Текст книги "Лоргар. Носитель Слова"
Автор книги: Гэв Торп
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
На площадке мобильной церкви блеснули зрительные стекла: пассажиры обратили внимание на горстку палаток, появившихся вдали. По переговорным трубам понеслись распоряжения, и двигатели корабля-часовни, вняв уговорам и ругани экипажа, с ворчанием направили упрямого колосса по новому курсу – в широкую песчаную впадину за гребнем дюны.
Юркнув между охранниками каравана, Найро зачерпнул смазки из ведра и опрокинул ковш над шестернями цепной передачи, идущей под главной платформой. Вокруг него стоявшие у бортов вольные стрелки готовили ветролуки и дротикометы, ослабляли петли на поясах, где висели булавы. Пара-тройка из них пнули стареющего раба, что пробирался среди них на полусогнутых ногах, прочие ограничились бранью в его адрес.
Найро носил только набедренную повязку и налобник. Его голые плечи и спину, исхлестанные кнутом, покрывал сложный узор из участков белой рубцовой ткани и почерневшей кожи, выдубленной и потрескавшейся за долгие годы под солнцем. Просто чудо – хвала Силам! – что мужчина избежал опухолей, которые поразили многих его сверстников, и другие прислужники смотрели на долгожителя, будто на некий талисман. Он протянул уже шесть колхидских лет. Если же обратиться к последующим расчетам адептов Терры, то тридцать стандартных.
На правой стороне бритой головы Найро было вытатуировано упрощенное изображение Книги Слова, символа Завета, формально владевшего рабом.
Он прошел мимо свирепых ктоллийских наемников в плоских фарфоровых масках. Жуткие рисунки на них повторяли картины, увиденные воинами в мысленных странствиях или во время ритуалов совершеннолетия, после приема опьяняющих веществ. Бойцы держали копья с зазубренными наконечниками; отражающие диски на их колетах сияли белизной под солнцем в зените.
Дальше располагалось Братство Стрельцов, морских воинов, ныне сражающихся на суше. Выглядели они грозно – мужчины носили густые бороды, женщины имитировали растительность на лице, затейливо переплетая пряди волос. Их ветролуки стояли у стенки корабля.
За ними начинались позиции картасских Ведьминых Ходоков, обездоленных потерей своих домов, годом ранее сгинувших в громадном расколе земли. Целый великий город исчез под песками и водами – как утверждал Завет, в наказание за грехи его жителей. Немногочисленные выжившие в знак позора раскрасили свои тела охрой; сейчас краска виднелась в просветах между сегментированными нагрудниками, поножами и наручами.
Были и многие другие, из поселений и ниоткуда, все новообращенные. Ни один боец здесь не принадлежал к Завету от рождения, никто не происходил из Варадеша, Священного Города. Впрочем, это лишь означало, что воины особенно ревностны в вере. Теперь само их существование зависело от того, обретут ли они новую цель в жизни через Истинное Слово. Бойцы исповедовали принятую религию с тем же фанатизмом, что и их повелитель.
Сам же Носитель Слова еще не появился, хотя его, начальника каравана, уже известили о замеченном лагере Отвергнутых. Найро поглядывал на люк в покои господина, находящиеся в недрах передвижного храма, но пока ничего не замечал.
Когда мобильная часовня, по инерции проехав вперед, замерла в сотне метров от окраины бивака, рабыня-глашатай Кастора вылезла из небольшой дверцы ближе к корме и, быстро просеменив к трапу, взобралась на кафедру. Повинуясь ее наущениям, громкоговорители с хрипом и мощным треском пробудились к жизни.
Обитатели лагеря собрались на краю тени, отбрасываемой навесами. Найро заметил блеск оружия – в основном копий, ничего технологичного, – но Отвергнутые проявляли скорее любопытство, чем враждебность. Было видно, как они спокойно переговариваются.
Молельные динамики автоматически провыли несколько искаженных нот призыва, перекрыв шорох ветра.
