Текст книги "Царь Итаки"
Автор книги: Глин Айлиф
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Глава 26 Призраки
Эперит посмотрел на вход. Мгновение там было пусто, призрачный лунный свет прорезал тьму храма и дразнил юношу последним глотком свободы. Он увидел серебристые скалы и ярко освещенные голые склоны снаружи, приятную, вызывающую отчаяние красоту мира, который теперь оказался для него потерян. А затем свет померк. Высокая фигура в черном одеянии, обладающая одновременно великолепными и ужасными чертами лица, заполнила дверной проем. Вначале вошедший посмотрел на Дамастора, потом перевел взгляд на Эперита.
Каждый солдат понимает, какая его ждет судьба. Эперит знал, что когда-нибудь острие копья пронзит его тело или лезвие меча рассечет его плоть. А может, стрела с бронзовым наконечником пронзит сердце. Затем тело в доспехах рухнет в пыль на поле брани, и душа останется без него. Вскоре появится Гермес, который поведет его в подземное царство – владения Гадеса. Там он выпьет забвение прошлого из реки Леты и забудет предыдущую жизнь, станет тенью, проведя остаток вечности в одиночестве, без удовольствий или радости.
Дамастор увидел Гермеса и съежился перед ним. Хотя он не мог говорить, тихий злобный стон вылетел из его эфемерных легких, и конечности призрака затряслись в ужасе. В то же самое время Эперита охватил не меньший страх. Короткая, но сладкая нежность жизни ушла, ее вырвало у него, едва успел все испробовать. Теперь его душа вечно будет жить в пустоте.
Гермес вошел и заполнил храм своим присутствием. Одиссей, который так и держал тело Эперита в руках, не видел его и не слышал полного ужаса бормотания призрака Дамастора, когда бог поманил душу изменника. Такие вещи не предназначались для глаз смертных.
Однако для Эперита они были неизбежными. Он увидел, как Дамастор падает на колени, молча плачет и просит его не забирать, но все же его неумолимо тянет к темной фигуре. Юноша наблюдал, как предатель волочит ноги, сопротивляясь каждому движению, пока через мгновение с его не затянуло под огромный плащ бога, и он полностью не исчез из вида. После этого Гермес обратил взгляд на Эперита, в приказном жесте бог вытянул руку вперед, в направлении молодого воина.
В это мгновение Эперит услышал, как Одиссей произнес его имя. Уголком глаза молодой воин увидел, как друг кладет его мертвое тело назад на пол храма и вытирает слезы тыльной стороной ладони. Все еще стоя на коленях, царевич посмотрел вверх и обвинил богов в жестокости ко всему человечеству.
Эперит с неохотой сделал шаг по направлению к Гермесу. Он хотел остаться с другом, а не разделять судьбу Дамастора. Сделав еще два тяжелых шага по направлению к богу, юноша снова посмотрел на Одиссея. Молодой воин молча умолял его увидеть, что происходит, спасти его от этой судьбы, но подбородок итакийца теперь опустился на грудь, руки он держал на коленях.
Сопротивление Эперита ослабло, он сделал последние несколько шагов к Гермесу. Но когда уже протянул руку, чтобы взяться за ладонь бога, она внезапно повернулась к нему. Эперита словно приковало к месту. Он не мог шелохнуться. Теперь внимание Гермеса было полностью приковано к Одиссею. Проследив за ним взглядом, юноша увидел, что друг держит в руках глиняную сову, которую ему дала Афина.
Царевич перевернул ее в руках, рассматривая каждую деталь печати, но пока Одиссей прикидывал, что с ней делать. Эперит уже понял, что задумал друг.
– Нет! – воскликнул молодой воин, но ни звука не вырвалось у него изо рта. – Эта печать – твоя единственная надежда отвоевать Итаку. Без помощи Афины ты никогда не победишь Эвпейта. Одиссей!
Но его эфемерное тело не могло произнести ничего, в нем не было дыхания, чтобы придать форму словам. Вместо этого единственным звуком оказался щелчок от взломанной пальцами друга печати. Две половинки тут же превратились в пыль и исчезли навсегда.
