Текст книги "Царь Итаки"

Автор книги: Глин Айлиф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Глава 2 Кастор

Эперит оглянулся на последствия своего первого сражения. Окружающие камни были забрызганы кровью, кругом лежали мертвые тела. Крики раненых противников прекращались один за другим: победители перерезали им горло. Юноша знал, что должен торжествовать и ликовать, поскольку убил пятерых. Но вместо этого он ощущал тяжесть во всем теле. Во рту пересохло, болело то место на ноге, где удар копья пришелся по наголеннику. Ему хотелось только сбросить доспехи и смыть кровь и грязь в ближайшем ручье, но придется подождать. Коренастый командир группы, которой помог Эперит, убрал меч в ножны и направился к нему в сопровождении пожилого воина, который спас молодому воину жизнь.

– Меня зовут Кастор, сын Гилакса, – представился он и протянул руку. Это был официальный жест, свидетельствующий о дружеских намерениях. В зеленых внимательных глазах поблескивали лукавые искорки, словно солнечные лучи в воде ручья. – А это Галитерс, начальник моей стражи. Мы – паломники с Крита, прибыли посоветоваться с оракулом.

Эперит пожал ему руку.

– Меня зовут Эперит, я из города Алибас на севере. Мой дед был начальником дворцовой стражи до своей смерти пять лет назад.

Кастор отпустил руку молодого воина, которую крепко сжимал. Командир снял шлем из полированной бронзы, на фоне которой обращали на себя снимание толстые грязные пальцы с обгрызенными ногтями. Волосы главы отряда были рыжевато-каштановыми. Кастор тряхнул головой, чтобы они не закрывали глаза. Он не казался красивым, но дружеская улыбка на сильно загорелом лице выглядела привлекательной.

– А твой отец?

Эперит почувствовал, как щеки краснеют от ярости.

– У меня нет отца.

Кастор посмотрел на него, словно пронзая взглядом, но не стал развивать тему.

– Мы в долгу перед тобой, Эперит, – сказал он. – Все сложилось бы для нас не так удачно, если бы не появился ты.

– Вы справились бы с ними и без моей помощи, – ответил Эперит, отмахиваясь от комплимента и пожимая плечами.

– Судя по виду, это была просто группа дезертиров.

– Ты несправедлив к себе, – заметил Галитерс. – И, пожалуй, переоцениваешь наши возможности. Мы, в конце концов, просто паломники.

– Возможно, – ответил юноша. – Но немногие паломники ходят вооруженными до зубов или умеют сражаться, как специально подготовленный отряд.

– Сейчас опасные времена, – заметил Кастор, мигнув в лучах утреннего солнца. – А ты тоже прибыл сюда, чтобы поговорить с Пифией? Конечно, это не мое дело, но ты ведь ушел далеко от дома.

Щеки Эперита снова загорелись от стыда. Он не мог сказать о том, что заставило его покинуть Алибас.

– В этом году случился неурожай зерна, и у нас недостаточно запасов, чтобы пережить зиму, – продолжал Кастор, поняв, что молодой воин не в том настроении, чтобы что-то объяснять. – Мы хотим снарядить флот с маслом и гончарными изделиями и отправиться за провизией, но даже пальцем не пошевелим, пока не посоветуемся о том с богами. Если море не штормовое, если там нет пиратов, то мы можем уверенно отправляться в плавание. Если все наоборот, то нашим людям придется голодать. – Командир пожал массивными плечами.

У них за спиной раздался полный боли и печали крик. Воины повернулись и увидели, как один из них стоит на коленях рядом с телом молодого воина, погибшего во время атаки на склоне. Руки скорбящего словно зависли над телом. Он хотел коснуться погибшего друга, но его отталкивали куски плоти, висевшие там, где раньше находилась голова. Наконец человек рухнул на окровавленный труп и зарыдал.

Эперит наблюдал за новыми товарищами, к которым присоединились Кастор и Галитерс. Те начали быстро копать могилу мечами поверженных врагов. Выкопав ее, они уложили туда тело, бросили мечи у него в ногах, затем положили оружие и щит самого погибшего воина. Потом люди Кастора насыпали камней на могилу, очень тщательно устанавливая их, чтобы животным, питающимся падалью, оказалось нелегко добраться до человеческой плоти.