– Возрадуйтесь, о те, от кого отвратили взор Силы! – провозгласила Кастора на водной речи, общем языке торговцев и миссионеров, странствующих между городами. По лицу рабыни Найро видел, что она относится к своему занятию с покорным равнодушием, хотя и старается изображать энтузиазм для слушателей. – Восславьте благодетельность их, ибо в день сей они направили к вам Носителя Слова. Не бойтесь, ибо он лишь одаряет мудрыми советами тех, кто готов внимать ему. Больше не будете вы бродить в глуши неведения, ибо Носитель Слова укажет вам, как вернуться на путь Истины. По милости его вы вновь познаете Волю Сил!
Услышав шаги по ступеням, Найро повернулся обратно к открытой решетке люка. Пока Кастора продолжала выступление, восхваляя достоинства Истины и праведность Носителя Слова, из проема выступил сам господин. Он был молод – со дня его рождения Колхида совершила всего три с половиной витка по своей длинной орбите, – но его лоб уже пересекли глубокие морщины, что останутся с ним навсегда. Его лицо, которое всегда будет безупречно ухоженным в зрелости, сейчас выглядело изможденным. Носил повелитель грязные лохмотья, расшитые знаками Сил и узорами созвездий Вышних Эмпиреев, – ту же самую темно-серую рясу, которую буквально сорвали с него в час изгнания из Варадеша. Жизнь в пустошах изгнала из жилистого тела юноши жир, оставив одни лишь мышцы. Кожу его уже испещряли следы пребывания вне городов: темные солнечные ожоги, ссадины от гонимого ветрами песка.
Как только он подошел к основанию лестницы, ведущей на кафедру, рабыня, подобно удирающей змее, скользнула за край трибуны, чтобы господин мог подняться без помех. Пока тот с неизменной энергичностью взбирался на площадку, динамики вновь издали скрипучий призывный клич.
– Внемлите Носителю Слова! – начал он, воздев руки над головой. – Услышьте Истину из моих уст, запомните имя Кора Фаэрона!
Вождь Отвергнутых поднял ладонь, давая каравану разрешение приблизиться. Мобильный храм покатился вперед со скоростью пешехода, другие машины образовали вокруг него заслон, а воины, соскочив с боевой платформы, зашагали возле бортов, словно почетная стража. Пара песчаных саней выдвинулась в авангард, и их экипажи подняли гигантские паруса, прикрыв от солнца участок между опускающимися сходнями корабля-часовни и тенью, создаваемой навесами на границе лагеря.
Проворно спустившись по веревочной лестнице, Кор Фаэрон встал босыми ногами на затененный, но очень горячий песок. Ступни, кожа на которых от рубцов и мозолей стала толстой, как подошва ботинка, едва ощутили пылающий жар. В его свите шутили, что пятки и душа проповедника одинаково привыкли к страданиям. Он не пресекал такое веселье, если остроты не произносились намеренно в его присутствии: конечно, насмешки над Силами и эмпиреями были богохульством, однако Кор Фаэрон понимал, что солдаты есть солдаты. Лучше не испытывать их верность необязательными карами за подобные проступки.
К нему подошли несколько кочевников, сбившихся в кучку. Приветствуя гостя, они поднесли ему чашки с водой. Добрый знак; при мысли о том, что к его поучениям в кои-то веки прислушались, у Кора Фаэрона поднялось настроение. Обычай требовал принимать всех миссионеров, но такое гостеприимство слишком часто оказывалось кратким – просто формальностью, необходимой, чтобы почтить традиции и не уронить репутацию. Приношение воды он счел искренне дружелюбным жестом.
Заметив на телах некоторых номадов крученые рубцы песчаной хвори или струпья и бляшки клеткоеда, он подавил гримасу отвращения. Привычная для Отвергнутых нечистота указывала на их неправедность, однако Кор Фаэрон был уверен, что они все равно заслуживают того, чтобы узнать Истину. Какой смысл нести Слово Сил тем, кто уже внял ему? Да, варадешские глупцы вышвырнули его за предложение направить усилия Завета на обращение новых верующих, но это лишь убедило проповедника, что Истина таится в безлюдье между городами.