Одиссей вытер руки о плащ и поднял голову. Через несколько минут он бросил взгляд через плечо, прямо сквозь призрак Эперита на дверной проем, а потом – в каждый угол храма. Эперит проследил за ним взглядом, но богиня не появилась. Однако Гермес не сводил взгляда с Одиссея.
Итакиец впился пальцами в мягкую землю на полу храма в том месте, куда упала пыль, оставшаяся от печати. Он пытался собрать любые кусочки, которые могли остаться от глиняной совы. Не осталось ничего.
– Афина! Богиня, приди ко мне.
– Что ты хочешь, Одиссей? – прозвучал невидимый голос.
Царевич прищурился во тьме храма, но ничего не увидел. Затем он заметил, как в тусклом свете выделается грубое изображение богини. Черты лица не изменились, но, приглядевшись, он увидел блеск, исходивший от черных глаз. Царевич сразу же склонил голову и прошептал ее имя.
– Зачем ты призвал меня? – спросила она. – Я не вижу никаких врагов, по крайней мере, живых. Ты еще даже не добрался до Итаки! Разве ты не собирался призывать меня после возвращения домой?
Одиссей поднял голову и посмотрел прямо на глиняную статую.
– Я собирался так и поступить, госпожа. Но обстоятельства изменились. У меня достаточно ума и смелости, чтобы разгромить моих врагов на Итаке, однако есть одна вещь, которую не способен сдать ни один смертный. Только божество сможет вернуть человеку жизнь.
Он поднял труп Эперита в мускулистых руках и протянул к статуе. Юноша наблюдал за происходящим с чувством глубокого сожаления в душе. Даже Афина не вернет к жизни умершего смертного, поэтому Одиссей зря отказался от последней надежды спасения Итаки. Потом молодой воин услышал голос Афины, укоряющей итакийца. Она говорила, что его просьба – оскорбление богам, ведь ни один человек не имеет права обращаться с этим к бессмертному.
Но, добавила богиня, она обязана выполнить обещание, ибо давала слово.
Эперит повернулся к Гермесу, готовясь быть затянутым под черный плащ. Но бог теперь стоял на пороге храма. Плащ был распахнут, а в тени складок прятался трясущийся призрак Дамастора. Рот предателя раскрылся в беззвучном стоне, его эфемерные руки тянулись к Эпериту, умоляя о помощи. Но юноша ничего не мог сделать, даже если бы и захотел. Мгновение спустя Гермес повел Дамастора в последнее путешествие. Молодой воин снова услышал снаружи свистящие звуки, напоминающие резкие порывы ветра, но на этот раз они не нарастали, а затихали, сопровождаясь тихим отчаянным криком, похожим на плач.
Внезапно Эперит почувствовал тяжесть. Его эфемерные руки и ноги кто-то тянул вниз с неумолимой силой. Ощущение охватило все тело, оно будто сжалось, а потом смялось, и юноша понял, что его засасывает в землю у его ног. Затем молодой воин ощутил сильнейший удар, который бросил его на землю. Его закружило в темноте там, где он упал, но об иол он не ударился. Вместо этого Эперит, шатаясь, полетел вниз. Ощущения лишенного телесной оболочки духа кружились около него, как щупальца вытягивались в стороны, чтобы схватиться за что-нибудь, что могло оказаться в этой пустоте. Как призрак, он, по крайней мере, обладал видением, хоть и в сером цвете, мог улавливать звуки. Другие органы чувств слабо осознавали мир живых, из которого уходили, словно его тело все еще цепко держалось за жизнь. Но, возможно, ему даровали последние воспоминания о человеческом существовании перед тем, как навсегда обречь на жизнь в подземном царстве.
В этом непонятном существовании пуповина оказалась обрезана, и Эперит понял истинное, безнадежное значение смерти. Мгновение человеческого времени его удерживали в вечности пустоты. Эту пустоту нельзя измерить, потому что юноша не мог даже воспользоваться утешением собственных мыслей для заполнения вакуума. Единственное, что молодой воин знал наверняка – это то, что ему дали заглянуть в яму, в которую когда-нибудь сбросят все души. И она оказалась абсолютно черной.
