не менее он обладал природной властностью и речью человека благородного происхождения.
Его одежда красноречиво рассказывала о своем хозяине. Хотя шерсть, из которой были сшиты его узкие штаны, была грубой и изъедена молью, а его кожаные сапоги – изрядно поношенными, плащ был сшит по последней моде из тончайшей английской шерсти. На изготовлении этого предмета его туалета явно не экономили.
Сам собой напрашивался еще один вывод. Мужчина, очевидно, был вором.
– Должно быть, вам пришлось выложить изрядную сумму за этот плащ, – тихо проговорила Лине, окидывая его оценивающим взглядом.
Он ухмыльнулся:
– По правде говоря, его мне подарили.
– Подарили! – она закатила глаза. – Не сомневаюсь, что при этом к горлу дарителя был приставлен кинжал. Это слишком дорогая одежда, чтобы ее отдали просто так. Собственно говоря, вы попросту оскорбляете ее тем, что носите.
– В самом деле? – уголки его губ слегка изогнулись. – Вы считаете, что я должен был выбросить его? – он прищелкнул языком. – А, нет, маленькая вы хитрюга. Я понял, в чем заключается ваша хитрость. Вам не удастся так легко заставить меня избавиться от одежды.
Он рассмеялся своим глубоким гортанным смехом, а Лине почувствовала, что снова густо покраснела.
– Что касается якобы оскорбления моей одежды, должен вам возразить. Я с благодарностью принял ее в дар и очень ценю ее, – его губы дрогнули от сдерживаемого смеха, – в отличие от кое-кого, на кого я бы не хотел показывать пальцем. Я слышал байку об одном капитане, который щедро подарил четыре бочонка своего лучшего испанского вина некому коммерсанту, который не оценил его стоимости. Глупая девушка разлила их содержимое по настилу пирса прямо у него на глазах.
От удивления она едва не свалилась с козел. Она резко развернулась к нему.
– Что вам об этом известно? – выпалила она.
– Достаточно.
Она начала расправлять складки на юбках, а потом вперила свой взгляд куда-то ему в переносицу.
– Я восстановила справедливость. Эль Галло украл у моего отца товары... – она намеревалась остановиться, полагая, что не обязана что-либо объяснять этому цыгану, но что-то в его лице, какое-то поощрительное и подбадривающее молчание вынудило ее продолжать. Она опустила взгляд на свои сложенные руки. – Мне вовсе не нужно было эго вино – дело было не в нем. Но кто-то должен был положить конец воровству. Вот почему я вылила его.
Она покосилась на цыгана. Черт бы побрал ее болтливость, она и так рассказала ему слишком много. В его глазах отразилась целая гамма чувств, нечто трудноуловимое и неописуемое – изумление, жалость, восхищение. Ей не понравилось, что он так на нее смотрит. Это было чересчур... интимно. Даже если придется дорого заплатить за это, она поклялась, что больше не скажет этому мужчине ни слова.
Она сидела к нему так близко, что видела, как в его сапфировых глазах танцуют крошечные искорки, столь же неуместные там, как серебряные нити, вплетенные в грубую вайдовую одежду простолюдина, и столь же загадочные, как и сам этот человек. На лоб, словно черная молния, упала прядь волос, придавая ему опасный вид. Его соблазнительные пухлые губы слегка раздвинулись, позволяя ей увидеть ослепительно белые зубы.
Вдруг она поняла, что он очень красив. И сразу же вспомнила то, что он – простой крестьянин. Она перевела взгляд на дорогу впереди.
Дункан в стоическом молчании вынес учиненную ему придирчивую инспекцию. Когда он остановил старого пони перед палаткой де Монфоров, Лине так пристально и внимательно оглядела его с головы до ног, что у него не осталось сомнений в том, что бедная девушка раньше в глаза не видела мужчин.
– Гарольд! – окликнул Дункан, отчего слуга выскочил из палатки, разинув от удивления рот. Он бросил старику поводья. – Благодарю, – сказал он, сопроводив свои слова поклоном.
Лине легко спрыгнула с повозки, явно раздосадованная фамильярным обращением с ее слугой. Она разгладила юбки и откашлялась.
– Послушайте, – произнесла она тихо. – Если вам нужны деньги...
Он ухмыльнулся – она снова предлагала ему деньги.
– Как я уже говорил вам раньше, мне не нужны деньги. Моя семья достаточно богата.