Кор Фаэрон сознавал, что поиски слушателей в пустыне метафорически отражают его бесконечный поход за клочками знания среди пустоты невежества. Ведомый Силами, он проникал в загадочные таинства колхидской астрологии и находил дорогу к цели. За долгие сезоны изгнания он уже привлек на свою сторону десятки людей. Повсюду его ждала паства, открытая для Слова и Истины, и долг требовал от миссионера нести их дальше.
– Пусть наше странствие завершится в водах, – произнес вождь племени, приветственно наклонив голову. Он был чуть ниже Кора Фаэрона; лицо кочевника почти целиком скрывали головной платок и очки-консервы, но, пожалуй, ему было семь лет от роду. Худую руку, в которой он держал чашку, туго обтягивала жесткая, потрескавшаяся кожа.
– Благослови тебя Силы, – отозвался пастырь. Он поднял левую кисть и, сомкнув указательный и средний пальцы, начертил в воздухе Знак Четырех, как предписывалось в «Изложениях Варавикуса»: начав сверху и слева, повел рукой вправо и вниз, затем перечеркнул получившийся круг крест-накрест. Старейшина номадов, с любопытством следивший за движениями гостя, не понимал их религиозного значения, но был впечатлен важностью и торжественностью жеста.
– Я – Кор Фаэрон, Носитель Слова.
– Я – Фэн Моргай, а это мой народ. – Глотнув из чашки, кочевник передал ее миссионеру, который лишь слегка смочил губы.
Ему не терпелось начать проповедь, однако вождь настаивал на соблюдении всех положенных обычаев. После того как они испили одной воды, Фэн Моргай представил свое семейство и других важных членов племени – выдал длинный список имен, каждое из которых Кор Фаэрон немедленно забывал. Сейчас эти люди не имели для него значения. Носитель Слова уделит им больше внимания, если они станут его последователями, но не раньше.
Наконец миссионера провели к циновкам, разложенным ближе к центру лагеря, но не прямо к главному шатру, как мог бы ожидать гость. Не размышляя о причинах такого странного отхода от традиций, Кор Фаэрон начал пылкую проповедь. Он активно жестикулировал, подчеркивая важные моменты, и плавно переводил взгляд темных глаз с одного слушателя на другого, как его учили в варадешской Орастрии.
Религиозный пыл охватил пастыря и зазвучал в его словах, когда он отступил от заученного текста, рассказывая о странствиях Эпиксазы из Эургемеза и ее смерти от рук Неверных в родном городе, куда она вернулась с Истиной. Он видел понимание на лицах кочевников: они, изгнанные теми, кто называл себя верующими, прошли через те же самые мытарства, что и Эпиксаза.
– Перед каждым из нас была поставлена цель, – говорил им Кор Фаэрон, наслаждаясь возможностью сбросить груз тяжких раздумий. – Силы взирают на труды наши с пренебрежением, ибо все, что создаем мы под эмпиреями, лишь бледное отражение чудес Верхних Сфер!
В него словно бы вселился дух Сил; их речи слетали с губ проповедника, и грудь его пылала огнем. Своим Словом он передавал их Волю. Он возложил длань на обмотанную платком голову Фэна Моргай, испытывая отеческую заботу к обездоленным номадам, хотя большинство из них родились на полгода раньше него, а некоторые были гораздо старше. Силы вверили этих людей его попечению, и Кор Фаэрон не откажется от возможности приобщить их к Истине.
– Я не стану сторониться вас, как поступают прочие, ведь для Сил важно не положение смертного, а лишь его преданность. Неважно, что вы обитаете в диком краю, выброшенные из цивилизации в пустыню, словно звери, – все мы просто издольщики на землях Сил. Кто лучше вас понимает смысл самопожертвования? Какой жрец или жрица в башнях Гураса или Варадеша может сказать, что разбирается в желаниях Сил лучше тех, кто вынужден каждодневно страдать под Их обжигающим взглядом? – Проповедник взмахом руки указал на исполинский шар в небе за парусами-зонтами. – Не сомневайтесь: Силы и жизнь связаны так же, как солнце и день. Они – свет, что поддерживает ее, и огонь, что поглотит ее. Как солнце неустанно опаляет нам спины, так и мы должны неотступно служить Им!