Юноша стоял молча, когда они три раза отсалютовали молодому воину. Крики далеко разносились в прохладном утреннем воздухе. Потом он помог отряду похоронить шестнадцать поверженных врагов. Для этого выкопали неглубокую яму, поверх нее тоже насыпали камней. Воины не ликовали, не торжествовали и не злорадствовали над этими трупами. Но их хоронили не из уважения. Тела опускали в землю просто ради того, чтобы их души отправились в Гадес, а не оставались на земле и не преследовали живых.

К полудню с похоронами было закопчено. Кастор приказал своим подчиненным развести костер и принести воды от ближайшего ручья, чтобы сварить кашу. Он пригласил Эперита присоединиться к трапезе. На одном из тел нашли мешок со свежими оливками. Пока воины выплевывали косточки в огонь и пили воду, юноша молча наблюдал за своими новыми одиннадцатью товарищами.

С другой стороны костра, напротив него, сидел красивый воин атлетического телосложения с короткой бородой. Он явно пользовался авторитетом в группе и, похоже, подчинялся только Кастору и Галитерсу. Однако этот человек холодно и сурово смотрел на новичка. Почувствовав его враждебность, Эперит перевел взгляд на его соседа, воина со смуглой кожей, чей подбородок был украшен густой и вьющейся черной бородой. Она покрывала всю нижнюю часть его лица, грудь и руки были очень волосатыми, напоминая шерстяную тунику. Этот воин рассматривал Эперита с холодным любопытством, но когда их взгляды встретились, улыбнулся и поднялся на ноги.

– Мы должны поблагодарить тебя, друг, – сказал он и низко поклонился, но как только он снова распрямился, поднял голову и снова посмотрел на Эперита, его взгляд вновь стал вопросительным. – Может, ты расскажешь нам, что привело тебя на гору Парнас?

Эперит задумчиво уставился в затухающий костер. Он был отправлен в ссылку. Его изгнали из Алибаса за то, что он оказал сопротивление человеку, убившему царя. Теперь осталась единственная надежда (и единственное желание) – стать воином, как дед. Поэтому юноша и пришел к оракулу за советом. Но боль от позора еще не прошла, он не был готов делиться случившимся с незнакомцем. Кроме того, что-то в поведении задававшего вопросы воина подсказывало ему, что детали прошлого следует хранить в секрете – по крайней мере, временно.

– Я пришел сюда, чтобы узнать волю Зевса, – подняв голову, объявил он. – Я не ведаю, что будет потом.

Кастор вопросительно приподнял брови.

– Это гораздо более сложная проблема, чем ты, вероятно, думаешь, – заметил он. – Не исключено, что ответ окажется трудно принять.

– Что ты имеешь в виду?

– Зевс нелегко раздает милости, а после того, как четко представит все, ты должен будешь ему следовать и не сбиваться с пути. Если все сделаешь правильно, то получишь почести и славу, и аэды на протяжении многих веков станут тебя воспевать. Но если ты провалишься… – Кастор бросил кусочек хлеба в огонь. – Тогда твое имя будет забыто навсегда, даже в Гадесе.

Сердце Эперита возбужденно билось в груди, хотя предупреждение Кастора и прозвучало. Мысль о том, что о нем сложат песню, будут долго почитать после смерти, только радовала. Это все, что хочет услышать воин. Таков единственный вид бессмертия, которого может добиться человек, и его искал каждый боец. Луч света осветил погруженный в тень путь юноши, определил его судьбу, и он, все еще пребывая в возбуждении, решил тут же отправиться в путь.

– Кастор, твои слова идут от богов! Простите мою поспешность, но я хочу отправиться в путь к оракулу. Прощайте. Молюсь богам, чтобы они защитили вас и принесли вам удачу.

Он поднял щит из сложенной вчетверо бычьей шкуры, подаренный ему дедом, перекинул за спину. Теперь щит украшали новые отметины. Но до того, как юноша успел вырвать из земли копья, Кастор шагнул вперед и преградил ему путь.

– Не торопись, друг. Мы все направляемся в одно место. Предлагаю пойти вместе. Нам не помешает твоя защита.

Эперит рассмеялся:

– А мне не помешает ваша еда! Но я не могу здесь больше ждать – до горы Парнас все еще остается три или четыре часа пути, а светлое время дня не длится вечно.