Она смотрела на него с таким отчаянием, что ему стало смешно. Он решил, что изумление в его глазах только усиливает ее раздражение.
– Вы не уйдете? – переспросила она.
Он с комическим сожалением отрицательно покачал головой.
Она пробормотала что-то себе под нос сквозь стиснутые зубы и начала выгружать из повозки рулоны материи. Ее движения были резкими, свидетельствующими о ярости, бушевавшей в ее душе. И, хотя она мечтала о том, как бы отделаться от него, оба понимали, что вряд ли она может позволить себе устроить оживленную перебранку на ярмарке. Кроме того, он имел законное право находиться здесь. Ярмарка считалась общественным мероприятием.
Но эти соображения не могли помешать высказать вслух все, что она о нем думает. Она не унималась, и до него долетали отдельные слова – «презренный простолюдин», «надоедливый цыган», «бери деньги и убирайся».
Усмехаясь, он слез с повозки и стал перед входом в палатку, чтобы ничто не мешало ему наблюдать за происходящим.
Она подбирала материю так, как художник подбирает краски, – серая камвольная ткань и красно-коричневая шерстяная ткань черного цвета типа черного сукна в зеленую полоску, ткани всех оттенков синего и даже ярко-красная испанская. Ее роскошные волосы обрамляли лицо, словно вуаль сарацинки-танцовщицы. Когда ее нежные пальчики нежно гладили раскладываемые товары, разнообразные по текстуре, он против воли вообразил, как те же пальчики ласкают его тело, и испусти тяжкий вздох.
Не успела Лине разложить все свои образцы, как появился золотоволосый знатный господин, прицениваясь к отрезу желтой ткани.
– А, камвольный шафран, – заметила она, и на губах ее расцвела очаровательная улыбка, несмотря на то что она явно пребывала не в лучшем расположении духа. – Этот цвет получается после применения редкого экзотического растения, сэр. Если мне будет позволено высказать свое мнение, он прекрасно подходит вашим волосам.
Мужчина был явно польщен ее комплиментом. Глаза у него засверкали, и он одобрительно провел рукой по ткани.
Дункану он не понравился. И еще ему не понравилось, как Лине с ним разговаривает: она будто уговаривала его не ограничиваться покупкой только ткани. Он выпрямился и грозно взглянул на покупателя. Тот смутился и быстро отошел.
Лине резко развернулась к цыгану, сжав кулачки.
– Что вы себе позволяете? – прошипела она.
– Я никогда не доверяю мужчинам, которые носят желтое, – нагло заявил он, сокращая дистанцию между ними.
Она смотрела на него так, словно он свалился с луны.
– Ваша выходка только что обошлась мне в целое состояние. Вы хоть представляете, сколько стоит эта камвольная ткань?
Он прищурился.
– Я не стану учить вас продавать ваши ткани, а вы предоставьте мне решать, как лучше защитить вас.
– Я уже говорила вам, что мне не нужна ваша защита, – выпалила она.
Но тут к лотку подошли две молодых леди, и Лине поневоле пришлось взять себя в руки и снова улыбаться. Дункан вежливо кивнул симпатичным служанкам. Те захихикали. Лине загородила его собой, пытаясь привлечь их внимание к отрезу нежно-голубого цвета, но они только мельком взглянули на ткань. Их не интересовала материя, которую могла предложить Лине. Их интересовал он. Он подмигнул одной из них. Служанка покраснела и пробормотала что-то своей подружке, прикрывая рот ладонью.
– Что-нибудь уже привлекло ваше внимание, леди? – насмешливо спросил он, обводя широким жестом ткани, разложенные на лотке.
Девушки снова захихикали. А потом, или от смущения, или не зная, как вести беседу далее, они поспешили прочь, очаровательно взмахнув ресницами на прощание.
Лине одарила его испепеляющим взглядом.
– Вы мешаете мне работать.
Он с поклоном удалился в менее приметное местечко позади прилавка.
– Мои извинения, – произнес он, хотя совсем не чувствовал себя виноватым – он наслаждался своим положением.
– Тебе, цыган, может, и не нужны деньги, зато они нужны мне.
Он фыркнул.
– Учитывая, сколько вы унесли из сундуков де Ваэров, я бы сказал, что вы можете прожить остаток жизни в комфорте и достатке. Хотя этот остаток и вправду может оказаться очень коротким для того, кто осмеливается оскорблять морских разбойников.