Отвергнутые зачарованно внимали его проповеди, столь непохожей на сухие речи других миссионеров, искавших новых последователей для своей веры. Этот пастырь использовал знакомые им понятия, разбирался в их жалком существовании. Его слушали больше половины взрослых номадов и все дети, способные сосредоточиться хотя бы на пару минут.
Кор Фаэрон замер на гребне гордыни, едва не рухнув в пропасть самодовольства. Люди ведь внимали не ему, а Истине! он напомнил себе, что он – всего лишь сосуд Сил, орудие Воли, и ничего больше. Его ждали не лавры, но заклание; такое место указали ему свыше.
Одержимый энергией Сил, проповедник зашагал вдоль ближней к нему шеренги кочевников, сидевших на скрещенных ногах. Он обратился к тем, кто находился в задних рядах толпы, убеждая их прислушаться к его посланию и познать Истину.
– Нам будет ниспослано Слово, и по нему мы изведаем Волю Сил, – сказал им Кор Фаэрон, прижимая кулак к опаленной солнцем груди. – Мне было передано сие знание, и я передаю его дальше, ибо Силы изрекли и объявили, что откровение их не должно умолкнуть. Придет час испытаний, когда они обратят бессмертный взор на Колхиду и отделят праведников от неправедных. Никто не сможет отговориться незнанием, ибо Силы даровали нам всем пути к обретению Истины.
он указал на стоящих позади него рабов с атрибутами миссионера: множеством священных книг, скипетром с навершием в форме кулака и другими реликвиями, обретенными им за время поиска в пустошах. По жесту хозяина невольники опустились на колени и протянули ему свои ноши.
– Я почерпнул мудрость с этих древних страниц, – это было правдой лишь наполовину: тома в библиотеке пастыря были написаны на разных языках, поэтому Кор Фаэрон сумел прочесть только шесть из них, – и обнаружил там Слово. Оно гласит, что мы обязаны служить Силам, и ничего более. Едой нас обеспечат рабы, ибо свободные люди должны нести бремя поклонения, всецело отдаваясь восхвалению Сил, что создали и поддерживают нас. Любой из вас – избранный, – ткнул он в толпу костлявым пальцем. Кто-то улыбнулся, прочие вздрогнули. Кор Фаэрон заметил, что вождь и еще несколько номадов отвели глаза. Обдумывая это, пастырь продолжил: – Каждый из вас – деталь в механизме Вселенной: шестерня или провод, переключатель или шарнир. Святые тексты учат нас, что придет некто, возвышенный над остальными в очах Сил; слепым он дарует зрение, глухим – слух, немым – Слово.
Острым взором проповедник уловил, что Фэн Моргай и его семейство заерзали на циновках. Что это? Нервозность? Стыд? Отойдя на несколько шагов в сторону, он взглянул на лагерь под другим углом и заговорил, полагаясь уже на чутье:
– Наградой Верным станут почет и уважение. – Он показал на своих последователей, которые ждали, разбившись на группы, в тени солнечных парусов и на палубе мобильного храма. – Свет Сил прольется на них и сотрет все изъяны с тел, чтобы внешний облик их отражал чистоту их души.
С новой позиции Кор Фаэрон рассмотрел, что вождь с ближайшими спутниками не отворачиваются от него, а поглядывают куда-то.
Их взоры были устремлены на главный шатер в самом центре лагеря – большую коническую палатку, бело-красно-черную, расшитую узорами божественных созвездий.
– Удел же неверующих – бедствия и мучения. Понизив голос до злобного шепота, он окинул толпу свирепым взором. Он выискивал, кто еще ведет себя подозрительно или кажется виноватым. – Ничто не укроется от Сил. Все открыто Их извечному проницательному взгляду, как пустыня – палящему солнцу!