– Пусть идет своим путем, – объявил красивый воин, вступая в круг соотечественников. Темные глаза смотрели подозрительно, когда он рассматривал новичка. – Нам не требовалась твоя помощь, мы не просили о ней, незнакомец. Ты вступил в сражение, которое мы выигрывали, убил пару фиванских дезертиров, пока они стояли, повернувшись спиной. И дальнейшие притязания на всю славу не означают, что мы перед тобой в долгу. Если ты так думаешь, то я с радостью покажу тебе твою ошибку. Нам не нужны любители падали.

Эперит опустил руку на рукоятку меча и быстро обвел взглядом круг критских воинов. Он понял: все смотрят на него и ждут реакции на оскорбление. Если он достанет клинок из ножен, то они наверняка помогут своему соотечественнику. Тогда все надежды на славу испарятся, юношу в таком случае ждет быстрая и ненужная смерть. Но гордость воина не позволяла ему отступать после такого.

Внезапно он почувствовал одиночество.

– Я согласен, Ментор, нам не нужны любители падали, – сказал Кастор, взяв говорившего за руку и мягко отведя в сторону.

– Как не нужны и паразиты, и разные прихлебатели. Но нам необходимы воины. – Затем он заговорил тише, но легкий ветер все равно доносил его слова до ушей Эперита, отличавшегося хорошим слухом. – Ты знаешь, что дома проблемы. Он может оказаться полезен. Мне нравится его боевой дух.

Ментор что-то пробормотал. Юноша не смог разобрать его слов. Кастор кивнул, затем повернулся к остальным, объявил, что вопрос решен и, если Эперит хочет, они вместе отправятся к оракулу. Молодой воин снял руку с рукоятки меча и перевел дух.

– Более того, Эперит, после того, как мы все выслушаем Пифию, то сможем проводить тебя в гавань, где у причала стоит наш корабль. Это оживленное место, а если ты ищешь приключений, то неплохо начинать в порту. Что скажешь?

Юноша кивнул.

– Чужестранец должен принимать предложения дружбы, коли они поступают.

После этого Кастор достал кинжал из складок туники и протянул Эпериту рукояткой вперед.

– В таком случае ты перестаешь быть посторонним и чужим. Возьми кинжал. Я призываю в свидетели Зевса и клянусь тебе в дружбе и верности. Этим даром я подтверждаю свое обещание чтить и защищать тебя, когда бы ты ни оказался у меня дома или на моих землях. Я никогда не стану выступать против тебя с оружием и всегда буду помогать в случае необходимости. Эта клятва распространяется на меня и моих детей, на тебя и твоих детей на семь поколений вперед, как требуют наши обычаи.

Эперит нервно взял кинжал и сжал в потной ладони. Оружие оказалось богато украшено золотом, а на рукоятке была выгравирована сцена охоты на кабана – мастерская работа. Сжимая пальцами рукоятку и скрывая удивление, молодой воин с благодарностью посмотрел на Кастора. Тот глядел на него в ожидании.

Юноша знал про подобный обычай у знатных господ и вручение ксения гостю с предложением дружбы. Он много раз видел, как это делал его дед. Дело было не просто в хороших манерах, это считалось обещанием нерушимой дружбы, союзом на всю жизнь. Традиция стала основой кодекса, по которому жили воины, становясь знаменитыми. Благодаря этому кодексу их боялись, а знатные имена воспевали по всей Греции.

После мгновенной паузы он снял ножны с плеча и достал меч. Затем Эперит заткнул клинок за пояс и протянул кожаные ножны Кастору.

– Мне нечего тебе больше дать, – торжественно произнес он. – Эти ножны вручил моему деду отец нашего царя после того, как дед спас ему жизнь в сражении. Они принадлежали великому человеку, и я с открытым сердцем предлагаю их тебе. Счастлив подарить их воину, в венах которого течет благородная кровь. Вместе с ними я даю тебе клятву верности. Я клянусь почитать тебя, когда бы мы ни встретились. Я никогда не пойду против тебя с оружием, но буду защищать тебя от врагов. Призываю в свидетели Зевса, и клянусь, что буду делать это сам, это будут делать мои дети в отношении тебя и твоих детей на протяжении семи поколении.

Кастор взял ножны и подмигнул молодому воину. Ментор за его спиной смотрел сердито и недовольно.