Она буквально онемела от удивления.
– Леди Алиса заплатила не завышенную цену за выбранные ткани, – защищаясь, заявила она. – Что касается морских разбойников...
– Морских разбойников? – вмешалась краснощекая толстуха, рассматривавшая черное сукно. – Это что, краденые товары?
– Вовсе нет, – поспешила уверить ее Лине, бросив грозный взгляд на Дункана. Он послушно перешел на дальний конец лужайки, но перед этим одарил ее своей самой очаровательной улыбкой. Он расслышал, как она защебетала: – Это все добыто честным трудом, миледи, и как вы умно поступили, обратив внимание на этот черный в зеленую полоску материал.
Впереди долгий день, решил он, прислонившись спиной к вязу и скрестив на груди руки. И еще ему предстоит достойная Геркулеса задача – отгонять мошенников от его ангела с живыми блестящими глазками, дразнящей улыбкой и божественной фигуркой.
Легкая улыбка заиграла на его губах. Да, ему предстоит дьявольски трудная работа. Но ведь кто-то же должен охранять ангелов здесь, на земле.
Глава 4
Лине была уверена, что к концу дня цыган уйдет. Ведь к тому времени он наверняка устанет от собственной игры, увидев, как она погружена в свою работу и поэтому редко обращает на него внимание. Но он никуда не ушел, а, встав по другую сторону лотка, скрестил на груди руки и наблюдал за купцами, проходящими мимо людьми, но больше всего за ней. Ей казалось, что стоит поднять глаза – и она встретится с ним взглядом.
Это плохо влияло на ее бизнес. Сегодня она не продала и десяти локтей ткани, и надежды наверстать упущенное почти не осталось. Солнце уже клонилось к горизонту, и его закатные лучи золотили товары Лине. В воздухе висел резкий запах угасающей ярмарки – запах гнилых яблок, конского навоза, прокисшего пива.
Вскоре на лужайке разведут большой костер. Все желающие смогут поджарить на огне мясо или яблоки либо же купить угощение у бродячего торговца. Кое-кто из купцов уже собрал свои товары и отправил их с обозами домой. Но деревушка Авендон, в которой проживала Лине и располагался ее склад, находилась слишком далеко, чтобы ездить туда каждый вечер, поэтому Лине ночевала в палатке.
– Что бы вы хотели сегодня на ужин, миледи?
Лине испуганно схватилась за сердце. Она даже не видела, как цыган пересек лужайку.
– Пирог с мясом? Баранью ногу с горячей кашей?
– Нет. Я съем небольшую вяленую селедку и...
Цыган недовольно скривился.
– Вяленую селедку? – он осуждающе покачал головой. – Это не еда. Это наказание. Вы должны нормально питаться.
Она открыла рот, чтобы возразить, но он уже остановил про бегавшего мимо мальчишку, вложил ему в ладошку несколько монет и что-то прошептал на ухо. Одному Богу известно, откуда у него взялись деньги, но она сомневалась, что когда-либо снова увидит их или мальчугана.
Ее ждал большой сюрприз. Еще не успели она с Гарольдом убрать ткани, как парнишка вернулся с корзиной снеди, которой хватило бы на настоящий пир. Цыган, должно быть, купил не меньше десятка пирогов с мясом и фруктовых сладостей. В корзине также лежало говяжье бедро, здоровенный кусок твердого сыра и даже кувшин эля. Она стояла с открытым ртом, а цыган подошел к ней и сунул пирог с мясом прямо в рот.
– Надеюсь, вам нравится Молодая баранина, – сказал он.
Прежде чем она смогла ответить, он крикнул:
– Гарольд! Дай отдохнуть своим старым костям. Я принес ужин.
Гарольд бросил сворачивать ткань и радостно заковылял к нему, даже не поинтересовавшись, откуда взялось угощение.
– Небось, селедка надоела до чертиков? – подмигнув, спросил у него цыган.
– О, да, – Гарольд облизнул губы.
Лине, несомненно, набросилась бы на цыгана с упреками, что он опять лезет не в свое дело, но рот у нее был еще занят, она доедала пирог с молодой бараниной. Он действительно был превосходен, с хрустящей корочкой, а мясо оказалось нежным и сочным. Он, безусловно, был значительно вкуснее постылой вяленой селедки с черствым хлебом. Но она скорее отрежет себе язык, чем скажет ему об этом.