Что-то щелкнуло. Он почувствовал, что лежит около Одиссея, а вокруг разлилась тишина. Затем юноша резко дернулся вперед, его легкие потребовали воздуха. Одновременно в груди затрепетало сердце, оно принялось работать. Каждый орган Эперита возвращался к безжалостной борьбе, которая дает жизнь. У него открылись глаза, и яркость неосвещенного храма показалась почти ослепительной.
Одиссей уставился на него, глаза округлились от ужаса. Затем царевич обратил внимание на разрез на тунике Эперита и стал ощупывать его пальцами.
– Исчезла! – объявил он, и на его лице попеременно отражались то неверие, то радость. – Рана исчезла. Ты вылечился!
– Он не просто вылечился, – поправила своего почитателя Афина. – Как ты себя чувствуешь, Эперит?
Молодой воин осторожно коснулся кончиками пальцев того места, куда входил нож. Там не осталось даже следа шрама. Он попытался сесть, и хотя руки и торс все еще казались тяжелыми, боль отсутствовала полностью. Эперит неловко поднялся на ноги, словно они затекли, и все время с беспокойством ожидал сильной боли или крови из заново открывшейся раны. Однако ничего не произошло. Рана затянулось, его вернули к жизни.
Эперит посмотрел на богиню, желая выразить свою благодарность, но перед ним находилась лишь неживая статуя. Тогда юноша повернулся к Одиссею, чья жертва спасла его.
– Я чувствую себя прекрасно. Боль ушла. Я имею в виду: она совсем ушла.
– Что-нибудь еще? – спросила Афина.
– Да. Я чувствую, будто мне дали новое тело. В груди нет боли, ее нет больше нигде. Не болит то место, куда мне попали копьем на горе Парнас, даже ребра после избиения в Спарте. Я ощущаю себя прекрасно!
– Ты вскоре узнаешь, что и твой слух также улучшился, – добавила богиня. – А также зрение и обоняние. Все твое тело восстановилось и омолодилось.
Несмотря на радость от получения нового тела, Эперит вспомнил, что находится в присутствии богини, и опустился перед ней на колени. Но юноша случайно опустил одно колено на острую гальку и вскрикнул от боли. Статуя рассмеялась. То был скрипучий звук, который напоминал шум, который создается при трении камней друг о друга.
– Может, у тебя и обновленное тело, вылеченное от всех прошлых ран, Эперит. Но ты не защищен от будущих напастей. Даже мы, олимпийцы, чувствуем боль, когда принимаем земную форму. Но теперь вы оба должны вернуться к своим товарищам, которые вас уже ищут. Завтра ты отплывешь на Итаку, Одиссей, чтобы искать свою судьбу. Там тебя ждет самое великое испытание силы и ума из всех, которые ты прошел ранее. И теперь ты не сможешь положиться на мою помощь.
После произнесения этих слов блеск в глазах статуи потух, а темнота в храме сгустилась. Только ветер свистел в ветках мертвого дерева снаружи. Оба поняли, что богиня ушла.
Глава 27 Возвращение
Когда они добрались до побережья на рассвете следующего дня, с кораблями проблем не возникло. Одиссей вскоре нанял два торговых судна и их команды для возвращения на Итаку.
Эперит последним взошел на борт. Когда он двигался по сходням на раскачивающееся на волнах судно, итакийцы возбужденно переговаривались. Они наконец-то возвращались домой, и говорили о любимых местах и звуках своего острова. Эти воспоминания осторожно смешивались с мыслями о семье и друзьях. К людям вернулась целеустремленность, которой не было в Спарте. Они думали о стоящей перед ними задаче. Будучи гостями Тиндарея, они являлись грузом, странниками, воинами, которым предоставили временное размещение из-за их командира. Там только Одиссей представлял какую-то важность, только он мог повлиять на их общую судьбу. Теперь же люди возвращались, чтобы сражаться за все то, что было им дорого. И каждый человек осознавал свою огромную важность в предстоящем сражении. На Итаке они снова станут самими собой, а их копья и мечи бросят вызов узурпаторам в борьбе за право на царство.