* * *

Они молча шли по горным тропам, выстроившись друг другу в затылок. Тропы вытоптали ноги тысяч паломников на протяжении сотен лет. Из-за дождя, начавшегося во второй половине дня, камни стали скользкими, поэтому люди осторожно выбирали путь, используя копья в виде посохов. Добравшись до верхних склонов, они увидели огромную долину, простиравшуюся внизу. За ней виднелась река. Эперит подумал, что она ведет к морю. Небо над ними стало серым от дождевых туч. Приближался вечер. Вскоре над вершинами гор появится луна.

Кастор и Галитерс шагали впереди остальной группы. Сказывалась усталость после сражения, воины начинали отставать. Но безжалостный марш продолжался, и воздух наполняло тяжелое дыхание людей.

Эперит уже начат уставать от присутствия Ментора, который постоянно за ним наблюдал, шагая всего в двух или трех шагах позади. Поэтому юноша покинул свое место в строю, ускорил шаг и присоединился к двум командирам.

– Вечер надвигается, Кастор, – сказал он, когда догнал их. – Мы будем разбивать лагерь или пойдем дальше ночью?

– Устал от ходьбы? – улыбнулся критский воин.

– Я могу идти столько же, сколько и ты, друг, в отличие от остальных ваших. У них тяжелое оружие, это замедляет ход. К тому же, здесь становится тяжело дышать. И люди постоянно вздыхают.

Галитерс оглянулся назад и фыркнул.

– Слишком долго был мир, они расслабились. Это хорошие парни, с завидным боевым духом. Но пусть им помогут боги, если когда-либо придется оказаться в настоящей схватке щитом к щиту.

К этому времени солнечная колесница уже закатилась за горизонт. Темнело, становилось сложно рассмотреть окружающую местность и уверенно ступать по мокрой и гладкой тропе. Но, несмотря на это и на состояние подчиненных, Кастор ни на минуту не сбавлял темп. Было ясно, что он сегодня ночью доберется до оракула, даже если они этого сделать не смогут.

– Сейчас темно, но вскоре взойдет полная луна, – сказал он. – До храма совсем недалеко, и я хочу оказаться там, пока Пифия не выпила слишком много зелья.

– Ты говоришь так, будто бывал здесь раньше, – заметил заинтригованный Эперит.

На протяжении долгих дней пути, пока он шагал в одиночестве, юноша прокручивал в голове все рассказы об оракуле, которые слышал. Гора Парнас считалась магическим и священным местом, полным тайн и страха. Вернувшиеся в Алибас, паломники рассказывали об огнедышащей дыре в центре горы, которую охраняет огромный змей. Люди спускаются туда после принесения жертвы Гее, Матери-Земле. Внутри находится сама Пифия, которую богиня одарила силой знания всего прошлого и настоящего, а также тайн будущего. Окруженная дымом Пифия говорит таинственными загадками, которые способны интерпретировать только ее жрецы. В это время везде вокруг нее поднимаются и меняют форму вонючие пары, изображающие призраков прошлого или видения того, чему еще только предстоит случиться.

– Нет, к самому оракулу я не ходил, но ждал снаружи, пока туда спускались мои дядья, – признался Кастор. – Они живут здесь, на склонах горы Парнас, и советуются с оракулом два или три раза в год. Я приезжал сюда в молодости за наследством, обещанным мне дедушкой, поэтому хорошо помню это место. – Он огляделся вокруг. – Мы несколько раз охотились на кабана в этих горах.

Галитерс, который теперь шел первым вместо Кастора, крикнул через плечо:

– Покажи ему шрам.

Кастор остановился, отвел в сторону плащ и показал длинный белый шрам, который шел по всему бедру от колена. Хотя быстро темнело, его все еще можно было рассмотреть даже под деревьями, вот только Эперит прежде этого не заметил.

– Кабан? – спросил юноша.

– Не просто кабан, – ответил Кастор. – Настоящее чудовище, гигантский зверь, проживший бессчетное количество лет. Шкура у него оказалась толще, чем щит из четырех слоев обычной шкуры. На ней были заметны старые шрамы от ударов копий. Из пасти торчали два огромных клыка. – Кастор приложил два указательных пальца к подбородку и оскалился, словно кабан, глядя на молодого воина. – Длинные и острые, как кинжалы, да еще и в два раза опаснее, если представить, какой туше они принадлежали. Но самыми ужасными оказались глаза – черные, будто обсидиан, горевшие ненавистью ко всем людям. В них был опыт зверя, который оказался умнее и хитрее многих охотников. Я знал, что стал не первой его жертвой. Зато – последней.