– Селедку можно есть только в великий пост, – доверительно сообщил цыган. – Вот, мой друг, угощайся. Отведай пирога со свининой и глотни доброго эля, чтобы кусок не застрял в горле.
– Благодарю, милорд.
Милорд?Лине едва не поперхнулась пирогом. Неужели Гарольд действительно назвал этого простолюдина милордом? Она закашлялась, и глаза у нее увлажнились.
– Вероятно, первый глоток следует сделать вам, – подмигнув, заявил цыган и хлопнул ее по спине.
Она выхватила из рук Дункана кувшин с элем и сделала большой глоток. Отдышавшись, она вернула кувшин ему.
– Гарольд, это не твой лорд, – упрекнула она слугу и повернулась к цыгану. – Мой слуга и я были вполне довольны селедкой.
– Угу, – он смеялся над ней, и она понимала это.
– Я не заплачу вам за то, что съест мой слуга, – сообщила она.
– Я на это и не рассчитываю.
Отлично, решила Лине, по крайней мере мы друг друга понимаем.
Она отряхнула крошки с юбки и покосилась на фруктовый десерт. Пирожные выглядели весьма соблазнительно – золотистые, нежные и наверняка тающие во рту. Интересно, с чем они, с яблоками или вишнями? При мысли о том, что они, должно быть, очень вкусные, у нее потекли слюнки. Она облизнула губы. Яблочное или вишневое?
Она едва не прикусила язык. Может статься, решила она, если она подыграет ему и на самом деле разделит его угощение, цыган быстрее оставит ее в покое.
– В качестве платы, – заявил цыган, прервав ее размышления, – я прошу всего лишь о небольшой благодарности.
– Благодарю вас, милорд... еще раз, – повторил Гарольд с набитым бараниной ртом. На его лице отразилось смущение.
– Он не лорд, Гарольд! – словно рассерженная кошка, прошипела Лине и повернулась к цыгану. – Что вы подразумеваете под «благодарностью»?
– Я купил для вас отличное угощение, – объяснил цыган, – и я отвадил грабителей от вашего лотка. Это наверняка стоит...
– Грабителей? О да, вы отпугнули грабителей, а заодно и лордов с супругами и вообще всех, у кого в кошельке завалялась хоть одна монета! Сегодня я заработала столько, что не хватит на обед и нищему, поскольку вы расположились напротив и наблюдали за мной, как... ястреб на охоте.
– В самом деле? – протянул он, раздражающе и самодовольно улыбаясь. – Знаете, если бы вы больше следили за своими покупателями, а не пялились ежеминутно на меня...
Кровь прилила к ее лицу.
– На вас? – возмущенно завопила она. – На вас? Я никогда... Это вы смотрели... О!
По его многозначительной ухмылке Лине поняла, что цыган не поверил ни единому ее слову. И еще она поняла, что если будет продолжать в том же духе, то навлечет на себя еще больший позор. Она сунула ему недоеденный пирог, отряхнула руки и, призвав на помощь все свое достоинство, принялась складывать ткани.
Этот мужчина – самодовольный нахал, подумала она, встряхивая отрез камвольной шерсти, если он считает, что ей интересно смотреть на него. Ради всего святого, он простой крестьянин – грязный, бессовестный простолюдин, а она... она – леди. Или почти леди. Нет, что бы он там ни говорил, это онглазел на нее. Она была в этом уверена.
Лине швырнула сложенную камвольную шерстяную ткань на прилавок и взялась за другой рулон.
Гарольд, ничуть не смущаясь, продолжал запихивать дармовое угощение за обе щеки, облизывая пальцы и закатывая от удовольствия глаза. Наверное, ей следовало бы остановить его. В конце концов, он – ее слуга. Она могла бы заставить его перестать поглощать еду. Но он выглядел таким счастливым, а пироги с мясом были такими вкусными. Цыган доедал остатки ее пирога, хотя оставалось еще много еды. В животе у нее забурчало.
Она принялась складывать ткань вчетверо.
Лине снова взглянула на фруктовые пирожные. Они покоились на бедре у цыгана, который сидел, привалившись спиной к палатке. Если он будет неосторожен, то они могут упасть на землю и испортиться. Хотя с яблоками ничего особенного не случится, а вот вишни...
У нее снова потекли слюнки.