Ни Эперит, ни Одиссей не рассказали остальным о сверхъестественных событиях, которые произошли прошлой ночью. По возвращении они сообщили только, что Дамастор оказался предателем и пытался убить царевича. За что изменник и поплатился жизнью. Если Одиссей и рассказал что-то Пенелопе, с Эперитом он этим не делился. И сам юноша не стал рассказывать Одиссею о том, что Клитемнестра предупреждала его насчет Дамастора.
Даже между собой они практически не говорили об инциденте. Эперит поблагодарил Одиссея, причем просто и прямо, как подобает воину. А сын Лаэрта принял слова благодарности, ответив на них лишь кивком. Ни одни из них не упоминал того факта, что Одиссей пожертвовал надеждой вернуть свою родину. Теперь люди просто думали, как лучше встретить вызов, который ждал их впереди. Но оба знали: связь между ними только укрепилась. Каждый спас жизнь другому, а воины о таких вещах не забывают, даже если о том и не говорят вслух.
Из-за штормового моря и сильного дождя путешествие оказалось трудным. Они плыли весь день и всю ночь, сражаясь с сильным ветром. Итакийцы помогали командам судов бороться со стихиями. Эперит сидел в уголке. Его мутило на протяжении всего пути. Юноше приходилось гораздо хуже, чем на пути с Итаки, потому что чувствительность восстановленного тела значительно усилилась. Единственным утешением оказалось то, что спартанские воины страдали, как и он, они пустыми глазами смотрели из собственных уголков на палубе. Лица у всех побледнели и выражали только отчаяние. Никому не удалось заснуть, а когда на следующее утро итакийцы начали кричать, что видят цель, ни спартанцы, ни Эперит не могли разделить их радость.
Казалось, что постоянная качка на волнах не повлияла лишь на одну Пенелопу. Она присоединилась к мужу на носу корабля, чтобы рассмотреть силуэт своего нового дома.
Тяжелые серые тучи не позволили им этим утром увидеть солнце, хотя люди почувствовали восход на востоке. Море стало гораздо более спокойным, что позволило торговым судам бросить якорь у небольшой скалистой бухты у юго-восточной оконечности острова. Это было единственное место около изрезанного скалами побережья, где можно безопасно высадить воинов. Одиссей хорошо знал эту гавань и преднамеренно направил туда капитанов кораблей. Если бы они высаживались у какой-то другой части Итаки, то рисковали бы оказаться обнаруженными, а царевич хотел воспользоваться неожиданностью.
Как только последнюю группу пассажиров доставили на весельной лодке на маленький пляж, покрытой галькой, Одиссей заплатил остаток оговоренной суммы, после чего суда подняли каменные якоря. Команды помахали им и пожелали всего хорошего перед тем, как снова поставить паруса и выйти в море.
Итакийцы несколько минут молча оглядывались вокруг и прислушивались к звукам ноли, которые бились о камни, и ветра, свистевшего среди острых скал перед ними. Одиссей топнул ногой по берегу, покрытому галькой, словно чтобы убедиться в его реальности, затем сложил руки и сделал глубокий вдох, наполняя легкие родным воздухом. Люди не чувствовали необходимости ни в каких церемониях или помпезных словах, чтобы отметить свое возвращение. А когда царевич пошел по узкой и плохо вытоптанной тропинке, которая, петляя, вела на вершину возвышенности, все последовали за ним.
Подъем оказался трудным, но они наконец-то собрались на скалистой вершине, где кружили большие черные птицы и кричали на ветру. Пенелопа встала с краю и смотрела на большие волны с белыми бурунами внизу. Эперит наблюдал за ней и раздумывал в этот момент одиночества, не вспоминает ли она лом, который покинула. Возможно, этой женщине уже не хватает выжженных солнцем долин Спарты, безопасности и удобства дворца и даже знакомых лиц своих родичей. Она развернулась и посмотрела на него, ветер развевал ее одежду и волосы. Мгновение юноша видел сомнения в глазах жены Одиссея. Затем Пенелопа улыбнулась, и снова возвратилась сила ее характера. Станет ли ее жизнь лучше или хуже, но она была теперь связана с мужем и его любимым островом, решившись сделать Итаку также и своим домом.