– Его убили твои дядья?

– Я сам его убил! – гордо сообщил ему Кастор. – Я первым в нашей группе увидел, как он вылетел из чащи, выпуская из пасти облачка пара в прохладный утренний воздух. Хотя я тогда был только мальчишкой, но бросил копье ему между лопаток, когда вепрь опустил голову, нацеливаясь мне в живот. Дядья говорили, что кабан сдох до того, как нанес мне улар. Его огромное тело неслось вперед, поэтому клык и вонзился мне в бедро. Меня подбросило в воздух, и я ударился головой о камень. Очнулся только на следующий день. Раны давно перевязали, но болело все тело.

– Тебе повезло.

– Везение тут ни при чем, – фыркнул Кастор, снова трогаясь в путь по тропинке, ведущей вверх. К этому времени как раз подтянулись его подчиненные. Командир показал внутреннюю сторону щита, на которой была нарисована дева в доспехах. – Меня защищает Афина. Я почитаю ее больше, чем кого-либо другого из богов – конечно, за исключением Зевса. А она в ответ охраняет меня от всех невзгод. Это она спасла меня от вепря, а не удача.

Выбор Кастором божества заинтриговал Эперита. У большинства людей имелся свой любимый олимпийский бог, которому они молились больше, чем какому-либо другому, поминали во время каждой трапезы и делали больше всего подношений и пожертвований. Для моряков это был Посейдон, морской бог, для крестьян – Деметра, отвечавшая за плодородие и земледелие, для ремесленников – Гефест, бог-кузнец. Купцы всегда поминали Гермеса, чтобы хорошо шла торговля, девушки молились Афродите, чтобы выйти замуж, женщины – Гестии, богине домашнего очага. Охотник обычно почитал Артемиду, а поэт посвящал стихи Аполлону. Кастор, как и все солдаты, должен был бы поклоняться Аресу, который правит на поле брани. Яростный бог войны давал своим последователям сильные руки и уверенные удары в схватке, а если наступал их день гибели, то помогал умереть почетной смертью в окружении поверженных врагов.

Но вместо него Кастор выбрал Афину, богиню мудрости. Она являлась не символом ярости и жестокости в битве, что ценили все воины, но покровительствовала умению и мастерству в обращении с оружием и знанию военного дела. Она давала своим любимцам мудрость, находчивость и способность перехитрить противников, а не жажду крови и не радость убийства врагов, которые Арес даровал своим последователям. Подобное казалось странным выбором для мужчины.

Над вершинами гор появилась луна. Диск чем-то напоминал изъеденное оспой лицо, а одновременно – гигантскую Горгону, превращающую местность в камень. Долина внизу, по правую руку от членов небольшого отряда, оставалась погруженной во тьму, хотя прорезающая ее река блестела, как лед. Склоны гор над шагающими воинами, выстроившимися в затылок друг другу, окутывали тени, но луна отбрасывала на них серебристый блеск. После ее восхода воины стали заметны из-за блеска доспехов, на которые падал свет, да и их движение можно было рассмотреть. Для этого освещения тоже хватало.

Во время пути они видели не более полудюжины паломников. Конечно, наступила зима, а это не время для путешествия по Греции. Тем не менее, всегда находились люди, которым требовалось посоветоваться с богами. Эперит не исключал, что паломников стало меньше из-за страха встречи с дезертирами, сбежавшими от осажденных Фив. Возможно, теперь, после того, как гражданские войны в Греции практически закончились, также не было настоятельной необходимости советоваться с богами. Мир принес богатство и процветание, а также хрупкое чувство безопасности.

Внезапно Кастор приказал подчиненным остановиться и показал на склон впереди. Там вверх поднимался дым, просачиваясь сквозь кроны деревьев в чистый ночной воздух.

– Видите? – спросил он. – Оракул находится вон там.

– Слава богам, – простонал кто-то из конца строя. – У меня уже ноги отказывают и в животе урчит от голода.

Кастора не тронули жалобы подчиненных.

– Мы можем разбить лагерь и позднее. Вначале я должен увидеть Пифию. Тем, кто может подождать до утра, лучше разбить лагерь здесь, куда не доходит запах дыма. От него можно задохнуться. И проверьте, чтобы больше не дежурил Дамастор, а то его храп может привлечь еще одну банду рыскающих по окрестностям дезертиров.