Она разглаживала материал широкими размашистыми движениями. Когда девушка подняла голову, цыган сидел с перепачканными жирным коричневым соусом губами. Она закусила губу и сложила ткань пополам.
– М-м, нет ничего лучше молодой английской баранины, правда, Гарольд? – проворковал цыган, вытирая рот рукавом.
– Так оно и есть, милорд, – согласился Гарольд и бросил на Лине быстрый извиняющийся взгляд. – Э-э... так оно и есть.
Лине вцепилась в прилавок обеими руками, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Предстоящий ужин вяленой селедкой казался ей все менее привлекательным.
– Вы можете уйти сразу же, как только закончите ужинать, – сухо заметила она.
– Я не могу съесть все это сам, – рассудительно заявил цыган. – Помогите мне. Я обещаю, что больше не заставлю вас краснеть.
Разумеется, от этих слов ее щеки снова запылали. Она попыталась не обращать на это внимания и не замечать взгляда его пронзительных синих глаз.
– Я не голодна, – солгала она. – И особенно мне не хочется... яблочных пирожных.
Улыбка его была подобна меду.
– Они с вишнями.
Она сделала глотательное движение. Она обожала пирожные с вишнями. Но они были куплены на деньги цыгана, а тот, без сомнения, добыл их из чужих кошельков.
– И они еще теплые. – Его синие глаза были такими же соблазнительными, как и сладости, которые он предлагал. Наверное, у дьявола тоже были такие же, когда он искушал Еву отведать запретный плод.
Она заколебалась.
– Я даже не буду заставлять вас съесть сначала всю вашу невкусную селедку, – поддразнивал он ее, комично нахмурив брови.
Против своей воли Лине улыбнулась.
– Я возьму только одно, – решила она, – а потом вы уйдете. У меня нет привычки жить на чужие подачки.
Дункан постарался скрыть изумление. Надменная торговка вела себя так, словно делала ему одолжение, соглашаясь принять пирожное из его рук. Но с какой жадностью она впилась в него, закрыв от наслаждения глаза. На ее губках остались капельки вишневого сока, и Дункану вдруг очень захотелось слизнуть их.
Но вот она язычком слизнула сок, ей он, без сомнения, тоже нравился. Подобное выражение он видел сотни раз на лицах детей, которых он подбирал с улицы, – это экстатическое чувство они испытывали, когда впервые пробовали апельсины или леденцы. Но Лине не была сиротой-беспризорницей. Наверняка она уже съела не одну корзину сладостей.
И он вновь ощутил уверенность в том, что еще ни один мужчина не касался ее. Глядя на ее сверкающие глаза, безупречную кожу, пухленькие губки и роскошные волосы, ему все-таки трудно было поверить в это.
Она была и оставалась загадкой, эта торговка шерстью, которая могла быть одновременно такой хитрой и очаровательно наивной. Сочетание было интригующим, но и опасным. Ей действительно повезло, что он взял на себя заботу о ее безопасности.
Она слизнула последнюю каплю сладкого сиропа с кончиков пальцев.
– Хотите еще?
Щеки ее очаровательно запылали. Она покончила с пирожным с гой же скоростью, с какой умирающая с голоду собака расправляется с мясной косточкой, и она осознавала это.
– Нет, – она опустила глаза. – Благодарю.
Он улыбнулся. Наконец-то она сказала это. Она поблагодарила его.
– Вы доставили мне удовольствие, – добавила она, и это была чистая правда.
Лине подняла голову и ощутила, как тепло улыбки цыгана охватывает все ее тело до кончиков пальцев. Воцарилась неловкая тишина, она не знала, куда девать руки, и принялась теребить свои юбки.
– Может быть, вам лучше уйти, пока еще светло? – наконец выпалила она.
– Уйти?
Она оцепенела.
– Я же сказал вам, что нахожусь здесь, чтобы защищать вас. Ночь может оказаться даже более опасной, чем день.
– Но не можете же вы...
– Я просто не могу оставить вас сейчас одну. Оставить вас тогда, когда вы больше всего нуждаетесь во мне? Нет, это будет не по-рыцарски.
– Но я не нуждаюсь...
– Глупости, – отрезал он и принялся аккуратно собирать остатки пиршества и складывать на пустом прилавке. – Я лягу прямо здесь, перед палаткой. Вам не стоит беспокоиться обо мне.