– Слава богам, что мы вернулись! – сказал Антифий, стоя рядом с Энтеритом. – Мы отсутствовали всего полгода, а кажется, что нас не было двадцать лет.
– А самое трудное еще ждет впереди, – ответил Эперит.
– Но лучше умереть здесь, чем на чужой земле.
Галитерс дал лучнику легкий подзатыльник.
– Не планируй пока умирать, Антифий! Нам надо провести сражение перед тем, как я соглашусь отправить тебя в отставку. И не будет никаких смертей, если я того не разрешу! А теперь прекрати мечтать, пошли со мной. Одиссей хочет, чтобы кто-то из нас немного пошпионил перед тем, как мы начнем гонять тафиан по всему острову. Это и тебя касается, Эперит.
Юношу заинтриговала перспектива разведывательного похода, и он последовал за старым воином к тому месту, где их ждал Одиссей вместе с Ментором и спартанцем Диоклом.
– Снимайте доспехи и оставляйте здесь копья и щиты, – приказал Одиссей. – У моего отца имеются свиные хлева как раз за гребнем вон той горы. И местные пастухи ему верны. Перед тем, как мы начнем строить какие-то планы по захвату дворца, я хочу задать им несколько вопросов, но нельзя их напугать. Ведь если воины придут в полных доспехах, пастухи могут запаниковать. Держите мечи наготове. А ты, Антифий, возьми свой лук, но ничего больше. Ментор, ты остаешься за главного в наше отсутствие. Выстави дозорных и проследи, чтобы все отдохнули и поели. Не бойся использовать имеющуюся у нас провизию, поскольку в хозяйстве достаточно еды. А в источнике Аретусы к северу отсюда достаточно воды.
– Я его знаю, – сказал Ментор перед тем, как отправиться отдавать приказы.
В бурном море, вдали от глаз наблюдателей, на одном из торговых кораблей переставили парус, чтобы поймать южный ветер. Парусина громко шлепала, надуваясь. Судно стало медленно уходить от второго торгового корабля и, скользя по волнам, начало путь на север – в пролив между Итакой и Самосом.
* * *
Перед тем, как они добрались до гребня горы, Эперит услышал хрюканье и топот свиней, которые то и дело перемежались криками людей. На мгновение в животе появилось неприятное ощущение от нервного ожидания, но вскоре он уже стоял на вершине и смотрел на грязные поля. Жирные боровы и свиноматки валялись в грязи, хрюкая от удовольствия. Маленькие розовые поросята бегали вокруг них, счастливо играя. Два молодых человека стояли в грязи, доходившей им до лодыжек, у них имелись мешки, перекинутые через плечо. В мешках лежали желуди и кизил, которыми пастухи кормили своих подопечных.
Молодые люди увидели незнакомцев, но вместо того, чтобы их поприветствовать, побросали мешки и побежали к большому дому, окруженному стеной. Здание было расположено в центре грязных пастбищ. Через несколько минут свинопасы появились из каменного строения с двумя товарищами. Все четверо были вооружены длинными и крепкими палками, они явно не собирались оказывать незнакомцам радушный прием. Их сопровождало несколько собак, которые принялись яростно лаять при виде группы воинов. Один из молодых людей подошел к стене и запер ворота, чтобы и собаки остались внутри, а нежеланные посетители не зашли.
– Кто вы такие и чего хотите? – крикнул он.
– А это случайно не Эвмай? – прищурился Галитерс. – Он обычно всегда вел себя дружелюбно с незнакомцами.
– Дела на Итаке изменилась после нашего отплытия, – напомнил ему Одиссей. – Он не ожидает нашего возвращения.
Сын Лаэрта сделал несколько шагов по направлению к дому и вытянул руку ладонями вперед, демонстрируя мирные намерения.