Воин, который разговаривал с Эперитом у костра, опустил голову. Товарищи посмеивались над ним. Их добрые шутки удивляли, учитывая, в какой опасности они оказались из-за того, что он заснул на посту в то утро. Затем все стали снимать доспехи и распаковывать вещевые мешки. Никто в ту ночь явно не собирался больше ступить ни шагу. Кастор обнял Эперита за плечи мускулистой рукой.

– А мы с тобой можем сходить туда и спросить старуху, что для нас запланировали боги.

Юноша смотрел, как клубы дыма поднимаются и растворяются в ночном воздухе. Он быстро забыл про усталость, накопившуюся за день ходьбы. Наконец молодой воин приблизился к самому оракулу.

– Мы тоже пойдем с вами, – объявил Галитерс.

К ним присоединился худой парень неопрятного вида с ввалившимися щеками и большим носом. Он представился Антифием. Пожимая ему руку, Эперит понял, что у Антифия отсутствуют два пальца, необходимые для стрельбы из лука. Таково было самое суровое и самое эффективное наказание за охоту без разрешения на землях знатного господина. Обычно такое наказание применялось только к простолюдинам. В результате отрубания указательного и среднего пальцев человек больше не мог успешно стрелять. Но Эперит с удивлением отметил, что у Антифия за плечами все еще висит лук.

– Впереди находится священный источник, – сообщил Кастор, когда они тронулись в путь вверх по склону по направлению к деревьям. – Нам следует в нем искупаться перед тем, как входить в храм.

Они подошли к деревьям, которые окружали широкое темное озеро. Вода вырывалась из скалы с дальней стороны и негромко бурлила в ночной тишине, которую не нарушало дуновение ветра. Пока Эперит смотрел на воду, из-за облака показалась луна, преобразив открытое место и осветив его мертвенным светом. Он почувствовал, что очутился в царстве грез, в какой-то сказочной стране, в месте, с красотой которого ничто не может сравниться, где простая поляна сбросила земное обличье и открыла тайны сердца.

Диск луны двигался по воде, дрожал, замедлял ход, почти останавливался, но никогда не делался неподвижным. Стволы деревьев стали серебряными колоннами, словно люди вошли в заколдованный зал, где блестящее озеро заняло место очага, а тихо качающиеся ветви превратились в крышу у них над головами. Источник не без основания считали священным. Эперит почти ожидал увидеть, как какой-нибудь олень выпрыгнет на поляну, преследуемый самой Артемидой, держащей лук в руке.

Затем Кастор снял плащ, доспехи и тунику, быстро войдя в воду. Вскоре он появился вновь и оделся. Другие последовали его примеру. Каждый морщился и ежился от ледяной воды, которая словно кусала тело. Жалобы эхом отдавались среди окружавших озеро деревьев.

Эперит медленно набирал пригоршни воды и обливал руки, плечи и грудь. Изначально его принизывал холод, который чувствовался очень остро, но потом юноша привык к этому. Появилось новое ощущение – то ли пощипывание, то ли покалывание на коже, словно дыхание бога.

– Не оставайся в воде слишком долго, – предупредил Кастор. – Боги терпят купальщиков днем, а темнота – время водяных нимф и других волшебных существ. Давай быстрее!

Вода стекала с Эперита, когда он вышел на берег. Юноша снова надел тунику и завернулся в толстый плащ, спасаясь от прохладного ночного воздуха. Но он также чувствовал и произошедшие изменения – усталость ушла, а синяк на ноге, в том месте, где копье ударилось в наголенник, больше не беспокоил. Молодой воин чувствовал себя полным сил и бодрости. Спать не хотелось, он был готов действовать.

Выйдя из-под деревьев, они почувствовали запах жареного мяса и дыма, который появляется, если горят дрова. Пришедшие увидели языки пламени на плато – немного выше того места, где находились. Отряд стал взбираться вверх по склону, чтобы добраться до нескольких походных костров, окруженных тучами мошкары. Там собрались группы паломников, расстеливших на ночь одеяла. Четверо мужчин шли между горящих костров и старались не смотреть на воинов, не желая привлекать внимание тяжело вооруженных людей. Эперит также не обращал внимания и на паломников – оно было полностью занято огромным строением с колоннами впереди, возведенным у голой скалы в том месте, где гора поднималась вверх с плато.

Изнутри шло слабое красное свечение, напоминая кровавую рану в черной ночи. Из входного проема выплывали клубы белого дыма. Это и был оракул.