Эти слова вызвали совершенно определенную реакцию: вождь и его жена посмотрели друг на друга. Кор Фаэрон шагнул к слушателям, выставив руки ладонями вперед, словно благословлял номадов. Шурша циновками, они отодвигались с дороги пастыря, как песок расступается под натиском ветра, пока гость не оказался лицом к лицу с Моргай. Проповедник обвиняюще уставился на главу племени:
– Что в сердце твоем, Фэн Моргай? Когда Силы обратят взор на тебя, они увидят Верного или приспешника неверующих?
Вождь промолчал, сглотнул комок и почти сразу же отвел глаза. По его щеке стекла капля пота – ничего необычного в таких условиях, однако он счел это очередным знамением от Сил. Не оставляя Фэна в покое, он прошел мимо него и ткнул рукой в жилище кочевника.
– Какие тайны ты прячешь в своей обители? – требовательно спросил Кор Фаэрон. – Возможно, ты надеялся оградить их от взоров смертных, но Силы видят все. Они заглядывают в сердца и умы людей так же легко, как я сейчас смотрю тебе в глаза. Не оскверни своего языка и моих ушей запирательствами и ложью!
Съежившись, Фэн Моргай снова посмотрел на свое семейство и кивнул, у него тряслись руки. Окруженный детьми и женой, он направился к палатке.
– Я не хотел ничего дурного, – тихо произнес он, встав у входа. – Не собирался оскорблять Силы.
Проповедник лишь склонил голову, не принимая его заявление и не выдвигая обвинений. Он ждал, скрывая нетерпение; наверняка Отвергнутые пытались утаить от него фрагмент археотеха, какую-нибудь находку из мертвых городов, относящуюся к Былой Эпохе. Все подобные артефакты следовало передавать Завету, однако многие племена и соперничающие секты припрятывали трофеи для себя. Так же поступал и Кор Фаэрон, он не намеревался извещать кочевников, что уже не входит в число членов Завета. По сути, он пользовался их неведением, полагаясь на обычаи, защищавшие святых путников.
– Покажите, что там, дабы мы увидели уже известное Силам! – властно приказал пастырь, снова ткнув пальцем в сторону шатра.
Откинув тяжелый полог-дверь, Фэн Моргай отошел назад.
– Выходи, – проговорил он дрожащим голосом. – Не бойся.
Кор Фаэрон удивленно сдвинул брови, и морщины у него на лбу еще больше углубились.
Из палатки появился некто – судя по росту и фигуре, ребенок, – закутанный в длинное одеяние и платок пустынника. Проповедник уже хотел потребовать объяснений, но тут мальчик повернулся лицом к нему. он увидел фиолетовые глаза, сияющие ярче солнца, и в одно мгновение свет Сил ослепил его, разрушив прежний мир и возвестив начало Эпохи Аврелиана, Золотого.
Найро и еще несколько слуг помчались к господину, который пронзительно вскрикнул и, закрывая лицо руками, повалился навзничь, словно от удара. Когда Отвергнутые вокруг шатра упали на колени, как трава, примятая ветром, раб увидел одинокий силуэт на пороге. Аксата – великан из Голгоры, командующий стражниками, – раздавал приказы воинам, направляя их в лагерь с оружием наготове.
– Стойте, стойте! – заорал Найро; старость не помешала ему вырваться вперед.
Боялся он напрасно: Аксата скомандовал роте окружить становище, но не атаковать. Найро думал только о повелителе – не из-за верности, поскольку Кор Фаэрон был скверным человеком, а из-за страха за собственное будущее. Без хозяина он и другие рабы попадут в полное распоряжение солдат, которые, скорее всего, окажутся даже хуже проповедника.
Не добежав пары метров до лежащего юноши, Найро взглянул на ребенка у входа в палатку. Как только он встретил взгляд фиолетовых глаз мальчика, силы покинули его. У слуги закружилась голова, он споткнулся на полушаге и ничком рухнул в горячий песок, затянутый круговоротом ощущений. В сознании раба клеймом отпечаталось золотое лицо.