– Положите оружие. Мы пришли, как друзья, верные царю.
Мужчины и не думали опускать палки, а их черные собаки залаяли еще громче.
– Какому царю? – крикнул Эвмай. – Политерсу или Лаэрту?
Вернувшиеся воины пораженно переглядывались. Намек на то, что Эвпейта сбросил гораздо более жестокий и безжалостный Политерс, не стал хорошей новостью.
– Мы чтим нашего господина Лаэрта, истинного хозяина этих островов. А наши мечи выступят против любого, кто с этим не согласен.
Эвмай открыл ворота и приказал собакам возвращаться на свои места.
– Тогда добро пожаловать, друзья, – сказал он, а его товарищи опустили оружие. – Заходите и перекусите с нами, чтобы мы могли узнать ваши имена и цель появления здесь.
– Ты знаешь и одно, и другое, – ответил Одиссей, направляясь вниз со склона и по узкой дорожке, которая вела к хозяйству.
Эвмай резко вдохнул воздух и упал на колени со слезами счастья на глазах. Другие последовали его примеру, в неверии повторяя имя Одиссея.
– Вы вернулись, мой господин! – закричал Эвмай. – Пусть боги благословят этот день, и простите нас за то, что не проявили гостеприимства, но после вашего отплытия случилось столько всего ужасного! Эвпейт воспользовался вашим отсутствием, чтобы сбросить Лаэрта, он сам сел на трон. Затем его сменил Политерс и теперь правит бронзовым кулаком. Любое открытое неповиновение наказывается смертью. Новостей о вас у нас никаких не было, хотя мы каждый день молились о возвращении.
Одиссей взял раба за руку и поднял на ноги, жестом показывая остальным, чтобы тоже встали.
– Я слышал про Эвпейта. Ментор бежал и нашел нас на Пелопоннесе. Но я не знал про Политерса. Награда предателя – быть преданным. Эвпейт теперь все это испытал на себе. Но, боюсь, Политерс окажется более трудным противником, если я попробую отвоевать Итаку.
Эвмай кивнул.
– Это так. Несомненно, Ментор рассказал вам про тафиан, но он не мог знать, что сейчас здесь расквартирован целый гарнизон – сто человек. Это будет трудная задача, только если с вами не прибыла армия.
Произнося эти слова, он поднял голову с внезапным блеском надежды в глазах. Но Одиссей покачал головой.
– Царь Тиндарей дал нам сорок спартанцев. Они отдыхают с другой стороны возвышенности. Но в целом нас меньше шестидесяти человек. А на других островах есть тафиане?
– На Закинфе, Самосе и Дулихии правят те, кто поддержал восстание. Если только появляются какие-то намеки на недовольство, Политерс отправляет целый корабль с тафианами. Через день или два все беспорядки прекращаются. Но по большей части они остаются здесь. Политерс – не дурак. Он всегда боялся, что когда-нибудь вы вернетесь и потребуете назад свое наследство. Оттого-то и собирает здесь силы, готовясь к вашему возвращению.
– А моя семья? – наконец спросил Одиссей, хотя этот вопрос все это время беспокоил его больше всего.
– Вашу мать и сестру держат во дворце, а Лаэрта – в плену, в бывшем доме Эвпейта. Его охраняет Корон. Эвпейт очень боялся его убить, но из дворца доходят слухи, что новый царь намерен казнить Лаэрта.
– Значит, мы прибыли вовремя, – объявил царевич, выражение его лица сделалось целеустремленным. – Скажи мне, а ты или кто-то из твоих товарищей не собирается сегодня отводить свиней в город?
– Да, двое из нас сегодня планировали идти в полдень.
– Хорошо. А теперь послушай меня. Я хочу, чтобы ты расспросил самых верных людей в городе. Сообщи им, что я вернулся, выясни, кто намерен рядом со мной сражаться против Политерса. Те, кто хочет это делать, должны быть готовы присоединиться к нам в любую минуту. Найди человека, который позволит тебе у него переночевать. Когда я тебя позову, ты должен как можно быстрее собрать отряд. И будь постоянно наготове, ты можешь потребоваться мне гораздо быстрее, чем ожидаешь.