– Сейчас вас не пустят. Они никого не пускают после наступления темноты.

Паломники повернулись и увидели молодого человека в грубой черной тунике и овечьей шкуре, накинутой на плечи ради тепла. Он сидел в одиночестве у маленького костра рядом с загоном, полным козлов. Животные ночью вели себя тихо, они лежали, прижавшись друг к другу, явно пытаясь согреться. Время от времени блеял какой-нибудь козленок или несколько животных в каком-то углу начинали лягаться и дергаться после того, как кто из них менял положение.

Пастух показал на храм.

– У них совсем недавно появилась новая Пифия из деревни. Старая померла, а эта здесь всего несколько недель. Жрецы ее берегут, хотят, чтобы она отдыхала по ночам.

– Она меня примет, – ответил Кастор. – Мое дело не может ждать.

Пастух сочувственно улыбнулся.

– Вам повезет, если удастся пройти мимо этих жрецов, господин. Я видел, как богатые граждане, знатные люди навроде вас, предлагали им золото, чтобы встретиться с ней после наступления темноты. Но жрецы просто смеялись над ними. Они говорят, что она особенная, что они не хотят, чтоб она уставала не больше, чем необходимо. Вдыхание паров на протяжении целого дня забирает у Пифии годы. Та, которая померла, выглядела очень старой, но виду могла бы быть моей прабабушкой. А на самом-то деле была лишь на несколько лет старше меня! Знаете, от этих паров гниет и тело, и ум.

Кастор отвернулся и пошел дальше вверх по склону. Это было все, что требовалось остальным, чтобы оставить пастуха вместе с его советами.

– Эй, подождите, – крикнул тот, вскакивая на ноги и направляясь вслед за ними. – Если вы все равно идете, то должны купить у меня козла. Вы можете пытать жрецов и держать Пифию вниз головой за лодыжки, но богиня не станет с вами разговаривать, покуда не принесете ей жертву. Вы разве не уважаете богов?

Кастор схватил пастуха за тунику и подтянул к себе.

– Никогда не смей сомневаться в моей преданности богам! А теперь иди и принеси мне однолетку, полностью черного, без каких-либо отметин.

– И мне тоже, – приказал Эперит. Если Кастор не может ждать до утра, то и он не станет.

Пастух вернулся, держа по козлу под мышкой. Тот, которого он отдал Кастору, был черным, словно ночь, и вертелся, будто гидра. Эпериту достался коричневый с белым, который едва ли проснулся. Паломники перекинули их через плечо и держали за раздвоенные копыта.

– За черного – серебряная монета, все остальные стоят по шесть медяков.

– Мы тебе заплатим пять медяков за обоих, – заявил Эперит, у которого наглость пастуха вызывала отвращение.

Тот повернулся к нему с улыбкой на грязном лице.

– Черный козел – это мое лучшее животное. Если господин желает…

– Вот возьми, – перебил Кастор, которому не терпелось продолжить путь. Он вручил пастуху две серебряных монеты и направился к храму.

– Тебе следует учиться любезности у своего господина, – заявил пастух Эпериту, развернулся и пошел назад вниз по склону. Юноша поддал ему ногой под зад, чтобы придать ускорения. В ответ простолюдин отправил поток оскорблений – в спину удаляющегося обидчика.

Когда Эперит догнал Кастора и остальных, из двери храма в ночной воздух вырвался огромный столб дыма. Оттуда доносился довольно сильный запах. У озера этот он чувствовался совсем слабо, но постоянно усиливался на всем пути. Молодой воин повернулся к Антифию, а тот наморщил свой большой нос. Пахло тухлыми яйцами.

От запаха подташнивало, в горле пересыхало, и юношу начинало драть. Поэты обычно связывают такой запах с Гадесом. Внезапно Эперит пожалел, что не подождал до утра.

– Может, она спит, как говорил пастух, – неуверенно предположил Антифий. – Разве стали бы тут ждать другие паломники, если бы она принимала? Давайте вернемся завтра.

– Можешь идти назад, если хочешь, – ответил Кастор, покрепче сжимая пытавшегося вырваться козла на плечах и глядя на ступени, ведущие к храму. – Вы все можете ждать до утра, если боитесь. А я пойду сейчас.

После недолгого замешательства остальные последовали за ним в проход, ведущий к оракулу.