Сначала пастырю померещилось, что он слышит пение неземного хора эмпиреев, доносящееся откуда-то издали. Потом раздался более грубый звук – карканье серебряных воронов, стаи которых нередко сидели на деревьях за воротами сиротского приюта. Шум, яростный и оглушительный, извивался вокруг Кора Фаэрона, словно бы перетекал с одной стороны на другую. Наконец проступили отдельные голоса кочевников, говорящих на пустынном наречии. он знал несколько слов и выражений из этого языка, но сейчас ничего не разобрал.
Разлепив веки, он увидел только темный навес. Через пару секунд тент заслонили обветренные лица номадов, закутанных в платки. В темных глазах читалась тревога. Подошедший Аксата гаркнул на них, и Отвергнутые разбежались перед начальником охраны и его вооруженными спутниками. Несколько рабов склонились над господином и протянули к нему руки, но не решились коснуться его благословенной плоти.
Стоило Кору Фаэрону сесть, как его лоб и виски пронзила пульсирующая боль. Он отчаянно заморгал, но не смог избавиться от двух ярких точек, словно выжженных на сетчатке глаз. В первую минуту проповедник не мог ничего вспомнить из-за дурноты, но затем память вернулась к нему, и он, резко вздохнув, вскочил на ноги. Стараясь не смотреть на ребенка – с трудом представив его лицо и фигуру, пастырь решил, что мальчику не больше полугода, – он отыскал пронзительным взглядом Фэна Моргай.
Вождь Отвергнутых и его семейство стояли у главного шатра, с заговорщицким видом обсуждая что-то. Заметив, что пастырь поднялся, Моргай отошел в сторону.
– Что это за ересь? – рявкнул проповедник, брызгая слюной и наступая на Фэна. – Что ты прячешь от света в своем лагере тьмы и богохульства?
– Кор Фаэрон, это просто мальчик, – огрызнулась жена вождя. – Ребенок, которого мы нашли в пустыне и спасли от жгучей смерти.
– «Просто мальчик»? Вы что, не видите в нем света Сил? Почему вы скрывали его от меня, Носителя Слова? – Подойдя к горстке кочевников, он схватил Моргай за грудки и подтащил к себе. – Ты хотел воспитать из него какого-нибудь пустынного вещуна? Может, лжепророка? Решил, что захватил нового Тезена или Сланата, Кхаана или Нарага? Какие кривды ты хотел посеять в его сердце, совратитель?
– Он просто дитя, – эхом отозвался вслед за женой Фэн Моргай.
Глава номадов высвободился. Поскольку он считал Кора Фаэрона рукоположенным жрецом, то старался не касаться его «благословенной» кожи. Тот заметил, что вождь ведет себя неуверенно, словно его беспокоят невысказанные сомнения. Странствующего пастыря охватил религиозный пыл: он сознавал, что наткнулся на нечто великое, и понимал, что нельзя оставлять ребенка на воспитание суеверным невежественным дикарям. В худшем случае мальчик после Отвергнутых мог попасть в лапы Завета или церкви другого города.
Впрочем, злоупотреблять обычаями гостеприимства не стоило – Моргай имел право прогнать наглого пришлеца. На секунду прикрыв веки, Кор Фаэрон в знак извинения коснулся их кончиками пальцев.
– Прости мою слепоту, Фэн Моргай, – сказал он как можно более примирительным тоном. – Но ты должен понимать, что это дитя не мирского рождения.
– Не… мирского? Ты прав, он не похож на обычных детей. Проповедник, мы нашли его лишь семнадцать дней назад, в стеклянистой воронке к краю от оазиса Катарк. Тогда он был младенцем, грудничком. А теперь, ты посмотри… в семнадцать дней он кажется полугодовалым.
– Ему нужно пойти со мной, Фэн Моргай. Я проведу его к Истине. Уверен, ты осознаешь, что мы встретились не по совпадению. В мире множество пустынь, племен и проповедников, но Силы свели нас с тобой здесь и сейчас. Мы – участники одного великого замысла. Ты сыграл свою роль – уберег дар, полученный нами от Сил. Теперь позволь мне забрать его, Фэн Моргай.
– Почему ты не спрашиваешь меня?