– Я все сделаю, господин, – ответил Эвмай.
Забили полудюжину свиней, туши разделали, а Антифия отправили за остальными воинами отряда, чтобы тот привел их в усадьбу. К тому времени, как все добрались до хозяйства и поели, стояла уже середина утра, поэтому Эвмай и другие свинопасы поспешно собрали дюжину свиней для отправки в город. Они свистнули собак, а потом своими длинными палками стали сгонять животных в стадо. Когда они уходили, Одиссей опустил руки на плечи свинопаса и посмотрел ему в глаза.
– Пенелопа и ее рабыня останутся здесь, – сказал он. – Я также оставлю пару людей ее дяди для защиты госпожи. Но если мы не вернемся, ты должен проследить, чтобы они сели на корабль, отплывающий на материк. Понял меня?
Эвмай уже собирался ответить, но тут поймал успокаивающий взгляд новой жены хозяина. Она разговаривала с Акторией, но услышав слова мужа, подошла и встала перед ним.
– Ты недооцениваешь меня, Одиссей, если думаешь, что я позволю оставить себя заботам других. Если уходишь, то я последую за тобой.
– Сражение – не место для женщины, – ответил муж ровным, но приказным тоном. – Если мы потерпим поражение, то тафиане будут безжалостны к пленным. Для женщины смерть – благословение в сравнении с тем, что они с тобой сделают. Нет, я должен знать, что ты в безопасности, Пенелопа, и что если я умру, то тебя доставят назад домой.
Она с вызовом встретила его суровый взгляд, и все могли видеть ее царское происхождение и воспитание.
– Мой дом теперь – Итака, – объявила она. – Я буду жить здесь или умру здесь. Я не вернусь в Спарту, чтобы провести остаток дней во вдовьем наряде. Мое место – быть рядом с тобой и разделить твою судьбу, какой бы она ни оказалась.
Они стояли друг напротив друга и смотрели в глаза. Тень неизбежного расставания окружила их, принеся с собой внезапную неуверенность и страх, когда оба поняли, что могут никогда больше не увидеться. Пенелопа смотрели на грубые черты лица мужчины, которого она когда-то ненавидела (или пыталась себя в том убедить). Теперь сама мысль о расставании с ним представлялась невыносимой.
Одиссей встретился с ней взглядом и понял, что Пенелопа – это фундамент его будущей жизни. В ней он найдет целостность, которой недоставало молодому царевичу.
Он осторожно и нежно вытянул руку и погладил ее руку кончиками пальцев. Почувствовав мягкое тело женщины, Одиссей вспомнил слова Пифии, и они придали ему сил. Здесь уже находилась спартанская царевна, о которой говорила прорицательница. А разве она не сообщила и о том, что ему судьбой предназначено править? Что он станет царем? Одиссей ободряюще улыбнулся жене.
– Пока еще ты не станешь вдовой, Пенелопа, – сказал он ей. – Если только меня не обманули боги, я не умру, пока не стану царем этих островов. Поэтому мужайся и делай так, как я прошу. Если ты уже что-то поняла во мне, то знаешь: я не сдамся просто так.
Она мгновение неотрывно смотрела на него, затем кивнула и опустила глаза. Одиссей тут же повернулся к Диоклу, который находился рядом.
– Выдели двух своих лучших людей, чтобы остались здесь с моей женой и ее рабыней. Остальные – готовьтесь! Теперь мы отправимся маршем к горе Неритон и посмотрим, как Политерс приготовился к нашему прибытию.
Царевич кивком показал Эвмаю, что тот может трогаться в путь. Прочие принялись надевать доспехи и готовиться к сражению. Они чувствовали, что бон скоро начнется. Пенелопа больше ничего не сказала мужу, она развернулась и отправилась в каменный дом.
* * *
Со склонов горы, расположенной к югу от города, они увидели все, что требовалось выяснить про оборону Политерса. Все его силы базировались внутри дворцовых стен, только лишь иногда патруль выходил из ворот, чтобы пройтись по улицам Итаки. Однако даже сотне вооруженных воинов противостояли высокие дворцовые стены, толстые деревянные ворота и открытый участок перед ними. Они оказались достаточно серьезным препятствием, которое позволило бы отразить атаку гораздо более многочисленной и лучше вооруженной армии, чем имелась у Одиссея.
Во время долгого марша от усадьбы Эвмая люди много рассуждали, и большинство считало, что они атакуют, как только прибудут на место. Но даже при использовании неожиданности и при поддержке жителей города, вид надежно охраняемого дворца дал им понять: атака в дневное время невозможна. Но это не остановило Одиссея, который был полон уверенности, энергии и целеустремленности. Царевич приказал оставшимся спартанцам разбить лагерь, а итакийцам, которые хорошо знали остров – разделиться на две группы и провести разведку с двух флангов города. Их главной задачей было обеспечить отсутствие тафианских аванпостов, чтобы те не могли предупредить об их атаке.
Одиссей также приказал им искать слабые места и собирать информацию об оборонительных сооружениях и организации обороны противника.
– Лучший для нас вариант – это убить Политерса, – заявил Эперит. – Я могу перелезть через стену после наступления темноты, пока они ужинают, после чего проберусь в его комнату. Когда он отправится спать, то будет незащищен. Именно тогда я его и убью.
Ментор с ним не согласился.
– Даже если ты выяснишь, какая из комнат – его, ты никогда не сможешь пробраться во дворец так, чтобы твое присутствие не обнаружили. Все правители в Греции боятся покушения, поэтому я гарантирую: столь ненавистный узурпатор, как Политерс, имеет личную стражу. В нее входят лучшие воины, они постоянно находятся рядом с ним. Наиболее подходящий для нас вариант – атаковать перед рассветом. Мы приставим лестницы к стенам и заберемся во дворец, пока большинство врагов все еще спит.
– Я не планирую делать ни то, ни другое, – заявил им Одиссей. – Я обсуждал вопрос с Галитерсом, и мы согласились: лучше всего выманить тафиан наружу.
Он быстро объяснил свой план. Горожане убьют один из тафианских патрулей, потом убегут на подготовленные позиции на горе Неритон. Конечно, Политерс не испугается группы крестьян без доспехов и должного оружия, но он не позволит подобному неповиновению остаться безнаказанным. Поэтому правитель отправит значительную часть своих сил подавлять восстание. Они попадут в засаду, устроенную почти шестьюдесятью полностью вооруженными воинами. После этого штурм дворца, в котором останется недостаточное количество защитников, станет кровавой, но быстрой формальностью.
Одиссей уверенно улыбнулся, затем повел Ментора и остальных воинов из своей группы сквозь заросли деревьев, чтобы обогнуть гавань и западную оконечность города. Эперит отправился с Галитерсом в противоположном направлении. Их сопровождали Антифий и еще пять человек. Они двигались осторожно, выстроившись в затылок друг другу, прячась за скалами, кустами и деревьями, чтобы их не заметили из города внизу, когда итакийцы медленно к нему спускались. Везде вокруг них свободно пели птицы, ветер шевелил листву, а теплый воздух был наполнен сильным запахом моря. После того, как богиня вернула Эперита к жизни, сила его ощущений значительно увеличилась. Теперь он лучше осознавал все окружающее. Юноша не только стал лучше видеть днем и ночью, его слух и обоняние тоже сделались острее и работали на большем расстоянии.
Но новая жизнь, которую ему даровали, улучшила не только его физические ощущения. Теперь он также осознавал и вещи, находящиеся за пределами видимого мира, мира звуков и запахов. Эперит внезапно понимал, что кто-то собирается с ним поговорить, он поворачивался к человеку до того, как тот успел открыть рот. Юноша точно также интуитивно предчувствовал движение за мгновение до того, как оно происходило. Это позволяло ему быстрее реагировать и двигаться со скоростью, которая выводила из равновесия других. Изначально новые способности его пугали, но он быстро к ним привык и приспособился.